Текст книги "Кто есть кто в мире науки и техники"

Глава 4. Восточная Европа

Эпоха Средневековья на Руси началась со времени Крещения, на пять веков позже, чем в Западной Европе. Но это не означает, будто русские люди до тех пор пребывали в темноте и невежестве. Вот и в Западной Европе величайшие достижения искусства и философии относятся к «языческой» поре эллинизма.

Северная Новгородская Русь имела постоянные торговые связи с Западом и Востоком; южная Киевская Русь находилась в тесной связи с близлежащими странами, в частности, с Византией, а также с Ближним Востоком. Об этом свидетельствует, в частности, первое из записанных путешествие (хождение) игумена Даниила, существенно расширявшее представления русских людей о дальних странах.

Даниил

Даниил (вторая половина XI – ок. 1120) – русский религиозный деятель, путешественник, писатель. По-видимому, родился он в Черниговском княжестве и в поздние годы был поставлен епископом в южнорусском городе Юрьеве. В начале XII века он совершил путешествие в Палестину и Сирию в составе группы из восьми человек – киевлян и новгородцев. Посещение святых мест, судя по всему, помимо паломничества имело целью разведать военно-политическую обстановку там, где шли военные столкновения крестоносцев с арабами.

Записки Даниила – путевые очерки. Они отличаются четкостью изложения и описывают природную и социальную обстановку, политическую ситуацию, памятники культуры, преимущественно относящиеся к библейским сюжетам. Он добросовестно «написал обо всем, что видел своими глазами», в том числе и «Пуп земли», находящийся под куполом иерусалимской церкви Вознесения в 12-ти саженях от Голгофы. Возможно, игумен Даниил был сторонником модели Мироздания, предложенной Косьмой Индикопловом. Хотя не исключено, что он имел в виду не географический, а духовный центр обитаемого мира.

Тогда в тех краях еще оставалось немало лесов. «В зарослях водится зверей много: бесчисленное множество свиней, много и барсов тут, и даже львов». Он рассказывает об увиденном и пережитом порой с восхищением: «Здесь же протекает обильный водою поток, он красиво течет по камням в Иордан. Вода потока студена и очень вкусна. Эту воду пил Иоанн Предтеча, когда жил в пещере».

Паломников из Руси одинаково хорошо встречали и «сарацины» (мусульмане) и католики-крестоносцы. Русские люди, ходившие без оружия, умели ладить и с теми, и с другими – ценное качество, которое помогло нашим предкам объединять разные племена и народы, создавая могучую многонациональную державу.

Доверительно относясь к библейским преданиям, Даниил не демонстрирует религиозный экстаз и не фантазирует. За это он даже извиняется перед читателем (зная, какие небылицы желали бы услышать от него фанатики): «Да простите меня, братья, отцы и господа мои, не пренебрежите худоумием моим, что написал не искусно, а просто о местах святых, о Иерусалиме и о земле обетованной. Хотя и не мудро написал, но не ложно: как видел своими глазами, так и написал».

Он отдавал перевенство правде, реальности, здравому смыслу. И в этом можно усмотреть качества человека Возрождения.

Кирик Новгородец

Кирик Новгородец (XII в.) – математик, астроном, просветитель, религиозный мыслитель. Известна дата его рождения – 1110 год – по приписке к его трактату «Учение им же ведати человеку числа всех лет»: «Писал же в Великом Новгороде я, грешный монах Антонова [монастыря] Кирик дьякон, доместик церкви Святой Богородицы при греческом царе Иоанне и при князе Святославе, сыне Олега… А от рождения моего до настоящего времени 26 лет, а месяцев 321, а недель 1354, а дней 9500 без 3 дней, а часов 113 960 и столько же ночных».

Автор «играючи» производит сложные вычисления. Сочинение его – популярное изложение основ арифметики, астрономии, хронологии – подобно учебному пособию. Завершается труд намеком читателю провести те же вычисления, что и автор, но уже применительно к своему возрасту.

Для Кирика наука была подобием интеллектуальной игры. При этом постигаются математические законы, характерные для астрономических явлений. Как порой изображалось на византийских рисунках: Бог при создании мира пользовался точным инструментом, циркулем.

Кирику, судя по всему, был близок взгляд пифагорейцев на идеально выверенную конструкцию Мироздания. Он ссылается на Бога только в самом начале своего трактата (упомянув о сотворении мира 5664 года назад) и в конце, когда вычисляет дату будущей самой ранней Пасхи – через 248 лет, добавив: «Если Господь в своем милосердии до тех пор сохранит мир». Во всем остальном мир подчиняется математически точным законам, циклам движения Солнца и Луны. Кирик не упоминает о библейском чуде, когда по просьбе Иисуса Навина для того, чтобы он уничтожил всех своих врагов, Бог остановил Солнце.

Астрономическое время для Кирика циклично, равномерно, абсолютно, оно строится из нескольких четких «кругов». Существуют и необратимые процессы, в частности, накопление знаний. Календарные даты становятся системой координат, по которой отмечается ход реальных событий. «Так образуются недели, месяцы, годы, – пишет Кирик, произведя очередные расчеты, и добавляет: – Как понемногу создается город и делается больше, так и знание понемногу растет».

Он говорит не о накоплении товаров, богатств, что было бы нормально для крупного торгового центра или для обращения к купеческому богатому сословию, а сравнивает накопление знаний и рост города.

Преимущественно религиозным проблемам посвящено «Вопрошение Кириково, иже вопроси епископа Нифонта и иных». Некоторые вопросы автора (он уже стал иеромонахом, монастырским священником) были остры и «вольнодумны», вызывая порой вспышки возмущения у Нифонта. Согласно взглядам Кирика, православная церковь должна объединять народ и не отвергать даже тех, кто в некоторой мере отступает от канонов. Та к будет укрепляться единство страны.

«Кирик Новгородец, – пишет В. В. Мильков, – безусловно может быть назван крупным представителем рационализированной ветви древнерусской религиозной мысли, переживавшей в XI–XII веках недолгий период расцвета». Экономические вольности Великого Новгорода (а также Пскова) соответствовали и определенной свободе мысли.

Со временем возникало противодействие абсолютному господству православных догм и установлений. Появлялись еретические учения. Кирик был одним из тех, кто активно содействовал отделению научных знаний от религии, утверждали самостоятельное значение науки как особого способа познания законов бытия и как интеллектуального творчества, доставляющего человеку радость.

Нестор

Нестор (середина XI – начало XII вв.) – летописец, монах Киево-Печерского монастыря, основной автор «Повести временных лет». О нем почти ничего не известно. Нестор обладал обширной эрудицией и литературным мастерством.

Летописание предполагает прежде всего изложение текущих – год за годом – событий. Нестор этим не ограничился. Он уже в заглавии своего труда отмечает: «Се повести времянных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуда Русская земля стала есть». Он очерчивает территории, населенные славянскими племенами, и картина получается величественная: значительная часть Центральной и Восточной Европы.

Еще до создания «Повести» Нестор написал «Чтение» о князьях Борисе и Глебе, а также «Житие Феодосия Печерского», рассказав о первых русских святых. Первые два, злодейски убитые старшим братом, смиренно приняли смерть (непротивление злу насилием!). Оценивая исторические события, он отдавал приоритет нравственному критерию.

Нестор Летописец. Художник ВМ. Васнецов

Философия истории, по Нестору, имеет религиозную основу: людям Бог определил путь добра, но по наущению дьявола они оступаются, совершают преступления, забывают о заветах Всевышнего и несут за это заслуженную кару. «Наводит Бог, в гневе своем, иноплеменников на землю, и только в горе люди вспоминают о Боге; междоусобная же война бывает от дьявольского соблазна. Бог ведь не хочет зла людям, но блага, а дьявол радуется злому убийству и крови пролитию, разжигает ссоры и зависть, братоненавидение, клевету. Когда же впадает в грех какой-либо народ, казнит Бог его смертью, или голодом, или нашествием поганых, или засухой, или гусеницей, или иными казнями…»

Речь не идет о заранее уготованном пути к счастью. Людям дана свобода выбора – жить «по Богу» или «по дьяволу». А потому могут происходить ужасные события, может восторжествовать зло. Как преодолеть эту напасть? Укреплять государство, покорять другие народы, добывать больше материальных благ? Или, говоря на нынешний лад, идти по пути научно-технического прогресса? Нестор отвечает:

«Обратимся к добру; взыщите праведного суда, избавьте обижаемого; обратимся к покаянию, не воздавая злом за зло, клеветой за клевету, но возлюбим Господа Бога нашего, постом, и рыданием, и слезами омывая все прегрешения наши, не так, что словом только называемся христианами, а живем как язычники».

Подобные взгляды могут показаться слишком упрощенными. Мы знаем: история отражает этапы освоения человеком природных ресурсов, создания новой техники и новых технологий; появление социальных групп и классов, между которыми нередки острые противоречия; борьбу с внешними врагами. Надо бы учитывать весь комплекс факторов, определяющих исторический процесс!

Но Нестор не пытался анализировать причины и движущие силы общественного развития (опять-таки, выражаясь современным языком и не учитывая особенности средневекового мировоззрения). Для него главная цель иная. Ее изложил Д. С. Лихачев: «Показать, что русский народ не без роду и племени, что он имеет свою историю, которой вправе гордиться, – такова замечательная по своему времени цель, которую поставил себе составитель „Повести“»; она «должна была напомнить князьям о славе и величии родины, о мудрой политике их предшественников и об исконном единстве Русской земли».

Нестор стремился укоренить в сознании читателя христианские духовные ценности. Его «идеалистический» взгляд на историю оправдан. Ведь экономические, социальные, научно-технические, внешнеполитические процессы направляются и определяются не «высшими» абстрактными силами (в таком материалистическом подходе проглядывает изрядная доля мистики), не каким-то самоорганизованным прогрессом. Они проистекают из человеческих качеств, интересов, устремлений.

В «Житии Феодосия Печерского» Нестор придерживается той же позиции и в отношении конкретной человеческой личности. Он реалистично описывает юношеские страдания Феодосия, который по своей воле «вместе со смердами выходил в поле и работал там с великим смирением». Христианское отношение к святости труда не разделяла его мать, которая «говорила ему, что своим видом он и себя срамит, и семью свою». Она постоянно стремилась «отвратить Феодосия от его дела», к чему ее подстрекал «искони ненавидящий добро злой враг» (дьявол).

Преодолеть все испытания, козни нечистого и жить по совести, справедливости, добру в трудолюбии и братстве – вот к чему, по мысли Нестора, должны стремиться и каждый человек, и весь народ. Именно таков путь к Богу.

Отметим еще одну черту мировоззрения Нестора. Он придает огромное значение слову, языковому единству племен как основе их культурной общности.

Никитин Афанасий

Никитин Афанасий (XV век) – русский путешественник, писатель. Через сто лет после Марко Поло он совершил дальнее путешествие и великолепно рассказал об этом.

Афанасий снарядил из Твери в Индию судно, загрузил товаром, взятым в долг, и отправился вниз по Волге. Астраханские татары захватили и разграбили караван. Возвратиться домой он не мог, там ждала долговая тюрьма. И отправился бедняга в дальние страны. Путешествовал неспешно, без определенных целей, а вернее – из любознательности. Видно, и дома ему не сиделось оттого, что влекли неведомые земли.

Его описания иноземных государств просты, деловиты и повествуют о быте и нравах народов, растительном и животном мире. Путешественник, подобно игумену Даниилу, предпочитал собственные наблюдения и редко пересказывал местные предания и сказки. Приглядывался к незнакомым краям и людям пристально, доброжелательно, без высокомерия, но и без подобострастия. Даже обезьян очеловечивал, выставляя их как братьев наших меньших:

«Обезьяны же живут в лесу, и есть у них князь обезьянский, ходит со своей ратью. И если их кто тронет, тогда они жалуются князю своему, и они, напав на город, дворы разрушают и людей побивают. А рать у них, говорят, весьма большая, и язык у них есть свой». (Пожалуй, тут звучат отголоски индийского эпоса «Рамаяны», где одно из действующих лиц – царь обезьян.)

Обычно посетители экзотических стран не жалеют для их описания красноречия и фантазии, зачарованные новизной природы, нравов и жизненного уклада местных жителей. А Никитин воспринимал дальние страны вполне обыденно. Только родина вызывает у него восхищение, представляется ему самой чудесной страной на свете.

Он отдавал должное разным краям: «И в Грузинской земле на все большое обилие. И Турецкая земля очень обильна. В Волошской земле обильно и дешево». Но тут же, точно вспомнив самое дорогое и любимое, восклицает: «Русская земля да будет Богом хранима! Боже, сохрани ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость».

Вот ведь как: родной край привычный во всем, власть там несправедливая, благоустройство недостаточное, там ожидают неудачливого купца кредиторы, а все-таки, пройдя за три моря, не найдешь земли краше и милее, чем Русь. Умел Афанасий быстро осваивать чужеземные языки, притерпеться к непривычному климату, прилаживаться к чужим обычаям. Его принимали неплохо и даже предлагали в веру «бусурманскую» перейти. Но он «устремился умом пойти на Русь». Бед и опасностей претерпел на обратном пути немало, но достиг родины.

Памятник Афанасию Никитину в Твери

Свойственна Афанасию одна распространенная русская черта: благожелательное отношение к представителям других народов – пусть даже они черны телом, обычаи имеют странные, иную веру исповедуют. Для него все они прежде всего – люди, по сути своей такие же, как он.

…Афанасия Никитина можно считать предшественником русских землепроходцев, которые осуществили дерзновенный подвиг – начали освоение Сибири. Приглядываясь к его характеру и складу ума, начинаешь лучше понимать, почему так стремительно и основательно продвигались русские по великим таежным просторам земли сибирской. Или их более раннее деяние: распространение по всей Русской (Восточно-Европейской) низменности. Или – более позднее: создание крупнейшего в мире многонационального государства.

Максим Грек

Максим Грек (в миру Михаил Триволис) (ок. 1470–1555) – мыслитель, просветитель, публицист. Родился в Греции, в знатной семье. Завершил образование в Италии, переживавшей культурный расцвет. 10 лет обучался во Флоренции и Венеции, встречаясь с видными философами, деятелями культуры.

Во Флоренции был увлечен страстными проповедями доминиканского монаха Джироламо Савонаролы, обличавшего лицемерие и разврат, поразившие «сливки общества» и иерархов католической церкви во главе с нечестивым папой Александром VI. После того как Савонаролу в 1498 г. сожгли, Михаил ушел в монастырь Св. Марка и постригся в монахи.

Через два года он покинул Флоренцию и отправился на Афон, где принял православие, получив имя Максим. У него остался в памяти образ Джироламо и его последователей.

В 1518 г. Максим прибыл в Москву по приглашению великого князя Василия III. Он переводил Толковую Псалтирь с греческого на латинский, а с него на славянский. Его поразила огромная великокняжеская библиотека.

Через полтора года, завершив работу, он пожелал вернуться на Афон. Царь этого не позволил, отпустив только его спутников с богатыми дарами. С той поры судьба Максима Грека – не всегда счастливая – соединилась с землей и культурой Руси. (В 1988 г. Русская православная церковь причислила его к лику святых; ранее он был канонизирован старообрядцами.)

Он был искателем истины, правдолюбцем; не приспосабливался к нравам окружающих. Смело вступал в дискуссии с местными богословами, отстаивая свое понимание ряда мест Священного Писания. «Выучившись русскому языку, – писал Н. И. Костомаров, – он начал подражать своему старому идеалу, Савонароле, и разразился обилием обличений всякого рода, касающихся и духовенства, и нравов, и верований, и обычаев, и, наконец, злоупотреблений власти в Русской земле».

За обличения, а вдобавок противодействие второму браку Василия III его, осудив на церковном соборе 1525 г., заточили в Иосифо-Волоколамский монастырь, а через 5 лет перевели в Тверской Отрочь монастырь. Он продолжал просветительскую деятельность, пользуясь большим авторитетом и в религиозных, и в светских кругах.

Кем его только не считали: и греческим агентом, и апостолом западной цивилизации, и патриотом России, и светильником православия. Историк А. А. Зимин пришел к выводу: «Человек, неоднократно радикальным образом менявший свои взгляды, он сочетал в себе черты образованнейшего представителя эпохи Возрождения и беспринципного политикана».

Столь резкий отзыв вряд ли справедлив. Максим Грек политиканством не отличался (если не считать его мнения о необходимости войны Руси с турками). То, что он примкнул к нестяжателям, говорит о верности убеждениям, которые проповедовал Савонарола.

…В конце Средневековья интересы церкви, центральной власти, отдельных феодалов, горожан, крестьян переплелись так, что порой трудно понять философские и богословские тексты, в то же время нередко имевшие непосредственное отношение к текущим политическим или церковным проблемам. Система намеков, иносказаний, подтекста часто очень витиевата и требует детального знания ситуации того времени. Обычно нет и точной датировки тех или иных документов. Поэтому не следует опрометчиво «клеймить» Максима Грека.

Его наследие велико и разнообразно. Философ М. Н. Громов посвятил ему обстоятельное исследование, перечислил почти полсотни крупных философских, богословских и психологических проблем, которые он разрабатывал. Среди них учение о Троице, логика, способы познания, три части души (разумная, волевая, чувственная), человек – микрокосм, борьба добра и зла, происхождение морали, взаимодействие светской и духовной власти, суть монархии, ход мировой истории и ее моральное содержание.

В некоторых трудах он критиковал русский народ и православную церковь. Но главное у него – просвещение, философские и религиозные проблемы. В одном вопросе он занимал научно обоснованную позицию, решительно опровергая астрологию, посягающую на два тезиса христианства: всемогущество Бога и свободу воли человека.

Тогда в Европе (как во все времена смут и смятения мысли) большой переполох вызвал прогноз о скором Всемирном потопе. Максим Грек назвал подобные взгляды суеверием и советовал изучать астрономию, а не астрологию. Он старался искоренять гадания, приметы об опасных и полезных днях и часах, обычай решать судебные тяжбы с помощью драк по принципу кто сильный, тот и прав. Доказывал ложность мнения, будто при воскрешении Христа солнце восемь суток не уходило с небосвода.

Духовенство Максим подчас обвинял огульно. Подобные упреки, не различавшие ни правых, ни виноватых, косвенно оскорбляли и его сторонников нестяжателей. Обличал он и мирскую власть: «Страсть иудейского сребролюбия и лихомания… овладела судьями и начальниками». Это характеризует Максима Грека более как моралиста, чем политика.

По его определению: «Философия без умаления есть вещь весьма почитаемая и поистине Божественная… и, в целом говоря, всякую добродетель и благодать в этой жизни вводит». С философами «подобает общаться и нам постоянно, как истины и благочестия наставниками, от них собирая лучшее и то, что способствует нашему благочестию».

Такова первая на Руси попытка определить суть и задачи философии. Она, по его мнению, «целомудрие же и мудрость, и кротость восхваляет, и всякое иное доброе украшение нрава как закон полагает, и порядок в обществе наилучший устанавливает». Речь идет о культуре мышления и поведения, устремленности к высшим духовным ценностям.

На Западе, писал он, рассуждения «подгоняют к аристотелевскому учению», следуя «более внешнему логическому знанию, чем внутренней церковной и богодарованной философии». Но отдавал он должное и пользе «внешнего» знания, помогающей вырабатывать правильную речь, уменье рассуждать, повышать культуру мышления. Все это позволяет разуму проникать в сокровенное, «внутреннее», высшее, отчасти неизреченное. В современных понятиях, он говорит о философии науки («внешней»), обыденной жизни (социальной, нравственной) и религии («внутренней»). Они должны служить совершенствованию личности и общества.

Его «Беседа ума и души» перекликается с диалогом Аврелия Августина со своим разумом (в «Монологах»). Душа отмечает: ум «часто одержим омрачающей страстью, или губительной завистью, или гневом, или скорбью», и тогда «постыдно мудрствует и говорит». Ум подчеркивает, что забвение и непонимание Божественных установлений «весьма многую нечистоту страстей привносит в нас, и неисчислимым злом покрывает нас, и представляет как равных животным», которым свойственно только «наполнять беспрестанно свои утробы произрастаниями земли».

Ум способен наставлять душу, изменчивую в своих чувствах и предпочтениях, на путь истинный: «Да не прельстимся бездумно, о душа, суетным мудрствованием плотолюбцев». Максим приводил аналогию с металлическим зеркалом, покрытым ржавчиной и потому не отражающим света. «И душа, повинующаяся гнусным плотским страстям, не принимает лучей света нетленного».

В поисках истины необходимы честность, искренность, стремление именно к правде, а также труд и дерзание. Об этом писал он: «Так скорее, о душа, познаем себя и достойно своего предназначения да размышлением, не погружая себя в сон и леность, как будто в безмятежное плывем плавание. На страдания и на подвиги призвана ты Вышним».

Достижения античной философии, определявшие интерес к науке в Западной Европе, у нас долгое время замалчивались, а то и отвергались. Византийское наследие воспринималось урезанно – в государственном устройстве под византийским символом двуглавого орла, а также в религии, где православие было неразрывно связано с царской властью.

Научно-философское наследие Византии было востребовано в арабских странах, а затем и в Западной Европе. Правители России уповали на религиозное мировоззрение, считая философию и науку чреватыми ересями и вольнодумством. Народ должен быть покорным и терпеливым, надеясь за свои мучения в этом мире получить сполна награду в мире загробном.

В торговых центрах, таких как Новгород или Киев, многие люди знали грамоту и азы арифметики. Но книги они читали почти исключительно религиозные; образование им требовалось для занятий практической деятельностью, а вовсе не умственным трудом. Напрасно сетовал Даниил Заточник в начале XIII века: «Нищий мудрый – что золото в грязном сосуде, а богатый разодетый да глупый – что шелковая подушка, соломой набитая».

Появлялись на Руси вольнодумцы и еретики типа новгородского дьяка Карпа (XIV в.) или монаха Феодосия Косого (XVI в.). С ними расправлялись сурово. Философская и научная мысль находились под бдительным призором Церкви.

И все-таки наступали другие времена. Техника, в особенности военная, включая кораблестроение, развивалась быстро. Крупная держава не могла себе позволить отставание, грозившее экономическими потерями и военными поражениями. Уповать на знания только иностранцев было по меньшей мере недальновидно. Для решения задач фортификации, артиллерии, создания фрегатов и т. п. одного лишь искусства народных умельцев было недостаточно. Требовались научные познания.

Да и философскую мысль нельзя было сколь угодно долго держать в изоляции от внешних влияний. В России наступала эпоха Возрождения, тогда как в Европе она уже завершалась.