Текст книги "Офицеры. Книга первая. Излом"

А сколько дней они смогут тут одни продержаться? День? Два? Три? Неделю? Нет, неделю – это слишком. К тому же, ее могут начать искать потерявшие свою дочку родители.

– До среды выдержим, как думаешь? – посмотрела девушка на своего милого. – Что скажешь?

Тот с радостью согласился, энергично закивав при этом своей растрепанной головой. Лагерь по-быстрому сняли и переправили на островной берег. Когда машина скрылась за поворотом, Дина задумчиво произнесла:

– Хороший у тебя брат, заботливый. Хозяйственный. Как все правильно продумал. Зря Зойка так к нему отнеслась. Не сумела она его как следует разглядеть или, скорее всего, и не захотела это сделать. Бедный Марат. Хотя, кто его знает? Если девушка уходит к другому, то еще не известно, кому из них двоих больше повезло.

– Ты так думаешь?

– Не только я…

Робинзон с умилением смотрел на свою прелестную Пятницу. Да, если бы у персонажа Даниэля Дефо была бы такая же прекрасная соседка, он, наверняка бы, смог прожить на своем острове и побольше, чем каких-то двадцать семь несчастных лет.

Время, отпущенное им, пролетело, как одно мгновение. Казалось, что вот только-только отъехала машина, а пора уже было собираться в обратный путь.

Отдохнувшие, загорелые, довольные и счастливые, встречали они в среду вернувшегося за ними Марата. У них впереди еще столько дней вместе, курсантский отпуск в самом разгаре…

Подходил к своему логическому концу и, как казалось в самом начале, такой длинный курсантский отпуск. Теперь Дина с грустью считала оставшиеся дни. Пошла последняя неделя, и вот наступил четверг.

Небольшой самолет со ставшим самым дорогим для нее человеком на борту, не торопясь, вырулил на взлетную полосу и после короткой пробежки взлетел, а у Дины е было сил, чтобы тронуться с места.

Внутри все как-то опустело. Пока ехала и тряслась в автобусе, пыталась собраться с мыслями и привести в порядок пришедшие в полное смятение чувства.

Все, все в один голос говорило о том, что к ней пришла любовь. И не просто любовь, а настоящая, всепоглощающая, пугающая своей глубинной силой. И как ей теперь относиться к этому? Как?

Вот этот вопрос и хотела она решить для себя раз и навсегда. Отдаться всецело этому чувству или же… Довериться ему и больше ни о чем не думать или же…

7

А в городе на Волге собирались те, кто решил продолжить свое обучение в том же училище, куда направлялся и Рэм. Дальше летели уже вчетвером. Стало немного веселее. Кто-то из них когда-то уже бывал в славном городе-герое. Южный аэропорт со всеми присущими ему атрибутами, включая и веселых таксистов, предлагающих, на их взгляд, за совсем символическую плату отвезти в любой конец города, а если надо, то и в любую точку области. И стоит-то такое удовольствие всего-то пустячок, от которого у непривычных к такого рода сервису приезжих поначалу глаза на лоб повылезали, пока они не привыкли к этому.

Но ведомые своим опытным проводником друзья просто, не мудрствуя лукаво и не ища приключений, сели на желтый обыкновенный рейсовый автобус. Бесплатно, за каких-то двадцать минут, доехали до железнодорожного вокзала. Там таких, как они, уже ждали желающие сдать свои лишние и нелишние метры жилой площади приезжим и просто отдыхающим. У ребят в запасе еще было пару свободных дней, и им тоже не мешало бы на это время найти для себя какое-нибудь пристанище.

Прошло всего несколько дней, и Дина читала долгожданное послание:

«Дорогая Динушка!… Такое ощущение, что мы с ребятами вдруг попали в совсем другую страну. В магазинах невообразимое обилие продуктов. Если дома, кроме рыбных консервов и трехлитровых банок с прокисшими соками, на полках больше ничего и нет, то у них тут и колбаса, и мясо лежат совершенно свободно. Фрукты, овощи. Шоколадные конфеты на любой выбор. Короче, чего только нет. И люди здесь все другие: спокойные и общительные. Это, наверное, оттого что местные жители в отличие от наших земляков не замучены ежедневными стояниями в бесконечных очередях…

Красавец-город на самом берегу Черного моря. У меня за эти дни сложились внутри только самые приятные впечатления….

Этот город – самая настоящая жемчужина. Море зелени, море цветов, море самых красивых девушек. Только нет, нет среди них той единственной, которая нужна мне больше всех. Только закрою глаза – снова вижу одну лишь тебя, твои бездонные глаза, смотрящие на меня с теплотой и лаской. Твои, губы нежно шепчут дорогие для меня слова любви ко мне. Изгиб твоей шеи, словно созданной для моих поцелуев. Два трепетных птенчика твоей прекрасной груди замерли в ожидании моих прикосновений…»

Вчитываясь, Дина почувствовала, что начинает краснеть. «Вот негодник, – проскользнула мысль, – научила тебя чувственности на свою голову». Дочитав до конца, вздохнула. На душе было и радостно, и одновременно тревожно.

Неспокойно и тревожно чувствовал себя и Рэм. Тоскливо было у него на душе. Тягостно. Совсем не радовала парня атмосфера, что сложилась в первые дни пребывания в артиллерийском училище вокруг него и других таких же, как и он.

Представляя себе будущую жизнь в курсантском училище, он подспудно понимал, что попадет в совершенно иные условия, нежели те, что сложились в суворовском училище, что будет, верно, нелегко, особенно на первых порах. И готовился к этому. Но действительность превзошла все его ожидания.

Чьими-то стараниями обстановка внутри нового набора была накалена до предела. И тому были причины. Слишком разношерстная по любым меркам подобралась у них публика. От семнадцатилетних юнцов до парней, уже успевших отслужить срочную службу в армии. А два-три года в таком возрасте разница довольно приличная.

В предельно жесткой конфронтации сошлись интересы и претензии на возможное доминирование над всеми другими некоторых групп. И из этого клубка неразрешимых, на первый взгляд, противоречий впоследствии и были сформированы новые курсантские подразделения.

Самой большой по численности была аморфная масса бывших абитуриентов, поступавших с «гражданки», крайне бестолковых и неопытных. Но это еще не говорило о том, что они были лишены амбиций…

Сплоченно держались выпускники суворовских училищ с уже сформировавшимися понятиями о чести и товариществе. Но их было, по сравнению с бывшими школьниками не так много…

И, наконец, третья – бывшие солдаты или, как их еще называли, «сапоги», отслужившие в армии по году и более, многие с сержантскими нашивками, сразу ставившими их обладателей на одну голову выше остальных, уже с иными понятиями, сильно испорченными армейской «дедовщиной».

Вот эта группа и рвалась к власти над сослуживцами. Насмотревшиеся в войсковых частях на прелести безбедной жизни «дедов» и сержантского состава, многие из них понимали, какие привилегии это может им принести.

Будучи старше всех остальных, они и внешне выглядели более опытными и умудренными жизненным опытом, выгодно выделялись на общем фоне. Именно на них делали ставку командиры учебных батарей и взводов, подбирая кандидатуры на исполнение обязанностей младших командиров.

Поэтому поначалу все должности старшин батарей и заместителей командиров взводов заняли исключительно бывшие солдаты. Естественно, что к ним-то в подчинение и попали все остальные, включая и командиров отделений, подобранных преимущественно из числа «кадетов». Столкновения между представителями столь разных категорий людей были неизбежны.

Неизвестно, чем руководствовался командир первого взвода, делая свой выбор, но он почему-то сразу поставил Рэма на должность командира третьего отделения. Вышел перед взводом, зачитал фамилии всех младших командиров.

Так уже было, первый взвод и тоже третье отделение. Может быть, это хороший знак? Рэм занял соответствующее его положению место в походном строю взвода во главе своего отделения. Снисходительно наблюдая за продолжающейся суматохой, он старался настроить себя на новый уклад жизни, не обещавшей быть легкой и веселой, похожей на последние полгода учебы в уже казавшемся таким далеким суворовском училище. Да, это уже не игрушки в войнушку…

Реальная действительность не заставила себя долго ждать и упрашивать, чтобы убедить его в этом. Нетерпимый с самого детства к проявлениям любого вида несправедливости он сразу вошел в жесткий конфликт с невысокого роста усатым сержантом, по злой иронии судьбы оказавшимся впоследствии старшиной их батареи. Фамилия сержанта Шустрик явно соответствовала хозяину. Он так угодливо бегал перед комбатом чуть ли не на задних лапках, так рьяно шустрил перед всеми офицерами, что вскоре был вознагражден за все свои усилия назначением на должность старшины, дающую человеку, ее исполняющему, огромную власть над сотней курсантов.

Логика офицера, может быть, и непонятная для кого-то, непосвященного в некоторые тонкости весьма непростого управления подчиненным личным составом была очевидна. Комбату, как воздух, был нужен человек, способный в короткий срок организовать во вверенном ему подразделении беспрекословное соблюдение воинской дисциплины, быстро навести в казарме уставной порядок и руководить повседневной жизнью батареи, забрав при этом львиную долю работы самих офицеров. С виду бойкий, исполнительный, постоянно заглядывающий в рот своему прямому начальнику, может быть, и не всегда достаточно сообразительный сержант просто идеально подходил на эту роль. Чем меньше думаешь, тем легче исполнить любой приказ…

Случайно проходя мимо и услышав, скорее всего, программную речь Вани Шустрика о том, как он представляет себе ожидающие их порядки, Рэм заметил, что такими откровенно солдафонскими методами совершенно невозможно и просто нельзя воспитывать будущих офицеров. Как-никак, а все они находятся-то не в сержантской учебке, а в высшем училище. И высказал вполне логичное соображение о том, что такое руководство не сможет долго продержаться. Сержант промолчал, но запомнил.

Шесть часов тяжелых занятий до обеда, еще четыре после, частые дополнительные и порой ничем не объяснимые тренировки, постоянно и почему-то обязательно захватывающие личное время, изматывали. Месяц такого курса молодого бойца смогли выдержать не все, и кое-кто снова ушел на «гражданку». Даже привыкшим к всякого рода тягостям и лишениям воинской службы «кадетам» было временами несколько не по себе. Плюнул на все и ушел выпускник их суворовского училища Ромка Земляков.

– Эх, Рома-Рома… – к горлу подкатился горький комок.

Вскоре Рэм вдруг стал ощущать на себе незаметный со стороны, но постоянно давящий на него незримый пресс. Кто-то, видимо, целенаправленно пытался сломить его волю, сделать послушным исполнителем чужой воли.

Поначалу Рэм совершенно не придал значения тому не очень приятному факту, что ему выпала очередь дежурить на первые же выходные. Когда это же случилось на следующие, насторожился. На третьи – не выдержал и пошел разбираться. Старшина прикинулся валиком и непонимающе разводил руками: «Я не виноват – усё, усё по очереди». Рэм тактично объяснил ему, что, раз у них в батарее четыре взвода, в каждом из которых по три отделения, то он должен заступать в наряд каждые двенадцать дней, а не через семь, как это почему-то получается у старшины на графике. А может быть, у сержанта свои особые отношения с устным счетом? Каждый упорно стоял на своем. Конфликт, медленно перетекая из одного кабинета в другой, дошел до комбата. Рэм спокойно выдержал суровый взгляд командира, глаз в сторону не отвел и одержал свою первую, пусть пока и маленькую, победу. Его на время оставили в покое.

Вероятнее всего, что комбат приказал или посоветовал старшине не трогать неуступчивого «кадета», а поближе к нему присмотреться. Но все равно было очень и очень тяжело. Все ожидали с нетерпением момента, когда начнутся плановые занятия. Думали, что после принятия Присяги станет полегче. И вот, наконец-то, этот для всех долгожданный день настал.

8

Воскресенье четвертого сентября.

Весь август не было никакого спасения от изнурительно палящего южного солнца. С утра еще было терпимо, но к обеду от асфальта на строевом плацу начинал подниматься раскаленный воздух. И этот знаменательный день тоже обещал быть жарким. Слабый ветерок нес с собой не прохладу, а волны нагретого воздуха.

Всем личным составом артиллерийское училище выстроилось на очередное торжественное мероприятие. К поставленным перед строем столам поочередно один за другим выходили из общего строя первокурсники, и лично каждый зачитывали вызубренный наизусть текст Военной Присяги, ставя при этом в отдельной ведомости свою личную подпись.

Хоть это и праздник, но процесс длительный и утомительный. Немного скрашивал его последовавший следом надолго не затянувшийся митинг. На закуску оставалось подготовленное силами первого курса небольшое шоу, устраиваемое для гостей с целью показать всем, чему научились ребята за прошедший месяц.

Поставив свою подпись одним из первых, Рэм попытался отстраниться от всего происходящего на плацу, уйти в себя, чтобы меньше замечать палящего солнца, давящего на плечи груза…

Тяжело было сознавать, что на этом общем для всех празднике почему-то оказываешься одним из немногих, к кому никто так и не приехал. Хотя, чему тут особенно-то и удивляться, пора бы уже к этому и привыкнуть. Вообще-то, прежде всего, ему не следовало бы так далеко забираться от родного дома. Но что сейчас можно было считать за свой родной дом? Где он? Может, училище и стало его родным домом? Нелегкие думы совершили круг и вернулись к совершавшемуся на плацу действию.

Рэм вполуха слушал то, о чем говорят там с трибуны, и пробегал вялыми глазами по густым рядам приглашенных и родственников, равномерно расположившихся перед их строем вдоль выставленного на всякий случай ограждения. Туда и обратно. Перед ним стояла пестрая лента незнакомых ему людей, одетых совсем еще по-летнему. Стоп! Этого же не может быть! От неожиданности он на мгновение зажмурился. Что-то до боли знакомое сумел выцепить его взгляд в этой совершенно безликой для него толпе. Сначала Рэм подумал, что это проделки слепящего солнца и игра его воспаленного воображения. Откуда, вообще, она могла взяться? Но теперь глаза снова и снова помимо его воли возвращались на то место, пока не наткнулись на ее ответный горящий взгляд. С этого момента сомнений быть уже не могло. Конечно же, это была она, она! Изящной взмах ее милой руки окончательно убедил его в этом.

Мысли тут же сами побежали в совершенно ином направлении. Куда совсем далеко-далеко отошли все тревоги и терзания, мучившее парня на протяжении этого, наверное, самого нелегкого месяца в его пока еще очень короткой жизни. Дина… Его Дина приехала. Она любит его, любит, любит…

Настал момент, когда гостям, наконец-то, разрешили поздравить принявших присягу, и улыбающаяся и сияющая от переполняющей ее радости Дина, подбежав, от всей души чмокнула и обняла мгновенно покрасневшего Рэма. Многие, ох, многие, наверное, позавидовали ему в эту минуту при виде грациозной светловолосой девушки с бронзовым загаром…

– Город мне покажешь? – лукаво улыбаясь, спросила она, позволяя ему бережно взять ее под ручку, когда их, наконец-то, отпустили в первое для Рэма в этом училище увольнение.

– Конечно, покажу!

Курсант был счастлив, он не находил слов, чтобы выразить свое восторженное состояние.

– Ну, Дина, ты и даешь. У тебя же учеба началась, – Рэм не спускал с нее своих восхищенных глаз.

– Да, началась, – она так мило и тепло улыбнулась, что он совсем растаял. – Но что-то не понравилось мне в твоем тоне и насторожило меня. Я почувствовала из твоих писем, как тебе сейчас тяжело, и поняла, что тебя просто необходимо поддержать. А то кому ты еще здесь нужен, кроме меня? – Дина ласково провела по его лицу. – К тому же, ты так красочно обо всем писал, что мне захотелось самой посмотреть на все своими глазами и убедиться в том, что все это правда, а вдруг ты все преувеличиваешь, чтобы только заполучить меня к себе. А… училище… – ее носик заговорщицки сморщился. – Так у меня есть справка по болезни на десять дней. Двое суток в поезде и я у ваших ног. Только утром приехала и сразу же поехала искать ваше училище. Так, куда ты меня поведешь?

– Едем в центр. Гулять, так гулять. Как все дороги ведут в Рим, так и здесь все дороги ведут на Греческую площадь, – его лицо озарилось каким-то одухотворенным светом. – Я приглашаю прекрасную даму совершить увлекательное путешествие во времени и пространстве.

Две минуты ходьбы, и они попали на шумную улицу Сегедскую. Она с удивлением отметила для себя, что общественный транспорт тут ходит один за другим, чуть ли не прицепившись друг к дружке, чтобы, наверное, ненароком не потеряться на своем маршруте, случайно повернув не туда, куда надо, на одном из многочисленных перекрестках. Повороты, повороты. Конечно, тут немудрено и заблудиться. Улица за улицей калейдоскопом пробегали перед ее глазами. Кажется, вот и приехали. Народ разом через все двери выкатился из троллейбуса. Конечная остановка, Греческая площадь, переименованная в площадь Мартыновского, но это не так и важно…

Всего несколько шагов, и они попали на улицу, которую невозможно спутать с какой-либо другой на свете – на воспетую многими поэтами Дерибасовскую. Со всех сторон им на глаза лезла экзотика южного города. Они шли местами не только историческими, но и оставившими свой глубокий след в мировой литературе. Кто только не писал про славный бар «Гамбринус»? Рэм пригласил свою спутницу посмотреть на знаменитый подвальчик изнутри.

– А почему вместо столов и стульев стоят обыкновенные бочки? – Дину сразу очень заинтересовала такая непривычная для людей неискушенных в небольших тонкостях национальной особенности местных жителей обстановка в отделанном под далекую старину пивном зале.

– Еще давным-давно, когда Сенат издал Указ о введении одного дополнительного налога на питейные заведения, который стали брать теперь с каждого стола и каждого стула, находящихся в зале, то один весьма сообразительный хозяин поменял их на бочки. А про них в присланной на этот счет бумаге не было ни слова. Нет в зале столов и стульев, значит, и не с чего брать этот налог, – Рэм, скорее всего, изображая хозяина – коренного одессита, маланца, с напускным простодушием развел руками. – Вот так…

– Маланцы, – девушка притворно вздохнула, закатывая глазки. – Кругом одни маланцы. А ты еще не стал одним из них? – девичьи глазки весело рассмеялись.

– Издеваешься? – парень изумленно, подыгрывая ей, моргнул.

– Ага…

Они пошли дальше. Витрины, витрины. Ей казалось, что она попала в какой-то другой мир.

– О, смотри, «Цыплята табака». Они что, курят? – Дина не сразу поняла, что могла означать такая вывеска.

Ох уж эта наивная неискушенность еще неиспорченных плодами цивилизации провинциалов!

– Вот мы сейчас зайдем и посмотрим, – в его глазах на миг блеснула и затаилась лукавая улыбка. – Кто там курит…

Зашли, осмотрелись. Она сконфуженно потупила глаза и погрозила ему пальчиком. Жареные цыплята, поданные под особым соусом, оказались очень даже неплохими на вкус и были тут же уничтожены с немалым аппетитом. А немного десертного болгарского вина придало всему этому некоторую пикантность. После голодного центра России, откуда она только что приехала на поезде, здесь все напоминало ей какое-то сказочное место.

– Хочешь посмотреть на море? – спросил он загадочно, когда они, утолив накопившийся за день голод, вышли на свежий воздух.

– Для этого, наверное, надо опять ехать через весь город? – она обречено посмотрела на него. Не очень хотелось ей снова трястись в общественном транспорте. – Может, мы это отложим?

– Нет, ни в коем случае, – его голос приобрел таинственный оттенок. – Я же обещал тебе, что мы совершим с тобой путешествие не только во времени, но и в пространстве. Сейчас мы с тобой пройдем по волшебному коридору. Закрой глаза и дай мне руку. Мы пойдем с тобой семимильными шагами.

«Вот же сказочник!» – с улыбкой подумала она, но глаза все-таки закрыла. Если ему так хочется подурачиться, то она ему мешать в этом не будет. Дина насчитала не больше сотни шагов, когда он разрешил ей смотреть.

– Можете открыть глазки!

От неожиданно открывшейся перед ней панорамы девушка ахнула. Впереди, прямо у их ног раскинулся красавец-порт с пришвартованными к его причалам огромными белоснежными океанскими лайнерами.

– Скорее, скорее, скорее спустимся туда! – она, как маленькая, девочка тянула его за собой. – Рэмка! Я хочу, хочу…

Величественные «Тарас Шевченко» и «Адмирал Нахимов» поразили девушку своими невообразимыми размерами. Оказывается, когда стоишь с ними совсем рядом, то их верхние палубы уходят ввысь, как последние этажи высотных зданий.

– Желающие совершить морскую прогулку приглашаются на восьмой причал. Отправление через десять минут, – резкий каркающий голос, внезапно вырвавшийся на волю из установленного неподалеку репродуктора, заставил их вздрогнуть.

– Рэмушка, прокатимся, – сразу же загорелась Дина и умоляюще глянула на него. – Я же еще ни разу…

Ради нее он готов был на все. Бело-голубой катер на подводных крыльях мчался как ветер вдоль далекого берега, на котором медленно разворачивалась живописная картина южного припортового города. Не отрываясь, она во все свои расширившиеся от восторга глаза разглядывала открывающуюся перед ней восхитительную панораму. А он смотрел только на нее. Все это он уже видел, видел не раз…

Белоснежные чайки лениво парили над ними. Резко срываясь вниз к темной воде, они хватали добычу, уносились с ней в сторону.

– Чайки, – задумчиво произнесла девушка. – Какие они, оказывается, большие. Я и не знала…

Парень ласково посмотрел на нее и, наклонившись к ее уху, прошептал:

 
Ты одна на белом свете.
Другой такой не видел я.
Останься здесь со мною вместе,
Желанная, судьба моя…
 

– Рэмка, не говори так, – делая вид, что сердится, Дина погрозила ему пальчиком. – Нельзя же так, в конце концов. От твоих слов я просто таю. Еще немного и у меня уже не хватит сил уехать от тебя. А это сейчас, радость ты моя, просто невозможно. И так я сбежала на свой страх и риск, чтобы хоть как-то поддержать тебя в эти трудные дни. Трудно тебе здесь, тоскливо, – она провела своей рукой по его щеке. – Но я знаю, я уверена: ты сильный, ты все это с честью выдержишь, ты сможешь…

Описав петлю, катер вернулся на свой родной причал. Из него бойко высыпались довольные прогулкой отдыхающие, на ходу обсуждая наиболее понравившиеся детали. И Рэм с Диной, не спеша, направились к выходу из порта. Перешли через дорогу.

– Мы, девушка, поднимаемся с тобой по Потемкинской лестнице, – с видом заправского гида Рэм с увлечением рассказывал по ходу движения. – Вот именно в этом месте снимал Эйзенштейн эпизод из фильма «Броненосец «Потемкин». Помнишь, может, как там еще коляска с грудным ребенком скатывалась по ступенькам. Кстати, местная киностудия во многих своих фильмах не обходит это самое место своим пристальным вниманием. Мы поднялись с тобой на Думскую площадь. Отсюда ты впервые увидела море. А это памятник основателю города герцогу де Ришелье. Да-да, представь себе, внука того самого кардинала, с которым небезуспешно воевал Д`Артаньян и его мушкетеры. Монумент сооружен на деньги, собранные благодарными жителями. А еще они говорят: «Посмотри на Дюка со второго люка». Но смотреть на скульптуру надо обязательно только во время дождя.

– И что тогда будет? – любопытные глазки ждали ответа.

– К сожалению… – гид лукаво развел руками, – но это ты узнаешь, если только придешь сюда во время дождя.

Разочарование показалось на ее лице. Это он, противный, специально все так делает и говорит, чтобы снова заманить ее в этот город. Не хочет сразу раскрывать ей все свои секреты. Вот и дружи с ним после этого. Она, было, попыталась надуть свои прелестные губки. Но он, хитрец, делал вид, что ничего этого не замечает.

– Мы идем по Приморскому бульвару, – тянул он за собой упирающуюся девушку. – Здесь когда-то любил гулять Пушкин. А вот, видишь, вон он присел и задумался над чем-то, наверное, над тем, что дети будут изучать в школе в классе… этак девятом.

И точно. Она оглянулась и увидела бронзовую фигурку поэта.

– А вот стоит легендарная пушка, один выстрел из которой заставил ретироваться объединенную англо-французскую военно-морскую эскадру во времена Крымской войны. А эта улица была живым свидетелем первой русской революции. На этом самом месте тогда и замерли, остановившись, рабочие-демонстранты с красными знаменами в руках, увидев перед собой грозные шеренги солдат с ружьями на изготовку для стрельбы стоя. Хотя местные шутники говорят, что, на самом-то деле, все было далеко не так, – Рэм задорно усмехнулся. – Просто их вожак, шедший впереди что-то увидел лежащее на земле и, высоко подняв вверх правую руку, воскликнул: «Братцы! Стойте! Я вижу рубль!». Второй глянул и прикрыл свои глаза от изумления: «Глазам не верю! В самом деле, это рубль!». Заднему-то, глянь-глянь, ничего не видно и он пытается высунуться, и, что есть силы, кричит: «Дайте и мне! Дайте и мне посмотреть!».

Дина, заинтригованная им, шагнула ближе, недоверчиво всматриваясь, внимательно рассмотрела групповую скульптуру и от души расхохоталась. Даже слезки выступили.

– Да ну тебя. Скажешь же, – и укоризненно покачала головой.

– Это не я сказал, – парень скромно потупился. – Это все местные жители, живые свидетели тех незабываемых событий пересказали все потом своим детям и внукам, а они уже нам. Но пойдем дальше. Вот здесь, именно на этом месте «сражались» в модную в ту пору игру под интересным названием «ушки», ударами тяжелых бит переворачивая расставленные на ровной поверхности металлические пуговицы, Петька и Гаврик из повести Валентина Катаева «Белеет парус одинокий»…

Тут каждая улица – это отдельная история. Одни названия их сами за себя говорят: Дерибасовская, Ланжероновская, Ришельевская. Они носят имена основателей города, Пушкинская, Екатериненская…

Видишь, вон светит своими огнями кабачок «Двенадцать стульев», а рядом с ним бар «Антилопа-Гну». Значит, где-то тут рядом сочиняли, нет, творили свои бессмертные произведения неразлучные Ильф и Петров. Постой, не из этого ли окна они увидели открытую Остапом Бендером гениальную по своей сути контору «Рога и копыта»? А на этой улице жил маленький Исаак Бабель. А именно в этом районе Молдаванки обитали все герои его повести «Биндюжник и король». Кем бы мог стать впоследствии некоронованный король города Беня Крик, не приди тогда большевики к власти, теперь уже никому не известно. Это на местном Привозе покупал Роман Карцев своих раков «за пять» и «за три». Привоз – это, наверное, пошло оттого, что на этот рынок привозили товары со всего света во времена действия свободной зоны для торговли Порто-Франко.

А сейчас мы с тобой идем по той самой улице, на которой, по словам всезнающего Остапа Бендера, изготавливали всю продающуюся из-под полы контрабанду. Это Малая Арнаутская, а рядом с ней Большая. Так называли выходцев из Греции и Албании, приехавших сюда с легкой руки позвавшей их на строительство молодого города государыни-императрицы Екатерины Второй. А вот и вокзал. Мы совсем незаметно пришли туда, куда ты и хотела. Ну, как? Тебе понравилась прогулка?

Моргнув, Дина, приоткрыла свой чудный ротик. Как, неужели, они уже на вокзале? Она и не заметила, как прошагали полгорода…

– Чудесно, Рэмка! Просто нет слов, чтобы выразить свое восхищение от полученного мною удовольствия. Когда ты успел все это узнать?

Довольный произведенным эффектом, юноша скромно пожал плечами:

– Книжки надо было в детстве читать. Это все из них. Увидишь название, и сразу что-то приходит на память.

– Умничка ты у меня, – она с горящими от восторга глазами посмотрела на него и так хорошо улыбнулась…

Ей так хорошо, так хорошо…

Но, увидев в здании вокзала туго закрученные в спирали очереди возле билетных касс, Дина тут же приуныла. Перспектива провести в этой людской толчее весь остаток дня, ее не обрадовала. Девушка постаралась глазами определить, к какому же окошку стоит поменьше всего народу. Да где тут. Разве это возможно? Но Рэм потянул ее в другую сторону и привел к воинским кассам. Там почему-то ждало своей очереди всего-навсего два-три человека. Пятнадцать минут прошло, и на руках у нее оказался необходимый ей билет на вторник. С этим мучившим ее вопросом они так неожиданно для нее легко разобрались. Теперь надо было что-то решать с жильем. Но и эта беда в этом городе оказалась не проблемой. На выходе из здания их окружила шумная толпа, и предложения посыпались, как из рога изобилия. Он выбрал отдельную однокомнатную в районе 7-ой станции Большого Фонтана. Дина поморщилась, когда услышала, что за это просят.

– Ну и что, что дорого? – Рэм тут же поспешил ее успокоить. – Не волнуйся, я уже заплатил. Зато там удобное место именно для нашего случая. Всего три остановки трамваем до училища и столько же до моря, только в другую сторону, до прекрасного пляжа на 10-ой станции. А ты говоришь: дорого.… Поехали, посмотрим на месте, что там нам предложили.

А предложили как раз то, что они и хотели. Чисто и прибрано. Жить можно. И ванная комната тоже приличная. И даже вода есть и холодная, и горячая. Живи и радуйся.

– Приготовьте, пожалуйста, даме ванну, – приказала или все-таки попросила она и удалилась распаковывать свои вещи.

Блистательный гид на какое-то время превратился в гостиничного портье. Прекрасная дама переоделась и подошла к нему ближе.

– Ты снова подарил мне чудесный день, – благодарно целуя его, оценила она проведенное вместе время. – В твоем присутствии окружающий нас мир становится намного лучше, чем он есть на самом деле.

Приятно осознавать, что все твои усилия не пропали даром. Но, может быть, он вправе рассчитывать на гораздо большую благодарность? Рэм предпринял попытку расширить круг оказываемых им в этот день услуг.

– Девушка, – задал он, на первый взгляд, наивный вопрос, – вас подождать или как?

– Конечно же, или как. Мог бы и не спрашивать. Заходи…

Хорошо быть с милым другом. Хорошо, да мало. Увольнение подходило к концу. Пора было возвращаться в училище. На их счастье рядом с КПП стоял его командир взвода. А может быть, офицера привели сюда его личные, только ему одному известные, причины? Как бы там ни было, он, вежливо извинившись перед девушкой, подозвал Рэма к себе и стал корректно выяснять у него про отношения, связывающие их. Внимательно выслушав, старший лейтенант принял решение, труднообъяснимое с точки зрения простого курсанта, продлить время увольнения до завтрашнего утра. Что на него повлияло? Может быть, его тронули печальные глаза Дины? Или он все-таки имел какие-то свои виды на этого курсанта, исподволь подготавливая его на роль своего будущего помощника? В любом случае, они от этого только выиграли. Дина терпеливо дождалась окончания вечерней поверки, и они, не спеша, взявшись за руки, как малые дети, пошли пешком по освещенному яркими огнями ночному городу. Куда спешить, когда у них вся ночь впереди?