Текст книги "Дмитрюк. Художественная повесть"

5 глава

Москва. 18 мая 1896 года.

По старой дороге, ведущей к Ходынскому полю, шла огромная масса народу. Мальчишки сновали в толпе между людьми, выпрашивая копеечку во славу царскую, и, надо заметить, им щедро подавали. Люди были хорошо одеты, в нарядных платьях и расписных косоворотках. Звенели колокола соборов и церквей. Стояла чудесная майская погода и люди шли на праздник. В Москве уже несколько дней продолжались шумные гуляния.

Четыре дня назад император российский Николай Второй был коронован на русский престол. Вместе с ним была коронована его супруга Александра Фёдоровна, немка по происхождению, на долгие годы ставшая верной женой молодому царю.

Это были, наверное, самые пышные минуты в истории русских царей. В те дни гуляли и веселились все слои общества. В Россию прибыло множество иностранных делегаций. И в тот злосчастный майский день на Ходынском поле должны были открыться сотни павильонов с раздачей царских подарков простому народу.

По улице, уклоняясь от извозчиков и толп народа, шла одинокая женщина. Одета она была в красивую кофту с вышитыми цветами и длинную чёрную юбку. Огромный выпуклый живот давал знать окружающим, что она беременная. На этот факт мало кто обращал внимание. С песнями и танцами люди шли в одну сторону.

Внезапно женщина остановилась посреди улицы и схватилась за живот.

– Да что же это такое? Ты чего там толкаешься? Потерпи, скоро придём, и всё сам увидишь.

Она снова заметно дёрнулась и подошла к ближайшей лавочке. Там сидели пьяные и довольные прожитым днём приказчики и молодые купцы.

– Пустите, баба на сносях, – скомандовал один из мужичков. Все начали подвигаться, и образовалось свободное место. Женщина присела, поглаживая живот, словно успокаивая рёбенка в утробе.

Молодой купчик, явно навеселе, спросил беременную:

– Ты далече собралась-то, милая? Видела, какая уйма народа пришла? Ведь покалечить могут невзначай.

– Не покалечат. Молиться я пришла за молодого царя. Батюшка в храме сказал, что молитва за царя и Россию, как ангелы в раю, нужна. Говорят, что царь сам всем гостинцы раздавать будет. Подойду я к нему с животом таким, помолюсь за здравие семьи его, тогда царь и смилостивится. Глядишь, и монеток золотых бросит нам. А мы молиться будем за него всю жизнь.

На лавочке живо стали обсуждать то, о чём все дни только и говорили, о царской милости.

– Да! Говорят, не только золотые монеты царь будет даровать, но и кружки с гербом и вензелями царскими.

– А кружки эти, говорят, наполнены серебром и золотом. И рисунки на них всякие – где дом, где корова, где золото. Кому какая кружка достанется, тоем царь и отблагодарит.

– Ой, полно врать-то! Сколько ж таких кружек надо. На всех и не хватит, наверное.

– Хватит! Говорят, заготовили их, миллион.

– Ещё, говорят, что царь монеты золотые будет раздавать, кому кружек не хватит и платки шёлковые. В павильонах этих ещё и колбаса есть, пряники и гостинцы всякие сладкие детям, да барышням.

– Чудные дела! Неужели всё это будет на самом деле так, как говорят? Ведь никогда такого не было.

– Не хочешь – не верь, вот баба нерусская. А пиво мы пили с мёдом сегодня бесплатные, кто угощал? Сенька, твой что ли? Царь – батюшка пришёл царствовать. Русский царь.

Живот снова вздыбился, женщина ойкнула и встала.

– Надо идти, поспешать, место поближе занять с сыночком. Да и когда хожу, то он спокойный.

– Что, мать, сына ждёшь?

– Да кого ж ещё? Конечно, сын будет. Брыкается только, словно конь тыгыдымский. Беспокойный очень, как отец его, будь он неладен.

Женщина с трудом встала со скамейки и пошла по направлению к полю. Отделившись, из толпы к ней подошла старая цыганка с босыми ногами и закружилась вьюном вокруг беременной:

– Дай милая, погадаю тебе. Кем мальчик твой станет, сразу всё узнаешь. Сердце успокоится, и счастье материнское будет.

Женщина нерешительно остановилась:

– Денег не проси. Нет денег, и не дам тебе.

– Зачем деньги? Я разве про деньги, что сказала тебе? Вижу, молодая ты, красивая. Помочь могу, по руке всю правду вижу. Я мать, и ты мать. Помогу тебе и всё. Не надо мне ничего.

Цыганка нежно взяла женщину за руку и посмотрела на ладонь. Внезапно её глаза наполнились страхом, и она в ужасе оттолкнула руку. Потом попятилась назад, упала на дорогу, и, словно закрываясь, от невидимых ударов начала неистово креститься и кричать:

– Дьявол! Дьявол пришёл!

Улица на мгновение остановилась.

Все стали смотреть на необычное происшествие.

Цыганка вскочила и побежала, не оборачиваясь. За ней никто не гнался, как ожидали многие, а она бежала по улице, расталкивая прохожих, и боялась повернуть голову, словно за ней по улице действительно шёл по пятам сам дьявол.

Редко кто из людей обращает внимание на дурные знаки, многие просто отмахиваются, и даже сейчас улица, несмотря на это происшествие, снова задышала в радостном предчувствии, и огромное течение людской массы потекло в сторону Ходынского поля.

Ночью, в толпе, ей стало совсем дурно, дышать было уже невозможно. Беременная поняла, что сама зашла в эту толпу и попала в западню. Иногда она хватала воздух, но его всё время было ничтожно мало. Над толпой поднимался серый туман, словно последний выдох сотен тысяч людей перед смертью.

Толпа колыхалась, как однообразная желейная масса. Рядом кого-то рвало на спины и головы другим, а справа от неё уже несколько часов был зажат телами мертвец. Сухонький старичок в картузе давно не дышал. Сначала она думала, что он просто терпит и молчит, и потом поняла, что он умер. Старик так и колыхался со всеми в один такт. Сколько было таких мертвецов в той толпе, она и не думала.

Женщина пыталась выбраться из смертельной ловушки.

Это было физически невозможно.

Впереди её стоял тот самый молодой купец, что разговаривал с ней на скамейке и хвалил царское бесплатное пиво. Купец тоже узнал её и, понимая, что она в страшном положении пытался дать ей чуть больше свободного места, насколько это было можно. Купец прошептал: «Нож! Нож достань! В кармане, достань мне нож». С невероятным трудом она смогла вытащить складной нож и теперь протискивала нож между людьми. Купец схватил нож и чуть не уронил его, когда по толпе в очередной раз прокатилась человеческая волна.

Щелкнуло выкидное лезвие.

Работая острым ножом, он в исступлении начал резать людей. Смертельно раненые в ужасе смотрели на льющуюся кровь, но ничего не могли сделать. Купец пробивался сквозь людскую кашу и, как мог, тащил её за собой. Люди валились под ноги, и она уже не понимала, что идёт по человеческим телам. На какое-то время они остановились, и она увидела, что стоит на человеческой голове. Голова была синяя, вздувшаяся и невозможно было разобрать – кто это, мужчина или женщина. Всё было неважно, работал инстинкт сохранения жизни. Главное, сейчас было спасти своего ребёнка. Со всех сторон толпа напирала ещё больше, и она закричала, что есть мочи. Её крик потонул в общем смертельном вое толпы.

Вскоре обессиленный купчик начал заваливаться и обмяк. Упал ей под ноги и своим телом образовал подставку. Женщина с трудом забралась наверх людской массы и поползла по телам и торчащим, как пни, головам.

Через десять минут, протянув руки с забора, её выдернули из толпы солдаты из оцепления.

– Колыхалин, срочно, в павильон её!

Рослый унтер командовал солдатами, которые пытались помочь обезумевшим людям.

Женщину занесли в павильон, и положили на пол.

– Ваше благородие! Так она рожает уже, смотрите, головка показалась.

Женщина слышала обрывки слов, не понимая, что происходит вокруг. Она лежала на деревянном полу, из уха и одного глаза струилась кровь. Нос был вдавлен в череп, одежда разорвана в лохмотья. Она пыталась дышать, но поломанные рёбра впивались острыми иголками в лёгкие, причиняя нестерпимую боль. Боль пульсировала в мозге, а тело из последних сил пыталось вытолкнуть ребёнка. Внезапно дыхание прервалось, изо рта пошла густая красная пена, и тело женщины забилось в конвульсиях. Последнее, что она услышала, как кто-то говорил:

– Режь живот ножом, что ты стоишь, режь, давай! Разрезай её полностью, иначе не достанешь. На неё не смотри, она, уже не жилец.

Шлепок, ещё один, и первый в новой жизни крик младенца.

– Молодец, Колыхалин! Мальчик родился, будь он проклят, в таком месте. Живой, значит, выкарабкался. Ох, ты, господи, что за беда такая сегодня пришла. Сколько людей погубила сила злая? Собирайтесь, ребенка с трупами на телеге отвезёшь в приют. Виктором пусть назовут, в твою честь.

18 мая 1896 года, на Ходынском поле, на полу павильона для раздачи русскому народу царских подарков родился Виктор Дмитрюк.

6 глава

В тот вечер, когда в сгоревшем здании спецблока была найдена тетрадь главврача, я с трудом смог дождаться отбоя.

Всё, что произошло за все дни моего пребывания в больнице, померкло и сегодня превратилось в найденный сундук с пиратскими сокровищами. Осталось только поднять тяжёлую крышку и прикоснуться к чужим тайнам.

Я был ослеплён своей находкой!

Главная жемчужина лежала сейчас в моей прикроватной тумбочке. Толстая тетрадь с исписанными листами. Вечером я украдкой перелистал страницы.

Вначале почерк был ровный, аккуратный.

Местами он срывался на детские каракули, словно автор записей хотел быстро сделать запись, а потом переписать набело. В тетради было несколько рисунков, зарисовок, отдельными листиками были вложены различные справки с печатями и медицинскими рецептами. От тетрадки исходил таинственный аромат, который навсегда отпечатался в моей памяти. Несколько листов были вырваны, одни по линейке, другие – в ярости, неаккуратно.

После отбоя я подождал ещё полчаса, когда пациенты, утомлённые долгим днём и всыпанными на ночь успокоительными лекарствами уснут. Последний обход дежурного врача, проверяющего ночные палаты. Я сделал вид, что пишу стихи с задумчивым видом.

Достал тетрадь и с замиранием сердца открыл первую страницу.

13.02.1976

Я никогда не вёл дневники, и признаться, сам пока не понимаю, что привело меня к данному факту. Отличие спокойной работы вдруг резко сменились волнением и тревогой. Будто впереди неизвестное и опасное. Эти обстоятельства побудили меня взять эту тетрадь. Буду записывать все свои переживания и наблюдения. Надеюсь, что потом можно будет проанализировать и скоро всё разъяснится.

Прошло полгода, как меня назначили главным врачом Северной областной психиатрической больницы, и всё шло прекрасно в жизни. В моей врачебной практике я встречал различные случаи. Это были как массовые, так и одиночные, случаи умопомешательства. Но именно здесь, в этой больнице я столкнулся со Злом. Сгусток человеческой ненависти и грехопадения, как в физическом, так и моральном облике. Даже зверь не получает наслаждения от гибели своей жертвы. Зверь хочет есть. Я понимаю, что никогда прежде не встречал ничего подобного. Мне, как исследователю и врачевателю человеческих душ интересно. Но, у этого человека нет души, нельзя вылечить то, чего нет. Я чувствую, что это настоящее зло в телесной оболочке. С самой первой секунды нашей встречи я понял это.

Два дня назад к нам в больницу поступил новый пациент. Его зовут Дмитрюк Виктор Юрьевич, 80 лет. На вид это старый, измождённый больницами старик. Но все движения и его взгляд говорят о другом. Когда я первый раз увидел его в приёмном покое, он вскочил со стула, секунду всматривался в моё лицо и отшатнулся, словно увидел живого мертвеца. Его секундный испуг (даже не испуг, а удивление) резко сменился на оскал, и он, с довольно явной угрозой, сказал: «Князь Ходынский! Я знал, что когда-нибудь встречу тебя. Мой путь продолжается».

(рисунок из тетради)

За день до прибытия Дмитрюка в моём кабинете раздался междугородный звонок. Мне звонил мой профессор по Московскому университету Александр Иванович Козлов.

– Здравствуйте, Александр Валентинович! Это профессор Козлов с наилучшими намерениями.

– Здравствуйте, уважаемый Александр Иванович! Рад вас слышать, как ваше здоровье?

– Спасибо, в прекрасном душевном равновесии. А как ваше здоровье, молодой человек?

– Спасибо, работаю. Хочу сказать, что здесь прекрасный коллектив, люди на севере замечательные. Спасибо вам, профессор, что именно вы посодействовали моему назначению на эту должность. Здесь море работы, мне это нравится.

– Прекрасный отзыв, пожалуйста. А как вам оснащение больницы новой техникой?

– Это здорово, Александр Иванович! Я был приятно удивлён, быстро справился с освоением. Работаю, как и хотел. Всё-таки ваша школа, профессор. Точнее кафедра и ваши бесценные знания.

– Я как раз по работе сейчас и позвонил. Александр Валентинович, завтра к вам прибудет новый пациент. Сразу хочу предупредить вас, что это особый пациент. Я наблюдал его много лет назад, будучи аспирантом, а потом в профессуре. Вместе с некоторыми документами я отправил вам новую методику изучения и восстановления памяти при определённых условиях погружения в подсознание больного. Методика проходит в настоящее время определение и апробацию в Академии Наук. Вам выпала честь опробовать мою методику одним из первых врачей в Союзе. Это ваша будущая учёная степень. Этот пациент как нельзя лучше подходит для этого эксперимента.

– А вот это очень интересно, профессор.

– Вы всегда были и остаётесь моим лучшим учеником за все десятилетия моей работы в психиатрии. Я с нетерпением буду ждать практических результатов. Методика направлена на полное извлечение состояния подсознания в те или иные, критические для общего сознания, моменты. Колоссальные пласты памяти оживают, и нам представляется полная картина практических действий испытуемого пациента. Обращаю ваше внимание на то, что методика работает исключительно в случаях добровольного желания пациента, его открытости к общению. Но здесь огромное поле для изучения побочных факторов и факторов риска смещения сознания в ту, или иную сторону. Иными словами, правильно применяя данную методику, вы можете вскрыть и обнаружить поразительные факторы, которые помогут вам найти правильные пути лечения. И также приведут вас к мировой славе высшей психиатрии.

– Профессор, вы вызвали у меня колоссальный интерес. С нетерпением буду ждать ваших материалов и ваших советов по скорейшей апробации.

– Я знаю, мой дорогой ученик. Поэтому я и выбрал вас, а не кого-то другого. Силы мои уже на исходе, а новые открытия нужно делать с новыми силами и свежими устремлениями. А теперь, возможно, о главном! Пациент Дмитрюк, который прибудет к вам – это то, что вам нужно для вашей диссертации. Академики сойдут с ума, узнав, куда мы смогли с вами заглянуть. В его личном деле отсутствуют многие записи. В шестидесятых годах я лично вел за пациентом наблюдение и сделал множество удивительных открытий. К огромному сожалению, часть наблюдений и записи других врачей были уничтожены в 1971 году в Москве, на Канатчиковой Даче. Один из санитаров в припадке безумия вырвал листы и съел их. Годы работы пропали даром. Теперь вы можете вернуть воспоминания Дмитрюка. Запомните это имя – Дмитрюк.

Связь внезапно прервалась…

В трубке было слышно только гудение зуммера.

Я пытался позвонить сам, но все телефоны, которые набирал, молчали. Телефонную линию словно обрезали острым ножом.

(календарь из тетради)

7 глава

16. 02.1976

В первую встречу с Дмитрюком меня поразил тот факт, что он назвал меня Князем Ходынским.

Вечером, после работы, я поднялся и постучался к соседям. На пятом этаже, в моём подъезде, живёт семья с редкой, на Крайнем Севере, фамилией Лоц. Я знаю их недавно, и они прекрасные соседи. Более того, они оба отличные собеседники и образованные медики. Валентина Борисовна работает в городской больнице заведующей отделением терапии, а Яков Исаакович патологоанатом, причём особо подчеркну, детским патологоанатомом. Также Як Сакыч (он милостиво разрешил мне так называть его) считается одним из лучших судмедэкспертов Заполярья. С его помощью было распутано огромное количество преступлений. Я знаю, что каждое его заключение было непреложным документом и являло миру одного из ярчайших представителей судебной медицины. Я младше его на двадцать пять лет, и наша дружба основана на желании помогать людям. При этом я всего лишь полгода, как приехал в этот северный город. И благодаря нашей дружбе всегда получал от этой семьи бесценные советы из их бесконечной медицинской практики.

Огромным плюсом дружбы с этими людьми лично для меня является личная библиотека этой семьи. Одна из четырёх комнат их квартиры отдана под книги. В этой комнате сделан специальный ремонт, и установлены стеллажи. Сокровища мировой литературы рядами стоят на этих полках. Многие книги в оригинальных обложках, первых изданиях. Они дают почитать книги своим друзьям и знакомым, друзьям друзей, детям, и всем, кто только ищет редкую и нужную книгу. Здесь можно найти всё. На столе лежит толстая тетрадь, куда Валентина Борисовна аккуратным почерком вносит запись о взятой книге. Когда книгу возвращают, запись перечеркивается.

И всё! Восхитительные люди!

Обязательным условием моего прихода в гости к ним была, как минимум, одна партия в шахматы с Яковом Исааковичем. Он классно играет, а я всегда стараюсь дать ему бой. Вот, и сегодня, я наслаждался своей выигрышной позицией, а он крепко сжал губы (что означало высокое умственное напряжение), и думал над своим следующим ходом.

Валентина Борисовна вязала шарф под торшером, когда я спросил:

– Вы не могли бы мне подобрать книги по царской династии Романовых? Меня интересует дядя Николая Второго, Сергей Александрович Романов. Хотел бы почитать о нём.

Як Сакыч удивленно приподнял брови, но взгляд от шахматной доски так и не отвёл.

– Что за внезапный интерес к царским сатрапам из прошлого века? – спросил он, выговаривая, с уважением, слово «сатрапы».

– К нам, в больницу, на лечение прибыл новый пациент. Он первый раз в жизни увидел меня, впрочем, как и я его, отшатнулся и назвал меня «Князем Ходынским».

Яков Исаакович поднял взгляд и внимательно посмотрел на меня.

Глаза его расширились от удивления, он заулыбался и произнёс:

– Удивительный факт! Даже не подумал раньше. Поразительный факт!

Он снова посмотрел на доску и сказал:

– Я беру перерыв, уважаемый Александр Валентинович. Мне надо подумать. Если вам будет удобно, то жду вас послезавтра вечером. Как раз суббота будет, коньячок приготовлю с лимончиком, как вы любите, и доиграем.

Перерыв в наших играх означал отложенную партию на обдумывание хода. Каждому из игроков разрешалось брать по одному большому перерыву в одной игре. Яков Исаакович всегда записывал свои ходы в специальной тетради и потом анализировал свои действия, а также ходы противника. Он всегда старательно думал над каждым ходом и получал наслаждение самим процессом размышления. Таким образом, некоторые наши игры продолжались несколько дней, а точнее несколько чудесных вечеров.

Уже в коридоре, прощаясь с ним, я услышал, как из библиотеки крикнула Валентина Борисовна: «Саша, погоди минутку, я сейчас!».

Она вышла в коридор и передала мне в руки две довольно большие по размеру книги.

– Вот здесь, то, что вам нужно. История Государства Российского и полная историография рода Романовых.

– Ого, спасибо большое. Никогда не думал, что буду интересоваться царскими родственниками и годами их жизни.

– О! Очень интересно всё это читать. Такая история творилась. Если задуматься, что происходило, то за голову хватишься. Это сейчас мы с вами живём в Советском Союзе спокойно и счастливо. Но, я сама люблю читать про то время. Если вам будут нужны ещё книги, то обращайтесь. Мы с Яшей всегда вам рады.

Я пришёл домой, положил книги возле кровати и набрал ванну горячей воды. Полчаса лежал в обжигающей воде, пока пальцы не покрылись лопнувшей кожей. Вышел из ванны, расправил постель и с восторгом закутался в одеяло. Настольная лампа стояла на письменном столе возле изголовья кровати, и на всей земле в тот момент не было места уютнее, чем у меня в комнате. Я свернулся калачиком, открыл первые листы книги и с наслаждением начал листать страницы первой книги. Нашёл в оглавлении «Великий князь Романов Сергей Александрович» и открыл сорок седьмую страницу.

Первое, что я увидел – это была большая фотография Сергея Александровича, сделанная в возрасте тридцати пяти лет. Я вскрикнул от неожиданности, откинул одеяло и с книгой в руке побежал в коридор. Встал перед зеркалом, снова раскрыл фотографию Великого князя и посмотрел в зеркало. Это было невероятно, но мы с ним были на одно лицо. Я никогда не видел подобных совпадений, но в книге я увидел свою фотографию в мундире и с царскими наградами, словно меня сфотографировали сто лет назад. Сходство было невероятное, физически осязаемое. Я застыл перед зеркалом, вглядываясь в каждую деталь портрета человека, жившего сто лет назад.

Поразительный факт, точно, как сказал Яков Исаакович!!

Ночью мне снился красивый православный собор, немецкая речь, и милое личико незнакомой дамы.

17.02.1976

Сегодня я решил провести первый эксперимент по методике профессора Козлова. При первом изучении я сразу разглядел необычную частоту импульсов, запускаемых в мозг пациента и многоуровневую схему построения вопросов для испытуемого. Методика была проста и в то же время гениальна, по сути.

После утреннего обхода ко мне в кабинет привели Дмитрюка.

– Здравствуйте, Виктор Юрьевич!

– Здравствуйте.

– Меня зовут Александр Валентинович. Я – главный врач Северной областной психиатрической больницы. Скажите, пожалуйста, как вам спалось на новом месте?

– Превосходно. Я давно так не высыпался, особенно последние дни. Эта дорога измотала меня, а я хочу покоя и тишины. Ведь вы, доктор, как и я, приехали на Крайний Север за тишиной?

Я удивился.

С самого начала пребывания нового пациента я готовился к долгому налаживанию контакта между нами. По словам профессора Козлова, пациент большую часть своей жизни провёл в специализированных медучреждениях Советского Союза. Помотался по таким больницам, и проходил такие методы лечения, что это должно было оставить на его здоровье и душевном равновесии неизгладимый след. Но, нет! Я услышал ясную, и чёткую речь совершенно адекватного человека. Я предполагал, что услышу ворчание уставшего от жизни старика, а услышал голос крепкого, молодого человека. Голос у него был тяжёлый, металлический и просто физически давил на перепонки. Какая дьявольская разница в обличье и внутренней сущности этого человека!

– Виктор Юрьевич, я должен провести небольшое обследование вашего организма и мозговой активности по прибытию к нам, в больницу, и зафиксировать эти показатели. Пройдите, пожалуйста, за решётку и ложитесь на кушетку.

– А больно не будет, доктор? – спросил Дмитрюк.

Потом, повернувшись в полголовы, добавил:

– Вам, доктор, не будет больно?».

За много лет работы среди пациентов с различными психическими отклонениями я научился уходить от разных вопросов и избегать с пациентами разговоров про боль, что физическую, что душевную. Но в этих словах я услышал угрозу и внутреннее предупреждение.

Опасно! Опасно!

Мозг стал посылать мне сигналы, я пришёл в себя и понял, что на эти секунды размышлений я выпал из реальности и находился в прострации.

Но, ничего не произошло, как мне показалось. Пациент уже лежал на специальной кушетке, и я стал закреплять на его теле проводки с клеммами. Не стал привязывать старика к столу, но, выходя из клетки, защелкнул дверцу на замок.

(рисунок из тетради)

Включил приборы, и подал первый импульс по красному проводу, который был закреплён на затылке Дмитрюка.

– Виктор Юрьевич, мне стало интересно, как человеку, а почему вы назвали меня при нашей первой встрече Князем Ходынским?

Дмитрюк заговорил, и меня стало укачивать, будто в тот момент я удобно лежал в лодке посреди спокойного моря. С каждым звуком меня обворачивало липкими словами, и я оказался в невидимом коконе, где мне было спокойно и уютно.

Сначала была тишина, пока я не услышал настоящий голос Дмитрюка:

– Я всегда помнил твоё лицо и никогда его не забывал. 4 февраля 1905 года ты ехал в своей карете, и когда выезжал с углового проспекта, там, где лошадь нужно было притормозить, ты сам увидел меня. Вспомни! Я бежал рядом с каретой и кричал: «Дядь, дядь дай копеечку, ну, пожалуйста, кинь копеечку. Хлеба кушать хочется». А ты смотрел на меня спокойными глазами, и будто не замечал меня. А я запомнил твоё лицо на всю жизнь. За углом кучер хлестанул лошадь, и ты помчался к Кремлю. У тебя были две дороги в тот момент. Мне оставалось только встать в переулке и два раза громко свистнуть. На том конце проулка незнакомый дядька поднял руку, давая понять, что сигнал принят. Своим свистом я сказал им, что ты выбрал свою смертельную дорогу. Там, где тебя ждал убийца с бомбой.

Вскоре, я услышал невероятный, по силе, взрыв. Сорвался с места и стрелой полетел через узкий Марьин переулок. Там уже, со всех сторон, люди бежали к Никольским воротам. Зрелище было сильное, и, невероятно жестокое.

(рисунок из тетради)

На окровавленном снегу повсюду были раскиданы части твоего разорванного тела. Голова с куском шеи лежала на сугробе и смотрела на происшествие, как удивлённый обыватель. Лицо не было посечено от взрыва, и только твоя холёная борода окрасилась в густой, яркий кровавый цвет.

Зрелище завораживало меня.

Теплая волна поднималась в теле и с тех пор эти ощущения стали для меня наслаждением. Мне было тогда восемь лет, и я понимал, что тебя хотят убить. В то время тебя прозвали в народе «Князь Ходынский» и я видел твою карету, но никогда раньше не видел тебя так близко. Если бы ты тогда кинул копеечку! Возможно, история России пошла бы по-другому. Но ты проехал мимо, тебе было тогда не до меня. Тебе казалось, что ты решаешь более важные вопросы, чем голодный ребенок, просящий на улице кусок хлеба. Помню, что ждал тебя и загадал, что если ты бросишь мне денежку, то я спасу тебя, хотя бы в тот день. Мне хотелось крикнуть, что туда нельзя ехать.

А потом я смотрел на куски твоего тела, смотрел, как корчился на снегу твой кучер, пытаясь сложить кишки в свой разорванный живот, и понял, что тоже могу быть властью.

Я тоже могу решать, кому умереть, а кому жить.

Я могу быть богом.

Я сейчас бог.

Это чувство сбило меня с ног накатывающими волнами удовольствия и плескалось по всему телу.

Вскоре на место твоей смерти прибежала красивая барышня. Она горестно взмахнула руками, скинула с себя шубу и бросилась на снег. Она собирала твоё тело по кусочкам и складывала в шубу. По рукам текла кровь, платье измазалось. Она ползала на коленях по кровавому снегу и приговаривала: «Сергей не любит беспорядок!».

Солдаты стали оттеснять стоявших зевак и выставлять оцепление вокруг места твоей гибели. Я увидел нависающую крышу соседнего дома, забежал в арку и через минуту уже был на крыше, откуда было всё прекрасно видно. Смертельно раненого, но ещё живого кучера бросили в сани и повезли в больницу. Прискакали высокие чины, толпу оттеснили, и в это время зазвонили колокола Кремлёвских соборов. Барышня опустилась на колени и, повернувшись к крестам соборов начала креститься и петь нараспев: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят».

Чуть не сорвавшись с крыши, когда один из полицейских пригрозил мне кулаком, я благоразумно решил слезть, ухватившись за голые ветки нависающего над крышей дерева. И тогда заметил, как на ветках застрял кусок твоего тела. Это было твоё сердце, вырванное взрывом из груди.

Ещё на крыше лежал палец, на котором я увидел огромный перстень с кроваво-красным рубином. Я схватил перстень, выдернул и выкинул в сторону палец, спрыгнул с крыши в сугроб и дал дёру.

Не помню как, но через два дня я очутился на Большой Ордынке, возле торговых лавок. Рядом было поле и большой сад, где под огромным дубом я закопал этот перстень. На нём что-то было написано, но тогда я ещё не умел читать. Помню, что решил никому не говорить о нём, а скопить ещё много таких сокровищ, стать богатым человеком и купить себе хлеба столько, сколько захочу.

И ещё! Это очень важно!

Эти два дня я ничего не ел. Совсем ничего.

Меня удивляло, что я не хочу есть. И только потом я понял, что наелся твоей смертью и пока не голодный. Я знал, что смерть была мгновенная, и вам было не больно, когда вы погибли от бомбы террориста там, у Никольских ворот Кремля.

А сейчас вам не больно, доктор, от того, что вы узнали, кто решал за вас – жить вам или нет? Вам не больно?

Я очнулся…

Пелена спала с глаз, я стряхнул с головы невидимую паутину и посмотрел на пациента. В железной клетке, взявшись ручонками за решетку, стоял мальчик лет восьми, в старых изношенных порточках, синей кофте с рукавами, сшитой из разных кусков и картузе, натянутом почти на глаза. Мальчик протянул сквозь решётку в мою сторону худую ручку и попросил:

– Дядь, а. дядь, кинь копеечку. Пожалуйста, дядя. Кушать хлеба хочется.

Я резко вскочил, и с шумом распахнув дверь, выскочил в коридор. Два санитара на стульях увлечённо резались в карты. Я встал спиной к холодной стене и начал искать оправдание для своего воспалённого мозга. По лбу стекали крупные капли пота, и я в волнении потирал кадык. Один из санитаров спросил:

– Александр Валентинович, с вами всё в порядке?

– Да, да, наверное. Посмотрите, пожалуйста, что там с пациентом.

Второй санитар уже выходил из кабинета:

– Порядок полный. Старик лежит на кушетке, улыбается. Спрашивает долго ещё доктор там? Говорит, что обед так можно пропустить.

– Да, да, обед скоро. Отключите аппаратуру и отведите пациента наверх в отделение. Сигареты не будет, парни?

Санитар вытащил из кармана пачку, ловким щелчком выбил сигарету и спросил:

– Так вы же вроде не курите, Александр Валентинович?

Я только и смог ответить, уходя по коридору:

– Возможно, я тоже так раньше думал.