Текст книги "Чужой ребенок"

А потом я плакала. Я плакала, граждане судьи. Рыдала у себя в клетушке, а перепуганный Геныч носил мне туда коробки с бумажными салфетками. На следующий день я пришла к Филимонову с докладом. Лицо опухшее, красное, движения порывистые.

– Расстроила тебя вдова? – спросил Филимонов.

– Геныч вам всё рассказал?

– Помнишь, ты меня спрашивала?

– Спрашивала? Вы о чем?

Филимонов уперся руками в спинку кресла:

– Спрашивала, зачем себя очернять? Всё просто. Чтобы ты ни делал, публика сама о тебе всё придумает, в самом лучшем виде. Вернее, в самом худшем виде. Так что лучше, если ты сам станешь распускать о себе плохие слухи. Так, по крайней мере, ты можешь их контролировать.

Филимонов еще сказал, лучше выглядеть плохим, в другое сейчас никто не верит. Что ж, подумала я, выгляжу я неважно. Значит, я на правильном пути!

* * *

Ира катила коляску по тротуару, словно не коляска это была, а таран. Миша еле поспевал за ней.

– Ира! Погоди! Да подожди ты! Ир!..

– Я с тобой не разговариваю.

– Ну, извини, – Миша на ходу развел руками.

– Вообще не хочу слышать твоих извинений!

– Я вернул деньги.

– Прекрасно, молодец. Купи себе медаль.

Пошли дальше молча.

– Как же ты меня бесишь! – сказал Миша после паузы.

– Прекрасно. Тогда чего ты здесь делаешь?

– Это и мой ребенок тоже, между прочим!

Ира резко остановилась:

– С чего это?

– Это я его украл, если ты забыла.

– Не важно, кто украл, – сказала Ира со значением. – Важно, кто воспитал.

– Важно, кто кормит!

– Кормилец нарисовался.

– Представь себе.

Ира встала перед коляской, словно защищала младенца своим телом.

– И много ты курьером заработал!

Это было очень обидно. В Мише неожиданно проснулся пролетарий-интернационалист:

– Всё своим трудом, между прочим! Вот этими вот руками! – Подумав, он добавил: – И ногами!

– Ты на работу вернулся?

– А тебе-то что? – спросил Миша.

– Вернулся или нет?

– Подожди… – Миша замер, как сурикат, вглядываясь в даль.

– Чего ждать-то? Мы на что жить будем?

– Да подожди ты! – прервал ее Миша. – Посмотри, вон там…

Ира прищурилась:

– И что там такого?

– Узнаешь?

– Кого? Не понимаю ничего!

– Цыганка! – Миша обернулся к ней, глаза – круглые, как плошки. – Та самая, у которой я Ваню украл!

Шестая глава

«Цыганка с картами, дорога дальняя». Цыганка была без карт. Она стояла уперев руки в бока и разглядывала сумки по миллиону, выставленные за стеклом на витрине. Дизайнер собрал на витрине Эйфелеву башню и развесил на ней сумки. Пара сумок стояла у подножия башни. На стекле было написано: «Парижское настроение». Цыганке парижское настроение не передалось. Скорее, она была в настроении разбить стекло, сгрести сразу все сумки и пуститься наутек.

– Это точно она! – сказал Миша, глядя на нее со стороны.

Ира автоматически вышла вперед и прикрыла собой коляску:

– Она и она! Пошли отсюда.

– Куда? – удивился Миша. – Подожди! Я к ней подойду.

– Зачем это? – Ира нахмурилась.

– Про ребенка спросим. Интересно же, откуда он у нее взялся?

– Мне вообще не интересно, – сказала Ира. – Ванечка наш теперь, и всё. Я так себе это понимаю.

– Ну, наш, конечно. Просто надо выяснить…

– Что тебе надо выяснить? – зашипела Ира. – Ну, что?!

Миша замялся:

– Ну, прошлое его. Откуда он вообще…

– Плевать на прошлое. Надо жить настоящим.

– Ты не можешь за него решать. Это неправильно, не по-человечески.

Миша пошел к цыганке.

– Стой! Стой, я сказала! – Ира бросилась было за Мишей, но вернулась к коляске. Ей хотелось бежать от этой страшной женщины, увезти ребенка подальше, спрятать. Но бросить Мишу она тоже не могла. Воры своих не бросают. Ну, может, какие-то и бросают, но Ира была не из их числа.

Миша тем временем подходил к цыганке. Та заметила его отражение в витрине и резко обернулась.

– Чего тебе? – сказала она с акцентом, который даже умелому пародисту сложно было бы повторить.

– Здравствуйте, – сказал Миша приветливо. – Тут такое дело. Несколько месяцев назад я у вас вырвал сумку.

– Что? – цыганская монобровь пошла волнами.

– Ну, украл, – поправился Миша.

Цыганка сильнее нахмурилась, а потом захохотала, распахнув рот, показав все золотые зубы.

– Украл? У меня?! – захлебывалась она. – Да ты шибанутый, парень. Украсть у меня нельзя, понял! Такого не бывает!

– А я украл, – сказал Миша упрямо. – А в сумке ребенок был. Живой и здоровый. Вы откуда его взяли?

– Дурак, что ли? Какой ребенок? – напряглась цыганка.

– Ванечка, – ответил Миша с нежностью.

– Слышь ты, Ванечка, топай отсюда! Какой такой ребенок?

– Маленький, – ответил Миша серьезно. – Глаза у него разного цвета. Вы откуда его взяли? Мальчика?

Нависла цыганка над Мишей, коснулась его своей могучей грудью:

– Уйди от меня, дурак! Я сейчас мужа позову!

– Зовите! Зовите! Может, он скажет, откуда у вас ребенок в сумке оказался.

Несколько секунд цыганка смотрела на Мишу молча, соображая, что ей делать, а потом раскрылась золотая пасть и закричала цыганка на всю улицу:

– Люди добрые! Помогите! Насилуют! Хулиган под юбку лезет! Спасите меня! Извращенец!..

Миша дернулся, попятился назад:

– Да ты чего, чего?!..

Но цыганка заорала еще громче. Прохожие начали на них оборачиваться. Миша отступил с позором. Проходя мимо Иры он сказал:

– Уходим! Быстрее!

Ира резко развернула коляску и пошла за Мишей. Цыганка же немножко еще поорала:

– А-а-а! Насильник! Хулиган!!! – а потом поправила юбки, под которыми был спрятан особый потайной мешок и пошла на охоту, в магазин.

* * *

Это Юля. Не будь как Юля ни в коем случае. Случайно попала горемычная Юля на работу к олигарху Филимонову. Казалось бы, счастье. Но поставил Филимонов Юлю заниматься благотворительностью. И не получалось у Юли заниматься благотворительностью, потому что была Юля слишком сердобольной. Вообще не получалось. Совсем. Или просто была Юля нелепая. Или сердобольная и нелепая одновременно.

Меня позвали к королю. Вошла.

– Здравствуйте, Александр Александрович.

– Собак любишь? – спросил Филимонов.

– Люблю, – сказала я.

Филимонов вытянул ноги. Скрипнуло кресло.

– Питомнику надо помочь. Выселяют его. Поедешь посмотришь. Если всё правда, поспособствуешь.

Я тормозила, как дореволюционный паровоз. Постояла, соображая.

– А где вы его нашли?

– В интернете, – сказал Филимонов. – Что, думаешь, я в интернете не сижу? Вон у меня на ноутбуке страница открыта. Перепиши адрес.

Я переписала адрес с экрана ноутбука стоимостью однокомнатной квартиры в Текстильщиках.

– Сайт богатый, – сказала я. – Как у казино.

Филимонову это не понравилось:

– И что? Работают люди. Не то что некоторые.

«Да пошел ты на фиг!» – Так я, конечно, не сказала.

– Вы меня имеете в виду?

Филимонов улыбнулся. Ему нравились мои наезды.

– Вот даже не начинай. Иди вперед, работа не ждет!

И я пошла, отягощенная новой миссией. Собак я любила гораздо больше кошек. Ты говоришь собаке «ко мне» – и она реагирует. Пускай кусает тебя за задницу, но она реагирует. Вы находитесь в диалоге. Но когда ты говоришь кошке «ко мне», ты только ловишь полный презрения взгляд. И это после того, как ты разорился на лососе. Да, и а propos, кто вообще сказал, что кошки привлекательные? Кто пустил эту «утку»? Скорее, утки привлекательные. Тут и клюв, и перья, и зычный голос. Утка несет яйца. А кошка несет себя и требует поклонения. Она занимает всё твое свободное время. Кошка – пожиратель времени. Вот и сейчас больше минуты у меня забрала, хотя речь была вообще не о кошках!

Надела резиновые сапоги. Приехала в питомник. Собаки начали лаять, не сговариваясь. Кажется, они все-таки чуть тупее кошек. Одна выводила дискантом, лаяла выше всех, тонким голосом и не попадала в ритм.

Да уж, сайт выглядел гораздо лучше питомника. Ржавая сетка, не будки, а какие-то скворечники! Коридор между будками – черная жижа с остатками сена. Наверное, так выглядит свинарник. Не знаю, не уверена, никогда не была в свинарнике. Шла чавкая по черной грязи.

Ко мне уже бежала директор приюта – породистая, красивая, в модных резиновых сапогах. Мои сапоги рядом не стояли.

– Юля, Юлечка, спасибо, что вы приехали! – обняла меня директор как родную. – Как мы с собачками вас ждали!

Я посмотрела на клетки, в которых бесновались собачки, задыхаясь от лая.

– Они точно меня ждали?

– Точно-точно. Посмотрите, как они вам рады!

Радость собак из приюта была неочевидна. Мне показалось, что они хотели есть и рассматривали меня как раз с этой стороны.

– А они не голодные? – спросила я.

– Нет. Мы кормили их недавно. Пойдемте ко мне в кабинет.

Лаяли потом собачки, не переставая. Казалось, они сильно расстроились из-за того, что не смогли меня получить.

Мы с директрисой поднялись по железной лестнице на второй этаж.

– Здесь мой кабинет, – сказала она. – Прошу. Тут и кабинет ветеринара, и моя квартира, всё вместе.

Я просто не смогла найти поначалу слов. Всё это было более чем скромно. Сквозняк изо всех щелей, ржавые листы на потолке, раскладушка, два сдвинутых стола, и ноутбук под названием «Когда же меня пристрелят?». Как эта красивая женщина может здесь жить? Как не брезгует?

Я спросила:

– Вы на этом ноутбуке сделали сайт?

– Нет, что вы. Это мой сын-программист. Я бы сама не смогла, конечно. Садитесь, вот здесь. Сейчас тряпки уберу.

Я села на край облезлого табурета.

– Спасибо. Расскажите подробнее, что происходит?

Хозяйка приюта горько усмехнулась:

– Ну, происходит несправедливость. Это помещение относится к гаражному комплексу. В прошлом году весь комплекс перешел за долги городу. Нас долго не трогали. Был только человек от зампрефекта. И потом опять тишина. И вот приходит бумага…

Она протянула мне письмо – бумагу, сложенную вдвое.

– Нас выселяют.

– А вы? – спросила я.

– Я пошла к заместителю префекта. Очень симпатичный дядечка. Он меня выслушал, чаю налил и сказал, что ничего сделать нельзя. А потом дал понять: кое-что сделать можно, если…

Директриса сделала паузу, и я к удивлению своему заметила, что она повернулась ко мне своей выгодной стороной. Правую свою сторону она очевидно считала красивее левой. Она еще и скулы напрягла и взгляд отвела в сторону, сжала губы. Вот-вот заплачет. Но красиво.

– Он просил взятку?

– Он прозрачно на это намекал. Даже назвал сумму.

– Вы только что назвали его симпатичным.

– Ну и что, – директриса пожала плечами. – Мужик-красавец, но подонок конченый!

* * *

В комнате молодых воров тихо играла музыка.

– Прости меня, – сказал Миша, ложась рядом с Ирой. Та отодвинулась, хотя была уже почти на краю.

– Не обижайся.

– Обижаться? – Ира повысила голос. – О чем мы говорим вообще! Ребенок тебе не нужен.

– Нужен. Я просто узнать хотел…

Ира не дала ему закончить:

– Что? Что ты хотел узнать? Ну, сказала бы она «да», ты бы Ванечку ей отдал?!

– Нет, конечно.

– А чего «нет»?! Подошел бы и сказал: «Ваше. Забирайте». Еще бы и извинился перед ней! Так?!

Ира дернулась, отстраняясь от Миши, и едва не свалилась с кровати. Миша удержал ее за руку.

– Ир, что ты несешь?

– Я думала, ты – другой, – сказала Ира. – Думала, ты моя защита и опора! Я думала, ты настоящий отец!

– А я чего, не такой? – Мише было очень обидно.

– Ты думаешь, я не смогу одна ребенка поднять? – завелась Ира. – Да я лучшей матерью ему буду, ясно?!

– Ага, а матерью-одиночкой стать не боишься?

– И чего? Я не одна такая! Нас миллионы! Я буду лучшей матерью-одиночкой в мире, понятно тебе?!

– Ир, послушай… – Миша положил ей руку на спину.

– Руку убери.

– Хорошо. Убрал. Ир. Я тебе обещаю, больше никаких цыганок.

– Не верю тебе.

– Клянусь. Нет никакого прошлого. Только будущее. Прекрасное далёко! Ты, я и ребенок.

Ира не унималась:

– Если и были у него родители, они его бросили! Или недоглядели – одно из двух. Значит, не очень-то он был им и нужен! Значит, он наш! И только наш, а не чей-то там!

– Я с тобой совершенно согласен, – сказал Миша примирительно.

– Это хорошо.

Ира повернулась на спину и лежа принялась стаскивать с себя джинсы.

– Ты что делаешь? – удивился Миша.

– Раздеваюсь, не видишь, что ли?

– Зачем?

– Секс будет. Мне напряжение сбросить нужно.

* * *

Вернувшись домой, я застала неприятную картину. Мой отец и Диамара Михайловна сидели и смотрели телевизор. Сидели и держались за руки, как детсадовцы. А на экране человек в белом халате рассказывал о проблемах поджелудочной железы.

Незамеченной я остановилась в дверном проеме и услышала, что в сложном процессе пищеварения от поджелудочной железы требуется именно ее сок, а в момент переваривания пищи участвуют многие составляющие: это и слюна, и секрет желудка, и желчь, и панкреатический сок. Также доктор с экрана сказал, что желудочный сок еще и помогает защищать организм благодаря соляной кислоте, а в составе желчи печень выбрасывает ненужные человеку отходы, которые затем будут выведены из организма с калом. На этом месте влюбленные поцеловались. Меня едва не вырвало, и я сказала:

– Добрый вечер.

Папа отлип от бухгалтера:

– Ой, Юлечка. Я звук уберу, – он направил пульт на телевизор, стало тихо и от этого еще более не по себе.

– Диамарочка, – сказал папа бухгалтеру, – вы же с Юлей виделись на работе?

– Да. Она ко мне заходила.

Я кивнула:

– Да, брала деньги на взятку.

– Юля, разве можно об этом говорить при посторонних?! – пропищала бухгалтер.

Папочка обиделся:

– Разве я посторонний?

– Диамара Михайловна думает, что да.

Могу я хоть раз подлить масла в огонь запоздалой страсти!

Диамара Михайловна тем временем стала оправдываться:

– Нет, что ты, что ты, я не думаю, что ты посторонний. Просто Юлечке незачем разглашать конфиденциальную информацию о том, что мы будем черным налом давать взятку заместителю префекта, чтобы тот не выселял собачий питомник.

– Ты сейчас опять разгласила конфиденциальную информацию, – заметил мой папа.

– Я сказала это для примера.

– То есть это неправда?

– Это правда, – пищала Диамара, – но одновременно это было сказано для примера.

– Я не пойму только, для чего выдавать тайную информацию, когда можно привести пример из другой области?

– Ты не понимаешь…

Я решила не вмешиваться и ушла, оставив их спорить. Две зануды под окном – и так далее и тому подобное. Конфиденциальную информацию, которую я раскрою вам, прошу никому не разглашать. А то мне придется вас убить, всех до единого!

Милый дядечка, заместитель префекта, оставил директору приюта телефонный номер своего заместителя. Тот прислал эсэмэской номер карты и приказал перевести взятку на карту с подписью «Долг возвращаю. Спасибо». Прекрасная идея. Наемные убийцы сейчас тоже, должно быть, получают плату подобным образом. Он завалил пятерых, динь… На счет приходит круглая сумма с подписью: «Это тебе на подарок! С днем рождения, любимый!»

* * *

Баба Таня внимательно мыла посуду, когда на кухню вошел Миша.

– Баб Тань.

– Чего тебе?

– Вы Иру не видели?

– Нет. В комнате же была.

– Нету ее. Заснули мы с Ванечкой, а она ушла.

– То есть сначала ты мальчишку потерял, а потом жену.

– Баб Тань! – с упреком сказал Миша.

– Звонил ей?

Миша кивнул:

– Отключила телефон. Или разрядился, не знаю.

– Ну и не паникуй, подожди. Прибежит телефон заряжать. Вы же сейчас без телефонов не можете.

– Баб Тань, вы сами со смартфоном ходите.

– Внук подарил, что ж, мне его в ломбард нести?

Миша замялся:

– С Ванечкой посидите?

Баба Таня посмотрела на него недовольно, с осуждением:

– Посижу, посижу. Зачем ребенка только заводили?

– Знали, что вас встретим, золотая вы наша!

– Льстишь?

– И не думал.

– Мели Емеля, твоя неделя.

* * *

Не то чтобы я слышала по ночам собачий лай, не то чтобы мне во сне являлись бездомные собаки и смотрели на меня полными слез глазами. Я просто была ответственной. Я была хорошей девочкой, что бы про меня ни говорила учительница старших классов Раиса Власовна Литвак. Я решила проверить, как живут питомцы приюта, из-за которого мы преступили закон. Тем более олигарх Филимонов мне сказал:

– Что там с собачками?

– Пока не знаю, – ответила я.

– Это что, я за тебя проверять должен?

– Я проверю, – сказала я. – Сегодня же.

Хотела уйти, но Филимонов меня остановил, заставил вернуться.

– Отчет с фотографиями мне на почту, – приказал он. – И на наш сайт.

Я пообещала. Только после этого он меня отпустил. Вообще олигарх Филимонов любил разглядывать картинки. Как Алиса в Стране чудес.

За красивыми картинками и приятными эмоциями я отправилась в приют. Мне представлялись чистые, ухоженные собаки, которые, прижавшись друг к другу головами, как в мультфильме Диснея, пели хором мажорную песню:

 
Мы радуем глаз!
Ав, ав,
Мы радуем вас!
Ав, ав.
Кто любит котов,
Ав, ав,
Тот точно не прав,
Ав, ав!
 

Но вместо приятной сердцу благотворителя идиллии я увидела жуткий кошмар. Вернее, сначала услышала. Собаки не просто лаяли, они надрывались, как в день Страшного суда. С трудом вытаскивая резиновые сапоги из грязи, я вошла в приют, и они начали бросаться на двери клеток как бешеные! Голодными они быть не могли, тогда в чем дело? Судя по их поведению, они точно решили, что я их лютый враг. Согласна, я человек в целом неприятный. Но такого отношения точно не заслужила.

Как по ниточке, задержав дыхание, я прошла между вольерами. Поднялась по лестнице в кабинет директора. Ну или как он там правильно называется. В кабинете вместо директрисы сидела какая-то лохматая девица. Когда я вошла, я почувствовала запах бензина. Девица вытащила зажигалку. Она, глядя на меня не мигая, щелкнула зажигалкой «Зиппо» и сказала:

– Я предупреждала, я подожгу себя!

Ситуация была так себе. Под ногами у бешеной девицы был мокрый, темный от бензина половик.

– Здравствуйте, – сказала я. – А где директор?

– Не подходи, сука! – сказала девица.

– А чего это я сука сразу?

– Вы там в управе все такие! – девица помахала зажженной зажигалкой.

– Я не из управы. Я из фонда. Мы вам деньги перевели.

– Деньги перевели? – девица засмеялась. – Ой, не могу. Деньги они перевели!

– Где директор ваш?

– Наш директор с вашими деньгами уже в Черногории.

Доходило до меня с трудом, но всё же дошло.

– Не может быть.

– Вот ты лохушка, – сказала девица.

Добавить к этому было в целом нечего.

– А вы кто? – спросила я девицу.

– А я волонтер. Собак защищаю.

– Ясно. Я – Юля. А вас как зовут?

– Анна Александровна.

Она держалась крайне независимо.

– Анна Александровна? – сказала я. – Вот так вот официально? Ну ок. И что вы, Анна Александровна, правда себя подожгли бы?

Девица щелкнула демонстративно зажигалкой, и огонь погас.

– А ты как думаешь?

* * *

Мише снилось, что он бежит по Тверской улице. Правильная техника, дыхание, всё как надо. Усталости нет совсем. Странно только, что все прохожие в балаклавах. Все до единого. Они поворачиваются, когда он пробегает мимо, следят за ним – немигающие глаза в прорезях. Миша бежит дальше и видит коляску с Ванечкой. Хочет остановиться, но затормозить возле коляски у него не получается, он продолжает бежать дальше. Он бежит быстрее, вдыхает воздух, и вместе с воздухом входит в него отчаяние.

Сквозь сон Миша услышал, как ключ повернулся в замке входной двери. Он тут же проснулся, вскочил с кровати, скрипнули пружины. Миша посмотрел в кроватку. С облегчением убедился, что Ванечка спит, и вышел, пошатываясь, из комнаты.

Ира старалась без шума притворить дверь. Она хотела войти и пробраться в постель незамеченной, но Миша не оставил ей шанса. Уперев руки в бока, он загородил ей дорогу в комнату. Вид у него был решительный, но несерьезный. Трусы чистые, но не новые.

– Ты где была?!

– Тише, – сказала Ира.

– Что «тише»? Ты куда ушла?! У тебя что с телефоном?

– Я его выключила, – сказала Ира спокойно.

– Чтобы со мной не разговаривать, да? Чтобы я до тебя не смог дозвониться?! – сон пропал, появилось возмущение.

– Мне нужно было побыть одной, – сказала Ира.

– А мне можно было об этом сказать? Предупредить заранее!

Ира пожала плечами и ответила:

– Это было бы уже не то.

– Ты издеваешься, что ли?! – Мишу раздражало ее спокойствие. – Я места себе не нахожу.

– Ванечка спит?

– Уснул. Только до этого спрашивал несколько раз: «Где мама?»

– Врешь, не умеет он еще разговаривать.

– А тут от возмущения заговорил.

Миша внимательно посмотрел на подельницу. Она выглядела ужасно усталой.

– Что случилось, можешь мне нормально объяснить?

– Только не здесь, – сказала Ира. – Пойдем в комнату.

В комнате сели на кровать. Продолжили шепотом.

– Ну? – сказал Миша.

– Мне кажется, ты не поймешь.

– А ты испытай меня!

– Понимаешь… Когда это с цыганкой случилось, ну, в смысле, ты ее увидел и подошел, мне уже не по себе было…

– Я не понимаю.

Ира подбирала слова:

– А когда она от ребенка отказалась, получилось, что у него только мы с тобой остались. Он у нас с тобой навсегда! И я тут ясно поняла, что только мы за него отвечаем. И тогда мне стало по-настоящему страшно. Так страшно, что захотелось бежать!

– И ты побежала?

– Да. Это паника, – сказала Ира.

Миша тяжело вздохнул. Ире стало его жалко.

– Я на самом деле в торговый центр прибежала, – сказала она. – Ходила там.

– Ясно.

– Три мороженых съела. И торт. Пить хочу.

– Я сейчас принесу.

– Подожди, – Ира взяла его за руку. – Мне стыдно, Миш. Но теперь… я готова.

Миша удивился:

– К чему?

– Что теперь только мы! Ты, я и Ванечка!

Ира выглядела как Жанна д’Арк. Только в легинсах.

* * *

В тот день олигарх Филимонов был настроен философски. Может быть, у него был секс накануне. Он вызвал меня. Заставил стоять, а сам, качаясь в кресле, рассматривал Кремль, красный от стыда и от крови. Я Кремль имею в виду, не Филимонова.

– Человек слаб, – сказал олигарх Филимонов. – А женщина, как тоже отчасти человек, слаба вдвойне.

– Это мужской шовинизм, – сказала я.

Филимонов кивнул:

– Пусть. Но ты же никому не скажешь.

– Пока нет. Но буду вас потом шантажировать.

Филимонов хмыкнул, не улыбаясь.

– Змею пригрел на груди.

Надо же, я рассмешила двадцатое лицо в государстве.

– Аферистку твою из приюта мы нашли. У нее ипотека в моем банке.

Я искренне удивилась:

– Вот так вот просто.

– Человек оставляет след, как улитка. Такая слизь за ним остается…

– Пожалуйста, не продолжайте.

– В наших силах сделать так, что у нее заберут квартиру по ипотеке.

– Выкинут на улицу? – спросила я.

Филимонов посмотрел мне в глаза и кивнул:

– Как собаку. Как одну из ее собак. Что думаешь?

– Я не знаю, – замялась я.

– Короче, наказывать ее или нет, решать тебе.

Вот это номер!

– Стоп-стоп, почему так?

– Ты пришла жаловаться, ты и решай.

Он был прав. Неси ответственность за свои поступки. Каждый твой шаг имеет последствия, бла-бла-бла…

Была пятница. День странный и короткий. Уже в четыре часа пополудни толпы предвкушающих отдых заполняли вагоны метро и со стеклянными взглядами ехали до пунктов назначения. Я в метро не спешила. Я со стеклянным взглядом сидела в кабинете Геныча и ела зефир. Геныч, узнав, в чем проблема, свою позицию высказал четко:

– Наказать ее надо! Таких людей только удар по голове в чувство приводит.

Я чуть зефиром не поперхнулась:

– Ага. А потом я буду себя до самой смерти винить, что она на улице осталась. Да меня совесть съест!

– Только до этого ты весь мой зефир съешь, – сказал Геныч и отодвинул от меня вазу.

– Э! Куда?! – закричала я.

– Хорошего помаленьку.

Я облизала пальцы.

– Вот что, я такой грех на душу не возьму!

– Ага, – сказал Геныч. – Пусть грех на душу берут другие.

– Пусть. Но это не моя проблема.

Я, конечно, старалась прозвучать уверенно. Но Геныч, несмотря на тупость, был интуитивный человековед. Он сказал:

– Мягкая ты для этой жизни собачьей. Вот Сан Саныч тоже помягчел, после того как дочь у него пропала. А как по мне – плохо, конечно, так говорить, – но пропала она, и всем спокойнее стало. И правильно он ей подзатыльник дал!..

– Характер был тяжелый? – спросила я.

– Хуже, чем у него самого́! Ноутбук мне в голову кинула. В офис, сюда, с догом ходила. Люди по кабинетам прятались. Язва такая, не сказать грубее! Заставляла себя по имени-отчеству называть. Анна Александровна!

– Как-как? – спросила я.

– Анна Александровна! – повторил Геныч. – Тоже мне, королева!

Съеденный зефир подступил к горлу, и ламинат стал уходить у меня из-под ног от невероятной догадки.

* * *

Доктор позвонил Ире на мобильный, когда она гуляла с Ванечкой. Разговаривая, Ира прикрывала трубку рукой, говорила шепотом, хотя некому было их слышать.

– Не звони мне больше, слышишь?

– Не бросайте, пожалуйста, трубку. Алло!

– Чего тебе еще надо, доктор?

– Денис Николаевич, – подсказал доктор.

Ира была не дура. Она прекрасно понимала, что она, Ванечка и ее странная семья зависят от этого человека, и старалась быть вежливой. Без мата, по крайней мере.

– Денис Николаевич, оставь меня в покое, пожалуйста, – сказала она в трубку.

После слова «пожалуйста», доктор осмелел.

– Вы сбрасываете мои звонки, – сказал он с претензией.

– И о чем это говорит, а? Ты не догадался? Я не хочу тебя слышать! – вежливой оставаться было непросто.

– А я без вас не могу. Без вашего голоса…

– Я тебе не секс по телефону! Пока.

– Я прошу только об одной встрече. Пожалуйста.

– Нет.

– Умоляю. Я подъеду, куда вы скажете!..

Ира не ответила и трубку не убрала.

* * *

Всё сходилось. Любовь к собакам, ужасный характер и имя с отчеством. Анна Александровна Филимонова. Кажется, я нашла дочь своего босса.

Чем больше об этом думала, тем сильнее хотелось спрятаться под стол. Отсидеться там и не вмешиваться в дела, которые тебя не касаются. Как бы сказал Геныч: «Тебя просили?»

Нет, меня не просили. Мне не давали задания. Я решила заняться этим делом на свой страх и риск. Но как? Просто спросить? За спрос не дают в нос. Никто не дает в нос. Но за олигарха Филимонова я не была уверена.

Надела резиновые сапоги, налила коньяка в маленькую фляжечку и поехала.

Собаки лаяли на дядю фраера, а предполагаемая дочь миллиардера сидела на корточках возле одного из вольеров.

– Добрый день, Анна Александровна, – сказала я.

– Не вовремя. Я собак кормлю. Чего надо?

Начать было сложно. Но я решила начать как-нибудь, через пень колоду:

– Да есть тут один разговор…

Со стороны я смотрелась стремно, словно нерешительная лесбиянка.

* * *

Ира везла Ванечку в коляске, беспрестанно оглядываясь. Она боялась, что появится Миша и… она не знала, что будет дальше. Вроде бы научилась к своим годам обманывать на профессиональной основе, но умения эти делись куда-то с появлением младенца.

Они пришли на детскую площадку. Двое детей сидели в песочнице на корточках и двигали друг к другу испачканную в песке машинку. Тут же сидели их мамы, уткнувшись в смартфоны. Ира огляделась по сторонам. Проклятый доктор приближался к ней, расставив руки, словно она собиралась с ним обниматься.

– Ирочка, это вы!

Ирочка фыркнула:

– Я что, так сильно изменилась?

– Нет. То есть да. Вы стали еще красивее.

– Ненавижу лесть.

– Ни словом не солгал! – нажимал доктор-шантажист. – Очень хорошо выглядите!

– Что тебе надо от меня? – сказала Ира.

– Мы можем пройтись?

– Иди вперед. Я за тобой.

Он бесил ее всё больше и больше.

Они пошли по парку. Ира закрыла экраном от ветра коляску. Ей не хотелось, чтобы Ванечка видел ее с другим мужчиной.

– Ирина. Вы потрясающая! И это я вам не просто для красного словца говорю. Умная и с энергией.

– Да пошел ты.

Пошли дальше. Доктор не унимался:

– Прямолинейная, откровенная и вместе с тем очень привлекательная…

А потом врач повел себя неадекватно. Он встал на колени, прямо на землю. Ей пришлось затормозить. Никогда никто за всю ее бурную жизнь не стоял перед ней на коленях.

– Ты чего? – спросила она.

– Ничего, – ответил врач, продолжая стоять на коленях.

– Встань.

– Не встану. Потому что я встал на них не просто так, – он полез в карман. – Вот!

И кольцо ей никто никогда в жизни не дарил.

– Ты с ума сошел? – сказала она тихо.

– Да. Я сошел с ума. Но в хорошем смысле этого слова. Я помешался на вас, Ирина!

– Лечись тогда.

Мимо шли прохожие. Они смотрели на мужчину, стоящего на коленях, и улыбались.

– Только вы меня можете вылечить, – сказал Денис Николаевич. – Я как врач вам говорю. Только вы меня можете исцелить! Кольцо в моих руках. Вы его принимаете?

– Нет, конечно. И встань с колен. Люди ходят!

Какая-то девушка хихикнула, проходя мимо них. Иру больше всего злило, что люди, наверное, думают, что ребенок в коляске – это ребенок мужика, стоящего на коленях.

Доктор заупрямился:

– Я не встану.

– Тогда – пока, – Ира повезла коляску прочь.

– Стойте. Я возьму вас с ребенком. Я знаю, как устроить всё с документами. Уходи от него.

Но Ира уверенно удалялась.

Голос за ее спиной изменился, окреп. Больше доктор не просил:

– Стойте!

Денис Николаевич поднялся с колен и пошел к ней.

– Если вы не возьмете кольцо, я всем расскажу.

Ира остановилась, хотя не собиралась.

– Что расскажешь? – спросила она, хотя и так знала.

– Все узнают, что ребенок у тебя чужой!