Текст книги "Фальсифицированная история Клуба Капитона Варсонофьевича Дерменгольма"

Глава 4. Весна 1985: музыка и журналистика

Было бы неверным считать, что записям собственных музыкальных экспериментов Капитон и Магуист посвящали сколько-нибудь значительную часть досуга. И в начале 1985 года, и позже они возвращались к записям своего музыкального творчества лишь изредка. Хотя должное внимание популяризации, пропаганде и увековечению «авангарда» Капитон и Магуист уделяли неустанно. В частности, они множество раз сфотографировались с кларнетом и гитарой, отпечатали штук 80 фотографий и выпустили специальный журнал-проспект, посвящённый их авангардным дискам. Для радиогазеты курса было записано интервью с дуэтом Капитона – Магуиста с демонстрацией трёх отрывков авангардной музыки. Ну, а прослушать свои «сюиты» они принудили, наверно, всех своих однокурсников и не только.

Вечером устроили прослушивание сюиты «Быт человечества»… Дядя и Асфира уже дуреют от проклятого авангарда… Шамрай без чувств и восторга. Хвалит нас очень. Лукша: понравилось, но «вытянули всю душу», – писал Капитон в своём дневнике 16 апреля. Капитон составил подробные дискографии каждого «диска» с указанием длины каждой песни или опуса в минутах и секундах… Давным-давно не осталось и следа от этих старых плёнок с авангардными «сюитами» и всем прочим, но листки с отпечатанными в нескольких экземплярах дискографиями ещё до недавнего времени всплывали в архивах членов Клуба.

Гораздо большее внимание Капитон уделял тогда записям настоящего джаза, который он переписывал с пластинок на свой «Маяк». За год, прошедший со времени знакомства с Элвисом и Магнусом, Капитон дошёл и до кондиции битломана, и 12 апреля 1985 года начал длительный процесс собирания записей «Битлз». Магуист тогда битломаном ещё не являлся. Капитон познакомился с неким старшекурсником, жившим в той же общаге, и писал у него альбомы «Битлз» с плёнки на плёнку. Впоследствии одним из важнейших занятий в его жизни стало совершенствование своей коллекции за счёт улучшения качества носителей, с которых велась перезапись: плёнки, пластинки, а в будущем – компакт-диски. Большое внимание всегда уделялось и должному оформлению коллекции – на коробки с бобинами Капитон наклеивал корешки с надписями названий альбомов, коробки впоследствии стали пластмассовыми, а корешки он стал оформлять «каллиграфом», на обратную сторону каждой коробки наклеивал отпечатанную на машинке дискографию – в будущем он раздобыл машинку с латинским шрифтом, – причём с указанием длины каждой песни; для промера песен и альбомов Капитон купил за 18 рублей секундомер, также он завёл несколько конторских книг, в которые записывал дискографии своих любимых групп – сначала это были только «Битлз»11
  Через 20 лет Капитон, интересы которого распространились к тому времени на 20 – 25 роковых групп и отдельных исполнителей – совсем немного, кстати, – из которых 90% были английскими, а остальные – американскими, собрал наконец и всех «Битлз» на компакт-дисках…


[Закрыть]… Постоянная суета с поисками чистой плёнки и коробок фиксировалась в капитоновском дневнике. Денег на всё это добро, равно как и вообще на жизнь, постоянно не хватало, и 13 мая 1985 года Капитон начал сдавать кровь в Институте Пастера – за 450 миллилитров тогда давали 28 р. 60 к., кормили сытным обедом в столовой Петроградского райкома КПСС и, что также ценно, законно освобождали от занятий на 2 дня.

Не с меньшим азартом в то время Капитон взялся и за издание газеты, а Магуист и Магнус стали ему охотно помогать. Это увлечение выглядит вполне естественным, так как все трое были студентами факультета журналистики! Вовсе не утруждаясь поисками должного названия, приятели назвали свою газету просто «Новые новости» и стали наполнять её всякой всячиной. Создавал газету всегда лично Капитон. Глухой ночью, зачастую до утра, он сидел в «комнате для занятий» общежития, печатал на машинке статьи и заметки, написанные им, Магуистом и Магнусом, приклеивал их двумя или тремя колонками на лист плотной бумаги, писал через трафарет фломастерами заголовки, иногда доверяя Магуисту украшать газету своими рисунками; позже для экономии времени рисунки стали вырезать также из газет и журналов. На следующий день газету буквально рвали из рук в руки, и то из одной, то из другой комнаты общаги раздавались взрывы хохота. В газетное творчество Капитон сотоварищи вкладывал весь свой несколько своеобразный юмор. К примеру, на первой полосе, там, где партийные и советские газеты публиковали сообщения о заседаниях Политбюро, «Новые новости» как-то поместили в траурной рамке громогласно обличающую статью «Подох в помойном ведре» о хомяке одной сокурсницы, который, когда хозяева на несколько дней уехали и оставили его в комнате, очевидно, в поисках пропитания залез в помойное ведро и там помер. Некролог имел большой резонанс – владелицу покойного хомяка в итоге довели до слёз, и она с кулаками хотела броситься на редактора. Гвоздём другого номера стала статья «Козлиное рыло», повествующая о том, как заведённый на ранний утренний час будильник всё время барахлил и останавливался, в связи с чем выведенный из себя Капитон с криком: «Козлиное рыло!!!» врезал по нему кулаком, из-за чего будильник улетел в пыльный угол и замолк теперь уже навсегда, и наутро они с Магуистом опоздали на электричку и занятия. (А те из однокурсников Капитона, которые ранее подозревали, что он помешанный, после выхода статьи «Козлиное рыло» утвердились в этом мнении). «Асфире исполнилось N лет!!!» – гласила поздравительная передовица одного из номеров. Создатели газеты комментировали все события на факультете и в общаге, для чего постоянно брали интервью у своих однокурсников.

Популярность газеты росла, и в марте 1985 года староста курса коммунист Михаил Великосельский предложил Капитону издавать «Новые новости» в масштабе факультета и на 4 полосах. На комсомольском активе Капитон был избран редактором. Газете они с Магуистом дали новое, столь же «удачное», название «Всевидящее око» и стали вывешивать её на факультете. У газеты собирались толпы. Создатели газеты стали всё больше внимания уделять музыке и один из номеров полностью посвятили творчеству «Битлз» – Капитон подробно рассказал обо всех по порядку песнях альбома Let It Be. (Этот номер провисел на факультете всего полчаса и затем был снят секретарём партбюро факультета). Партийное руководство попыталось мягко наставить Капитона на путь истинный, дабы в газете публиковались в первую очередь материалы о партийной и комсомольской жизни факультета (а рядом с шапкой газеты – ласково внушали Капитону – должен красоваться маленький портрет Ленина). Услышав про маленький портрет, Капитон приуныл, плюнул, и газета выходить перестала.

Что касается учёбы, то тут Капитон с Магуистом чётко распределили преподаваемые дисциплины на нужные и нет. К ненужным, естественно, были причислены в первую очередь почти все специальные предметы. Хотя контроль за посещаемостью на факультете был тогда весьма строгим, друзья умудрялись лекции, семинары и другие мероприятия регулярно загибать, то есть прогуливать, а Магуист изобрёл даже термин «закругление». Вот выдержки из дневника Капитона:

14 марта. Первую пару, ОСЖ22
  Основы советской журналистики.


[Закрыть], загнули так классно, что долго дивились потом. Приехал Магуист с бэтлом водки. Пили вчетвером (+ Асфира)33
  Алкоголь Капитон и Магуист на первом курсе, кстати, практически не употребляли – это упоминание о бутылке водки на четверых едва ли не единственное в дневнике за тот период.


[Закрыть]

22 апреля. …медкомиссия. Мы с Магнусом сначала решили её похерить44
  Потом всё-таки поехали.


[Закрыть].

25 апреля. 2-я пара, после чего… пообедали в «Регалии»55
  Всем ленинградским столовым, пирожковым и так далее Капитон и Магуист обязательно давали имена собственного изобретения. «Регалия» находилась на 8 линии близ Среднего проспекта В. О., напротив табачной фабрики им. М. С. Урицкого, в полуподвальном помещении.


[Закрыть], и мы с Магуистом совершили закругление.

27 апреля. Сегодня – закругление.

29 апреля. Автоматический загиб 2 первых пар!!!

11 мая. Первая пара – загиб.

9 июня. Магнус и Магуист уехали на консультацию… Я спал.

Глава 5. Зебр и другие

Новоиспечённый второй курс журфака осенью отправлялся в колхоз в село Житково Выборгского района. Туда предстояло ехать и Магуисту с Магнусом (нужно сказать, что именно в Житкове они разругались едва ли не вконец66
  Виною тут была, вроде бы, некая медсестра из колхоза «Житково». Когда Магнус воодушевлённо пел ей под гитару песни «Битлз», в помещении колхозного медпункта материализовался в дупель пьяный Магуист и с треском помочился на пол, запоганив Магнусу всю малину.


[Закрыть] и в будущем стали относиться один к другому с ещё бóльшим скепсисом). Что же до Капитона, то, поскольку год назад он перенёс операцию по поводу воспаления надкостницы в НИИ уха, горла, носа и речи77
  Санкт-Петербург, ул. Бронницкая, 9. Метро: «Технологический институт».


[Закрыть], то его от колхоза освободили. Таковым студентам «со слабым здоровьем», однако, предстояло взамен отработать август в приёмной комиссии отделения заочного обучения (ОЗО) журфака, и всех их временно устроили в общагу на улице Шевченко Васильевского острова. Капитон поселился в одной комнате с Зебром, с которым был знаком и раньше. Болезность Зебра, носившего очки, заключалась в плохом зрении: Зебр даже не служил в армии. Выходец из Нижнего Новгорода, тогдашнего Горького, Зебр отличался от буйного Магуиста тем, что был весьма серьёзен, спокоен и тих, склонен к размышлениям и анализу и постоянно что-то читал, писал или рисовал, а при разговоре пристально и крайне серьёзно блестел очками на собеседника, в связи с чем представлялся парнем интеллигентным.

Ставший в будущем Священником Клуба КВД, Зебр в августе 1985 года ввёл в обиход т. н. «святые имена», прообраз будущих клубных имён. Таким образом, Капитон стал «святым отцом» Варфоломеем, а Зебр – таковым же Мефодием. Раздумчиво-аналитичный о. Мефодий, очевидно, в качестве разрядки любил иногда дурковать – по его выражению, бузотерить. (8 августа. О. Мефодий бузотерил и уронил банку с гладиолусами, – писал в своём дневнике Капитон). Жившая по соседству красивая сокурсница Ирина Гвоздева, уроженка города Узловое Тульской области, у которой «святые отцы» пили чай, охотно откликалась, когда её звали сестрой Евпраксиньей.

Здесь же Капитон и Зебр познакомились ещё с двумя будущими членами Клуба, которых Зебр пока назвал Лесной Тыквой и Биробиджанским Другом. «Святых имён» они не были удостоены, так как, по утверждению Зебра, были ещё молоды и зелены. Оба только что поступили на 1 курс. Узнав, что Капитон является битломаном, они сразу прониклись к нему огромным уважением, а Зебр за глаза называл их также битломальчиками. Откуда приехал Биробиджанский Друг, я уже не помню, но точно не из Биробиджана, а назвал его Зебр так потому, что посчитал, что он оттуда; Тыква, кстати, был земляком Капитона; тот земляков никогда особо не жаловал, тем не менее ни его, ни другого нового товарища без особой причины не шпынял, однако если Зебр только хитро улыбался, блестел очками и что-то бубнил под нос, то Капитон в эпоху Клуба иногда отвязывался на доброго и безобидного Тыкву на всю катушку.

Итак, «святые отцы» в августе приступили к работе в приёмной комиссии.

2 августа. Должны были сегодня в 8⁰⁷ выехать с Витебского вокзала и работать на прополке. Вместо этого мы… спали до 11³⁰ и не поехали даже в приёмную комиссию. Вторую часть дня, до 3, я спал тоже. Потом занимались не поймёшь чем… мы с Зебром купили продуктов и бэтл мадеры – его и выпили втроём.

Капитона в это время захватила новая идея: он решил собирать фотографии и плакаты «Битлз» и с этой целью совершенно официально повесил два объявления: у Балтийского вокзала и на Садовой. Вечерами он теперь дежурил у телефона на вахте. Результатом явилось приобретение нескольких фотографий и плакатов «Битлз», которые Капитон впоследствии в связи с отсутствием средств на плёнку и на жизнь продал, в том числе тем же битломальчикам. Более важным стало то, что Капитон познакомился с меломаном по имени Валерий, у которого был магнитофон японской марки «Акай» и коллекция фирменных пластинок. Запись одной пластинки у Валерия стоила 3 рубля; Капитон вскоре записал всех «Битлз» и начал записывать другие группы. Без преувеличения можно сказать, что коллекционирование музыки с тех пор стало смыслом его жизни.

В приёмной комиссии Капитон с Зебром, однако, работали: принимали документы у заочников, «шили дела» и даже ставили оценки за письменные работы. Поставил 11 двоек, штук 40 пятёрок, четвёрок и троек – мало, – писал Капитон 3 августа. 19 августа. Ставил печати на листы для сочинений (1200 раз поставил печать!), сгибал их и вкладывал, клеил фотокарточки и др. Однако даже в приёмную комиссию Капитон неизменно являлся с большой тетрадью в коричневом дерматиновом переплёте – Магнус дал ему тексты «Битлз», и Капитон, когда выдавалась свободная минута, переписывал их в хронологическом порядке, по альбомам.

Глава 6. «Понятие единой субстанции»: как Капитон стал Капитоном

Теперь уже неизвестно, кто подогнал Капитону пьесу Эжена Ионеско «Лысая певица». Скорее всего, Магуист, который позже дал ему и сборник произведений Даниила Хармса. Однако летом 1985 года Капитон с творчеством Хармса был ещё вовсе незнаком, и это следует особо подчеркнуть. Пьесу же Ионеско он перепечатал во многих экземплярах, и она произвела на него сильнейшее впечатление, как в своё время и лекция-концерт по авангардной музыке. Наслушавшись музыкального авангарда, Капитон попробовал его играть – и это у него сразу получилось (не будем углубляться в теорию музыки, чтобы выяснить, в какой мере). Сейчас повторилась в точности та же история! «А почему бы и мне не написать рассказ в таком духе?» – подумал он и немедленно приступил к делу: выпил пива, включил радио и сел за пишущую машинку. Так 12 августа 1985 года в тихой, нагретой солнцем комнате общежития ЛГУ на улице Шевченко был создан рассказ «Понятие единой субстанции», в котором описывается, как пожилой врач-венеролог Капитон Варсонофьевич Дерменгольм куда-то ехал, но туда не приехал, а приобщился в итоге к некой единой субстанции. Впоследствии о К. В. Дерменгольме был написан целый цикл произведений.

Нужно сказать, что главные герои в нашем повествовании с самого начала фигурируют под своими клубными именами, которые они получили много позже, лишь осенью 1985 года. (Соответствующие изменения внесены и в дневниковые цитаты). Nomina sunt odiosa, но это сделано и с целью достижения единства повествования – дабы излагаемая до сих пор предыстория Клуба КВД органично перешла в его историю.

А в то время они пользовались только именами, полученными при рождении – введение Зебром в практику т. н. «святых имён» было провозвестником учреждения имён клубных, многие из которых позже стали от их носителей неотделимы. И Капитон не сам взял себе имя своего главного литературного героя – так прозвали его позже благодарные читатели, и он с этим сжился до того, что в будущем даже полушутя-полусерьёзно поговаривал о смене паспорта.

Само это имя, равно как и имена других героев рассказа, он придумал ещё весной, когда ездил в Любытино и помогал матери сажать картошку на огороде. «Капитон Варсонофьевич Дерменгольм, врач-венеролог!..» – внезапно громко выкрикнул он, втыкая лопату в землю. «Да-да, конечно», – отвечала мать, привычная к причудам фантазии её сына. «Муригор Варфоломеевич Триммельман! Лугарий Лепитолитович Кугельман! Шискуазий Душанбилович Псёр!» – продолжал рожать имена одно за другим, энергично вскапывая грядку, Капитон.

Первыми читателями рассказа стали, конечно, отец Мефодий и сестра Евпраксинья. Евпраксинье рассказ очень понравился; правда, она спросила у автора: «А почему имена у них такие страшные?..»88
  Сестра Евпраксинья читала многие рассказы этого цикла и в будущем, когда на семинаре один из преподавателей журфака разносил более поздний образец творчества Капитона в пух и прах, единственная из всей группы выступила в защиту автора.


[Закрыть] Что касается отца Мефодия, то он едва не кончился, пока читал. Ему очень понравилось. Затем рассказ прочитали битломальчики, потом – другие обитатели общаги, поэтому когда в конце августа вернулся из Петрозаводска Магуист (с гитарой в чехле), то он, обеспокоившись тем, что прозевал некое крупное событие, о котором уже многие знают и говорят, и отстал таким образом от жизни, также выпил пива – «чтобы быть в той же кондиции, в какой ты его писал» – и тоже схватился за рассказ. «Папа, – сказал Магуист, начав чтение и ознакомившись с именами действующих лиц, – а почему они все евреи?..» Капитону ответить на это было нечего, так как данная постановка вопроса не приходила ему в голову… Естественно, отныне Магуист стал самым восторженным поклонником литературного творчества Капитона.

Часть II. Клуб в эпоху Магуиста

Глава 7. Создание Клуба de jure

Хотя впервые Клуб КВД был упомянут в дневнике Капитона 20 октября 1985 года, создание его было провозглашено, очевидно, в первых числах октября, когда напрочь разругавшийся с Магнусом Магуист вернулся из колхоза. Между тем все эти упоминания и провозглашения, конечно, не более чем некая формальность – мы видим, что фактически Клуб уже давно существовал. Хотя до принятия Устава Клуба было ещё очень далеко, программные документы, то есть свои рассказы, Капитон уже активно создавал.

В конце августа второкурсников переселили в очередное общежитие – на Новоизмайловском проспекте в 15 минутах ходьбы от станции метро Парк Победы. Комнаты тут были на три персоны, и Капитон поселился с Мишей Ельчевым и Ярославом Харкевичем. Магуист и Зебр жили с другими компаньонами, а Магнус со своей женой Магнусихой снял квартиру на улице Костюшко, что в некотором отдалении от станции метро Московская.

Миша Ельчев стал четвёртым членом Клуба после Капитона, Магуиста и Зебра, а 15 ноября в Клуб были приняты и битломальчики. (Что касается Магнуса, то он в силу своей обособленности от основного коллектива официально вошёл в клубные ряды позже).

Как ни странно, история не сохранила клубного имени Миши. Выходец из Симферополя, он сразу проникся глубоким уважением как к Капитону, так и к Магуисту, стал активным и непременным читателем, зачастую первым, всех капитоновских рассказов, с большим интересом слушал всю записываемую Капитоном музыку, а более всего был склонен в силу своего юношеского задора бузотерить, дабы путём всяческого шизования разнообразить студенческие будни. Миша был весёлым разгильдяем.

Что касается Ярека Харкевича, то он был гражданином Польской Народной Республики (белорусом по национальности – по-русски он говорил без акцента). Он был абсолютной противоположностью весёлого разгильдяя Миши и Капитона, разгильдяйство которого имело природу более сложную, однако Капитона Ярек всё-таки уважал, тогда как к Мише относился как к несмышлёному ребёнку и пытался его воспитывать и наставлять на путь истинный, в коих попытках потерпел абсолютный крах. Пан, как сразу стали звать Ярека Капитон и Миша, – Яреку это звание очень нравилось, – повышенно и педантично любил порядок. Вдобавок он был верующим – православным христианином, читал Библию, носил крестик, в изголовье койки пана висела иконка, а по воскресеньям пан ездил на богослужения в Александро-Невскую лавру. Пан вознамерился установить в комнате порядок и режим, для чего в первый же день провёл собрание с Капитоном и Мишей. В частности, он предложил, чтобы с 7 до 10 часов вечера в комнату никто, кроме их троих, не входил, дабы пан, Капитон и Миша занимались учёбой, а в 10 вечера гасили свет. Недели две эти правила действовали, а потом вернулся из колхоза Магуист.

К слову сказать, в комнате напротив жило ещё трое граждан Польши, но не белорусов, а этнических поляков, отличающихся повышенной шумливостью и буйством. Тем было всё до звезды; день-деньской вместо того, чтобы ходить на занятия, они, используя музыкальные колонки, играли на гитарах и ударной установке, орали антисоветские и просто матерные песни собственного изобретения, ходили с канистрой в ларёк за пивом, пили водку и регулярно ездили в гостиницу «Пулковская» ублажать пожилых гражданок Финляндии. Естественно, что пана Ярека они считали за круглого идиота, о чём доверительно поведал Капитону как-то один из пивно-колоночных панов.

Естественно, пан Харкевич принят в Клуб не был – хотя им интересовался и даже поначалу изъявлял желание в него вступить. Пан, однако, был удостоен семейного титула – кузен, – а потом его лишён.

Что же, в общих чертах, представлял из себя Клуб эпохи Магуиста?

Во-первых, осенью 1985 года началось его становление как некой организации. Были распределены должности, начали проводиться собрания и издаваться клубные документы, наряду со «святыми» именами возникли имена клубные, а впоследствии была введена система клубных поощрений и взысканий и изготовлены «личные дела». 17 ноября ночью я печатал «Официальный бюллетень Клуба КВД» в 6 экземплярах, – пишет Капитон в дневнике. – В 4 ночи (!) началось Собрание Клуба. Должности – Президент – я, Секретарь – Магуист, Заместители – Зебр и Миша. Легли в полшестого утра. Что представляло из себя это первое клубное Собрание, вспомнить уже невозможно. Не сохранился, к сожалению, и ни один из шести экземпляров «Бюллетеня».

Во-вторых, Капитон, лидер Клуба, как мы уже говорили, неустанно продолжал создавать свои рассказы о К. В. Дерменгольме, признанные программными документами Клуба, и активно их распространять в массах – как клубных, так и нет. Ряд членов Клуба впоследствии взяли себе клубные имена из рассказов этого цикла, равно как и из более поздних произведений Капитона. Лесной Тыкве, впрочем, присвоили имя Херуальдий Бегониевич Сренг, не спрашивая его желания. Что касается Магуиста, то с ним произошло наоборот: Капитон придумал ему имя и отчество – Магуист Пенедонтович, фамилию – Лукьяппер – Магуист изобрёл себе сам, и уже потом в творчестве Капитона появился такой литературный герой.

В-третьих, продолжалась музыкальная деятельность – дуэт Капитона и Магуиста получил имя «Гастроном» и вместо «авангарда» стал записывать альбомы песен во вполне традиционном духе.

Не следует забывать, что, кроме всего этого, Капитона по-прежнему чрезвычайно заботила своя коллекция записей, которую он неустанно пополнял, модернизировал и оформлял, – равно как дискографии и тексты песен. Ну, а занятия на факультете и вообще журналистика его интересовали всё меньше. Равно как и Магуиста – тот, наряду с музицированием и эпизодическим писанием каких-то своих опусов, вёл жизнь весьма бурную и богатую различными похождениями. И хотя они и сотрудничали в иногда издающихся в общаге и на курсе рукописных изданиях, но публиковали в них сугубо собственные литературные произведения. Преподаваемая на факультете официальная журналистика советско-партийного розлива их ни до того, ни тогда, ни после абсолютно не интересовала.

В Клубе всегда считалось хорошим тоном относиться к университету и всему, что с ним связано, как можно более наплевательски – возникло даже понятие «антифакультетская деятельность», за каковую члены Клуба удостаивались поощрений. В будущем почти все «отцы-основатели» и вовсе махнули на университет рукой, чтобы со временем его покинуть.