Текст книги "Библейская археология"

Зарождение современной библейской археологии в Киевской духовной академии и разработка археологической проблематики в трудах библеистов дооктябрьского периода

В Киевской Духовной Академии (КДА), где ранее, как и в иных Духовных Академиях, сведения по библейской археологии черпали либо из западных авторов – Ю. Велльгаузена, В. Новака, И. Бенцингера, либо из отечественных работ по истории и искусству древнего мира (см., напр.: Лашкарев П. Религиозная монументальность // ТКДА. 1866, № 1, отд. 4. С. 44–85; № 2, отд. 4. С. 231–292), интерес к библейской археологии был разбужен как успехами отечественных археологов и востоковедов, так и разнообразными описаниями путешествий преподавателей КДА на Святую Землю (см., напр.: Ковальницкий А., прот. Из путешествия в Святую Землю // Странник. 1885, № 5. С. 87–103; № 6–7. С. 231–246; № 8. С. 496–514; № 9. С. 48–55; № 10. С. 217–234; № 11. С. 443–456; № 12. С. 634–654; 1886, № 1. С. 65–81; № 2. С. 270–287; № 3. С. 518–531; № 4. С. 718–728; № 5. С. 89–97; № 6–7. С. 338–356; № 8; № 9. С. 107–125; 1887, № 1. С. 86–97; № 2. С. 292–304; № 3. С. 455–462; № 4; № 6–7. С. 316–328; № 8. С. 558–567; № 9. С. 102–121; № 10. С. 300–312; № 12. С. 677–697; 1888, № 1. С. 98–114; № 6–7. С. 325–340; 1890, № 8. С. 523–541; № 9; № 10; № 11; 1891, № 3. С. 492–517).

Первым систематизатором накопившихся сведений стал проф. А. Олесницкий. Начало его трудам по библейской археологии, которую он по традиции называл палестиноведением, положила двухлетняя командировка на Святую Землю, где им были осмотрены и описаны древнейшие памятники библейских времен: иерусалимские пруды, цистерны, гробницы; надписи в Силоамском туннеле и на Камне Меши, клинописные таблички из Фаанаха и остатки запретительной надписи Храма Ирода; развалины крепости в Мегиддо и святилище в Газере, где, в подтверждение пророческих инвектив, находилось множество младенческих скелетов. В ходе этой поездки проф. Олесницким были сделаны многочисленные зарисовки археологических памятников Иерусалима, раскопанных к 1875 г., а также остатков городских стен и иерусалимского некрополя на Масличной горе.

Им было сделано и подробное топографическое описание Иерусалима, основывавшееся на работах Ч. Уоррена и Ф. Блисса. Кроме того, Олесницкий кратко описал практически все известные к тому времени памятники Святой Земли и ее окрестностей: гробницы патриархов в Хевроне, лабиринт Хорейтун, отождествленный немецкими археологами с пещерой Одоллам, развалины самарянского храма на горе Гаризим, гробницу царя Хирама I, тирскую лестницу и грот Астарты на Финикийском побережье. В отчете о командировке проф. Олесницким было впервые в отечественной науке сделано подробное описание всех раскопок на Святой Земле, проводившихся западными археологами, что не могло не возбудить интереса к библейской археологии.

Отчет, легший в основу докторской диссертации Олесницкого (см.: Олесницкий А. Святая Земля // ТКДА. 1875, № 2, отд. 3. С. 215–372; № 3, отд. 2. С. 481–569; № 4, Отд. 3. С. 93–192; № 6, отд. 1. С. 511–587; № 7, отд. 4. С. 107–160; № 12, отд. 2. С. 275–350; 1876, № 1, отд. 2. С. 50–111; № 5, отд. 4. С. 336–409; № 8, отд. 1. С. 249–276; № 10, отд. 2. С. 17–72; 1877, № 2, отд. 2. С. 335–379; № 3, отд. 1. С. 441–468; № 5, отд. 2. С. 262–300; № 12, отд. 1. С. 463–524; 1878, № 2, отд. 1. С. 249–298; № 4, отд. 2. С. 48–97; № 6, отд. 1. С. 427–501; N° 9, отд. 2. С. 505–589), стал прологом к многолетнему исследованию им различных археологических памятников библейских времен, хотя опять-таки большей частью через вторичное использование результатов западных исследований. Так, довольно подробное описание моавитских надписей на глиняных статуях, бюстах, урнах и каменных памятниках является добросовестным пересказом немецких первоисточников (см.: Олесницкий А. Вопрос о новейших открытиях моавитских древностей // ТКДА. 1877, № 10, отд. 1. С. 3–78). Подобный характер имели и некоторые другие работы профессора (см., напр.: ОлесницкийА. Судьбы древних памятников Святой Земли // ТКДА. 1875, № 11, отд. 7. С. 1–21; Олесницкий А. Путешествие одного египтянина в Палестину, Сирию и Финикию в XIV в. пред Р.Х. //ТКДА. 1876, № 3, отд. 2. С. 452–509). Серия монографий проф. Олесницкого, в которой он рассматривал все известные к его времени археологические памятники Сиро-Палестины, стала надежным источниковедческим фундаментом для зарождавшейся отечественной библейской археологии (см.: Олесницкий А. Мегалитические памятники Святой Земли. СПб., 1895; Олесницкий А. Ветхозаветный Храм в Иерусалиме. СПб., 1889). Венцом его работы должна была стать многотомная «Библейская археология», однако свет увидел лишь первый том, вышедший в 1920 г. в Петрограде, под редакцией ученика и сотрудника проф. Олесницкого – проф. В. Рыбинского.

Кроме всего прочего, проф. Олесницким было заложено прочное основание библейской археологии как науки в КДА – в первую очередь путем создания при КДА особого научного центра. Первоначально, по инициативе проф. Олесницкого, в 1872 г. был образован особый Церковно-археологический музей, в который были переданы различные предметы древности, скопившиеся в библиотеке КДА. Для разработки и исследования этих древностей была также создана особая комиссия из тридцати двух членов, считавшаяся служебным учреждением при музее. Священный Синод, куда были представлены уставы музея и комиссии, разрешил учредить и музей, и комиссию, причем вместо комиссии было решено учредить постоянное Церковно-археологическое общество (ЦАО), под председательством ректора КДА и под покровительством киевского митрополита.

Целью общества было заявлено издание различных исторических материалов и исследование древностей, переданных в Церковно-археологический музей. Примечательно, что по настоянию проф. Олесницкого к первоначальной формулировке целей общества: «В видах сохранения для науки церковных древностей» – было добавлено: «А также таких <древностей>, которые состоят в связи с церковными и служат к уяснению религиозного быта древних». Подобное уточнение целей общества, а также участие в его работе киевского археолога В. Завитневича, раскапывавшего курганы в южноукраинских степях, привело к тому, что одним из направлений работы общества стала библейская археология в нашем понимании этого термина.

В дальнейшем, ввиду разнонаправленности интересов общества, оно было переименовано в Церковно-историческое и археологическое общество (ЦИАО) (см.: Записка о преобразовании ЦАО при К ДА в ЦИАО при КДА // ТКДА. 1901, № 12, отд. 8. С. 9–17). Это нашло отражение и в составе экспонатов музея при КДА, где среди более чем тысячи экспонатов нашлось место для различных археологических находок, вывезенных из библейских стран, а также копий известных памятников. Так, среди прочих экспонатов выделялась копия Камня Меши в натуральную величину (см.: Петров Н. Записка о состоянии Церковно-археологического музея и общества при КДА за первое десятилетие их существования (1872–1882) // ТКДА. 1882, № 12, отд. 6. С. 421–448).

Многочисленные отчеты, рефераты и известия общества, документы, посвященные его юбилеям (см., напр.: Петров Н. Тридцатилетие ЦИАО при КДА // ТКДА. 1903, № 1, отд. 4. С. 134–151), раскрывают картину широких интересов исследователей киевской школы. В первую очередь это решение столь злободневного для конца XIX – начала XX в. вопроса, как соотнесение данных библейской истории с открытиями археологов на Ближнем Востоке (см.: Песоцкий С. Повествование ассиро-вавилонских клинообразных надписей о творении мира // ТКДА. 1901, № 10, отд. 5. С. 228–262; Песоцкий С. Начало Вавилона // ТКДА. 1902, № 9, отд. 2. С. 3–76). С. Песоцким была составлена сравнительная хронологическая таблица ветхозаветных персонажей и современных им событий в странах Междуречья. «Эпос о Гильгамеше», где упоминался всемирный потоп, приводился как красноречивое свидетельство общечеловеческой памяти об этом событии. Таким же свидетельством-доказательством С. Песоцкий считал и клинописные документы, сообщавшие о допотопных династиях. Хотя Песоцкий и ссылается часто на поздних авторов – Страбона, Геродота, Иосифа Флавия и персидских летописцев, выводы его весьма разумны и часто соответствуют современным представлениям.

Привлекались археологические данные и для освещения таких тем, как хронология священной истории (см.: Глубоковский Н. Хронология Ветхого и Нового Завета // ТКДА. 1910, № 6, отд. 4. С. 239–270; № 7–8, отд. 3. С. 375–408; 1911, № 3, отд. 5. С. 365–394; № 6, отд. 3. С. 200–228; № 7–8, отд. 3. С. 357–377), духовная жизнь иудейской диаспоры послепленного периода (см.: Иваницкий В. Иудейско-арамейские папирусы с острова Элефантины и их значение для науки Ветхого Завета. Киев, 1914), топография библейского Иерусалима (см.: Фоменко К., прот. Сион (церковно-археологический экскурс) // ТКДА. 1914, № 4, отд. 8. С. 602–613). Для разработки топографии привлекались не только сведения о топографических исследованиях Иерусалима американскими энтузиастами, но и новейшие к тому времени сообщения о раскопках доминиканцев перед Гефсиманскими воротами.

Среди ученых киевской школы библейской археологии следует безусловно отметить упомянутого выше ученика проф. А. Олесницкого – проф. В. Рыбинского, внимательно следившего за новейшими открытиями в библеистике и ведшего научно аргументированную полемику с панвавилонистами, чьи научные изыскания пришлись по душе обезверившейся элите того времени (см.: Рыбинский В. Вавилон и Библия // ТКДА. 1903, № 5, отд. 6. С. 113–144; Рыбинский В. По поводу новейших археологических раскопок в Палестине // ТКДА. 1908, № 11, отд. 8. С. 436–458). Особо следует отметить вклад проф. Рыбинского в изучение самарян – их религии и истории. В этом разделе библейской археологии наработки киевского ученого не потеряли своего значения и по сей день (см.: Рыбинский В. Из истории самарян // ТКДА. 1912, № 1, отд. 8. С. 119–162; Рыбинский В. Религия самарян //ТКДА. 1912, № 5, отд. 7. С. 150–179; № 7–8, отд. 4. С. 337–374; № 9, отд. 6. С. 124–180).

По примеру исследователей из КДА многие отечественные библеисты и просто церковные публицисты стали не только привлекать археологические данные для решения давно обозначенных вопросов библеистики, но и сами стали разрабатывать археологическую проблематику. Солидную базу для исследований создавал накопленный источниковедческий материал, в основном западного происхождения. Так, проф. С. Троицкий подробно описывал результаты работы многих западных исследователей: венского проф. А. Музиля, определившего местонахождение библейских городов и рудников; американского ученого Ф. Райта, искавшего развалины Содома и Гоморры, а потом объявившего о нахождении пещеры Лотовой; австрийского проф. Э. Зеллина, раскапывавшего Иерихон и посчитавшего найденные им развалины дворцом Ахиила (восстановившего Иерихон вопреки заклятию Иисуса Навина); французских ученых, нашедших надпись Бен-Адада III (библ. Венадада). Особо проф. Троицкий упомянул о найденном венским ученым К. Вессели египетском папирусе, проливающем свет на некоторые особенности новозаветной истории, ранее опровергавшиеся библейскими критиками: в папирусе сообщалось, что император Август, желая упорядочить поступление податей, повелел провести народную перепись не по месту жительства, а по происхождению (см.: Троицкий С. Новейшие открытия в области библейской истории // Странник. 1910, № 2. С. 240–248).

Кроме обычного накопления источниковедческого материала, работа отечественных исследователей шла по общепринятым направлениям: соотношение Библии и археологических памятников, топография библейского

Иерусалима (см., напр.: Терновский С. Топография Иерусалима библейских времен // ПрС. 1912, № 11. С. 660–693), а также малоизвестная на Западе новозаветная археология (см.: Гомеров Н. Гробница святого апостола Петра в Риме // Странник. 1905, № 6. С. 870–901; см. также: Бобринский А. Из эпохи зарождения христианства: Свидетельства нехристианских писателей первого и второго веков о Господе нашем Иисусе Христе и христианах. М., 1995).

Отдельно необходимо сказать о многочисленных работах проф. Казанской Духовной Академии П. Юнгерова, привлекавшего обильный археологический материал для объяснения повествований Священного Писания и предварившего тем самым уникальную систематизаторскую деятельность проф. А. Лопухина (см., напр.: Юнгеров П. Внебиблейские свидетельства о событиях, описываемых в Книге пророка Даниила // ПрС. 1888,№ 1. С. 12–50; Юнгеров П. Книга Есфири и внебиблейские памятники. Казань, 1891).

Удивительно то, что отечественная школа библейской археологии имела некоторые особенности, сильно отличавшие ее от различных школ европейских, но при этом сближавшие с американской школой библейской археологии.

Во-первых, главный акцент изысканий отечественных исследователей ставился на буквальном доказательстве библейских повествований, во-вторых, проводимые исследования сопровождались неподдельным интересом общественности. Последним обстоятельством обусловлено множество публикаций на археологические темы в церковной прессе конца XIX – начала XX в., что делает нашу прессу похожей на американскую церковную прессу 1930–1960-х гг. (см., напр.: [Лопухин А.] Библия и научные открытия на памятниках Древнего Египта // Странник. 1884, № 3. С. 403–420; № 4. С. 589–610; № 8. С. 645–667; № 9. С. 3–27; № 10. С. 183–197; № 11. С. 369–394;

№ 12. С. 551–578). В-третьих, сходство дополняется изданием в начале XX в. различных справочных пособий и библейских энциклопедий (см., напр.: Библейская энциклопедия / Сост. архим. Никифора. Репр. М., 1990). Еще одной чертой отечественной библейской археологии, опять-таки сближающей ее с американской библейской археологией, является участие в дискуссиях о происхождении человека – ученые европейской школы давно отдали все события, происходившие в дописьменную эпоху, на откуп светской науке. В дискуссиях этих приняли участие многие церковные деятели. Теория Ч. Дарвина, так же как первые находки «доисторических» людей и их орудий, встретила широкий отклик в кругах отечественных естествоиспытателей и историков. Конечно, наивность и вульгарный биологизм ранних специалистов по первобытному обществу нашли критиков как среди светских ученых (М. Погодин, Ф. Буслаев, В. Докучаев), так и в церковных кругах. Особые сомнения вызвал не сам метод реконструкции жизни древних людей по их орудиям, но новая хронология, раздвигавшая рамки человеческой истории до сотен тысяч лет. Церковь, относясь к первобытной археологии с известным подозрением, призвала деятелей науки внимательнее отнестись к вопросам периодизации. Однако она не отказалась от дискуссии и в лице своих ученых представителей на первых археологических съездах (1869–1874) вступила в диалог с натуралистами и археологами. Можно сказать, что в 60–70-е гг. XIX в. обозначилась молчаливая договоренность между наукой и богословием по вопросам антропогенеза, что открывало возможность сотрудничества, имевшего немало примеров. Так, двухтомный труд графа А. Уварова «Археология России. Каменный период» был напечатан в Московской Синодальной типографии в 1881 году. Когда в 1879 г. над знаменитой антропологической выставкой в Москве, организованной А. Богдановым, нависла угроза закрытия, за нее вступился митр. Макарий (Булгаков), подтвердивший, что не видит в доисторическом отделе ничего, противоречащего религии, а еп. Амвросий (Ключарев) произнес на открытии выставки вступительную речь. Однако в ряде работ церковные ученые вступали в весьма резкую полемику с натуралистами. Например, в докладе проф. догматического богословия МДА А. Беляева «Значение книги Бытие для археологии» (1887) признавалось значение отдельных находок, но отрицалась относительная археологическая периодизация и абсолютные даты, предлагаемые светскими учеными: Беляеву удалось указать на ряд действительно слабых мест в концепциях археологов, в их терминологии и тому подобном. При этом Беляев настаивал на введении специальных кафедр археологии при университетах (которых не было тогда и за границей: первая появилась только в 1893 г., в Вене) и справедливо видел в этой науке историческую, а не биологическую дисциплину. В конце XIX в. найти общее решение проблемы соотношения эволюционной теории с Библией оказалось невозможным, впрочем, проблема сохранила свою остроту и по сей день.

Систематизаторские труды А. Лопухина

Вершиной трудов отечественных «кабинетных» археологов, безусловно, являются работы проф. А. Лопухина, человека, наделенного недюжинными, в том числе административными, талантами, памятником которым является общеизвестная двенадцатитомная «Толковая Библия» (см., напр.: Толковая Библия, или Комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 12 т. / Изд. преемников А. П. Лопухина. 2-е изд. Репр. Стокгольм, 1987). Для развития же библейской археологии куда большую ценность представляли его «Библейская история Ветхого Завета» и «Библейская история Нового Завета». Будучи в общем компилятивным, этот, в своем роде фундаментальный, труд был написан с привлечением всего доступного к концу XIX в. археологического материала (см.: Лопухин А. Библейская история Ветхого Завета. Репр. М., [1990]; Лопухин А. Библейская история Нового Завета: [В 3 т.]. Репр. Сергиев Посад, 1998). Более того, автор поднялся над простым изложением фактов и теорий и попытался сформулировать осмысленное понимание причин возникновения библейской археологии как отдельной науки.

Причины эти виделись проф. Лопухину в реакции церковной науки на крайности библейского рационализма, больше доверявшего научным сведениям и, тем более, выводам собственного разума, чем Священному Писанию. Подлинным гимном библейской археологии звучат следующие слова проф. Лопухина из его предисловия к «Библейской истории»: «Нет, библейскую историю теперь уже нельзя трактовать… как это возможно было еще несколько лет назад… за Библию выступили… <…> каменные памятники с надписями, которые Промысл сохранил под мусором развалин в течение тысячелетий до нашего именно времени, чтобы чудесным открытием их сразу поразить… врагов Библии и истины».

Проф. Лопухиным были сразу отмечены три различных ареала работ археологов-библеистов: Междуречье, откуда вышел Авраам и где жили многие библейские персонажи; затем – Египет, бывший местом возрастания народа Израилева и страной, почти всю свою историю владевшей Палестиной; и, наконец, сама Святая Земля. Примечательно, что если в повествовании об открытиях в Междуречье и Египте проф. Лопухин ссылается на современные ему раскопки, а также приводит историю дешифровки письменности этих ареалов, то в главах, посвященных Палестине, он, предвосхищая методологическую революцию «новой археологии», часто привлекает этнографические данные, исходя из предпосылок, свойственных современной этноархеологии. Этнографические данные были привлечены Лопухиным и для доказательства библейских событий, относящихся к дописьменной эпохе в жизни человечества и потому фиксируемых в глубинных пластах народной памяти: в образах райского блаженства и древа познания добра и зла, единства прародителей и их грехопадения, всемирного потопа и построения Вавилонской башни, а также прамонотеизма.

Методологическая интуиция проф. Лопухина, позволявшая на основании отдельных археологических находок делать далеко идущие выводы, приводила к тому, что многие позднейшие открытия библейских археологов были как бы заявлены в рассматриваемом труде. Так, Силоамская надпись, высеченная рабочими, дала профессору основания для вывода о том, что иудеи допленного периода были народом грамотным. Следовательно, невозможно отвергать аутентичность библейских текстов допленного периода, мотивируя это тем, что в то время библейские повествования существовали лишь в виде устного предания, зафиксированного только после Вавилонского плена.

К негативным особенностям метода проф. Лопухина следует отнести взятую им из практики библейской археологии Америки, где он какое-то время жил, традицию некритического привлечения археологического материала для подтверждения библейских текстов. Так, вслед за американскими авторами, профессор считал памятники финикийских колонистов в Испании свидетельством о массах ханаанеев (хананеев), бежавших от Иисуса Навина; гробницы в ограде мечети Гарет эль-Харам в Хевроне – подлинными могилами ветхозаветных патриархов; городской колодец в Наблусе – колодцем Иакова; египетскую «Сказку о двух братьях» – пересказом истории Иосифа Прекрасного; межплеменного бога гиксосов, которого египтяне отождествляли с Сетом, – Единым Богом Израилевым; изображение на стенах Фиванского храма предводителя похода на эфиопов – портретом самого Моисея; отсутствие (в XIX в. еще не найденной) гробницы Тутмоса IV – свидетельством его гибели в водах Красного моря; древнейшее погребение с кладом каменных ножей – могилой самого Иисуса Навина.

Еще одна особенность работы Лопухина свидетельствует о безусловном американском влиянии – это манера представлять древние культуры через призму собственного цивилизационного опыта. Так, придерживаясь ранней датировки периода Исхода (ок. 1450 до Р.Х.), он не просто считает воспитательницей Моисея царицу Хатшепсут, но и описывает молодость Пророка-боговидца в терминах и представлениях XIX в.: Моисей учится в Илиопольском университете, в котором множество иностранных студентов и разные факультеты. По окончании образования Моисей стоит перед выбором карьеры либо придворного, либо чиновника, либо литератора, либо офицера. Избрав последнее, служит двадцать лет, участвуя в различных походах…

Подобно многим американским теологам конца XIX – начала XX в., соглашаясь с историчностью повествований Пятикнижия, Лопухин дает им совершенно рационалистическое объяснение: это и все казни египетские, и манна в пустыне, и переход как через Красное море, так и через Иордан.

Новозаветная археология Лопухиным излагается по работам аббата Ф. Вигуру. Во-первых, на основании библейских свидетельств, археологических памятников и сообщений античных историков, доказывается, что разговорным языком Христа был арамейский, а не греческий, как считал И. Фоссий, и уж тем более не латынь, как писал некий Верндорф. Во-вторых, свидетельствами античных авторов, а также двух эпиграфических памятников – бронзовых табличек из Лиона (античный Лугдун) и камня с надписью, найденного в 1764 г. в Тиволи (античный Тибур), аргументируется истинность евангельского сообщения о Квириниевой переписи. В-третьих, вопреки мнению Д. Штрауса о том, что Лисаний Четвертовластник умер за шестьдесят лет до событий, в контексте которых он упомянут в Новом Завете, показывается, что, кроме Писания, упоминаемого Иосифом Флавием, существовал и иной, современник цезаря Тиберия, как о том свидетельствует надпись, найденная на развалинах Авилы английским путешественником Р. Пококом. В-четвертых, историческая достоверность книги Деяния святых Апостолов, подвергавшаяся многочисленным нападкам критики XIX в., обосновывается такими фактами, как находка монеты острова Кипра, подтверждающая именование начальников острова проконсулами; а кроме того, находками надписей, свидетельствующих о наименовании начальников города Фессалоники (Салоники, Солунь) политархами (наименовании, ранее встречавшемся лишь в книге Деяния), а начальника острова Мальта – «первым на Метьте». Собран был проф. Лопухиным и иной материал, уточняющий представления людей его времени о новозаветном периоде.