Текст книги "Влюбленный"

4

«Счастливые часов не наблюдают!» – сказал я себе в одно прекрасное утро (ибо умудрился проснуться трезвым и без головной боли) и, отыскав среди позабытого хлама часы – надел их! Ранее я спрятал их по двум причинам. Во-первых, я тщетно казался быть счастливым и считал себя им; во-вторых, я был суеверен и поверил тому гороскопу, который сказал мне спрятать часы на Новый год, ибо тот, у кого будет проверяться постоянно время, всегда будет спешить и опаздывать, в общем, несчастен будет со своею непунктуальностью. В-третьих, обе причины оказались чушью, и можно было спокойно часы достать, тем более, что они мне часто были нужны. Да и…

В тот день я просто спустился с небес на землю. «Хватит мечтать!» – сказал я себе. «Пора действовать!» Не сказал, не обольщаетесь, не таким самоуверенным глупцом я был, чтобы решить, что достоин девушки, в которую влюблен. Я сдался и как страус гвоздем вбил свою голову в песок. Будь реалистом! Жизнь ничтожна! Ты – мученик. Бог постоянно тебя соблазняет то наркотиками, то любовью или деньгами, и все для того, чтобы узнать, годна ли твоя шкура с мелкой душонкой для добрых дел. Она способна хоть раз отказаться от соблазна? Она достойна оказаться в Раю?

Видимо, меня надо спасать, решил Бог и нарочно подставлял палки в колеса, соблазняя меня ежедневно этой девчонкой! И спас. Мое предназначение быть одиноким отшельником, решил я, и ушел в себя, прихватив литературу. Я отчаялся! Нужно бросить эти глупые мечтания и заняться художественным словом. Литература отвлечет, ибо это то, чего я больше всего люблю, если не брать в счет Иру, фигуру Джоли и груди Семенович. Кто-то мечтает стать рок-звездой, как Элвис, кто-то бандитом, кто глупо быть как папа (не глупо, если твой папа бизнесмен), а я вот страстно хотел писать романы!

5

Верно говорят, что все, что не делается, все к лучшему. Хотя, я бы предпочел полный вариант, с прибавкой: но не обязательно к вашему.

Как ни крути, а все равно получается, что наши люди совсем не умеют общаться. Вся демография России только на сводничестве и держится. Даже в институте нас знакомят друг с другом, сводят друг с другом, как на случку собак на уроках психологии словами: «Давайте пожмем друг другу руки!», «Давайте познакомимся!» или «А теперь я вас разделю на группы, вы будете вместе работать». «Нет, нет! Не хочу! Я привык работать один!» – отпирается кто-то. «Конечно, это так, ведь компьютер-то у тебя персональный!» – говорят ему и заставляют. И они правы. Да, не встречаем мы более друг друга так часто нигде, как в Интернете. Часто выходит так, что мы и делаем покупки в одних и тех же on-lineмагазинахвместе со своими соседями, своей бабушкой или коллегой по работе. Не зажигает ничто наши сердца так, как улыбка смайликом в социальных сетях. Ничто не греет наши губы так, как поцелуйчик из них же виртуальный. К обычным мы привыкли, а тут такое новшество! И теперь, если ты первым добавил понравившуюся девушку в социальных сетях, скинул ей романтичную песню или скинул сфотографированный в цветочном магазине букет, то это да! Зачет. Ибо серенада под окном и ужин в ресторане при свечах – это более, чем банально. Это даже в сопливых бульварных романах про принцев и рыцарей больше не пишут, а что уж здесь говорить? А вот ты попробуй в соцсети взять и подобрать такую оригинальную композицию, которую твоя любимая девушка соизволит лайкнуть! Слабо? Ведь даже ревность не может разбудить в тебе такую, подозрения такие, как скинутая кем-то ей на стену другим песня! Как лишний лайк на чужое фото или какой-нибудь любезный комментарий к фотографии девушки, что сделал из жалости ты. Начинается: что этот хахаль делает у тебя в друзьях? Откуда он взялся? Ты с ней в жизни знаком?

Ранее были sms-знакомства. Теперь – социальная сеть. Раньше были кафе. Теперь – тамошний бесплатный wi-fi. Никто тебе не скажет на улице ни одного слова, если оно не относится к нецензурной лексике. Обезьяны учились говорить, чтобы через много лет мы могли объяснить друг другу, что такое беспроводная сеть и как ею пользоваться.

Как ни крути, Интернет рулит, но в жизни нас еще сводят. Сводят! Кто-то, правда, с ума, а кто-то с теми, кто нас с ума, в хорошем смысле слова, кстати, свел. И для меня этой сводящей была Тая. Она была моим коммутатором, проводником в душу Иры. А ей в свою очередь открыл путь к ней открыл бывший (и слава Богу) парень Ирины. Но не хочу о нем ничего говорить. За прошлое нельзя держаться, оно должно им и оставаться.

На какое-то незначительное время я с удовольствием погрузился в одиночество. На какое-то время я действительно серьезно взялся за литературу и свою жизнь в ней. Я хотел для искусства что-то значить, хотел, может быть, даже получить Нобелевку для нашей страны, ибо было обидно, что мы уже давно ни черта не делаем в этой науке о душе, а звание самой читающей страны носить продолжаем. И гордимся этим! И нам не стыдно надувать мировое интеллигентное сообщество! Когда-то в 18-ом и Серебряном веках за нас постарались, и мы теперь продолжаем кичиться и сидеть на их шее, гордо называя себя будущим литературы, искусствоведами, вольными художниками, студентами престижных вузов и прочими громкими, но по сути пустыми, именами. Но я не думаю, что им наше безделье бы понравилось. Единственное, что мы еще делаем, это не позорим бессмысленными опусами черепа наших предшественников. Мы не создаем бреда, не разводим лишней макулатуры. Тут мы молодцы. Мы просто ничего не делаем. Пушкин уже давно в гробу, как волчок вертится, а остальные плачут на небе от стыда за беспутное поколение. Они же видят, что мы сочиняем в стол, и как гордимся этим, называя это вот – литературой!? Как читаем друг другу своё и хвастаемся?

Или, думаете, не плачут? А отчего дожди так часто в Питере идут, спрашивается?

Так вот, я упивался вдохновением, оно было ко мне ласково. Я ладил со своею душой, не терзал ее мыслями о безответной любви. Гармония! Писал стихи. Строчка за строчкой они у меня ладно складывались. За месяц, вдохновившись asПушкин ножками, но лишь одной Ирины (не той Ирины, а другой – дешевой проститутки) я настрочил сборник и решил поделиться им с народом. У Таи, единственной из моих знакомых, был компьютер и был принтер и сканер, поэтому я обратился к ней. Не то, чтобы остальные были бедны или отстали от моды, просто у остальных были планшеты или i-phones. Я обратился к ней, и она мне помогла (все к ней обращались в случае чего). Тая распечатала мне мои стихи, которые я уже договорился читать в местном клубе, поделив их на лесенки, убрав рифму и ритм и добавив оскорбительных слов, чтобы было моднее, чтобы был верлибр, и Тая сказала:

– Ты пишешь стихи?

– Да. Выступать вот скоро буду. Ты хочешь придти?

– А книжку подаришь?

Я улыбнулся:

– Мне будет очень приятно, – ответил смущенно.

– Прославишься, я ее хорошо продам.

Помолчали. Тая добавила:

– Если тебе интересно, могу с девочкой познакомить. Она тоже на литературе повернута.

– Она пишет стихи?

Тая уверенно кивает.

– Поэзию, – говорит она, – Она так ее называет.

– И какие? То есть… Какую?

– Нормальную, – точно с тем же жестом.

– Да? А как ее зовут?

Она назвала. Сначала я не понял, что это та самая девочка, в которую я влюблен, которая мне нужна… Но потом понял.

Все вернулось на круги своя. Я вновь влюбился в ту, что уже любил. Я задумался опять о нас с нею.

Подойти мне к ней или не подойти? Ведь Тая о нас уже говорила. Мне нечего бояться. Но вдруг я покажу себя с нелепой стороны? О чем я буду с незнакомой девушкой говорить?

Мою душу терзали подобные мысли, основываясь на повторениях. Вопросы чередовались друг с другом, не дожидаясь внятных ответов. От них лишь росли сомнения – стоит ли подходить?

– Добавь ее в социальных сетях, если хочешь, – вспомнил я еще один из вариантов.

И ведь Тая давала мне ссылку! Ссылку на ее страницу в социальных сетях. Я кликнул на кнопку «Добавить в друзья», подтвердил «Действительно ли вы хотите добавить Ирину в друзья», она была on-line, и я с замиранием сердца стал ждать, что будет.

6

Я грезил о сомнительной славе. Слава? Но разве стоит она стольких страданий, разве стоит отречений от всех и вся? Её может быть, а может и не быть. А любовь доступна каждому. Она правит миром, эта любовь. Есть какие-то там инстинкты. Есть наши потребности. Но есть то, что выше них – любовь! И нет в мире более ничего, что могло бы быть важнее ее, выше ее и приятнее.

И о! Я вновь нежно влюбился в Ирину. И мы с ней общались посредством электронной почты, социальных сетей и даже иногда записок. Мы звонили друг другу на телефоны, кидали нежные длинные, короткие страстные sms или бомжа, когда денег не было, но мы друг по другу скучали. Это было мило. Мы давали друг другу понять, что мы на связи, что мы думаем сейчас друг о друге! Пьешь вино, смотришь с балкона своего этажа на звезды, думаешь о вечности, а к тебе приходит бомж, бомж в ответ на твоего, отправленного в путь несколько минут назад. То, возможно, были самые счастливые времена, то лучший Интернет-роман, время полнейшего взаимопонимания между нами.

Ни я, ни Ирина не могли жить не без Интернета. Но не без этой иллюзии близости мы не могли жить. Мы точно не могли жить друг без друга! Мы были целыми днями on-line, ибо просто прилипли друг к другу, к фразам, которые набирали на чувствительной клавиатуре дрожащими пальцами. Спасибо Биллу Гейцу за это!!!

Я знал, что в Интернете меня всегда ждут. Я всегда мог туда вернуться и обнаружить ее. Она знала, что я всегда вернусь, и ждала меня у монитора, как ранее, наверное, ждали наши мамы наших отцов у еще деревянных окон, со стареющей, местами и опадающей краской. И с этих окон, плохо заклеенных бумагой, дуло, ибо была еще зима или холодная осень. И любовь грела!

Мы перекидывались сообщениями ночи напролет. Это было наше уединение в сети. Нам там никто не мешал, никакие ни родители, ни друзья и учителя.

Ира бросала учебу ради того, чтобы выйти в сеть и сказать мне «привет». Я ставил будильник и просыпался поздней ночью ради того, чтобы пожелать Ире сладких снов. Я был жаворонок, она – сова. Я ее уговаривал заниматься, ведь я-то уже отучился, и я не могу мешать ей получать диплом, но ей было все равно.

Мы переписывались. Как Тая и говорила, Ирина тоже была завернута на литературе. Она писала стихи. Причем, стихи замечательные, не те, что обсуждают и хвалят на семинарах в Литинституте, а совершенно другие, совершенно божественные новые стихи. Я был ее читателем, и однажды она мне написала вот это, хотя, впрочем, она часто мне писала стихами…

Представьте:

Его не существует!

У всех девчонках

Он

Живет в голове…

Но однажды

Я с ним столкнулась…

Лоб в лоб.

Как автомобили в аварии…

И стали орать друг на друга!

И до хрипа…

Потом посмотрели в глаза

Друг другу…

И поняли,

Что полюбили

Друг друга.

– Очень красиво. Как всегда, превосходно, – ответил ей я.

Я почувствовал, как на той стороне экрана кто-то, покраснев, мне робко отвечает (впрочем, как отвечает можно было видеть. Внизу от этом упоминалось). Она мне написала:

– В общем… Этот стих я посвятила тебе…

Теперь она, наверное, прибывала в том девственном милом состоянии, в котором она пришла в институт, которое я хранил и трепетно любил. Она молчала, может, что-то еще собираясь написать и краснея, не решаясь, как полагается приличным девушкам даже в наше время, даже в общении с противоположным полом через беспроводную сеть. А я перечитывал ее стихи, пытался найти в этих строках тайный смысл. Мне много чего посвящали, но ведь это же посвятила она! Мне много приходилось видеть ее лирики, но ведь это же ее лирика про меня! И я тоже был смущен. Я не знал, что ответить и, как назло, именно здесь не находил никакого смысла в стихотворении. Не находил слов даже польстить, ибо всегда говорил ей правду и привык. Я растворился в нежности к ней, в ее маленьком произведении обо мне. Мне посвятили стихи! Но ведь… разве это возможно?!

Первой неловкое молчание прервала Ирина. Она сообщила, что ей нужно идти, и я согласился и отпустил. Умница! Она знала, что мне нужно подумать, сообразить, остаться с ее стихотворением наедине. И как только значок, повествующий о присутствии Ирины в сети погас, я тут же осмелился и все сказал себе вслух (до этого не решался):

– Стихотворение о любви?

В ту же секунду on-line появился мой однокурсник, собутыльник и просто хороший человек – Лукъяныч. Я ему отправил этот стих. Он прекрасно разбирался в тонкой женской душе, в подходах к ней и уже за первые погода обучения соблазнил и переспал с половиной нашего курса. Я ему доверял.

Когда Лукъяныч прочитал стих, он ответил мне, что оно тут же протрезвел, и что автор стихотворения – моя Ирина – Гомер в юбке. Это от того, что стихотворение было большим. Я спросил, о чем оно.

– О любви! Это же девчонка! – написал Лукъяныч.

– Ко мне? – удивился я, – И что же мне теперь делать?

– Женись! – пришел ответ.

Я удивился, но потом Лукъяныч настоял:

– Женись, дурак! Счастье упустишь!

7

Если бы я был действительно талантлив, и у меня хватило воображения обозвать как-нибудь каждую главу истории, которую я сам себе рассказываю, то эту главу я бы назвал «Ромашки».

Каждая наша встреча была для меня маленьким свиданием, и я ждал ее от этого также как, свидания, и готовил иногда речь к ней, но, к сожалению, все не бывает так, как мы запланировали. Каждая наша встреча с Ирой, будь то случайная (для нее) в институте, в Интернете или в парке, когда она выгуливала своего пса Умку и позволяла мне ее с ним сопровождать, была моей тайной попыткой угадать ее истинные чувства ко мне, убедиться в так предполагаемой взаимности и более ничем она для меня не была. На прямую я спросить не мог. Я ходил на эти маленькие встречи с моей принцессой настроенный победить, выйти на новый уровень, как в какой-нибудь компьютерной игре. Как для десятилетнего подростка пройти стратегию и достичь какого-либо уровня, так же для меня было важно добиться доверия Ирины и узнать точнее: любит, не любит?

Иногда мне казалось, что моя попытка удачна. Иногда мне казалось, что я провалился и теперь ничтожен в ее глазах.

– Любит, не любит, любит, не любит, – гадают дети и у них каждый раз выходит совершенно по-разному. Цветок издевается над юной душой! Над милым наивным ребенком, который дрожит над ним, дыша неровным дыханием в поисках ответа на свои вопросы созревающего тела. Так же во мне эти свидания с нею закладывали душераздирающие то сомнение, то уверенность.

– Любит она меня! Совершенно ясно любит! – говорил я себе иногда, возвращаясь с прогулки вприпрыжку. И…

– О, нет! Я ей совершенно безразличен! Каким я был глупцом, что предполагал, будто она меня может полюбить!

Особенно я ревновал, когда она с кем-то мило говорила по телефону. С одноклассником? Мало ли! К нему тем более стоит ревновать, он видел ее чаще, небось и сейчас отношения поддерживают!

Я не хотел делиться и секундой времени, проведенного с моей Ириной! Мне чудилось в этом предательство с ее стороны. Мне самому ее мало! Я с ней навеки, но мне этого мало! Она выбрала меня из тысячи мужчин, но мне и этого мало! Мало! Мало!! Мало!!!

К тому же я с ней еще только общался. Мы друзья. Это так просто. Но в то же время так очаровательно! Мы с ней шагнули из Интернета в реальность, и в реальности ничего не изменилось, если… Если только не поубавилось чуть-чуть романтичности, чуть-чуть тайны. И какой конфуз! Ира в реальности давала больше, но мне ее стало меньше. Что-то во мне шло не так. Мне не хватало ее сильнее. Образ реальный и образ виртуальный не совпадали. Но отчего?!

Чем больше мужчине позволяешь, тем еще больше он требует.

Два друга дружат. Один из них влюблен. И вскоре он больше не может держать своих нежных чувств в себе. Он отчего-то на что-то надеется. На что-то хорошее. На то, что белая полоса бесконечна? На то, что все будет так, как надо тебе, и дальше? Тщетно! Когда один из друзей влюблен, то дружба заканчивается. И как вам повезло, если второй из вас вскоре ответит взаимностью. «Дружили, потом перестали». Вскоре я все развалил. Потерял подругу, решив открыть ей свои тайные чувства. Я думал, любовь – прекраснее дружбы. И лучшие на свете друзья – это двое воркующих влюбленных. Я хотел перейти на этот уровень отношений, лишь не учел, что любовь – это, прежде всего, тяжелый обоюдный труд. Любовь – это тебе не два пальца об асфальт! Любовь – когда взаимно. Одно сердце, как бы огромно оно не было, не уместит в достатке в себе нежных чувств для двоих. Но и что может быть крепче в XXI веке брака, вышедшего из любви двух лучших друзей? Вдруг?

8

Все в клубе плясали! Все дрыгали в такт музыке своими потливыми увесистыми телами, и ты чувствовал это, чувствовал, как сотрясается здание от безумного топота кроссовок, туфель, кед, каблуков на широкой платформе.

Всем было весело, все пили спиртные напитки, становились от этого развязнее и целовались. Все, кроме тебя. Ты, бывший завсегдатай дискотек, сынок богатого папочки, будущий клевый учитель английского языка Роберто перестал в этом участвовать. Ты встал, облокотившись о дверной косяк, склонил голову и грустил. Грустил о ней. Ты был спокоен и даже рад внутри, что твой взгляд не видит её, ту, ради которой ты сюда теперь ходишь, просто посмотреть на неё и помечтать.

Ведь ты весь трепещешь, как сердце пташки, пойманной в клетку, как мышка, пойманная твоею кошкой, потеешь в сто раз интенсивнее, чем те люди на танцполе, когда видишь её – свою кралю, свою прелестницу (это выражение я украл у французского зануды Пруста), свою принцессу.

И ты ее искал, стоял и искал, и, не находя, уже полчаса думал различные о ней штуки. Сначала приличные, потом пошлые. Еще ты уже жалел тех денег, тебе, сорящему деньгами направо и налево, показалось обдираловкой – брать за вход такую сумму рублей, а взамен ничего не получить. Ничего, это значит, не увидеть её.

«Наверное, она подойдет позже», – рассчитывал ты, – «Она всегда приходит позже. Подумала, наверное, что здесь делать, пока никого толком нет. Или ждет пока за ней зайдет подруга» И ты искал в толпе танцующих её подругу с желанием не найти её, но вот, три-четыре чужих тела, и вот – её визжащая от получаемого кайфа подруга, пришла, зажигает с какими-то не здешними перцами. Но где же она? И ты сверлишь своим пристальным взглядом все человеческие объекты, находящиеся вокруг этой самой «лучшей» подруги, пытаясь среди них найти Ирину. Но как же?! Она должна быть с ней! Твой пульс учащается в ожидании, в предвкушении того, что вот-вот, сейчас ты обнаружишь её взглядом. Но не находя ты не думаешь ничего плохого. Наверное, она решила пойти без неё. Чуть позже, с сестрой, которая в это время приезжает в гости. Или они поссорились, и она пошла одна? Она еще не здесь, но она уже вышла, направляется прямо сюда медленным, но верным шагом. Ты не помнишь, чтобы она пропускала клуб по субботам и отчаянно ждешь. Все также стоишь, грустишь в углу с принесенной розовой розой в правой руке и не на что не надеешься.

Потом ты решаешься выйти. В голову лезут уже более страшные и обидные мысли. «Скорее всего, ты просто кретин!» – говоришь ты себе. Никакая она не особенная девушка, чего ты в ней нашел? Она развлекается, как и все остальные! Она же тоже человек, она не принадлежит тебе, она даже, черт возьми, не в курсе того, что ты к ней чувствуешь и сейчас сидит где-нибудь, с кем-нибудь в кустах и обнимается. Она сидит с кем-нибудь и смеется над пошлыми шутками этого кого-нибудь, ибо она не принцесса никакая, а просто напросто девчонка двадцать первого века, а видел ты в этом веке что-нибудь приличного?

Она, скорее всего, сейчас потягивает пивцо из горлышка, она достаточно пьяна, обнимает сейчас этого кого-нибудь правой рукой и сидит у него на коленях в ужасающей мини юбке. И целуются они часто, смачно, а ты тут со своей розой, олух!

Ты выходишь злой, оглядываешь клуб и не видишь никого вокруг. Она либо точно заблудилась где-то в кустах, либо не придет. Ты смотришь на часы и понимаешь, второе вернее всего, ибо клуб уже скоро закрывается.

– О, Роберто! – слышишь ты чей-то нахальный возглас.

– Привет, Венер! – улыбаешься ты, ибо это твоя одноклассница.

Обнимашки.

– С цветами? – подмигивает она, – Кому это ты?

Ты вздыхаешь тяжко, но тут же берешь себя в руки:

– Тебе! – нагло врешь и натянуто улыбаешься ты.

– Правда? – она еще шире, – Спасибо!

Роза пристроена, а ты даже не радуйся. Если не везет, то не везет во всем.

– А я тут с парнем! – тут же блокирует она твои пошлые мысли на сегодняшний вечер с ней, – Пойдешь к нам?

– Нет, я уже домой собрался, – говоришь грустно ты, отворачиваешься, делаешь шаг в перед и…

– К кому это?..

Видишь перед собой Ирину. Она сидит на скамейке. Она тут всю дискотеку просидела рядом со сторожем-билетером. Благо, сторож-билетер пожилая знакомая женщина и никакой связи между ними быть не может.

Сторож билетер тоже смотрит на часы и открывает рот:

– Скоро закрываемся! Уф. Спать хочется. А ты что так и не танцевала? – обращается она к твоей возлюбленной.

– Не хочется, – отвечает та и поджимает ножки, – Настроения нет.

О, какой же ты идиот, думаешь ты о себе. Надумал о девушке кучу гадостей, обвинил в похоти, очернил невинную душу вместо того, чтобы хоть как-то попытаться сообразить поискать ее! Может быть, вообще, её обидел бы кто, и она тщетно ждала помощи от тебя (или от любимого другого – главное помочь), пока ты тут ругал её! И ты вновь понимаешь, что она самая невинная на свете! Самая красивая на свете и ты одну только любишь её, и более никого и никогда не полюбишь. Какой кретин ты!

Ты посмотрел на неё, и вдруг очнулся. За стенами клуба тянется медленная музыка, и у тебя дрожат колени. Вот он шанс! Пригласи её на медленный танец и скажи о своей любви! Ты достаешь часы из кармана и смотришь, что через десять минут клуб закрывается. Или сейчас, или – ты лох! А потом можно проводить её домой.

Ты слушаешь музыку и примерно определяешь, что от неё остается все меньше и меньше времени. А потом думаешь, что пока будешь решаться, она закончится. И неловко будет приглашать даму под самый конец песни.

– Ты что не танцуешь?! Не слышит, – это обращаются к тебе. С первой фразой. Со второй уже к сидящей рядом Ирине.

– Что?

– Ты чего не танцуешь, говорю?! – повторяет свой вопрос сторож-билетер.

– Так не с кем! – разводишь ты руками.

– А Ирина что? – показывает она на свою подругу, скрывающую одиночество.

– Нет, меня не надо, – говорит она резко.

– Почему?

– Не хочется, – говорит Ирина, и по ней видно, что с презрением к тебе.

Не нужно было тебе говорить фразу «не с кем», следовало сказать «если только Ирина не откажет мне… А так, тут совершенно не с кем танцевать, разве это не видно?» Еще розу профукал, этакий романтик!

– Вот видите, – опускаешь ты плечи, – Никто не желает танцевать со мною!