Текст книги "Чужой ребенок"

Седьмая глава

И жила в большом городе пара воров – Ира и Миша, которые случайно украли ребенка и сильно привязались к нему. Так сильно, что даже воровать перестали. Но появился в их жизни врач Денис Николаевич, и влюбился он в Иру, и стал ей угрожать. И хотел Денис Николаевич, как и все мы, любви, чистой и нелицемерной.

– То есть ты все-таки решил меня шантажировать, Дениска?

– Мне и самому это не нравится, честно.

– Так отвали тогда от нас!

– Боюсь, что это не выход, – он явно чувствовал себя хозяином положения. – Ты и ребенок сильно рискуете. Я буду вынужден…

Но Ира не дала ему договорить, схватила за ворот, притянула к себе.

– Только попробуй Ванечку тронуть! Я тебе сердце вырву!

Денис Николаевич сглотнул слюну.

– Ясно. Я просто хотел сказать, что вы с ребенком сильно рискуете, оставаясь в одной квартире с преступником.

– Ты о нем ничего не знаешь!

Денис аккуратно убрал Ирину руку:

– Почему же, многое удалось узнать. Родился в Туле. Бывший спортсмен, легкая атлетика. Травма в восемнадцать. Операция, короткое возвращение в сборную и окончательный уход из спорта. Драки, драки, приводы, мелкое воровство, условный срок. Потом еще одно задержание. Но до суда не дошло. Пострадавшая забрала заявление. Это не ты пострадавшая, случаем?

– Единственный пострадавший здесь – это ты.

Со стороны они были похожи на семейную пару, которая скандалила на людях, не сильно повышая голоса.

– Как скажешь, – сказал Денис. – Еще одна важная деталь, официальных детей у твоего сожителя нет.

– Ванечка – неофициальный ребенок.

– У тебя тоже нет детей.

– Я родила его тайно, – Ира решила стоять до конца.

– Вот как?

– Да, в ванной. Здоровые роды, называется.

Денис смотрел на нее с сомнением:

– Родила и никому ничего не сказала?

– А зачем? – Ира пожала плечами. – Ему еще прививки начнут делать, а я – против прививок.

– Это всё из-за прививок, получается?

– Да. Мне от государства ничего не нужно. Пособия и всякие выплаты – я и без них обойдусь.

– Это хороший ход. Потому что наказания за сокрытие беременности кодекс пока не предусматривает.

– Ты-то откуда знаешь?

– Я юрист по первому образованию, – сказал Денис. – Так что я могу подать заявление и, учитывая твое прошлое и прошлое твоего сожителя…

– Что? – Рука Иры снова потянулась к его горлу.

Денис резко перехватил ее руку:

– Полицейские вряд ли в первую очередь будут думать о сокрытии беременности.

* * *

Я спросила напрямую:

– Вы же дочь Александра Филимонова, правильно?

Аня была в платке и джинсовом комбинезоне. Рабочий и колхозница в одном лице. Мой вопрос ей не понравился.

– С чего ты взяла?

– Просто всё сходится, – терпеливо, как урок первоклашкам объясняла я. – Ваше имя, отчество, фамилия. Возраст и любовь к собакам.

– Ты ошиблась, девочка.

Такое обращение от какой-то писюхи меня задело. Don’t mess with me, motherfucker![2]2
  Не связывайся со мной, ублюдок! (англ.)


[Закрыть]

– Я не ошиблась, девочка, – сказала я с ее интонацией. – И реакция твоя именно об этом говорит.

– Что ты сказала?

– Что слышала! Возрастные проблемы со слухом?

– Ко мне! – тихо сказала на это предполагаемая дочь олигарха.

И тут же зарычали собаки, со всех сторон, разом. Хором, по команде! Я испугалась, конечно, но подумала, раз они заперты, ничего страшного. Но эти сволочи начали лбами открывать двери. Выбивали с разбегу. Сетчатые двери хлопали, собаки за несколько секунд оказались все в проходе и пошли на меня, показывая страшные зубы. Они уже не просто лаяли, я вспомнила полузабытое слово «брехать».

Я и сама не заметила, как оказалась рядом с Аней. Подумала, меня рвать сильно не будут. Решат, что мы подруги, просто немножко поссорились. Но собаки бросаться сразу не стали. Остановились полукругом, словно ожидая еще одной, самой последней, окончательной команды. «Жрать», например.

– Пожалуй, я пойду, – сказала я.

– Во-во, вали. И чтоб духу твоего вонючего здесь не было!

Была мысль поклониться собачкам в пояс, чтобы не вцепились мне в спину. Но я в последний момент передумала и набрала скорость быстрее, чем гоночный болид.

* * *

– Мне нужно подумать, – сказала Ира. В общении с Денисом она стала мягче. – Счастливо. Созвонимся.

Но доктор не отступал:

– Я извиняюсь, но что здесь думать, я нарисовал совершенно радужную перспективу.

– И что в ней такого радужного?

– Безопасность, это в первую очередь. Не знаю, откуда у тебя младенец, кто из вас его украл, но предполагаю, что это твой сожитель.

– Его зовут Миша.

– Пусть будет Миша. Его уголовный опыт гораздо больше, чем твой. И непонятно, как он поступит, когда его прижмут к стенке. Вот тут и возникает опасность для тебя, я уже не говорю о Ванечке.

– Этот ребенок мой, а не краденый! И Миша никогда не поднимет на меня руку.

Доктор смотрел на нее с жалостью, которая Ире очень не нравилась.

– Много ты знаешь о его прошлом?

В коляске начал просыпаться ребенок.

– Представь себе, много!

Денис усмехнулся:

– То, что он сам тебе рассказал, да?

– Ну и что?

Денис демонстративно переложил коробочку с кольцом из одного кармана в другой. Разве что перед носом у нее не помахал.

– Ир, ты умная женщина. Красивая. Но главное, умная. Подумай о будущем. У тебя ребенок маленький. И что вас с ним ждет в перспективе. Пойдут дела не так, твой Миша первым вас сдаст, первым! Чтобы только шкуру свою спасти, он и не на такое пойдет!

– А ты кто такой, чтобы так говорить? Принц нарисовался!

– Я – человек обычный. Зануда, как ты успела заметить. Золотых гор не обещаю, но зарплату буду приносить каждый месяц. И я однолюб.

Ира немного растерялась. Самую малость:

– Врешь! Ты меня не любишь.

– Почему ты так решила?

– Чтобы полюбить человека, нужно время, например.

– А я тебя не тороплю. Но, знаешь, не хочу ждать долго, – его слова звучали уже как угроза. – Мне очень сложно справляться со своими чувствами.

Ира смотрела на доктора, пальцы ее двигались по ручкам коляски. Ира не знала, что ей теперь делать.

* * *

Нужно ли говорить Филимонову про дочь? Говорить или не говорить – вот в чем вопрос. Как человек умный, я решила прикинуть последствия. Предположим, я такая говорю: «Я нашла вашу дочь». Филимонов вскакивает с кожаного кресла за пять миллионов долларов и кричит: «Сюда ее тащи, немедленно!!!» А я тогда скажу: «Не могу, она не идет, и у нее собаки». Ну, предположим, он поедет туда сам. И Аня спустит на него всех собак. И в вечерних новостях диктор строгим голосом скажет: «Вчера, в 16:00 по московскому времени, известный бизнесмен и меценат Александр Филимонов был растерзан дикими собаками. Ведутся поиски отдельных частей».

Я не хотела, чтобы судьба олигарха Филимонова сложилась подобным образом. Плевать, каких дел он натворил при дележе советского пирога. Если забыть, что он олигарх, он просто растерянный, страдающий отец. Так что я решила подумать, как их свести.

Геныч мне подумать не дал, постучал в дверь и тут же ее распахнул, не дождавшись разрешения.

– Войдите, – сказала я. А он уже вошел.

– Привет, – сказал Геныч, глядя на меня загадочно. – На работе вовремя, это хорошо. Это очень хорошо.

– Здравствуйте, Виктор Геннадиевич.

– Издеваешься?

– И в мыслях не было.

– Это хорошо. Очень хорошо, – Геныч потер руки. – Новое задание тебе.

– Готова к труду и обороне, – сказала я.

Геныч покачал головой:

– Издеваешься все-таки, ну, ладно. Пропущу мимо ушей. Сан Саныч распорядился поместить на сайт адрес для потенциальных просителей. Знаешь, кто это такие?

Порой мне казалось, что Геныч принимает меня за идиотку:

– Я догадываюсь.

– Это хорошо. Очень хорошо, – Геныч протянул мне свою визитку, исписанную с обратной стороны. – Вот пароль и логин от почты. Дерзай.

Пароль был оригинальный. Цифры с 1 до 9. Логин такой же. Открыла почту. Бог ты мой! Тысяча пятьсот семь прошений за два дня. Пока смотрела, еще одно прошение упало на почту. Начала читать первое письмо, пришли еще два. «Погребенная под письмами» – драма в тысяча пятьсот десяти действиях! Я читала, а письма всё падали и падали…

* * *

– Проходи, чего ты? – сказал Ира Денису.

Тот только заглянул внутрь, но порога не переступил.

– Твой сожитель дома?

– Миша? Он на работе. Не бойся.

– Я не боюсь.

Доктор Денис Николаевич с опаской вошел в прихожую. Ира жестом пригласила его в комнату:

– А Ванечку я с бабушкой в парк отправила. У нас час точно есть.

– Час?

– Пошли, – сказала Ира.

Когда Денис вошел в комнату, Ира уже сидела на кровати:

– Значит так, давай без прелюдий. Делай, что тебе нравится.

– В смысле?

– Ты меня трахаешь, а потом исчезаешь из нашей жизни.

Она расстегнула молнию и сбросила с себя юбку, начала расстегивать кофточку. Денис запротестовал:

– Подожди! Подожди! Что ты делаешь?!

– Раздеваюсь. Или ты меня не хочешь?

Она встала перед ним в трусиках и полурасстегнутой кофточке.

– Нет, я хочу, – сказал Денис. – Но я…

– Презервативы у меня есть. Давай раздевайся. У нас времени мало.

Доктор потоптался на месте.

– Хорошо… – сказал он в итоге.

Он расстегнул молнию на штанах, но через мгновение застегнул ее.

– Нет. Я не могу. Это неправильно.

– Хорош капризничать. – Ира снова села на кровать.

– Любовь – это не только секс, – сказал он тихо.

– Ты вообще оборзел?! Второго раза не будет. Он еще торгуется! Один раз, и всё. Давай. Время пошло!

– Нет, – сказал Денис. – Извини. Я тебя люблю, а это значит…

– Ну, что это значит?

– Это значит, никакого насилия.

Оба они услышали, как кто-то отпирает входную дверь. А после Миша из прихожей спросил:

– Ир, ты дома?

– Вот сейчас тебе будет насилие! – сказала доктору Ира.

* * *

В одном письме просили телескопическую удочку. В другом – кошку, но обязательно привитую, и пять тысяч рублей на корм. Еще в одном письме проситель требовал новогодний подарок. Причем требовал в стихах: «Пишу я вам заранее, чтоб выполнили вы мое задание!» Задание – купить ему «Лексус». Тоже в стихах: «“Лексус” можно не новый, но не совсем уж хреновый!» Стихи этого поэта надолго засели у меня в мозгу.

Но большей частью я читала не письма, я словно читала Большую Книгу Несчастий. БКН. Жалобы одна за другой. Через два часа голоса мужские, женские и детские начали говорить у меня в голове, перебивая друг друга: «Мы семья, почти не имеющая дохода… После смерти папы стало совсем тяжело… Мое положение я мог бы охарактеризовать как печальное… Мне нужен молокоотсос… Иногда не хватает денег на самое необходимое… Черная полоса превратилась в широкую дорогу… Мы не можем заплатить за следующий семестр… Посчитайте сами, как можно выжить в Муроме на одну пенсию?.. Только крайняя нужда заставила меня написать вам… Ненавижу! Ненавижу всех вас, зажравшихся москвичей! Уроды, ограбившие страну!..»

«Стоп! Хватит!» – решила я и вышла из почты.

Сидела, пытаясь сосредоточиться. Хор голосов утих, и я вспомнила одно письмо. Среди этих писем-слезниц я едва его не пропустила. Это письмо говорило со мной тихим голосом:

«Добрый день. Надеюсь, мое письмо найдет вас в добром здравии. Я – продавец и, так уж получилось, владелец магазина “Медицинская книга”. Когда-то ко мне стояла очередь из студентов и я продавал из-под полы “Лекарственный справочник” Михаила Давыдовича Машковского. Но медицинские книги стареют быстрее, чем любимые родители. Я оказался в компании мало кому нужных книг, которые все давно уже выложены в интернете. И даже там они никому не нужны. Потому что наука идет вперед, а я по-прежнему сижу за стойкой. Магазину подняли аренду и жить нам осталось месяц. Книги я пристрою, а куда пристроить себя, не понял пока. Впрочем, это лирика. Или диагноз. Не понял пока».

Письмо это меня задело. Даже отец вечером спросил:

– Юля, с тобой всё в порядке?

– В полном. А что?

– У тебя очень задумчивое лицо. Это странно.

– Вместо людей я хочу спасти книги. Это странно?

– Знаешь, в молодости я жизнь был готов отдать за собрание сочинений Конан Дойла.

– Спасибо, пап.

– За что?

– Ты мне очень помог.

* * *

Миша, сжав кулаки, наступал на доктора, и, казалось, не было такой силы, которая способна его остановить:

– Ты что, меня не расслышал в прошлый раз?

Денис Николаевич отступал назад, ужасно жалея, что в руке у него нет скальпеля:

– Я не до конца помню, о чем мы говорили.

– Миша, не надо! – Ира тянула Мишу за руку назад.

– Я тебе сказал, что я тебе твои справки в глотку затолкаю! Сказал?!

Свободной от Иры рукой, Миша взял Дениса за грудки.

– Отпусти его! – взвилась Ира.

– Убери руки! – хрипел Денис.

– Ты чего сюда пришел?! – Миша держал крепко.

– Это я его позвала, – крикнула Ира.

– Ты?

Миша отпустил доктора.

– Зачем?

– Мне нужна была консультация.

Денис подхватил вранье, прокашливаясь после экзекуции.

– Да. Вашей жене нужна была консультация, и вот я здесь.

– А почему ты мне ничего не сказала?! – спросил Миша.

– Я не хотела тебя нервировать.

– Да, – энергично закивал Денис. – И мне сказала не говорить.

– Подождите, вы о чем? Ваня болен?

– Не сильно.

– Что? – сказал Миша.

– Оказалось, не болен, – сказал Денис. – Это получилась такая консультация на будущее. Общее состояние.

– Да. Денису Николаевичу надо заплатить.

– Что? – возмутился Миша.

– Неудобно. Доктор пришел после дежурства.

– А рожа у него не треснет?

Денис решил не испытывать судьбу:

– Не надо денег, я пойду.

– Стоять! – зарычал Миша.

Денис остановился. Миша сунул ему тысячу.

– На. Не хочу быть тебе обязанным.

– Спасибо. Соблюдайте рекомендации.

– Какие? – спросил Миша.

Но доктор уже бежал вниз по лестнице и не мог ответить.

* * *

Звякнул колокольчик. Я вошла в книжный магазин и остановилась. Тысячи старых книг на полках позади прилавка. В некоторых местах полки прогибались под тяжестью томов. При моем появлении поднялся со стула старик, седой и красивый. Мне показалось, что он сейчас будет, как в «Гарри Поттере», продавать мне волшебную палочку.

– Милости просим, здравствуйте, – пропел старик.

– Доброе утро. Меня зовут Юля.

– Очень приятно. Иван Афанасьевич. Ищете что-то конкретное?

– Нет. Я от Филимонова. Вы писали к нам в фонд.

– Боже! И мое письмо было прочитано?! – старик искренне удивился.

– Более того, ответ на него положительный. Мы хотим вам помочь.

Он взялся за прилавок, чтобы не упасть, и заговорил:

– Я… я…

Продолжить не смог и начал плакать. У меня на глазах. Беззвучно, мотая головой, не сдерживая слезы. Я бросилась к нему.

– Пожалуйста, не надо, не надо, всё же хорошо.

– Извините. Я ждал, я верил в чудо, как ребенок, я верил. И чудо произошло.

Ну, тут я снова почувствовала себя всемогущей богиней с золотой короной в жидких волосах. Мы обнялись, я стала оформлять документы. На меня из-за угла с одобрением смотрел скелет на подставке.

– Я прожил миллион лет, – сказал старик. – И знаете, чудеса случаются. Вы можете не верить. Но доказательство – это вся моя жизнь. Раз в год.

– Что раз в год? – спросила я.

– Раз в год обязательно случается чудо! В моей жизни так. А как в вашей?

– В моей чудес не бывает, – ответила я не задумываясь. Договор был оформлен: – Я пойду.

– Чай! Обязательно чай! – замахал он руками. – Я не отпущу вас просто так.

И мы пили чай из разномастных чашек. И старик все время повторял:

– Аккуратнее, он очень горячий.

– Спасибо, – отвечала я.

– Вы замужем? – спросил меня Иван Афанасьевич.

Чай пошел не в то горло, я закашлялась.

– Это очень интересный вопрос, – ответила я.

– Вам никто его не задавал?

– Давно уже.

– Извините.

– Ничего страшного.

– Так почему вы одиноки?

Действительно, почему?

* * *

– Что значит, за старое? Ты на что намекаешь?

– На карманные расходы решила заработать?

Ира задохнулась от возмущения:

– Я? Да ты…

– А почему нет? Курьерских-то моих не хватает!

– Какой же ты гад! – выдохнула Ира.

– А что, может, прямо здесь прием будешь вести. Официально! Мы с Ванечкой уходить будем. На время.

Ира посмотрела в пол и тихо сказала:

– Пошел вон.

Дурной подъем сил не позволил Мише сдать назад, не позволил заметить точку невозврата:

– Куда это?

– Я хочу, чтобы ты ушел. Я с тобой развожусь!

Миша усмехнулся:

– Мы с тобой не женаты.

– Да, – сказала Ира еще тише. – И я не хочу тебя видеть. Меня тошнит от тебя! Уходи!

– Ты серьезно? Да ты одна останешься с ребенком.

– Матери живут другие, и мы выживем, вместо того чтобы с таким папкой!

– Каким папкой? Каким?

– Не любишь жену, не будешь любить и ребенка.

– Ты мне не жена! – закричал Миша.

– Тем лучше!

– Потом попросишь вернуться.

– Помру, а не попрошу. Пошел вон! – теперь она смотрела ему в глаза, и во взгляде ее не было ничего, кроме презрения.

И Миша ушел. Ничего не взял с собой, сумку не собрал, даже деньги оставил. Долго стояла Ира на одном месте, думая о том, что случилось.

* * *

Я шла по коридору к олигарху Филимонову. Каменные ангелы под потолком смотрели на меня с сочувствием. Из своего кабинета выскочил Геныч и пристроился сбоку, суетясь, зашептал:

– Я сделал всё, что мог. Отстаивал твою кандидатуру, как только это было возможно. Сам был под ударом. Сам! Но Сан Саныч, он в таком настроении, он в таком состоянии… Никакие аргументы, понимаешь, никакие… Никого не слушает, ничего не воспринимает!..

– Доброе утро, – сказала я Филимонову, входя в кабинет.

– Дверь закрой.

Я подчинилась. По тону я сразу поняла, что хвалить меня здесь не будут.

– То есть у тебя был выбор. Был?

– Выбор? – поначалу я не поняла.

– Ты могла помочь людям, а оплатила аренду никому не нужного магазина?

– Я оплатила, да. Но я…

– Что?

– Без него невозможно представить переулок.

– Что? – снова переспросил Филимонов. Похоже, он не поверил своим ушам.

– Переулок потеряет свое очарование. И человек, который там работает, пенсионер… Вы бы видели… как он был благодарен.

– Тебя обманули, – сказал Филимонов, – провели, как маленькую девочку. Или ты сама дала слабину. Или, во что мне совсем не хотелось бы верить, это был сговор с целью присвоения денежных средств. Но это сейчас не важно. Ты уволена.

Я много раз слышала эти слова от совершенно разных людей. Они давно уже не ранили мою задубелую душу. А в данном случае я сама была во всем виновата. Как сказано в детской сказке: «Кто тебя просил браться за смоляное чучелко? Никто. И никто в этом не виноват! Ты сама! Сама!» Я решила поблагодарить своего работодателя:

– Спасибо вам, Александр Александрович, – сказала я, стараясь, чтобы это не прозвучало как издевательство.

– Не за что, – ответил Филимонов. – Пропуск сдай Генычу.

– Сдам.

Я пошла к выходу, но возле двери остановилась:

– Я так понимаю, я вас больше не увижу.

– Правильно понимаешь.

– Я на прощание хотела сказать, что нашла вашу дочь.

– Стой! Что ты сказала?

– Я знаю, где ваша дочь.

* * *

Открылась дверь. В квартиру, словно ладья, медленно въехала коляска. Ее толкала перед собой баба Таня. Толкала и приговаривала:

– Ехали-ехали, ехали с орехами, в ямку провалились – бух…

Баба Таня сняла модные, подаренные Ирой кроссовки и повернулась к младенцу:

– Что смотришь, Ванюша, голодными глазами? Сейчас есть будем. Сейчас только бабуля руки помоет…

Младенец улыбался ей в ответ и вздрогнул, когда раздался вой из комнаты. Баба Таня, впрочем, не удивилась.

– Погоди, Ванюша. Полежи здесь минутку. Тебе смотреть на это не обязательно. На тебе.

Баба Таня вручила младенцу погремушку и пошла на звуки рыданий.

– Ну что, Ярославна, о ком убиваешься? – спросила она Иру.

– Он… он… – пыталась ответить та, но не могла.

– Так и думала. Он.

– Я его… его… – Ира всхлипнула так громко, словно пыталась кого-то напугать.

– Что?

– Выгнала.

– Ну, слава тебе господи! Первый раз как взрослый человек поступила!

– Он ушел навсегда-а-а-а, – Ира согнулась пополам, ей не хватало воздуха.

– И хорошо, что ушел! И правильно! Не нужен этот дуболом.

Баба Ира обняла Иру и погладила по голове.

– Ванечку сами на ноги поставим! Бабы – это сила! А тебе другого найдем. Хорошего. Сама найду! Лично!

Восьмая глава

Баба Таня выкладывала куски жареной рыбы на блюдо, покрытое бумажным полотенцем. Полотенце потемнело от масла. Жарилась рыба на сковороде, скворчало, потрескивало масло. Ира смотрела на свою домохозяйку красными от слез глазами.

– Баба Таня, я не хочу есть! – повторила Ира.

– Поешь, я сказала, пока Ванечка спит.

– Я не могу. Тем более это треска.

– А где силы возьмешь, чтобы глазами стрелять и задницей вертеть?

– Вертеть? А это обязательно?

– А как по-другому мужика нового найдешь?

Баба Таня перевернула на сковороде очередной кусок.

– Они на мою задницу не смотрят, – сказала Ира. – Они сейчас все в смартфонах, а там знаете, какие задницы!

– То фотография, а то живое, от российского производителя.

Баба Таня положила три куска жареной трески на тарелку перед Ирой.

– Короче, не капризничай, чтобы до крошки всё съела.

Ира посмотрела на рыбу:

– Баба Таня…

– А?

– Я хочу на ручки!

– Ишь чего! Я тебя, корову здоровую, не подниму. Тебе, опять же, мужика надо. Вот он тебя и поднимет, и опустит, куда следует. Доедай и гулять. Ребенку воздух нужен. Да, и номер своего телефона не забудь раздавать.

– Как раздавать?

– Как сеятель! Щедрой рукой!

* * *

В собачий приют поехали с мигалкой, на двух машинах, через всю Москву, через все двойные сплошные. Гаишники отдавали нам честь с замороженными улыбками.

Припарковались возле полоски непролазной грязи. Дальше пошли пешком. Я советовала надеть резиновые сапоги, но они меня не послушали. Когда мы дошли до питомника, от дорогущих ботинок олигарха Филимонова не осталось практически ничего.

– Так, – остановился Филимонов в коридоре между вольерами. – И где?

Я огляделась по сторонам. Тишина и ни одной собачей морды.

– Наверное… Наверное, они спят.

– Нет никого, – догнал нас запыхавшийся Геныч. – Вольеры пустые.

– Мне кажется, их вывели гулять, – сказала я.

– Кого? – Филимонов повернулся ко мне.

– Собак. Всех.

– Плевать мне на собак! – олигарх начал закипать. – Где моя дочь?

– Была здесь, клянусь.

– Была да сплыла, – крякнул в стороне Геныч.

Убила бы.

– Признавайся, – сказал Филимонов, – придумала про дочь?

– Да вы что? – я поначалу и слов найти не смогла. – Зачем мне вообще это надо?!

– Чтобы тебя не уволили, – сказал Геныч.

– И как мне это помогло, а? – сказала я. – Логика ваша где, пошла на курсы саморазвития?

– Геныч, я устал от нее, – сказал Филимонов.

– Сдайте пропуск, девушка, – сказал Геныч.

И меня уволили, теперь уже окончательно. Отобрали магнитный пропуск, а если бы были погоны, сорвали бы их с мясом. Была я всемогущей богиней Афиной Палладой, а стала девочкой из предместья с немытыми волосами и расчесанными руками. Финита ля комедия. Придется записаться на курсы архитекторов бровей.

* * *

«Гуд-бай, май лав, гуд-бай…» – слушала Ира в наушниках, когда к ней подошла незнакомая дамочка. Дамочка словно рыба открывала рот, Ира ее не слышала, пока не выключила песню.

– Да, я вас слушаю.

– Это я вас слушаю! – сказала дамочка.

– Вы о чем, не понимаю?

– Это моя коляска! Моя и моего Гриши!

Этого еще не хватало, подумала Ира.

– Вы ошиблись. Извините…

Скандалить сил не было. Ира решила уйти. Но дамочка бросилась за ней:

– Стойте! Стойте вы! Ошибиться я никак не могла! Вот и тросик перекушенный! Вы его даже снять не удосужились! И одеяло мое!

– Не ваше. Вы обознались.

– Вот я его сейчас переверну! – дамочка полезла было внутрь коляски. Ира оттеснила ее.

– Не трогайте! Ребенок спит!..

Но та все равно извернулась и вытащила одеяло. Стала тыкать им Ире в лицо:

– Вот, пятно! Сюда Гришенька много раз срыгивал! И вы говорите, что оно не мое?!

Еще два месяца назад Ира затолкала бы это одеяло дамочке в глотку. Но теперь она пыталась выкрутиться. Словно она терпила какая-то.

– Да тише вы, – говорила она. – Тише. Одеяло, может быть, и ваше, а вот коляска…

– И коляска моя! Да как не стыдно! Вы где ее взяли? Где?

– Не кричите, ребенок проснется. Купила. С рук.

– Ну, конечно. У кого? Конкретно?

Ира себя не узнавала. Такого отчаяния, такой слабости она никогда не испытывала.

– Я не помню уже.

– Ну, конечно, – и дамочка, глядя на нее, начала вытаскивать смартфон. – Сейчас мы разберемся!

Ира увидела, как та набирает три цифры, номер полиции.

– Подождите. Стойте, – сказала Ира. – Сейчас я сына выну.

Она бережно достала теплого, начавшего уже хныкать Ванечку, прижала к себе. Она посмотрела на дамочку, засовывающую одеяло внутрь коляски, и не удержалась:

– Да подавись!

– Не «подавись», а «спасибо», что я на вас не заявляю!

Дамочка увезла коляску, толкая ее перед собой.

– Фак, – сказала Ира, а потом еще несколько раз: – Фак, фак, фак!

Ванечка начал хныкать громче.

– Тихо-тихо, Ванечка. Эта тетя плохая. И коляска плохая. Мы тебе лучше купим. С мотором. Тихо-тихо-тихо…

* * *

Сначала я пила «Егерьмайстер». Допила, что осталось, и перешла на ром с колой. Кола уже заканчивалась, а ром – нет. На кухню пришел папа.

– Юля, нельзя заливать горе вином! Юлия! Женский алкоголизм не лечится!

– Это не вино. Это ром с колой.

– Дай попробовать.

Я протянула ему стакан, он глотнул и поставил стакан на стол.

– Вкусно.

– Ну, видишь? Ко мне-то тогда какие вопросы?

– Я налью себе немножко?

– Валяй. Нет, погоди. Я тебе сама смешаю.

Рома я отцу не пожалела. Все-таки близкий родственник. Отец присел напротив, торжественно держа стакан перед собой на весу.

– Хочу разделить с тобой горький хлеб изгнания.

– Дрогнули! – сказала я.

И мы дрогнули.

– Хочешь, я твоему олигарху морду набью? – спросил отец, поставив пустой стакан.

– Нет.

Дальше смешивал отец. У него получалось неплохо. Правда, он пил не чокаясь. Он выпил, выдохнул и сказал:

– А я набью!

– Не надо, – сказала я. – Он человек несчастный, хотя и богатый. У него дочь сбежала.

– Если у отца сбежала дочь, он сам виноват!

– Ты прав. Он ее ударил. И она сразу ушла.

– Ты откуда знаешь?

– Мне Геныч по секрету сказал.

Мой папа нахмурился:

– Я надеюсь, олигарх на тебя руку не поднимал?

– Перестань. Мне кажется, он до сих пор жалеет о том, что произошло.

Папа расправил плечи.

– Поздно спохватился. Дочь – это сокровище! Тем более моя!

– Ага. То-то ты из меня служанку хотел сделать.

– Давай поменяем тему разговора.

Мы поменяли тему и поменялись местами. Снова ром разбавляла я.

* * *

Когда она уже перестала ждать, появился Миша. Вошел как ни в чем не бывало, огляделся по сторонам, спросил:

– Где бабка?

– Ты чего здесь делаешь? – сказала Ира.

– Где коляска?

– Отобрали. Я тебя предупреждала, не приходи!

– Кто отобрал?

– Тот, у кого ты ее спер!

– Я ради ребенка. Ради нас.

Он стоял перед ней, какой-то облезлый, худой, играл желваками.

– Ты ребенка спер тоже ради нас? – сказала она шепотом.

Он тоже перешел на шепот, чтобы баба Таня не услышала:

– А ты уже жалеешь об этом?

– Представь себе, нет! Наоборот. Я теперь знаю, для чего живу!

– Ни фига себе ты заговорила! И для чего?

– Чтобы с ним ничего не случилось, вот для чего!

Миша в глубине души согласился с Ирой, но вслух начал возмущаться:

– Ты с каких таких пор…

Но договорить Мише было не суждено. В дверь позвонили.

– Тихо.

– Я и так уже тихо, – прошептала Ира. – Тише некуда.

– Ты кого-нибудь ждешь?

– Жду, когда у тебя мозги появятся.

– Да тише ты!

В дверь еще раз требовательно позвонили.

Миша на цыпочках подошел к двери, посмотрел в глазок. Потом так же, стараясь не шуметь, вернулся к Ире.

– Менты, – сказал он страшным шепотом.

Звонок повторился.

– Откройте, полиция! – сказали за дверью.

Из комнаты вышла недовольная баба Таня.

– Кто там звонит? Вы чего не открываете?

– Баб Тань, тише. Менты, – зашипел Миша.

– Они полиция давно.

– Открывайте! – бухнули за дверью.

– Это доктор навел, – сказала Ира. – А ведь обещал…

– Понятно. Ты с ним замутила.

– Ничего я не мутила.

Менты звонили в дверь не переставая. Начали стучать.

– Я открою, – решила баба Таня.

– Не надо! – сказали Ира и Миша одновременно.

– Баба Таня, – добавил Ира, торопясь. – Не открывайте. У нас ребенок краденый.

До бабы Тани с трудом доходил смысл Ириных слов:

– Кто краденый? Ванечка?

Дверь дрожала под ударами.

– Открывайте немедленно, полиция!!!

* * *

Мы с папочкой пили до глубокой ночи. Ночь Ненужных Откровений. Ночь Пустых Признаний.

– Дочка.

– Что?

– А ты «это»?..

Папочку моего передернуло.

– Что с тобой, пап?

– Это я подмигиваю.

– А мне показалось, это нервный тик.

– Это я подмигиваю и намекаю.

– На что?

Папа мой сказал, стесняясь:

– Ты с ним не того?.. Это?..

Я наконец всё поняла:

– Думаешь, я получила эту должность через постель?

– Хоть он и мой ровесник, но я был бы не против. И не из-за денег. Вернее, не только из-за денег. Автомобиль, дочка, хочу. Давно. Подготовлюсь, выучу правила. На права сдам.

– У тебя уже есть права, – я на него даже не обиделась.

– Правда? Я забыл. Ну тогда нужна только машина.

– Пап. Иди спать.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Он отодвинул табурет. Встал, качнувшись, и ушел, тяжело ступая. Командор на минималках.

Немного посидев, я пошла его проверить. Он уснул в одежде. Быстро и так крепко, как может спать пожилой человек с чистой совестью.

А я уснуть не могла. Но не из-за тяжелых мыслей, нет. Сначала это был папин храп. Похожий на шум моторной лодки, потом подключилась чья-то сигнализация за окном. Она вскрикивала, как Роберт Плант в конце песни. Потом к общему хору присоединились кошки.

Я лежала с открытыми глазами и слушала весь этот концерт. В этом сумасшедшем доме было не так одиноко.

Сигнализацию выключили, кошек разогнали. Папа замолчал, повернувшись на другой бок. Но тишина была недолгой. В ночном дворе заиграла густопсовая попса. Кто-то под самыми окнами начал заниматься сексом. Женские стоны начали попадать в ритм.

Я решила, что на сегодня хватит, и сделала бутерброд из двух подушек и своей головы.

Между подушками было как на дне моря. Немного шумело в ушах, но в остальном тишина и покой. Я представила, как лучи света проникают ко мне сквозь толщу воды и как вода размывает свет. И я уснула. И мне приснился сон.

Во сне был Геныч с бензопилой. Геныч, весело поглядывая на меня, заводил бензопилу, а после махал ей у меня перед лицом. Пила воняла кислым дымом, а Геныч сардонически хохотал и говорил:

– А что, если я тебе отрежу голову? Да, голову?!

А я ему во сне отвечала:

– Нет, не надо мне отрезать голову, Геныч, не надо, пожалуйста!

Но он заливался смехом, приближая ко мне пилу:

– Я тебе не Геныч, ясно!

– А кто ты?

– Я твоя дочь!

На этом месте я проснулась. Выпила литр воды, съела половину жареной курицы. И пожалела. Пожалела, что у меня не было второй половины.

* * *

Полицейские ушли. Было их двое или трое. Миша в глазок видел троих. Но за дверью разговаривали двое. Стучали, угрожали, и вдруг всё прекратилось. Установилась тишина.

Баба Таня смотрела в окно. Из подъезда вроде бы никто не выходил. Жители квартиры оставались в напряжении.

– Ир…

– Тихо.

– Ты с доктором встречалась, да?

– Это при тебе было.

– Вы почему в полицию не пошли? – прервала их баба Таня.