Текст книги "Обрученные судьбой. Книга первая. Великий развал"

В походной палатке-шатре навзрыд рыдала Настенька. Она любила майора. Горе ее казалось безутешным. Существование без командира дивизиона представлялось ей совершенно бессмысленным…

Отстранив начштаба дивизиона от командования, генерал Буров забрал капитана с собой. Железные «стрекозы» оторвались от земли. Через пять минут они зависли над Ущельем Шайтана.

Откинув голову назад, Пестиков прикрыл глаза. Снова на его пути встал Валишев. Кажется, в первый раз они схлестнулись уже в далеком от них восемьдесят шестом году…

И именно после той самой памятной встречи все в его жизни пошло наперекосяк. Будто черная кошка дорогу ему перебежала…

Не прошло и двух месяцев, как торосами нагромоздились крупные неприятности на работе. Жена бросила его. Ушла Клара Карловна к его непосредственному начальнику. Дрянь такая, мразь неблагодарная…

Любимая им до беспамятства женщина покинула его и забрала с собой сына Володьку, оказавшегося вовсе и не его родным чадом…

Его не понизили в звании и в должности, а отправили работать на периферию. И лишь случившийся вскоре Великий Развал позволил ему вынырнуть, как поплавку, вновь оказаться в обойме. Он затесался среди тех, кто с видимой охотой и живым увлечением удил рыбку в мутной водице творящегося всюду беззакония и царящего кругом беспредела.

Постепенно затянулись рваные душевные раны. Все свои чувства, накопленные годами и ни на кого не растраченные, Борис направил на повстречавшуюся ему несколько месяцев назад чудную сестричку из армейского госпиталя. Инга до боли напоминала ему жену Клару…

Задумчивая складка пролегла через весь девичий лоб. Красиво очерченные губки то сжимались, то чуть приоткрывались.

На кукольном личике русоволосой красавицы отпечаталась легкая тень неопределенности и жгучего желания постичь тайну того самого, что ожидало ее в будущем, весьма близком и достаточно отдаленном.

– Ну, вышла я замуж… – протянула Инга. – И что дальше?

Вовсе непраздный вопрос прочно завис в воздухе. Лишь одно для нее виделось однозначным и не подлежащим сомнению: Пестикова она, увы, не любила и ждала ребенка вовсе не от него…

Противно зажужжал зуммер полевого телефона. Нехотя протянув руку, Инга со страдальческим выражением на своем ангельски красивом личике, подняла трубку, поднесла к уху.

– Полковник у себя?

– Нет, он встречается с каким-то важным чеченцем. Тахоев Омар, если мне не изменяет память…

На том конце провода замолчали. Инга пожала плечами. Отныне ей придется всю жизнь прожить с человеком, которого она не знала и не могла понять, хотя и не считала себя по жизни полной дурочкой. Порой ей явственно казалось, что Борис ведет двойную игру…

5

Начальник отдела департамента Министерства Внутренних Дел одного из новых суверенных государств, в предостаточном количестве появившихся на территории бывшего СССР, пани Дворжецкая, зашла домой и скинула с себя парадный мундир с новыми полковничьими погонами. На днях получила она очередное звание. Конец мая, а на улице невыносимая жара. Не раздеваясь, женщина опустилась в кресло.

– Меня ни для кого нет… – глухо произнесла она.

Десятилетняя дочка оторвалась от книжки, посмотрела на мать.

– Мама, что с тобой? – девочка удивленно моргнула. – Тебе плохо? На тебе же лица нет.

Откинув голову, большой милицейский начальник с накопившейся усталостью и с прорывающейся глухой раздраженностью, казалось бы, в безразлично потухшем голосе вяло проговорила:

– Что-то, Настенька, мне как-то нехорошо. Духота. И на душе что-то совсем неспокойно. От папки нашего что-то давно ничего нет.

– Мама, а ты его еще любишь? – не по-детски серьезно спросила дочь, присев возле матери.

Женская рука опустилась на девичью головку. Дина со щемящей жалостью и к дочке, и к самой себе ласково погладила девочку:

– Люблю, Настенька, очень я его люблю. И он нас очень любит. Лучше нашего папки на свете никого нет.

– А почему же он, мама, не живет тут с нами? – с обидой в голосе допытывалась девочка. – Зачем он уехал? Ему что, с нами было плохо?

– Нет, доченька, ему с нами хорошо, – глаза у Дины затуманились и подернулись радужной пленкой. – Но здесь он никак не мог найти себе места. Его неспокойная душа мечется в поисках утраченного смысла жизни, не дает ему покоя. Он пытается найти себя в этом новом мире…

Закрыв глаза, женщина тяжело вздохнула. Никак не могла понять она, почему ей так тревожно и неспокойно. Может, сердце чувствует, что с ним что-то не так? Не дай-то Бог! Где он, что с ним?

… – Ма, ма! Дивись-ка, ма! Москали тату показуют! – Настя от охватившего ее волнения невольно перешла на державну мову.

Монотонный голос диктора без всяческого выражения буднично зачитывал телетекст, появляющийся перед ним на экране монитора:

– …По показаниям взятых в плен боевиков акция спланирована заранее и преследовала единственную цель захвата важных документов, содержащих сведения, являющиеся предметом государственной тайны, о дислокации группировки войск, расположенных в данном районе…

По всей видимости, бандитов заранее оповестили о маршруте и о времени прохождения колонны. Специалисты отмечают целый ряд вопиющих упущений, приведших к ужасной трагедии…

По их мнению, не было выделено авиационное обеспечение. В ходе проводки военной колонны недостаточно велась разведка прилегающей местности с использованием пеших боевых дозоров в наиболее опасных местах. Не осуществлялось также выставление на наиболее опасных участках боковых сторожевых застав, а также занятие выгодных высот на всем маршруте движения…

Неравный бой длился около двух часов. Наши бойцы отбили не одну и не две атаки превосходящих их по численности боевиков…

В самый последний момент командир гаубичного дивизиона, в зоне ответственности которого находится прилегающий участок местности – активно выясняется причина, по которой он оказался в составе колонны – принял, на его взгляд, единственно верное решение…

Майор Валишев подал команду своим батареям и вызвал их огонь прямо на себя. Сотни боевиков – количество их постоянно уточняется – нашли в ущелье свой бесславный конец. Около сотни бандитов взяты в плен ранеными. Количество наших потерь подсчитывается. Все раненые бойцы отправлены по госпиталям. Несколько человек до сих пор еще не опознаны. Вот перед вами фото, найденное у одного из них…

– Мама! – воскликнула девочка. – Мама, это же твоя фотография!

– Господи! – надрывно охнула пани Дворжецкая.

Дина хорошо помнила снимок, который нравился ее мужу больше всех остальных. Сама же она и подписала его.

«Прости меня, Звездочка…», – читал голос за кадром.

– Рэмка! – глухо простонала женщина. – Дорогой мой! Что же ты наделал? Что же ты наделал, любимый мой!

Женские глаза непонимающе раскрылись. Как, как же он мог так поступить с нею? Уехать на войну и ничего ей об этом не сообщить.

– Господи! Зачем, зачем ты, Рэмка, сделал это?

Голова раскалывалась от резко пульсирующей боли. Дина зажала виски ладонями. Это был конец. В глазах потемнело, и течение времени для нее остановилось. Он снова ушел. Он снова ушел от нее! Ушел, как и одиннадцать лет тому назад. И нынче ушел он навсегда.

Все у них повторилось. Только нынешний результат несоизмерим и ужасен. Чертов третий закон диалектики! В их мире все развивается по спирали. Все повторяется, но на более высоком уровне развития. Снова к ним в дом пришла беда. Но на этот раз она ужасна и неисправима.

– Рэмка-Рэмка, и зачем только я отпустила тебя? – стены поплыли по кругу, ноги стали ватными, и Дина провалилась в темноту.

Мимо ее сознания прошло то, как Настя звонила, вызывала по телефону «Скорую»…

Глава вторая
Вверх по ступенькам

1

Генерал Федорчук медленно прохаживался по своему кабинету. Он не знал, что ему сказать. Он затруднялся найти слова утешения для той женщины, которую любил все эти годы, но ни разу в этом не признался, боясь нарушить ее счастье с тем, которого уже нет и никогда не будет.

– Олег Михайлович, пойми, я не могу не ехать.

– Конечно же, Дина, ты поезжай…

Суматошные сборы. Кто-то и что-то ей все время твердил. Но она, кажется, ничего толком не воспринимала. Все мысли ее были уже там.

– Уважаемые пассажиры! Наш самолет выполняет свой рейс по маршруту Киев – Краснодар… Просьба… пристегнуть всем ремни.

Щелкнув замком ремня, Дина устало откинулась на спинку кресла. В ушах до сих пор, ни на секунду не переставая и ничуть не затихая, звенел и тоненькими молоточками стучал удивленный голосок дочери: «Ма, ма! Дивись-ка, ма! Москали тату показуют!».

Перед глазами неотступно, то приближаясь в упор, заполняя собой все пространство, то удаляясь, мелькало фото на очерченном рамкой телевизионном экране. Ее взбудораженное сознание методично буравил механический голос за кадром: «Прости меня, Звездочка, за то, что я тебя оставляю. Но поступить иначе я не мог. Твой…».

Она тяжело вздохнула. Иначе он не мог… Не мог он! Ее муж всегда поступал так, как велела ему в тот момент его же совесть. Рэмка-Рэмка! Но как же, подумалось Дине, со всем этим быть им, ей и Настеньке?

Как быстро пролетело время. Десять лет прошло, промчалось с тех пор, как они вернулись из Германии. Вернулись они, незадолго перед этим помирившись после чудовищно глупой ссоры, которая могла еще в то время их навсегда разлучить. Тяжкой беды не случилось. Родилась Настенька, и Рэм приехал к ним, возвратился к ней…

«Здравствуй, наш Город! Мы вернулись!» – набрав грудью воздуха, выкрикнула Дина во весь голос, воскликнула изо всех своих сил.

Ослепительно яркое южное солнце с непривычки заставляло их то и дело зажмуривать глаза и отворачиваться в сторону. Даже маленькая Настенька сразу уловила случившуюся перемену и все пыталась своей ручонкой безуспешно заслониться от назойливо жгучих лучей.

– Стой, слезай, расцепляй… – вполголоса проворчал муж.

С усталой обреченностью в глазах Рэм тупо смотрел на выросшую на перроне горку приличных размеров вещей. Две пересадки: в Бресте и в Киеве он с немалым трудом, но еще как-то выдержал. Там все ж ему полегче пришлось. Их багаж потребовалось всего-навсего переместить с одной платформы, на которой высадилась их семья, на другую.

Оставляя жену с ребенком и вещами на месте, где они выгрузились, он бежал в кассы компостировать билеты на следующий поезд.

И только потом всезнающие носильщики перевозили их со всем скарбом и доставляли точно к месту, где откроются двери именно того самого вагона, который им был потребен. К сожалению, по их южному городу вокзальные тележки у них пока еще не ездят. Не тот случай.

– Рэмка, ты не беспокойся, – Дина ободряюще подмигнула вконец расстроенному мужу. – Сейчас мы все устроим по высшему разряду.

На этот раз его оставили торчать на перроне. Не раздумывая, Дина прямиком направилась в дежурную часть линейного отделения милиции при вокзале. Прошли не больше трех месяцев, как она уехала, и ее еще все хорошо помнили и потому охотно соединили.

– Олег Михайлович… здравствуйте… да, я… мы вернулись… насовсем… на вокзале… да, с вещами… хорошо, будем ждать, – Дина положила трубку на место и благодарно одарила всех присутствующих своей лучезарной улыбкой. – Спасибо, мальчики…

У нее было прекрасное настроение. И отчего бы ей не радоваться, если она вернулась к себе домой? Не одна, а с мужем и с дочкой…

Дежурный Уазик примчался минут через пять. Глядя на веселых бойцов, на их довольные ухмылки, Рэм подумал и, скорее всего, угадал, что ребята, пользуясь своим положением, включив сирены, прошлись против плотно несущегося потока дороги с односторонним движением. Проскочили с ветерком сотрудники отдела через всю площадь Ленина, где движение автотранспорта и вовсе всем запрещалось, и поэтому-то добрались менты до вокзала невообразимо быстро.

По пути остановились они возле отдела. Всего на одну минуточку забежала Дина к своему шефу, а Рэм, заполучив ключи, направился в гараж выгонять из бокса «тройку», застоявшуюся в отсутствие хозяйки. Доехали они до своего дома в сопровождении патрульной машины.

Через настежь открытые окна в комнаты врывался свежий ветерок, напрочь разгонял застоялый, затхлый воздух, наполнял квартиру новым смыслом их грядущего совместного бытия…

– Вот мы, Настенька, снова у себя дома. А вот, маленькая, и твоя родная кроватка. Ты еще не забыла ее? Придется снова к ней привыкать, – ласково ворковала Дина, укладывая закапризничавшую дочку.

За время переезда малышка сбилась с режима и не желала засыпать, похныкивала. Выражало дитя таким способом крайнее неудовольствие столь частыми переменами в окружающей их обстановке.

– Все, теперь, Настенька, надолго. Спи, наша маленькая радость.

– Дина, я смотаюсь быстренько в училище… – муж вопросительно посмотрел на нее. – Один моя нога еще тут, другой уже там. Ты пока без меня не скучай. Делом займись, кашку поставь, супчик свари…

– Рэм, сегодня же суббота, – она подняла на него удивленные глаза. – Ты мог бы еще один денек отдохнуть… – Дина покачала головой.

Недаром же у них говорят, что работа – не волк, в лес не убежит. И муж ее пока еще не такая большая и важная шишка, без которой жизнь в столь уважаемом учебном заведении может целиком остановиться.

– В предписании указано, что срок прибытия именно сегодня, – Рэм неуверенно пожал плечами. – В понедельник могут легко прицепиться к этому пункту и обвинить меня в том, что я опоздал на целых двое суток.

– Поступай, как знаешь, дорогой. Жираф длинней, ему видней. Но я весьма сомневаюсь в том, – женские губки иронично шевельнулись, – что там с тобой сегодня кто-то и о чем-то захочет разговаривать.

– Мое дело маленькое, – усмехнулся муж, – прибыть вовремя и доложить. Не захотят меня слушать, тем лучше, – Рэм притянул жену к себе. – Я с большим удовольствием развернусь обратно. Их проблемы.

– Иди-иди. Не буду с тобой спорить. Иди, успокой свою душу…

Недаром Дина столько проработала кадровиком, хорошо знала, что говорила. Еще на КПП Рэм встретил майора Манжеса, зама начальника отдела кадров, и на ходу показал ему свои документы.

– Хорошо-хорошо, – кадровик посмотрел на часы – явно куда-то он сильно спешил. – Придешь, Валишев, ко мне в понедельник, в девять утра. Иди, отдыхай, отдыхай, не маячь и не мозоль людям глаза…

Жизнь в училище кипела, не замирала ни на секунду. И всяк у них и каждый был занят своим делом. У кого и что лучше получалось…

Черная «Волга» начальника училища подкатила к самой столовой. Вышколенный водитель выскочил, обогнул капот, открыл дверцу, замер с подобострастной улыбочкой на губах. Осанистая фигура генерал-лейтенанта Ананьина вальяжно прошагала к «черному» входу.

На втором этаже суетливо забегали, накрывая стол в малом зале. Нарезанная ломтями, обжаренная в масле картошка, котлеты и салаты из свежих овощей. Стыдливо потел в центре стола хрустальный графин с холодненькой водочкой. Рядом с ним примостилась рюмочка…

Обслуживала их начальника Тонечка, плотно сбитая женщина лет тридцати. Вся в соку. Стоит лишь ткнуть пальцем, и брызнет нектар.

– Лепота… – опрокинув в себя лафитник, Николай Александрович довольно зажмурился.

Начальственная рука вслепую нашла женское бедро и, не встречая должного сопротивления, потянулась вверх, обнажая крепкие икры…

У Тонечки имелся свой определенный, шкурный, интерес. Муж ее, Петька, оболтус же оболтусом, служил прапорщиком. Прозябал мужик в инструкторах-водителях. А вскорости освобождалось хлебное место начальника столовой. Старый-то уходил на пенсию. А потому Тонечка старалась, томно вздыхала, с готовностью подставляла тяжело налитую и бесстыдно оголенную грудь под широкую генеральскую ладонь…

В большом обеденном зале бойцы драили паркетные полы. Они, не жалея, лили горячую воду, стругали банное мыло, вениками разводили густую пену. Затем в ход шли щетки для натирки полов. Вода лилась от края до края, просачивалась вниз, собиралась под паркетом. Понятное дело, что полы исподволь гнили, но никого это особо не трогало.

– Шевелись, шевелись! Лей! – поторапливал курсантов начальник столовой старший прапорщик Гергель.

Убеленный сединой мужик понимал, что скоро его спровадят на заслуженный отдых. Хотелось ему как можно далее отодвинуть этот для него крайне несчастливый день. А потому прапор старался, чтоб во вверенном ему хозяйстве все блестело и сверкало. А после него хоть и потоп. Хай оно все обрушится и развалится. А на его век полов хватит.

– Мастику тащи! Гуще мажь! Натирай! Веселее, хлопцы!

С тыльной стороны столовой вдруг показался суетливо семенящий человечек с большими полковничьими звездами на своих погонах.

Не останавливаясь, он с ходу взобрался на подмостки, заглянул в зеленую бочку с отходами, всю просветил ее рентгеновским взглядом и издал торжествующий рык, переходящий в гневливый рев:

– Сволочи все, сволочи все! – перегнувшись по пояс, Рябченков нырнул правой рукой в дурно попахивающую массу и извлек на белый свет пригоршню соленых зеленых помидоров.

Дежурный по столовой обмер. Его прямой недогляд. Остатки пищи с курсантских столов прямым ходом шли в их подсобное хозяйство и предназначались на корм свинкам.

– Поросят мне хочешь всех перетравить? – зам начальника училища по тылу тыкал вонючим овощем прапорщику в лицо. – На «губу» посажу! Немедля перебрать! Помидоры вынести на свалку!..

– Есть! Так точно! Будет исполнено! – козырял дежурный.

Вызванный наряд со смешком лениво ковырялся черпаками в гуще, вылавливал из нее попавшие в немилость протухшие помидоры.

– Нам жрать можно, а свиньи – подохнут…

– У них желудки аристократические, не чета нашим…

– Поберегись! – донеслось из приоткрытого окошка.

По широкой трубе, идущей из посудомойки, повалила очередная порция отходов. Жизнь кипела, жизнь продолжалась…

Возле центрального перекрестка в тени высокого пирамидального клена, прячась за его широким стволом, притаился полковник Туторин.

Зам начальника училища по учебной части держал в руке блокнот и карандашик. Аркадий Константинович лично записывал всех женщин из числа служащих, кто, злостно нарушая распорядок дня, покидал свое рабочее место на пяток-десяток минуток раньше, чем оно им надлежало.

Не пройдет и получаса, как зам соберет к себе в кабинет всех тех начальников, заведующих кафедрами, чьи подчиненные позволили себе уйти с работы раньше срока, и устроит им показательный разнос…

Старший прапорщик Одноволик рыскал возле КПП, третировал дежурного и дневальных. Седой комендант училища ретиво следил за тем, чтобы ни одна живая душа не покинула территорию без веских на то оснований. Он дотошно проверял внешний вид увольняемых и их документы: военные и комсомольские билеты, увольнительные записки, платки и расчески, просматривал записи в книгах увольняемых…

Широкая дорога от КПП, минуя центральный перекресток, бежала между южным входом в учебный корпус и курсантским общежитием. Упиралась она в винтовочный полигон аккурат рядом с почтой.

– Ах, Владимир Валерьянович! Вы такой галантный! – женщина, заведующая почтой, приняла букет и заперла помещение на защелку.

– Элеонора, давай мы по-быстрому. У нас с тобой мало времени, – полковник Катков решительно шагнул к своей любовнице.

Их тайная связь тянулась на протяжении двух с половиной лет. Из, казалось бы, мимолетной интрижки, завязавшейся на банкете по случаю празднования очередной годовщины образования училища, переросла она в длительные отношения. Начальнику политического отдела было удобно время от времени посещать почту под разными благовидными предлогами. То одно он проверяет, то другое инспектирует. Мало ли…

– Вы обещали посодействовать мне в квартирном вопросе.

– Будет тебе квартирка. Не беспокойся, Эля…

Приведя себя в порядок, Катков неспешным шагом направился к управлению. Через пять минут он начнет проводить совещание…

В конференц-зале обсуждались вопросы сохранности военного и государственного имущества. Особое внимание уделялось парку…

В дальнем углу автопарка, воровато оглядываясь, Петька Цыганков сливал в двадцатилитровую канистру топливо из бака своей машины. Их «Уралы» заправлялись бензином А-93. Дефицитный товар…

В тесноватом рабочем кабинета зама по вооружению распределяли силы и средства, планировали машины, судили и рядили.

– Поливальную машину отправим на огороды…

– Один самосвал на стройку…

– Один тягач под кирпич…

Училищное начальство вело строительство своих загородных дач. Для облегчения нагрузки на собственные кошельки начальники затеяли грандиозное строительство в их военном городке. Одно из старинных зданий, возведенных при последнем царе, разбирали по кирпичику. На его месте строители возводили новые стены. Сэкономленный материал пускали «налево»… Жизнь кипела и бурлила…

В воскресенье долго спали они, уставшие после длинной дороги, после связанных с внезапным переездом переживаний последних дней.

Но вот и Настенька проснулась, повернула головку в сторону никак не желающих просыпаться родителей, удивленно глянула на форменное безобразие. Только голод – не тетка, и она решила подать голос.

Уловив требовательный сигнал, Дина вскочила. Это был, кажется, единственный звук, на который материнское ухо чутко срабатывало в любом состоянии. Посмотрела женщина на часы и ахнула. Подхватила она дочку на руки и отправила ее под теплый бочок папаши, а сама заспешила на кухню, чтоб поставить на плиту молочко и варить кашку.

– Сейчас-сейчас, будем кушать… – тихо приговаривала Дина.

Рэм приоткрыл один глаз. И кто там, хотелось бы ему знать, столь бесцеремонно хлопает его по щеке? И кто же это? А это их маленький Лягушонок забавляется. Шлепнет он папку и озорно посмотрит. Губки расплывутся в довольной улыбке. Немного погодя, еще шлепнет…

– Ах ты, шалунишка наша… – Рэм поднял малышку над собой.

Начало сентября на дворе, а неутомимое солнце еще припекает.

– На море, на море, – запела хозяйка, покормив домочадцев. – Так я, оказывается, в этом году еще и не купалась! – вспомнила она.

– Да? – удивился Рэм. – У тебя же была возможность позагорать.

– Была. Но одной, без тебя… так не хотелось…

Ни о чем не спрашивая жену, Рэм сразу же направился к лодочной станции. Дина внимательнейшим образом наблюдала за мужем.

– Звездочка, покатаемся? – предложил Рэм.

– Да, мой хороший, – она благодарно чмокнула мужчину в щеку.

Ее внимательный и заботливый муж все помнил, как всегда, держал на контроле и ничего не забыл. И она, конечно, ничего не запамятовала.

Почти в такой же день они катались ровно три года назад, когда она после тяжелой болезни потеряла ребенка, и все у них рушилось…

– Солнышко мое, а помнишь, как ты все переживала, что у нас с тобой может не быть этого самого счастья? – он показал глазами на довольно лепечущую Настеньку.

– Помню, Рэмка. Я хорошо все помню, – крупные слезы помимо воли наворачивались на широко раскрытых женских глазах.

Но таилось в них больше радости, ощущения пришедшего к ней одновременно с рождением их дочери огромного счастья, чем грусти, печали и сожаления. Отныне они втроем связаны вместе так крепко, что больше их не развязать. Судьба обручила их. И она ни за что и ни при каких обстоятельствах больше никому не позволит их снова разлучить. С нее хватит. Наелась всего досыта. Сыта по самое горлышко.

– Все это началось ровно три года назад, – прищурившись, Рэм внимательно посмотрел на жену.

– Да, а ровно через год, – длинные реснички укоризненно дрогнули, – ты сказал мне, что больше никогда сюда меня не приведешь…

Обиженно и протяжно, как человек, вскрикнула пролетающая мимо на бреющем полете огромная белокрылая чайка. Выронив свою добычу обратно в море, она стремглав взмыла ввысь.

– Нет, Звездочка, – мужчина покачал головой. – Ты вспомни-ка, я сказал, что если прогулки на водном велосипеде тебя так расстраивают и навевают сплошь грустные мысли, то больше мы тут не появимся.

– И ты, упрямый, – ярко, но без видимой обиды сверкнули женские глаза, – сдержал свое слово. А через два года уехал и бросил меня одну.

– Насколько я помню, дорогая, ты меня из хаты кочергой погнала.

Дина глубоко вздохнула. Что ни говори, а в этом муж был прав.

– Ты уехал. Свет померк в моих глазах. Все опостылело. Помнишь, когда пять лет назад я первый раз сюда приехала, ты так живо и красиво поведал мне об истории Города, что я влюбилась в него. Он стал для меня, как родной. А тут я все возненавидела, прежде всего, свою работу, которая так нравилась мне и из-за которой я не смогла просто взять и сразу поехать с тобой. И именно из-за этого мы с тобой и поругались.

– Но мне казалось, что нынче у нас все в прошлом?

– Конечно, Рэмка, все в прошлом. Вот сегодня мы окончательно и поставим во всей этой истории жирную-прежирную точку…

Поставив в прошлой истории жирную-прежирную точку, супруги поспешили и перевернули прожитую страничку. Они открыли другую и начали писать свою новую историю с чистого листа…

Когда Дина постучалась и вошла в профессорский кабинет, член-корреспондент АН СССР Сергей Петрович Вернадский поднял на нее, улыбающуюся, свои донельзя изумленные глаза:

– Дина, это вы? И передо мною не мираж? Кажется, вчера на пляж я не ходил, под южным солнцем не перегрелся. Вы же в Германии…

– Здравствуйте, Сергей Петрович. Да, это я, собственной персоной, – она чуть смущенно опустила голову.

Милое очарование женщины заполнило пространство, заставило хозяина кабинета поспешно подняться навстречу нежданной гостье.

– Милая девочка, я рад видеть вас в родных университетских стенах. С чем к нам пожаловали? Надолго ли тут задержитесь?

– Думаю, что надолго, Сергей Петрович. Пришла я сдаваться.

– Как вы сказали? – мужчина удивленно моргнул.

Слишком неожиданным оказался для него приход его бывшей студентки, на которую он в свое время возлагал довольно большие надежды. И, кажется, его чаяния начали потихоньку оправдываться.

– Я принесла на ваш суд свою работу…

Скромно опуская глазки, Дина целиком и полностью осознавала, что ей несказанно повезло. Приехав к мужу в Германию, она встретила там неожиданно горячее стремление родственника Сашки Григорьева, закадычного дружка Рэма, помочь ей в ее научных изысканиях.

– Прекрасно, милая девочка, прекрасно, – профессор оживился и наклонился вперед, выказывая свою полную заинтересованность в этом вопросе. – А мы, знаете, только на днях тут про вас говорили. Я взял на себя смелость и доложил на Совете, что у вас диссертация на выходе и что ее уже можно включить в наш перспективный план, – он искоса глянул на бумагу на своем столе. – Динара Борисовна, если мы вставим вас на начало декабря, вы успеете?

– Думаю, что успеем. Если…

– Да-да. А я, в свою очередь, беру на себя обязательство в течение недели просмотреть ваш опус, – он не удержался от соблазна и одними глазами пробежался по всему оглавлению. – Недурно. Впечатляет. Признайтесь честно, профессор Крюгер вашу работу читал?

Не без основания академик полагал, что если их немецкий коллега, с которым он познакомился месяца два назад, когда его так неожиданно пригласили на проходящую в Потсдаме конференцию, одобрил этот труд, то тот вполне созрел, чтобы вынести его на всеобщее обсуждение.

– Читал, – Дина мило и в то же время скромно улыбнулась.

– И как? – наклонив голову, профессор прищурился, внимательно наблюдая за женщиной, ища в ее глазах ответ на свой вопрос.

– Нужно лишь стилизовать, отшлифовать и подогнать части…

Глаза за стеклами очков ярко сверкнули:

– Иными словами, материала у вас вполне достаточно?

– Да, вполне…

– Прелестно. Мы с вами поступим следующим образом. Я сегодня же начну вычитывать. А вы будете приходить ко мне каждый день…

По вечерам Дина приносила домой вычитанные профессором главы со следами его многочисленных пометок на полях, и в дело вступал семейный корректор. Последнее слово во всей карусели оставалось за Рэмом. После него работу можно было со спокойной душой отдавать в печать. Вдвоем с мужем Дина легко написала автореферат. Прикинули супруги и черновые варианты плакатов.

– Ох, Звездочка моя, – шутливо приговаривал муж. – Делаю все себе же на голову. Сам себе же приговор и подписываю.

– Ой, милый мой, что это ты? – супруга еще строила из себя полное непонимание. – О чем это ты, сударь мой, глаголать изволишь?

– Вот ты защитишься, станешь важным ученым и вмиг перестанешь смотреть в сторону безграмотного мужа. На кой черт тебе неуч?..

Бессменный начальник Дины, Федорчук, временами зашивался без своей первой помощницы и весьма ненавязчиво предлагал ей выйти на работу. Чтобы хоть как-то ему помочь, она почти каждый день забегала в отдел на часок-другой, а то порой задерживалась на работе и дольше.

– Динара Борисовна, а у нас назревает проблема, – подполковник выглядел несколько растерянным и слегка мрачноватым. – Спустили нам изменения в календарь основных мероприятий на октябрь. А там появилось личное первенство по весьма интересному многоборью.

– И что они нового придумали? – Дина отложила срочную работу в сторону. – Что им в голову умненького пришло?

– Кросс на три тысячи. Сто метров. Подтягивание. Специальная полоса препятствий. Стрельба из ПМ и АК. Ну, с мужиками-то дело обстоит полегче. Молодежи у нас хватает. А вторую женщину найти не можем. Слишком необычное многоборье они придумали. К примеру, Синцова у нас хорошо стреляет, но дальше чем от дома и до остановки трамвая не побежит. Да и то не за каждым, а только в день получки. А Клара летит, как ветер. Да на стрельбище толку от нее совсем никакого. А те, кто мог бы, так все по отпускам и по командировкам разъехались.

– Может, – вздохнула Дина, – мне того… самой попробовать?

Задумчиво поглядывая поверх своего взволнованного начальника, она ручкой машинально выбивала по столешнице замысловатую трель.

Услышав ее предложение, Федорчук чуть, было, не проглотил язык, остановил на своей помощнице озадаченные глаза:

– Тебе? После того, как ты недавно родила? Ты что, смеешься надо мной или хочешь эдаким способом поднять мне настроение? Учти ты, ничего не выйдет. Шеф так и сказал мне, чтобы мы с тобой делали все, что захотим, вплоть до банальной подставы, но… чтоб зачет, твердый зачет был. Дело на строгом контроле у нашего Министра.

– А я, – женщина развернула до той поры отсутствующий взгляд и твердо посмотрела начальнику в глаза, – выступлю, Олег Михайлович. Напрасно вы нелестно про меня отозвались. Я в приличной форме.

Уводя тоскующий взор в сторону, шеф с полной обреченностью в глазах скептически рубанул воздух своей правой рукой:

– Дина, у тебя на обе ноги хромала стрельба. Можешь запросто не попасть в зачет. А тогда и все остальное старание пойдет насмарку.

– Может, проверим? – Дина лукаво улыбнулась. – Идемте…

– А что толку? Одно расстройство, в том числе и желудка. Пойдем-пойдем, раз уж ты так настаиваешь. Сама еще раз во всем убедишься…