Текст книги "Стрела, монета, искра. Том II"

Искра

15 июня 1774 года

Фаунтерра

Квадратный мраморный постамент, опоясанный восемью ступенями, напоминал алтарь. Большой императорский престол, вознесенный на вершину постамента, приковывал внимание, и стоило немалых усилий отвести от него взгляд. Ножки в виде тигриных лап и подлокотники, похожие на огромные птичьи перья, сияли красным золотом. Спинка напоминала цветок азалии, каждый лепесток имел прозрачные вставки из лазурита и горного хрусталя. Расположенные позади трона фонари подсвечивали его так, что спинка сияла всеми оттенками синего – от нежно-голубого до глубоко лазурного.

Император Адриан отнюдь не был щуплым мужчиной, а парадное облачение – камзол с массивными золочеными наплечниками, выпуклые рубиновые пластины на груди, высокая корона – придавали ему вид гиганта. И все же он был недостаточно велик, чтобы комфортно расположиться на троне: по своим размерам трон подошел бы лишь подлинному исполину. Мира подумала, что в этом наверняка содержался смысл: сколь бы ни был могуществен император, бремя власти все равно не будет ему вполне по плечу. Лишь бог или Праотец может чувствовать себя комфортно на троне правителя мира, но не человек.

Восемь ступеней, нисходящих от престола, подразумевали жесткую иерархию. На двух верхних имели бы право стоять близкие родичи императора, на третьей и четвертой – первые советники. Сегодня здесь не было ни дяди Адриана, ни советников, так что верхушка пирамиды оставалась пуста, лишь секретарь ютился у ног владыки на неизменной табуреточке – не Итан, другой. Пятую ступень занимала четверка лазурных гвардейцев – по двое слева и справа от трона. Они стояли на вахте час за часом в полной пластинчатой броне, при мечах и искровых копьях, и Мира от всей души сочувствовала им. На шестую ступень могли бы взойти главы Великих домов, на седьмую встала бы Мира как троюродная племянница владыки, а на восьмую – как инфанта Нортвуда.

Те люди, кто пришел сегодня на прием к императору, не были ни землеправителями, ни лордами или имперскими чиновниками, ни даже мелкой поместной знатью. Длинной чередою в тронную залу втекали простолюдины: ремесленники, торговцы, священники, крестьяне. Церемониймейстер бил жезлом в пол, привратник распахивал одну створку двери, и очередная горстка просителей переступала порог. Простор и величие помещения, искровые огни, роскошь украшений, а более прочего драгоценный престол и всемогущий человек на нем – все это оглушало гостей. Они замирали, раскрыв рты и вертя головами. Церемониймейстер вполголоса делал замечание и движением жезла приказывал следовать за ним. Просители проходили половину залы, приближаясь к трону. С каждым шагом их спины все больше сутулились, гости словно делались ниже ростом. Церемониймейстер ударом жезла указывал место, где просителям надлежало остановиться: внешний край узорчатого круга на паркете, в пятнадцати шагах от тронного возвышения. Потом он отступал вбок и кивал секретарю, а тот тихо сообщал владыке имена пришедших. Люди низкого сословия не заслуживали того, чтобы об их приходе докладывалось во весь голос. Просители падали на колени и касались лбами паркета. Этикет не требовал этого: достаточно было низкого поклона, о чем церемониймейстер сообщал каждой группе гостей. Но те, оглушенные и подавленные, не осмеливались стоять. Владыка Адриан говорил им:

– Поднимитесь. Приветствую вас.

Они неуклюже вставали и принимались говорить. Это выглядело столь же трогательно, сколь и жалко, вызывало сочувствие и смех. Говорить не умел почти никто, а если умел, то сбивался и путался. Несмоненно, гости заранее сочиняли и заучивали хвалебные речи, тренировались произносить их, распределяли слова. Но здесь, у ступеней престола, они забывали все и выдавливали смятые клочья:

– Ваше величество… преданные слуги… желаем самых долгих лет… и чтобы боги благословили… и крепкого здравия!..

Пятнадцать шагов до трона в сумме с высотою ступеней делали их слова почти неслышимыми, и церемониймейстер поучал:

– Говорите громче. Громко и четко.

Те просители, кто выправкой походил на бывших солдат, обретали почву под ногами и принимались по-военному чеканить:

– Желаем здравия вашему величеству! Да умножится ваша слава! Да пошлют боги долголетия!

Прочие терялись и смущались: как это – говорить громко? Это ведь почти то же, что кричать. Кричать на самого императора?! Они опускали взгляды, комкали слова и в итоге вовсе замолкали. Владыка отвечал:

– Да пошлют вам боги сил.

А церемониймейстер инструктировал:

– Можете вручить дары.

Просители приносили владыке дары: медовые соты, резную икону Праматери Янмэй, гигантский вяленый окорок, парчовый плащ, кувшин вина, горшок икры, причудливой формы стеклянный рог, механические часы… В зале находилась пара слуг, чья обязанность – принимать дары и складывать на длинный стол в тени галереи. Эти дары – хлам, по дворцовым меркам. За три месяца в обществе графини Мира научилась оценивать вещи, как это делает высшая знать. Ничто из даров никогда не пригодится императору, он даже не возьмет их в руки. Всю груду лакомств, одежды, ремесленных диковинок, подчас весьма искусных и красивых, по завершении приема поделят меж собою секретари, а совсем уж жалкие объедки достанутся слугам. Тем не менее, не желая унижать посетителей, владыка Адриан благосклонно кивал и говорил:

– Благодарю вас за щедрые дары. Теперь поведайте дело, что привело вас ко мне.

И гости переходили к просьбе. На этом этапе они выделяли из своих рядов одного оратора, коему и предоставляли излагать дело. Тот принимался говорить многословно и непонятно, считал своим долгом почаще вставлять «ваше величество», «изволите видеть», «нижайше просим». Больше половины речи состояло из оборотов учтивости, на долю сути дела приходились крохи. Наилучшим проявлением учтивости было бы сберечь время императора и высказаться кратко, но просители не понимали этого. К счастью, секретари владыки выясняли подробности дела заранее, когда просители записывались на аудиенцию. Теперь, если владыке было что-либо неясно, он не переспрашивал гостей, а обращался к секретарю, и тот тихо пояснял.

Затем владыка выносил решение. Это и было самой интересной для Миры частью. Уже четвертый час она проводила, опершись на перила галереи, что опоясывала тронную залу, и слушая просьбы простолюдинов, а затем – ответы Адриана.

…Вот вольные охотники в зеленых рубахах, они принесли в дар шапку из меха куницы.

– Ваше величество, мы имеем законное право бить дичь в Лесу Подковы западнее ручья. На восток от ручья – владения лорда. Но он, изволите видеть, с прошлого года приповадился охотиться на нашей половине, а теперь люди лорда уже и вовсе не пускают нас в лес!

Адриан сверяется с записями, которые подает секретарь.

– Как я понимаю, вы платите налог за пользование лесом? Лорд же владеет своей половиной леса на основе ленного права, то есть налога не платит?

– Именно так, ваше величество.

– Корона постановляет: лорд Подковы получит право расширить свои лесные угодья лишь в случае, если оплатит налог, вдвое превышающий тот, что взимается с вольных охотников. До тех пор он не должен охотиться западней ручья, под страхом имперского суда.

Церемониймейстер провожает охотников к выходу, те сияют от радости. Конечно, лорд не станет платить уйму денег за свою прихоть. Но если все же станет, понимает Мира, то дело обратится лишь на пользу Короны.

…Вот несколько мастеровых.

– Ваше величество, мы – бригадиры рельсовой стройки, что проходила в Южном Пути, участок от Лаксена до Нижнего Брода. Отработали весь прошлый сезон и получили только половину оплаты.

Секретарь шепчет пояснения.

– А что говорит об этом управитель, назначенный герцогом? – спрашивает Адриан. – Почему он недоплатил вам?

– Говорит, ваше величество, что часть рельсов уложена неподобающе.

– Это правда?

– Никак нет, ваше величество, работа сделана как надо!

– Корона заинтересована в скорейшем развитии рельсовой сети. Корона направит эмиссара для проверки качества строительных работ. Если не будет выявлено недостатков, Корона обяжет герцога Лабелина выплатить жалованье строителям в двойном размере. Если недочеты найдутся, строительные бригады будут дополнительно оштрафованы в пользу Короны.

Выходя, мастеровые выглядят озадаченно. Похоже, им предстоит сумасшедшим темпом исправлять свои ошибки до приезда эмиссара… А Корона вновь получает выигрыш: строительство пойдет либо быстро, либо дешево.

…Вот священник с горсткой прихожан – все горожане Лоувилля. Кладут к ногам владыки серебряный светильник в форме спирали.

– Ваше величество, нижайше просим разрешения на сбор средств и строительство церкви Праматери Янмэй в нашем городе.

– А отчего ваш городской епископ не дал такого разрешения?

– Изволите видеть, он принадлежит к Праотеческой ветви, и… – Священник умолкает.

Адриан улыбается краем рта.

– Корона постановляет: выделить средства для возведения храма Янмэй Милосердной в Лоувилле. Корона просит приорат Праматеринской ветви направить в Лоувилль святую мать, которая станет патронессой нового храма.

Тем самым, думает Мира, Корона подрывает влияние Церкви Праотцов, ненавидящей реформы, и усиливает Праматеринскую ветвь, лояльную к императору.

Церемониймейстер стучал посохом, новые и новые просители входили в залу, выпучивали глаза, били поклоны, рассыпались в неуклюжем красноречии. Мира слушала и наслаждалась. Когда Бекка рассказала ей об открытых посещениях в императорском дворце, Мира не могла понять, зачем Адриан идет на столь бессмысленный риск. Теперь ясно понимала: то был способ услышать о жизни империи напрямую – не через секретарей, лордов, советников, а прямо из уст народа. А также – способ повлиять на жизнь государства непосредственно, собственными руками исправить и улучшить. Пусть это мелкие вопросы… но за субботу Адриан успеет решить тридцать-сорок таких вопросов. Каждую неделю – сорок маленьких дел на пользу империи. Пожалуй, это немало. Возможно, это весит больше, чем выигранная война или раскрытый заговор.

…Вот входят мещане: двое мужчин, двое женщин. Лица мрачные и напряженные, даже сияющая роскошь залы лишь на миг озаряет их удивлением. Этот вопрос будет непростым.

– Ваше величество, город Ниар оцеплен имперскими войсками из-за сизого мора. У каждого из нас остались родные в Ниаре… не даст ли ваше величество позволения вывезти их? Мы не просим о тех, кто захворал. Но если лекари осмотрят человека и признают здоровым, то не позволите ли ему оставить город?..

Адриан не спрашивает секретаря, но медлит с ответом, и Мира думает: а что бы я решила на его месте? Проверить горожан, позволить здоровым покинуть котел, в котором бушует хворь? Однако в первые дни сизый мор незаметен на теле. Внешне здоровый человек все же может нести в себе сизую смерть. Тогда пусть остаются в оцеплении? Это костер, он продолжит пылать, пока не выгорит дотла. Город вымрет, тогда мор уймется. У тех, кто остался в Ниаре, не будет шансов выжить. Смогла бы я принять такое решение?..

– Корона не позволит никому покинуть город, – медленно произносит Адриан. – Это создало бы угрозу распространения мора. Корона заверяет, что в оцепленном Ниаре принимаются все меры, чтобы спасти наибольшее число людей. Организована доставка продовольствия и воды. Отменены все работы, кроме медицинских и санитарных. Горожанам предписано не покидать своих домов, не общаться друг с другом, не посещать храмы и собрания. Запрещены богослужения и похоронные процессии. Опасность заражения тем самым снижена, насколько возможно. Если ваши родные здоровы и следуют указаниям Короны, у них есть все шансы остаться в живых.

Ниарцы уходят, опустив глаза. Слова Адриана лишь немного утешили их. Однако Мира оценила в полной мере: император не счел зазорным отчитаться перед простолюдинами! И он знал, как обстоят дела, без подсказки секретаря.

…Входит четверка крестьян, все как один держат в руках соломенные шляпы. За них говорит священник, крестьяне молча стоят рядом, почтительно склонив головы. Они жалуются на произвол своего лорда. Барон без конца поднимает подати, обирает крестьян до нитки, жестоко наказывает за малейшее недовольство. Не гнушается даже портить деревенских девушек или отдавать их своим сквайрам. Крестьяне просят его величество лишь о справедливости, ни о чем другом.

Снова сложное дело. Как бы ты поступила, Минерва? Накажи барона – и он придет в бешенство, сторицей отыграется на крестьянах, которые посмели жаловаться владыке. Спусти безнаказанно – лорд почувствует свободу и вовсе забудет о законах. Вели землеправителю разобраться – тот наверняка закроет глаза на преступления своего вассала.

– Корона благодарит барона за верную службу, – произносит владыка, и крестьяне потрясенно раскрывают рты. – Корона приглашает лорда принять участие в осеннем дворцовом балу с тем, чтобы он был лично представлен Короне.

Мира улыбается. Крестьяне уходят в обиде и недоумении. Они еще не поняли… ничего, поймут по дороге домой. Когда барон получит такую весть, то мигом подобреет. Затем он надолго уедет, оставив крестьян в покое. Император же сможет составить свое мнение об этом человеке и судить, опираясь на слова обеих сторон, а не только одной.

Мира чувствовала себя так, словно у нее на глазах решаются головоломки. Бывают загадки на внимательность или смекалку, на знание арифметики или мироустройства, здесь же представлялись головоломки иного рода: на умение править людьми. По книгам может показаться, что хороший правитель только и делает, что водит в бой войска, казнит преступников и осыпает золотом героев. Но это ложь. Подлинное искусство правителя – в умении решать вопросы. Каждый день – десятки и сотни вопросов. Мелкие и большие, простые и сложные, но каждый должен получить ответ, и каждый ответ должен нести благо империи. Можно видеть в этом рутину, а можно рассмотреть талант. Дивную способность владыки всегда, в любой ситуации дать правильный ответ!

– Ваше величество, я – мастер-механик искровой гильдии. Работаю по части водоносной машинерии: делаю насосы и водяные котлы.

Этот человек одет по столичной моде, но прищуренные глаза и черные усы выдают уроженца Запада. Он говорит, что хорошо зарабатывает в Фаунтерре, работая на водяную гильдию. Лакированные туфли и новенький сюртук подтверждает это. Он говорит, что хочет вернуться в родную землю – Рейс – и там продолжить свое дело.

– Ваше величество, в столице довольно искровых мастеров, а в Рейсе – днем с огнем… Я там нужнее, ваше величество.

Однако водяная гильдия Фаунтерры не желает отпускать умелого мастера. Потому он явился с прошением к Адриану.

Ну, Минерва, вот тебе новая задачка. Судьба одного ремесленника мало значит для империи, однако это – вопрос принципа. Земля Короны рвется вперед, создавая новые и новые чудеса машинерии. Мастера со всей страны тянутся сюда. Окраины вроде Рейса безнадежно отстают. Что бы ты выбрала? Удерживать талантливых людей в столице, тем самым наращивать отрыв и превосходство Короны над провинциями? Это путь к безопасности. Или позволять мастерам разъезжаться в родные земли, неся туда знания? Это путь к развитию всего государства, но и к опасному усилению окраин.

Я сделала бы ставку на развитие, успевает решить Мира, прежде чем Адриан начинает говорить:

– Корона не удерживает вас в столице. Более того, Корона обязывает вас, мастер, вернуться в Рейс, создать искро-водяную гильдию и взять в обучение не менее десяти подмастерьев. За каждого мастера, которого вы обучите в Рейсе, Корона выплатит вам по десять золотых эфесов.

Тогда Мира впервые подумала: любопытно, заметил ли он меня? Адриан не смотрит на балкон, у него и времени нет присматриваться – просители идут плотной чередой. Но все же – а вдруг заметил? Что он подумал, увидев меня? Понял ли, что я пытаюсь чему-то научиться? А если понял, улыбнулся этому или счел дурной блажью?

Церемониймейстер стукнул посохом, и Мира одернула себя. С чего ты взяла, что Адриан может думать о тебе? Из того лишь, что тебе повезло вовремя засмеяться на балу?.. Знай свое место, глупая северная пигалица. Скромный секретарь – вот подходящая для тебя компания. Не смей даже мечтать! Каждый взгляд Адриана, каждая капля внимания кропотливо учтена, взвешена и отдана людям, много более сильным и достойным, чем ты. Что ты вообще здесь делаешь, а, Минерва?

Ответ был прост: последние полчаса она предавалась восхищению. Прилипла к Адриану восторженным взглядом и ловила каждое слово. Вот дура! Мира залилась краской. Еще надеялась, что он тебя увидел? Какая глупость! Лучше помолись, чтобы он не заметил твоего влюбленного взгляда и блаженной улыбки. И чтобы никто другой не заметил! Не то венец Первой Влюбленной Дуры двора, украшающий чело Валери, быстро перекочует на твою голову!

Гони чувства прочь, сосредоточься и подумай. Еще раз: что ты здесь делаешь? Любуешься Адрианом, а перед тем? Развлекалась политическими задачками… точнее, грелась мечтами о том, что когда-нибудь станешь управлять землей. Хорошо, а еще? С чего начиналось? Зачем ты пришла?

Не зачем, а почему. Я пришла потому, что день открытого посещения – прекрасная возможность убить владыку. Пришла за тем, чтобы понять, как заговорщики могут нанести удар.

В тронную залу входят не больше четырех человек одновременно. Они не подходят к императору ближе, чем на пятнадцать шагов. Перед аудиенцией посетителей обыскивают. У престола несут вахту четверо лазурных гвардейцев, еще двое у стен, и двое – под галереей. Таким образом, безопасность императора выглядит нерушимой. Соотношение сил абсолютно подавляющее: восьмерка отменных воинов в доспехах, с мечами и искровыми копьями – против четверых безоружных посетителей.

Но если присмотреться повнимательнее…

Мира имела достаточно времени, чтобы всмотреться. Она наблюдала час за часом – и замечала все новые черточки, что складывались в угрожающую картину.

Да, просители входят безоружными, однако держа в руках дары. Чернь вносит в тронную залу вещи!

Разумеется, дары также осматриваются стражей, а те, что хотя бы напоминают оружие, изымаются. Но внутри сравнительно безобидной штуки вроде медовой соты можно утаить небольшой дротик или кинжал. Гвардейцы не позволят убийце подойти к трону, но он сможет произвести бросок. Отец Миры метал ножи. Это не было необходимым умением рыцаря и редко пригождалось в бою, сир Клайв обучился этому просто ради собственного развлечения. Тем не менее, с десяти ярдов он мог всадить кинжал в яблоко. Сумеет ли грозит опасность, или из ненависти к императору, или из фанатичной веры. Не стоит забывать: немало священников и прихожан считают Адриана еретиком. Итак, ценою собственной жизни убийца может нанести удар императору.

А так ли необходима эта жертва?

Двустворчатые двери раскрывались вновь и вновь, стучал посохом церемониймейстер, сверкали лазурными доспехами гвардейцы-привратники… Мира глядела в распахнутый проем и видела скопище людей в разномастных одеждах, толпящихся снаружи, переминающихся, терпеливо ждущих: примет ли владыка сегодня? Соблаговолит ли? Успеет ли?.. Их там не меньше сотни: скромных, безоружных, бездоспешных… но – сотня! Если хотя бы каждый третий окажется участником переворота – чего стоит им смять шестерку гвардейцев, несущих вахту на входе, а затем ворваться в залу, уже имея в руках мечи и копья?! За счет числа и внезапности у них будет шанс победить без потерь!

Могут ли заговорщики устроить такое?..

Несколько минут потратила Мира на то, чтобы развить это подозрение и тревожным взглядом оценить очередную стайку просителей. Ими оказались пастухи из Ориджина в смешных шерстяных шляпах и пестрых рубахах. Они подарили владыке роскошный жупан, расшитый бисером, и рассказали про овечий мор. Никакой внятной просьбы в их словах не содержалось: мрут овцы или скачут здоровехонькими – в любом случае Корона не облагает налогом северных пастухов. Кажется, горцы явились главным образом за тем, чтобы поглазеть на владыку и после похвастаться соотечетсвенникам. Адриан пожелал им легкого обратного пути, а славной земле Ориджин – божьего благословения. Пастухи побрели к выходу, помахивая шляпами и довольно скаля зубы.

Ну, Минерва, не думаешь ли ты, что это – разведчики Лорда С? Или забитые крестьяне, что жаловались на лорда? Или беженцы из Ниара?.. По части глупости ты сегодня превзошла себя! В турнире среди дур ты стала бы чемпионкой!

Какие еще крестьяне-просители? Заговором руководит высшая знать, свободно принятая ко двору! Лорду С не требуется нанимать кого-то, чтобы проникнуть во дворец под предлогом посещения. Лорд С может войти сюда сам, когда вздумается, и сколько угодно разглядывать императорскую стражу. Если в тронной зале находится сейчас заговорщик, то он – не в рядах просителей, а на балконе, рядом со мной!

Тогда Мира впервые присмотрелась к своим соседям.

Здесь были несколько лощеных студентов дворянского сословия в обществе двух барышень. Судя по ухмылочкам, они пришли развлечься и посмеяться над простодушием просителей. Далее пара секретарей делала какие-то записи, часто переспрашивали друг друга. Видимо, вели список вынесенных Адрианом решений. Затем был гвардейский капитан – этот со скучливым лицом прохаживался туда-сюда по балкону, ждал кого-то. Был священник – выглядывал в предпокой всякий раз, как раскрывались двери. Кто-то из его знакомых должен был зайти с просьбой – некто близкий священнику, судя по волнению на его лице. В дальнем конце балкона коротали время несколько тусклых дам – жены имперских чиновников, что не нашли более увлекательного занятия летним днем. А рядом с ними стоял, опершись на балюстраду, весьма приметный мужчина. Статный, широкий в плечах. Сине-золотой офицерский мундир подчеркивал отменную осанку. Высокий лоб мужчины намекал на немалый ум. Борозды от пахотной хвори, изрывшие его лицо, уничтожили малейший намек на красоту.

Любопытно, что он здесь делает? У генерала имперской армии должно быть предостаточно дел.

– Сир Алексис, – обратилась к нему Мира, – прошу прощения, мы не были представлены, но я видела вас на балу.

– Как и я вас. – Голос генерала был мощным и низким. – Здравия желаю, миледи.

– Я – Глория Сибил Дорина, леди Нортвуд.

– Алексис Франсин Лотта рода Софьи, барон Смайл. Рад знакомству.

Праматерь Софья?.. Мира не знала, что генерал настолько высокороден.

– Что привело прославленного военачальника на прием для черни?

– А вас, миледи?..

Не очень-то вежливый ответ!

– Я беру практические уроки искусства управления, милорд.

– Вот как… – неопределенно сказал Алексис и скосил глаза вниз, в приемную залу.

Он не скрывал скуки, какую навевала ему беседа с девчонкой. Может быть, генерал ловок на полях сражений, но в общении с дамами ему следует многому научиться!

– В пансионе Елены-у-Озера, – пояснила Мира, – нас обучали навыкам правителя и политика. Сейчас мне представляется возможность увидеть воочию блестящий пример. Это очень увлекает, милорд.

– Да, наверное.

– К слову сказать, военная наука мне также не чужда, милорд.

– Хм.

Ваша неучтивость переходит всякие границы. Считайте, что вы сами напросились!

– Например, я всегда полагала, милорд, что неосмотрительно формировать ядро войска из искровой пехоты, как принято в имперской армии. Истратив заряды, искровики станут малоэффективны, и противник пробьет самый центр построения.

По правде, так считал отец Миры. Однако она прочла достаточно книг о войнах, чтобы понимать его позицию.

Сир Алексис широко раскрыл глаза, но справился с удивлением и твердо возразил:

– Миледи, при таком построении ставка делается не на долгий изнурительный бой, а на мощный и неудержимый удар по центру. Искровые копейщики способны сокрушить любое подразделение врага на своем пути, будь то пехота или кавалерия.

– Однако если противник сумеет каким-то образом продержаться до момента, когда искровики истратят заряды…

– Такое возможно лишь в теории, миледи. Вы не видели искровую пехоту в деле. Это самая мощная ударная сила современной армии. Прежде чем заряды будут истрачены, искровики сомнут врага.

– Предположим, противник выставит в первую линию неопытные, но многочисленные войска – ополчение. Искровики сметут их, но истратят заряды. А затем в дело пойдет основная сила – тяжелая рыцарская кавалерия.

Алексис криво усмехнулся:

– Рыцари стоят в арьергарде за спинами крестьян? Только девица могла выдумать такое построение! Так никогда не делается.

– Отчего же, милорд? Почему врагу не сделать то, что может принести успех?

– Тяжелая кавалерия сильна, когда наносит прямой удар. Ей требуется расстояние, чтобы набрать разгон. Она неудержима при лобовой атаке, но крайне скверно маневрирует. Это значит, миледи, что рыцари, поставленные в арьергард, должны будут атаковать прямо сквозь порядки своей же пехоты, топча ее.

– Пехота может быстро убраться с дороги, отступив на фланги.

– Я не видал пехотинцев с достаточной строевой выучкой, чтобы…

Тут генерал спохватился: сообразил, что полным ходом ведет военное совещание с семнадцатилетней девицей.

– Миледи, – спросил Алексис, – неужели вас действительно так занимает эта мужская наука?

– Да, милорд. Не сочтите за легкомыслие: военная стратегия кажется мне очень захватывающей игрой… Но сейчас меня больше занимает другой вопрос.

– Какой, миледи?

– Тот, что я уже задала, милорд. Что вы все-таки делаете на открытом посещении?

– А вы настойчивы, миледи! – Генералу пришлось это по нраву, он улыбнулся. – Я хочу услышать, что ответит владыка одному просителю.

– И это?..

– Сейчас вы их увидите, – сказал Алексис, глядя в раскрывшиеся парадные двери.

Раздался стук церемониального посоха. В залу вошли четверо: двое купцов и двое морских капитанов. Купцы были одеты весьма скромно, по меркам этого сословия. Капитаны обветрены, седовласы и суровы, у одного недоставало глаза. Весь вид этой группы показывал: жизнь корабельщиков полна невзгод. Они прошагали к престолу твердым шагом, исполненным достоинства, и не упали на колени, как делали просители из черни. Да, нам доводится нелегко, но мы знаем себе цену. Вопреки врожденной неприязни к купцам, Мира ощутила симпатию к этим просителям.

Купцы пожелали императору здравия и долголетия, затем вручили дары. То была огромная говорящая птица в серебряной клетке и смотровая труба.

– Благодарю за щедрые дары, – кивнул Адриан. – Поведайте, что привело вас ко мне.

Мира заметила искорку, что блеснула в карих глазах владыки. Он знал об этих гостях наперед.

Старший купец заговорил:

– Ваше величество, мы имеем честь представлять Третью Морскую гильдию Южного Пути. Прибыли к вам, чтобы от имени всех наших собратьев-моряков нижайше изложить просьбу.

Владыка знал, кто эти люди, – он лишь согласно наклонил голову. Мира же от удивления приоткрыла рот. С тех пор как возвела Валери Грейсенд в ранг первой подозреваемой, Мира потрудилась разузнать о Грейсендах как можно больше. Торговый флот герцогства Южный Путь – самый большой в империи. Многочисленные негоцианты Южного Пути образуют не одну, а целых три морских гильдии, каждая имеет сотни кораблей. Первая гильдия базируется в северной части герцогства, в порту Уиндли, которым правит маркиз Уиндли, приходящийся вассалом герцогу Лабелину. Вторая Морская гильдия использует бухты Солтауна и Фиштауна – это вольные города, ими управляет совет купеческих старшин, хотя и платит герцогу налог. Третья гильдия владеет почти тысячей судов и располагается на юге герцогства, в бухтах Серых Песков, подконтрольных маркизам Грейсенд. Подати, что платят купцы Третьей Морской гильдии, оседают в кошельках маркизов Грейсенд, а часть перетекает в казну герцога.

Иными словами, эти мореходы, держащиеся с таким скромным, неброским достоинством, – представители одной из сильнейших в империи торговых организаций.

…Тем временем купец излагал дело. Кратко, не занимая времени сверх нужды, он поведал императору о трудностях мореходства, об опасностях, которыми изобилует Восточное море, и о количестве кораблей, что каждый год отправляются на дно.

– Ваше величество, главная опасность Восточного моря, как вам, вне сомнений, известно, – это не бури и штормы, а многочисленные рифы и отмели вдоль береговой линии. Плаванье из Серых Песков на Юг вдоль побережья Земель Короны – весьма рискованное предприятие. Не будет преувеличением, ваше величество, сказать, что дно Восточного моря около берега устелено обломками несчастных кораблей, натолкнувшихся на рифы. Но существует и другой путь.

Мира представила себе карту востока империи и мысленным взглядом находила на ней все, о чем говорил купец. Восточное море глубоко вдавливается в материк. Изогнутое побережье формой напоминает серп. Верхняя часть серпа принадлежит герцогству Южный Путь, а нижняя – Короне. Еще ниже, под торчащим в океан острием серпа, лежит Литленд, а затем – Шиммери. Путь в Шиммери вдоль берегов Земель Короны действительно оказывается долгим и, если верить словам купца, опасным. Куда проще идти напрямик, перечеркнуть серп вертикальной линией. В самой середке Восточного моря находится подходящая перевалочная точка: Веселые острова. Два верхних, напоминающие глаза, скалисты и неприветливы, но нижний – изогнутый, как улыбка великана, остров Смайл – изобилует бухтами.

Остров Смайл, надо полагать, находится в ленном владении барона Смайла. А этот самый барон, служащий в имперской армии в чине генерала, стоит сейчас рядом с Мирой и внимательно прислушивается к словам просителей.

– Ваше величество, – завершил речь купец, – заботясь о жизни и благе многих тысяч моряков Третьей гильдии, мы просим вашего позволения проложить маршрут на Юг со стоянкой на острове Смайл.

Император задал вопрос. Не секретарю, как бывало раньше, а самим просителям:

– Было бы правильно сперва обсудить это с правителем острова Смайл – бароном Алексисом.

– Мы сделали это, ваше величество.

Адриан приподнял бровь:

– Неужели? И что же ответил барон Алексис?

– Он сказал, что является верным вассалом вашего величества и поступит так, как будет вам угодно.

– Иными словами, умыл руки, – усмехнулся император.

– Барон Алексис не посмеет пойти против воли вашего величества. Но он не возражал предоставить в наше пользование бухты своего острова.

– Не возражал?.. – с оттенком вопроса повторил Адриан.

– Никоим образом, ваше величество.

Мира начинала чувствовать подвох. Остров Смайл – часть земель Короны, им владеет прямой вассал императора. Возможность проложить маршрут через остров дает немалое преимущество торговому флоту Короны. В торговом соперничестве между купцами Южного Пути и Земель Короны на стороне первых – число кораблей, а в пользу вторых – короткий маршрут. Если гильдии Южного Пути получат в пользование бухты Смайла, то отберут у Короны немалые торговые прибыли. Морской путь из Шиммери в Ориджин закрепится в руках маркизов Грейсенд.