Текст книги "Битва за Лукоморье. Книга I"

И ведь взялся за ум! И на советах сидел, внимательно слушая, и на охоту зачастил, и воинскому делу стал обучаться с завидным рвением. Оставался повесой, но эту беду помогла бы решить близящаяся свадьба, только…

Король с грустью взглянул на несчастную Терезу, и ее лицо, похожее на маску страдания, немного оживилось, глаза блеснули, совсем как в прежние времена, когда королева была юной, веселой и озорной.

– А помнишь, как ты мне притащил букет лесных цветов, когда я родила сына? И как только догадался, что мне розы с лилиями давно опостылели? А вот колокольчики с ромашками были так милы, на них даже роса еще не просохла…

– Помню. А еще помню, как ты съела бочонок брусники, пока Войтеха вынашивала.

– Так я больше ничего другого в рот взять не могла. Один-единственный раз мяса захотелось, перед самыми родами…

– …И я лично для тебя подстрелил рябчика, ты его уплела целиком, чуть ли не с костями…

– …Да, и потом танцевала на балу, пока живот не схватило…

– …Да-да, а все лекари думали, что это от мяса.

Тереза рассмеялась, впервые за столько дней!..

– Они и не ожидали, что я так просто рожу. Получается, я сына вытанцевала.

– Может, поэтому он танцы терпеть не может, зато бруснику предпочитает всем фруктам-ягодам?

– А помнишь, как он тебе кулачок из пеленок показал?

– Да, я сразу подумал – моя порода!

– Ох, милый, – улыбка исчезла, и Тереза вновь залилась слезами. – Только бы Василиса сумела, только бы сделала! Ведь всё это ужасно… ужасно…

* * *

Сад красивый, ничего не скажешь: тут тебе и водометы искусные, статуями изукрашенные, и дорожки ровные, и цветы дивные, да так подобранные, будто радуга опустилась и застыла на клумбах. Василиса, как ни спешила, всё равно залюбовалась, подумала, что надо дома что-то подобное сделать. Может, подбросить мыслишку Желану? Делом займется, подарок жене ненаглядной сотворит, за хлопотами и тужить перестанет… Ох, Василиса, сама бы делом занялась, а не мыслями досужими голову забивала!

Венценосную чету чародейка нашла в беседке. Завидев гостью, сидевшая на скамье Тереза вскочила. Глаза у королевы были красными, в руках она сжимала белую астру.

– Что скажете, ваше высочество? Есть ли надежда?

– Пока ничего точно сказать не могу, ваше величество. Думаю, ночью мне следует проследить за превращением королевича – и на месте решить, как ему помочь.

– Нет-нет, этого мы допустить не можем. – Королева заломила руки, обратив страдальческий взор к Василисе. – Разве мало погибших? Наш сын… зверь, вселившийся в него… он уже убил… Зачем же еще жертвы…

– Успокойтесь, ваше величество, я не знахарка и не служанка, со мной не так легко справиться даже зверю. Лучше расскажите о привычках вашего сына. Что он любит, с кем дружит, как относился к погибшим?

– Войтех – хороший мальчик. Такой славный был на игрушечной лошадке с маленьким мечом. Забавный, всё просил, чтобы мы с ним поиграли то в прятки, то в лапту…

– А вы играли?

– Иногда… У него были для игр слуги, дети придворных, девочка эта, Ягненка…

– Ядзя, – коротко уточнил король.

– Да, – рассеянно кивнула Тереза, присаживаясь обратно на скамейку. – Конечно, Ядзя… Они вместе росли, он ее невестой звал, пока не понял, кто она, а кто он.

– А настоящая невеста когда появилась?

– Два месяца назад сговорили, свадьба по осени намечалась.

– То есть все неприятности случились прямо накануне свадьбы, – об этом речь шла еще за первой трапезой, но Василиса на всякий случай уточнила еще раз. – А как Ядзя к женитьбе Войтеха отнеслась? Не ревновала?

Королева аж всплеснула руками.

– Как бы она посмела! Кто он и кто она? Королевич и девка-чернавка!

Так ведь сердцу не прикажешь… Или Тереза думает – у чернавок сердца иначе, чем у царевен, устроены? Да любой некро-мант, который в телах человечьих копается, скажет, что нет. Ради любви на многое можно пойти, все позабыть, себя потерять. Ревнивица, коли тайно волшбу изучала, могла поступить отчаянно – обратить изменника в зверя лютого, дождаться, пока последняя надежда потеряна, а там объявиться самой и условия ставить. Тела-то чернавки так и не нашли…

– А что Войтех предпочитал? В какие игры играл? Какое у него блюдо любимое? Что читал? Какие в детстве сказки слушал?

Растерянность на лицах. Играл и играл, небось в волотовы городки да лапту, как все дети. Ел всё, что душа пожелает, ни в чем отказу не было, сказки лучшие сказители рассказывали, а читать не шибко любил. Зачем, коли можно ученого слугу слушать?

Н-да, не шибко родители интересовались чадом родимым.

– Надо бы Шарку расспросить, – с внезапной робостью предложила королева.

– Да, Шарка – самая осведомленная особа во дворце, это я уже поняла. – Василисе стоило помалкивать, соблюдая положенное гостье вежество, но уж больно время торопило. – Говорят, люта она больно, всем распоряжается, всех наказывает, королевича и то била розгами да ремнем.

– Так ведь для его же блага, – сухо произнес Дарослав. – Сказано же в ученых книгах: «Кто жалеет младенца, тот губит его».

– Войтех жаловался нам на няньку. – Королева невольно дернула плечом. – Но нрав у него тоже не голубиный, привык своего добиваться, ни в чем удержу не знал. Падал в детстве на пол, катался, требовал своего, а подрос – стал сам брать, как же потакать такому?

Да, из таких часто разбойники-душегубы выходят… или сильные правители…

– И что, Шарка всегда была такой… строгой?

– Да нет. – Тереза потерла лоб, нахмурившись, вспоминая. – Она у нас появилась вскорости после рождения сына. Войтех крикливым был, плакал день и ночь, никто успокоить не мог… Мы тогда объявили по всему Измигуну: кто сможет сына королевского убаюкать, во дворец взят будет, а как служба окончится, наградим, до конца жизни хватит. Никто не смог – только Шарка. Сейчас уж всего не упомнить, а только была она веселой, приветливой, вот и взяли ее. С годами, понятно, характер поменялся, такое бывает к старости, тем более у одиноких женщин…

– …И в итоге дошло до того, что чужая женщина низкого звания била наследника престола, а вы ей позволяли? – не выдержала Василиса.

– Наследников престола нужно воспитывать строже, чем обычных людей, вам ли этого не знать? – глухо ответил Дарослав.

Царевна закусила губу и не ответила, хотя могла бы. Через колено детей ломать нельзя, тем паче если в одном потакают, а в другом чрезмерно жестоки. Только поди объясни родителям, что они-де не так сына воспитывают. Тем более у самой-то ребеночка пока нет, мала еще других учить… Да и вырос королевич уже.

– Кто его знает, – добавил, поколебавшись, король, – может, благодаря строгому воспитанию Войтех в последний год за ум и взялся.

Мысленно цыкнув на скребущихся в душе кошек, Василиса громко заявила:

– В общем, решено! Эту ночь я проведу в темнице, где держат королевича. Хочу своими глазами увидеть превращение в чудовище. Мне нужен ключ от клетки и не нужны провожатые. Никакие.

* * *

Наколдовать большую наполненную чистой водой бадью не составило никакого труда, Василиса это делала каждый день, уже не задумываясь. Царевна обожала воду, особенно горячую, и сейчас, после всех событий суматошного дня, ей хотелось просто лечь в бадью и закрыть глаза.

Торопливо скинув сапожки и обычную одежду, Василиса подошла к большому напольному зеркалу, что стояло у стены, и ловко закрутила косу на затылке. Не удержавшись, покрутилась из стороны в сторону, придирчиво оценивая себя в неизменном пятнистом наряде. Свою вторую кожу – лягушачью – она, почти не снимая, носила с двенадцати лет. Нельзя ее надолго снимать, проходишь без нее больше часа, и начнет жечь запястья, шею и плечи. Предусмотрительная матушка, связывая шкурку с телом Василисы, расстаралась, чтоб доченька, не дай Белобог, не позабыла, что без волшебной одежки нельзя – она и тело омолаживает, и ток волшбы усиливает, но главное, от злых чар оберегает. Чудо-шкурка никак не стесняет движений и содержит тело в чистоте, впитывая любую грязь… ее вообще можно не снимать до гроба. Нетушки!

Царевна привычно провела пальцами по плечам, выписывая зачарованный узор, и лягушачья шкурка послушно заструилась вниз, опав у ног невесомой буро-зелено-белой вуалью.

Прошептав заклинание, чародейка коснулась воды, мигом ее нагрев, – теперь можно было забираться в бадью, что Василиса и проделала. Шумно выдохнув и устроившись поудобнее, она прижалась затылком к краю, прикрыв глаза. Ах, как же хорошо!.. Можно спокойно лежать, позабыв обо всех тревогах. Никто не торопит, никто не дергает…

От надоедливых придворных Василиса устала отбиваться – на обратном пути из сада все лезли делиться своим мнением о том, что происходит. Только она уже многое поняла и без их намеков.

Открыв глаза, царевна недовольно поморщилась – похоже, не получится у нее отдохнуть да разомлеть… Мысли о деле и слова Витольда о девке-чернавке никак не шли из головы: намеренно или не намеренно граф напутал, говоря о горстке косточек, что якобы от Ядзи остались? Шарка эта тоже подозрительна. Ну ничего, нынешней ночью все прояснится.

Ужасно пакостная, если вдуматься, история. Непонятно, что с Войтехом, но в одном царевна не сомневалась – не оборотень королевич и не волколак. Скорее уж переворотень, вот только распознать искусное и необычное заклятие никак не получалось. Ясно, что поработала над несчастным парнем сильная ведьма. В Измигуне чародеев давно нет, а вот в других западных царствах-королевствах Золотой цепи их сыскать можно. Та же царица Малонья, не к ночи будет помянута, по слухам, сильная черная чародейка, как бы не опирья! Да только сидит злонравка в своем Бахмурском царстве, окруженная заставами бдительных соседей, и носа за границы не кажет. А на больших расстояниях проклятия не наведешь, рядом с жертвой надо находиться…

Эх, ласкова водица, сейчас лечь бы да вздремнуть, ночью не до того будет, но в голову снова лезут неотступные мысли, правда, теперь не о деле… а всё о нем, о Желане ненаглядном. Царевна невольно вздохнула, водя пальцами по краю бадьи и рассматривая колечко на пальце. Поначалу всё ведь хорошо было, да и сейчас ясно, что любит без памяти, готов землю целовать, по которой жена ступает, только вот всё чаще задумывается о чем-то своем, и мысли те явно невеселые… Кручинится день-деньской, но временами – прежний, дурачится, словно дите малое.

И добрый. Вот недавно потащил ее на ярмарку, скоморохов посмотреть заезжих, на качелях покататься, орешков сладких, в меду варенных, отведать. Оделись попроще, чтобы никто не признал, пошли, а по дороге, в зарослях крапивы, у мостика через канаву, писк какой-то послышался.

Желан, недолго думая, полез в бурьян, вытащил куль рогожный, а в нем что-то живое шевелится и жалобно пищит. Разорвал муж рогожку, а там двое котят – рыженький да черненький. И ведь не слепые, глазки блестят, носишки сопят, рады-радешеньки, что на свет выбрались, не сгинули лютой смертью. Лапка только у одного зашиблена. Лапку Василиса тут же залечила, найденышей решили во дворец забрать, так они и поехали – за пазухой у Желана.

Ну как его после этого было не расцеловать? Добрый он, всегда таким был… Только всё реже в последнее время царевич ходит счастливым да беззаботным.

Вот с Дарославовой бедой разберемся – и своим делом займемся… Заклевавшая было носом Василиса встрепенулась. Так, хватит нежиться, пора в темницу собираться! Царевна решительно полезла из воды. Прошлепала босиком по холодному полу, тронула лягушачью шкурку пальчиком ноги: волшебная одежка мигом вспорхнула на распаренное тело и тут же его высушила. Блаженство испарилось вместе с капельками воды – Василису будто за плечи встряхнули, приводя в чувство. Глянув в окно, она поняла, что поторопилась, до полуночи еще полно времени, могла бы дольше понежиться, но что сделано, то сделано. С сожалением чародейка щелкнула пальцами, и бадья с водой исчезла. Вынув из чехлов волшебные палочки, Василиса внимательно осмотрела каждую. Безупречно – ни трещинки, ни сколов. Готовиться к предстоящему приключению нужды нет: все необходимое при ней, а заклятия отрабатывались годами так, что сами творятся, без раздумий. И всё же нетерпение и внезапно проснувшийся азарт гнали царевну из палат.

Она желала как можно быстрее разобраться с этим делом. Главное – распознать, что за волшбу применил неведомый противник, а там уже и самого злоумышленника поймаем.

* * *

Стража, предупрежденная королем, без разговоров отперла дверь в нижнюю темницу, и Василиса, спустившись по лестнице, огляделась. Всё так же, как днем, только камера чистая, а на полу – свежая солома с опилками.

Царевна приблизилась к клетке, в которой томился королевич. Отворив узенькую дверцу взятым у Шарки ключом, заперла за собой засовы. Подошла к Войтеху, прикинула длину цепей, расстояние… вернулась к дверце и села на солому напротив королевича, прижавшись затылком к холодным прутьям.

Под землей – что ночь, что день. Только тьма по углам камеры кажется еще более зловещей, тени от чадящих факелов мечутся по камням, пламя пляшет на звеньях тяжелых цепей, блестят капельки пота на полуобнаженном теле Войтеха.

Полночь близится. Тишина, лишь потрескивают горящие просмоленные тряпки да капает где-то просачивающаяся с высоких сводов вода. Река Радомка рядом, у самого подножия скалистого холма, на котором возведен дворец-крепость.

Лязг цепи прозвучал неожиданно громко. Василиса пристально посмотрела на висящее перед ней тело. На первый взгляд ничего не происходило…

Только вздуваются вены на груди, шее и раскинутых в стороны руках. Словно волна проходит под гладкой юношеской кожей Войтеха, и… вот уже стремительно бугрится гребнями, местами покрывается чешуей, на руках, нет, лапах, отрастают когти, а страшнее всего – лицо, что на глазах обращается в морду с многорядными жуткими клыками, провалом вместо носа, с широко расставленными на жуткой башке бельмами. Глаза без радужек, с тускло горящими зрачками медленно вращаются в орбитах, светятся холодным зеленоватым блеском, словно гниющая рыба во тьме.

Чудище недоуменно глядит на свои скованные лапы с сизыми когтями. А движения-то медленные, неуверенные, как у куклы на ниточках…

Василиса спокойно изучала трансформацию. Нет, это не волколак. И не оборотень. О подобных монстрах даже в Китеже вряд ли слыхивали, потому как это – порождение черной фантазии колдуна или ведьмы. Что ж, матушка о таком рассказывала…

Чудище уставилось на сидящую у стены Василису – но ненадолго. Могучий рык, прыжок… и цепи, кованные лучшими кузнецами Измигуна, разлетелись со звоном, будто стеклянные. Окажись на месте Василисы обычный человек, тут бы ему и пришел конец, но царевна лишь выставила перед собой обе руки с зажатыми в них резными палочками. Увидь такую незнающий – принял бы за укороченное тонкое веретено, покрытое по чьей-то прихоти резными рунами – откуда ж догадаться про чародейскую мощь, заключенную в кусочках дерева-громобоя?

Сила волшебства вяжет чудовище по рукам и ногам, глушит рвущийся из горла вопль, не позволяет шевелить лапами. Остановленный в прыжке зверь завис в воздухе обездвиженный, заточенный в огромный, будто водяной, кокон, дрожащий, переливающийся, подергивающийся рябью. Точно попавшая в каплю древесной смолы мошка, только эта капля прозрачная, живая, размером с доброго коня, а внутри…

А вот что такое там внутри, как оно стало таким – это и надо выяснить. Василиса убрала волшебные палочки и, щелкнув пальцами, достала из ниоткуда чародейское стеклышко, окантованное гладкой латунной каймой. Вставила его себе в глазницу и принялась внимательно обследовать пленника.

Поначалу ничего странного не заметила… а вот если обойти сзади да повнимательнее присмотреться к шраму на затылке… Есть! Почти невидимая, тоньше паутинки, призрачная нить, словно слизь, оставленная на листе улиткой. И куда же ведет след чужой недоброй волшбы? За пределы темницы, куда-то вдаль. Ниточку эту протянули загодя, пробив волшебную защиту дворца, обеспечив себе таким образом повелевание зверем извне.

Единожды обнаружив поганую нить, Василиса могла теперь видеть ее и без инструментов, а потому – щелчок – и стеклышко исчезает.

Что ж, всё, как она и думала: наведенное проклятие, среди чародеев известное под названием «Кукловод». Прочно связывает чародея с жертвой. Связь эта двойная, сложная, и если сплетена умело, то оборвешь – королевич или останется кровожадным зверем, или потеряет разум, будет лежать недвижно, как тыква в огороде, разве что слюни пускать.

Кто же сотворил с тобой такое, парень? И за что? Неужто за дурацкие проказы да задранный нос? Или за шалости иного рода… так ведь не насильно же в постель тащил, за поруганное девичество король одарил бы любую девицу недурным приданым. Да и коли детишки родятся, их пристроят, Измигун, чай, не южное султанство, где брат убивает всех сыновей своего отца, едва взойдет на престол.

Полупрозрачная поганая нить вдруг задрожала, напоминая о том, что пора в путь. Сейчас тот, кто повелевает Войтехом, сам стал жертвой обездвиживающего заклятия и не может самостоятельно разорвать волшебную связь. Василисе надо всего лишь следовать за «поводком» – и на другом конце обнаружить того, кто заварил всю эту гнусную кашу.

Но сперва проверим, отчего же цепи развалились, неужели зверь и в самом деле столь силен? Василиса внимательно оглядела лопнувшие звенья и сокрушенно покачала головой. Вышла из клетки, заперла и еще раз взмахнула палочками, укрепляя решетку узилища волшбой. Вроде бы надежно, но придется Нежане присмотреть. Теперь скорее во двор, мамке-няньке наказ дать да и в путь – по следу чужого колдовства.

* * *

Утомительный подъем из подземелья раздражал, а потому чародейка просто воспарила и быстро заскользила по воздуху – она была одна и не боялась смутить сторонних зевак тем, что умеет летать.

Василиса быстро вышла из дворца во внутренний дворик у крепостной стены, огляделась и, сказав нужные слова, звонко хлопнула в ладоши.

То-то удивился бы кто сторонний, кабы мог подсмотреть, как из воздуха, по хлопку Василисы, появилась округленькая фигура улыбчивой куколки с румяными щечками и круглыми темными глазками. Крылья, похожие на стрекозиные, радугой трепетали за спиной верховной мамки-няньки. Одета волшебная служка чародейки была в просторный сарафан и вышитую рубашку. Начальница над незримыми помощницами Василисы деловито поправила золоченый кокошник и изобразила пристальное внимание.

– Нежаня, спустишься в подземелье, будешь чудище сторожить, – велела Василиса. – Держит его кто-то сильной волшбой на поводке. Полностью разорвать эту связь, не навредив королевичу, я пока не могу. Сейчас он у меня в коконе заточен, но ты решетку клетки все же укрепи, чтоб не вырвался, если связь оборвется, а он до той поры в себя не придет.

– А ты куда, дитятко? – Голос у мамки-няньки был тоненьким и милым.

– Проследить, кто его таким сделал.

– Уже догадываешься?

Василиса, чуть поморщившись, качнула головой:

– Есть пара мыслей.

Что иметь ей дело с чародейкой, царевна почти не сомневалась. Как по почерку можно различить, мужчина писал или женщина, так и чары несут на себе отпечаток пола. Эта скользкая, похожая на растянутые сопли, нить принадлежала женскому волшебству. Но вот кому понадобилось навести на Войтеха столь сложное проклятие? Вроде бы очевидно, но надо убедиться.

– Ох, дитятко, не ходила бы одна-то, – заволновалась Нежаня. – Стражников попроси у короля, не откажет.

– Ни к чему мне охрана. Мы не знаем, кто на том конце нити, насколько он могуч… Не хватало еще губить людские жизни. Против волшбы простые мечи бессильны, а мне лишняя морока – вояк защищать, сама управлюсь. Ступай уже! И держись от зверя подальше, мало ли что.

– Спешу, горлинка моя, спешу!

Оставшись одна, Василиса подавила невольную улыбку. Хитра Нежаня, думает, царевна не подозревает о ее частом присутствии. А ведь и впрямь спокойнее, когда чувствуешь, что рядом незримая помощница. Конечно, без приказа мамка-нянька себя не обнаружит, не сунется под руку, когда не нужно…

Теперь проскользнуть на крепостную стену мимо клюющей носом стражи, снова осмотреться… вроде бы никого впечатлительнее прислоненной к стене старой алебарды не наблюдается. Можно!

Больше всего Василиса любила обращаться в птицу. Еще в детстве, в родимой пуще и на просторах Рудных топей, она часами могла наблюдать за полетом юрких, молниеподобных ласточек, быстрокрылых шумных чаек, беззвучных сов и аистов, парящих над разомлевшими болотами в потоках теплого воздуха. И как только у них получается? Потом-то освоила премудрости полета и превращения, долго училась, сложно – как-то даже ногу сломала, приземляясь. Но после долгих лет тренировок сейчас могла и сама, без оборота, летать и превратиться в любую птаху.

Ночью лучше других подходит сова. Что ж, нужное заклинание прочитано, и – словно в воду с обрыва.

Вспышка – и вместо юной женщины, падающей с крепостной стены, возникает большая белая птица. Плавно взмахивает пятнистыми крыльями, выпархивает в темную ночь, плывет вдоль светящейся нити над покрытыми белесыми туманами полями, над тускло мерцающей под светом полного месяца речной гладью, меж вековых елей и буков.

Лишь бы колдунья не догадалась, что по ее следу идут, не оборвала связующую нить. Если она достаточно сильна, обездвиживающее заклятие Василисы может не выдержать, поддаться…

Ага, вот и избенка полуразваленная, притулилась аккурат на краю поросшего лещиной, оплетенного хмелем и ежевикой оврага. Домишко почти врос в землю, крыша, крытая некогда деревянной дранкой, обветшала и местами провалилась, хмель уже почти затянул ее, скрыл от случайных нескромных взглядов. Ни грибник сюда не пойдет, ни охотник. Гиблое место, к тому же наверняка защищенное отводящей глаза магической завесой. Тускло светится окошко, затянутое бычьим пузырем – внутри, верно, лучина горит.

Василиса сделала еще один круг, и, вернувшись в свое естество, вытащила палочки-помощницы и осторожно поднялась по скрипучим ступенькам. Приотворить рассохшуюся скособоченную дверь было делом пары мгновений.

Так и есть – женщина! Лучина в кованой подставке дает достаточно света, чтобы рассмотреть ведьму. Красивая, нарядная, про таких говорят «кровь с молоком». Пышная голубая юбка, расшитый золотом бархатный синий корсет, на округлые плечи накинута пестрая шаль с восточным узором – только состоятельная горожанка может такую купить. Губы яркие, на пухлых щеках – румянец, руки украшены золотыми браслетами, на неестественно длинной шее – янтарное ожерелье с золотыми бляшками… Глаза закрыты. Ведьма, прислонившись к бревенчатой стене, полусидит, полулежит на лавке, застланной ярким покрывалом.

Эх ты ж, тварь поганая, что же сделал тебе королевич, а главное, невинные люди, погибшие от когтей твоего чудища?

Решительным взмахом палочек Василиса уничтожила укутывавший королевича парализующий кокон. Теперь вся надежда на Нежаню, ну да у верховной мамки-няньки достанет сил удержать тварь в укрепленной волшебством клетке. С разрушением кокона прервался и первый слой связи ведьмы с «подопечным» – ее рывком выдернуло из тела-марионетки, колдунья вздрогнула, открыла глаза…

На мгновение во взгляде мелькнуло недоумение, сменяющееся досадой, которое тут же затмила лучезарная улыбка.

Решила поиграть, что ж, повеселимся. Пусть первая заговорит.

– Не думала, что ты так быстро найдешь меня.

– Получше надо было путать следы. С такой дорожкой до самого порожка и ребенок бы не ошибся.

Улыбка на лице ведьмы становится еще шире, а вот нож, летящий в лицо, мог бы стать смертью, окажись на месте Василисы простая знахарка. Взмах палочкой – нож опадает к ногам. Ага, немного растерялась, что не сработало, но ведь можно спешно схваченной кочергой попробовать, да? На обернувшуюся в руках уткой-кряквой железяку колдунья воззрилась в полном изумлении, а утка, не будь дурой, крякнула, выпустила густую струю помета на узорчатую шаль и вылетела в окно.

– Ах ты ж… – ну вот откуда приличной с виду женщине знать слова, от которых и мореходы краснеют?

Однако теперь дело стало серьезнее, злодейка сплела заговор, долженствующий связать соперницу… впрочем, заклятие знакомое и незатейливое, перенаправим-ка мы его на саму ведьму.

Эх, хорошо красавицу о стеночку приложило, как бы избенка не развалилась совсем! А мерзавка не сдается, пытается призвать на помощь волшбу принудительного превращения. Оно, конечно, посложнее будет, да не на ту напала – с таким матушка научила Василису еще в раннем детстве управляться.

Вот ведь настырная баба попалась, всё ей неймется, теперь морок навести задумала. В воздухе как бы сгустился туман, только тусклый свет лучины слабо проникал сквозь магическую завесу, постепенно переливаясь из серого цвета в голубой. Ослепить решила или смыться под шумок?

Не выйдет! Сноп света ударяет из волшебной палочки, туман мгновенно исчезает, а противница отступает на шаг, жмурится, прикрываясь локтем. Ну, хватит, поиграли – и будет!

Невидимые магические веревки опутывают тело красотки-ведьмы, впрочем, красивым назвать это искаженное неистовой злобой лицо сейчас уже трудно. Веревки-то непростые, если надо, они и огнем могут прижечь и холодом обдать. Но пока обойдемся без крайностей.

– Эх, Шарка, так-то ты служишь своим правителям? – с упреком, но улыбаясь, произнесла Василиса, глядя на ведьму.

Ишь как ее перекосило, не ожидала, что распознают?

Что Шарка лжет, Василиса поняла – еще когда ключница объясняла странный ожог на затылке королевича. Разве можно спутать след от старого ожога со свежим шрамом, не говоря уже о том, что рубец явно напоминал руну? Незнакомую, но руну. И зачем было врать? Вероятно, вопрос застал колдунью врасплох, и она не успела придумать правдоподобный ответ…

А ведь поначалу Василиса заподозрила Ядзю, что внезапно исчезла из дворца, оставив после себя лишь кровавое тряпье. Но выжженная руна повернула мысли в нужном направлении и стала главным для понимания, как проклятие действует – потом части головоломки лишь добавлялись, пока не сложились в цельную картину…

В основном все было ясно, но царевну интересовали подробности, разбираться в таких делах всегда следует до конца.

– Ты играла со мной, – вдруг зашипела ведьма, до крови прикусив губу. – Но посмей только тронуть – и королевичу конец.

Это правда. Второй, глубинный слой связи, если чародей, творивший проклятие, достаточно искусен, так просто не разорвешь… Шарка, скорее всего, усыпила Войтеха сонным зельем, после чего наложила руну-ожог на затылок, получив доступ к мозгу и отравив кровь черной волшбой, обращающей человеческое тело в звериное. Теперь королевич был в ее власти и ровно в полночь превращался в чудовище, управляемое ведьмой, а днем, когда первый слой связи разрывался, спал как убитый. И всех несчастных, по сути, растерзал не он, а ключница. Если внезапно и силой обрубить второй, основной, слой связи между колдуньей и ее марионеткой, королевич останется чудищем или потеряет разум.

Сложное заклятие, искусное и вряд ли по плечу Шарке – не так уж она и сильна… Похоже, расколдовать королевича будет проще, чем думалось поначалу, но что же с ней-то сделать, с такой, исполненной злобы? Нужно вынудить говорить, но пытать Василиса не любила. Куда лучше применить заклятие услады – пусть сама, добровольно всем поделится.

Царевна присела напротив Шарки, собралась… и глаза ее замерцали золотыми да изумрудными отсветами.

– Зачем мне убивать тебя, – слова падают, как хрустальные шарики на серебряное блюдо, тают, мягко обволакивают, заставляют поверить, открыться… – Ты очень сильная чародейка, почти ровня мне, тебе немножко не повезло. Мы ведь с тобой сестры по знанию, по силе, по влиянию. Отчего бы нам не подружиться? Кто ты, сестра, откуда?

Ведьма пытается стряхнуть наваждение, не поддаваться уговорам… но так приятно слушать этот хрустальный голос, внимать сладким речам, будто сидишь в жаркий полдень на берегу лесного озера, опустив натруженные ступни в прохладную водицу…

– Ты ведь только добра всем хотела? Королевич был невежлив, несносен? Ты помогаешь освобождать мир от лишних неприятных людей?

На лице Шарки появляется выражение расслабленной неги. Да, все верно. Как тепло и приятно, запахло абрикосами и крепким ароматом оранжерейных цветов. Словно погружаешь лицо в букет пышных роз и садовых лилий, их лепестки ласкают щеки, пыльца пачкает нос, хочется уткнуться в эту душистую охапку и раствориться в ней. О чем это Василиса? Умоляет открыться? Как же не рассказать задушевной подруженьке? Уста уже сами выговаривают:

– Да, но я не всегда хотела убить, только теперь это стало необходимостью.

– Хорошо, Шарка, а то ведь я чуть не подумала на другую, на эту молоденькую служанку, как бишь ее?

– Ядзя. Она совсем глупенькой была, в самом деле охальника любила. Ее-то первую я и задрала, а тело спрятала, надежно спрятала, но одежду оставила на всякий случай – чтоб на нее подумали, мол, из ревности заколдовала Войтеха.

– Все правильно. Ты умница. – Хорошо, надо и дальше ублажать, охмурять, обволакивать теплом и участием.

– А, разобравшись с Ядзей, натравила королевича на слуг, которые некогда были со мной дерзки. – Короткий недобрый смешок. – Якобы стали случайными жертвами. Со знахарями оказалось еще проще, на свои заклятия да отвары полагались, а цепи осмотреть не подумали, вот и не заметили, что они подпилены. Да хоть бы и догадались, все равно с моей волшбой бы не справились…

Василиса тоже поначалу не заметила подпиленных звеньев, но потом все же разобралась, укрепившись в своих подозрениях. Ведь кто хранитель всех ключей во дворце, включая и тот, что от клетки?..

– Не справились, ты у нас умница, искусница настоящая. – Слова текут тягуче, плавно и сладко, будто мед. – Так для чего же столько усилий, зачем тебе понадобилось сотворить такое с королевичем? Ты его не любила? Но ты ведь его выпестовала?..

Как приятно говорить с задушевной подругой, словно пьешь темное, настоянное на травах, сладковатое вино. Вот уже кружится немного голова, заботы-горести отодвинулись далеко, за синие горы, за глубокие моря, да и что нам эти горы, одним скоком перепрыгнем, что нам моря, перебредем, юбок не замочивши.

– Выпестовала? – медленно произносит Шарка, выговаривая слова, будто пьяная. – Ха! Да я все сделала, чтобы он вырос полным уродом, чтобы знал только свои желания, других за людей не считал, а меня боялся. Понимаешь? Ни в чем ему поначалу отказа не было, а как разбаловали вконец, тогда уж я и показала сопляку, где раки зимуют. Родителям на мальца, сказать по правде, было наплевать. Тереза зайдет, полюбуется на красивого младенчика и упорхнет на своих балах плясать да приемы званые устраивать. А короля и вовсе дома почти не бывает, все в походах да на охоте, а если и приедет, то из советов своих не вылезает, королевство, мол, у него, а наследник… А что наследник? Сыт, обут, одет, цацками завален, трубадурами развлечен, чего еще надобно?