Текст книги "Иллюзия вечности"

28
Сон: знаки

Мне приснился сон.

Я шёл по пустому городу. Морозный ветер забирался под наглухо застёгнутое кашемировое пальто и больно колол в бока. Где-то протяжно завыла собака. Я шёл по обезлюдевшим улицам с домами, наклонившимися кверху над моей головой, будто закрывающими небо от меня. Либо меня от неба. Под ногами хрустели скрюченные морозом листья.

Минуя очередной квартал домов, зияющих разбитыми окнами с торчащими наружу обломками рам, я вошёл в странный парк. Не взирая на холод и царившую вокруг смерть, в парке цвели зелёные деревья и звучала приятная музыка. Я прошёл мимо изогнутых лавочек, на которых сидели застывшие фигуры людей. Словно в стоп кадре они замерли на полуслове и полудыхании в причудливых позах. Мне не нужно было трогать их для того чтоб знать, что на ощупь все эти люди холоднее льда, скованные внезапным мёртвым ветром.

Я шёл по парковой дорожке мимо сада, украшенного многочисленными скульптурами, на поверку оказавшимися фигурами умерших людей. Дорожка вилась в рисунке, навеваемом звучащей мелодией. Я прошёл чёрт знает сколько, когда перед моим взором предстала поляна. Посреди цветения этой поляны я и встретил Олега.

Передо мной возвышались три могучих ствола. Среднее дерево было несколько выше своих соседей и венчалось пышной кроной с широкими листьями-лопухами. Я подошёл ближе и увидел в крайне необычном свете Олега Петровича Скворцова.

Все части тела недавнего товарища существовали отдельно друг от друга. Голова Олега покоилась в ветвях самого большого дерева посередине. Его туловище мешком висело на метр ниже головы. Правая рука и нога покоились среди ветвей дерева, стоящего по левую сторону. А соответственно левая рука и нога висели на дереве справа. Части тела Олега не просто безжизненно болтались в листве деревьев: они будто бы росли в них. Руки и ноги шевелились и сгибались в привычных для суставов местах. Голова вздрагивала, капая зеленоватой слюной из приоткрытого рта.

Веки его глаз задрожали и, приподняв подбородок, бывший сосед уставился на меня: – Приве-е-ет, – рот растянулся в страшной улыбке, и, показалось, что голова подмигнула мне левым глазом.

Меня передёрнуло от отвращения, вызванного не столько самим видом Скворцова, сколько его гнусавым хрипящим голосом. Я не хотел смотреть на него, но не мог отвести взгляд.

– Я жи-и-ивой. Ты рад? – голова Олега медленно качнулась, и прядь слипшихся влажных волос упала на лоб.

Я хотел что-то ответить ему, но язык как назло набух во рту, и слова застряли ещё на нёбе.

– Ра-а-ад… я вижу, – голова продолжила сама. – У тебя есть работа: ты должен отдать мне долг…

Я кивнул в ответ.

Вдруг пасть головы разверзлась во всю силу, и оттуда разнёсся душераздирающий крик: – Собери меня! Собери меня, собери меня, собери-и-и! Отдай своё!!!

В ужасе я упал на спину, закрыл глаза и… проснулся.

29
Дневник: 10,11

12 ноября. 7:12 утра.

Выжил первый новорожденный ребенок, о котором я у знал. Володя принёс нам эту сногсшибательную новость. Просто не верится, что это случилось! Женщина рожала в одном из подпольных медицинских центров. Конечно, она не выжила (это первое о чём все спрашивали, узнав про новость). Да на это никто и не рассчитывал. Мать сознательно пошла на самоубийство ради ребёнка, хотя, справедливости ради, нужно отметить, что ей ничего другого и не оставалось.

Верю, что родившая счастливой покинула мир, услышав голос собственного отпрыска. Ребёнка извлекали с помощью разреза со времен Гая Цезаря известного, как кесарева. Женщина истекла кровью и скончалась, через несколько минут. А малыш остался жить в окружении многочисленных нянек. Володя упомянул о том, что кровь новорожденного также, как и у большинства, не способна к свёртыванию. Посему жизнь младенца с первых её мгновений находится под большой угрозой. И оберегать эту жизнь, похоже, почли для себя святой обязанностью все подряд. Достояние нации, открывшее новую главу в её истории.

Оценив по достоинству эту новость, я вновь поддался желанию жить. Хотя бы любопытства ради, заглянуть в будущее человечества. Быть может, будет найден некий выход? Какое-то лекарство, способное вернуть нам возможность излечивать недуг? Быть может, репродукция людей ещё вероятна?

Но, увы, негатива в моём «быту» больше. Особенно ощутимого в свете собственных мыслей о возможности и Ольге родить в будущем.

С огромным страхом наблюдаю за постепенно ухудшающимся самочувствием наших девчонок. У них обеих в чем-то схожие проблемы с кишечником и пищеварительной системой. Ольга стала жаловаться на щитовидку, придатки и резкие боли при мочеиспускании. Плюс ко всему, она почти не может заниматься сексом, потому что при этом испытывает болезненные и неприятные ощущения.

Оленька предпочитает не говорить со мной об этих проблемах и молчит о своих догадках насчёт происхождения болей. Однако, я, мне кажется, знаю причину, хотя и не могу придумать, как от этого избавиться. На мой взгляд, все эти проблемы – суть проявления изменений, вызванных задержкой менструаций. Я не врач и мне сложно судить о возможных последствиях этого, но я крайне обеспокоен и молю Бога, чтобы поскорее настал тот день, когда их можно будет нормально обследовать и дать надлежащее лечение. Без моей Оли все теряет смысл…

Чувствую, что подготовка переворота завершена. Володя намекнул, будто в ближайшие дни ОНО начнётся. Ну, значит так тому и быть.

16 ноября.

Завтра или послезавтра выступаем! Я не слышал об этом точно, но готов ручаться за прогноз головой. Уже всё в ажуре. Наши командиры каждый божий день проводят какие-то совещания и чертят планы. К тому же, в городе неожиданно появилось очень много людей. Столько много я не видел со времени начала катастрофы. Всё это о чём-то да говорит. Каверин более не появляется среди нас, видимо, был призван к главному столу Движения.

К слову о группе Каверина: …В его отсутствие руководство группой принял некий Мутко. Этот молодой хохол с лицом, обезображенным перенесённой в детстве оспой, достойный преемник Каверина. Желающий ни в чем не уступать нашему бывшему боссу в жестокости, он в дополнение упомянутым «достоинствам» наркозависимый. Многие члены группы и так до этого баловались травкой и амфитамином, а теперь с подачи Мутко в нашей среде бал вершит его величество опиум.

Судя по всему, в эти дни образовался избыток разного неизрасходованного зелья, а Мутко и сотоварищи имеют неограниченный доступ к их запасам. Давеча я сам попробовал понюшку героина. Признаюсь это довольно действующий эликсир внутреннего спокойствия и коммуникабельности. Но, очевидно представляя себе, страшные последствия возможной зависимости от порошка (на вид совершенно безобидного) я зарёкся не прикасаться к нему больше. С меня хватало взгляда на Мутко и его дружков с болезненными, будто воспалёнными, глазами. Потерянные люди, зависящие от прилива серотонина по времени приема кайфа. Разучившиеся черпать его в себе, а от того жалкие для самих же себя. Но жестокие и непримиримые по отношению к остальным. Наверно, так проявляется зависть с их стороны…

Дома пока всё нормально, уже привыкли к новым условиям. Пытаемся хоть как-то согревать своё жильё. Страшно холодно, особенно по утрам. Я выменял почти за килограмм золота у одного барыги из Движения небольшую печку-буржуйку. Отдал всё честным трудом разворованное. Зато теперь топим её каждый день на ночь и живём почти как люди. Централизованного газа и электричества давным-давно как нет. Хорошо, что ещё время от времени появляется вода в кране.

Но нас пугает такая жизнь. Мы все хотим и рассчитываем на лучшее. И, безусловно, отвоюем его.

А что нам всем ещё остается кроме как верить?

30
Переворот

17-е октября. Весть о начале пришла внезапно. Казалось, всего пару часов назад я отложил в сторону дневник, как среди ночи в нашу дверь раздался громкий стук. Выскочив из кровати в пижаме, я метнулся в коридор и открыл дверь.

На пороге стоял Владимир: – Внизу машина. У вас десять минут на сборы. Мы выдвигаемся. – На его напряжённом лице промелькнуло подобие улыбки, – Пора за дело, ребята.

Владимир непроизвольно подмигнул, дернувшимся в тике глазом, и спустился на улицу, а мы с Сашкой наспех оделись и, сев с девчонками за стол, стали прощаться. Ольга испуганно смотрела на нас. Несмотря на то, что я готовил её к этому дню долгое время, она всё равно оказалась застигнутой врасплох. Я сам боялся сорваться, начав испытывать ставший привычным страх за то, что никогда её больше не увижу.

Однако времени для прощания не было. Я подержал Олины ладони в своих.

– Они такие холодные, – сказал я.

– Сердце стынет… Но это пройдет, мой хороший. Обещаю, – по её щеке покатилась к уголку рта одинокая слеза.

– Я не смогу сказать ничего из того, что сейчас в моей душе. Нет таких слов, чтобы выразить мою любовь к тебе… Олюшка, я обещаю тебе, что вернусь. Чтобы ни случилось, я буду с тобой навсегда. Только ты смысл моей жизни, только твоя улыбка стоит любой мыслимой цены на свете. Так улыбнись, родная. Отпусти меня с лёгким сердцем, и я быстрее вернусь к тебе, – я обнял её крепко и, положив голову на хрупкое плечо, задрожал, с трудом сдерживая собственные слёзы.

Потом отстранил Ольгу к стене, и не глядя ей в лицо, пошёл к двери.

Перед выходом на улицу Сашка остановил меня и, развернув к себе, посмотрел в глаза: – Филин, я клянусь тебе, чтобы ни случилось с нами сегодня, я никогда не оставлю ни тебя, ни девчонок. Буду всегда рядом, с чем бы ни пришлось столкнуться. Обещай и ты мне, что сохранишь верность нашей дружбе и ту преданность, на которую мы были способны все эти дни проведённые вместе.

Я обнял друга: – Клянусь тебе Сашка, перед своими родителями, перед своей землёй, что никогда не предам и не оставлю ни тебя, ни Олю с Ирой. Клянусь, что всегда буду рядом с вами, когда будете нуждаться во мне, и никогда не променяю вашу дружбу ни на что на свете! Клянусь отдать жизнь за любого из вас, если потребуется. Также клянусь сделать всё, чтобы сберечь её для вас, если то будет в моих силах.

– Да будет так! – мой друг хлопнул меня по плечу и распахнул дверь навстречу неизвестности.

На улице нас ждал тёмно-синий микроавтобус с тонированными стёклами и наклейкой на бампере, изображавшей неприличный жест средним пальцем. Забравшись в открытую Володей дверь, мы увидели несколько человек из нашей террористической группы и щербатое лицо Мутко. Володя кинул бронежилеты и передал нам автоматы.

Затем он посмотрел на часы: – Ну что, все готовы. Через двадцать минут начало. По обстановке доложу в дороге. У кого-нибудь есть вопросы?

– Да какие вопросы? Давай, поехали, – Мутко подавил зевок и свистнул. – Жми, извозчик, пока салаги не обделались, – развязно добавил он, окинув нас с другом наглым взглядом.

Парень за рулем автобуса завёл стартер, и машина тронулась с места. По дороге мы встретили большое количество автомобилей, небывалое с давних пор. Нас обгоняли армейские грузовики, пересекали дорогу легковые автомашины, переполненные людьми. На улицы выходили вооружённые граждане, собираясь в группы и что-то обсуждая между собой. Очевидно, что такая массовая дислокация не могла остаться незаметной для власти. Где же внезапность и в чём стратегия будущей победы? Или уже всё решено?

Мы только-только выехали на Рублевское шоссе, как где-то неподалеку загромыхали один за другим бесчисленный ряд взрывов. Стёкла в микроавтобусе задрожали.

– Началось! Иехо-о-о! – Мутко вскинул автомат над головой и завизжал от радости. Двое его соседей поддержали крик командира оглушительным свистом и гоготом. Мы с Сашкой переглянулись и покрепче сжали своё оружие.

Канонада взрывов и сливавшегося в единый гул треска выстрелов нарастала. Водитель автобуса прибавил газу, и мы понеслись в направлении Молодогвардейской улицы. Не доезжая до МКАД, он повернул налево и остановился у поста, организованного бойцами Движения. Володя что-то крикнул в окно, и нас пропустили дальше. Мы миновали небольшие постройки и выехали к площадке, на которой расположились четыре боевых наряда лёгкой артиллерии. Пушки по команде ухали в сторону ЦКБ. Оглушённый выстрелами, я попытался спросить у Владимира, куда мы движемся, но он отмахнулся рукой, давая понять, что сейчас не время для разговоров.

Мутко вышел из автобуса, достал рацию и о чем-то начал договариваться со своим командиром. До нас долетели лишь отдельные слова: живым, муха, Немчиновка, быстро.

Переговорив по рации, он запрыгнул в автобус. Дал команду водителю ехать окружной дорогой в сторону Можайского шоссе.

– Планы меняются. Они не успели ещё выбраться, – Мутко повернулся к Володе, и тот кивнул в ответ.

– Когда принимаем?

Мутко посмотрел на часы: – Минут через двадцать, я думаю.

Наша машина двинулась обратно, к улице Горбунова. Там мы повернули к кольцевой и скоро были рядом с выездом на МКАД. Автобус снова остановили, и мы оказались рядом с двумя зенитными орудиями. Метрах в тридцати от них стоял танк, нацеленный пушкой на дорожную развязку. Среди бойцов я заметил несколько солдат в военной форме. Эти уже считались «нашими» людьми.

Воспользовавшись минутной заминкой, я прижался к окну и осмотрелся. В небе над городом полыхал огонь. Непрекращающийся грохот взрывов разносился со всех сторон. В районе центральной больницы наибольшим количеством вздымался в небо чёрно-серый дым и резонировал грохот. То и дело, по окружной в ту сторону проносились грузовики и легковые автомобили, заполненные людьми с синими повязками на головах.

Володя вернулся в машину, кинул каждому из нас по синей ленте и велел водителю двигать дальше. Мы повязали вокруг лба материю и, что-то действительно изменилось в настроении, будто незамысловатое действие придало заряд уверенности в необходимости происходящего и поддало даже какого-то драйва. Машина понеслась в сторону области, виляя по незнакомым улицам среди тёмных домов. Выскочив к гаражам, Володя приказал остановиться. Все вместе мы высыпали наружу.

– Значит так, – Мутко встал рядом с Владимиром и обратился к нам. – Через пять минут вон по той дороге, – он ткнул пальцем, указывая на дорожное полотно в два ряда, уходящее в сторону леса. – Проедут машины. В них будут охрана и два важных нам человека. Один из них нам нужен непременно живым, ясно? Желательно целым. Поэтому бить по машине аккуратно. Кто переборщит, лично шкуру спущу заживо, нах! – звериный оскал Мутко обежал наши лица. Потом он достал из нагрудного кармана две фотографии и пустил их по кругу. – Запоминайте и быстро. У нас мало времени!

Когда фотографии попали в мои руки, я увидел на них двух незнакомых людей. Один с бородой и лукавыми глазами, лет пятидесяти; второй лысый с высоким лбом, чуть помоложе. Выяснилось, что уберечь нужно лысого, который являлся одним из главных лечащих консультантов высших руководителей. Этот человек владел важнейшей информацией, и представлялось большим риском для будущего потерять его.

По привычке работы в боевой группе, мы натянули маски и бегом добрались до дороги. Всего нас было девять человек. Мутко и Володя поделили всю группу и каждому указали место засады. Я сел рядом с Сашкой в небольшой канаве прямо рядом с дорогой. Мутко вместе с одним из своих парней раскатали в метрах сорока до зоны обстрела шипованные ленты. Затем все заняли свои места и стали ждать.

Прошло не более трёх минут, как в поле нашего зрения появились два тёмных одинаковых джипа, на сумасшедшей скорости, несущиеся по дороге. Оба без габаритных огней. Освещаемые лишь лунным светом, они стремительно летели прочь из города, разрезая с рёвом турбин воздух. Один за другим раздались хлопки покрышек, наскочивших на растянутые нами ленты с шипами. Первый джип неуклюже заболтало по дороге и начало сносить влево, прямо на нас с Сашкой. Следующую в хвосте, вторую машину помотало, но водитель сохранил устойчивость и стал притормаживать. В этот момент из-за дерева выскочил Мутко с гранатометом на плече и с близкого расстояния прицельно выпустил заряд по второй машине. Джип разорвало мощным снарядом и отбросило с дороги в сторону угла жилого дома. Там он несколько раз перевернулся и остался гореть искорёженной грудой обломков.

Первая же машина, продолжала устойчиво балансировать на колесах, тормозя ошмётками резины об асфальт. Затем она почти доскользила до нашего укрытия и, съехав в обочину, завалилась на бок. Я выскочил из укрытия и двумя выстрелами на одиночном режиме попытался пристрелить водителя через лобовое стекло. Его армированная структура треснула, но выдержала. Сзади подскочил долговязый парень из нашей группы и дал по стеклу очередь из автомата. Мелким дождем осколки стекла повисли в воздухе, и им навстречу брызнула алая кровь убитого военного. Сашка приложил к плечу Калашников и внимательно держал под прицелом пассажиров джипа. В это время к машине со всех сторон подлетели бойцы из нашей группы и, разбив стекла, стали вытаскивать одного за другим троих человек. Никто из них и не подумывал о сопротивлении. Пленники с трясущимися ногами встали на краю дороги. Я сразу узнал среди них тех двоих с фотографий. По лицу бородатого текла кровь. А лысый держался за повреждённую руку, жалобно скуля, то ли от боли, то ли от страха. Третьим был охранник в камуфляжной форме. Он нас не интересовал, и я ничуть не сомневался в том, что вскоре с ним произойдет.

Мутко подошёл к облысевшему врачу и взял его грязной рукой за подбородок: – Ты захвачен армией освобождения и поедешь с нами. Молча и послушно, как овца. Чтобы не возникало сомнений в серьёзности наших намерений, попрошу минуту внимания, – одной рукой держа голову лысого, второй Мутко извлёк из кармана пистолет и, приставив его вплотную ко лбу охранника, нажал на курок. Брызгами мозговой жидкости оросило лица палача и наших пленников. Совершенно спокойно, не проявляя ни капли волнения, убийца вытерся обшлагом куртки и повернулся к пленному: – У вас есть какие-нибудь вопросы?

Второй бородатый пленник медленно осел на колени и зарыдал взахлёб, загребая руками мёрзлую землю. Ребята подняли его за руки, и повели к микроавтобусу. Лысого взял под свой личный конвой Володя. Сашка и я собрали шипованные ленты и оружие охранников из джипа. Загрузившись в машину, мы, молча, поехали обратно к окружной.

Я уставился в стену слившихся за окном в одно строений. Чёрт, чёрт, чёрт! – твердил молча сам с собой. Мой друг задумчиво склонился рядом. В Кунцево мы остановились у трёхэтажного дома. Всю дорогу бородатый голосил, поминая собственную мать и выпрашивая у Господа прощения за все свои грехи. Врач, напротив, казалось, впал в прострацию и уставился в окно пустым взглядом, кивая головой. Володя, Мутко и ещё один из ребят вытолкали пленников наружу и отвели в здание. Вместе с остальными мы остались в автобусе.

Я посмотрел на Сашку: – Всё идёт как надо, Стаф? Мы на своём месте?

– Да, Филин, всё идёт как надо, – мой друг вымученно улыбнулся и снова уставился на свои руки. – Не задавай мне больше этих вопросов…

Спустя минут десять, Володя вернулся в машину: – Все молодцы, отлично справились! Мы сделали большое дело. Возможно, предстоит ещё работа, поэтому сейчас остаёмся здесь. Можете выйти, покурить и расслабиться. Одна просьба – далеко не уходить.

– Как там дела на передовой? – парень с заднего сиденья приподнялся и посмотрел на Владимира.

– Всё как нельзя лучше. Удалось блокировать военные части и на въездах в город задержать технику. Нарыв ещё не вскрыт до конца, но уже есть уверенность, что мы победим, – Володя сплюнул на пол и зло процедил после. – Никто не уйдёт. Каждого достанем, будь я проклят.

Я натянул на уши вязаную шапку и вслед за другом вылез из автобуса. Мы сели на бордюрный камень рядом с машиной и, молча, огляделись вокруг. Стоящий впереди высотный дом закрывал обзор ЦКБ, но по сумасшедшей канонаде орудий я живо представлял себе, насколько там сейчас жарко.

Трёхэтажное здание временного штаба то и дело выплёвывало из себя людей и засасывало новых прибывающих. Я представил его себе, как живой организм. У входа в здание стояли четверо мужчин, проверяющих документы. Каждый с синей повязкой. С другой стороны штаба тоже был вход, но уже для персон VIP. Время от времени оттуда отъезжали машины с тонированными стёклами.

Рядом с нами сели ещё двое ребят из группы и закурили, привычно пряча огонёк сигарет в ладонь.

– Говорят, танковая дивизия расформирована. Военные примкнули к нашим, – один из парней обратился к своему товарищу.

– Хорошая новость. С танками дело гиблое, – второй парень в длинной кожаной куртке, подпоясанной магазинами с патронами, задумчиво покачал головой. – Только не думаю я, что всё так гладко и пойдёт дальше. Регулярная армия это не шутка. Сам служил в горячей точке… Сейчас запустят с Жуковского бомбардировщики, тогда всем кранты.

– Да какие бомбардировщики? – первый махнул рукой. – Здесь уже все смешались и ихние, и наши. Это бойня будет!

– А может, главные уже слиняли, как этот лысый пытался? – Сашка обернулся к разговаривающим.

Парень в кожаной куртке покачал головой: – Нет! Мутко сказал, что потому сегодня и выступили, чтобы это предотвратить. Там есть свои люди, они всю информацию сливают о движениях внутри. Задача таких, как мы перехватывать беглецов. Похожих групп достаточно. Вова косой прав. Никто не уйдёт…

К стоянке подъехал армейский УАЗ и из него вышли трое военных, о чём-то энергично продолжая разговор. Через минуту из здания выскочил Мутко и подбежал к этим людям. Они, понизив голоса, стали что-то обсуждать уже вместе с ним. Несмотря на то, что мы находились рядом, на фоне шума войны не удалось разобрать ни слова. После двое сели обратно в машину, а один из прибывших пошёл в штаб.

Мутко, заметив нас, подошёл ближе. На его лице сияла улыбка:

– Ну что, хлопцы, ждём продолжения банкета?

– Да не то чтобы… А что, уже скоро? – ответил я.

– Скоро. Готовьте пелёнки между ног. Ссать будете кипятком!

– Мутко заржал, словно лошадь. И в таком же приподнятом настроении пошёл прочь, видать, искать пелёнку и для себя.

Потом вышел Володя. Он рассказал, что военные действия переместились уже вплотную к границам ЦКБ. Были сбиты два вертолета и остановлена ещё одна мотодивизия на подъезде к городу. В Питере события развивались по похожему сценарию и даже быстрее. Там в блокаде Крестовский остров.

Володя поведал, что огромное количество людей примыкают к Движению уже по ходу разборки. Большинство солдат, от страха, сдаётся на милость победителей и примыкает к бойцам организации. Поэтому сейчас главная задача: прорвать оборону их основной крепости. Тогда сопротивление остальных потеряет всякий смысл, и можно будет считать дело оконченным.

Володя ушёл. Основательно замёрзнув на улице, мы забрались в тёплый автобус и стали ждать в нём. Я на минутку представил себе лужи крови на асфальте в зоне боёв и парящего над сварой Дьявола. Хохочущего голосом Мутко и бьющего себя чёрными крыльями по звериным бокам. Показалось ему там самое место. Какой тут праведный освободительный бой?

Вскоре начало светать. Грохот орудий не прекращался. На стоянке перед штабом одна машина сменяла другую, а мы продолжали сидеть на месте. Сашка задремал, уронив голову на моё плечо. Я думал об Ольге, оставленной в холодной квартире посреди свистящих пуль. Волнение, вызванное бездействием, не покидало меня от неизвестности исхода всей этой войны, в которой нам была отведена совсем незавидная роль.

Около девяти утра в машину запрыгнули Владимир и Мутко. К тому времени я уже, как и мой друг, спал, поэтому, открыв глаза, не сразу осознал, что происходит вокруг. Автобус набирал ход, проносясь по улицам города мимо разожжённых костров и групп вооружённых людей, греющихся у огня. Местами виднелись горящие дома. Рядом тлели остовы машин. Я постепенно пришёл в себя и прислонился к окну. В морозном воздухе витали запахи пороха и гари. Мы проезжали мимо трупов, в страшных позах коченеющих на земле. Быстро проносились мимо мест, откуда ещё доносилась стрельба бесконечного побоища. Настоящий Содом нового тысячелетия, отмечающего бесславные дни заката человечества.

Мутко скомандовал приготовиться к новому перехвату. На этот раз нужно было просто уничтожить кортеж, стараясь экономно расходовать боеприпасы. По городу мы добрались до Строгинского шоссе, пересекли канал Москвы и направились в сторону окружной. Переехав через неё, попали в Мякинино и там остановились у многоэтажного дома, выросшего рядом с шоссе.

Оставив машину, вся группа вновь рассредоточились у дороги. Ждать пришлось недолго. Вскоре навстречу засаде помчалась колонна из трёх автомобилей. Как и в первый раз, несущуюся кавалькаду должен был встретить барьер из шипованных лент. Однако с самого начала всё пошло не так как было задумано.

Проехавший первым Форд Таурус напоролся на шипы и, резко сбавляя ход, покатился к нам в руки. Это было кстати. Однако в следовавших за ним на расстоянии двух больших джипах люди, почуяв опасность, резко остановились, не доезжая до разложенных лент.

Я и мой друг стали обстреливать Форд. В ответ из него затрещали автоматные очереди. Пули отбивали землю вокруг нашего укрытия. Из засады с другой стороны дороги в Форд прилетела граната и, грохнув рядом с салоном, разом уничтожила сопротивление.

Тем временем, два джипа стали разворачиваться посреди дороги. Мутко вскочил на колено и выстрелил по ним из гранатомета. Снаряд попал в капот одной из машин и взорвался. Открылась задняя дверь горящего джипа, и из неё выскочили два человека в штатском, открыв ответный огонь. Второй внедорожник, не завершив разворот, на полной мощи съехал на обочину трассы и, легко преодолев бордюр, понесся в нашу сторону. Из открытого окна машины посыпались пули в сторону местонахождения Володи и Мутко.

Один из ребят, сидящий справа от меня, с криком уткнулся головой в землю. Мутко снова поднялся и пальнул из гранатомета по джипу. Машина, взревев мотором, резко подалась в сторону, и снаряд прошёл мимо. Уцелевший джип, набирая ход, проносился мимо нас.

– По колёсам стреляйте, сволочи! Быстрее! – адресуя свои вопли нам, Мутко, невзирая на пули, выскочил из укрытия и сам стал отчаянно палить по колёсам джипа.

Расположенные почти напротив нас двое членов группы вылезли и также стали поливать из автоматов удаляющуюся машину Вдруг, ещё несколько часов назад непринужденно беседовавший с нами парень в кожаной куртке, вскинул руки и, опрокинувшись на спину, съехал в обочину. Я и Сашка, стоя во весь рост, продолжали стрелять по ускользающей из рук машине.

Наконец, совместные усилия были вознаграждены. От хаотичной стрельбы на джипе почти одновременно с хлопком разорвались два колеса по одной стороне. В небо отлетел каучуковый ошмёток шины с рваными краями. Машина завалилась на бок и на сумасшедшей скорости слетела с дороги. На гравии она бесчисленное количество раз перевернулась и, превратившись в уродливый дымящийся пузырь, застыла, лежа на крыше. Мы перебежками двинулись к ней. От кузова парило запахами бензина и масла.

– Живо, живо! – Володя погнал нас к другой стороне машины, а сам вцепился в ручку задней её двери.

На свет вытащили всех пятерых пассажиров. На их счастье, они к этому времени уже были мертвы. Разъярённый Мутко не преминул воспользоваться возможностью, и оставил каждому из наших врагов по собственной метке, продырявив головы между глаз «контрольным выстрелом». А потом пинал тела и прыгал на них с разбегу каблуками сапог.

После того как пиршество нашего вожака улеглось, вся группа бегом вернулась к автобусу. Мой друг и Володя взвалили на руки раненного товарища в кожанке. Ещё один человек из группы был убит. Его забирать Мутко не разрешил. Сказал, после разберёмся. Наспех собрав вещи, мы поехали обратно к штабу.

Несмотря на то, что задание было выполнено, все возвращались в угрюмом настроении. Один из ребят погиб, и его тело осталось на прокорм воронью и одичавшим от голода собакам. Второй хрипел на руках моего друга, раненный в горло и плечо. На его бронежилете были ещё четыре вмятины от пуль, к счастью не добравшихся до тела. Сделав экстренную перевязку, кровь удалось остановить, но несчастный потерял её уже слишком много для того, чтобы успешно бороться со смертью.

Дорога до штаба заняла чуть более двадцати минут. Автобус затормозил у входа. Сашка, Володя и Мутко, взяв на руки потерявшего сознание раненного, потащили его вовнутрь. Я вместе с остальными вышел из машины на улицу. Ребята стали горячо обсуждать происшедшее, выпуская пар. Но виновных не было обнаружено. Неудачу списали на невезение и слепой жребий фортуны. Через несколько минут из здания вышел Сашка.

– Ну что, как он? – с одним и тем же вопросом мы подлетели к нему.

– Чувак не жилец, – мой друг смахнул со лба выступивший пот. – Его, конечно, обработают, но жить вряд ли будет.

– Жаль… хороший был человек, – вымолвил с горечью приятель раненного.

Сашка открыл тайну строго охраняемого здания и рассказал, что на его втором этаже оборудован мобильный медпункт для оказания оперативной помощи пострадавшим. Также он нашёл подтверждение тому, что существует приказ командования не собирать собственных убитых. И в этой части мой друг готов снять обвинения с Мутко, хоть такой приказ сложно счесть обоснованным. Не говоря уже об его человечности. Впрочем, мы уже все вместе отметили, что это как раз в духе нашего общенационального характера и не противоречит бытующему принципу «чечевы», упомянутому нами с Сашей ранее в рассуждениях.

В то же время мой друг заметил, что к раненным относятся очень трепетно. Стараются бороться за каждую жизнь, а если дело безнадёжное, то в медпунктах сливают их кровь. Ещё ему удалось услышать, что число погибших сторонников Движения перевалило за тысячу и продолжает увеличиваться. Число убитых с другой стороны не учитывает никто, но представляется, что там цифры куда больше. Бойня! За что боролись, на то и напоролись.

Мы снова уселись на улице и, время от времени обмениваясь короткими фразами, стали ждать дальнейших указаний. Я разговаривал крайне неохотно. Внутри всё клокотало, хоть пульс, уверен, и не превышал стандарта шестидесяти ударов в минуту. Меня мутило от не уютности, неправильности всего происходящего. Будто сам я не на своём месте. Терзали мысли об Оле. Нервозность сохранялась на пределе. И компенсировалось такое состояние лишь игрой желваков и, бесконтрольным потиранием частей собственного тела и лица. Сашка видел это и не трогал меня.

Вскоре, к нам вышел Володя и вынес большой термос с кофе и несколько пакетов сухарей. Он сел рядом и закурил.