Текст книги "Другая сторона доллара"

Глава 7

Мотель находился на краю города в довольно жалком местечке под названием «Вид на океан». 12 или 15 коттеджей мотеля стояли ниже по шоссе, но выше моря, на плоской вершине холма, круто обрывавшегося вниз. Выстроенные из бетона, они были выкрашены в неестественный зеленый цвет. Три или четыре машины – ни одной старой марки – стояли на грязном гравии.

Дождь все еще шел, но на западе из-за облаков пробивались косые желтые лучи, как бы специально для того, чтобы подчеркнуть всю уродливость мотеля. Над хибарой с вывеской «Офис» склонилась одинокая ободранная пальма. Я оставил машину у хибары и вошел внутрь. Написанная от руки табличка у стойки доводила до моего сведения, что это место хозяина. Рядом висел колокольчик.

Я ткнул в него, но он не зазвонил. Наклонившись через стойку, я рассмотрел телефон и металлическую коробку, разделенную на 15 пронумерованных отделений для регистрации. Регистрационная карточка № 7 указывала, что мистер и миссис Браун остановились здесь три недели назад и платили по 16 долларов в неделю за этот коттедж. Графы в карточке, где должны быть вписаны домашний адрес и номер машины, были пусты.

Позади меня заскрипела дверь, и в помещение вошел крупный старик с голой, как у кондора, головой. Он выхватил карточку и с раздражением уставился на меня.

– Что это вы надумали?

– Я только проверил.

– Проверили что?

– Тут ли те, кого я ищу. Боб Браун и его жена.

Он повернул карточку к свету и прочитал ее, старательно шевеля губами на каждом слове.

– Они здесь, – сказал он безо всякой радости. – Были, по крайней мере, сегодня утром.

Он с сомнением посмотрел на меня. То, что я оказался знакомым Браунов, на пользу мне не пошло. Я попытался улучшить положение.

– У вас есть свободный коттедж?

– Десять. Плата вперед.

– Сколько?

– Это зависит от того, будете вы занимать его один день или неделю. Три пятьдесят в день, шестнадцать долларов в неделю.

– Было бы лучше сначала повидаться с Браунами и узнать, планируют ли они оставаться тут?

– Мне об этом ничего не известно. Они пробыли тут три недели.

Подвижный, нервный рот его был полной противоположностью тупому, неподвижному подбородку. Старик все время поглаживал его, словно воспитывал.

– Я могу предоставить вам номер 8 или 12 на одну неделю. Это рядом с коттеджем Браунов.

– Пойду загляну к ним.

– Не уверен, что они там, но попробовать всегда можно.

Я вышел и направился к длинному ряду коттеджей. Дверь номера семь была на замке. Я несколько раз постучал, но никто не ответил.

Когда я обернулся, старик стоял перед номером восемь. Он сделал мне знак рукой и торжественно открыл дверь.

– Посмотрите. Я бы советовал вам занять этот номер, а не десятый, если, конечно, вам понравится.

Я вошел. В комнате было холодно и мрачно. Внутри стены были тоже из бетона и такие же ядовито-зеленые, как и снаружи. Через щель в шторах падал желтый свет, освещая пустую кровать и потертый ковер. Я уже не одну ночь провел в подобных местах, и желания остаться здесь на сей раз не было.

– Здесь чисто, – сказал старик.

– Я уверен в этом, мистер Дак.

– Я сам наводил здесь порядок. Но я не Дак. Я Станислав. Дак продал все это мне несколько лет назад. Я только никак не соберусь поменять вывеску. Да и что за польза от этого? Все равно очень скоро мотель снесут и построят апартаменты высшего класса.

Он улыбнулся и ласково погладил свой лысый череп.

– Ну как, занимаете коттедж?

– Это действительно зависит от планов Брауна.

– На вашем месте, – сказал он, – я не стал бы связываться с ним.

– Почему, мистер Станислав?

– Он, по-моему, продувная бестия. Я сделал этот вывод из того, как он обращается со своей маленькой женой. Я всегда считал, что на людях следует вести себя прилично.

– Я тоже. Мне никогда не нравилось, как он обращается с женщинами.

– Рад это слышать. Мужчина должен относиться к ним с любовью и дружбой. Я ему как-то пытался об этом сказать, но он посоветовал мне заняться своим делом. Я знаю, он ваш друг...

– Ну, не такой уж он и друг. Он изменился к худшему?

– Смотря что вы имеете в виду под этим. Только сегодня он отделал ее. У меня было острое желание выставить его отсюда. Только чем бы это ей помогло! А всего-то, что она и сделала, был один короткий телефонный разговор. Он держит ее, как в клетке...

Старик сделал паузу, будто это слово навеяло на него какие-то воспоминания.

– Давно вы знаете Брауна?

– Не очень, – сказал я рассеянно. – Я познакомился с ним в Лос-Анджелесе.

– В Голливуде?

– Да, в Голливуде.

– А это правда, что она снималась в кино? Она об этом однажды упомянула, но он ей предложил заткнуться.

– Видимо, их супружеская жизнь стала еще хуже?

– Готов держать пари, она уже по горло сыта такой жизнью. Будь я молод, как вы, наверняка бы соблазнился и сделал ей предложение. Она как раскаленный уголек.

– Но я не так уж и молод...

– Что ты! – Он схватил меня за руку и хихикнул. – Истинная правда, она любит молоденьких. Я даже видел ее с одним, лет на десять моложе ее.

Я показал фотографию Тома, которую дала мне Эллен Хиллман.

– Этот?

Старик повернул фото к свету.

– Да. Прекрасная фотография. Он здесь так хорошо выглядит.

Он вернул мне снимок и приласкал свой подбородок.

– Откуда у вас его фотография?

– Он бежал из пансиона. Я – частный детектив, представляющий эту школу.

Гнилой отблеск разврата погас в глазах Станислава. Глаза его стали сразу непроницаемыми и даже туманными. Лицо сморщилось и затвердело так же быстро, как твердеет бетон.

– Вы не можете привлечь меня к ответственности за то, что делают мои постояльцы.

– И не собираюсь.

– Дайте еще раз посмотреть фото!

Я протянул ему снимок.

– Я ошибся. Глаза уже стали не те. Никогда не видел его раньше.

– Но вы же опознали его?

– Беру свои слова обратно. Вы разговаривали со мной, прикрываясь всякими фальшивыми просьбами, пытаясь обманом что-то выведать. Вот так. Но ничего не получили. А теперь убирайтесь из моего хозяйства! – добавил он мрачно.

– Разве вы не собираетесь сдавать мне коттедж?

Мгновение он сомневался, мысленно прощаясь с десятью долларами.

– Нет, сэр. Мне не нужны шпионы и соглядатаи.

– Может статься, у вас находит прибежище кто-нибудь и похуже.

Я думаю, он сам подозревал это, именно это подозрение и стало источником его раздражения.

– Это мое дело. Если вы через минуту не уберетесь отсюда, я позвоню шерифу.

Это меня никак не устраивало. Я уже сделал достаточно, чтобы предотвратить выплату выкупа и вернуть Тома.

И я убрался.

Глава 8

Голубая спортивная машина стояла в аллее за «кадиллаком» Хиллмана. Атлетического сложения молодой человек, выглядевший так, словно он был частью машины, вышел из дома и встал против меня на ступеньках. Через плечо у него висела сумка из крокодиловой кожи, и мне показалось, что под сумкой он держит револьвер.

– Уберите эту штуку. Я не вооружен.

– Я х-хочу знать, кто вы? – Он слегка заикался.

– Лью Арчер. А вы?

– Дик Леандро. – Он произнес это с какой-то вопросительной интонацией, будто сам не совсем точно знал это.

– Опустите револьвер, – повторил я.

Он убрал в карман револьвер, который скрывал за сумкой, и довольно смущенно посмотрел на меня. Это был ладный парень, чуть больше двадцати лет, с карими глазами и темными вьющимися волосами.

– Итак, вы здесь, – сказал я. – Наверное, и деньги здесь?

– Да. Я принес их несколько часов назад.

– Хиллману дали уже инструкции, как их переправить?

Он покачал головой.

– Мы еще ждем.

Я нашел Ралфа и Эллен Хиллманов в нижней комнате, где стоял телефон. Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, словно им было холодно. Ожидание состарило обоих.

Тусклый вечерний свет падал на их лица. Она что-то вязала из красной шерсти. Руки ее двигались быстро и точно, живя как бы своей жизнью, независимо от нее самой.

Хиллман сидел, наклонившись вперед. На коленях у него был сверток из газеты, который он переложил на диван так же осторожно, как молодой отец кладет ребенка.

– Привет, Арчер! – сказал он невыразительно.

Я направился к нему, собираясь его утешить. Но выражение его глаз – боль, гордость и одиночество – отбило у меня охоту дотронуться до него или сказать что-то очень личное.

– У вас сегодня длинный тяжелый день.

Он медленно кивнул, а жена его издала звук, напоминающий рыдание.

– Почему этот человек не звонит?

– Трудно сказать. Он, по-видимому, умышленно нагнетает обстановку.

Она отложила в сторону вязанье, и оно незаметно свалилось на пол. Ее увядшее маленькое личико сморщилось еще больше, словно она физически ощущала эту пытку временем.

– Но это же бесчеловечно, совершенно бесчеловечно. И зачем?

– Он, возможно, дожидается темноты, – сказал я, – и вскоре даст о себе знать. Двадцать пять тысяч долларов – очень сильная приманка.

– Он мог зайти за деньгами уже пять раз. Почему просто не взять их и вернуть нам нашего мальчика?

Руки ее сделали резкое движение в сторону и наткнулись на газетный сверток, лежащий рядом.

– Не мучай себя, Элли, – Хиллман наклонился и прикоснулся к ее тонким золотистым волосам. – Нет смысла задавать вопросы, на которые все равно нет ответа. Скоро все это останется позади. – Слова утешения прозвучали глухо и напряженно.

– Вместе со мной, – сказала она с горькой кривой гримасой, – если это протянется еще немного. – Она провела руками по лицу и замерла в напряженной, хотя и несколько наигранной позе, опустив подбородок на ладони.

Ее била дрожь. Она вся была натянута, как скрипичная струна, и я испугался, сможет ли она выдержать такое напряжение.

Я обратился к Хиллману:

– Нельзя ли нам поговорить наедине? У меня, появились некоторые новые факты.

– Вы можете говорить при Эллен. И Дик в курсе дела.

Я отметил про себя, что Леандро стоял у самых дверей.

– При всех я предпочел бы не говорить.

– Однако не вам ставить условия. Ну, выкладывайте.

Я изложил ему все, что узнал:

– Вашего сына видели с замужней женщиной по фамилии Браун, старше него. Она, видимо, хотела получить с него деньги. И было бы даже лучше, если бы миссис Браун и ее муж были вовлечены в это вымогательство. Они, возможно, находятся в безвыходном положении.

Эллен заслонилась от меня руками, словно мои слова причиняли ей боль.

– Что вы имели в виду, говоря о замужней женщине?

– Он ухаживал за ней и на людях, и наедине. Их видели вместе вчера днем.

– Где? – спросил Хиллман.

– В баре «Фло».

– Кто сообщил об этом?

– Один из работающих в баре. Он их видел и раньше, считая, что миссис Браун – девушка Тома, хотя и постарше. Это же подтвердил еще один человек – владелец мотеля, где жили Брауны. Том тоже появлялся там.

– Сколько лет этой женщине?

– На вид тридцать или чуть больше. Это, видимо, очень привлекательная особа.

Эллен Хиллман подняла глаза. В них был неподдельный ужас.

– Вы подразумеваете, что Том имел с ней какие-то дела?

– Я только привожу факты.

– Не верю вашим фактам. Ни одному из них не верю.

– Вы думаете, я лгу?

– Может быть, неумышленно. Здесь какая-то страшная ошибка.

– Я согласен, – сказал от двери Дик Леандро, – Том всегда был абсолютно чистым мальчиком.

Хиллман молчал. Вероятно, он знал что-то о своем сыне, чего не знали остальные. Он сидел рядом со своей женой и судорожно, как бы в поисках защиты, сжимал газетный сверток.

– Его добродетели – сейчас не самое главное, – сказал я. – Вопрос в том, какого сорта люди, с которыми он связался, и что они делают с ним. Допускаю, они обращаются к вам при его посредстве.

– Что означает подобное предположение? – спросил Хиллман.

– Вы не должны исключать и такую возможность, что Том тоже принимает участие в этом вымогательстве. Он был вчера с миссис Браун. Человек, звонивший вам по телефону, был, возможно, сам Браун. Он ведь сказал, что Том пришел к ним по доброй воле.

Эллен Хиллман пристально вглядывалась в мое лицо, как бы пытаясь осознать такую возможность. Это, казалось, было выше ее понимания. Она закрыла глаза и так резко опустила голову, что волосы в беспорядке упали ей на лоб. Поправляя их дрожащими пальцами, она проговорила очень тихо, но так, что меня мороз по коже продрал:

– Вы лжете, я знаю моего сына – он невинная жертва. Вы пытаетесь совершить что-то ужасное, придя к нам, с нашим горем, с такой отвратительной, грязной клеветой!

Муж пытался успокоить ее, обняв за плечи:

– Тише, Эллен! Мистер Арчер старается помочь нам.

– Нам не нужна подобная помощь, – отодвинулась она от него. – Он не имеет права. Том – невинная жертва, и, Бог знает, что с ним случилось. Я не могу слышать, что говорит этот человек. Это убийственно!

– Простите, миссис Хиллман, но я и не хотел, чтобы вы это слышали...

– Вы хотите оклеветать моего сына!

– Это абсурд, Элли! – воскликнул Хиллман. – Разреши мне подняться с тобой наверх и дать тебе снотворное...

Они прошли мимо меня, еле передвигая ноги, а на смену им появился и сел на диванчик мистер Леандро.

– Вы слишком подействовали на Эллен всем этим вздором, – сказал он. – Она не может слышать о Томе ни одного плохого слова, вообще ничего против него...

– Разве то, что я сказал, было против него?

– Да нет. Но он и раньше заставлял их волноваться. А теперь и эта история... Кстати, где живет эта женщина? Может, пойти порасспросить ее?

– Да ладно... Вы и так уже сильно помогли, что доставили деньги. Кстати, почему Хиллман для этого выбрал именно вас? Вы старый друг семьи?

– Да, еще мой отец работал у мистера Хиллмана, и я знаю его с детских лет. Он помог мне окончить колледж и дал у себя работу. Он мне как отец родной.

Мы обменялись еще несколькими фразами. Потом молодой человек наскучил мне, и я отошел к нише приготовить себе выпить. Наступала ночь.

На лестнице послышались шаркающие шаги Хиллмана. Телефон зазвонил как сигнал боевой тревоги. Шаги Хиллмана стали тверже и громче. Он стремительно вошел в комнату и, оттолкнув меня, поднял трубку. Я направился было ко второму аппарату, но он меня остановил.

Мне ничего не оставалось, как наблюдать и слушать, что он будет говорить.

– Да, это Хиллман. Минутку...

Достав шариковую ручку и бумагу, он приготовился что-то записывать. С полминуты он слушал и писал. Затем произнес:

– Я тоже так думаю. Не те ли это ступеньки, что ведут на берег?

Он снова что-то записал.

– Где я должен прогуливаться?

Он продолжал записывать.

– Так, оставляю машину, не доезжая двух кварталов, подхожу пешком... Деньги кладу под правую сторону нижней ступеньки. Затем спущусь на берег и хожу там полчаса. Все?

Ему сказали еще что-то. Он выслушал и ответил:

– Да. Для меня это слишком важно. Я там буду ровно в девять. Ждите. – И с тяжелым вздохом положил трубку.

Дик Леандро быстро, как кошка, подскочил к нему.

– Что, мистер Хиллман? В чем затруднение?

– Я хотел спросить о Томе, но он не дал мне никакой возможности сделать это. Я даже не знаю, жив он или мертв!

– А зачем им убивать его? – спросил Дик. Это прозвучало так, словно он намекал на свою собственную высокую нравственность.

– Не знаю, Дик, не знаю. – Голова Хиллмана раскачивалась из стороны в сторону.

Молодой человек положил руку ему на плечо.

– Полегче, шкипер. Мы вернем его.

Хиллман налил себе виски и выпил большой глоток. Это вернуло его лицу нормальный цвет.

– Все тот же человек? – спросил я.

– Да.

– Он объяснил вам, куда положить деньги?

– Да.

– Не составить ли вам компанию?

– Я должен ехать один. Он сказал, что будет следить.

– Куда вы должны ехать?

Хиллман смотрел на нас внимательно и долго, словно прощаясь.

– Я не хотел бы говорить об этом. Не хочу нарушить нашу договоренность.

– Но кто-то ведь должен это знать, если дело кончится плохо. Ведь это может случиться.

– Скорее я подвергну опасности свою жизнь, чем жизнь своего сына.

Он сказал это так, будто уже подвергался опасности, и эти слова, казалось, придали ему смелости. Он посмотрел на часы.

– Двадцать пять девятого. Чтобы туда добраться, мне потребуется двадцать пять минут. Немного он дал мне времени.

– Вы сможете нормально сесть за руль? – спросил Леандро.

– Да. Все в порядке. Я только поднимусь и скажу Эллен, что уезжаю. Вы останетесь с ней дома. Да, Дик?

– Буду только рад.

Хиллман ушел наверх, все еще сжимая в руках исписанный листок.

Я спросил у Леандро:

– Где Сенека-стрит?

– Дорога Сенека. «Вид на океан».

– А лестница, ведущая к воде, где-нибудь там?

– Да. Уж не думаете ли вы поехать туда? Вы слышали, что говорил мистер Хиллман?

– Слышал.

Спустился Хиллман и, взяв пакет с деньгами из рук Леандро, поблагодарил молодого человека.

Мы постояли на лестнице и подождали, пока его машина скрылась в темноте. На западе упорно пробивалось немного света, как бы напоминая, что всегда есть надежда – пусть самая ничтожная.

Глава 9

Я пошел на кухню и попросил миссис Перес приготовить мне незамысловатый сэндвич с сыром. Она поворчала, но приготовила. Я съел его стоя, опираясь на холодильник. Миссис Перес не пожелала разговаривать о семейных треволнениях. Видимо, она суеверно верила в то, что несчастья только увеличиваются, если о них говорить. Когда я попытался расспросить ее о привычках Тома, она понемногу перестала понимать мой английский.

Дик Леандро поднялся наверх к Эллен. Судя по всему, он чувствовал себя здесь как дома. Я походил по залу для приемов. Было девять часов, и ждать я больше не мог.

Я ехал по дороге к «Виду на океан» и лицемерно доказывал самому себе, что я чист в этой истории с деньгами, что причин для беспокойства о Хиллмане, который не является моим клиентом, нет и что, помимо всего прочего, у меня нет никаких доказательств того, что миссис Браун и ее муж как-то связаны с этой попыткой вымогательства.

Над океаном опустилась глубокая ночь, только шум волн выдавал его близкое присутствие. Я оставил машину недалеко от мотеля Дака и в темноте, не зажигая карманного фонаря, который прихватил с собой, добрался до него.

Офис был освещен. Над дверью висел неоновый знак «Есть свободные места». Стараясь не попасть в полосы света, я прошел прямо к коттеджу номер семь. В нем было темно. Я постучал, но ответа не получил. Воспользовавшись найденным ключом, я вошел и захлопнул за собой дверь.

Миссис Браун была в комнате. Я споткнулся о ее ноги и чуть не упал на нее. Пришлось зажечь фонарь. В его неверном луче я увидел, что она лежит в платье с мерцающими блестками. В светлых волосах запеклась кровь, напоминая смолу. Все лицо было покрыто кровоподтеками и изуродовано; она выглядела до смерти избитой. Я потрогал ее руку – рука была холодной. После этого я убрал свет фонаря с ее оскаленного рта.

Луч прыгнул по стенам, газетным обрывкам, валявшимся на полу. В футе от кровати я обнаружил большой затянутый ремнями картонный чемодан и две коробки. В одной из коробок была бутылка дешевого вина, в другой – засохшие сэндвичи.

Я отпустил ремни на чемодане и открыл его; от содержимого исходил запах, достойный сожаления. В нем были мужские и женские вещи, сваленные без разбору, грязные шорты и комбинации, ржавые лезвия для безопасной бритвы и тюбик крема, бутылочка с краской для бровей и ресниц, пара платьев и дамское белье. Здесь же лежал мужской поношенный синий костюм с этикеткой какого-то магазина. В карманах его не было ничего, кроме табачных крошек, но во внутреннем нагрудном я обнаружил согнутую визитную карточку с едва различимым шрифтом на дешевой желтой бумаге:

ГАРОЛЬД «ХАР» ХАРЛЕЙ

Наша специальность

фотоаппликация

В кресле под окном валялся женский кошелек из кожи, имитирующей змеиную. В нем была куча косметики и несколько стершихся штампованных синих фишек. Ни бумажника, ни документов, ни денег не было, если не считать единственного серебряного доллара на дне коробки. Еще была колода жирных, заигранных карт и кубик для игры в кости. Я бросил его три раза: каждый раз выпадала шестерка.

Вдруг послышался шум подъезжающей машины. Свет фар скользнул по окнам. Я погасил фонарь. Колеса проскрипели по гравию, и машина остановилась прямо против коттеджа. Кто-то вышел из машины и дернул дверь. Дверь не открылась, и мужской голос произнес:

– Открой!

В нем была легкая хрипотца, как и в том, который я слышал у Хиллмана. Я подошел к двери, держа в руке погашенный фонарь. Мужчина грохнул по двери:

– Я знаю, ты там, я видел свет. Сейчас не время играть в прятки, эй!

Женщина лежала в полной тишине.

Я обошел ее и встал у стены за дверью. Сжимая фонарик в левой руке, правой я ощупал замок.

– Я слышу тебя, черт побери! Ты хочешь еще отведать того, что было сегодня?

Он подождал, а потом пригрозил:

– Если ты не откроешь дверь, я выломаю замок.

Услышав стук молотка, я затаился за дверью, держа фонарь наподобие дубинки, но не зажигая его.

– С другой стороны, – заявил он, – там нет ничего необходимого, включая и тебя. Можешь оставаться, если хочешь. Подумай хорошенько.

Он подождал, но так и не дождался ответа.

– Даю последнюю возможность. Считаю до трех. Если ты не откроешь, я уеду один. – Он начал считать: – Раз, два, три. Тем лучше, дрянь! – сказал он.

Послышались удаляющиеся шаги. Скрипнула дверца машины. Я не мог позволить ему уехать. Открыв замок и распахнув дверь, я бросился на него. Темная фигура в шляпе только что начала влезать в автомобиль. Одна нога была еще на земле. Он обернулся. В руке у него был револьвер, из которого вылетел короткий горячий язычок пламени. Я почувствовал, что меня обожгло.

Рванувшись вперед, я обхватил его извивающееся тело. Рукояткой пистолета он бил меня по рукам. Лицо заливала кровь, – и я не смог избежать удара рукояткой по черепу. В голове у меня вспыхнул свет люстры, дальше все провалилось в полную темноту.

Потом я ощущал себя очень важным лицом, которое под конвоем полиции везли в машине с персональным шофером. На своей голове я чувствовал большой тюрбан, от чего мое вконец расстроенное воображение представило, будто я раджа или даже магараджа. Мы повернули на дорогу на красный свет, и это совершенно потрясло меня.

Я задал вопрос сидевшему рядом человеку в форме. Вежливо, но твердо он помог мне выбраться из патрульной машины и провел через двери, которые открыл человек в белом, в ослепительно сверкающее помещение с острым запахом дезинфекции.

Они убедили меня сесть на стол, а потом лечь на него. Голова раскалывалась. Вокруг нее было намотано полотенце, липкое от крови.

Большое молодое лицо с усами наклонилось надо мной. Волосатые руки размотали полотенце и начали что-то щупать и чистить в моем скальпе. Боль была непереносимой.

– Вы счастливчик. Вас спасли волосы.

– Что-нибудь опасное, доктор?

– Пулевая рана не опасна, просто царапина. Я и говорю, вы – счастливчик. Зато второе повреждение будет заживать дольше. Чем это вас так избили?

– Думаю, рукояткой револьвера.

– Хорошенькие шутки, – сказал он.

– Они задержали его?

– Спросите об этом сами.

Он выстриг часть волос на голове и наложил несколько швов. Потом дал мне выпить аспирина. Затем я остался лежать один в белоснежном боксе. Вдруг возникли два моих гвардейца.

Это были люди шерифа, в фуражках и коричневой форме, молодые и здоровые, с прекрасными звериными телами. Даже в лицах у них было что-то звериное, но не такое красивое. Они сказали, что хотят мне помочь.

– Зачем вы убили ее? – спросила темная личность.

– Я не убивал. Она была уже мертва, когда я нашел ее.

– Но это не оправдывает вас. Мистер Станислав показал, что вы были там раньше, днем.

– Он все время был со мной.

– Это только ваше утверждение, – сказала светлая личность.

Я попытался задать им несколько вопросов. Но они не сочли нужным отвечать. Голова у меня болела все больше и больше, но время от времени я мог кое-что соображать.

Я даже заставил себя приподняться на локтях и взглянуть на них.

– Я частный детектив из Лос-Анджелеса. У меня есть лицензия.

– Мы знаем, – сказала темная личность. Я попытался нащупать бумажник. Его не было.

– Верните мне бумажник.

– Сделаем это в свое время. Никто не собирается красть его.

– Я хочу поговорить с шерифом.

– Он в постели, спит.

– Тогда с дежурным капитаном или лейтенантом.

– Лейтенант занят на месте преступления. Вы сможете поговорить с ним утром. Доктор сказал, что вы останетесь здесь на всю ночь. У вас сотрясение мозга. Все-таки чем избила вас эта женщина?

– Меня избил ее муж. Рукояткой револьвера.

– Его трудно осуждать, – сказала с чувством светлая личность, – после того, что вы сделали с его женой.

– Вы разругались с ней? – спросила темная личность.

Я посмотрел на них. Они не выглядели садистами или ненормальными, и за себя я мог не бояться. Рано или поздно вся эта путаница разъяснится. Но я испугался.

– Послушайте, – сказал я, – вы зря тратите на меня время. У меня было свое дело в мотеле. Я расследовал... – Страх вдруг сжал мне горло, и я не смог договорить. Страх за мальчика.

– Расследовали что? – спросила темная личность.

– Нарушение законности в округе. Оно отвратительно. – Я не мог как следует говорить.

– Мы считаем нарушителем законности вас, – сказала темная личность. Какие у него широченные плечи! Он немного подвигал ими, чтобы поток воздуха пролетел у меня перед лицом.

– Перестань, мышца! – сказал я.

Большое усатое лицо врача появилось в дверях бокса.

– Здесь все о'кей?

Я ответил раньше, чем улыбающиеся личности уверили его в этом.

– Я хочу позвонить по телефону.

Доктор с сомнением посмотрел на мою охрану.

– Я об этом ничего не знаю.

– Я частный детектив, расследую преступление. Я не вправе говорить о нем без разрешения моего клиента. Мне нужно позвонить ему.

– Здесь нет такой возможности, – сказала темная личность.

– Так как же, доктор? Вы здесь старший, а я имею законное право позвонить по телефону.

– Внизу в холле есть телефонная будка. Вы думаете, что сможете дойти?

– Еще никогда в жизни я не чувствовал себя так хорошо.

Но когда я спустил ноги, далекий пол закачался. Темная и светлая личности вынуждены были помочь мне добраться до будки. Посадив меня на стул внутри нее, они сами остались снаружи и напоминали рыб, тыкающихся в батискаф, лежащий на дне.

В принципе моим клиентом был доктор Спонти, но я попросил справочную дать мне номер телефона Ралфа Хиллмана. К счастью, в кармане у меня нашелся десятицентовик. Хиллман был дома. Он сам поднял трубку при первом же звонке.

– Да?

– Это Лью Арчер.

Он тяжело вздохнул.

– Вы что-нибудь знаете о Томе?

– Нет. Я точно следовал инструкции. Но когда вернулся, денег уже не было. Он вдвойне обманул меня, – горько сказал Хиллман.

– Вы его видели?

– Нет. Даже не делал попытки.

– Я видел.

Я рассказал Хиллману о том, что случилось со мной и миссис Браун. Его голос в трубке стал слабым и бесцветным.

– И вы думаете, что это одни и те же люди?

– Думаю, что Браун – человек, который вам звонил. Возможно, это вымышленное имя. Имя Гарольд Харлей вам что-нибудь говорит?

– Это еще кто?

– Гарольд или «Хар» Харлей. Фотограф.

– Никогда не слышал о нем.

Я не удивился. Желтая карточка Харлея была из тех, что сотнями раздаются мелкими коммерсантами. Вполне возможно, что она не имела прямого отношения к Брауну.

– Это все, что вы хотели узнать? Я стараюсь не занимать телефона.

– Я не сказал еще самого главного. Меня задержала полиция. Я не смогу объяснить, что делал в мотеле, не рассказав всего о похищении вашего сына.

– Нельзя ли не говорить им об этом?

– Думаю, что невозможно. Слишком серьезный случай, даже вдвойне серьезный.

– Не хотите ли вы сказать, что Том мертв?

– Нет, но похищение само по себе – серьезное преступление. Вы же имеете дело с убийцей. С этой точки зрения, я думаю, вы должны снизойти до полиции и обратиться к ней за помощью. Рано или поздно вам придется пойти на это.

– Я не разрешаю... – Он изменил свой тон и заговорил мягче. – Прошу вас, пожалуйста, воздержитесь. Дайте ему возможность прийти домой до утра. Я прошу об единственном сыне.

– Ладно. До утра. Мы не сможем больше скрывать это. Да и не имеем права.

Я повесил трубку и вышел в коридор. Вместо того чтобы помочь мне вернуться в операционную палату, мои конвоиры подняли меня на лифте в специальную комнату с тяжелыми ставнями на окнах. Они помогли мне лечь и вернулись к своим вопросам. Было бы очень утомительно пересказывать весь диалог. Все это было ужасно скучно, я почти не слушал.

Вскоре после полуночи вошел лейтенант по имени Бастиан и приказал моим охранникам спуститься в холл. Это был высокий мужчина со светлыми волосами. Лицо его было изрезано, как шрамами, вертикальными морщинами, но они, скорее, являли следы самоограничения, чем ударов саблей.

Он стоял надо мной, нахмурив брови.

– Доктор Морфи сказал мне, что вы недовольны местными порядками.

– У меня есть причина.

– Не так легко набрать людей на те деньги, которые получают инспекторы. Это то же самое, что платить за самую черную работу. А ведь они имеют дело с преступниками.

– И получают небольшую дополнительную компенсацию.

– Что вы имеете в виду?

– Кажется, у меня пропал бумажник.

Бастиан стал совсем угрюмым. Он прошагал в холл, сделал там кому-то внушение и вернулся обратно с моим бумажником. Я начал медленно пересчитывать деньги.

– Можете не проверять, – сказал Бастиан. – Полиция Лос-Анджелеса на хорошем счету. Я приношу извинения, если в чем-то ваши права были ущемлены.

– Не стоит. Я ведь занимаюсь самой черной работой.

– Я же извинился, – сказал он таким тоном, что стало ясно: эта тема исчерпана.

Бастиан задал мне несколько вопросов о миссис Браун и причинах моего интереса к ней. Я ответил, что прежде, чем смогу открыться, должен утром получить разрешение моего клиента. Тогда он попросил рассказать все о появлении Брауна у машины.

В моей голове перемешались все события до и после выстрела. Я выудил все, что смог: Браун был мужчиной выше среднего роста, физически очень сильный, не молодой, но и не старый. Одет в темно-серый или синий пиджак и сероватую широкополую шляпу, которая скрывала его глаза. Нижняя часть лица – тяжеловесная. Голос грубый, с легкой хрипотцой. Машина грязно-белая или рыжеватая, двухдверный «седан», возможно, «форд», марка примерно восьмилетней давности.

Лейтенант Бастиан сообщил мне два новых факта: машина имела номер штата Айдахо, судя по показаниям остальных съемщиков мотеля, а Станислав затрудняется ответить, почему он не записал номер машины. Я думаю, что лейтенант рассказал об этом в надежде развязать мне язык, но в конце концов согласился подождать до утра.

Они перенесли меня в другую комнату на том же этаже, но уже без решеток. Остальную часть ночи я провел, то засыпая, то просыпаясь. Перед глазами проходили разные лица, которые время от времени сменялись яркими видениями мотеля Дака. Его зеленое уродство высвечивалось отдельными лучами заходящего солнца, словно кто-то пристально рассматривал его, и этот кто-то был я сам.