Текст книги "Сны. Феномен человеческого разума"

Путеводители в мире снов

Люди давным-давно догадались, что нередко сны помогают понять происходящее или даже заглянуть в будущее, и тогда придумали сонники, толкователи сновидений. В них объясняется, какой смысл имеет то, что приснилось. Вот некоторые примеры:

Аптека – к нездоровью. Ангел – к благополучию. Бусы – к слезам. Стоять на балконе – удачное завершение дела. Бабочка – к свиданию. Чистая вода – к счастью, мутная – к болезни, лить воду – к стыду или ошибке, умываться – к радости. Взбираться в гору – успех, спускаться – к неудаче. Еда во сне – к болезни, мясо крупных животных – к тяжелой болезни. Жемчуг – к слезам. Закат – к большим переменам. Заря – к веселью.

В середине XIX века наиболее авторитетным считался сонник Мартына Задеки. Там присутствуют такие откровения: «Бить подчиненных во сне – знак их послушания», «Брюхо большое – уважение, брюхо тощее – убыток», «Сундук пустой – нищета, полный золота – несбывшиеся ожидания». Интересно, кто-нибудь теперь видит подобные сны?

Заяц предвещает опасность. Карусель – бессмыслица. Кошка – к неприятности. Летать во сне – к успеху. Лестница, по которой поднимаешься, – успех, ступени повреждены – враги, недоброжелатели. Мост переходить – избегать опасности. Нож – к ссоре, ножницы – разлад в семье. Пятна на платье – нечистая совесть. Радуга – благая весть, ложный страх. Смеяться во сне – к слезам. Темнота предвещает трудности, неизвестность. Тонуть во сне – затруднения, тонуть в трясине – совершить серьезный промах. Фонарь – веселье, фонтан – неожиданная радость. Часы – перемены. Чудище – страх, сомнения. Школа – беспокойство. Шиповник – предупреждение об опасности. Шкаф – наследство. Щенок – подарок. Яма – предостережение об опасности.

Все это – лишь малая часть тех символических образов, которые упоминаются в сонниках. Некоторые из них противоречивы, другие вызывают сомнения и недоуменные вопросы, третьи можно как-то понять. Проще всего отнести подобные толкователи в разряд предрассудков и суеверий, сразу же потеряв к ним интерес. Хотя интересно уже одно то, что они пользуются популярностью до наших дней. Почему? А может быть, надо доверять сонникам?

Сразу же возникает вопрос: каким из них? Сонников имеется несколько, во многом они не совпадают. Сходны они в одном: не имеют никакого убедительного обоснования. В них представлены самые общие сведения по отдельным, вырванным из контекста эпизодам сновидений без учета личности того, кто видел сон, его состояния, конкретных ситуаций, о которых может идти речь.

Мы знаем, что личность – это индивидуальность. Неужели в сновидениях мы все становимся одинаковыми? Возможно, отчасти так оно и есть. Но все-таки вряд ли мы стандартны до такой степени, что смысл образов сновидений для всех людей – из разных стран и в разные эпохи – одинаков.

Надо учесть важное обстоятельство: вторая половина XX века необыкновенна во всей истории человечества из-за массового использования различных электронных средств, и прежде всего телевидения. Да и кино тоже должно было повлиять на сознание и подсознание, вид и смысл сновидений.

В сонниках перечисляются отдельные образы, увиденные во сне и врезавшиеся в память. Они могут, конечно, иметь смысл и сами по себе. Но все-таки правильней толковать их в сочетании с другими образами и сюжетами данного сновидения. Так, отдельная фраза или высказывание, вырванные из контекста, могут дать совершенно ложное представление о содержании данной статьи, отрывка.

Сновидение – это наше личное переживание, наше достояние, которым лучше всего распорядиться нам самим. Оно проявляется по-разному не только в зависимости от склада ума и характера каждого человека и событий его жизни, но и в связи с конкретными ситуациями, прошлыми и текущими переживаниями, промелькнувшими мыслями.

И все-таки не исключено, что в некоторых случаях и для конкретных людей сонник действительно может служить путеводителем в мире снов.

Например, моя бабушка, судя по всему, с детских лет поверила в провидческие возможности сновидений. Она была родом из села в Карабахе и вряд ли читала сонники; скорее всего, ее взгляды на этот предмет отражали народные традиции. Вроде бы еще с античных времен считалось, что видеть во сне сырое мясо – к беде.

Предположим, человек убежден в истинности этой приметы. Она становится символом, с помощью которого можно расшифровывать сновидение. И если этого человека тревожат смутные предчувствия, то во сне они обернутся видом сырого мяса. Вот и получится «сон в руку».

В подобных случаях сонник, в который человек верит, может стать путеводителем в мире снов. То есть символы, предложенные сонником, будут в сновидении подсказывать человеку определенные идеи. Это будет нечто подобное иероглифам, своеобразный язык, на котором сознание получает возможность «разговаривать» с подсознанием.

Но как бы то ни было, не следует безоглядно доверять сонникам, так же как своим предчувствиям. Лучше положиться на свою проницательность или на подсказку… Кого? Наше подсознание подсказывает во сне не кому-нибудь, а именно нам. Поэтому лучше всего самому обдумывать свои сновидения, делать это неспешно, стараясь понять, какие ассоциации вызывают приснившиеся образы. Прибегать к сонникам следует с осторожностью. Они могут в лучшем случае служить исходным материалом, дать первые, наиболее сомнительные варианты объяснений.

Как известно, существуют профессионалы-психоаналитики, толкующие сны, как говорится, на научной основе. В таком случае, многое зависит от того, какой научной школы данный специалист. Например, он может быть приверженцем учения Зигмунда Фрейда, который утверждал: «Сновидение – полноценное психическое явление. Оно – осуществление желаний».

Действительно, нередко сновидение осуществляет скрытые желания. Но чаще оно выражает скрытые опасения, догадки, переживания и многие другие чувства и предчувствия. Если сводить все к одному лишь осуществлению желаний, вряд ли можно осмыслить большинство сновидений. Хотя нетрудно создать у себя и других иллюзию понимания.

Из приведенных в предыдущей главе снов лишь в бредовых видениях В.И. Вернадского во время болезни проявилось осуществление желаний. Это не удивительно. В то время он предполагал оставить Россию и отправиться в эмиграцию; продумывал, как могла бы сложиться его судьба в благоприятной обстановке.

Считается, что когда человек находится на грани жизни и смерти, то память его в считанные мгновения «прокручивает» множество эпизодов прошлого. А мысли Вернадского во время смертельно опасной болезни были направлены в будущее.

Судя по всему, в подобных случаях (крайне редких) действительно происходит нечто подобное осуществлению желаний. Однако чаще всего мы переживаем во сне события прошлого и настоящего, переживаем случившееся не только с нами, но и с другими людьми, испытываем порой чудесные превращения.

В обычном состоянии сознания (ОСС) наши мысли выражаются преимущественно в словесной форме. В ИСС они воплощаются в образы, символы, эмоции. Почему? До сих пор на этот вопрос окончательного ответа нет. И хотя существует книга «Теория сновидений» (возможно, не одна), вряд ли можно утверждать, что теперь таинственный мир Морфея для научной мысли стал понятен, говоря словами пушкинского персонажа, «как простая гамма».

Мнимая реальность

Изучение сновидений – странная область знаний. Ее лишь с натяжкой можно считать наукой естественной, подобной физиологии, биохимии и т. п. В ней слишком много субъективного, порой совершенно неестественного с позиций обыденной реальности.

Тем не менее сновидения – идеальная продукция нашего мозга, находящегося в особом состоянии. Вполне возможно, что при этом наше восприятие мира и самого себя чрезвычайно обостряется. Хотя не исключено и обратное: в отдыхающем мозгу, утомленном дневными трудами, временами мелькают образы – порой бессвязно, порой упорядоченно, примерно так же, как наше тело во сне вздрагивает, переворачивается.

Впрочем, подобные движения также связаны с активностью некоторых отделов головного мозга.

Нет ничего удивительного в том, что мозг и во сне продолжает работать. Ведь наше сердце, наши органы, все клетки нашего тела и в то время, когда дремлет наше сознание, продолжают свою работу, хотя обычно менее интенсивно, чем в периоды бодрствования.

Ну а если мозг работает во сне менее интенсивно, надо ли обращать серьезное внимание на то, что он преподносит нашему сознанию? Мало ли что ему, как говорится, придет в голову? Как мы беспомощны физически во сне, то же может происходить и с мозгом…

Впрочем, существование вещих снов это опровергает. По крайней мере, иногда во сне проявляется то, что ускользает от нашего бодрствующего сознания. Поэтому серьезное отношение к сновидениям оправданно. Вряд ли случайно с древности люди считали сновидения весточками из другого мира, помогающими нам ориентироваться в мире этом.

Прежде всего упомянем то, о чем было известно со времен античности. Тогда вошли в моду не только сонники, гороскопы и прочие имитации знаний настоящего, прошлого и будущего. Были и достаточно успешные попытки понять суть сна и сновидений.

Об этом полезно вспомнить не столько из любви к истории науки, сколько для того, чтобы принять к сведению наиболее очевидные, не требующие специальных исследований преднаучные теории, отчасти не устаревшие до сих пор.

Первым был, по-видимому, один из основоположников медицины Гиппократ (460–377 до н. э.). Он считал сновидения продуктом деятельности мозга. Впрочем, он слишком давно превратился в фигуру легендарную. А для познания сновидений, да и вообще бытия, полезно помнить его афоризм:

«Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Поэтому не только сам врач должен употреблять в дело все, что необходимо, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности».

В Античности и Средневековье большое значение придавали также «внутренним обстоятельствам» – сновидениям. По мнению немецкого философа Курта Хюбнера («Истина мифа», 1996), в те времена существовало «метафизическое единство сна и реальности». Греческое слово «онейрос» (сон) происходит от словосочетания «он эйрен» (возвещать истину), хотя и не исключалось, что в некоторых случаях боги могут ввести в заблуждение сновидца.

С тех пор сохранилось выражение «видеть сон» – то есть воспринимать его точно так же, как увиденное при бодрствовании. Позже вошло в обиход иное: «видеть сновидение» – то есть нечто, подобное галлюцинации. Разница между этими двумя понятиями едва ощутима, и ею можно было бы пренебречь, если бы не одно обстоятельство.

Во втором случае сновидение представлено как мнимая реальность, искаженная фантазией, имеющая лишь косвенное отношение к объективному бытию, воспринимаемому в период бодрствования. Казалось бы, такое мнение бесспорно. Однако при очевидной мнимости сновидений они могут иметь непосредственное отношение к постижению окружающего нас мира, а не только нашей психики, выступая одним из проявлений Сверхсознания. (Об этом более подробно – в конце главы 3 и в начале следующей.)

Великий мыслитель Аристотель (460–322 до н. э.) внес свой вклад и в интересующую нас область знаний. Он считал, что мышление продолжается и во сне, а сновидения отражают состояние организма, а потому с их помощью можно заранее распознавать болезнь.

Обобщения о сути сновидений сделал римлянин Тит Лукреций Кар (последователь Эпикура) в философской поэме «О природе вещей». Правда, не всегда понятно, чем для него были духовные сущности и образы, возникающие в сознании. Он предполагал: существуют витающие всюду «призраки разных вещей».

 
И не иначе наш дух, когда сном распростерты все члены,
Бодрствует, как потому, что его в это время тревожат
Призраки те же, что ум, когда бодрствуем мы,
                                                                             возбуждают:
Ярки настолько они, что, нам кажется, въяве мы видим
Тех, чьею жизнью давно уже смерть и земля овладели.
Из-за того это все допускает природа свершаться,
Что в нашем теле тогда все чувства объяты покоем
И неспособны к тому, чтобы истиной ложь опровергнуть.
В изнеможении сна к тому же и память слабеет,
В спор не вступая с умом, что добычей могилы и смерти
Стали давно уже те, кто живыми во сне ему снятся.
 

Это чрезвычайно важное замечание. Во сне человек почти никогда не способен различать возможное от невероятного. Критические способности в это время действительно спят, отсутствуют. Происходящее в сновидении, даже самое фантастичное, представляется реальным. Возникают и беседуют с нами умершие люди, мы способны мгновенно перемещаться на любые расстояния.

Иначе говоря, сновидение для спящего человека обретает характер «другой реальности».

 
Немудрено, наконец, что двигаться призраки могут,
Мерно руками махать, да и прочие делать движенья…
Скорость, с которой идет эта смена, конечно, огромна:
Столь велика быстрота и столько есть образов всяких…
Что же еще нам сказать, когда видим во сне мы,
                                                                                   как мерно
Призраки идут вперед и гибкое двигают тело…
Или верней объяснить это тем, что в едином мгновенье,
Нам ощутимом, скажу: во мгновении, нужном для звука,
Много мгновений лежит, о которых мы разумом знаем;
И потому-то всегда, в любое мгновенье, любые
Призраки в месте любом и в наличности и наготове:
Столь велика быстрота и столько есть образов всяких.
 
 
Также бывает порой, что иным, не похожим на первый,
Образ заменится вдруг, и что женщиной раньше казалось,
Или сменяются тут друг за другом и лица и возраст.
Сон и забвенье нам помогают тому не дивиться.
 

Лукреций обратил внимание на то, что животные во сне порой начинают учащенно дышать, двигать лапами, а псы могут залаять. Так же и люди, по его мнению, во сне продолжают мысленно совершать свои привычные дела.

Философ и ученый Рене Декарт (1596–1650) отметил существенную особенность: хотя человек во сне видит то, чего нет в окружающей природе, чувства при этом он испытывает настоящие. Иллюзия реальности вызывает реальные чувства. Но если так, то и мысли, возникающие во сне, должны иметь смысл.

О существовании бессознательного восприятия и его значении одним из первых писал немецкий философ, натуралист, математик, физик, историк, языковед Готфрид Вильгельм фон Лейбниц (1646–1715). В «Новых опытах о человеческом разуме» он писал: «Есть тысячи признаков, говорящих за то, что в каждый момент в нас имеется бесконечное множество восприятий, но без сознания и рефлексии, т. е. имеются в самой душе изменения, которых мы не сознаем, так как эти впечатления или слишком слабы и многочисленны, или слишком однородны… Но в соединении с другими восприятиями они оказывают свое действие…

Действие этих малых восприятий гораздо более значительно, чем это думают. Именно они образуют те не поддающиеся определению вкусы, те образы чувственных качеств, ясных в совокупности, неотчетливых в своих частях, те впечатления, которые производят на нас окружающие нас тела и которые заключают в себе бесконечность, – ту связь, в которой находится каждое существо со всей остальной Вселенной. Можно даже сказать, что в силу этих малых восприятий настоящее чревато будущим и обременено прошедшим, что все находится во взаимном согласии».

Эти мысли, на мой взгляд, чрезвычайно важны. Если во сне наше бессознательное восприятие окружающего мира и самого себя проявляется наиболее ярко, хотя и в сложных формах, то значит, сновидение способно раскрыть для нас то, что недоступно рассудку. Об этом свидетельствуют, в частности, приведенные в первой главе вещие сны.

Нам удалось их расшифровать и, вроде бы, лишить их ореола таинственности. Однако надо помнить, что объяснение сделано с большим опозданием, с помощью некоторых дополнительных сведений. А в то время, когда происходили события, ничего подобного не было, и вещие сны по справедливости выглядели как чудо.

Вообще, сотворившая нас природа вряд ли допустила серьезную оплошность, сделав так, что человек примерно треть своей жизни проводит во сне. Для шестидесятилетнего человека таких «проспанных» лет уже целых 20! Неужели это – потерянное время? Но ведь природа ничего не делает без причины и смысла.

Вот и сон, как предполагали сначала шаманы и жрецы, затем философы и, наконец, выяснили научные исследования, – важная часть жизни. В это время мозг лишь отчасти отдыхает. Он проделывает колоссальную работу: обрабатывает информацию, накопленную за прошедший день, сопоставляет с теми или иными событиями, запечатленными в памяти, готовится к новой активной деятельности. Для этого ему приходится порой заглядывать в будущее и предусматривать то, что может вскоре произойти.

Сновидение – окно в мир иной. Это люди осознали в древнейшие времена. Но что это за мир? Где он находится? Откуда и почему возник? О чем он свидетельствует? Надо ли обращать на него внимание? А если обдумывать его, то как?

Сны по Достоевскому

Начнем со стихотворения Марины Цветаевой:

 
Стихи растут, как звезды и как розы,
Как красота – ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы —
Один ответ: – Откуда мне сие?
 
 
Мы спим – и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом – во сне – открыты
Закон звезды и формула цветка.
 

Некоторые люди в сновидениях проживают едва ли не лучшую часть своей жизни. Французский писатель Жюль Ренар сетовал: «Ах, если бы у меня был секретарь для сновидений! Какие замечательные вещи он записал бы! Днем я зажигаю свою мысль, но часто она тускла, как огонь, который не хочет разгораться. Когда же я засыпаю, она начинает пылать. Мой мозг – фабрика, работающая по ночам».

Странно, что для писателя требуется еще и секретарь, записывающий сновидения. Почему бы самому не взяться за это дело? Выходит, не так-то просто даже для отличного писателя выразить словами, фразами, приемами беллетристики свои видения и переживания во время сна.

Тем не менее в многочисленных произведениях художественной литературы снам уделена важная роль. В подобных случаях одни авторы стремятся позабавить читателя фантастическими образами и ситуациями, тогда как для других сновидения помогают передать сокровенные мысли и переживания.

Мы не станем вдаваться в тему «литературных снов». Обратим внимание на некоторые высказывания писателя-мыслителя Ф.М. Достоевского. В романе «Идиот» он отметил некоторые характерные признаки сновидений:

«Иногда снятся странные сны, невозможные и неестественные; пробуждаясь, вы припоминаете их ясно и удивляетесь странному факту: вы помните прежде всего, что разум не оставлял вас во все продолжение вашего сновидения; вспоминаете даже, что вы действовали чрезвычайно хитро и логично во все это долгое, долгое время, когда вас окружали убийцы, когда они с вами хитрили, скрывали свое намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие и они лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете, как хитро вы их наконец обманули, спрятались от них; потом вы догадались, что они наизусть знают весь ваш обман и не показывают вам только вида, что знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять, все это вы припоминаете ясно. Но почему же в то же самое время разум ваш мог помириться с такими очевидными нелепостями и невозможностями, которыми, между прочим, был сплошь наполнен ваш сон?

Один из ваших убийц в ваших глазах обратился в женщину, а из женщины в маленького, хитрого, гадкого карлика, – и вы все это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в то самое время, когда, с другой стороны, ваш разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку, логику? Почему тоже, пробудясь от сна и совершенно уже войдя в действительность, вы чувствуете почти каждый раз, а иногда с необыкновенною силой впечатления, что вы оставляете вместе со сном что-то для вас неразгаданное? Вы усмехаетесь нелепости вашего сна и чувствуете в то же время, что в сплетении этих нелепостей заключается какая-то мысль, но мысль уже действительная, нечто принадлежащее к вашей настоящей жизни, нечто существующее и всегда существовавшее в вашем сердце; вам как будто было сказано вашим сном что-то новое, пророческое, ожидаемое вами; впечатление ваше сильно, оно радостное или мучительное, но в чем оно заключается и что было сказано вам – всего этого вы не можете ни понять, ни припомнить».

Да, сновидения пробуждают или отражают в первую очередь эмоции, переживания, а их некоторые образы при всей своей фантастичности воспринимаются как данность, без удивления и критики. Возможно, их чудесные превращения (убийца – в женщину и мерзкого карлика) призваны показать внутреннюю духовную суть человека.

Некая женщина для влюбленного в нее мужчины становится подобием мучителя, убийцы, а также мерзкого карлика. Помните, как в водевиле А.П. Чехова: «Посмотришь на иное поэтическое созданье: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил!».

Вот и в моем сне, упомянутом в конце предыдущей главы, щенок играл с веселой кошечкой, и я был этим щенком, но вдруг кошечка обернулась огромной злобной свиньей, которая бросилась на щенка и сожрала его. Это, в принципе, похоже на сновидение, о котором написал Достоевский.

Федор Михайлович словно загодя прокомментировал «вещие видения» тяжелобольного В.И. Вернадского. У писателя временами случались эпилептические припадки. Но прежде чем потерять сознание, он вдруг ощущал состояние мистического перехода в иной мир, и перед ним в считанные мгновения проносились чудесные видения.

«В болезненном состоянии, – писал он, – сны отличаются часто необыкновенною выпуклостию, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев. Такие болезненные сны всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбужденный организм человека».

Эта закономерность парадоксальна. Почему сновидения больного человека наиболее ярки и реалистичны? Словно мозг начинает работать более активно, восполняя общую слабость организма. Или его работа ускоряется из-за повышенной температуры? Или болезненное состояние затрудняет работу мозга только при бодрствовании, а во сне лишь еще глубже погружает его в ИСС?

Эти вопросы приходится оставлять для исследователей, на будущее. А пока отметим характерное для Достоевского проникновение в глубины психики человека. На мой взгляд, это ему удавалось отчасти из-за болезни мозга, вызывавшей у него временами эпилептические припадки. Она была связана, возможно, не с патологией мозга, а с напряженной его работой при мощном эмоциональном подъеме.

В рассказе «Сон смешного человека» Федор Михайлович вопрошает: «Сон? Что такое сон? А наша-то жизнь не сон?» И продолжает:

«Сны, как известно, чрезвычайно странная вещь: одно представляется с ужасающей ясностью, с ювелирски-мелочною отделкой подробностей, а через другое перескакиваешь, как бы не замечая вовсе, например, через пространство и время. Сны, кажется, стремит не рассудок, а желание, не голова, а сердце, а между тем какие хитрейшие вещи проделывал иногда мой рассудок во сне! Между тем с ним происходят во сне вещи совсем непостижимые.

Мой брат, например, умер пять лет назад. Я иногда его вижу во сне: он принимает участие в моих делах, мы очень заинтересованы, а между тем я ведь вполне, во все продолжение сна, знаю и помню, что брат мой помер и схоронен. Как же я не дивлюсь тому, что он хоть и мертвый, а все-таки тут подле меня и со мной хлопочет? Почему разум мой совершенно допускает все это? Но довольно. Приступаю к сну моему. Да, мне приснился тогда этот сон, мой сон третьего ноября! Они дразнят меня теперь тем, что ведь это был только сон. Но неужели не все равно, сон это или нет, если сон этот возвестил мне Истину? Ведь если раз узнал истину и увидел ее, то ведь знаешь, что она истина и другой нет и не может быть, спите вы или живете. Ну и пусть сон, и пусть, но эту жизнь, которую вы так превозносите, я хотел погасить самоубийством, а сон мой, сон мой, – о, он возвести мне новую, великую, обновленную, сильную жизнь!»

В сновидении «смешного человека» показано грехопадение людей на другой планете. Когда они «научились лгать и полюбили ложь», «началась борьба за разъединение, за обособление, за личность, за мое и твое». Они утешались: «Но у нас есть наука. И через нее мы отыщем вновь истину, но примем ее уже сознательно. Знание выше чувства, сознание жизни – выше жизни. Наука даст нам премудрость. Премудрость откроет законы, а знание законов счастья – выше счастья». И «каждый возлюбил себя больше всех».

В завершении этой антиутопии Федор Михайлович, по-видимому, высказал свои личные переживания перед эпилептическим припадком, когда чувствовал сопричастность ко всему сущему: «Я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей… Я все-таки видел воочию, хотя и не умею пересказать, что я видел».

Да, порой во сне возникает ощущение познания каких-то сокровенных идей, но после пробуждения остается в памяти лишь само чувство, а мысль ускользает. Возможно, она пробуждается в сознании когда-нибудь позже, в иных обстоятельствах, хотя об этом остается только догадываться. Вряд ли случайно в творчестве Достоевского с видениями во сне и наяву связаны удивительные прозрения.

В романе «Братья Карамазовы» есть глава: «Черт. Кошмар Ивана Федоровича». В обыденной жизни мы называем кошмаром нечто ужасное, близкое к хаосу. У этого героя Достоевского за гранью безумия открываются глубины ума и чудятся проявления подсознания или даже сверхсознания (не смыкаются ли эти две сферы?).

Карамазовский Черт заметил: «В снах, и особенно в кошмарах, ну, там от расстройства желудка или чего-нибудь, иногда видит человек такие художественные сны, такую сложную и реальную действительность, такие события или даже целый мир событий, связанных с такою интригой, с такими неожиданными подробностями, начиная с высших ваших проявлений до последней пуговицы на манишке, что, клянусь тебе, Лев Толстой не сочинит, а между тем, видят такие сны иной раз вовсе не сочинители, совсем заурядные люди, чиновники, фельетонисты, попы… Насчет этого даже целая задача: один министр так даже мне сам признавался, что все лучшие идеи его приходят к нему, когда он спит. Ну вот так и теперь. Я хотя и твоя галлюцинация, но, как и в кошмаре, я говорю вещи оригинальные, какие тебе до сих пор в голову не приходили, так что уже вовсе не повторяю твоих мыслей, а между тем я только твой кошмар, и больше ничего».

Это не просто кошмар, а потрясающее прозрение. Созданный гением писателя образ черта – «другого Я» Ивана Карамазова – в бредовом сне высказывает мысль:

– Что станется в пространстве с топором?.. Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг земли, сам не зная зачем, в виде спутника.

Пророческое слово сказано: спутник! Искусственный спутник Земли. Вещий сон героя романа и, возможно, автора. Поразительно: искусственный спутник представлен в виде топора. Разве не такая угроза нависла ныне над планетой?!

Своему черту, «другому Я», Иван Карамазов (в сущности, сам Достоевский) доказывает, что внезапные странные мысли, давно забытые анекдоты возникают в сознании не из внешней, а внутренней духовной среды:

– Анекдот этот так характерен, что я не мог его ниоткуда взять. Я его было забыл… но он мне припомнился теперь бессознательно – мне самому, а не ты рассказал! Как тысячи вещей припоминаются, иногда бессознательно, даже когда казнить ведут… во сне припомнился. Вот ты и есть тот сон!

Беседует Иван с таинственной темной силой, которая проявляется из глубин подсознания. Недаром Иван говорит, что черт рассказал анекдот, который «припомнился теперь бессознательно». И вывод: «Ты сон и не существуешь!»

Удивительным образом писатель постиг и подсказал ученым важную мысль о проявлениях во сне или при галлюцинациях образов, возникших из подсознания. Он это сам пережил на собственном опыте, когда перед казнью, отмененной в последние минуты, неожиданно припомнил «тысячи вещей».

Впрочем, о необычайных прозрениях в периоды ИСС писал и Эдгар По: «Болезнь изощрила мои чувства, а не испортила, не притупила их… Я слышал все на небе и на земле. Я слышал многое в аду». Один из героев Достоевского (Свидригайлов) раскрывает эту тему:

«Привидения – это, так сказать, клочки и отрывки иных миров, их начало. Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешней жизнью, для полноты и для порядка. Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше, так что когда умрет совсем человек, то прямо перейдет в другой мир».

У Достоевского возникали видения при громадном напряжении души перед казнью, когда он находился в измененном состоянии сознания. В такие моменты в душе человека происходит нечто подобное катастрофическим переворотам на Земле, когда просыпаются вулканы, из глубоких недр вырываются расплавленные массы, под грохот землетрясений вздымаются горы и срываются лавины, обнажая древние горные породы…

Возможно, такое переживание пробудило у Достоевского способность проникать мыслью в души других людей. На это косвенно указывают, пожалуй, его литературно-философские «Записки из подполья». Что означает подпольный человек? Он погружен в себя, достигая глубин подсознания.

По мнению писателя, во сне обретаешь возможность «перескакивать через пространство и время, через законы бытия и рассудка», останавливаясь «лишь на точках, о которых грезит сердце». Примерно то же в разных формах позже повторяли ученые, изучавшие сновидения. Не потому, что они воспользовались идеей Достоевского. Просто эта идея близка к истине.