Текст книги "Обрученные судьбой. Книга первая. Великий развал"

Лично она-то знала, что ее место рядом с ним. И именно в его руках она ярче всего и засияет. Может, кто-то в это еще не верит. А она даже ни на секундочку не сомневается в том… И они еще все увидят…

5

Приятный сюрприз ожидал их дома. Как-то Марат и его жена Рита, давняя подружка Дины, обещали им приехать на ноябрьские праздники.

Перецеловавшись со всеми гостями по очереди, Дина закружилась по комнате, держа в руках радостно причмокивающую Настеньку.

– И где мы все поместимся? – Рэм обескураженным взглядом обвел ставшую в одночасье слишком маленькой их двухкомнатную квартиру.

– Ничего… – легкомысленная рука отмахнулась от его вопроса, ибо кое-кого, в частности Дину, это ничуть не волновало. – В тесноте, да не в обиде. Ты забыл, мой дорогой, как мы вчетвером ютились в одной тесной комнатушке?

– Э, вспомнила одна, когда девушкой она была… Когда это было?

– Да, милый, к хорошему привыкаешь быстро…

Муж в ответ качнул плечом, говоря: а почему бы и нет? Почему, хотелось ему спросить, нельзя пожить нормально, по-человечески, пока они еще молоды, пока в душе не угас огонь страстных желаний?

Почему квартиры им надо дожидаться до самой старости, когда уже практически ничего не хочется, кроме кованой оградки на погосте…

– Доченька, – Амина, обдумав, решилась, – раз такое дело, съезжу я во Львов на эти дни. Посмотрю на свои родные места. Может, кого-то или что-то найду и узнаю.

– Бабушка! Как же ты поедешь одна? – не на шутку заволновалась внучка. – Ты же у нас уже…

– Ты хочешь сказать, Дина, что я у вас уже старенькая? Ничего, я привыкла свои проблемы решать сама. А тут всего-то дел. Прокачусь туда и обратно. И вам тут всем без меня будет удобнее. Вот только ума не приложу, как быть с билетами. На носу праздники…

– Это все к Рэмке… – внучка широко улыбнулась.

Легко перекладывая хлопотное дело на мужа, Дина быстренько перевела стрелки в нужное направление. На всякий же случай добавила:

– Ну, а если у него не получится…

– То мы подключим к этому делу Федорчука, твоего начальника, – ловко ввернул коварный муж.

– Правильно, – Дина мило улыбнулась. – И, вообще, дался тебе этот Федорчук, – она погрозила мужу пальчиком. – Прицепился, как репей…

Смотрела Амина на то, как внучка шутливо переговаривается с мужем, и сердце ее радостно замирало. Девочка их счастлива в своем браке. Она смогла найти то, что так упорно для себя искала. Нашла и не ошиблась в своем выборе. Не сглазить бы, не сглазить…

Ходили они все вместе смотреть на Парад. Вечером Рэм завел их в самую гущу праздничного Салюта. Вот впечатлений было у кого-то…

Едва лишь они все вместе пережили праздничные мероприятия, как восьмого числа свалились как снег на голову, залетели на пару деньков проездом из Москвы, Катенька и Саша. Рэм пришел домой с работы, а у них и ногой ступить человеку некуда. Марат с Ритой и двумя своими ребятишками. Света Ветрова и тоже с двумя киндерами.

С заметной настороженностью поглядывая по сторонам и часто-часто похлопывая глазенками, Настенька кочевала из рук в руки. Дина хлопотала на кухне. Ветрова командировали в обход всех близлежащих магазинов. И то дело, что еще бабушка совсем уж вовремя уехала.

Что-то брат Марат оживленно рассказывал Григорьевым, изредка кидая косые взгляды в сторону озабоченно хлопочущего хозяина.

Как тут было Рэму не понять, что одни ребята живо обсуждают его самого, перемывают все его косточки. А по широко раскрытым глазам Ритки стало очевидно, что рассказ пошел о его жизни в Германии. И, скорее всего, о том моменте, когда Дина еще там не присутствовала по некоторым причинам и когда у него возникли кое-какие отношения с ближайшей подружкой его жены, Маринкой.

Была в истории его жизни и такая интересная страничка. Он думал, что у них с Диной все покончено и начал ладить новые отношения…

– Марат, – неожиданно спросил Сашка, вспомнив событие из еще совсем недавнего прошлого, – а Парад он вам показал?

– А как же! – гости переглянулись. – Было страшно как интересно! – Ритке не терпелось, сильно хотелось рассказать о своих впечатлениях.

– А Салют вы видели?

– Да, конечно же. Мы стояли в нескольких шагах от орудий. Ох, и натерпелась же я страху!

Напустив на себя весьма таинственно-интригующий вид, Сашка тем временем продолжал свой настойчивый опрос-допрос:

– А Дина вам, случаем, ничего не рассказывала?

– Да нет, вроде бы, ничего, – Марат чуть прищурился, заостряя свое притупившееся внимание. – А что она могла нам интересного поведать?

– А то, как она четыре года назад сама стояла возле пушки и со всем азартом дергала за спусковой рычаг? Рассказывала?

– Да ну? – не в силах представить себе этакое Марат недоверчиво покрутил головой. – Не может быть. Кто бы ее туда пустил?

– Может-может, – Сашка торжествующе поднял большой палец вверх. – Рэмка ее, когда еще был курсантом и командовал орудием, к себе рядом с собой во время салюта поставил.

– Да нет, братцы, это уже слишком. Заливаете…

Марата терзали сомнения. Чтобы его правильный сродственник да пошел на этакое нарушение всех мыслимых и немыслимых правил?!

– А мы ее сейчас сами обо всем испытаем…

Назидательно приподняв вверх свой правый указательный палец, Саша поймал пробегающую мимо хозяйку за руку.

– Дина, признавайся, только честно. Было?

– Было? Что было? – остановившись, она удивленно посмотрела на развлекающуюся компанию гостей.

– С Рэмкой вместе салют давала?

– А! Давала-давала! – глаза ее радостно вспыхнули. – Так здорово! Страшно и весело! Ух, как все было хорошо! Это все он, выдумщик, – Дина показала глазами в сторону мужа, промелькнувшего в дверях. – Надел на меня военный комбинезон, шапку офицерскую нахлобучил…

Увлекательно сказывал Марат о морском путешествии на круизном лайнере «Адмирал Нахимов» после свадьбы Дины и Рэма.

Прослушав зажигательное повествование про танец новобрачных, Катя и Саша весело переглянулись. Дошло до них, что Дина и Рэм на их свадьбе уже не в первый раз на публике вытворяли нечто схожее.

– Сашенька, и мы кататься? – в душе у Кати созрело решение.

– Не выйдет, – коротко бросил Рэм, не принимавший участия в общем разговоре, но державший его нить под неослабным контролем.

– Почему? – Катя перевела на него свой вопросительный взгляд. – Ты думать, Рэм, что есть мы путевки не достать? Ты глубоко ошибаться в наших возможностях есть…

– Катенька, – печальная тень проскользнула в задумчивых глазах хозяина, – в твоих скромных способностях все устроить я нисколько не сомневаюсь. Тут дело совсем в другом…

В просторной комнате, битком набитой взрослыми и детьми, вдруг установилась медленно и тягуче расплывающаяся тишина. Одна лишь Катя не поняла, что Рэм уже не шутит и говорит серьезно, а потому после недолгого молчания она переспросила:

– А в чем есть дело быть? Я есть чего-то не знать?

– «Нахимов» наш-то затонул. Буквально на днях. В ночь с 31-го августа на 1-ое сентября. Где-то под Новороссийском утоп. Недалече от выхода из порта залег на дно.

Не представляя масштаба бедствия, Сашка беззаботно хмыкнул:

– Кому-то крупно повезло. Замочили в луже ножки…

– Замочили… Спасти удалось не всех. Лайнеру в борт заехал какой-то сухогруз. Все произошло за считанные секунды и минуты. Всему тут виной ухарское разгильдяйство и непомерная самонадеянность…

– Ужас! – донельзя потрясенная услышанным страшным известием, Рита все никак не могла прийти в себя, ахала и охала. – Как только на миг себе представишь, что этакое могло произойти и с нами. Ужас!

– Что-то многовато ЧП в этом году, – негромко изрек Сашка. – И все на «Ч». Чернобыль, Черное море. «Челленджер»…

Стоило призадуматься: совпадение или же закономерность. Вот их Чернобыль явно грохнул из-за людского головотяпства и боязни перед вышестоящим начальством. Только страх за свои шкуры помешал четко доложить сразу же, конкретно и ничего не скрывая. Издержки системы.

А беда на море – это сплошное разгильдяйство. Во всем виноваты капитаны… А в случае с космическим челноком…

– Год еще не закончился, – многозначительно произнес Ветров, он, может, и не хотел того, но прозвучала его фраза несколько зловеще. – Мы с вами, друзья мои, живем в переломный момент истории. Всякого рода происшествия – ярчайшее тому подтверждение.

– Ты так думаешь, дорогой? – Светка задумчиво смотрела на мужа. – У нас поговаривают, что скоро со страной должно произойти нечто ужасное. Повезло же нам жить в переломное время. Этот еще к власти пришел, отмеченный свыше…

Больше ничего не сказалось, но все и так поняли, что речь зашла об их новом Генсеке. Тот всеми своими силами доказывал западному миру свою либеральность. За восторженные отзывы в зарубежной прессе он шел на любые преступные уступки «друзьям» из-за океана, с легкостью предавал интересы своего собственного государства…

– Рэм, постой… – Григорьев дотронулся до плеча своего друга.

Стараясь посильно затушевать возникшую неловкость, Сашка в попытке перевести разговор на другую тему напряженно вспоминал, глядя на маленькую Настеньку.

– Ты хотел спросить, когда у нас родилась дочка? – Рэм перехватил его взгляд и легко догадался.

– Да-да, – подтвердил Саша. – Именно это мне хотелось узнать. Выходит, что она у вас родилась в тот самый день…

– В тот же самый день, когда на Чернобыльской АЭС произошел вибух. А именно двадцать шестого апреля…

Словно уразумев, что говорят именно о ней, маленькая Настенька смущенно потянулась ручонками, ища свою маму-защитницу.

– Не слишком ли много совпадений? – Сашка, как по команде, отвернулся в сторону, перестал глазеть на ребенка.

– Ты хочешь нам сказать, – усмехнулся Рэм, – что мы с Диной уже отмечены историей и живем в этом мире вовсе не случайно?

– Может быть, все может быть…

Выдвинутый на середину комнаты стол заполнился испускающими ароматные и аппетитные запахи яствами, и милая хозяйка радушно пригласила гостей рассаживаться.

– За кого первый тост? – Юра Ветров на правах старшего поднялся с бокалом в руке. – Может, мы дадим слово нашей милой хозяйке?

– Давайте мы, ребята дорогие, выпьем за всех нас. За всех, кто тут присутствует… – словно подбирая самые нужные слова, Дина обвела стол задумчивым взглядом. – За нашу дружбу. Пусть она с годами только крепнет. За то, чтобы мы вот так, в таком составе, собирались не в последний раз. За наше грядущее будущее. Пусть оно будет светлым и счастливым. И пусть нам никогда не будет стыдно смотреть друг другу прямо в глаза, что бы ни происходило вокруг нас. За нас, ребята!

– Ты, моя радость, – горячо шепнул на ее ушко расчувствовавшийся муж, когда Дина опустилась на свое место, и пожал ее пальчики. – Я люблю тебя, умничка ты моя.

– Я тебя тоже, дорогой мой…

Нисколько никого не стесняясь, Дина поцеловала мужа в щеку.

– А меня? – лукаво поглядывал Сашка.

– С удовольствием! – Дина чмокнула и соседа.

– Сашка, ты не туда смотришь! – Рэм направил на друга притворно-негодующий взгляд. – Катенька, следи за своим мужем. Не успел один фрукт жениться, а уже на овощ на чужой грядке заглядывается.

– А, – Катя махнула рукой. – Пусть есть порезвиться. Недолго ему оставаться. Скоро ехать домой и наводить железный Ordnung…

По губам Рэма загуляла озорная и малость торжествующая улыбка:

– Слыхал?

– Слыхал-слыхал, – Саша протяжно вздохнул. – Сдается мне, что я-то с женитьбой немного поторопился.

– Что? – Рэм улыбнулся. – Наша Принцесса уже начала выказывать свой железный характер?

– Да. Я, знаешь, догадывался о наличии такового, но вот об его истинных масштабах заблуждался. – Григорьев обескураженно развел руками, замер и вдруг радостно зажмурился. – Но знаешь, мне это в ней как-то все страшно нравится… – его счастливые глаза остановились на жене и восхищенные замерли. – Умереть и не встать…

Выбрав время, Катя наведалась к полковнику Мальцеву. Дед, никак не ожидавший увидеть родную внучку, сидел у себя в тесном рабочем кабинете в военной комендатуре гарнизона и хлопал своими большими, сохранившими былую красоту глазами.

– Катерина, какая же ты стала большая. У меня, к сожалению, твоих взрослых фотографий-то нет, – полковник достал из сейфа небольшую пачку снимков. – Здесь я с твоей бабушкой. Это твой отец и его брат. А вот и ты, только вовсе маленькая, как куколка. А тут ты чуть постарше. Вот и все, что у меня есть.

– Ты, дед, есть никогда про нас не забывать?

– Нет, Катерина, я всегда помнил про вас.

Тень полузабытых воспоминаний пробежалась по лицу военного коменданта города. И лишь с трудом он сохранил видимое спокойствие, чтобы не показать девушке того, как сильно расчувствовался.

Но Катя все ж заметила, как мелко-мелко подрагивали его пальцы, которые полковник поспешно спрятал.

– А где есть ты, дед, – деланно удивилась она, – все эти фото брать? Бабушка Рут есть никогда мне ничего про тебя не говорить. Это есть она их тебе пересылать?

– Мне их передавал Павел Ершов. Тут у него в военном училище племянник учился, а следом и внук. Ты, случайно, не знакома с ними?

По девичьему лицу широко расплывалась светлая и теплая улыбка. Хороший вопросик задал ей дед! Приехали! Знакома ли она?

– Знакома я. Саша, его внук – мой муж. Мы есть дней десять назад с ним жениться.

Дернулся резко мужской кадык. Из широкой груди полковника вырвался звук, сильно похожий на судорожный всхлип. Он поднялся:

– Я тебя, внученька, поздравляю.

– Спасибо, дед.

Глубоко вздохнув, чтоб унять вновь зашалившее сердечко, Мальцев осторожно спросил:

– А где же твой муж? Рад буду на него снова посмотреть…

– Саша с другом ходить на училище смотреть. Минут через десять-пятнадцать приходить…

Без труда Рэм провел Сашку через их КПП, и теперь они медленно и без особой цели бродили по училищным закоулкам, вспоминая былое.

– Саша, а ты помнишь своего бывшего шефа, начальника разведки полка майора Горобца? – Рэм лукаво прищурился.

– Как же не помнить, – Сашка усмехнулся. – Важный был из себя начальничек. Толстенький и похожий на нахохлившегося воробышка. Весь напыщенный. Но, к сожалению, до ужаса бестолковый.

– А помнишь, Сашка, как он костерил всех нас, на чем только свет стоит, называл, мягко сказано, недоумками, все хвастал, что у него есть сыночек – курсант, толковый парень, грамотный, готовый сей момент исполнять обязанности старшего офицера батареи?

Замерев на полушаге, Григорьев хлопнул ладошкой себе по лбу:

– Постой-постой! Что-то такое припоминаю. Ты его тут встретил? Выходит, папаша нам не врал? Неужто его сыночек, и вправду, подает большие надежды? Но, ежели яблочко от яблони катится не так далече, то сомнительно… Так не бывает, не бывает…

– Представь себе, что он учится в моей батарее. Только я командую первым взводом, а он числится во втором.

– Ну и как? Тянет он на СОБа?

– Я бы утвердительно не сказал. Парень оказался леноват, местами и временами нагловат, в меру трусоват и малость туповат.

– Короче говоря, сыночек весь в отца… – резюмировал Григорьев.

На губах у Сашки заиграла веселая улыбка. Может, оно и не совсем правильно, но то, что он услышал от друга, пришлось ему по нраву.

– Да, такой же Воробышек. Только тощий и на полголовы выше своего папани. Акселерат…

– Интересное кино получается, – Григорьев задумчиво прищурился. – А он знает хоть, что ты служил с его отцом?

– Да, – Рэм как-то неопределенно пожал плечами. – Майор месяц назад приезжал. Куда только девалась вся его спесь? Вежливый из себя стал. Глазки, как у одной загнанной в угол мыши, бегают по сторонам. Думаю, его смущал мой не совсем приличный для столь радостного случая насмешливый и малость ироничный взгляд, от которого, каюсь-каюсь, не смог тогда удержаться. Но так велик был соблазн поквитаться с ним за все те оскорбления, которыми он просто поливал нас изо дня в день. Говорит мне: «Ты уж, Рэм, тут пригляди за моим оболтусом. Помоги, если что… По старой дружбе». Эк, как ловко шельмец загнул.

– Ну, ты, добрая душа, ему всем, чем мог, и помог…

Ничуть не сомневаясь в том, друг покачал головой с нисколько не прикрытым сожалением и даже явно проглядывающейся укоризной.

– Как же, – Рэм не выдержал и фыркнул, – поможешь ему. Если он оказался нулевой, что по тактике, что по стрельбе.

– А нахваливал-то папаня его перед нами.

– Да, недаром говорят, что земля круглая. Не хвастай тем, чего нет. Вот и попал впросак. Тот еще оказался кизяк. Да еще и с душком…

– Никто за язык майора насильно не тянул…

Круг почета замкнулся у входа в главный учебный корпус возле поставленных на постамент двух орудий времен прошедшей войны.

Много поверий связывалось с ними. Одно из них гласило, что если мимо них пройдет девственница, то одно из них непременно должно выпалить. То ли таковых скромниц в их южном припортовом городе не наблюдалось, то ли еще что в узелок не связалось, но…

– Саша, а что наша Катенька у коменданта забыла?

– Вот, Рэм, ни за что не угадаешь. Мальцев-то, слышь, оказывается, приходится ей родным дедом. Про то нам мой дед Ершов сказал.

– Гм, – Рэм чуть не поперхнулся. – С вами, ребята дорогие, точно не соскучишься. Полковник-то, если ты его еще помнишь, крутоват. Вот откуда Катины гены растут. Мне становится за тебя страшновато.

– Не боись, Рэмка. Я знаю, где хранятся ключики к ее сердцу. А оно у нее замечательно золотое.

– Ну да, конечно, она у тебя вся золотая… Одни счета в импортных банках чего только стоят…

Гости, наконец-то, разъехались, вернулась бабушка Амина. Выбрав минутку, Дина пристроилась на коленях у мужа.

– Рэмка, а я завтра выхожу на работу… – не слишком радостное известие подсластили долгим и любящим взглядом.

– Уже? – тяжко вздохнул он.

– Полгода прошло. Даже чуть больше. Вообще-то, я дней десять как числюсь работающей. Ты не серчай…

Чуть скосились в ее сторону понимающие глаза мужа. Чему бывать, того не миновать. Какая уж тут разница, днем позже или днем раньше.

– Я тебя, Звездочка, разумею. Но твоя бабушка не сможет жить у нас бесконечно долго. Ты должна понимать это…

– Со следующего понедельника Настенька пойдет в ясли.

Из отцовской груди вырвался вздох грустного сожаления. Вот и для их маленького человечка скоро начнутся трудовые будни.

– Жалко мне Лягушонка, – Рэм снова вздохнул. – Целыми днями ребенок будет тереться среди чужих людей. С непривычки тяжко…

– А мы, Рэмка, начнем постепенно. Сначала на пару часиков, а там уже посмотрим на то, как пойдет.

– Ох, Дина-Дина!

Ласковая женская рука нежно коснулась коротко остриженного затылка, немного на нем задержалась, нащупав пульсирующую жилку.

– Иногда, Рэмка, чем-то приходится жертвовать.

– Понятное дело, – муж усмехнулся. – Но не хотелось бы, чтобы этой жертвой стало здоровье нашего единственного ребенка…

Тяжелый вздох вырвался из женской груди. Муж всегда ведал, где находятся самые ее болевые точки, хотя и пользовался своим знанием крайне мягко и тактично. Всю оставшуюся жизнь ее будет преследовать невольная вина за то, что больше детей у нее быть уже не может.

– Милый, но от этого нам никуда не уйти.

– Как сказать?! – кинул он уклончиво, давая понять, что есть еще и другой выход, который предполагает некоторые шаги с ее стороны.

– Рэм, мы с тобой это обсудили! Ты… – с каждым последующим словом голос жены все твердел. – Мы с тобою обо всем договорились! Ты не имеешь права идти на попятную!

Знала она и понимала, если уступить ему в малом, то он без особого труда попросту загонит ее своими неоспоримыми доводами в глухой угол, из которого ей потом никогда уже не выбраться.

– Да, Звездочка, все, закрываем прения по этому вопросу. Ты не забывай, что скоро у тебя защита. А это на данный момент главное. Мы к твоему научно-исследовательскому бенефису готовы или?

– Почти… – Дина резко сбавила тон.

Понимая, что и на этот раз одержала над мужем маленькую победу, она мило улыбнулась в ответ на его строгий прокурорский взгляд.

– А что мы подразумеваем под словом «почти»?

– Титульные листы.

– А в чем проблема? – муж совсем непонимающе поднял брови. – Кажется, в них-то нет ничего сложного. Или ты, милая, до сих пор еще для себя не решила, как окончательно будет называться твой опус?

Дина вздохнула. Если бы дело заключалось именно в этом одном. Ее заботило и сдерживало нечто другое. Намного серьезнее вещь.

– Нет, Рэмка. Ты понимаешь, я никак не могу решить, как будет писаться моя фамилия, – собрав в кулак все свои силы, Дина выложила перед ним свою самую главную проблему.

– Ах, вот в чем у нас все дело, – он прижал ее голову к себе и прошелся рукой по волосам, бережно приглаживая их. – Все-таки ты на это решилась. А я этого, скажу тебе честно, ждал уже давно. Да, давно уже пора привести в порядок наши семейные прізвища. Смех один, да и только. В семье три человека, и у каждого своя фамилия. Я предлагаю всем взять какую-нибудь одну. Например, мою…

– Рэмка! – вскрикнула она.

– Тише ты! – муж зашипел, как рассерженный гусак. – Бабушку же свою напугаешь!

– Рэмка! – умоляюще протянула она. – Ты не можешь требовать этого от меня. Мы же с тобой обо всем уже как-то договорились. И ты мне, кажется, что-то тогда обещал. Аль не помнишь, сударь…

– У-у-у, когда же все это было… – иезуитски потянул муж, лукаво прищурившись, он, не скрывая и откровенно, дразнил жену. – Много, Динка, ох, как много воды-то с тех пор утекло. Да и обстоятельства изменились. Теперь я, Динка, буду требовать от тебя беспрекословного подчинения моему слову. Как я скажу, так все и выйдет. Иначе ты на работу ни ногой. Как скажу, так и будет. Вот!

– Ах ты, собственник несчастный! – женские брови негодующе сдвинулись, и Дина круто повернулась к супругу.

А она-то тешила себя тем, что сумела его переиграть и одержала победу. А он уступил ей в малом, чтоб незамедлительно отыграться в большем. Как ловко смог муж выкрутить всю ситуацию в свою пользу.

– Стой! – еле-еле Рэм успел поймать ее кулачки, взметнувшиеся вверх. – Я не успел еще сказать, как все будет.

– Ну и как же оно все будет? Что ты еще придумал? – с трудом выдавили из себя обиженные губки.

– Так, как этого сама захочет моя Звездочка.

Шумный вздох облегчения вырвался из женской груди. Снова он ее провел! В который уже раз! И она все время глупо попадается на его ловко заброшенные провоцирующие крючки.

– Ну, Рэмка, противный! Опять ты мне тут голову морочишь! У меня внутри все до единой ниточки оборвалось!

Видать, они все-таки разбудили Амину, и она появилась в дверях.

– Балам, что тут у вас происходит? Что за шум стоит на всю вашу квартиру? Маленькую нашу разбудите.

– Бабушка, муж мой, такой нехороший, меня обижает! – капризно протянула с самого раннего детства не в меру избалованная девчонка.

– Ты, дорогая, глазки еще потри, – коварно посоветовал супруг. – Будет еще убедительнее. Может, тебе капли яки глазные принести?

У Дины от охватившего ее возмущения перехватило дыхание. Она пару раз вдохнула-выдохнула и только после этого выдавила из себя:

– Вот видишь, бабушка, вот видишь! Он и сейчас прямо при тебе и у тебя на глазах издевается над бедной девушкой.

Пряча улыбку, Рэм качнул головой:

– Кто-то, кажется, как-то учил меня тому, что о присутствующих в третьем лице воспитанные люди не говорят.

– Нет! У меня больше нет сил. С тобой, Рэмка, просто невозможно. Я уйду от тебя, уйду! – изрекали ее уста, но сама она почему-то еще крепче прижималась к своему, как она заявляла, противному мужу.

Наблюдая за их озорно-веселой игрой, Амина довольно покачивала головой. Тихонько повернулась она, ушла, притворив за собой дверь.

– Так я это… меняю, значится, свою фамилию на Дворжецкую?

– Меняй, – соглашаясь, муж обреченно махнул рукой, – раз решила. Дочь наша, как круглая сирота, носит фамилию и не матери и не отца.

– Так я… это уже… поменяла… – Дина тихонько выдохнула.

Наконец-то, милая заговорщица призналась и в своем очередном шаге-проступке, внимательно следила за реакцией мужа.

– Да? Уже? Впрочем, на тебя похоже. Ну, показывай свой паспорт. Дворжецкая Динара Борисовна. Зарегистрирован ее брак с товарищем Валишевым. Вот это вот они совершенно верно вписали. Молодцы, что не забыли. Имеет она дочь, Дворжецкую Анастасию Романовну. Вот это тоже уже совсем по-человечески. Дочь носит фамилию матери, пусть энто самое прізвище и является девичьей фамилией бабушки.

– Я вижу, Рэмка… – после его слов, особенно того тона, с которым они были произнесены, у нее отлегло от души. – Вижу, что ты, в общем-то, доволен, мой дорогой муж?

– Да, тут ты, дорогая, права. Это нравится мне больше, чем было раньше. Интересно, как к этому событию отнесутся у тебя на работе?

– Не знаю я, – Дина пожала безразличными плечами. – Поговорят, поговорят, сами и перестанут болтать.

Муж кивнул. И это тоже верно. Всем не угодить. Главное, чтобы оно им самим нравилось. И как-то за суматохой последних дней он все не успевал кое про что спросить. Рэм приблизился к ушку жены:

– Дина, а с чем вернулась твоя бабушка? По ее настроению видно, что съездила она далеко не напрасно.

– Моя бабушка, – неожиданно услышал он в ответ, – нашла своего родного брата, живого и даже, можно сказать, что здорового.

Понимая, что с подобным не шутят, Рэм изумленно выдохнул:

– Не может быть!

– Может, Рэмка, может…

…В сорок первом Михасю исполнилось шестнадцать. Когда немцы подходили к Львову, он со всей своей семьей, как многие сотни, тысячи эвакуируемых, ехал в эшелоне, пробиравшемся в сторону Сибири. Где-то по дороге под бомбежкой погибли его родители.

На одной из узловых станций – он так и не заметил, где и когда страшное несчастье произошло – пропала старшая сестра Аленка.

Парень остался один-одинешенек, но все ж доехал с оставшимися в живых заводскими рабочими до пункта назначения. Там он и осел. В сорок третьем году подошло время, и его забрали на фронт.

Попал Михась в полковую школу разведчиков. В августе 44-го года лейтенант Дворжецкий, тяжело контуженный разорвавшейся рядом с ним миной, угодил в плен. Несколько часов пробыл офицер у немцев.

Придя в себя, он бежал, воспользовался начавшейся неразберихой во время артиллерийской подготовки большого наступления Красной армии. Михась обстоятельно доложил, как все было, ничего не утаил.

Но ему не поверили. Дойдя до графы о месте его рождения, особист поднял на него колючие глаза и понимающе покачал головой.

До 39-го это была территория панской Польши. Военный трибунал и штрафная рота 2-го Украинского фронта.

Кровавый и, как вскорости оказалось, совершенно бесполезный в оперативном плане бой за высоту 29,8. В пять часов утра на котловом довольствии стояли 1367 рядовых и пять офицеров.

К вечеру того самого дня в кучке грязных и оборванных, насквозь прокопченных пороховой гарью штрафников, окруженных жиденьким кольцом автоматчиков, сидели всего сто семнадцать человек, кто легко, а кто и тяжело раненых. Двадцать шесть смертников, так и не тронутых вражеской пулей, замерли в строю. Стоял с ними и Михась.

Первых ждали госпиталь и снятие судимости. Вторых – повторный заход. Остатки штрафной роты отправили на переформирование. После пополнения кинули их в очередную мясорубку. Михася ранило в левое плечо. Пуля прошла навылет. Он посчитал, что на этот раз ему повезло.

Больше тысячи его товарищей по несчастью пали у подножия и на самой высотке, густо усеяли ее своими бездыханными телами.

Еще около двух сотен штрафников легли под перекрестным огнем пулеметов отряда заграждения, когда попытались они выйти из боя и прорваться в свой тыл, не выдержали ада, обрушившегося на них.

Были среди выходивших бойцов и раненые в бою, которые по своей наивности посчитали, что все уже для них закончилось, своей кровью они смыли с себя позор, и направлялись в сторону полевого лазарета.

Но не дошли. Все они теперь без разбора лежали, уложенные в ряд один к одному, собранные в одно место для общей отчетности.

В звании его восстановили. Честно заслуженные боевые награды ему вернули. Но чертова пометка в его личном деле осталась.

Осенью 45-го капитан Дворжецкий заступился за одну местную дивчину, изрядно почистил передок одному из пристававших к ней. На его беду, тот оказался «смершевцем» из местной комендатуры.

Был бы то простой пехотный офицер, ссора, скорее, закончилась бы примирительной попойкой в корчме. А это дело раздули до небес.

Тут уже Михасю припомнили все. И уехал он снова за Уральские горы. Только двигался он за Седой Хребет в этот раз не по своей воле.

Дали двенадцать лет лагерей. Следом поселение. В 62-ом вернулся он на Украину. Когда-то веселый и жизнерадостный хлопчик, парень замкнулся в себе. Стал он нелюдимым мужиком. Сторонился других и жил, отделившись от всех, никого не пускал в свой внутренний мир.

В 76-ом он перебрался во Львов. Устроился на работу дворником, чтобы получить жилье в том доме, где родился, где прошло его детство.

Год миновал, как вышел он на пенсию, но свое занятие не оставил. Третий день пошел, как Михась приметил, что одна пожилая женщина упорно крутится около их дома и подолгу расспрашивает жильцов.

Смутное и непонятное червяком шевельнулось в нем. Навязчивая мысль о том, что кого-то очень похожего на нее он уже видел в детстве, не давала ему покоя. Боясь поверить самому себе, Михась тем вечером долго рассматривал себя в зеркале, ища возможное сходство.

Находил он, но все не мог поверить. Столько лет прошло с тех пор, как пропала их Аленка. Была бы она жива, давно бы дала о себе знать.

Как мог, Михась отгонял от себя прилипчивое наваждение. Сам себе он говорил, что у него разыгралось воображение, что это всего лишь его обостренное стремление принять желаемое за действительное.

Не ведал он, что Алена, которую называли сейчас Аминой, после окончания войны несколько раз посылала запросы во Львов, разыскивая маму, отца и братика. Но каждый раз получала она сухой официальный ответ, что такие-то в данном месте не проживают, не проживают…

К их несчастью, вернулся Михась в родные края намного позже.

Еще больше сгорбился Михась, когда женщина, вконец отчаявшись хоть что-то узнать, подошла к нему, мягко дотронулась до его плеча:

– Извините, можно у вас спросить?

Не разгибая спины, дворник остановился, руками перехватил метлу покрепче и упорно продолжал смотреть себе под ноги.

– Здесь до войны жили Дворжецкие. Может, вы о них слышали?

– Алена! – глухо вырвалось из его груди, словно он услышал голос матери, и внутри у Михася все оборвалось. – Аленка, это ты?

Отступив на шаг, дрожащей рукой дотронувшись до ее подбородка, Михась заглянул в ее лицо и увидел в нем отражение маминых глаз.

– Алена, это я, твой брат Михась.

– Михась, братик! – женщина припала к его плечу. – Где же ты, мой родной, все время до этого был? Я столько раз сюда писала.

– Это долгая история, Аленка. Я не сразу вернулся домой.