Текст книги "Дмитрюк. Художественная повесть"

– Товарищ командир, там это. Как вам сказать? Из шахты пение слышно!

– Что? Какое пение? Ты спятил?

– Никак нет. Они поют «Живый в помощи», у меня бабка дома старая была, все время его читала и раздражала всегда.

– Дурак! Тебе от страха послышалось, наверное.

– Да нет, товарищ командир, сами сходите, послушайте.

Дмитрюк взвел курок револьвера и подошёл к шахте. Осторожно остановился за несколько шагов от края. Ему вдруг показалось, что сейчас из темноты его схватят руки и потащат в преисподнюю. Все было тихо. Дмитрюк крикнул: « Яша! Яшка!».

И вдруг услышал из глубины голос Великой княгини: «Прости им Господи, ибо не ведают, что творят!».

От сковавшего ужаса Дмитрюк не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Он просто оцепенел и онемел. Невероятная сила изнутри начала пульсировать во всем теле. Дмитрюк провел ладонями по лицу, словно стряхивая с себя невидимую паутину, и вытащил из кармана складной нож. Резкими движениями он распорол ножом подкладку своей куртки и вытащил икону, вышитую Елизаветой Федоровной и подаренной ему в напутствие, когда он покидал обитель. С остервенением он попытался порвать её, но ткань не поддавалась. В черной злобе Дмитрюк скомкал образ и бросил в шахту. Потом достал из бокового кармана две гранаты, сорвал предохранители и бросил вслед за образом Спасителя. Дмитрюк развернулся и быстрым шагом пошел к ожидавшей его подводе. За спиной тут же раздались два мощных взрыва.

На обратном пути, на ночной дороге, он потребовал остановиться и соскочил с телеги. Дмитрюк подошел к первому дереву в лесу, обнял ствол и начал неистово рвать пальцами кору, срывая ногти в кровь. Из его горла раздался вой, похожий на вой раненого беса.

Этой ночью он убил бога.

По крайней мере, Дмитрюк решил, что так и есть.

Теперь он остался один, бездушный и послушный дьяволу чёрт.

11 глава

11.02.1976

Я в растерянности.

Мне кажется, что я больше, чем уверен, что он знает, где сейчас лежат драгоценности. Дмитрюк всё знает. Почему же он, за все эти годы, не пытался их найти? Почему он ни разу не ушел в побег? Годами его таскают по больницам и клиникам, а он согласен со всем, что происходит. Он точно знает! Мне теперь тоже смерть, как хочется знать! Я думаю, что если эти вещи так важны для людей, то может быть, я смогу их найти и принять решение. И ещё. Я стал замечать, что думаю об этом часто, даже постоянно. Процедуры, врачи, коллектив, моя работа над диссертацией – всё это словно в тумане. Теперь я знаю, что способен на убийство. Дмитрюк старик, ему недолго осталось. И вот это недолго меня и беспокоит. Я должен узнать, где спрятан этот клад…….. (он принадлежит мне).

– Скажите, у меня такой интересный вопрос, а вы, правда, знаете, где находятся царские драгоценности?

– Конечно, знаю, я лично занимался их поисками.

Марченко просветлел, и его душа полетела в ад.

– Виктор Юрьевич, расскажите, пожалуйста, что вы знаете? Мне это очень интересно.

– А ты, князь, хитёр. Романовская порода, вас видно издалека. Убийцей моим хочешь сделаться? Много таких было. И будет ещё столько же, не меньше.

Марченко разнервничался и стал метаться по палате.

– Да поймите же вы, наконец, я врач. Прежде всего, врач. После того, как вы прозвали меня «Князь Ходынский» я много что узнал, и чем дальше погружаешься в эту историю, тем больше у меня вопросов. До вас я вообще не знал, почему так случилось, почему произошло то, а не это.

Дмитрюк прервал его и заговорил.

– Несколько лет агентурной работы вывели нас на след одной старой монахини. Её монастырь находился в семи километрах от Тобольска. Так вот, когда царская семья находилась в Тобольске, у них был режим наиболее благоприятный. И это в ссылке! Кто к ним только не приходил, я уже говорил тебе, что царь встречался с верными ему людьми. Бывший царь! Игуменья с этого монастыря приносила семье различные продукты и как мы, потом установили, обратно выносила царские драгоценности. Знаешь, князь, сколько их было там? Когда мы с Юровским вернулись из Москвы, от Ленина, на Урал, то мы собрали поезд из семи вагонов с царским добром. Там ящики были с вещами, одежда, столовая утварь и столько добра народного, что несколько дней только переписывали это всё. Так вот, царица много успела передать игуменье с наказом « хранить до лучших времён». Они ещё надеялись, что их отпустят за границу, в Англию. Ну, а там для дочек приданое. Не вышло, не получилось. Игуменья скончалась у меня на допросе в 1923 году, и ниточки оборвались. Несколько лет потом ещё нам пришлось потратить. Я уже работал в Москве, когда из Тобольска пришли сведения от моего агента по кличке Литва, о том, что есть ниточка. И она снова ведет к одной из монахинь. Я срочно выехал в Тобольск, и меня уже нельзя было остановить. Оказалось, что когда игуменья стала подозревать, что за ней скоро придут, успела передать все драгоценности этой монашке. На допросах та призналась, что много лет страдала от чужой тайны, спать не могла. Мы помогли ей успокоиться в душевном плане, ну, и в физическом тоже. Призналась, что много лет перепрятывала клад в разных местах. Сначала на церковном кладбище в одной из могил, потом в лесу, пока не обратилась к одному кулачку. Предложила ему помочь отплыть на лодке и скинуть всё золото в реку. Тот сказал, как сейчас помню, «ты что, а как вернутся люди, что ты им скажешь, что их вещи в речку выбросила?». Собрала она всё, что хранила и ему отдала. А за несколько лет до этого, купца того раскулачили, дом забрали и выслали подальше от города. Я с ребятами выехал за ним. Нашли мы его за Уралом и в Тобольск вернули. Признался он сразу же. Так, мол, и так, закопано в моем доме, в подвале. Мы в дом этот, с лопатами нагрянули с ребятками и нашли. На глубине в бочках деревянных, внутри бочек банки стеклянные ещё. Чего там только не было, я столько золота и бриллиантов в жизнь не видывал. Опять нам всё это пересчитывать и переписывать.

– Так вы всё это нашли тогда ещё, в тридцать третьем? Так, где же они сейчас, где эти сокровища?

Дмитрюк спокойно произнес:

– Все драгоценности находятся в Алмазном Фонде, в Кремле. Я всё лично отвёз в Москву и сдал под роспись. Там же, в Москве, я встретился с Юровским. Он уже тяжело болел, да и потом эта история с дочкой тоже отняла много сил. Он вскоре умер в больнице от прободной язвы. Болезнь сожрала его за несколько месяцев. Ну, он своё дело в жизни сделал.

На Марченко тяжело было смотреть.

Он в мгновение осунулся, весь отяжелел, и, не говоря больше ни слова, вышел из палаты. В коридоре его увидел молодой врач и спросил:

– Александр Валентинович! У вас всё в порядке? Как будто вы и не вы, я со спины вас не узнал, богатым будете.

Александр Валентинович обернулся, посмотрел на него, и врач поспешил уйти.

У Марченко изменилось лицо. Теперь это было лицо чужого старика.

12 глава

21 июля 1918 года

Ночной поезд медленно заходил на подъём в направлении Москвы. В купе тихо разговаривали два товарища,

Услышав непонятный шум в вагоне, Дмитрюк нащупал в кармане пистолет и подошел к закрытой двери. Прислушался, рывком открыл дверь и выглянул в коридор.

Никого.

Вернулся обратно и Юровский продолжил разговор: «И я только успел сказать, что Уралсовет решил расстрелять. Николай удивленно приподнял голову и успел переспросить: „Что? Что?“, как я выстрелил. Стрелял в сердце, убил его сразу же, потом такая пальба началась! Комната маленькая, тесно было, не развернуться. Представляешь, я покончил с царизмом в России. Вот, из этого пистолета стрелял».

Юровский выложил на стол кольт. Дмитрюк с неподдельным интересом взял кольт в руку, и рука крепко обхватила рукоятку оружия. Ему показалось, что на двери появился силуэт лица последнего российского царя. Он вскинул руку и направил пистолет на дверь, имитируя несколько выстрелов. Потом посмотрел на пол, словно надеясь увидеть на полу кровь. Юровский усмехнулся: «Нет, Виктор, это моя удача. Революция доверила мне. Расскажи, как так получилось с Яшей. Я дал в Москву телеграмму « Яша уехал к Бабушкину», там уже знают. Докладывать тебе по этому факту. Да, брат, вот она история. Мы смогли это сделать, но столько работы впереди ещё».

Дмитрюк молчал всю дорогу, терпеливо слушая Юровского. Перед самым отъездом из Екатеринбурга местный провизор помог ему достать четырёхпроцентный раствор морфия. Ну, как помог? Дмитрюк заставил помочь. Он сам не заметил, как все проблемы и вопросы он стал решать при помощи своего маузера. Сейчас же наступила его очередь рассказывать, что именно произошло у шахты номер пятьдесят семь. Он все в точности, почти дословно описал Юровскому, кто и где находился, и не скрывал в словах своей искренней горечи от потери старого друга Яшки. Про убиенных князей и княгиню уточнил, что они навсегда останутся там в шахте.

Внезапно Юровский перевел разговор на другую тему. Он взял Дмитрюка за руку, крепко сжал её, привлекая всё внимание собеседника.

– Послушай, Виктор, я тебя мало знаю, но мне достаточно сказанных за тебя слов Яши. Он никогда не ошибался в людях. Я думал говорить тебе это или нет, но держать в секрете ни к чему, тем более, от своих. А случиться может с каждым и в любой момент. Как с Яшей и случилось. Он всеми силами шел к идеалам революции, а они убили его. Так вот, Виктор, думаю, что ты знаешь, что я везу в Москву. Иначе бы тебя здесь не было. То, что я везу в этих двух мешках, принадлежит народу. Я бы тебе все показал, но мешки запечатаны лично товарищем Белобородовым в присутствии членов Уралсовета. Но, вчера, случайно я узнал ещё одну тайну царского двора. Слушай, внимательно! Я был назначен комендантом Ипатьевского дома за две недели до исполнения приговора. До Екатеринбурга царская семья с прислугой была в ссылке в Тобольске. Временное правительство не знало, что с ними делать и отправили их туда в ссылку. Уже потом Совет приказал перевезти их в Екатеринбург. Так вот, из Петербурга в ссылку Николай вывез много всякого золота и драгоценностей. Я до последнего тоже не знал об этом. Никто их не обыскивал раньше, жалели по глупости душевной. Но, главное, там, в Тобольске, семья спрятала очень важные вещи. Я знаю, минимум, про три реликвии: это перстень Михаила Романова, который в 1613 году ему подарил неизвестный блаженный, который потом исчез. Этот перстень одевали русские цари на коронациях, и только. Вторая вещь – это икона Спасителя, не знаю, точно, как она правильно называется, но эта старинная икона, тоже существует. И перстень, и икона передаются Романовыми из поколения в поколение. Точнее, передавались. И есть еще третья вещь. Это шашка цесаревича Алексея. Вроде как, по легенде, шашка эта выкована из кольчуги Александра Невского. Вместе эти вещи дают неограниченную власть тем людям, которые ими владеют. В нашем случае с шашкой должен быть совершен обряд, когда наступит совершеннолетие наследника. При таком обряде, шашкой надрезается ладонь наследника и кровь должна капнуть на шашку. Тем самым считалось, что наследник уже пролил кровь за русскую землю и за власть над ней. Наследник трона считается совершеннолетним в 16 лет. То есть, в двадцатом году Алексей мог бы принять на себя такую власть, которая не снилась всем русским царям, вместе взятым. Но, хватит царей, власть народу! Мы теперь сами будем управлять и властвовать. В-общем, этих вещей в багаже нет. Я дал запросы по пути следования семьи. В Москве соберу ответы. Но я уже заранее понимаю, что везде ответят, что таких вещей не числится или не найдено. Нужно найти эти реликвии. Они не должны попасть в чужие для революции руки.

Дмитрюк с удивлением смотрел на Юровского.

– Яков, скажи мне честно. Ты, правда, веришь в то, что рассказал мне сейчас?

Юровский придвинулся и ещё сильнее сжал руку. Дмитрюк с трудом освободил руку от стальной хватки царского убийцы. Тот даже не заметил, что оставил на коже след от руки.

– Если бы мне это рассказали неделю назад, возможно, я сам бы расстрелял того, кто это говорит. Позавчера, в Екатеринбурге, уже после казни семьи, нам в руки попался один человек, даже не человек, а так, монах из монастыря одного. На допросе он всё это мне и рассказал.

– И кому ты поверил, Яков? Монаху? Так может, он тебе рассказал, что бог есть, и ты ему тоже поверил? – Дмитрюк усмехнулся.

– Ты не скалься, а слушай. Есть причины! Я знаю, что он сказал правду.

– Где этот монах сейчас?

– Я убил его на допросе. Сволочь, про Ленина гадости разные говорил. Представляешь, сказал, что Ленин скоро сойдёт с ума, умрёт и будет лежать на Красной Площади под кремлёвской стеной, а люди будут ходить и смотреть на его труп. Контра! Затоптал его сапогами. И знаешь, что он прохрипел, когда умирал? Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят!

Дмитрюк в ужасе отшатнулся. Рука машинально начала щупать подкладку куртки. Тотчас он вспомнил, что выбросил Спасителя и немного успокоился.

– Тебе, Виктор, рассказываю потому, что товарищу обязан рассказать, если знаю. В любой момент можем погибнуть в драке со старым режимом. Как с Яшей, внезапно так получилось, а столько планов было. Не всех врагов еще перевешали. Эти вещи сакральные для царского режима, и мы с тобой обязаны жизни свои положить, но не допустить, чтобы враги снова силу набрали. А эти вещи для них это сила. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да, Яков, теперь я понимаю. Правильно ты сказал, эти символы для нашего врага, как для нас священно знамя революции. Я когда с красным стягом в атаку иду, то смерти не боюсь.

– Правильно, в этом-то всё и дело. Семью ликвидировали, теперь нам нужно уничтожить память о них. Найти эти вещи. У меня есть ниточка, которая поможет нам.

– Ниточку из одежды этого монаха, наверное, вытащил? – Дмитрюк засмеялся, представляя, что творилось на допросе у Юровского.

– Оттуда, конечно. Еще бы полчаса жизни ему, и он бы у меня от бога открестился бы. Но, не суть. Так вот, я узнал, что в Тобольске, перед самым отъездом царской семьи, к Николаю приезжала одна старуха слепая из Курской губернии. Приезжала не одна, с монахами с тамошнего монастыря местного. Вроде как, ей видение было, и она пришла в монастырь, так, мол, и так, беда над царём и Россией нависла. Чтобы спасти нужно ехать в Тобольск. Они два месяца добирались и, в аккурат, за день до моего назначения успели. Николашке разрешили с ней встретиться. О чем они говорили, никто не знает, но, той же ночью, монахи приезжали на телеге к дому, где жила царская семья и грузили сено в телеги. Телег всего две было. Вроде, как в дорогу обратную ехать. Утром никого из них уже не было. Я думаю, что в сене они и вывезли то, что нужно было срочно спрятать.

– Интересная версия, проверял?

– Да нет ещё, когда успеть то? Но теперь всё проверим. И солдата найдём, кто той ночью на часах стоял. Обязательно найдём. Старуха эта слепая, вроде как ещё деду Николая, Александру Второму, когда-то жизнь спасла. В-общем я запомнил, что монахи были из Горнальского монастыря, что где-то под Курском находится.

Дмитрюк от удивления подскочил.

– Быть такого не может! Вот это совпадение. Я жил в этом монастыре в прошлом году девять дней. Банду одну преследовали и увлеклись. В-общем, я один живой тогда остался и прятался там, в монастыре. Монахи кормили меня и даже вином отпаивали. Игумена местного хорошо знаю. Если бы не он.

Теперь настал черёд удивляться Юровскому.

Он сразу ухватился за эти слова.

– Отлично! Тебе, как говорится, теперь и карты в руки. Придешь и спокойно там всё узнаешь. А если молчать будут, тогда на допрос всех, и много ниточек вытащим из них. Одежду рабочим из этих ниточек связать можно будет. И еще одна деталь есть. Старуха эта слепая живет недалеко от монастыря. Село небольшое рядом есть, название интересное – Махновка.

страницы вырваны

13 глава

Курская губерния. Село Махновка.

август 1918 года

По дороге до дома слепой идти было недалеко, но Дмитрюк осторожно пробирался полем, чтобы ни с кем не встретиться. Никто не должен его здесь увидеть.

Калитка даже не скрипнула, когда он зашёл во двор. Он знал, что старуха уже спит. Даже если старая проснётся, то пущай будет, как будет. Он идёт за своими вещами, у него своя цель. То, что у бабки есть царские драгоценности, он не сомневался. Вот что именно, это распаляло его.

Лиля, его знакомая из Суджи, сказала, что старуха сдаёт дом, и они вместе с Лилей навестили слепую. Жильё, конечно же, Дмитрюку не понравилось. Дом был абсолютно пустой. Для пущего вида он походил, посмотрел и вышел.

Теперь он целый день планировал и думал, как поступить со старухой. Сначала хотел придти и просто вытрясти из неё всё, что она прячет, а потом убить её. Но так не получится. Старуха не боится смерти, она ему это сегодня сказала. Сказала в спину, когда он выходил из дома. Бесполезно, она ничего сама не отдаст. Бабкин сундук под кроватью и место за печкой – вот где нужно будет искать. Он понимал, что пока он будет обыскивать дом, то старуха может услышать. Ну и пусть, пока она дошаркает до дома, он успеет уйти. Как ни странно, но он отгонял мысль, что будет, если она придёт в дом. Отмахивался от назойливого желания запланировать убийство. Он всегда убивал людей с придыханием и уверенностью в каждом действии. А сегодня боялся даже думать об этом, словно шёл убивать первый раз. А когда это было-то, первый раз? Уже давно, наверное, не сейчас вспоминать, не сейчас.

Входная дверь в дом была закрыта на крючок. Дмитрюк подумал, что это хорошо. Значит, слепая спит у себя, в сарае. Повезло ей, сегодня. Он осторожно приподнял крючок, открыл дверь и зашёл в дом. Луна сквозь жалкие окошки пыталась помочь ему светом и показала, где дверь в старухину комнату. Он дёрнул за ручку, ожидая, что дверь будет закрыта на ключ. Но, неожиданно дверь открылась, и Дмитрюк зашел внутрь.

С полминуты он стоял, не шевелясь, привыкая к темноте и успокаивая своё дыхание. И, вдруг, с ужасом понял, что в комнате не один. Кто-то ещё тяжело дышал рядом, в темноте. Он начал всматриваться, как вдруг яркая вспышка от зажжённой спички ослепила его. Дмитрюк машинально отпрянул, закрыл на секунду глаза, а когда повернулся, то от ужаса, сковавшего его по рукам и ногам, не мог сказать ни слова.

Перед ним, с зажжённой свечой в левой руке, стояла слепая старуха. Бельма были навыкате, и свет от пламени свечи придавал им особо страшное уродство.

Старуха протянула вперёд руку и просипела:

– Чёрт живой пришёл! За мной пришёл? Дай я до тебя дотронусь, иуда!

На голове у старухи был одет новый платок, и она своей тоненькой и сухой ладонью его часто поправляла. Рядом со старушкой, прямо на полу, стоял гроб с открытой крышкой. В это время она начала креститься и распевать:

– Живущий под кровом Всевышнего, под сенью всемогущего покоится.

Дмитрюк не выдержал этого мгновения и страшно закричал: «А-а-а-а!». Он замахнулся, и в руке у него блеснул нож.

– Бог мой, на которого я уповаю, – старуха вытащила из складок одежды огромный крест из золота и шагнула навстречу. По всему кресту были рассыпаны драгоценные камни, и комната осветилась причудливыми огнями/ В левой руке у старухи была свеча, а в правой крест. Дмитрюк стоял, не в силах пошевелиться. Она подошла к нему и просипела:

– Будь ты проклят, убивец!

Рука у него задрожала, и нож с шумом упал на пол. Дмитрюк резко дернул дверь и побежал. В темноте он с размаху споткнулся об гроб и ударился, об пол лицом. Из носа резко хлынула кровь, заливая рот. Выбравшись на улицу, он перепрыгнул через плетень и побежал, не разбирая дороги.

Старуха выскочила за ним на крыльцо и страшным, нечеловеческим голосом закричала:

– А-а-а-ня! Аня! Убивают!

Платок свалился с головы, седые волосы растрепались, и она смотрела пустыми бельмами в сторону поля и вслушивалась в темноту.

Резкий порыв ночного ветра накинулся на одинокое пламя свечи, и она погасла.

Слепая присела на ступеньки, перекрестилась и отдала богу душу.

страницы вырваны

В пустой палате разговаривали главврач Марченко и Дмитрюк.

– Что было дальше, Виктор Юрьевич?

– Лилю тогда сильно затрясло и вырвало от страха. Я схватил её за руку и потащил прочь от похорон. Помню, что несколько монахов бросились поднимать мёртвую и укладывать обратно в гроб. Толпа испугалась меня, все шарахались прочь. Мы ушли в сторону Махновки и не оглядывались. Я оставил Лилю дома и пошел в сторону Горнальского монастыря.

По пути мне навстречу попалась телега, в ней мужик в форме какой-то, я даже не заметил вначале. У меня был с собой нож, и мужичка не пришлось долго уговаривать. Он всё понял сразу и сам распряг коня. У него остались товары в телеге и жизнь. Для него это было важно.

Вскоре я уже был у стен монастыря.

Монастырские ворота были открыты настежь.

Дмитрюк влетел на коне во двор монастыря и помчался к входу в храм. Он спешился и поразился мертвой тишине, которая вначале насторожила его. По двору никто не ходил, монахи не подстригали виноград, растущий возле храма. Не было паломников, да и вообще была гнетущая тишина, даже птиц не было слышно.

Дмитрюк проскочил невысокие ступеньки и резко открыл дверь. В храме было пусто, только в углу, склонившись над аналоем, молился в полной тишине игумен.

Дмитрюк, стуча сапогами по каменному полу, подошел к нему. Игумен обернулся и сразу же узнал его. Он вспомнил, как прятал Дмитрюка в своей келье, как верил ему, и не было даже намека на то, что этот человек – зло.

Вспоминая образ Спасителя, вышитый Елизаветой Фёдоровной, который тогда показал ему Дмитрюк, игумен перекрестился. Позже, от паломников, он узнал, что Дмитрюк убийца, и святая душа поверил в то, что невероятным образом был причастен ко всем последующим преступлениям Дмитрюка. Он спасал человека, который потом лишит жизни многих людей. После этой новости старый монах совсем сдал здоровьем, но постоянно молился и практически не выходил из храма.

Сегодня он снарядил монахов для важного дела и направил братию в Ракитное. Нужно было спасать то, что было свято для всего русского народа. Но народ был черен в злобе и ненависти. А когда ненависть застилает глаза, то нужно время, чтобы прозреть.

Дмитрюк, угрожая ножом, приблизился вплотную к игумену:

– Если не хочешь умереть среди своих картинок, то ответь мне. Где то, что принадлежит народу? Где перстень и шашка?

– Умереть не страшно, Господь всему свое время определяет. А вот тебя в наказание Господь лишил разума. Не ведаешь, что творишь.

Игумен, повернувшись в сторону алтаря, закрывая собой икону, начал креститься и читать молитву. Он не успел дальше, потому что Дмитрюк размахнулся и ударил ножом игумена в спину. Тот осел, и, повернувшись к своему мучителю, пытался схватить его за руки. Дмитрюк в злобе наносил удары. Кровь брызнула и залила икону на аналое. Игумен упал на пол, захрипел и уже лёжа, начал грозить Дмитрюку пальцем.

Внезапно раздался страшный крик.

Дмитрюк увидел, что в открытое окно храма смотрит какая-то тётка. Дмитрюк понял, что она видела страшное убийство игумена. Он выскочил из храма и, не убирая нож, подошел к женщине. Та уже прекратила кричать, а только по-бабьи, тихо выла.

Дмитрюк замахнулся на неё ножом, как она запричитала:

– Только не убивай, Христом богом прошу, не убивай. Ступай, ступай отсюда, никто не узнает.

– Монахи где, где все? Где они?

– Батюшка отправил всех, кто живой сегодня. На похороны, остальные, как знаю, на Ракитное поехали. На телегах все уехали, утром ещё.

Дмитрюк бросил нож на землю, заскочил на коня и поскакал прочь из монастыря. Баба у стен церкви повалилась на колени и неистово крестилась, не поднимая головы.

Дмитрюк, вцепившись в гриву коня, летел обратно. Конь, словно почуяв запах крови, исходивший от чужого человека на нём, впечатывал в каждый шаг свою мощную лошадиную силу.

Внезапно, наперерез с одной из пустых дорог ему навстречу выскочил конный отряд красноармейцев. Красные заставили Дмитрюка остановиться и окружили его, обнажив шашки. Один из конных, закричал:

– А ну, стой, контра! Добегался! Ты знаешь, у кого коня забрал, сволочь? Это наш интендант был. А ну-ка, ребятки, рассупоньте его, да в расход. Живо!».

Несколько человек бросились к Дмитрюку, но тот поднял руку вверх и закричал:

– Именем революции, приказываю остановиться!

Он вытащил из кармана мандат, подписанный Лениным, и протянул его командиру отряда. Тот взял документ в руки и стал читать. Бегло прочитав, он приложил руку к фуражке и отчеканил:

– Слушаюсь, товарищ комиссар! Какие будут приказания?

И крикнул своим:

– Этот человек от Ленина! Приказ содействовать и подчиняться обладателю мандата. Там подпись Ленина и печать Совнаркома.

Дмитрюк начал командовать:

– Монахи на телегах, уехали в сторону Ракитного. Нужно догнать. По моим сведениям, в телегах добро буржуйское. Они спрятать хотят. Нужно догнать и разобраться со всеми.

Отряд развернулся и поскакал по короткой дороге.

Через час они настигли монашескую братию. Девять монахов неторопливо ехали в телегах. Дмитрюк обогнал их и на ходу схватил лошадь, везущую первую телегу, под уздцы. Телеги остановились. Дмитрюк соскочил с коня и, скидывая монахов с телег, начал обыскивать сено. Он выкидывал вещи на землю, потрошил мешки с товарами и бросал на землю хлеб.

В телегах ничего не было.

Монахи сгрудились в кучу и смотрели на происходящее. Один из монахов спросил :

– Что потерял, добрый человек? Веру свою потерял?

Дмитрюк в секунду рассвирепел, мгновенно вытащил шашку у одного из красноармейцев и начал рубить направо и налево. Монахи даже не успели отскочить друг от друга, как остро заточенное лезвие прошлось по их телам.

Через минуту всё было кончено.

На пыльной дороге в судорогах корчились тела убиенных. Красные всадники в ужасе скакали прочь от страшного места и только лошади подтянули телеги поближе к зелёной траве и жевали, не обращая внимания на людские стоны.

Убийца обреченно вытер шашку об черную рясу одного из мертвых монахов. Дмитрюк понял, что буквально за один день он погубил всех людей, кто точно знал о спрятанных реликвиях. И нужно искать другие пути. За эти дни он насытился смертью и снова был полон дьявольских сил. Впереди у него была вечность.

20 марта 1975 г.

– Я всегда хотел спросить, а что случилось с Лилей?

– Лиля? Она тебе понравилась?

– Да! Есть немного.

– В двадцатом году я был прислан в городок Суджа Курской губернии в качестве комиссара по продовольствию. Гражданская война шла к завершению и везде была разруха страшная. Голод душил нашу власть, и в тот год я снова увидел её.

Лиля стала одной из первых комсомолок и работала старшим приставом в местном Совете. Она собирала налоги, денежные долги, обязательства и во многих случаях просто отнимала у людей последнее, что осталось после страшной, братоубийственной войны.

У них планировался рейд за хлебом, продразвёрстка такая была. Люди сейчас не поймут, что это значит. В тот день мы выехали на трёх подводах из Суджи в сторону села Свердликово.

Там у нас случилась стычка с местными кулаками. Они прятали пшеницу и ещё много чего там, не хотели отдавать своё, кровное. Время было такое, что никто с ними долго не разговаривал. С нами были вооруженные комсомольцы, пять человек. В-общем, Лиля знала точный адрес, где прятали хлеб. Люди и тогда, и сейчас, одинаково ненавидели друг друга, сообщали, кто живет лучше и ест сытнее. Лиля искала все возможности забрать у людей и отдать государству. Она собирала все сплетни и докладывала наверх, лишь бы выжить самой.

Приехали мы туда, быстро всё нашли, вдобавок схрон с деньгами нашли, много денег, и началось. Собрались местные, начали хватать за винтовки, а один из них, сын кулацкий, полез на неё с кулаками. Лиля долго не думала, схватила винтовку и пристрелила его. Тот упал, корчился долго, пуля в кишки попала. Все оцепенели и отступили от нас. Мы быстро выехали из села, и вот тогда мать убитого мальчишки побежала рядом с телегой, в которой ехала Лиля и в лицо проклятия ей бросала. Страшные слова кричала, плевалась. Лиля выстрелила ей прямо в рот. Пуля навылет прошла.

В-общем, чуть дальше, через несколько километров, прямо напротив Лебедёвки, они нас догнали. Мстить хотели, терять им уже было нечего.

Напали внезапно, с двух сторон. Комсомольцы наши все погибли, четверо сразу, а одного они, раненого, захватили и в телегу с хлебом обратно забросили. Лиля давай визжать, на колени упала, на меня пальцем тычет и кричит им, дура:

– Он красный комиссар, он меня заставил, только не убивайте, я все расскажу.

А у меня граната с собой была, и когда нас к телеге подвели, я прямо на комсомольца этого в телеге гранату и кинул, на колени ему. Как тебе когда-то, князь, на колени кинули бомбу в карету.

Побило их всех кругом, а я Лилю на землю кинул и живые остались. Пока они там корчились, мы на телегу другую прыть и деру. Прямо через поля погнали, да никто и догонять не стал, оглушило их сильно. Даже не знаю, живые, не живые, не суть. Оторвались мы далеко, ночь уже кругом наступила, и остановились заночевать.

Смотрю, Лилька по телеге лазит, деньги, значит, пересчитывает. Я на неё смотрю и спрашиваю, мол, ты чего там кричала про комиссара. А она на меня не обращает никакого внимания, говорит, вот денег для государства собрала сколько, налог с крестьян запишем теперь, и ей премию выпишут, семь процентов. Схватил я её за волосы и говорю прямо в лицо:

– Мразь ты, Иваненко Лилия Михайловна, мразь конченная. Будь ты проклята до третьего колена!

В-общем, связал я её крепко по рукам и ногам, спеленал, как куклу. На шею верёвку накинул, придушить сначала хотел. Передумал, бросил в телегу, сеном обложил и поджёг.

Как она горела!

Кричала сначала жадным, нечеловеческим криком, а потом затихла. Я стоял рядом и кидал деньги в этот человеческий костер, там и керенки были, и наши, советские деньги. Сел на коня и поскакал прочь от этой нечисти.

20.03.1976

Сегодня вновь звонил Козлов. Возможно, я слишком поздно понял, что это его игра,. Он играет партию в шахматы двумя фигурами, Дмитрюком и мной. Если я правильно понимаю, то кто кого из нас переиграет другого, с тем будет дальше заниматься Козлов. Как же он хитро всё это придумал. Не понимаю пока, зачем всё это ему нужно было. То, что все эти годы он подводил меня к этому решению, это факт. Учёба, кафедра, лаборатория и направление в эту больницу. Это его долгий и проведённый опытный путём эксперимент. Опыт над душевным равновесием человеческой души. Я просматривал личное дело Дмитрюка, когда раздался междугородний звонок.

Врач ответил и когда понял, что это Козлов – молчал. А он кричал в трубку:

– Александр Валентинович! Я получил ваши последние отчёты и требую немедленно прекратить эксперимент. Всё зашло слишком далеко. Остановитесь! Ваше искушение может погубить вас и, главное, что я хочу вам сказать. Это очень важно! Послушайте! Самое главное во всём этом то, что Дмитрюк может…