Текст книги "Убийство журналиста"

– И что дальше?

– Доедете до Болграда. Пересядете на другую тачку. Пока вычислят, куда и на чем вы дальше отправились, время пройдет. А это даст вам столь необходимый выигрыш в том самом, столь необходимом времени. Доедите до 2-го военного городка. Запомните: дом 18, квартира 17. Хозяина зовут Паша, а его жену – Марина. Скажите, что вы от Геши…

– От Геши? – удивленно моргнул Филимонов. – Не от тебя?

– Нет, не от меня. Они его хорошо знают. Это его бывшая квартира.

После недолгого молчаливого раздумья беглец с сомнением качнул своей гудящей от невыносимого напряжения головой:

– А если они не поверят?.. Мало ли кто может прийти и говорить, что знал прежнего владельца. При нынешних-то средствах информации…

– Скажете, что вы от человека, который знал их, как Жука и Муху. Они поймут. Этого в отделах справки и информации никто не скажет.

– Жука и Муху? – несколько озадаченно переспросил Филимонов.

Малахов усмехнулся:

– Да, когда-то их все так называли. Но теперь об этом, наверное, мало уже кто помнит. Вернее, никто уже сразу не признает в них прежних бомжей по имени Жук и Муха.

– Хорошо, Жека. Что дальше?

– Пусть Жук отведет вас к Петру Глыбе…

В цепи случайных событий и имен появилось новое, и беглецы в один голос задали вполне в их незавидном положении логичный вопрос:

– А это… кто еще?

Впереди неясно маячил знак, предупреждающий о крутом повороте. Водитель все свое внимание переключил на бегущую в свете фар дорогу, заложил вираж и только тогда, когда машина выровнялась, ответил:

– Он бывший десантник. Капитан. Ему уже вы можете все рассказать о себе без всякой утайки. Он найдет, где вас на время припрятать…

В салоне автомобиля-беглеца мягко покачивало, казалось, сидящие на заднем сиденье пассажиры, убаюканные скоростью, уснули. На самом деле, их деятельные умы тщательно прокручивали и систематизировали полученную информацию. Разложив все по полочкам, Олег спросил:

– С тобой, Жека, потом можно будет связаться?

– Вот вам телефон. Он ворованный, – пояснил Малахов, отрезая все вопросы, ибо неглупому человеку это говорило больше чем достаточно.

– Понятно, – Олег кивнул головой. – Как звонить?

– При наборе моего номера по списку будет высвечиваться «Седой», а у Геши – «Мастер». На остальные звонки не отвечайте. Как устроитесь, пошлите сообщение: «Домик в деревне прикупили». Я все пойму…

– А если?

– Если… – Малахов тяжело вздохнул, – то: «Сделка сорвалась». Или я, или Геша перезвоним вам. Сообщение отправите по обоим телефонам. Если меня начнут брать, от своего избавлюсь. Тогда связь через Гешу…

Импровизированное совещание всего руководящего состава города, милиции и прокуратуры в роскошном кабинете-зале на Думской площади еще продолжалось. Их сборище было больше схоже на координационный штаб по поимке беглецов или по ловле преступников государственного ранга, своими действиями подрывающих устои всей державы.

Оксана чувствовала себя совершенно лишним и чужим, инородным телом, случайно затесавшимся среди кричащей и громко спорящей, хохочущей массы зажравшихся на государственной службе слуг народа.

Облеченные высокой властью люди в погонах с большими звездами или с соответствующим им положением устроили настоящую охоту, облаву на несчастных беглецов, как на особо опасных преступников.

Будто от их поимки зависела судьба государства. Словно других забот у них не имелось. Хотя большинству из них на это было наплевать. Положение обязывало присутствовать при этом сходе и изображать из себя заинтересованных лиц. Больше всего усердствовал, бегал и кричал, требовал принятия немедленных мер товарищ, прибывший из Киева.

Бочком Оксана скромно отошла в сторонку, присела на кресло в уголочке. Все происходящее волновало ее постольку поскольку. Лишь в той степени, что могло коснуться ее мужа. Меньше всего в эти минуты она думала о себе. Ей было глубоко начхать на все угрозы Карпенко.

Она боялась за свои погоны? Нет! Может, ее волновало, что каким-то образом может быть затронута ее профессиональная честь? Нет! Со всем этим она запросто справится. Ее волновало совсем другое. Малахов.

Куда же он подевался? Неужто, он как-то, хоть косвенно, но связан со всем этим? Жека-Жека! Во что же он, чертов дружок, вляпался, нашел себе на одно мягкое место веселенькое приключение? Что он задумал?

Как он мог, не посоветовавшись с ней, поставить на кон всю их жизнь? Взять и все одним махом, не задумываясь, разрушить?

И во всем, как это и ни прискорбно звучит, виновата она сама. Если бы она сама ему обо всем не рассказала. Если бы она промолчала и не поделилась с ним. Он точно бы, на все сто процентов, ей ничего бы не рассказал. Если бы с самого утра не потащила с собой в комендатуру.

Сколько еще можно придумать и назвать таких «если бы»? Тогда бы его имя никак не смогли связать с этими ребятами. Или все равно связали бы? И напрасно она иезуитски сама себя почем зря истязает?

Кому-то, видишь ли, сильно не понравилось, что у человека вдруг и сразу появились большие деньги. Конечно, если они сами привыкли жить не по средствам, иного другого способа добывания денег, как нечестным путем, не ведают. Аналогично думают и про всех остальных. Каждый судит в меру своей испорченности. У хама все остальные люди тоже хамы. А у жулика и все его окружающие одни только жулики и не иначе.

А Малахов, Малахов – он не такой. Он копейки ни у кого не украдет. Сам готов свою самую последнюю денежку протянуть какому-нибудь оборванному нищему в подземном переходе, у которого где-нибудь на Черноморке у самого моря двухэтажный особняк стоит.

«Нищий» – его жизненная и самая настоящая трудовая профессия. А отстоит он свою вахту на грязных ступеньках, сдаст свой пост сменщику, чуть отойдет в сторонку, стянет с вспотевшей головы неряшливый парик, скинет быстренько с плеч маскарадный наряд, и перед ними солидный человек. За углом его ждет импортное авто, водитель в униформе.

А Малахов, тот всего своим трудом и умом добился. Ну, честно сказать, начальный капитал она ему-то, конечно, в приданом принесла.

Не пропали вовсе денежки Мамеда, полученные им от бандитов за ворованное с военного склада вооружение. Мамед бесславно погиб, преследуя ее. Деньги остались бесхозными. Она взяла их себе. Может, она поступила неправильно, присвоив их себе. Может, это и так…

Но она их не украла. Можно сказать, что Мамед сам их ей и подарил. Или же это стало достойным ей вознаграждением за то, что она сделала, вернула государству имущество, стоившее в десятки раз больше. Награда за то, что пролила кровь, щедро окропив ею серый песочек на карьере. А отдай она эти деньги, где гарантия, что их не растащили бы начальники…

В темном салоне мягко покачивающейся, стремительно несущейся вперед машины застыла вязкая тишина. Малахов напряженно следил за дорогой. Дальний свет фар выхватывал в темноте длинную и узкую полоску. Машин было мало, при встрече водитель смещался к осевой линии, изредка чуть сбавлял скорость и уходил вправо, чтобы без лишних проблем разминуться с теми, кто ехал в противоположном направлении.

– Жека, – Олег не выдержал и нарушил тягостное молчание. – Ты… зачем это все делаешь?

Не хотелось отвечать, и Жека, как принято на Привозе, переспросил:

– Что я делаю?

Но Филимонов, подогреваемый внутренним возбуждением, от него не отстал, последовательно задал следующий вопрос:

– Ты что, не понимаешь, чем рискуешь, помогая нам?

– Понимаю…

– И почему ты это делаешь? – после недолгой паузы произнес Олег.

Кинув взгляд на зеркальце, поймав отражение интересующегося товарища, Малахов в ответ укоризненно качнул головой:

– А ты, Олег, хотел бы, чтобы я бросил тебя и твоего друга в беде? Забыл о том, что нас связывало многие годы? Ты еще помнишь, что есть войсковое товарищество и воинское братство? Конечно, для многих это просто слова и больше ничего. Для меня – нет. Ты отвлекаешь меня. Мне оно мешает. Это ковыряние в душе чужими руками: зачем и почему…

– Но ты мог бы, – Филимонов, словно жеребец, закусив удила, никак не успокаивался, – поручить дело кому-то другому. С твоими «бабками». Зачем тебе лезть самому головой в петлю? Подставляться и рисковать…

– Олежек, есть на свете вещи, которые никому нельзя доверить, которые надо делать самому. Есть места, куда и короли пешком ходят и сами. Есть некоторые обязанности, которые они должны выполнять сами, которые никак невозможно переложить на плечи других. Как провести с молодой женой первую брачную ночь и зачать наследника. Так и тут…

Тут уж и Бойко не выдержал, его лицо исказилось в конвульсиях гримасы саркастического смеха, а его товарищ широко улыбнулся:

– Ты, Жека, как и был шутником, так таковым и остался. И все же?

– Чем больше людей, Олежек, про это будет знать, тем оно хуже…

– А в чем разница? Если рано или поздно следствие доберется до тебя. И так, и этак, но отвечать все едино придется.

– А так, Олег, я буду уверен, что сделал все, что было в моих силах, не перекладывая на чужие плечи. И мы должны сделать. И мы с вами сделаем. Главное – через посты прорваться. Если мы через первый КПП тихо пройдем, то через второй, на мосту, сможем идти напролом.

– Жека, – проснулся до этого всю дорогу молчавший Бойко, ибо знал Малахова не столь близко и не принимал участия в разговоре. – Я бывал в Аккермане. В город можно попасть и минуя Восточный КПМ…

– Знаешь и молчишь. Блин! – выругался Жека.

В сердцах Малахов загнул и нечто покруче, выстроив в два этажа.

– Ты бы, Мишенька, об этом еще позже сказал бы. Когда за нами вся гончая свора с включенными сиренами погналась бы. А если бы Олег не затеял этого разговора, так мы и погнали бы прямиком в волчью пасть.

Угрюмо пожав плечами, Бойко буркнул:

– Я думал, что ты про обходы знаешь.

– Индюк тоже думал! – сердито проворчал Филя, ткнул соседа в бок.

Не доезжая до города, они свернули в боковую просеку, вышли на проселочную дорогу, поехали вспаханными полями и, сделав небольшой крюк, снова ехали по главной дороге, оставив КПМ далеко позади себя.

Попав в плотный и неторопливый поток автомобилей, беззаботно катящихся по освещенной веселыми огнями городской трассе, Малахов немного успокоился и облегченно вздохнул. Филимонов, напряженно и очень внимательно следивший за действиями своего друга, спросил:

– Ты, я смотрю, Жека, этого поста боялся больше всего?

– Да, Олег. Ладно, еще Мишка вовремя вспомнил. Надоумил его Господь свой голос подать.

– Но мост нам не объехать, – Бойко отрицательно качнул головой.

У них в армии это называется дефиле – «узкое место», которое никак не миновать. Дорога только одна.

– Проскочим, – Малахов усмехнулся. – Это мы запросто…

Издалека стал отчетливо виден хвост колонны машин, скопившихся у контрольного поста милиции на выезде из города. Въезжающих в город не проверяли. Так только, больше для проформы. Попросит вяло гаишник документы у водителя, у пассажиров, скользнет по салону безразличным взглядом и небрежно кинет сквозь презрительно сжатые зубы:

– Проезжайте!

А правую проезжую часть дороги полностью перекрыли, надежно перегородив ее разборным ограждением, растянув «ежи». Машины все проверяли досконально, заставляли даже открывать багажники. Проверка документов и всего прочего по самой полной программе.

– Да, приплыли… – разочарованно протянул Бойко.

Вспомнив те дни, Оксана вздохнула. Когда они только поженились, жили бедно, но счастливо! Она приносила домой копейки, муж чуть больше. И ничего, хватало. Суп из консервов, рыбные котлеты. Вместо мяса для навара – бульонные кубики. Бутерброды из соевой колбасы. На праздники покупали обрезки и крутили фарш, вручную лепили пельмени и, по сути, из ничего устраивали поистине гастрономическое пиршество.

И не нужно ей всей этой блестящей мишуры – неизменной спутницы достатка, появившегося в семье. Лично ей ее Малахов дорог и без всяких его дорогущих, по ее мнению, подарков. Она прекрасно в свое время обходилась и без них. И сейчас обошлась бы. Но, что поделаешь, если муж так устроен и все время хочет сделать ей что-нибудь приятное.

Он же, в конце концов, не виноват в том, что у них завелись денежки. Он их не украл, никого не ограбил. Хотя, вообще-то, если подумать, то…

Тут он, конечно, виноват. Но только в том, что смог их заработать. И дело вовсе не в той сумме, что досталась им от безвременно ушедшего в мир иной Мамеда. Того стартового капитала хватило на небольшой цех по производству мелочевки из мебели и пару торговых «точек».

Катя Мальцева передала Малахову бразды правления от созданной ею небольшой фирмы. Этого хватило на то, чтобы позволить себе кое-что больше, чем рыбные консервы на ужин, но не более того. После покупки хаты пришлось потуже подвязать пояски и считать каждую копеечку.

А вот потом муж ее смог уже от этого оттолкнуться и практически на пустом месте создать свою могучую империю. Она до сих пор еще толком не представляла себе всех ее масштабов. Что-то Малахов пытался ей объяснить. Но она толком ничего не поняла. Еще отец ей говорил, что с математикой-то у нее не ахти как. Хоть и был он у нее учителем физики и математики, но она явно не в своего родителя пошла.

Поэтому и отдали ее учиться на юридический факультет, где цифр поменьше и действий с ними немножко. А больше надо запоминать и языком гладко чесать. А вот с этим у нее проблем никогда не возникало.

Помнится, в те дни муж встретился со своим давним дружком, лет шесть как уехавшим в Россию. У нее была невообразимая запарка, и она так и не смогла, и не пришла, хотя и их обоих приглашали.

Постой, паровоз, не стучите колеса! Кто свистел про свою хорошую память? И не про него ли сегодня говорила ей при встрече Леночка?

Точно! Это был Рэм Валишев. Не знает она, о чем они там говорили, но вскоре у них в городе появилась крутая дамочка. Немка, немочка, но со смуглым, непонятно откуда взявшимся пикантным оттенком кожи.

Малахов обидно коротко пояснил, что это была жена еще одного его знакомого, Саши Григорьева. Черт, сколько у него по всему свету завелось знакомых! Как-то она у него спросила:

– Жека, скажи мне, друг мой ситный, чего же ты раньше-то к ним не обращался? Жил ты, как самый последний «отстой». Нищенствовал, пропивая последние деньги. И они тоже, хороши. Все смотрели на тебя со стороны и ничего не предпринимали!

– Знаешь, Сана, – муж повернулся к ней, и она успела, увидела в его глазах глубоко скрытые печаль и сожаление. – Не было у меня смысла в жизни. А зачем мне все, если его нет? И кто бы из них помог мне, зная, что я пью? Что толку? Сколько ни дай, все равно полетит псу под хвост, когда рано или поздно, но пьянь сорвется и уйдет в «запой».

– А что изменилось сейчас? – спросила она.

– Что изменилось? – Малахов широко улыбнулся. – Появилась ты, моя радость! – он подхватил ее на руки и закружил по всей комнате. – Появилась цель, появился смысл, и мои друзья снова поверили в меня. Все это… лишь только благодаря тебе…

После появления той бизнес-леди в банке «Инвесткредит» Малахову открыли счет с кругленькой суммой в валюте. Потом она вообще ничего из того, что творил и крутил Жека, понять не могла. Муж очень быстро вложил все деньги в недвижимость. Скупал ее направо и налево. Без всякой, как ей казалось, определенной направленности.

Под эту самую недвижимость, перезаложив ее по нескольку раз, взял огромные кредиты в национальной валюте. Давали ему банки с большой охотой, зная, наверно, что является залогом. Имея, видно, далеко идущие намерения в случае его фиаско прибрать за бесценок все к своим рукам.

Слишком уж лакомые кусочки просматривались в общей корзинке. И если заемщик прогорит и вовремя не возвратит им их кредиты…

А Малахов часть денег обменял на иностранную валюту и положил в «Инвесткредит» под проценты. А на оставшуюся часть от всей суммы закупил товар. Вычислительная техника, бытовая. Сахар, зерно, масло подсолнечника. Имела она счастье обойти все это. Потом ей стало дурно.

Все склады доверху были этим товаром забиты. И, самое интересное, ничего не продавалось. Все лежало, стояло, пылилось на складах. Зачем было покупать, если тут же не реализовывать? Даже она понимала своим умишком, что в торговле главное – оборот. Все от него зависит. Она покрутила пальцем у виска, а муж, противный, все только посмеивался. И одна его расхожая фраза: «Терпение, моя радость, и еще раз терпение, и тогда украинская щетина превратится в золото…».

Она тогда не поленилась. Заставила себя это сделать и взяла в одну руку вычислительную машинку. С карандашом в другой руке, как бы трудно оно и ни было, просчитала и ужаснулась. Выходило так, что если все это безумие продлится еще с полгода, то они с мужем снова останутся нищими, если еще не хуже того…

С этими расчетами на руках она подступила к Малахову и прижала его к стенке, пустив в ход свой последний козырь:

– Жека, дорогой, ты хочешь, чтобы твой сын родился на помойке?

– У меня будет сын? Это правда?

У Малахова восторженно загорелись глаза, и он рывком подхватил ее на руки, закружил, целуя везде, куда только тыкались его вездесущие и жадные губы. Уронил ее на постель. А ловкие руки, воспользовавшись моментом, пробрались внутрь ее одежды. Вот и поговорили серьезно…

– Нет, хватит, – она, отдышавшись, приступила к продолжению допроса с пристрастием, дразня его видом слегка припухших грудей, – пока не ответишь, ничего не получишь. Когда этот кошмар закончится?

– Какой?

Она шумно засопела. Противный наглец, он еще и смеялся над нею!

– Ты, дорогой мой, занял деньги под такие сумасшедшие проценты, а товару движения не даешь. Скоро у тебя за долги заберут все, что ты уже или еще имеешь. У нас заберут все. И эту квартиру. Куда я, скажи, принесу твоего сына? Когда уже это безумие прекратится?

– Скоро, Сана, скоро, Сана. Терпение, Сана, и еще раз терпение, и тогда украинская щетина превратиться в золото…

Готовая разорвать его в мелкие клочья, она простонала, хватаясь руками за разрывающуюся от переживаний голову:

– Боже! Он еще и шутит!

Осыпая ее лицо нежными поцелуями, муж тихо шептал:

– Все будет, мое Солнышко, хорошо. Поверь мне…

– Тебе, Малахов, – она оттолкнула от себя его любящие руки, – надо отдать долг этой немецкой фрау. Получается, что ты обманываешь и ее. Или ты думаешь, что она тебе долг простит? За твои чудесные глазки, что так смотрят на меня, что мне снова хочется обо все забыть и потонуть в них? Ух! Как у меня получилось сказать! – ей даже самой понравилось, несмотря на всю пикантность ситуации.

– Спокойствие, – глупая, как ей тогда казалось, улыбка упорно не сходила с лица мужа. – Госпожа Шнайдер в курсе всего этого безумия. Они со своей стороны внимательно отслеживают всю ситуацию…

Его последние слова ее немного успокоили.

– Так это они задумали всю эту безумную аферу?

– Вообще-то, это была идея Рэма…

VII

На досмотр и тщательную проверку каждой машины уходило много времени. Малахов с волнением поглядывал на часы. Драгоценное время, которого было в обрез, бездарно и бесцельно уходило. Его подмывало врубить скорость, вдавить ногу в педаль и дать «газу»!

– Сейчас у нас попросят предъявить документы, и на этом все закончится, – на лице у Бойко выступил холодный пот. – Наверное, наши физиономии имеются у каждой постовой собаки. Сейчас они подойдут к нам. Спросят паспорта, которых у нас нет. Выведут из машины. И лицом к стенке. «Руки вверх!». «Ноги расставить!» – его всего передернуло.

– Не дрейфь, – сквозь силу улыбнулся водитель. – Прорвемся, ребята. Иначе… не стоило нам все это затевать. Только вера в лучший исход может нам помочь преодолеть и это препятствие…

– На тот свет… – вжимая голову в плечи, еле внятно буркнул Бойко.

– Тьфу ты, Мишка! – не выдержал Филимонов и толкнул соседа. – Типун тебе на язык! Снова тебя прорвало в самый неподходящий момент.

– Оно у меня нервное… – извинительно пробормотал тот.

– Ага, само оно собой безостановочно фонтаном прет и прет, помимо твоей собственной, парализованной волнением воли.

– Олег, оставь его в покое. Пригнитесь к полу, накиньте сверху на себя покрывало. А мы сейчас устроим им «Цыганочку с выходом»…

Остались две машины, одна. Нервы на пределе. Наряд проверил последнюю машину. Старший наряда поднял руку, и заграждение, гулко громыхая маленькими металлическими колесиками, медленно-медленно отъехало вправо, освободив узкий лазейку, достаточную для прохода только одного автомобиля. Видавшая виды «копейка» тронулась.

Правая рука Жеки плавно дослала рычаг переключения передач, обороты двигателя возросли, и постовой предупреждающе поднял руку, запрещая движение до того момента, пока ворота снова не прикроются. Тогда, пожалуйста, подъезжайте. Как же! Так они его и послушались.

Едва старые «Жигули» капотом прошли мимо заграждения, Малахов отпустил сцепление. Застоявшийся «Форд» с места прыгнул вперед.

Одной рукой выворачивая влево, стремясь уйти от столкновения с идущим впереди тихоходом, Малахов втягивался в освободившееся пространство, чиркнув бортом по забору. Из приоткрытого стекла вывалилась полупустая бутылка с пивом под ноги едва успевшего отпрыгнуть обалдевшего от невиданной им борзости мента и с шумом хлопнулась, разлетелась на мелкие кусочки. Пузырилась пена.

– Да там, кажись, пьяный за рулем?! – удивленно констатировал сержант с автоматом на плече. – Вот, блин, дает чудила!

– Закрывайте ворота! – выкрикнул дежурный по КПМ.

За первым беглецом кто-то пытался всунуть свой пронырливый нос. Но не тут-то было! Ворота с шумом захлопнулись. Быстро развернули «ежа», и он грозно ощетинился. Колкое спецсредство на всех остальных возмутителей спокойствия подействовало очень даже отрезвляюще.

– Сколько их было? – на бегу спросил старший наряда. – Ты внутри у него никого не заметил?

Понемногу приходящий в себя сержант неуверенно пожал плечами:

– Кажись, только один. В салоне было пусто.

– Вот… гад! – капитан плюхнулся на переднее сиденье патрульной «девятки». – Врешь, не уйдешь! – громко и торжествующе выкрикнул он, заметив, как крайне странно петляет по дороге машина-беглец.

Видать, клиент уже под приличным градусом. Догнать пьяного – для них дело плевое. И как вверх порастут показатели! Одним выстрелом тут можно будет сразу убить нескольких зайцев. Одно только перечисление совершенных этим обнаглевшим типом правонарушений может занять несколько минут. А если эта самая машинка находится еще и в угоне!..

Усмехаясь, Малахов вытянул из бардачка небольшую портативную радиостанцию «Моторола», переключая, настроил ее на милицейскую волну. Эфир заполнили суматошные выкрики. Преследователи вызывали подмогу, передавали приметы его машины, государственный номер.

– Все, вылезайте, хлопцы, – удовлетворенно хмыкнул водитель. – Самое интересное вы уже пропустили. Сейчас мы от них оторвемся. Они думают, что мы у них на прочном крючке. Но глубоко ошибаются…

Зрительно почувствовав, что «Форд» начал резво уходить, капитан попытался выкрикнуть по громкоговорителю, но, кроме неразборчивого хрюканья, из динамиков ничего другого не вырвалось. И он открыл свое стекло, передернул затворную раму автомата, высунул его в форточку и, удерживая двумя руками, дал в воздух предупредительную очередь.

– Вот даже как! – Малахов снова посмотрел в зеркало заднего вида. – Не думал я, что снова придется попасть под выстрелы. Ребята, большое вам спасибо за полученное и испытанное мною огромное удовольствие. Давно крутых ощущений не испытывал. Люди куда-то едут, платят еще огромные «бабки». А тут все рядом и главное – совершенно бесплатно. Все удовольствия в одном пакете.

– Жека, мы… – Филя попытался оправдаться. – Кто ж мог подумать, что все так обернется? Втянули человека дальше некуда…

– Не стоит, Олег… – успокоил его Жека. – Это я тупо болтаю. Для разрядки. Чтобы скинуть с себя излишек перенапряжения.

– А что, уже доводилось? – поинтересовался Филя.

– Да, как-то уже было… – протянул Малахов. – Один раз загремел по полной программе в Югославии. Молотили изо всего оружия, включая армейскую артиллерию. Думал уже, что все, кранты и не выживу. И пару лет назад. Кредиторы слегка попугали. Легким испугом отделался…

– Ты им задолжал?

– Да нет, Олег, – Малахов улыбнулся. – Деньги я брал под проценты. Хорошие были проценты. На них они и купились, выдавая мне кредиты. Брал я у них гривны по 1.85 за доллар, а вернул, когда курс доллара дошел до 5.55. Я им все сполна и вернул, как и брал – гривнами…

– И ты на разнице курса проиграл?

– Они проиграли. По очень крупному, влетели по полной программе.

– Понял, – Бойко стряхнул с себя нервное оцепенение. – Если все пересчитать на доллары, то Жека вернул их в три раза меньше, чем стоили гривны, когда он их занимал. Простая арифметика Пупкина…

– Вот-вот, – хмыкнул Малахов. – Это браткам не понравилось. Хотели, чтобы я рассчитался с ними по прежнему курсу. Вернул столько, сколько стоили баксы. Хотели все свои убытки покрыть за счет меня.

– А ты?

– Ну, я, в конце концов, нашел выход…

Прижатый к стенке, он уступил Серому по сходной цене кусок своей недвижимости. И тот довольно быстро обрубил все хвосты, со всех сторон к нему тянущиеся. Кое-чем и другим пришлось поступиться. Но и он в накладе не остался. Правда, пару раз стрельнуть в него все-таки успели. Но жене своей, Сане, он об этом ничего не сказал.

Оксана невольно улыбнулась. Столько много раз, если хорошенько поковыряться в своей памяти, она слышала про этого Рэма, но ни разу его еще не видела. Так и не ответил ей толком этот противный Малахов. За что она только его еще любит? Достала его дурная привычка хранить все в себе. Как будто нельзя с нею всем этим поделиться.

То лето подошло к концу, и тут в России вдруг грянул дефолт, и в их обиходе появилось новое, до той поры почти никому не известное слово. Рубль стремительно рухнул, а за ним медленно, но уверенно потянулась и их гривна. Все между двумя этими странами настолько взаимосвязано. Непонятно одно: зачем надо было только от русских отделяться? Если их незалежна экономика и все остальное от них до того сильно зависит!

Доллар, помнится ей, за две недели подорожал в три раза. И что сделал ее Малахов? Снял он баксы со счета в банке «Инвесткредит», обменял их на подешевевшие и сильно похудевшие гривны и рассчитался со всеми своими кредиторами. Как оно и ни странно было, но той суммы вполне хватило. И даже еще немного осталось.

Баксы еще на счете остались, и склады были забиты всевозможным товаром, который получив «зеленый» свет, пошел на реализацию. Тут Малахов избавился от своей излишней недвижимости. В одном из двух проданных им зданий ныне вовсю работает ночной клуб «Мираж». А в другом месте открыли весь крутой до невозможности офис.

Прошло еще два месяца. Муж полностью рассчитался со смугловатой фрау, и тогда она облегченно вздохнула. Как-то она, шутя, спросила у него, сколько всего у них имеется за душой, и стала рисовать на бумажке нули. Вывела пять штук и вопросительно посмотрела на Малахова. Тот покачал головой, мол, не угадала. Тогда она взяла и добавила еще один. И снова в ответ его снисходительная улыбка.

Тут у нее внутри все и всколыхнулось. Неужели, наконец-то, сбылась мечта идиота, и она снова, как до 96-го года, то есть, до деноминации, когда у них с ценников срезали по пять нулей, стала миллионершей, пусть и в гривнах? Не решаясь больше дорисовывать нули, принялась исправлять цифру перед их шеренгой. Так и заставил он ее дорисовать до десяти! Нет, чтобы сразу сказать и на этом закончить…

– Товарищ генерал, разрешите доложить? – над устало прикрывшим глаза начальником УВД по городу склонился моложавый подполковник.

– Нашли? – милицейский начальник, казалось бы, лениво приоткрыл один глаз, в котором, однако, блеснуло сконцентрированное внимание.

Как у дикой кошки, притаившейся перед прыжком.

– Машина Малахова стоит возле ночного клуба «Мираж».

– Давно она там стоит? – в напряженно застывшем глазу отразилось одновременно и непонятное удовлетворение, и неразрешимый вопрос.

– Уже около двух часов.

– Он один? – генерал спрашивал, хищно сгруппировавшись, словно готовясь к стремительному прыжку вперед или накидывая удавку.

– Нет, не один…

В зале повисла тишина. Вот-вот сейчас все и станет абсолютно ясно. Где же легче всего спрятать беглецов, как не в людном месте? Простая, давно всем уже на этом свете известная истина. Но на каждую хитрую гайку всегда найдется резвый болт с подходящей резьбой.

– Он привез с собой двух молоденьких девчонок…

Кто-то в углу с грохотом обронил вилку. Человека обвиняют во всех смертных грехах, а он в это время круто зажигает, дает жару.

– Кого-кого?

– Двух девиц под два метра росту.

– Сразу двух? – генерал поперхнулся непонятным смешком.

То ли он одобрял поступок этого Малахова, как мужчина, то ли…

– Я же вам говорил, что Малахов – это личность глубоко аморальная, – как пулемет безостановочно зарядил приунывший, было, Карпенко, развернувшийся на все сто восемьдесят градусов.

А что ему оставалось делать? Если вся его тщательно выстроенная версия о причастности Малахова к нападению и побегу трещала по всем швам. Мужика обвиняют в содействии опасным преступникам, а он в это самое время в кабаке с бабами развлекается.

– В нем, как вы видите, нет ничего святого. Он подло использует майора Полищук в своих личных и корыстных целях. Показывает перед нею свою огромную любовь, а на деле развлекается с девицами.

Сердечко у Оксаны сжалось. Последнее известие и беспардонные, хамские слова Карпенко больно резали по нему. Малахов. Что же он творит? И вот именно в такой момент, когда ей, как никогда, нужна его поддержка. Знает прекрасно, что у нее на службе запарка, и взял, уехал себе спокойно и развлекается с девками! Действительно, чего тогда стоят все эти слова о его неземной любви? Постой, может, он-то как раз и, зная об этом, вот преспокойно и уехал, конечно же, понимая, что она окажется не в состоянии проконтролировать его местонахождение. Ну, Малахов! Держись! Глазки ее гневно сверкнули. Только бы ей до него добраться. Она покажет ему! Отольются еще кошке все мышиные слезки.

– Подожди ты, Панас Миколаевич, – Ковальчук укоризненно покачал головой. – Тут разговор идет совсем о другом.

– А о чем же? – Карпенко, видно, включил кнопку «дурак».

Иногда бывает крайне полезно сделать вид, что ничего не понял.

– Карпенко, – Юлий Владиславович поморщился, – сейчас речь идет не о моральных качествах мужа одной из моих подчиненных. А о его возможной сопричастности к совершенным преступлениям. Оксана Степановна, когда вы в последний раз разговаривали с вашим мужем?

Вытянувшись в струнку, Оксана четко доложила: