Текст книги "Цивилизация. Новая история Западного мира"

Глава 3. Рождение абстракции. Платон, Аристотель и принцип рациональности

Развитие Греции, и особенно Афин, в V веке до н. э. представляло собой ряд сложных пересекающихся процессов. И короткая жизнь трагического театра, и замещение мифологии историей явились следствием освоения греками алфавитного письма, однако связь этих явлений была отнюдь не прямолинейной. Если апофеозом трагического театра было отчаянное и пугающее предостережение человеку, возвысившемуся над складывавшейся веками системой отношений с естественным и сверхъестественным мирами, то история, в лице Фукидида, оказывалась одним из инструментов этого возвышения. Помимо письменной истории, авторы которой считали необходимым дать рациональное объяснение человеческим поступкам, схожий образ мысли находил свое применение и в других областях.

Уже начиная с VI века до н. э. греки начали задаваться вопросами о том, из чего состоит мир, как он устроен и почему изменяется. Свидетельствующие о происходящей ломке традиции, эти вопросы рождались из того же побуждения найти естественный порядок вещей, которое было источником реформ Солона и Клисфена. Некоторые протофилософы пытались напрямую связать порядок, лежащий в основании природы, с тем, как живут или должны жить люди. Мысль этих первопроходцев, часто принимавшая форму парадоксов и загадок, как правило, выражавшаяся в стихах, дошла до нас лишь во фрагментах. Напротив, от Платона и Аристотеля, учивших в Афинах в первых десятилетиях III века до н. э., осталось довольно многое. Распространение и сохранение в последующие столетия произведений мыслителей классической эпохи, идей и концепций, родившихся в ту пору, обязано созданию новой греческой империи – это историческое событие произошло, когда Средиземноморье скопило достаточно сил, чтобы включить в орбиту своего влияния древние земли Месопотамии, Анатолии и Востока.

Вскользь сделанное Геродотом в «Истории» упоминание впервые сообщает нам о том, что позже было названо греческой натурфилософией. Между Лидией и Мидией шла затяжная война. «Но на шестой год во время одной битвы внезапно день превратился в ночь. Это солнечное затмение предсказал ионянам Фалес Милетский и даже точно определил заранее год, в котором оно и наступило». Предсказание точной даты затмения – по подсчетам, сделанным столетия спустя, это было 28 мая 585 года до н. э. – свидетельствует о высоком уровне астрономических знаний древних. И хотя историки науки полагают, что у Фалеса еще не было возможности предсказывать затмения, рассказ Геродота показывает, что подобное вычисление как минимум не противоречило греческому миропониманию.

Большинство греческих натурфилософов VI века до н. э. жили в Ионии – Фалес, Анаксимандр, Анаксимен были гражданами Милета, Гераклит – Эфеса, а Пифагор родился и вырос на острове Самос. Всех этих ученых мужей интересовала подлинная сущность мира – его происхождение, составные части, основание их связи – концепции, в которых осмыслялись эти темы, вполне вероятно, активно циркулировали на территории Персидской империи. В начале V века до н. э. новые объяснения Вселенной появляются уже в греческих городах южной Италии, у таких мыслителей, как Парменид и Зенон (Пифагор обосновался в Италии еще в VI веке). Среди других знаменитых фигур ранней греческой философии: Эмпедокл, живший в первой половине V века и происходивший из сицилийского Акраганта, уроженец Малой Азии Анаксагор и Демокрит из Абдер на севере Греции. Складывается впечатление, что по всему греческому миру отдельные люди перестали рассматривать природу как творение богов – вместо этого они представляли ее как выражение некоего естественного порядка, как результат сочетания вечных элементов или как эфемерную тень совершенного мира, недосягаемого для наших чувств.

Мысль о том, что Вселенная существует как физический порядок, открытый для исследования рационально мыслящему человеку, была подлинно новаторским шагом. Письменные фрагменты из трудов Фалеса и Анаксимандра дают нам первое свидетельство об этом шаге, однако не ясно, можно ли считать их новаторами – во-первых, мы мало знаем о том, как и о чем мыслили люди, прежде чем алфавитное письмо сберегло эти мысли, а во-вторых, само мышление испытывает на себе влияние письма. С другой стороны, есть все основания утверждать, что для размышлений о природе письменность имела те же последствия, что и для изучения прошлого.

Многие из первых натурфилософов активно участвовали в политическом управлении. Развитие и строй греческих городов той поры демонстрируют ту же веру в «благозаконие», или эвномию, в человеческих делах, что и афинская конституция Солона, и ранние философы совершили шаг вперед, обратив это стремление к обнаружению законов на мир природы. Это началось всего через несколько десятилетий после адаптации финикийского алфавита, и сложившийся письменный язык эллинов дает нам хорошее представление о том, каким образом складывалось их мышление. Греческое слово, обозначающее порядок, – «космос», и оно же служит для обозначения мира, Вселенной; реальный мир есть порядок, который лежит в основании мира, и этот порядок может быть открыт силой размышления.

Из дошедших до нас фрагментов мы знаем, что вопрос о составе мира был одним из главных предметов разногласий. Фалес полагал, что суша покоится в воде и что все сущее в конечном счете происходит из воды. Он также учил, что душа «размешана во Вселенной», – это представление увязывает раннюю греческую мысль с восточной традицией. Фалесу приписывают и важные открытия в геометрии, включая метод триангуляции для вычисления расстояний. Среди постулатов Анаксимандра один гласил, что суша имеет цилиндрообразную форму, а другой, что первые животные зародились из влаги и что от животных – возможно, рыб – произошли первые люди. Гераклит учил, что все находится в постоянном течении (по его изречению, нельзя войти в одну реку дважды), Парменид – что нет ни времени, ни движения, а Пифагор – что все возвращается. Пифагор также полагал, что числа являются основой для понимания Вселенной. Мнения этих людей касались происхождения материи, ископаемых, радуги и множества других природных явлений.

Стремление найти порядок, лежащий в основе человеческого общества, сделалось еще более насущным благодаря изменениям, происходившим в конце V века до н. э. Вместе с утратой веры во всемогущих богов и упадком законов обычая перед человеком обнажились новые проблемы: видимое противоречие между благозаконием и свободой, несоответствие между принципами правосудия и переменчивостью народных судов, использование большинством своей возможности обмануть меньшинство и т. д. Эта перемена нравов острее всего чувствовалась в Афинах, которые в последнем десятилетии V века до н. э. вступили в самый неспокойный период своей истории.

В конце долгой войны, которая завершилась в 404 году до н. э., коринфяне и фиванцы намеревались сравнять Афины с землей. Вопреки ожиданиям поверженных афинян – они готовились к изгнанию и уже видели свой город в руинах, – глава спартанцев Лисандр решил, что прошлые заслуги Афин в деле защиты Греции дают им право на снисхождение. Условия капитуляции, если учесть, как обращались афиняне с городами противников, были на удивление мягкими: городские стены приказали срыть вместе с оборонительными укреплениями вокруг гавани Пирей, афинский флот – сократить до двенадцати судов, а сам город лишили права на самостоятельную внешнюю политику. Вдобавок всем изгнанникам было позволено вернуться на родину. Рассказывали, что афиняне почувствовали величайшее облегчение с окончанием войны и что люди, разрушавшие стены собственного города, пели от радости. Утратившие политическое господство, они вдохновлялись верой в то, что для греческих городов наступило время мира и гармонии.

Но как должны были управляться новые Афины? Поддержанный Лисандром олигархический режим, известный как тирания Тридцати, вскоре установил в городе террор – от него погибли 1500 членов противоборствующей партии. Вспыхнула гражданская война, в ходе которой войско, собранное человеком по имени Фрасибул, разгромило силы Тридцати. Тем не менее, олигархия сохранила контроль над городом и только усилила террор, составив список из 3000 привилегированных граждан – те, кто не попал в него, знали, что против них в любой момент могут начаться преследования и что, возможно, их ждет казнь. Спарта вновь была вынуждена вмешаться, и на этот раз Павсанию, спартанскому царю, пришлось самому восстанавливать в Афинах демократическое правление. Таким образом, в 400 году до н. э. Афины снова стали демократией – впервые за 30 лет не воюющей со своими соседями.

Среди известных нам философов того времени – Диоген из Аполлонии, Левкипп, Демокрит из Абдер и афинянин Сократ. Последние две фигуры принципиально важны для нашего представления о развитии западного мышления, однако если о жизни Демокрита мы знаем довольно мало, подробности жизни и учения Сократа сохранились. Поэтому мы начнем с него.

О Сократе известно, что он родился около 469 года до н. э. и доблестно служил на войне со Спартой. На улицах Афин и в народном собрании он заслужил репутацию человека, задающего неудобные и острые вопросы, неукоснительно соблюдающего законы и не особенно жалующего самопровозглашенные авторитеты. Хотя у нас нет ничего, что было бы написано самим Сократом, его речь, судя по всему, оказывала завораживающий эффект на слушателей и обращала некоторых в глубоко преданных последователей. Одевавшийся просто, Сократ не чуждался хорошего угощения с обилием вина и приятной застольной беседой. Тем, кто с готовностью внимал его словам, он пытался привить особый подход к жизни и к вопросам, которые она ставит перед человеком; двумя главными чертами подхода Сократа были глубокий, но при этом заинтересованный скептицизм и приверженность умозрению и интеллектуальной дискуссии как единственно верному источнику человеческого познания. Желание, чтобы люди преумножали знание, было очень близко Сократу, так как, по его убеждению, знание несло с собой добродетель и только невежество заставляло людей совершать дурные поступки. И наоборот, утверждал Сократ, поступая во благо, ты не навлечешь на себя никакого вреда, ибо единственный настоящий вред для человека есть вред для его души. Жизнь по справедливости не может навредить душе.

Сократ вовсе не был одиноким искателем истины, он был человеком своего места и времени. В последние десятилетия V века до н. э. стремящиеся к знанию жители Афин и других греческих городов начинали чувствовать себя неуютно в мировоззренческих рамках, которые предлагала освященная веками традиционная мифология. Трагический театр, по-видимому, исчерпал все возможные ответы, которые обычай и предание были способны дать человеку, – чтобы осмыслить вопросы, вызванные изменениями в обществе, должна была возникнуть новая сфера интеллектуальной деятельности.

Среди тех, кто задавался этими вопросами, видную роль играли софисты. Это были образованные люди, понимавшие, что успех в афинском обществе того времени требует развития навыков спора и устного выступления, и поэтому взявшиеся преподавать риторику и искусство спора для молодежи из аристократических слоев. Софистика подразумевала гораздо большее, чем может показаться, если исходить из нынешнего, негативного значения этого слова. Успешное участие в дебатах было не просто вопросом произведения нужного эффекта – чтобы выиграть спор, оратор должен уметь выявлять логические противоречия в позиции оппонента, тщательно взвешивать и прояснять собственные аргументы во избежание возможных ловушек противоположной стороны, оценивать правильность и ошибочность отдельных утверждений и находить внешние подтверждения для всего, что требуется сказать. Этими инструментами профессии софиста активно пользовался и сам Сократ. Отличие Сократа от софистов, согласно общепринятому мнению, заключалось в его нравственной позиции. Если софисты обучали риторическим приемам за деньги, он вступал в дискуссию из любви к самой дискуссии и потому ходил босым; если они, в расчете на заработок, похвалялись познаниями, Сократ подчеркивал свое исключительное невежество.

Сократ был скептиком, но не циником. Он верил в справедливость и моральную правоту законов, к учреждению которых афиняне пришли путем открытого состязания мнений, потому что верил в тождество между знанием и нравственной добродетелью. Если законы порождались заинтересованным и серьезным обсуждением, они имели нравственный авторитет в силу самого своего происхождения. Однако в действительности дела обстояли не так просто. Приговоры в афинских судах выносились на основании голосования присяжных. Ни полиции как рабочей руки закона, ни института предварительного расследования не существовало – имелись только суды, в которых каждая сторона была обязана представить свое дело. В некоторых случаях и народное собрание функционировало как суд – оно обладало полномочиями приговаривать или оправдывать избранных и назначенных должностных лиц. Хотя такой порядок может показаться предпочтительным по сравнению с тиранией, узкие места были и у него. Присяжные и члены собрания, будучи просто ответственными гражданами, не являлись экспертами в вопросах права. Они заслушивали выступления сторон, формировали решение о том, на чьей стороне правда, а затем подтверждали свое решение голосованием. Их можно было склонить в ту или иную сторону (отсюда необходимость владеть риторическим искусством), их суждения не обязательно избегали противоречивости. Особенно непостоянство народного собрания сказывалось в периоды войны, в атмосфере напряжения и ожесточенности. Если дела складывались благополучно, афиняне держались друг друга; если успех сопутствовал Спарте, они не замедливали взвалить всю вину на вождей и военачальников.

Человеку, мыслящему рационально, такая система представлялась негодной и внутренне противоречивой, а по Сократу, и общество, и каждый его член могли выполнять свою функцию лишь при условии, что они осознают руководящий принцип своих решений. Идеи «истины», «справедливости» и им подобные употреблялись и Солоном, и Эсхилом, к ним, выступая в судах и народном собрании, часто прибегали софисты. Однако рациональный анализ, которому подверг эти понятия Сократ, выводил их за пределы беспроблемной данности, на которую опирались прежние мыслители. Вместо того чтобы использовать их просто как оружие в споре, он видел в истине, справедливости, благе высшую цель человеческой деятельности. Благо, по мысли Сократа, было чем-то больше и выше удовольствия, товарищества, красоты и даже самой жизни.

Это событие – возникновение мысли о том, что существует некое благо само по себе, к которому мы все стремимся, – ознаменовало рождение такого феномена, как человеческая мораль. Сократ полагал, что мы способны достичь блага путем разумной дискуссии и обретения знания, – другие после него считали таким путем духовное созерцание, политическую активность, действие сил истории, научный прогресс. Однако какие бы средства достижения блага ни предлагались потом, само понятие и измерение морали появилось в мире благодаря Сократу. Оно не «естественный» феномен, оно было изобретено в конкретном месте и в конкретное время. Кроме того есть все основания утверждать, что именно в морали западное общество обрело признак, отличающий его от всех когда-либо существовавших.

Спрашивая «Что есть справедливость?», «Что есть истина?», «Что есть благо?», сам Сократ оставлял свои вопросы без ответа, взамен пытаясь показать, что подлинный смысл искомых понятий выясняется путем размышления и обсуждения. Но такая позиция имела одно непредвиденное последствие – она заставляла многих верить, что существование этих понятий по сути независимо от времени, места и обстоятельств и что доступ к ним открыт лишь людям, способным заниматься рациональным анализом и участвовать в интеллектуальной дискуссии. Сократу, вероятно, не хотелось допускать, чтобы эти понятия затерялись в риторических ухищрениях софистов, – однако в конечном счете ему пришлось выгородить для них особую сферу морали и сделать доступ к ним уделом образованных.

Демократия восстановилась в Афинах в 403 году до н. э., а четыре года спустя Сократ, которому тогда исполнилось 70 лет, был призван к ответу перед народным собранием по обвинению в непочтительном отношении к богам и развращении молодежи. Первое обвинение использовалось для возбуждения против него мнения большинства, второе опиралось на дружеские и учительские отношения, которые связывали философа с обесчестившими себя в глазах афинян молодыми аристократами, входившими в состав Тридцати. Поскольку самим им было даровано прощение, Сократ в определенном смысле оказался в положении козла отпущения за чужие грехи. Он был приведен в народное собрание, состоявшее из 501 человека, которые, заслушав сперва речь обвинителя, а затем защитника, проголосовали – 280 голосов к 22 – за его осуждение. В качестве наказания обвинители требовали смертной казни. Хотя после этого у Сократа имелась возможность предложить меньшее наказание и отстоять свое право на него, он ответил отказом. Его сторонники подали прошение заменить казнь выплатой штрафа, однако прошение было отклонено и собрание вынесло окончательный приговор. В заключительной речи Сократа перед членами собрания, решившими осудить его на смерть, не было и следа раскаяния: «От смерти уйти нетрудно, о мужи, а вот что гораздо труднее – уйти от нравственной порчи, потому что она идет скорее, чем смерть». Его последние слова для суда звучали так: «Но вот уже время идти отсюда, мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога». Чтобы не дожидаться казни, Сократ сам принял яд.

Благодаря тому, что наследие Сократа было столь успешно сохранено и разработано его учеником Платоном, идеи осужденного на смерть афинского мудреца представляются нам интеллектуальной вершиной греческой классической эпохи. Неукоснительное применение разума и опора на знание, как они практиковались Сократом, казалось, несли с собой великие свершения. Нравственная несостоятельность, дурное поведение, неверный суд, зло как таковое – все это теоретически могло быть исправлено или вовсе исключено трудом ума. Но сколь бы подобное чарующее видение ни отвечало современному представлению о классическом мире, как слепки с беломраморных статуй и живописные развалины являются лишь бледной и к тому же искаженной тенью греческой культуры, так же и сократовская вера в исключительное преимущество рационального пути к истине и благу – ненадежное основание для нашего суждения о ней. Младший современник Сократа Демокрит (около 460–385 годов до н. э.), проживший почти всю жизнь в северогреческом городе Абдеры, написал большое количество трудов по физике, космологии, геологии, медицине, этике и политике, но из них до нас не дошло ни одного – сохранилось лишь порядка 300 фрагментов из его сочинений, причем некоторые представляют собой пересказ слов Демокрита позднейшими составителями. И тем не менее, мы знаем, что Демокрит являлся важной фигурой в интеллектуальной жизни греков, и оставшееся от его работ демонстрирует совершенно иной способ мышления о мире, нежели тот, который мы связываем с Сократом.

Если Сократ полагал, что всякое подлинное знание есть знание истины, Демокрит писал: «Человек должен узнать, что он далек от [подлинной] действительности». Скептическое отношение к абсолютной истине, к любому абсолюту вообще, лежало в основании всего его мышления. В отличие от Сократа, он не думал, что люди поступали бы в согласии с благом, обладай они знанием, и не верил, что можно построить общество, гарантирующее добродетель: «При ныне существующем порядке управления нет никакого средства [воспрепятствовать], чтобы правители, если даже они и весьма хороши, не испытали несправедливости». Иначе говоря, для него люди могли быть одновременно добродетельными и способными на дурные поступки. Демокрит также писал: «Бедность в демократии настолько же предпочтительнее так называемого благополучия граждан при царях, насколько свобода лучше рабства». Для него «хорошо управляемое государство есть величайший оплот: в нем все заключается». Такое управление подразумевало упорный труд со стороны должностных лиц и великодушие со стороны вождей: «Если люди состоятельные решаются давать неимущим деньги взаймы, помогать им и оказывать благодеяние, то это значит, что в данном обществе имеется взаимное сочувствие, единение между гражданами, братство, взаимная защита, единомыслие граждан…»

Демокрит рассматривал политический процесс как практическое предприятие, требующее непрерывной работы, исправления ошибок, взаимопомощи и самоотдачи, а не теоретических построений. Никакая из существовавших систем не могла этого гарантировать, хотя в греческом полисе демократия определенно была предпочтительнее самовластия. В своих воззрениях на природу и человеческие поступки Демокрит также полагал, что поиск абсолютов есть погоня за иллюзией: «Мы ничего ни о чем не знаем, но для каждого из нас в отдельности его мнение есть [результат] притекающих [к нему образов]». Такая мыслительная тенденция вырастала из опыта греческих обществ, вынужденных находить практическое решение проблем, связанных с тиранией, междоусобными войнами и иноземными вторжениями, однако вскоре этой релятивистской, прагматической составляющей греческой мысли было суждено навсегда оказаться в величественной тени платоновского учения.

Суд над Сократом, обвинение и навязанное самоубийство были письменно засвидетельствованы его самым способным учеником; фигурой универсального, а не локального значения Сократ сделался именно благодаря сочинениям Платона. Платон родился в Афинах около 427 года до н. э. и принадлежал к аристократическому роду. На первые 30 лет его жизни выпал один из самых бурных и тяжелых периодов афинской истории. Пока город враждовал со Спартой, военный конфликт был основным фоном постоянно меняющейся политической жизни. Платон служил в афинском войске в 408 году до н. э., и его семья оказалась тесно связана с олигархической группой, которая пришла к власти после разгрома в 404 году до н. э., – в число Тридцати входили брат его деда Критий и дядя Хармид.

Для тридцатилетнего Платона смерть Сократа стала горьким испытанием. Как и многих афинских аристократов, его угнетали метания народного собрания в военное время, и ответственными за поражение Афин он считал разложение и некомпетентность народных вождей, особенно в сравнении с самодисциплиной и воинским профессионализмом спартанцев. Осуждение его учителя судом граждан наверняка лишь усилило отрицательное отношение Платона к народовластию. После смерти Сократа он сразу же покинул Афины и вернулся лишь в 388 году до н. э., чтобы основать Академию – подобие высшей школы, которое стало прообразом современных университетов. Именно преподавая в Академии, он написал основной корпус своих сочинений, большинство из которых дошло до наших дней.

Для своих произведений Платон выбрал форму бесед, ведущихся двумя или большим числом участников. Почти во всех случаях одним из протагонистов служит Сократ, которому оппонирует кто-нибудь из известных софистов. Первые сочинения Платона были посвящены суду над Сократом и его смерти, и по общепринятому мнению эти диалоги довольно верно отражают сократовские взгляды. Со временем и, возможно, с обретенной уверенностью в своих силах Платон начал выдвигать собственные идеи и доводы, продолжая пользоваться персонажем по имени Сократ для их выражения в диалогах.

В ходе каждого диалога Сократ задает простые, но исполненные глубокого смысла вопросы: «Что есть истина?», «Что есть ораторское искусство?», «Даются ли законы богами или создаются человеком?» – после чего постепенно вынуждает незадачливого оппонента запутаться в собственных противоречиях. При этом важно, что диалоги позволяют Платону высказать, под видом аргументов в равноправном споре, свои взгляды на множество разных предметов. Платоновский метод разбирательства, унаследованный от софистов и Сократа, заключался в том, чтобы исчерпать предмет непрерывным вопрошанием, нацеленным на выявление противоречивости и нелогичности в позициях остальных участников, которые они легкомысленно принимают за нечто само собой разумеющееся. Интеллектуальная скрупулезность Платона, блестящий и предельно ясный стиль вместе с тем фактом, что диалоги сохранились для последующих поколений, сделали его не только наиболее влиятельным мыслителем своего времени, но и первым отцом-основателем западной философии.

О платоновских методах сказано достаточно, настала пора описать высказанные им идеи. В отличие от натурфилософов, таких как Анаксимандр и Гераклит, которые задавались вопросом «Из чего состоят все окружающие нас вещи?», Платон полагал, что с нашим действительным опытом согласуется попытка ответить на другой, более фундаментальный вопрос: «Что суть все окружающие нас вещи?» Говоря иначе, по Платону, в основе нашего восприятия мира лежит не просто выяснение его физических атрибутов, а осмысление его в понятиях. Но что представляет собой такое осмысление? Благодаря чему окружающий мир вообще имеет для нас какой-то смысл? Платоновским ответом на этот вопрос стала теория форм, которой было суждено остаться в истории самой долгоживущей и влиятельной из его идей. Когда мы называем определенных животных «кошками» или «собаками», определенные растения – «деревьями» или «папоротниками», а определенные предметы – «столами» или «стульями», мы их категоризируем. Мы делаем это мгновенно и инстинктивно, потому что чувствуем, что вещи, подпадающие под наши категории, обладают определенными общими свойствами. Если мы проанализируем некую категорию, скажем, категорию собак, то выявим набор свойств, который скажет нам, в чем заключается «собаковость». Пока мы не сказали ничего необычного. Но почему наши категории именно таковы, каковы они есть? Почему, к примеру, мы не объединяем белых собак и белых кошек в группу под условным названием «беляки», а коричневых собак и коричневых кошек – в другую под названием «коричневики»? И каким образом, даже в раннем детстве, мы способны опознать собаку, не сверяясь с чем-то вроде списка черт, устанавливающего, отвечает ли конкретный зверь минимальным требованиям? Платон полагал, что такое происходит, потому что мы носим в своем уме идеальную форму собаки (кошки, дерева, стола), придающую определенность нашим чувствам.

Но дело даже не в существовании идеальных форм в нашем уме – на самом деле они существуют в другом, своем собственном мире. Этот идеальный мир недосягаем для обычных чувств, он доступен только сознанию и только посредством рационального мышления. Отсюда следует, что реальный мир, который доступен нашим чувствам, есть искаженная тень идеального. В знаменитом отрывке из «Государства» Платон сравнил жизнь чувств с пребыванием в пещере. Отгороженные от света, все, что видят пещерные жители, – это тени, проецируемые на одну из стен, тени происходящего снаружи, в великолепном сиянии идеального мира. В этом впечатляющем образе заключено все недоверие Платона к способностям чувств, вся его приверженность разуму как единственному инструменту постижения истинного, идеального мира.

Платон полагал, что естественный порядок внутренне присущ всем вещам, равно физическим и нравственным. Греческие натурфилософы искали всеобщих ответов на вопросы о физическом мире, и революционность их мышления заключалась в том, что они пытались открыть правила (причины, элементы), которые были бы верны для всякого места и всякого времени. Платон воспринял этот «универсалистский» подход и применил его к понятийному постижению, а также к вопросам справедливости, блага, политики и управления. Его работа состояла в выявлении идеалов, не скованных в своем существовании этим миром, но обнаруживаемых и применимых повсюду, независимо от места, времени, обычая или опыта. Наиболее важное произведение Платона, «Государство» начинается с вопроса «Что такое справедливость?» и через теорию форм приходит к изображению идеального общества, устройство которого продумано до деталей, причем конкретный характер всех элементов – государственного управления, правосудия, брака, семейной жизни, образования, воинского обучения – выясняется в результате рационального обсуждения.

Читатель, впервые взявший Платона в руки, знакомый с репутацией древней Греции и ее величайшего философа лишь понаслышке, будет готов обнаружить в платоновском идеальном обществе образец открытости, демократии и свободного обмена мнениями, место, где процветают искусство и поэзия. На самом деле он встретит нечто противоположное. Платоновским государством управляет группа олигархов-философов из особого класса правителей, семейная жизнь у двух высших классов (правителей и стражей) упразднена, поскольку порядок рождения и воспитания детей определяется набором евгенических процедур, а поэзия, театр и изобразительное искусство запрещены. Истина достигается через познание, поэтому изображения и повествования, с их претензией на истинное отражение событий, недопустимы. «Государство» показывает, как собственный метод рационального абстрактного обсуждения приводит Платона к провозглашению статичного идеала, являющего противоположность демокритовскому прагматическому и изменчивому полису и тому свободному и открытому обществу, которое за 50 лет до этого восславил Перикл.

В 1945 году в книге «Открытое общество и его враги» с сокрушительной критикой платоновских политических идей выступил Карл Поппер, философ и беженец из оккупированной нацистами Австрии. Поппер утверждал, что применение Платоном идеализма в политике и вообще его стремление к идеальному обществу – это прямой путь к тоталитаризму. Любое застывшее общество по определению будет враждебно критике и переменам, а сохранение общества в таком состоянии всегда будет важнее, чем благополучие его членов. Поппер увидел в платоновском сочинении выпад против афинского открытого общества и предательство тех, кто его создавал. Хотя в книге упоминаются имена Демокрита и Перикла, открытостью Афины на самом деле больше обязаны своим гражданам – тем людям, кто сделал реформы Солона и Клисфена необходимостью.

Несмотря на то, что по видимости в построении идеального общества Платон руководствовался абстрактным, отвлеченным рационализмом, мы можем и должны усомниться в объективности его воззрений. Платон происходил из аристократической семьи, напрямую замешанной в расправах 404 года до н. э., а Сократ, воспринимавшийся им как духовный отец, был осужден на смерть властью народа. Если Демокрит утверждал, что порядок и свобода способны существовать бок о бок, то Платон решительно отказался от свободы во имя тотального контроля и в результате, пользуясь методом, унаследованным от Сократа, создал образ общества, в котором поэты не смеют творить из страха оскорбить власть, где только у философов есть право управлять и где будущие члены правящего класса производятся по необходимости и воспитываются исключительно для своего возвышенного предназначения.