Текст книги "Холод смерти"

– В каком-то смысле мы подружились.

– За час?

– И часа бывает вполне достаточно. Впрочем, мы познакомились несколько раньше, в колледже, и еще там успели переговорить.

– А до сегодняшнего дня? Может быть, вы встречались раньше?

– Нет. Я познакомился с ней только сегодня.

Брэдшоу нервно крутился вокруг нас.

– Шериф, я могу засвидетельствовать это, чтобы хоть как-то облегчить вашу задачу.

Шериф поблагодарил его и снова повернулся ко мне.

– Значит, речь шла о деловом предложении, не более того?

– Да, но оно меня не заинтересовало. – Это было не совсем так, но я не знал, как объяснить это Крейну, чтобы не выглядеть полным идиотом.

– Почему?

– Я был занят другими делами.

– Какими?

– Миссис Кинкейд бросила своего мужа. Он нанял меня для установления ее местопребывания.

– Я что-то слышал об этом сегодня утром. Ну и что, вам удалось выяснить, почему она его бросила?

– Нет. В мою задачу входило лишь установить ее местопребывание. Я выполнил ее.

– И где же она была?

Я взглянул на Брэдшоу. Он неохотно кивнул.

– Она поступила в колледж, – произнес я.

– Вы говорите, что теперь она находится под наблюдением врача? Какого?

– Доктора Годвина.

– Психиатра? – Шериф расставил ноги и доверительно наклонился ко мне. – А почему это ей вдруг понадобился психиатр? Она что, сошла с ума?

– У нее истерика. Необходимо было вызвать врача.

– И где она сейчас?

Я снова взглянул на Брэдшоу. Он сказал:

– У меня дома. Она водила машину моей матери.

Шериф встал и махнул рукой:

– Ну так поехали к вам и поговорим с ней.

– Боюсь, что это невозможно, – откликнулся Брэдшоу.

– Почему?

– Она нездорова, и, думаю, доктор присоединится к моему мнению.

– Ну, естественно, пациенты Годвина за то и платят ему, чтобы он говорил то, что им надо. У меня уже были с ним столкновения.

– Знаю. – Брэдшоу побледнел, но ничем не выдал волнения. – Простите меня, шериф, но вы непрофессионал и вряд ли сможете понять моральный кодекс доктора Годвина.

Крейн так покраснел, что я думал, его хватит удар. Он не нашелся, что ответить. Брэдшоу, воспользовавшись его замешательством, продолжал:

– Я убежден, что миссис Кинкейд в ее нынешнем состоянии нельзя допрашивать. Да и какой в этом смысл? Если бы ей надо было что-то скрыть, она вряд ли бросилась бы рассказывать о случившемся первому встречному. Думаю, у нас хватит гуманности не подвергать бедную девочку такому испытанию только из-за того, что давать показания – ее гражданский долг.

– Что вы имеете в виду – «испытанию»? Я не собираюсь допрашивать ее с пристрастием.

– Надеюсь, вы вообще оставите ее в покое, по крайней мере, на сегодня. Я считаю, что любой допрос будет для нее жестоким испытанием, шериф, и полагаю, что большинство в нашем округе поддержали бы меня.

Крейн открыл было рот, чтобы возразить, но, вероятно, поняв, что переспорить Брэдшоу невозможно, закрыл его снова. Брэдшоу направился к выходу, я последовал за ним. Когда мы уже достаточно отошли от дома и нас не могли услышать, я поблагодарил его.

– У вас это отлично получилось с шерифом.

– Я никогда не любил этого хвастуна. К счастью, он сейчас не в фаворе. Он едва прошел на последних выборах. Большинство в нашем округе, включая доктора Годвина и меня, предпочли бы видеть у власти более просвещенных людей. Думаю, что со временем мы этого добьемся.

В привратницкой, казалось, не произошло никаких перемен. Долли так и лежала на диване, повернувшись лицом к стене. Брэдшоу и я остановились в дверях. Алекс с опущенной головой подошел к нам.

– Доктор Годвин пошел в дом позвонить. Он считает, что ее нужно отправить в больницу.

– Я все слышу, – монотонным голосом произнесла Долли. – Можешь говорить громко. Я знаю, ты хочешь от меня избавиться.

– Тихо, родная. – Это было хорошо сказано.

Долли замолчала. Она лежала абсолютно неподвижно. Алекс показал нам на дверь, и мы вышли, оставив щель, чтобы он мог видеть ее.

– Доктор Годвин боится попытки самоубийства, – тихо произнес он.

– Это настолько серьезно? – спросил я.

– Думаю, нет. Мне кажется, что и доктор Годвин так не считает. Он говорит, что это просто разумная предосторожность. Я сказал ему, что могу и сам сидеть с ней, но он считает, что я не гожусь для этого.

– Да, лучше вам поберечь силы для завтрашнего дня, – сказал Брэдшоу.

– Да. Завтра. – Алекс пнул ногой щетку для обуви, прибитую к двери. – Лучше я позвоню завтра отцу. Завтра суббота, и он, наверное, сможет приехать.

Со стороны дома послышались шаги. Из тумана вынырнул высокий мужчина в кожаном пиджаке. Его лысая голова поблескивала в льющемся из-за дверей свете.

– Привет, Рой, – дружелюбно обратился он к Брэдшоу. – Мне очень понравилась твоя речь, по крайней мере, та часть, которую мне удалось услышать. Я почувствовал себя чуть ли не в Афинах. К сожалению, как раз на самом интересном месте мне позвонила пациентка – ей было необходимо узнать, может ли она одна пойти посмотреть фильм по Теннесси Уильямсу. На самом деле она просто хотела, чтобы я пошел вместе с ней и спас ее от нервных потрясений. – Он повернулся ко мне: – Мистер Арчер? Я доктор Годвин.

Мы обменялись рукопожатиями, и он пристально посмотрел на меня, как будто собирался рисовать по памяти мой портрет.

У него было властное, с крупными чертами лицо, глаза то вспыхивали, то гасли, словно лампочки. По-видимому, он отдавал себе отчет в силе своего влияния на окружающих и, судя по всему, не злоупотреблял им.

– Хорошо, что вы позвонили мне. Мисс Макги – миссис Кинкейд нуждается в полном покое. – Он посмотрел в щелку двери. – Думаю, что ей уже лучше.

– Да, она успокаивается, – откликнулся Алекс. – Может быть, ей лучше остаться со мной?

Лицо Годвина приняло сочувствующее выражение. У него был очень подвижный рот, как у актера.

– Это будет неразумно, мистер Кинкейд. Я уже заказал место в госпитале. Не надо рисковать.

– А почему вы считаете, что она может предпринять попытку самоубийства?

– У нее слишком много скопилось. Я всегда очень боюсь возможности самоубийства, даже малейшего намека на это.

– Тебе удалось что-нибудь у нее узнать? – спросил Брэдшоу.

– Она была не очень-то разговорчива. Очень устала. Потерпит до завтра.

– Надеюсь, – сказал Брэдшоу. – Ее хочет допросить шериф. Я сделал все, что мог, чтобы удержать его.

Лицо Годвина помрачнело.

– Так, значит, действительно было убийство? Еще одно?

– Элен Хагерти, наша новая преподавательница, застрелена у себя дома сегодня вечером. Миссис Кинкейд, судя по всему, первая обнаружила тело.

– Бедняга, как ей не везет. – Годвин посмотрел на небо. – Мне иногда кажется, что боги действительно отворачиваются от некоторых людей.

Я попросил его объяснить, что он имеет в виду, но он покачал головой:

– Я слишком устал, чтобы рассказывать вам кровавую сагу семейства Макги. К счастью, многое уже стерлось в моей памяти. Почему бы вам не обратиться в судебный архив, там вы найдете все подробности.

– При других обстоятельствах этот совет был бы неоценим.

– Да? Но я действительно устал сегодня, а мне еще надо доставить ее в больницу и проследить, чтобы ее хорошо устроили. Так что сил хватит только на то, чтобы добраться до дому и лечь в постель.

– И тем не менее, доктор, нам надо поговорить.

– О чем?

Мне не хотелось говорить при Алексе, но ничего не оставалось делать, и я сказал, внимательно глядя на него:

– О возможности того, что она совершила это убийство, или, скажем, о возможности того, что она будет обвинена в этом. Кажется, она к этому стремится.

Алекс взвился:

– Она была не в себе, временно... Не можете же вы использовать против нее то, что она говорила...

Годвин положил ему руку на плечо.

– Не волнуйтесь, мистер Кинкейд. Сейчас мы все равно ничего не решим. Нам всем сейчас надо отдохнуть, особенно вашей жене. Я бы хотел, чтобы вы сейчас поехали вместе со мной, на случай если мне потребуется помощь по дороге. А вы, – он повернулся ко мне, – можете ехать следом, чтобы потом отвезти его домой. В любом случае вам надо сориентироваться, где расположена больница, потому что завтра в восемь, после визита к миссис Кинкейд, я бы хотел поговорить с вами. Годится?

– Завтра в восемь утра.

Он повернулся к Брэдшоу:

– А на твоем месте, Рой, я бы отправился к миссис Брэдшоу и поинтересовался, как она себя чувствует. Я дал ей успокоительного, а то она была очень возбуждена. Она убеждена, что ее окружают маньяки и убийцы. Думаю, тебе с большим успехом, чем мне, удастся переубедить ее.

Годвин действительно оказался мудрым и внимательным человеком. Как бы там ни было, все мы поступили так, как он сказал. Включая Долли. При помощи Алекса и Годвина она вышла из дома и послушно направилась к машине доктора, не сопротивляясь и не издавая ни звука. Вид у нее был такой, словно она шла на казнь.

Глава 9

Через час я уже сидел на кровати в мотеле. Теперь я уже ничего больше не мог сделать, разве что усугубить неприятности, обратившись за информацией к местным властям. В мозгу продолжали прокручиваться возможные варианты моих ошибок: я не оставил Бегли-Макги, не поймал человека из Невады.

Усилием воли я попытался отогнать навязчивые образы и заставил себя думать о Зеноне, который утверждал, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Это была умиротворяющая идея, если поставить себя на место черепахи, а впрочем, может быть, и Ахиллеса.

У меня в сумке была пинта виски. Доставая ее, я вспомнил об Арни Уолтерсе, своем коллеге, с которым мы вместе немало выпили. Я набрал номер его офиса, который, к счастью, находился в гостиной его дома. Арни я застал.

– Детективное агентство Уолтерса, – произнес он ленивым ночным голосом.

– Это Лу Арчер.

– А-а, ну это совсем другое дело. Я даже еще не собирался ложиться, так, пижаму примерял.

– С чувством юмора у тебя всегда было не в порядке, так что можешь не острить. Мне нужна небольшая услуга, отплачу при первой возможности.

Я услышал щелчок магнитофона и начал рассказывать о смерти Элен.

– Через пару часов после убийства человек, который меня интересует, вышел из дома убитой и уехал на черной или темно-синей машине с откидным верхом, я думаю – одна из последних моделей «форда» с невадским номером. Мне кажется, первые четыре знака я разобрал...

– Почему кажется?

– Было темно и к тому же туман. По-моему, первые четыре знака ФТ 37. Это молодой парень атлетического телосложения, рост пять футов одиннадцать дюймов, одет в темное пальто и темную фетровую шляпу. Лицо я не разглядел.

– Давно был у окулиста?

– Арни, не будь дебилом, ну хоть ненадолго.

– Говорят, взрослые граждане Соединенных Штатов теперь могут абсолютно бесплатно проходить обследование на глаукому.

Арни был старше меня, но очень не любил, когда ему об этом напоминали.

– Послушай, что с тобой случилось? Неприятности с женой?

– Никаких неприятностей, – откликнулся он жизнерадостно. – Она ждет меня в постели.

– Скажи Филис, что я люблю ее.

– Я скажу ей это от своего имени. Если мне удастся что-нибудь выяснить, хотя это и сомнительно, учитывая фрагментарность сведений, где тебя искать?

– Я остановился в мотеле в Пасифик-Пойнт. Но лучше позвони ко мне в Голливуд и запиши информацию на автоответчик.

Он сказал, что так и сделает. Повесив трубку, я услышал легкий стук в дверь. Это был Алекс. Он натянул брюки поверх пижамы.

– Я услышал ваш голос.

– Да, я звонил по телефону.

– Не помешаю?

– Нет. Заходи и выпей.

Он вошел в комнату с такой осторожностью, будто она была заминирована. Вообще за последние несколько часов движения его стали очень осторожными. Он был бос и передвигался по ковру абсолютно бесшумно.

На полке в ванной стояли два стакана, обернутые пергаментом. Я развернул их и налил виски. Мы сели на кровать и выпили, глядя друг на друга, как двойники, разделенные тонким слоем стекла.

Я чувствовал, насколько мы не похожи. Он был молод и неопытен, как раз в том возрасте, когда все причиняет боль.

– Я собирался звонить отцу, – сказал Алекс. – А теперь не знаю, делать ли это.

Мы помолчали.

– Может, он и не станет повторять «я же говорил, я же предупреждал», но смысл все равно будет такой. Семь раз отмерь, один раз отрежь, и прочая чушь в этом же роде. Дураки всегда впереди там, где даже святые осмотрительны...

– Ну, я думаю, это высказывание можно переиначить.

Святые всегда впереди там, где дураки осмотрительны. Хотя лично я не знаком со святыми.

– Считаете меня дураком?

– Ты вел себя очень хорошо.

– Спасибо, – холодно ответил он. – Даже если это и не соответствует действительности.

– Тем не менее это действительно так. И я знаю, что тебе было непросто.

Виски и моя искренность расплавили стеклянную стену между нами.

– Самое страшное было, – сказал он, – оставить ее в больнице. У меня было такое ощущение, что я... понимаете, предаю ее. Место очень похоже на что-то из Данте – плач, стоны... Долли такой нежный человек. Не представляю, как она это вынесет.

– И тем не менее, я полагаю, ей там будет лучше.

– Вы действительно думаете, что она сошла с ума?

– Какая разница, что я думаю? Завтра мы узнаем мнение специалиста. Совершенно очевидно, она временно не в себе. Я видел людей в гораздо худшем состоянии, и они выздоравливали.

– Значит, вы считаете, она поправится?

Он схватился за мою фразу, как за летящую трапецию, которая могла вырвать его из полной безнадежности и вернуть к надежде. Впрочем, я не хотел, чтобы он слишком в ней укреплялся.

– Меня больше волнует юридическая сторона дела, а не медицинская.

– Неужели вы действительно думаете, что она убила эту свою подругу, Элен? Я знаю, что она сама призналась, но ведь это невозможно! Понимаете, я знаю Долли. В ней нет ни капли агрессивности. Она удивительно добрый человек. Не может убить паука.

– Алекс, я только сказал, что эта возможность не исключена. И я хотел, чтобы Годвин знал об этом с самого начала. Он может очень многое сделать для твоей жены.

– Моей жены, – удивленно повторил Алекс, словно пробуя эти слова на вкус.

– Она твоя законная жена. Но это еще не значит, что я тебя к чему-то принуждаю. У тебя всегда есть выход, и ты можешь им воспользоваться.

Стакан подпрыгнул в его руке. Мне показалось, будто он с трудом сдержался, чтобы не выплеснуть виски мне в лицо.

– Я не брошу ее в беде. А если вы считаете, что именно это я должен сделать, то можете катиться ко всем чертям.

Только теперь я окончательно понял, как он мне нравится.

– Просто тебе необходимо знать об этом. Многие на твоем месте именно так и поступили бы.

– Я не из них.

– Так я и думал.

– Отец меня, конечно, назвал бы дураком, но мне все равно, виновна она или нет. Я остаюсь.

– Это будет немало тебе стоить.

– А, так вам нужны деньги?

– Дело не во мне. Я могу подождать. Впрочем, как и Годвин. Я просто думаю о дальнейшем. Возможно, завтра тебе потребуется опытный адвокат.

– Зачем? – Он был славный малый, но соображал замедленно.

– Судя по сегодняшнему вечеру, можно смело сказать, что основная трудность будет заключаться в том, чтобы не дать Долли оговорить себя. А это значит, что она ни в коем случае не должна попасть в руки властей, то есть ее нужно держать в каком-то недосягаемом для них месте, где к тому же за ней будут ухаживать соответствующим образом. В этом деле может помочь хороший адвокат. Обычно в уголовных делах адвокаты не любят работать бесплатно.

– Вы действительно думаете, что это так серьезно... что она в такой опасности? Или просто пытаетесь запугать меня?

– Сегодня вечером я разговаривал с местным шерифом, и мне очень не понравилось, как заблестели его глаза, когда дело дошло до Долли. Шериф Крейн не дурак. Он прекрасно понял, что я рассказал ему не все. А когда он сам докопается до семейной предыстории, он вцепится в Долли изо всех сил.

– Семейной предыстории?

– Да, до того, что ее отец убил ее мать. – Взваливать на него еще и это было жестоко. И все же лучше ему услышать это от меня, чем от мерзостного существа, выползающего в три часа ночи из-под подушки и называющегося нашим подсознанием. – Как я понял, он был осужден здесь, здесь и проходил процесс. Вероятно, шериф Крейн участвовал в сборе улик для вынесения обвинения.

– И история словно повторяется. – Теперь в голосе Алекса звучал страх. – Я правильно расслышал? Значит, вы сказали, что этот Чак Бегли, человек с бородой, ее отец?

– Кажется, да.

– С него все и началось, – произнес он словно про себя. – После его прихода в воскресенье она ушла. Как вы думаете, что произошло между ними?

– Не знаю, Алекс. Может, он угрожал ей за то, что она свидетельствовала против него. Как бы там ни было, он напомнил ей прошлое. И она не смогла соединить весь ужас прошедшего со своим счастливым замужеством, потому и убежала.

– Все равно не понимаю, – произнес он. – Как у Долли может быть такой отец?

– Ну, я не генетик. Но мне известно, что большинство непрофессиональных убийц не соответствуют уголовному типу. Я собираюсь получше все разузнать об этом Бегли-Макги и связанном с ним убийстве. Подозреваю, что у тебя бесполезно спрашивать, не рассказывала ли Долли что-нибудь об этом?

– Она никогда даже словом не обмолвилась о своих родителях, кроме того, что они умерли. Теперь я понимаю почему. И я не виню ее... – Он оборвал себя и затем продолжил: – за то, что она мне не рассказала всего.

– Она с лихвой компенсировала это сегодня вечером.

– Да. Ну и денек. – Он помотал головой, словно пытаясь уложить все события в должной последовательности. – Мистер Арчер, скажите мне правду. Вы верите ей, верите, что она виновата в смерти этой женщины? И своей матери?

– Я не помню даже половины того, что она говорила.

– Это не ответ.

– Я думаю, кое-какие ответы мы получим завтра. В этом мире все очень сложно. А самая сложная штука – человек.

– Не могу сказать, что вы успокоили меня.

– Это и не входило в мою задачу.

Он допил виски и медленно встал.

– Вам надо отдохнуть, а я пойду позвоню. Спасибо за виски. – Он повернул ручку двери. – И за разговор.

– Не за что. Собираешься звонить отцу?

– Нет. Я решил не делать этого.

Я почувствовал странное удовлетворение. По возрасту я вполне годился ему в отцы, собственного сына у меня не было, так что, наверное, мое чувство было как-то связано с этим обстоятельством.

– Прости, а кому ты собираешься звонить, или тебе не хочется говорить об этом?

– Долли попросила меня связаться с ее тетей Алисой. Я никак не мог собраться с духом, просто не знал, что ей сказать. Я ведь даже не знал о ее существовании до сегодняшнего вечера.

– Она упоминала о ней. А когда Долли попросила тебя позвонить ей?

– Уже в больнице, перед самым моим уходом. Она хочет, чтобы та к ней приехала. Не знаю, насколько это разумно.

– Это зависит от того, что собой представляет тетя. Она живет здесь, в городе?

– Нет, в Индиан-Спрингс. Долли сказала, что она входит в руководство округа. Мисс Алиса Дженкс.

– Давай попробуем.

Я нашел имя и номер в телефонном справочнике, набрал код и передал трубку Алексу. Он взял ее и посмотрел на нее так, как будто видел впервые в жизни.

– Что мне ей сказать?

– Сообразишь по ходу дела. А когда закончишь, передай трубку мне.

Из трубки раздался раздраженный голос:

– Да, кто это?

– Я – Алекс Кинкейд. Это мисс Дженкс?.. Мисс Дженкс, мы незнакомы с вами, но дело в том, что я недавно женился на вашей племяннице... На вашей племяннице, Долли Макги... Да, всего несколько недель тому назад, а сейчас она серьезно заболела... Нет, это связано с психикой... У нее сильный стресс, и она хотела бы увидеть вас. Она в Пасифик-Пойнт, в Уитморской больнице. Ею занимается доктор Годвин.

Он замолчал. Пот выступил у него на лбу. На другом конце провода что-то говорили.

– Она говорит, что не может приехать завтра, – наконец произнес он, прикрыв трубку рукой. – Может быть, в воскресенье?.. Да, хорошо... Я остановился в мотеле. Алекс Кинкейд. До встречи.

– Передай мне трубку, – напомнил я.

– Минуточку, мисс Дженкс. Тут со мной один джентльмен, мистер Арчер, он хотел бы поговорить с вами. – Он передал мне трубку.

– Здравствуйте, мисс Дженкс.

– Здравствуйте, мистер Арчер. Простите, а могу я поинтересоваться, по какому праву вы звоните мне в час ночи? – Это был не простой вопрос. Голос был одновременно взволнованным и раздраженным, хотя она явно умела владеть собой.

– Я частный детектив. Очень сожалею, что нарушил ваш сон, но дело в том, что все не ограничивается обычным эмоциональным стрессом. Убита женщина.

Она охнула, но не промолвила ни слова.

– Ваша племянница является свидетельницей убийства. Возможно, зайдет речь и о ее соучастии. Как бы там ни было, она нуждается в серьезной помощи. Насколько мне известно, вы ее единственная родственница, за исключением отца...

– Можете не упоминать о нем. Он не имеет к ней никакого отношения. И никогда не имел. – Она говорила резким, холодным тоном. – Кто убит?

– Научный руководитель и подруга вашей племянницы, профессор Элен Хагерти.

– Никогда о ней не слышала, – произнесла она нетерпеливо и одновременно с некоторым облегчением.

– У вас еще будет возможность узнать о ней много интересного, если вас волнует судьба собственной племянницы. Вы были близки с Долли?

– Да, пока она жила со мной. Я вырастила ее после смерти матери. – Она снова заговорила холодным тоном. – Том Макги имеет к этому убийству какое-нибудь отношение?

– Возможно. Он здесь, в городе, или, по крайней мере, был здесь.

– Так я и знала! – торжествующе воскликнула она. – Они не имели права выпускать его. Они должны были "отправить его в газовую камеру за то, что он сделал с моей сестрой.

Она задохнулась от неожиданного взрыва гнева. Я подождал молча и, поскольку она не намерена была продолжать, сказал:

– Мне нужно срочно обсудить с вами все подробности того дела, но я думаю, что не по телефону. Я был бы вам очень признателен, если бы вы завтра смогли приехать сюда.

– Это исключено. И не надо меня провоцировать. Завтра днем у меня чрезвычайно важное заседание, которое продлится, вероятно, до вечера. Будут представители из Сакраменто.

– А как насчет утра?

– Утром мне нужно будет подготовиться к заседанию. Мы планируем обсуждение новой программы соцобеспечения округа. – В ее голосе появились истерические нотки, столь свойственные старым девам, когда их ставят перед необходимостью каких-либо внезапных перемен. – Если я не выступлю по этому проекту, я могу лишиться места.

– Ну что вы, мисс Дженкс, этого нельзя допустить. Насколько далеко вы находитесь от Пасифик-Пойнт?

– Семьдесят миль, но я уже вам сказала, что не смогу приехать.

– Я приеду сам. Не уделите ли вы мне часик утром, ну, скажем, около одиннадцати?

Она заколебалась:

– Да, если это так важно. Я встану на час раньше, чтобы все успеть. Буду дома в одиннадцать. Вы знаете адрес? Центральная улица.

Я поблагодарил ее, распрощался с Алексом и улегся в постель, внушив себе проснуться в половине седьмого.