Текст книги "Свиньи В Раю"

1 7Брачный сезон

Брюс наблюдал за Блейз, пока она поднималась по склону. Ему нравилось, как она шла, как ее бедра менялись взад-вперед, как ее хвост вилял то в одну, то в другую сторону. Он любил Блейз, но он также знал, что через дорогу и через два пастбища мошавник Перельман прячет израильских голштинов на лугу за молочным коровником и лимонной рощей. Он смотрел, как она переключается и ходит. Он смотрел, как она ходит и переходит, как машет ему хвостом, когда она пасется на соседнем пастбище. Они с Беатрис были рядом с террасированными склонами, где паслись овцы и козы. В лучах раннего утреннего солнца Брюс наблюдал за Блейз, когда она двигалась по коричнево-зеленому пастбищу, ее хвост взмахивал, когда она стремительно неслась к пруду.

В Брюсе было 1200 фунтов мышц, сочетание симментальской породы, терпеливой, зебу или брахманской, терпимой к жаре. И хотя он был терпимым, он также был горячим и нетерпеливым. Тем не менее, его отличали спокойствие, покладистость и разумный нрав. У него были небольшие толстые рога, обращенные внутрь от висков, и красное, покрытое белыми пятнами лицо. Даже при его послушном нраве, большой размер мошонки делал его призом в мошаве для разведения и великолепным образцом быка симбраха с красноватой шерстью и толстой мускулатурой.

Блез, хотя и несколько темпераментная, с другой стороны, островная Джерси (в отличие от американской Джерси) и весом 800 фунтов, была объектом утонченности и красоты, а также его привязанности. Она имела гладкий непрерывный шоколадный окрас тела, но в области бедер, головы, ушей и плеч был более темный шоколадный мусс. У нее также было хорошо прикрепленное вымя с маленькими сосками, и Брюс знал, что в течение нескольких месяцев Блейз станет свежей, ее вымя и соски будут полны молока благодаря его обаянию, терпению и смекалке.

Стэнли рысью вышел из сарая, задрав хвост и вдыхая ноздрями запах Беатрис. Он прошествовал вдоль забора мимо Брюса, который проигнорировал его, стоя рядом с поливальной цистерной на другой стороне.

"Как теперь, синебрюхая корова?" – прорычал он.

"Отвали".

Стэнли происходил из длинного рода бельгийских тягловых лошадей, которые в свое время несли рыцарей в бой, а затем трудились на земле, прикованные к плугу. Когда-то крупные и крепкие, с квадратными плечами, чтобы тянуть и нести груз, теперь, однако, благодаря многолетней селекции, они стали гладкими, более округлыми в плечах, более атлетичными и показушными. А Стэнли был атлетичен и эффектен, черный бельгийский жеребец с тонкой россыпью белых бриллиантов на длинном носу.

"Ну-ка, ну-ка, бычья корова, может, у тебя и ниже, чем у меня, но когда дело доходит до остального, ничего подобного". Стэнли поднялся на свои мускулистые задние ноги и подпрыгнул. Когда его массивный член подпрыгнул, толпа пришла в восторг. И снова зрители собрались по четырем углам пастбища, люди на своих местах в зависимости от религиозной веры, убеждений и границ, все они пришли посмотреть, как черный жеребец садится на гнедую кобылу, и никто из них не знал, что гнедая кобыла может что-то сказать по этому поводу.

"Я бы поостерегся..." Джулиус пролетел над ним, его нижние перья пожелтели на солнце, и приземлился на столб ворот. "Я не могу летать и говорить одновременно – если бы я был на твоем месте".

Стэнли фыркнул: "Даже рога у него маленькие".

"Заметил сегодня что-нибудь другое, Стэнли?" Джулиус подошел вдоль столба ограды к открытым воротам. "Я бы на твоем месте не хотел поднимать его перхоть. Ничто не удерживает его от Блейза, Беатрис или тебя, если уж на то пошло". Джулиус приземлился на задние конечности Брюса. Взмахнув синими крыльями, он сложил золотистые нижние перья позади себя в длинное оперение хвоста. "Если Брюс хочет, Брюс получит. Он придет и заберет у тебя Беатрис. Если он захочет, он придет туда и заберет тебя".

"Он может попытаться, – проворчал Стэнли, – но я все равно буду слишком быстр для него. Конец истории".

Брюс в основном игнорировал Стэнли, наблюдая за ним через правую сторону головы. "Лучше двигайся, маленькая собачка", – сказал он.

"Стэнли, у вас с Брюсом теперь есть полный доступ и выбор сожителей. Это значит, что ничто не удерживает тебя от Беатрис, кроме Беатрис".

"Я знаю это".

"Беги, лошадка, пока не выдохлась".

"О, это может тебя утомить". Стэнли рысью бросился прочь. "Измотать, да? Измотать тебя, ты имеешь в виду", – сказал Стэнли с безопасного расстояния. Он увидел Беатрис возле пруда. Она была на том же пастбище, что и он. Он подбежал к ней.

"Почему бы вам не оставить бедного зверя в покое", – сказала Беатрис.

"Что? Да так, ерунда. Мы друзья, просто небольшое мужское соперничество".

Джулиус потянулся, хлопая своими сине-золотыми крыльями над задними конечностями Брюса. "Это, должно быть, лучшая корейка, которую я видел. Я бы поостерегся трясти его где попало. Соседи могут возжелать его".

Стэнли и Беатрис паслись на одном пастбище. Беатрис паслась. Стэнли расхаживал вокруг, демонстрируя свое мастерство под рев толпы. "Смотри, Беатрис, мошавник открыл ворота, чтобы мы могли быть вместе. Так давай будем вместе. Это естественно. Это то, что мы должны делать. Послушай, детка, посмотри, что ты со мной сделала. Я не могу ни ходить, ни думать с этой косолапой ногой. Мне больно, когда я это делаю". Он поднялся на свои массивные задние ноги под бурные аплодисменты.

"Ты, глупая лошадь", – сказала она и ушла.

"Детка, пожалуйста, ты не понимаешь. У нас есть зрители, поклонники, которых мы не можем подвести. Они здесь ради меня – тебя, нас, ради нас".

Беатрис, взволнованная, остановилась. "Не окажете ли вы мне услугу?"

"Что это? Все, что угодно для тебя, детка".

"Не могли бы вы, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте говорить?"

"У кого-то может быть камера как раз для таких случаев, знаете ли. Знаешь, я могла бы стать знаменитой, звездой! Ну же, Беатрис, не стесняйся, пожалуйста. Пожалуйста, Беатрис, подожди".

Беатрис остановилась.

"Что? Что я сказал?"

"Я уверен, что тот, у кого есть камера, с удовольствием снял бы тебе и девушку. Я понимаю, что в некоторых сообществах, возможно, и в этом в том числе, некоторым людям нравятся именно такие вещи".

"Ну, да, если у нее есть привычка".

Беатрис повернулась и пошла прочь. "Эти люди здесь не для этого. Они здесь ради меня – тебя, нас, я имею в виду". Она пошла на соседнее пастбище, чтобы пастись рядом с Блейзом.

Блейз сказал: "Как поживаете?".

"Я в порядке. Спасибо, что спросили".

Юлий приземлился в ветвях большого оливкового дерева, где находились вороны Иезекииль и Дейв. Вдоль склона на втором ярусе террасированного ландшафта паслось стадо мелкого и младшего скота. Блез и Беатрис паслись неподалеку, в то время как утки и гуси плавали и купались в пруду возле сарая, а свиньи нежились на его илистых берегах в лучах утреннего солнца. Джулиус двинулся через оливковое дерево вдоль одной из нижних свисающих ветвей.

"Я прерываю эту программу, чтобы представить вам следующее объявление".

"Подождите", – закричал поросенок. "Что это на этот раз, земля круглая?" Он пискнул от смеха и покатился по грязи.

Стайка гусей, как обычно, пробурчала: "Земля плоская, и точка". И с этим знающие куры повернулись и ушли, высоко подняв головы на стройных шеях.

"Я каждый раз разбиваю эти яйца".

"Я знаю", – сказала молодая овца, но ягненок. "Земля круглая и ей более 6000 лет!" Овечки присоединились к свиньям со смехом.

"Для такого маленького ягненка у волка есть зубы".

Без Молли и Пралин, которые могли бы удержать молодых овец на правильном пути исследования, вот что получилось – овцы под влиянием свиней.

"Солнце – центр Вселенной, а большая, круглая Земля вращается вокруг Солнца! Так ли это?" – крякнула утка.

"Ну, раз вы так выразились, то да".

Перья Дэйва были взъерошены. Он покачал головой. Он повернулся к Иезекиилю и сказал: "Дай им повод для размышлений, и вот что ты получишь".

"Не обращай внимания на этих животных, Джулиус", – сказал Блез. "Какое объявление вы хотите сделать?"

"Пит Сигер – мой герой. Там, откуда я родом, он был героем каждого, пока они не стали ортодоксами и не эмигрировали в Бруклин".

"И я полагаю, вы хотели бы получить молоток?"

"И, да, я полагаю, что да".

"Ты птица, – сказала Беатрис, – попугай. Что ты можешь сделать с молотком?"

"У меня есть когти, и я не боюсь их использовать. Я использую кисти, не так ли?".

"Откуда кому-то знать, что ты с ними делаешь? Никто не видел, что ты делаешь".

"Я застенчивый, работаю в процессе".

"Юлиус, что бы ты сделал, если бы у тебя был молоток, маленький молоток, если хочешь?".

"Блез, "если бы у меня был молоток, я бы молотил по утрам. Я бы молотил вечером, по всей этой земле. Я бы выбивал предупреждения. Я бы вбивал опасность. Я бы вбил любовь между моими братьями и моими сестрами по всей этой земле". Если бы только у меня был молоток?"

"Ну, кто-нибудь может принести этому занятому макао молоток?"

"Мы животные. Как мы можем дать ему молоток?"

"Где эти вороны, когда они нужны?" сказал Джулиус. "А, вот вы где. Не бери в голову, мне не нужен молоток". Джулиус слетел с ветки дерева и уселся на левое плечо Блейз, рядом с ее ухом. "Хотя он может не показывать этого, не так, как Стэнли, Брюс имеет большое желание. Он любит тебя. Вот увидишь", – сказал Джулиус и подмигнул. Блез не видела, как он подмигнул. Да ей и не нужно было. Она поняла это по интонации в его голосе.

"Кто ты, Юлий, его агент, я полагаю?"

"Он друг. Кроме того, всем нужна любовь. Каждому нужен друг".

"Да, хорошо, Джулиус, я вполне осведомлена о наклонностях Брюса, большое спасибо".

"Склонности", – сказал Юлий воронам на оливковом дереве. "Она из Англии, знаешь ли. У нее даже есть остров, названный в ее честь. Он называется Блез".

"Ну да, где-то на Гернси есть остров, названный в ее честь, так что не думай об этом слишком много. И это не Блейз, глупая ты птица".

"Скромный, не правда ли?".

"Слава богу, Брюс не такой выпендрежник, как Мэнли Стэнли", – сказала Беатрис.

"Да, в этом отношении он больше похож на меня", – сказал Джулиус. "Мы более сдержанны и менее показушны".

"Больше похожа на тебя, меньше показухи, ты не говоришь?"

"Это не значит, что нам не о чем говорить, просто мы предпочитаем этого не делать".

Беатрис подтолкнула Блеза, и они рассмеялись.

Юлий взмахнул своими огромными крыльями и полетел к Брюсу, пасущемуся на середине пастбища за сараем. Он приземлился на спину огромного зверя и проложил себе путь вдоль его правого плеча.

"Следи за своими когтями, и что бы ты ни хотел сказать, говори тихо, если собираешься сидеть здесь весь день и разглагольствовать".

"Да, мы бы не хотели, чтобы шпионы мула подслушали все, что мы можем сказать".

"Он мудак".

"Да, я согласен, и у каждого он есть. У меня есть. У тебя тоже. У людей они тоже есть, у всех, засранцы. То, что они, – сказал Джулиус, – те, кто создан по образу и подобию Божьему, предпочитают называть душой."

"Как его ни назови, он все равно мудак и полон дерьма".

"Мне придется усилить игру с мулом. Мне нужно сделать этого старого мула мулом".

"Зачем беспокоиться?"

"Если хотя бы одно животное услышит меня и поймет всю эту чушь, что ж, тогда я буду чувствовать, что сделал что-то хорошее".

"Они животные, одомашненные сельскохозяйственные животные. Им нужно во что-то верить и за кем-то следовать".

"Ну, тогда почему не ты?" сказал Юлий.

"Мне нравится Говард", – сказал Брюс. "Он лучшая альтернатива мулу, но церебральный проигрывает мясистой плоти греха и дерьма".

"Мне он тоже нравится, но, как и его мужественный соперник, он безбрачный. Для этого борова нет стада, что делает его довольно занудным, и как старый мул не может, так и этот боров не хочет. Все ради благой цели, конечно, ничего, – сказал Джулиус.

Брюс наклонился, чтобы пасти, и Джулиус чуть не упал.

"Осторожно, предупреди меня в следующий раз, когда будешь так делать, наглец". Джулиус взобрался вдоль спины Брюса, чтобы тот не потерял равновесие и не слетел, но Джулиус никуда не собирался уходить.

"Судя по тому, что я видел, ты проигрываешь битву за мудаков".

"Они молоды. Они впечатлительны, – сказал Юлиус, – но если не я, то кто?"

Брюс повернулся, поднял хвост и испражнился, большой теплый курган дерьма образовался позади него, когда он отошел.

"Пенни за твои мысли", – сказал Джулиус. "Йоу, чувак, это глубокое дерьмо, чувак. Но если серьезно, то ты безупречен. Какая экономия слов! Какая ясность! Ты доказал правоту Эдварда де Вера, который писал: "Краткость – душа остроумия"".

Брюс жевал свою жвачку: "Кто?".

"Эдвард де Вер, 17-й граф Оксфорда".

"Неважно."

"А судя по размеру этого кургана, он большой". Юлий прошелся вдоль позвоночника Брюса до его плеч. "Знаешь, почему Бог дал человеку большие пальцы? Чтобы он мог подбирать наше дерьмо".

"Я не верю, что вы верите в Бога".

"Я не верю, что шутка сработала бы так же хорошо".

"Что за шутка?"

* * *

В ту ночь, когда большинство людей спали в своих постелях, гнедая кобыла, напротив, прижалась к черному бельгийскому жеребцу в сарае, проводя носом по его большой шее. Стэнли мычал, тряс гривой и топал ногами. Беатрис шагнула к Стэнли и прижалась к нему, надавливая на его гладкую, округлую грудь. В отсутствие зрителей Мэнли Стэнли фыркнул, поднялся на мускулистые задние ноги и закрыл собой Беатрис в лунном свете.

1 8 Чудеса сегодня

Стэнли и Беатрис паслись вместе, когда вокруг них всходило солнце. Брюс и Блез паслись неподалеку. Все четыре животных демонстрировали прожорливый аппетит, к ужасу тех, кто собрался вокруг, чтобы посмотреть на живое шоу брачного сезона. Разочарованные, они, мусульмане, иудеи и христиане, разошлись в разные стороны, к своим домам и местам проживания.

"Ну, здравствуй, Беатрис, как поживаешь?".

"Здравствуйте, Блейз из Джерси, у меня все хорошо, спасибо. Очень мило, что вы спросили". Беатрис улыбнулась: "А вы как поживаете?"

"Я в порядке, спасибо. Я прекрасно себя чувствую".

"Да, солнце придало тебе такой красивый цвет".

"Спасибо, что заметила", – сказала Блейз и улыбнулась своей подруге. "Разве это не чудесный день?"

"Да, это так", – сказала Беатрис. "Я не могу не согласиться с вами, сегодня просто замечательно".

Когда они уходили вместе, Блез сказал: "Дорогая Беатрис, к тебе ведь никто не пристает?". Они счастливо рассмеялись.

"Даже седла нет".

"Даже Мэнли Стэнли".

"Ну, если только я сама этого не захочу. Разница есть", – сказала Беатрис, и подруги рассмеялись. Они знали, что в амбаре есть зерно, и поэтому отправились туда.

"Привет", – сказал Стэнли, увидев Брюса.

Брюс кивнул. Два великих самца мошава, сверкающий черный бельгийский жеребец и рыжевато-коричневый бык Симбрах, продолжали пастись на главном пастбище под утренним солнцем вместе с овцами и козами.

1 9BBC или Почему бык перешел дорогу?

Брюс снова оказался на своем маленьком пастбище. Это была кормовая площадка за коровником. Он покачал своей огромной головой и массивными плечами. Он знал, где находятся израильские голштины. Брюс поднял голову, когда легкий ветерок подул со стороны голштинов. Местные девушки, стадо из 12 голов, а Брюс любил BBC, большие красивые коровы. Пока он размышлял о голштинах, пара из них подошла к забору через дорогу. Они немного паслись вдоль забора, но подошли к дороге в основном для того, чтобы подразнить Брюса.

Стоя внутри ограды, одна из телок позвала: "О му-ху, Брюс, ты здесь? Когда ты еще вернешься и увидишь нас, большой мальчик? Боже мой, сколько времени прошло, годы, по крайней мере, если не больше?".

"Может, для тебя это и так, но если мечты сбываются, то для меня это будет первый раз", – сказала младшая телка. "Во всяком случае, живой и теплой. Я немного нервничаю. Первый раз был через искусственное оплодотворение, и это было невесело".

"О, Боже, Боже, Боже, Брюс не разочаровывает. Моя дорогая, тебя ждет удовольствие, и не волнуйся. Брюс и нежен, и весел, и в то же время тоже".

"Но нас много. Сможет ли он справиться со всеми нами за одну ночь?"

"О, Боже, да, дорогая. Он единственный представитель мужского пола, который может оплодотворить нас всех в течение вечера и при этом удовлетворить тоже. Он не будет торопиться, вот увидишь".

"Слава богу. Все должно быть лучше, чем холодный, стерильный инструмент".

"Нам нужен только один бык, моя дорогая, и есть только один Брюс, и он наш".

Обе телки смеялись и потирали плечи, пока шли по внутренней дороге к лугу мимо лимонной рощи. Израильские голштины были на голову и плечи крупнее Блейза. По росту они были близки к Брюсу, почти все весили 12 сотен фунтов. Смесь черного и белого, причем черный цвет преобладал; у каждой из 12 коров было большое, полное, низко висящее вымя и большие соски, и все они были белыми. Несмотря на схожесть рисунка, каждая корова обладала своей собственной, уникальной индивидуальностью. Брюс любил их всех и до конца ночи узнавал каждую из них досконально. Он улавливал их запах, витавший в ночном воздухе, и это было приятно.

Он прошел вдоль забора к воротам, которые открывались на дорогу, разделявшую два основных пастбища. Он глубоко вдохнул и фыркнул через ноздри. Ворота состояли из четырех деревянных досок. Брюс поднял копыто и выбил вторую перекладину снизу ворот. Затем он ударил ногой и переломил пополам третью доску. Он воспользовался своей массивной головой и пробил верхнюю перекладину, чтобы перебраться на другую сторону. Не желая торопиться и причинять себе боль, он перешагнул через четвертую перекладину по одному копыту за раз, стараясь не поцарапать свою низко висящую мошонку о нижний поручень. Как только он преодолел нижнюю перекладину, он перешел дорогу к противоположному пастбищу. Еще одни ворота стояли между ним и земным блаженством. У забора он оглянулся на колючую проволоку (которая была установлена как для того, чтобы не пускать мусульман, так и для того, чтобы не пускать телок), но не смог увидеть дойных коров из-за ряда лимонных деревьев. Он знал, что они там были. Голштины были скрыты от глаз лимонной рощей вдоль линии забора на лугу в задней части фермы, где находилось молочное производство. Он мог слышать их и чувствовать их запах на лугу. Брюс ударил ногой по нижней перекладине, поднял копыто и сломал пополам среднюю перекладину. Затем он использовал свои рога, чтобы протолкнуть верхнюю перекладину. Он вышел на пастбище и посмотрел вверх и вниз на линию забора. К его удовольствию, он никого не увидел. Он пошел по полевой дороге вниз, мимо лимонной рощи на луг, по следу 12 больших красивых коров в ожидании.

Когда Брюс подошел к телкам, было темно под ясным небом с той же луной, что и накануне вечером. Они вздрогнули и разбежались, но ни одна из них не отошла слишком далеко, чтобы не пропустить что-то важное.

"Вот он я, девочки. Вот он я", – сказал он.

"Эй, смотрите, девочки. Это Брюс! Я же говорила, что он придет".

"О, мой Брюс!" – мычал зрелый голштинец, счастливый видеть его.

"Шалом тебе, шаловливый дьявол", – сказал другой израильский голштинец, очевидно, старый друг.

"Иди сюда, старая бабка", – сказал другой, когда она придвинулась к нему.

"Тише", – сказал он. "А теперь тихо, девочки. Мы бы не хотели, чтобы нас узнали, во всяком случае, пока. Я только что пришел".

"Точно, Боже, нет, мы бы этого не хотели", – радостно мычали они, потираясь мордами и телами о него в лунном свете.

"Кроме того, это не по плану. Если мы разбудим соседей, начнется настоящий ад".

1 10 Проклятия

В мошаве Перельмана царили хаос и беспорядок. Бык каким-то образом попал на пастбище с голштинами, и все животноводческое хозяйство Хуана Перельмана и планирование было расстреляно за одну ночь, причем каждый выстрел производил бык. Брюс был голоден.

"Харах", – сказал мошавник Хуан Перельман.

"Дерьмо", – перевел один из китайских рабочих.

"Бензона", – сказал Перельман. Это был его мошав.

"Сукин сын".

"Бейцим", – сказал Перельман.

"Шары".

"Мамзер".

"Проклятый ублюдок", – сказал китайский рабочий.

"Извините меня", – сказал его соотечественник и джентльмен. "Он не сказал "проклятый".

"Я даос. Какая мне разница?" Его земляк, джентльмен, тоже был буддистом, как и тайский рабочий. Несмотря на то, что они были буддистами, между ними не было дружеских отношений, потому что Будда одного был больше Будды другого.

Хуан Перельман сказал: "Наверняка египтяне имеют к этому какое-то отношение".

"Что ты собираешься делать?" сказала Изабелла Перельман, подойдя к мужу у ограды.

"Я думаю".

"Избавьтесь от них", – сказала она. "У других мошавимов есть свои проблемы, как и у нас с землей и водой. Продайте их всех". Она была привлекательной, с темными глазами и длинными темными волосами.

"Я не знаю?"

"Отправьте их тогда, или отдайте их, если нужно, но давайте, наконец, превратим почву на этой ферме в урожай и фруктовые деревья, фиговые, финиковые, оливковые деревья, и поля зерна, пшеницы и сенокосы. Накорми людей чем-нибудь. Они не едят свинью".

Китайские и тайские рабочие обменялись взглядами. Минутку, подумали они, мы тоже люди.

"Вопрос не в этом, Изабелла. Речь идет о молочном производстве".

"Ну, откуда ты знаешь, что он их оплодотворил? Я имею в виду, серьезно, 12 голштинок и джерси только за день до этого".

"Посмотри на него. Он голоден. Представляю, как он похудел на сто фунтов за два дня". Брюс проделал большой путь, выгрызая траву под копытами. "Посмотри, как свисают его яйца. Он добрался до них всех, и с этим надо что-то делать".

"И все же, Хуан, разве мы не хотим, чтобы коровы производили молоко?"

"Мы можем одновременно обслуживать только четырех освежеванных коров, может быть, пять, но не двенадцать-тринадцать! У нас нет ресурсов, чтобы справиться со всеми ними, и со свиньями, и со всеми остальными животными".

"Почему мы не можем просто продать или перевести коров в другие мошавимы?".

"Я не хочу. Кроме того, у них уже есть проблемы, и они не могут добавить к ним наши. Вода – это проблема для всех, как и земля".

Месть была их – его, или так сказал Хуан Перельман, мошавник, чей мошав только что разорил бык.

"Я хочу, чтобы этому быку был преподан урок", – сказал он.

"Что тогда, абортировать телят?".

"Нет, позвоните раввину Ратцингеру".

"Раввин, – сказала она, – почему раввин?"

"Вот кто мы такие. Я покажу ему, чтобы он со мной возился. Все равно прокляни этого быка. В такое время нам нужен раввин".

"Да, полагаю, да. Я не потерплю этого".

Китайские и тайские работники фермы загнали быка и отвели его в откормочную площадку за сараем, подальше от других животных. Они ждали прибытия раввина.

Хуан Перельман сказал: "Этот бык должен испытать гнев Божий, а потом еще и еще". Изабелла направилась в дом фермера. Хуан позвал ее за собой: "Он заплатит за то, что сделал".

"Неважно", – сказала она, отмахиваясь от него рукой.

"Это мерзость".

Раввин Ратцингер прибыл со своей свитой – мужчинами-членами его общины. Они последовали за ним, все как один двигаясь от машины к полю и участку за сараем. У раввина была седая борода, он был одет в черную фетровую шляпу, черный фрак, белую рубашку и шорты-бермуды. Это был жаркий день под солнцем, подарок Б-га. Шорты были скромными, а ноги раввина очень белыми и тонкими, тоже дар Б-га. Члены общины носили федоры с темными одеждами, брюки и пальто с белыми рубашками. Их бороды и кудри были разной длины и оттенков от черного до коричневого и серого. Они носили не начищенные черные туфли и белые носки.

Раввин сказал: "Он должен страдать отныне и до вечности за то, что сделал без нашего разрешения или благословения. Это мерзость против Б-га, и она не останется безнаказанной. Это урок, который должны выучить животные этого мошава и животные всех мошавов". Затем он продолжил произносить проклятие проклятий, чтобы осудить этого быка из этого мошава на вечные времена.

Итак, говорит раввин Ратцингер: "С большим шумом и судом ангелов и святых небес, мы с храмовой горы торжественно осуждаем здесь и отлучаем, режем, проклинаем, калечим, поражаем, издеваемся и анафематствуем Симбраха-быка из мошава Перельман, с согласия старейшин и всей святой общины, в присутствии святых книг. Да будет известно, что ни в этом мошаве, ни в каком-либо другом мошаве он не будет признан, а будет изгнанником за свои грехи против мошавника Перельмана по 613 заповедям, которые записаны в нем, с анафемой, которой Иисус Навин проклял Иерихон, с проклятием, которое Елисей наложил на детей, и со всеми проклятиями, которые записаны в законе. Мы проклинаем быка; мы проклинаем потомство твое, отпрыск". Рабби Ратцингер был прерван, когда один из его помощников по общине прошептал ему на ухо.

"Да, конечно". Раввин прочистил горло и продолжил свою литанию. "Мы позволим потомству процветать, расти и приносить молоко и мясо для пропитания народа, пока не наступит тот день, когда его потомства больше не будет, ибо они уже давно съедены и исчезли с этой земли. За одним исключением проклят он днем и проклят он ночью. Проклят он во сне и проклят он во время ходьбы, проклят он, когда ходит по полям, и проклят он, когда приходит в загоны кормиться и пить. Бык не должен больше порождать злого семени своего на земле".

Брюс чихнул и покачал своей огромной головой.

"Господь не помилует его, гнев и ярость Господа отныне возгорится на это животное, и наведет на него все проклятия, которые написаны в книге закона. Истребит Господь имя его под солнцем, и присутствие его, и семя его, и рассечет его и отсечет его за гибель его от всех животных, пасущихся в этом мошаве, и во всех мошавах Израиля, со всеми проклятиями тверди, которые написаны в книге закона."

Когда раввин закончил свое проклятие библейского масштаба, кто-то сказал: "Послушайте, раввин, что с этим делать?".

Возле пруда йоркширский кабан выливал куски грязи и воды на головы и плечи молодых ягнят и детей.

"Ничего", – сказал раввин Ратцингер. "Это не имеет большого значения".

Что-то попало в раввина, забрызгав лацкан его фрака. Юлиус, за которым следовали вороны, подлетел и бомбардировал раввина Ратцингера и его окружение птичьим дерьмом. Юлий попал прямо в цель, забрызгав желтоватыми фекалиями лацкан фрака раввина. Иезекииль попал одной в околыш своей шляпы, а Дейв выпустил беловатый мазок в темную бороду другого человека. Другие фермерские птицы, летали ли они, как гуси, или ковыляли, как утки, или просто кудахтали, – все пришли защищать Брюса, нападая с воздуха и с земли, кусаясь, огрызаясь, размазывая фекалии по шляпам, платьям и ботинкам. В зависимости от того, в каком направлении атаковали фермерские птицы, они летали, бегали и испражнялись на раввина и его торжественную паству.

Кто-то раскрыл над раввином зонтик – дар Б-га, – и все разбежались, укрываясь в том направлении, откуда пришли.

Однако для Брюса было уже слишком поздно: проклятие уже было приведено в действие. Он был проклят на смертную жизнь.

Изабелла Перельман подошла к забору кормовой площадки, где стоял Хуан Перельман. "Хуан, ты действительно веришь, что от всего этого будет хоть какая-то польза?" Ее черные волосы были убраны назад. Она была одета в подходящую куртку для верховой езды и бриджи с черными сапогами. Под мышкой она держала черный шлем для дерби. Тайский рабочий вел бельгийского жеребца за поводья с пристегнутым к нему английским седлом. Стэнли не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то подвергал его таким мучениям из-за тяжести седла, а в седле – всадник. Была ли это она? Если бы это был кто-то другой, то лучше она, чем кто-либо другой.

Чтобы убедиться, что проклятие раввина закрепилось и останется в силе отныне и до бесконечности, рабочие накинули на огромную голову быка мешок из рогожи. Он стонал, упирался и двигался из стороны в сторону, но рабочие держали крепко, скручивая его шею за рога. Брюс застонал, когда его повалили на землю, его передние ноги подкосились под ним. Рабочие перевернули его в грязи на бок.

"Хуан, это необходимо? Хуан, это не обязательно".

"Это необходимо, чтобы проклятие сработало", – сказал он. "В этом не будет никаких сомнений".

Изабелла погладила лоб коня, провела ладонью по его белому бриллианту и прошептала: "Вот так, вот так, Тевья, не волнуйся. Все хорошо, мальчик. Успокойся. Все будет хорошо". Она вставила носок левого сапога в стремя, подтянулась и села на лошадь, устроившись в английском седле. Она крепко держала поводья, когда Стэнли, он же Тевия, заскулил и отступил на пару шагов, приспосабливаясь к весу всадника.

"Это жестоко, Хуан. Это бесчеловечно". Но ее протесты прозвучали слишком поздно и остались без внимания. Хуан Перельман был прагматиком.

"В любом случае, нам больше не нужен бык", – сказал он. "Мы используем искусственное осеменение. Он был просто для шоу".

Она натянула поводья бельгийского жеребца и повернула его в сторону от кормовой площадки. Они поскакали рысью по дороге, разделявшей ферму. Он был буйным и упрямым, но она сохраняла контроль и крепко держала поводья. Она похлопывала его по шее и гриве. Когда они ехали параллельно египетской границе, дети из деревни пытались попасть в нее камнями из рогаток.

"Успокойся, Тевья. Никто тебя не обидит".

Стэнли увидел летящие в его сторону снаряды и испугался. Изабелла Перельман держалась уверенно и направляла его, чтобы он продолжал двигаться боком к летящим камням и кускам твердой грязи, выпущенным из рогаток, причем несколько из них попали в Стэнли. Хотя он пытался вырваться, она похлопала его по шее. Она проехала по дороге к южному концу мошава и повернула его в сторону от границы и за пределы досягаемости мусульман на холме. Они поскакали галопом прочь от мошава в израильскую сельскую местность.

За коровником на откормочной площадке один из китайских рабочих, даос, достал из футляра скальпель и одним махом разрезал мошонку быка. Когда он раздвинул слои мошонки, яички выскользнули на землю. Он отрезал их от кровеносных сосудов и положил отрезанные гонады на лед в холодильнике для сохранности. На мошонку быка была нанесена мазь, чтобы остановить кровотечение и помочь заживлению раны. Рабочий взял большую иголку с ниткой и зашил то, что осталось от мошонки быка. Когда все было сделано и убрано, тайский рабочий снял рогожный мешок с головы Брюса. Он перевернулся на спину и споткнулся, пытаясь встать. Он неустойчиво стоял на четырех ногах, его голова раскачивалась из стороны в сторону. Он остановился, а затем сделал несколько шагов назад, отступая от своих мучителей.

Сосед из мошавима, один из мошавников, сказал: "Это нехорошо, Хуан. Кастрацию делают в течение нескольких дней, не более чем через месяц или два после рождения, а не так. Это жестоко. Это жестокое и необычное наказание".