Текст книги "Офицеры. Книга вторая. У края"

3

Поставив бойцам задачу на день, Шустрик небрежным жестом подозвал к себе лейтенанта Алферова, прибывшего в часть всего на два дня позже него и назначенного в их минометную батарею командиром второго огневого взвода.

– Юрка, я отлучусь на часок, а ты пригляди за цуциками…

– Я, блин…

По помятому и зеленоватому лицу Алферова читалось, что он находился в состоянии жесточайшего похмелья после устроенного накануне холостяками по поводу отсутствия полкового начальства веселенького сабантуя с выездом на берега реки Хафель.

– Помни мою доброту… – Шустрик всунул ему в руки бутылку с лимонной настойкой. – Смотри, не увлекайся…

Как человеку женатому Ваньке полагалась отдельная квартира. Однако вопрос с ее выделением подозрительно затягивался. Никак не мог парень поймать зама по тылу и порешить с ним возникшую проблему. Оценив обстановку, Шустрик решил зайти с тыла.

– Это вам, Клавдия Петровна! – растянул он губы в лебезящей улыбке, даря букетик заведующей гарнизонной библиотекой.

Приняв цветы, женщина отправила их в простенькую вазочку, что по ее просьбе вынесла из хранилища востроглазая девчушка.

– Чем могу быть вам полезна?

В двух-трех предложениях Ванечка деликатно пожаловался на каверзно чинимые по отношению к нему досадные проволочки.

– Вы обратились не по адресу… – женщина нахмурилась.

В дела мужа она никогда не вмешивалась, и просьба несколько покоробила ее своей нагловато-циничной бесцеремонностью.

– Извините…

Обескураженный полной неудачей Ванька отошел к книжному стеллажу, машинально перебирал своими коротковатыми пальцами поистершиеся корешки произведений великих классиков.

– А вы, – тихо прошелестело за его спиной, – дайте Вадиму Юрьевичу рубликов двести в том или ином эквиваленте и завтра же вам дадут любую хату на выбор…

Боясь поверить ветру, лейтенант медленно обернулся.

– Меня зовут Вероника, – свела губы бантиком девчушка. – Вы мне дайте конвертик, а я его суну Загоруйко…

Выходя из здания гарнизонного дома офицеров, Ванька весело похлопал себя по бокам. Вот и денежка пригодилась…

Занятия продолжались. Прошло пару дней, и они сумели найти общий язык. Полностью и окончательно. Пара нехитрых советов о том, как и на чем можно еще сэкономить время, и непослушные нормативы поддались и начали один за другим выполняться.

Поставив своим бойцам очередную задачу, Рэм отправился глянуть на хранилище с техникой реактивного дивизиона, в коем с утра и до самого вечера безвылазно пропадал его друг Спивак.

Третий дивизион упорно готовился к Групповым состязаниям, и неотложных дел у молодого командира взвода набралось по горло, если не сказать, что и того выше. Но там, рядом с Мишкой, крутилось немало выпускников из их училища.

– Реактивщикам… привет!

Два года назад в их полк пришла достаточно большая группа молодых офицеров. Некоторых из них, надевших летом погоны старших лейтенантов, Рэм неплохо знал. А уж его-то, бывшего старшего сержанта, замкомвзвода, знал почти каждый из них.

– Кто к нам пришел… какие люди с Брайтон-Бич…

Приветственные возгласы посыпались на него со всех сторон, дружеские похлопывания по плечу. И вопросы с подковыркой о том, мол, как там «варятся» дела у них, у «самоходов»…

– Гусеницы салом смазали?! Ха-ха…

Полк у них гвардейский, и молодых лейтенантов по давно укоренившейся традиции торжественно принимали в гвардейцы. Сашка у себя в подразделениях управления ритуал благополучно прошел. Оставались они вдвоем с Мишкой.

– Рэм, когда в гвардию будем вступать? – попридержали его за плечо. – Время не ждет…

Понятно, что церемония неофициальная и, скорее всего, просто шуточная, однако пройти через посвящение следовало непременно. Иначе им прохода не дадут, высмеивая на каждом шагу.

– Али у вас кишка тонка, а? – хохотнули у соседних ворот.

Те, кто не прошел посвящение с первого захода, набирались новых сил и повторяли попытку. А все испытание заключалось в том, что в трехсот пятидесятиграммовую кружку наливали почти до самых краев водку и кидали в нее новенький гвардейский знак.

Требовалось выпить все содержимое, не отрываясь и до конца, достать значок зубами, выдохнуть и только потом взять его в руки. Сам знак на грудь, а в полку гвардейцев прибыло на одного гвардии лейтенанта. И дел-то всего, взять и выпить.

– На тебя, Рэм, кажись, не похоже…

Увы, не всем удавалось проделать трюк без сучка и задоринки сразу, с первого захода. Случалось, что клиент не справлялся с объемом и «отъезжал в Ригу», после чего беднягу незамедлительно отправляли тренироваться. Мишка в последние дни надоел Рэму с этим посвящением. Вот он и зашел, чтобы конкретно столковаться о площадке и времени встречи. Договорились и решили…

В заранее оговоренном месте, в назначенный час специально отобранная комиссия бдительно следила за соблюдением ими всех правил. Кружка у них – стандартная, солдатская. Вовсе не стакан, хотя ненамного и больше.

– На счет раз-два-три… приступить!

Главное, чтобы спокойно, не торопиться и не сбить дыхание. Медленно жидкость втянулась вовнутрь, осторожный выдох сквозь зубы, значок в руку, и едва заметная усмешка на губах. Взгляд на Мишку. И у того все в порядке.

– Молодцы! Попытка зачтена. Вес взят…

Так и прошло бы это дело скромно, на будничном уровне, но вечером Спивака потянуло на подвиги. Где-то еще он с кем-то успел добавить, и язык у друга подразвязался. Оказалось, дружок находился в курсе того, что у них в городке много вольнонаемных женщин и, самое главное, где они все кучно проживают.

– Всего от нас, гм, два шага пройти…

С неприятным удивлением посмотрел на него Рэм. Так стало неожиданным то, что вдруг открылось Валишеву, что могло многое объяснить из неоднозначного поведения его жены Маринки.

Смотрел Рэм на друга, смотрел и пока молчал, переваривая новости. Но, все-таки, не выдержал и спросил прямо в лоб:

– Миша, и давно ты Маринке изменяешь? – нехорошая мысль раньше никогда не приходила ему в голову, он и представить себе не мог, что Спивак способен на походы на сторону.

Очевидно, поняв, что доболтался, друг смутился, но деваться-то уже некуда. Под пристальным, проникающим до самой глубины взглядом Рэма, от которого тяжело и невозможно спрятаться под маской непонимания, пришлось отвечать, как и ни хотелось.

– Все, гм, началось год назад в Черновцах, – покаянно протянул Мишка. – К тебе, гм, еще Дина приехала…

– Ну, допустим, – Рэм заиграл желваками. Все, буквально все в его жизни, так или иначе, но связано с Ней. – Помню такое…

Год назад они курсантами находились на второй войсковой практике. Дивизия в Черновцах оказалась учебной и полностью развернутой. И солдат в ней, с которыми дозволялось вплотную работать и выковывать свои командирские навыки, хватало.

Кто из курсантов пожелал, тот с большим интересом изучал процесс подготовки будущих сержантов-специалистов, которыми бойцы становились после шести месяцев обучения.

В основном все плановые занятия по специальной подготовке проводили штатные сержанты, окончившие эту же самую учебку и оставленные в ней для дальнейшего прохождения службы.

Командиры подразделений старались отбирать самых лучших и способных. Но, к сожалению, учили сержанты молодых солдат так же из рук вон плохо, как полгода, год назад обучили и их самих.

Порой одни и те же основательно заложенные знания могли передаваться из поколения в поколение. Новые Уставы приняли еще в 75-ом году, а до сих пор слышались команды из старых. Хуже всего дело в учебке обстояло с тактической и специальной подготовкой. Специалисты по окончанию выходили никудышные. Оттого потом с ними в войсках и мучились…

…Первые две недели стажировки пролетели у них довольно быстро, и оставались еще две. Шел воскресный день, и Мишка без всяких лишних мыслей от нечего делать болтался по городу.

Случилось, что он остался один. К другу приехала жена, а его никто не навестил. Обидно стало ему? Да, обидно!

Ему тоже хотелось, чтобы и его милая Маришка находилась сейчас рядом с ним. Бесцельно бродил он по улицам и совершенно не знал, куда бы себя приткнуть… Его негромко окликнули:

– Молодой человек, вы из какого училища?

Уяснив, что обращаются не к столбу, а именно к нему, Мишка живо повернулся на грудной голос. Перед ним находилась молодая, очень красивая женщина. Чуть постарше его, но не намного. Хотя, одним взглядом, как эту разницу на глаз определить. Он ответил.

– И мой муж окончил ваше училище. Пять лет назад, – ему показалось, что женщина тяжело вздохнула.

Она расспрашивала его про город, про некоторых офицеров, фамилии которых незнакомка помнила. Он отвечал. Через час Мишка с удивлением заметил, что между ним и молодой женщиной прощупалась внутренняя связь. Очень просто и откровенно она говорила о многих хорошо ему понятных вещах.

Кружили они вокруг одного и того же места. Как он понял, она, скорее всего, жила рядом. Когда остановились у подъезда ее дома, женщина посмотрела на него с немой мольбой в глазах.

Не смог отказаться он и поднялся, чтобы, как уговаривал сам себя, выпить всего одну чашечку кофе. Наивно? Возможно. Он был уже далеко не мальчиком и хорошо себе представлял, чем обычно могут заканчиваться подобные визиты.

Сидя в удобном, мягком кресле, он маленькими глоточками, смакуя, отпивал дымящийся ароматный напиток, в котором при особом желании легко угадывалось присутствие немалой доли коньяка. А Вика рассказывала ему про своего мужа.

Два долгих года, живя от одного письма из-за Речки до другого, ждала она его возвращения из Афгана. Мучилась, переживала. Муж вернулся целый и, можно сказать, невредимый. Радость…

Переезд… Почти сразу они получили квартиру по льготной очереди. Казалось, что еще им надо, жить и наслаждаться. И тут случилась беда, нежданная, оттого более страшная, ошеломившая ее, повергшая в ужас. Пьяная драка, и ее муж ранил, совершенно случайно ранил человека из табельного оружия, из пистолета, что в тот день, на беду, оказался при нем. Скорый суд. И неумолимый приговор. Девять лет колонии строгого режима. И все. И ничего они не смогли изменить. Прошел еще один год.

Мучительный год. Напрасные метания из стороны в сторону, терзания, боль в душе, отчаяние. Не заладилось у нее со здоровьем. И вот она изо дня в день моталась по разным больницам, тщетно пытаясь установить причины своего недуга. Лишь один профессор сказал ей, что у нее целый клубок заболеваний. И корни у него на нервной почве. И острая нехватка в организме мужских гормонов.

«Как вас понимать?» – удивленно переспросила она.

Ей популярно объяснили. Вежливо, очень тактично. Растерянно моргнули озадаченные женские глаза. А где их взять, чертовы гормоны, если муж находится в колонии…

Вика сидела напротив и пытливо смотрела ему прямо в глаза.

– Я знаю, я сердцем чувствую, – женщина приложила руку к своей груди, – что ты должен меня понять. Постой, не надо, не перебивай меня, – она наклонилась к нему и приложила пальчик к его губам. – Выслушай меня до конца. Я поступаю так один раз в месяц и отношусь к тому, как к некой необходимой, неприятной, но нужной лечебной процедуре. Я хожу по улицам, выбираю человека, почти не ошибаюсь. У меня появилось особое чутье на людей, – Вика горько усмехнулась. – Ты вправе меня осуждать. Не знаю, но тебе я сегодня рассказала о самой себе. Обычно все случается и происходит намного проще. Ужин в ресторане и постель. Утром тихо разошлись, разбежались, и на следующий день друг о друге совершенно позабыли. Одна ничего не значащая встреча, и не больше. Но с тобой…

Печальные глаза глубоко страдающей женщины. Глядя на них, он думал, что их обладательница не может, не в состоянии лгать. Мишка был потрясен.

В тот день он случайно столкнулся с другим миром, в котором не все так просто, как у большинства, и в котором тоже живут люди со своими отношениями, не совсем укладывающимися в рамки обычных и общепринятых норм…

…Полностью обнаженная и прекрасная в своей беззащитной наготе, Вика отдавалась мужчине с потрясшей его отрешенной самоотверженностью. Она двигалась, будто совершала не совсем приятную для нее, но очень важную и нужную работу. Ни лишних эмоций, ни проявления чувств. Механизм, человек-робот, четко запрограммированный на выполнение определенного задания.

И лишь под самый конец женщина раскрылась, не выдержав внутреннего накала, ярко вспыхнула, стала страстной, пылкой и безудержной, на миг преобразилась. Глаза загорелись огнем, и все закончилось. Скорее всего, результат поразил и ошеломил ее саму.

– Прости, я не сдержалась, – она с трудом дышала и не могла справиться со своим внутренним волнением. – С тобой все выходит как-то не так, неправильно…

Это было, как безумие, как наваждение. Оно паутиной опутало его разум и парализовало волю. Он хотел собраться и уйти.

Чувство глубокого стыда, нет, вины за что-то и перед кем-то со страшной силой надавило на него. Никак он не мог избавиться от гнетущего навязчивого ощущения. Но Вика не отпустила его.

– Не уходи, останься, – глаза ее сумеречно блестели. – Посиди рядом. Я устала от одиночества. Мне страшно от одной мысли, что со мной рядом сейчас никого не окажется. Невыносимо все время находиться одной.

Не нашел Мишка в себе сил, чтобы решительно настоять на своем уходе, и пробыл у нее до позднего вечера. И липкая паутина незаметно опутывала его. Решившись, он пришел к ней ночью. В последующие дни он посещал ее по вечерам. Иногда они просто гуляли по городу. Вике нравилось бродить по улице, названной в честь Леси Украинки. Там они обычно пропадали все свободное время. Она всегда крепко держалась за его руку, словно боялась, что он может внезапно исчезнуть и больше никогда не появиться.

Две недели пролетели для него, как один день. Курсанты вернулись в училище. А через полтора месяца Вика нашла его и там. И потом приезжала она на два-три дня почти каждый месяц…

– Теперь ты, Рэм, все знаешь…

На комнату тихо опускались сгущающиеся сумерки, и в ней поселилась тревожная тишина. И тот, и другой, каждый думал о своем. Рэм совершенно не знал, что ответить другу, не решаясь браться за оценку того, что он услышал.

Их жизнь настолько сложна, что порой ее трудно, практически невозможно подогнать под одни рамки. Всегда приходится между чем-то выбирать. И не всегда тот или иной выбор нравится другим.

– Маринка знала? – вполне логичный в их ситуации вопрос мгновенно разогнал тишину по всем углам.

Но тяжело гнетущего напряжения он не поубавил. Напротив…

– Не знаю, – Мишка неопределенно пожал плечами. – Виду, гм, она никогда не показывала. Даже не знаю…

– Хорошо, а еще, кроме той женщины, за которую не мне тебя судить, у тебя кто-то был?

Раз уж начал, Рэм решил, что надо пройтись до самого конца.

– Было, гм, несколько раз, больше по пьянке, – Спивак, как от зубной боли, поморщился с едва заметной брезгливостью. – Один раз, гм, с соседкой Марины по их комнате.

– Эх, Миша-Миша. Прости, но я никак не ожидал от тебя. Как ты докатился до такой жизни? – огорченно спросил его Валишев. – Думаю, водка всему виной. И следующая за ней неразборчивость…

– Знаешь, Рэм, – товарищ неприязненно насупился. – У вас, гм, с Диной сложились свои отношения, а у нас – свои. Мы, гм, жили с ней немного проще. И на некоторые вопросы мы смотрели немного по-другому, иными глазами.

– Ты хочешь сказать, что и она…

– Не знаю, гм. Возможно, – Мишка дернул левым плечом и уклонился от прямого ответа, может, он ничего толком не знал. – Мы с тобой, гм, жили в одной общаге, а она жила в другой…

Потирая щеку, Валишев призадумался. Вполне могло быть, что и так. Вешалась же Маринка ему на шею при каждом удобном случае. И кто мог со всей уверенностью сказать, на чем они с ней остановились бы, сделай Рэм ей шаг навстречу. Скоро она приедет. А он взял комнату рядом с Мишкой. Сразу не подумал. Доведут его Спиваки со своей раскрепощенной любовью до ручки…

А так удобно, казалось, устроились. Две раздельные комнаты с одним общим входом дали им. Большую комнату перегородили они пополам, получилась трехкомнатная коммунальная квартира. Одну из перегороженных комнатенок он взял себе.

Хотя, из его комнаты в общий коридор есть еще один выход. Будет запасной вариант на тот случай, если соседи окончательно его достанут, не приведи того Господь.

Как казалось Баталову, жизнь его наладилась, прочно вошла в накатанную колею. И тут его основательно тряхнуло, напомнило, что не все коту масленица. Беда, конечно, не беда, но неприятность коварно подкралась, откуда ее, собственно, не ждали.

Командующий Ракетными войсками и артиллерией 20-й армии решил собрать всех молодых лейтенантов-артиллеристов на сборы. А числился-то Костик пока на должности командира взвода ПТУР, и ВУС – военно-учетная специальность у него все еще оставалась артиллерийская. Досадное обстоятельство…

Пришлось Баталову ехать. На полигоне собрались выпускники со всех училищ. В общем строю Костик обнаружил большое число своих однокашников. Жался к нему обрадованный встречей Вова Бобов. Отдельной кучкой стояли Григорьев и Валишев, Спивак и Малахов. На левом фланге пристроились Шустрик и Климов…

Подвижный генерал-лейтенант занял свое место на КНП. Рядом с ним суетились офицеры из штаба РВиА. Устроители постарались на славу. В той именно части, разумеется, что касалась удобств самого командующего. Он восседал в удобном кресле в окопе, под навесом, укрывающим и спасающим и от солнца, и от дождя.

Молодые лейтенанты с биноклями и блокнотами в руках тесно устроились в неглубоком открытом окопе, пеклись и изнывали под палящим солнцем, готовя свои ПУО – приборы управления огнем.

В руках генерал-лейтенанта появился отпечатанный список-ведомость принятия зачета по индивидуальной стрельбе.

– Лейтенант Абрамов, к станку…

Повезло тому, кто первый в списке, у кого фамилия начинается на букву «А». Первым отстреляется и отмучится. Тут или пан, или пропал. Иного, третьего, в общем-то, не дано.

– Ориентир 41-й…

Руководитель стрельбы принялся ставить молодому лейтенанту задачу. Баталов заерзал. Скоро очередь дойдет, а у него, по сути, ничего нет, кроме ПУО, так еще и неподготовленного, и до сих пор еще не оцифрованного. Ни бинокля, ни секундомера у него нет. Не получил он их на складе. Все думал, что эти игрушки ему никогда не пригодятся. Блокнота артиллерийского нет, карандашей нет…

Время шло, настала очередь Баталова. Бобов успел, услужливо передал ему все свои принадлежности для стрельбы.

Пришлось Костику изрядно попотеть, гоняя шальные разрывы по всему «пяточку», на котором расставили мишени, имитирующие те или иные цели. На дохленькую троечку оценку ему натянули.

С биноклем в руках на месте очередного стреляющего застыл Бобов с потерянным взглядом на каменно посеревшем лице.

– Товарищ лейтенант! – командующий надумал, что пора ему чуточку размяться и лично самому пропустить одного человечка через стрельбу. – Ориентир 42-ой, правый изгиб дороги…

– Ориентир 42-ой вижу, – упавшим голосом промямлил Бобов.

– Вправо 20, ниже 10. Наблюдаете: механизированный взвод противника в открытых окопах. Противник скапливается в первой траншее. По самому центру наблюдаете станковый пулемет…

Высокое начальство долго излагало тактическую обстановку, чем привело Вову в полнейшее замешательство на грани ступора.

– Товарищ лейтенант! Ваше решение!

Держа подрагивающими руками полевой бинокль возле глаз, Бобов минуты три переваривал полученную информацию, после чего выдал механическим от невероятного напряжения голосом:

– Решил никакого решения не принимать…

Тяжело дыша, командующий багровел, набирал в свои легкие наэлектризованный воздух, а затем оглушительно рявкнул:

– Вон! С пункта вон! Наглец!..

То ли машинистка ошиблась, печатая список, то ли у кого-то с алфавитом не сложились отношения, но фамилию Вяземского они расположили выше фамилии Рэма.

– Лейтенант Вяземский к стрельбе готов!

Андрюха, выпускник Хмельницкого артиллерийского училища, чувствовал себя превосходно, уверенно держал все нити стрельбы в своих умелых руках. Изучив всю местность, пока держали экзамен другие стреляющие, он первым же выстрелом уложил снаряд рядом с кочкой, которая обозначала его «изрыгающуюся огнем» цель.

– «Днепр», один снаряд двадцать секунд выстрел огонь! – скомандовал Вяземский, назначив батарейную очередь.

И поступил лейтенант именно так, как прописали в Правилах стрельбы. Правда, в тех, что действовали у них до 83-го года. Чуток перемкнуло его от волнения, не по тому пути состав отправило.

По наблюдавшимся отклонениям Андрюха каждому орудию ввел корректуры и перешел к стрельбе на поражение. Две очереди по два и по четыре снаряда, море огня, противник уничтожен.

– Лейтенант Вяземский стрельбу закончил!..

Уверенный голос лейтенанта загипнотизировал всех на пункте, его ошибки будто никто не заметил. Вывел генерал «отлично» и при всех поздравил Вяземского с блестящей стрельбой.

– Вот так надо стрелять, товарищи офицеры…

Рэм держал ответ следующим. Почти аналогичная задача. Не прибегая к помощи своего ПУО, лейтенант назначил установки для первого выстрела. Разрыв грохнул на уровне цели, чуть левее.

– Наблюдаю: лево пятнадцать, недолет двадцать. «Днепр», – Рэм в уме высчитал необходимые корректуры, – прицел больше один, правее 0—07, два снаряда беглый огонь…

По рядам присутствующих пробежался робкий гул недоумения.

– Товарищ лейтенант! – вмешался командующий. – Вы не назначили батарейную очередь. Время у вас есть. Исправляйтесь…

Довольный собой начальник вальяжно откинулся в мягком кресле и прищурился. Но услышал он далеко не то, что ожидал:

– Товарищ генерал-лейтенант, докладываю! Наблюдал недолет в двадцать метров и отклонение влево в 0—15. Согласно новым Правилам стрельбы ПС-83, если разрыв отклонился по дальности не больше ста метров и по направлению не больше 0—20, то переходят к стрельбе на поражение…

Победно задравший торжествующий нос, Вяземский-то слегка побледнел. А он-то, выходит, палил не по тем Правилам…

Глядя на то, что очередь неумолимо приближается к нему, Ваня почувствовал, как у него задрожали коленки. За все четыре года, что он провел в училище, Шустрик выполнял зачетные стрельбы считанное число раз. Вместо занятий по стрельбе и управлению огнем он упражнялся в подсчете простыней, портянок и нижнего белья, целенаправленно пропуская самые ответственные пары.

– Рэм, встань к дальномеру, подсобишь мне…

В ответ на его заискивающую просьбу Валишев отрицательно качнул головой, отказывая в подсказках, отошел в сторону.

– Рэм, мы же с тобой друзья! – кинул Ваня ему вдогонку.

– Мы с тобой что, друзья?! – глаза у лейтенанта Валишева недоуменно расширились.

От брошенных Шустриком слов внутри у него гневно закипело и заклокотало, выбрасывая наверх глубоко запрятанные обиды.

– Может, ты, Ваня забыл, как вложил меня и Пашу Пакуна комбату, когда мы слегка набрались на день рождения у Левкова…

Лично он прекрасно все помнит. С утречка капитан Пожарчук вызвал его к себе в канцелярию и устроил «промывание мозгов». Грозил исключением из партии, куда они с Пашей неделю назад как вступили. Естественно, за ним автоматом шло исключение из училища. Ладно, обошлось одними устрашающими словами…

– Или ты забыл, как налево и направо разбрасывался нарядами, терроризирую несогласных с тобой. И держалась твоя власть лишь на авторитете комбата, к которому ты таскал каждого, кто позволял себе возразить тебе в ответ. Мы с тобой не друзья…

Пришлось Шустрику корячиться одному, пару свою законную он в итоге схватил. Правда, повезло ему, что командующего на их пункте в тот час не наблюдалось. Долго Ваня канючил перед тем подполковником, что принимал у него зачет…

Вечером в палатке лейтенанты понемногу расслаблялись…

– Но ты ничего не сказал, когда стрелял Вяземский. На тебя не похоже. Почему? – спросил Григорьев у друга.

– Понимаешь, – Рэм усмехнулся. – Зачетная стрельба. Каждый вертится, как может. Зачем портить оценку товарищу? К тому же, с Андрюхой мы давно знакомы…

По лицу лейтенанта пробежалась слабая улыбка. Четыре года прошло с того дня, как они окончили суворовское училище, а друг Андрюша все тот же балагур, веселый и заводной…

В соседней палатке на десять человек страдал Баталов. Ему было тяжело морально и физически. Впервые за долгое время его не выделили из общей массы, а сам он «выстрелить» не смог по причине слабой профессиональной подготовки, которую на сборах поставили во главу угла. Вяземский смог, Валишев смог. А он лично ничего выдающегося не показал. Не его стихия…

А еще труднее оказалось жить в полевых условиях. В палатке он не спал со 2-го курса. Тусовался всегда среди офицеров…

С тоской Костик подумал о своем номере «люкс», о Машке с ее необычайно отзывчивыми, будто живыми сосками, о Глаше с ее по-собачьи преданными глазами. Хотелось вскочить и завыть…

Рядом с Баталовым шумно сопел Шустрик. Ваня до слез жалел отданных штабному офицеру денег. Но таковы реалии жизни. Одно утешало, что в полку подобными вещами никто заниматься пока не собирался, по крайней мере, в обозримом будущем.

И там он свое еще возьмет. Командовать он умеет, со своими бойцами запросто справляется… А все горлопаны-сосунки, хоть и шарят кое в чем, но, по сути, иного ничего не умеют, не знают, с какого боку к живому солдату подойти и построить его.