Текст книги "Фальшивый талисман (сборник)"

Бобренок решительно запротестовал:

– С патрулем пойду я. Выпишите мне соответствующие документы. А капитан Толкунов будет подстраховывать нас.

Через четверть часа комендантский патруль начал проверку документов у постояльцев гостиницы. Бобренок уже знал, что Сахаров с Колесниченко живут на втором этаже в семнадцатом номере, но стал проверять с первого, как и полагается патрулю.

Двери каждого номера во время проверки оставались открытыми, и возле них в коридоре стоял Толкунов, готовый, если потребуют обстоятельства, немедленно вмешаться.

В шестнадцатом номере жили полковник и майор, штабист и интендант, Бобренок знал их фамилии и то, что они живут давно, поселились за неделю до высадки агентов. Быстро проверив документы, он постучал в семнадцатый номер.

– Войдите, – отозвался басок.

Бобренок нажал на ручку двери и вошел в комнату – небольшую и узкую, почти всю ее площадь занимали три кровати, тумбочки возле них и маленький столик, за которым сидел в расстегнутом кителе человек с погонами майора медицинской службы. Что-то писал, весь столик был завален бумагами, майор недовольно оторвался от них, но, увидев офицера с красной повязкой на рукаве и вооруженных солдат, смягчился и, ничего не говоря, полез во внутренний карман за документами.

Майор медицинской службы Попов тоже не вызывал подозрений: прибыл из Киева две недели назад для помощи армейским медикам. И все же Бобренок проверил его документы придирчиво и затем спросил:

– А где ваши соседи?

Майор неопределенно пожал плечами:

– Они не в моем подчинении.

– Возможно, знаете?

– Дело молодое, – улыбнулся майор, – может, зашли к кому…

– Почему так думаете?

– А они не очень-то таятся.

– Конечно, – с иронией сказал Бобренок, – и возвращаются поздно и навеселе?

Майор отрицательно покачал головой:

– Мои ребята не такие. Спиртным не злоупотребляют.

– Чтобы с женщинами – и не выпить?

– Сам удивляюсь… Молодые люди, думал, денег нет, но у Володи полсумки тридцаток… Очевидно, сила воли, а это среди современной молодежи…

Майора явно заносило, как говорят, в сторону, наверное, любил поговорить, но Бобренку надо было обойти еще много комнат – откозырял и вышел. Пошептался с Толкуновым, и капитан, закрывшись газетой, уселся в холле.

Сообщение майора-медика заинтересовало Бобренка: непьющие денежные молодые офицеры, поздно приходят по вечерам, а днем вышли из лесу, где работала вражеская рация!

Майор ходил из комнаты в комнату. Двух других старших лейтенантов и лейтенанта, проживающих в гостинице, он незаметно показал шоферу – администратор вызвал их для уточнения каких-то формальностей, – однако Гончаренко не признал в них своих пассажиров.

Оставалось ждать возвращения Сахарова и Колесниченко. Шофера посадили в угол нижнего холла. Бобренок устроился у лестницы, что вела на второй этаж, Толкунов – в мягком кресле в двух шагах от него, делая вид, что дремлет. Патруль отпустили, но на всякий случай на соседней улице стояла машина с тремя солдатами.

Агенты – а теперь Бобренок почти не сомневался, что в семнадцатом номере поселились вражеские диверсанты – должны были вернуться с минуты на минуту. Майор осуждающе смотрел на шофера, который дремал за колонной. Человек, правда, устал, полдня вертел баранку, потом даже не пообедал… И все же майор не мог превозмочь раздражение – дремлет, сукин сын, еще уснет, а тут подойдут агенты… Но когда двери открывались, шофер даже вскакивал, однако каждый раз напрасно.

Стеклянные двери снова открылись, но вошел человек в штатском, он скользнул безразличным взглядом по Бобренку и Толкунову и взял ключ у администратора. Стал подниматься по лестнице, и в этот момент двери снова открылись. Бобренок заметил, как Толкунов открыл один глаз – хвастался, что может спать только с одним закрытым глазом, конечно, сочинял, но все же обладал феноменальной способностью сразу засыпать, быстро просыпаясь. Сейчас, правда, Бобренок был уверен в этом: не спал, а только прикидывался спящим – не та обстановка, чтобы расслабиться хоть на минуту.

В гостиницу вошел какой-то полковник с чемоданом и плащом через руку, направился к администратору, и Толкунов снова закрыл глаз. Прошло несколько минут, у полковника, очевидно, была броня, он быстро оформился и отправился в свой номер. Шофер уже совсем клевал носом, когда наконец вошли они.

Двери скрипнули тише, чем обычно, первым показался старший лейтенант, чернявый, подтянутый, с сумкой через плечо, а за ним лейтенант, немного ниже ростом, но коренастый, широкоплечий, с грудью борца или штангиста, и Бобренок подумал, что справиться с ним будет не так просто.

Майор покосился на шофера. Тот смотрел на старшего лейтенанта не отрываясь, наконец взглянул на Бобренка, медленно встал и спрятался за колонну – он сделал все, как было условлено. Даже не посмотрел на Толкунова – он знал, что капитан тоже напрягся и готов в нужный момент прийти ему на помощь.

А те двое идут через вестибюль к администратору, смеются и разговаривают о чем-то: наверное, весело провели вечер и делятся впечатлениями.

Майор медленно встал и нащупал пистолет в кармане.

– Вера, наш профессор здесь? – спросил у администратора старший лейтенант.

– Может, не спит еще.

Старший лейтенант недовольно поморщился:

– Опять сердитесь?

– А вы не опаздывайте…

– Дела…

Да, у них, конечно, много дел, шпионы проклятые, но сейчас…

Бобренок сделал шаг к чернявому, который обязательно должен был пройти к лестнице мимо него, заметил, как Толкунов пристроился за лейтенантом. И когда только капитан успел так быстро сориентироваться?

– Старший лейтенант Сахаров? – спросил Бобренок, подойдя почти вплотную к чернявому.

– Да… – Тот не встревожился.

Бобренок мог поклясться, что глаза старшего лейтенанта оставались спокойными.

– Помощник коменданта города. – Бобренок показал удостоверение. – А вы лейтенант Колесниченко?

– Так точно! – вытянулся второй. – Слушаю вас, товарищ майор.

Пока что они играли безошибочно, без единой фальшивой нотки.

– Прошу пройти в эту комнату. – Майор показал на дверь рядом с администраторской.

– Зачем?

– Сейчас узнаете.

По идее агенты уже должны были что-то предпринять. Бобренок следил за каждым движением старшего лейтенанта – сейчас он потянется к кобуре, но достать пистолет не успеет: майор обезоруживал и не таких ловких – шаг вперед и удар ребром ладони, еще один удар, если понадобится. Семьдесят шансов из ста, что чернявый через три-четыре секунды будет лежать на полу, а если не поможет и это…

Но старший лейтенант послушно повернулся и направился в комнату – что ж, хочет первым войти туда, чтобы иметь секунду или полсекунды выигрыша, – надо быстро выхватить оружие из кобуры, но не знает, что у Толкунова второй пистолет в кармане – этим уравновешиваются их шансы…

Старший лейтенант с наигранным безразличием потянул на себя дверь. Сейчас…

Но чернявый спокойно вошел в комнату и сразу остановился, пропуская майора. А рядом с ним стал лейтенант.

В дверях уже выросла фигура Толкунова.

– Прошу предъявить документы, – приказал Бобренок.

Лейтенант потянулся к карману гимнастерки, но чернявый возразил:

– На каком основании, товарищ майор?

– Прошу без рассуждений.

Оба подали офицерские книжки. Бобренок стал рассматривать их. Изучал документы внимательно, но не упускал из виду ни одного движения офицеров: стояли напряженно, с покрасневшими лицами.

Офицерские книжки как настоящие, ни за что не скажешь, что поддельные, ни одной неточности. Хотя кому-кому, а Бобренку было, известно, каких успехов достиг враг в фабриковании документов.

– Командировочные! – властно протянул руку.

Подали без колебания.

Старший лейтенант Сахаров направляется для проверки складов и правил охраны боеприпасов… Лейтенант Колесниченко в его подчинении…

Спокойно спрятал документы обоих офицеров в карман.

– Прошу сдать оружие! – приказал майор.

Чернявый взорвался.

– Это своеволие! – воскликнул. – Я буду жаловаться!

Толкунов шагнул вперед, положил руку на кобуру лейтенанта.

– Разберемся, – произнес внушительно, – а ты, старшой, не шали!

Чернявый потянулся к кобуре, еще мгновение – и выхватил бы пистолет, но Бобренок перехватил его руку и сам достал оружие. Смотрел в расширенные от страха глаза старшего лейтенанта, быстро обыскал его, ища второй пистолет или гранаты, но ничего не нашел и приказал:

– Прошу следовать за мной. В комендатуру. Там разберемся.

– Я буду жаловаться! – закричал старший лейтенант. – Это вам дорого будет стоить, майор!

– Что делали в лесу под Микулинцами? – спросил Толкунов.

– Как что? – вскипел старший лейтенант. – Мы из штаба фронта и обязаны проверять здесь склады. А в Микулинцах склад, и мы полдня работали там.

Бобренок внимательно посмотрел на чернявого и вдруг понял, что тот не врет. Сейчас они сделают запрос в штаб фронта и утром получат ответ, что действительно старший лейтенант Сахаров и лейтенант Колесниченко командированы для проверки складов, потом придет начальник микулинецкого склада и подтвердит, что именно эти офицеры полдня провели у него, – и это будет концом так хорошо задуманной и проведенной операции.

Сколько таких случаев было у него и сколько раз приходилось извиняться перед задержанными.

Но лучше сто раз извиниться перед невиновными, чем упустить одного врага.

Бобренок повторил сурово:

– Прошу следовать за мной.

Глава 10

Весь день они прятались на опушке леса невдалеке от Квасова. Набрели на густые заросли шиповника, куда сам черт побоялся бы сунуть нос, вытоптали место и отлежались после страшной ночи. Мучили жажда и голод, особенно жажда. Юрко уже собрался пойти поискать какой-нибудь лесной ручеек, но Муха не разрешил.

– Сиди здесь! – приказал и в подтверждение своих слов дотронулся до шмайсера. – Видишь, лес редкий… Жить надоело?!

С сотником нельзя было не согласиться, но солнце поднималось все выше, жара становилась нестерпимой, и Юрко ради кружки холодной воды готов был рискнуть жизнью.

– Терпи, – твердил сотник. – Думаешь, мне легче? И учти, до сих пор были цветочки.

Наконец солнце село за лесом, и стало немного легче. Юрко облизывал сухим языком спекшиеся губы, но сейчас хоть не припекало сверху, и вечерний ветерок нес прохладу.

Они прошли через огороды, прямо по полегшей ботве картофеля, и уперлись в огороженный тыном двор. На дворе никого не было, слева стоял сарай, а между ним и домом виднелся колодец.

Юрко, не обращая внимания на предостерегающий знак Мухи и свирепый лай пса, рванулся к колодцу – на нем увидел ведро с водой, – окунув лицо, пил и пил, отрывался и снова глотал жадно, ощущая, как охлаждается его нутро, но не мог утолить жажду. Совсем забыл о сотнике, тот бесцеремонно оттолкнул Юрка от ведра и тоже напился.

Муха, мягко ступая, подошел к дому. Дверь была заперта, сотник заглянул в освещенное окно, но ничего не увидел за сдвинутыми занавесками и перешел к другому. В небольшую щель между занавесками заметил какое-то движение. Трудно было разобрать, кто это, мужчина или женщина, но какая-то тень метнулась между лампой и окном, и сотник постучал в стекло осторожно, коротко, прислушался и снова постучал.

В доме засуетились, внезапно погас свет, и Муха скорее почувствовал, чем увидел, что кто-то разглядывает его в щель. Наконец занавески немного раздвинулись, и мужской голос спросил:

– Кто там?

– Здесь живет Петр Семенюк?

– Да.

– Прошу открыть.

– Кто вы?

– От Сороки.

Занавески сдвинулись, и через несколько секунд щелкнула щеколда на дверях. Во двор выкатился приземистый мужчина с большим животом. Внимательно посмотрел на гостей с автоматами и, не говоря ни слова, впустил в дом.

В комнате снова засветилась керосиновая лампа. Пахло свежеиспеченным хлебом, и от этого запаха у Юрка закружилась голова, почувствовал такой приступ голода, что даже остановился в дверях, и сотник вынужден был подтолкнуть его.

Хозяин вошел последним, но, обойдя гостей, встал так, чтобы разглядеть пришельцев.

– Что ж велел передать мне Сорока?

– «Сегодня в лесу жарко», – не колеблясь выложил Муха.

– «Слава богу, погода, кажется, установилась», – засуетившись, ответил Семенюк. – Мы ждали вас еще вчера, располагайтесь, панове… Но разве вас только двое?

– Да, только двое. – Сотник положил шмайсер в углу на скамью, и Юрко пристроил свой рядом. – Окружили нас на хуторе… Может, слыхали, хутор Раковый? Окружили энкавэдэшники и положили всех, только нам с Гимназистом удалось прорваться.

Сотник опустился на тяжелый дубовый стул возле покрытого цветастой скатертью стола.

– Устали мы, – произнес сухо, – и голодные. Целый день ничего не ели.

– Еще бы, – засуетился хозяин, – конечно, устали и голодные. Сейчас все будет, сейчас вас накормим. – Он заглянул в соседнюю комнату и сказал нежно, почти заискивающе: – Тут, Зина, к нам дорогие гости, так ты уж…

Зину, пожалуй, не нужно было звать, появилась сразу, и не в простой домашней одежде, а в шелковом платье с платком на плечах – была она лет на пятнадцать моложе своего растолстевшего мужа, черная и стройная.

Сотник блеснул на нее глазами. Видно, это понравилось хозяйке, потому что поправила платок и проскользнула на кухню, оглянувшись в дверях.

– Иди сюда, Петрик, – не произнесла, а пропела оттуда, и Петрик, выпятив живот, послушно последовал за ней.

Юрко сел на клеенчатый диван, свободно протянув ноги. Домашний уют и вкусные запахи из кухни как-то сразу успокоили его, будто не было ночного боя, а потом дневного ада в зарослях шиповника. А хозяйка, сбросив платок и надев фартук, обычный домашний и не очень чистый, который почему-то тоже шел ей, уже принесла и поставила на стол блюдо с хлебом и бутылку самогона, следом за ней мельник тащил сало, свежие огурцы и помидоры. Между помидорами белели очищенные сочные луковицы.

Юрко решительно пересел с клеенчатого дивана на плетеный стул и захрустел луковицей – не мог ждать, пока нарежут сало. Но сотник оказался более стойким: налил всем в рюмки, поставленные Семенюком, обождал, пока Зина принесет из кухни тарелки с холодцом и колбасой, и только тогда, произнеся короткое «Будем», опорожнил рюмку и со смаком закусил помидором.

Когда они утолили первый голод, Семенюк, снова наполнил рюмки. Юрко отодвинул свою, мельник удивленно блеснул глазами, но настаивать не стал и наконец начал разговор:

– Я уже говорил, что мы ждали вас вчера, вернее, люди, которых забросили оттуда, им не терпится.

Сотник недовольно отодвинул рюмку, покосившись на хозяйку, и заметил:

– Это дело, извините, деликатное и…

– Бросьте, – оборвал его Семенюк, – перед Зиной незачем таиться. Зина в курсе всех наших дел, через нее будете поддерживать связь со мной.

– Ну если так… – Лицо Мухи расплылось в улыбке, снова взял рюмку и выпил одним махом. – Мы внимательно слушаем уважаемого пана.

– Я и говорю, двух человек забросили к нам, точнее, трех, но один повредил ногу и отсиживается где-то, или, быть может, взяли его… Ну, остались двое с рацией, они ждут вас, у них какое-то задание. Мне не говорят какое, – добавил немного обиженно, – но это, в конце концов, их дело, и я считаю, чем меньше мы знаем, тем лучше.

– Где они?

– В схроне.

– Да, я слыхал о схроне в квасовском лесу, – подтвердил Муха. – Там может разместиться целый взвод.

– Сейчас в схроне совсем безопасно, – радостно сказал Семенюк. – Продукты, консервы и мука есть, кроме того, подбросили им свежинки, то, что смогли, конечно… Извините, живем мы с Зиной бедновато…

– Видно… – с иронией окинул взглядом комнату и стол сотник. – Не прибедняйтесь, пан Петро, особенно передо мной.

– Зачем мне прибедняться? Деньги дали, я и купил…

– Деньги и у нас найдутся.

Хозяин сразу оживился и подмигнул жене.

– Завтра я отведу вас в схрон, – пообещал Семенюк, – а сегодня отдыхайте.

– Нет, – возразил Муха, – наотдыхались, весь день вылеживались, пойдем сейчас.

– Сейчас? – искренне удивился Семенюк. – Но ведь до схрона не меньше десяти верст и все лесом!

– Должен найти дорогу с завязанными глазами, – заметил Муха. – А нам здесь рассиживаться некогда. Весь завтрашний день в Квасове…

– У меня, прошу панства, тайник под сараем, там тепло и спокойно: скорее все село сгорит, чем вас там накроют.

Но Муха стоял на своем:

– Пойдем сегодня, не можете вы, пусть хозяйка проведет.

– Ну и упрямец вы, друг сотник. Пусть будет по-вашему. – Мельник встал на удивление легко и предложил: – Пошли, панове, а то дорога наша не такая уж близкая.

Ночь выдалась светлая и звездная, но луна еще не взошла над лесом, и они воспользовались этим, чтобы миновать огороды и скошенные луга. Пряно пахло какими-то цветами. Юрко жадно вдыхал этот запах, на сердце было тревожно, как бывает всегда, когда не знаешь, что с тобой будет через час или два.

Где-то в середине ночи Семенюк, подойдя к небольшой поляне, дал знак остановиться.

– Скоро уже, – прошептал, – тише, а то могут и подстрелить. Ждите меня здесь.

Дальше Семенюк пошел один, насвистывая какую-то песенку. По-видимому, этот мотив был условным сигналом, но никто не откликнулся на него, и мельник, дойдя до только ему известной березы, старой и толстой, с потрескавшейся корой, остановился и постучал палкой по стволу.

За березой послышался шорох, и прямо из-под земли выросла голова человека. Наверняка, неожиданно увидев ее, можно было и умереть от страха, но мельник спокойно вышел из-за ствола и произнес:

– Это я, пан Харитон, Семенюк.

Человек легко выскользнул из схрона. Был он на голову выше Семенюка, мускулистый, долговязый.

– Зачем пришел? – спросил высоким хриплым голосом. – Есть новости?

– Привел двоих.

– Почему только двоих?

– Потому что красные окружили их, и прорвались только двое. Сотник Муха с помощником.

Долговязый вздохнул и почесал затылок.

– Давай их сюда.

Семенюк свистнул. Сотник, услыхав, вышел из-за березы, на всякий случай выставив автомат, но долговязый увидел это и произнес властно:

– Брось оружие!

Муха поставил шмайсер под березой, Юрко сделал то же самое.

Долговязый побросал автоматы в схрон. Приказал:

– Полезайте!

Юрко скользнул по приставленной лестнице – думал, что попадет в грязную землянку, а тут двухэтажные нары с матрацами, керосиновая лампа, железная печка у стены. На табуретке возле нар сидел лысоватый, высоколобый, с грустными глазами человек.

– Называйте меня Михаилом, – сказал он.

Долговязый смерил Муху с ног до головы внимательным взглядом и, наверное, остался доволен, так как подал ему руку и назвался:

– Харитон.

– Муха… – Сотник ответил на рукопожатие, настороженность, предшествующая почти каждому знакомству, особенно в такой обстановке, прошла, все расселись как могли, и Харитон поставил на стол бутылку самогона.

– Последняя, – предупредил, – и только ради знакомства. Пока не выполним задание, больше ни-ни, ни капли.

Видно, Мухе этот приказ не понравился – крякнул многозначительно, но возражать не стал.

Когда опорожнили бутылку, Харитон сунул ее под нары и сразу посерьезнел. Обращаясь в основном к Мухе (Юрка по молодости лет не принимал во внимание), произнес:

– Надеюсь, пан сотник знает, что ему надлежит делать?

– В депеше указано: обеспечить вам прикрытие и оказать всестороннюю помощь. На время выполнения задания мы подчиняемся вам.

– Лучше не скажешь! – довольно усмехнулся Харитон. – Поскольку задание важное и срочное, нас инструктировал сам штурмбаннфюрер Краусс.

Юрко вздрогнул: какой штурмбаннфюрер? Что он мелет? Но ничем не выдал удивления – пребывание в бандеровском курене кое-чему научило его: служба безопасности не знает пощады, и, если хочешь выжить, умей скрывать свои чувства.

– Я не слыхал такой фамилии, – пожал плечами сотник.

– Очень большая птица! – поднял вверх указательный палец Харитон. – Из самого имперского управления безопасности.

Гестапо, сообразил Юрко, их послало гестапо, это немецкие диверсанты, а он с сотником Мухой должен помогать им!.. Но почему не возмутился Муха? Это же немцы – вроде их враги. Сам Бандера был арестован гестапо, оуновские пропагандисты кричат об этом на всех перекрестках, а выясняется…

– Наше задание не такое уж сложное, но ответственное. Нужно… – Внезапно Харитон остановился и подозрительно посмотрел на сотника и Юрка: – Но о задании потом. Главное, чтобы вы почувствовали его важность. Высшие чины рейха знают о нас, и в случае успешного выполнения задания заслуги каждого будут надлежащим образом оценены.

Рейх и высшие чины?

Юрко хотел поинтересоваться, при чем здесь чины рейха, но перехватил взгляд Харитона и промолчал. Но тот что-то прочитал в глазах Юрка и спросил:

– Тебе что-нибудь непонятно, парень?

Юрко ответил как можно увереннее:

– Я должен выполнять все приказы сотника Мухи.

– Сейчас будешь выполнять мои.

– Понятно.

– А если понятно, то ложитесь спать. Вы идете, пан Семенюк?

– Конечно, – хохотнул тот. – Мне что, это вам надо прятаться, а я местный: пошел в лес за грибами. Дайте мне только корзинку, ту, в которой Зина продукты принесла. – Взял корзинку, повесил на левую руку: сейчас он и в самом деле походил на заядлого грибника. Церемонно пожал всем, в том числе и Юрку, руки и полез из схрона. – А еще и грибов, глядишь, на обратном пути насобираю, – сказал и задвинул за собою люк.

Юрко лежал с закрытыми глазами, но не спал. Постепенно в схроне все затихло.

Харитон захрапел басовито. Наверное, заснул и Муха – когда Юрко дотронулся до его плеча, дернулся недовольно, но сдержался и спросил коротко:

– Что тебе?

Юрко придвинулся к нему и зашептал на ухо:

– Это же немецкие диверсанты, друг сотник, из гестапо они, поняли вы?

– Дурак ты еще, – положил на плечо Юрка крепкую руку сотник, слегка пожал и повернулся на бок. – А шмайсер у тебя откуда?

– В бою взяли.

– Так уж и взяли… Немецкое оружие, и оставили нам его не зря.

– Фашисты?

– А тебе не все равно? Фашисты, черт, дьявол, лишь бы не было красных. Ты что, – спросил вдруг удивленно, – впервые об этом слышишь? – Юрко не ответил, и сотник продолжал шептать: – Немцы еще сильны, а если даже их побьют, сюда придут другие. Англичане или американцы, они нам помогут, за это и бьемся, парень, поскольку жить с красными мы не согласны, понял?

Юрко вертелся, сон одолевал его, но заснуть никак не мог – думал.