Текст книги "Влюбленный"

9

После клуба я пришел сразу домой, и это главное. Сразу – это слово здесь играет большую роль. Если бы вы меня знали, вы бы понимали, что означает эта фраза и этот намек, ибо после клуба я обычно домой никогда не приходил. По крайней мере, уж точно ни к себе, тем более – сразу. Еще я пришел домой совершенно трезв и расстроен. И расстроен я был отнюдь не от того, что вечеринка закончилась, и алкоголь более не льется рекой.

Вот и все, господа, больше мне не хочется ничего вам писать. Да и говорить тут собственно не о чем. Никто никогда не разглагольствует о том, как все случилось, где случилось и не рассказывает подробно уж тем более. Если с ним произошло то, что ему стыдно и в то же время неприятно вспоминать. Он просто плачет. Он ярко рассказывает о несчастье или горе, только если оно произошло с кем-нибудь другим. С врагом. С каким-нибудь неудачником, над которым все потешаются. С прохожим. (Иду я как-то и вижу, короче…). Но произошло с ним, и он не хочет об этом говорить. И я не буду, ибо сие несчастье произошло со мной. Я с тем, кем надо не потанцевал! Я с тем, кем надо, не поговорил! Тому, кому надо, цветов не подарил! И хорошо бы я снова ничего не сделал и вновь просто обвинил себя в трусости и бездействии, но я… Лучше бы я все-таки снова ничего не делал.

Часть III. БЕЗОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ – САМАЯ СИЛЬНАЯ

Одинокий

 
«Я бы смог в одиночестве жить.
Без тебя».
Это кто говорит?
Это кто без тебя может жить?
В одиночестве.
Кто?"
 
 
Поль Элюар
 

1

Наконец-то. Наконец-то я дождался этого момента, когда могу излить свою душу, когда могу высвободиться, вывернуться перед вами наизнанку: вот он я, и вот она моя любовь внутри меня.

На самом деле, чертовски трудно описывать все то, все как начиналось, когда в реалии хочется высказаться, скорее, сообщить вам о наболевшем. Наверное, это было бы приятно вспоминать сидя у камина с бокалом винца, с друзьями, которые тебя поймут и выслушают, весело было бы предаться этим воспоминаниям, приносящим ничего, кроме приятной грусти, но, к сожалению, я еще не забыл свою любовь и решительно не собираюсь этого делать, поэтому мне было больно. Наверное, весело и ужасно глупо выглядят влюбленные мужчины со стороны. Я и сам это замечаю, и смеюсь над ними, когда они как-то пытаются выразить симпатию к моим знакомым девушкам, но Боже, как это печально, когда таким вот глупцом оказываешься ты!

Если б мы все-таки были женаты. Если бы мы завели детей, а наши дети подарили нам внуков – мы бы весело смеялись над этими переживаниями за общим столом. Разрезая торт в честь какого-либо праздника (либо торты – ибо мы в одиночку мечтали о большой семье, ни у неё, ни у меня не было братиков-сестричек), но мы были врозь…

Придется говорить о печальном, придется рыдать, ибо все подошло к концу! «Вот! И нет любви! И нет любви!» – как поет величайшая «Агата Кристи». Или еще точнее «Порвали мечту, такие тупые порвали мечту!» Да, порвали в клочья все мечты, что у меня с ней были связаны, все грандиозные планы на неё, на жизнь с ней, убили наших детей, которых я хотел с ней иметь в будущем и которым уже был любящим, внимательным, хорошим отцом в своем воображении. Но, но, но и еще раз… Правы, оказываются молодые Интернетзависимые люди, когда в социальной сети «Вконтакте» (преимущественно) они делают перепост фразы о том, что все мы просто напросто привыкаем, влюбляемся в мечты, в обещания, связанные с любимым человеком, которые он нам подарил, а не в него! Так вот, я влюбился в грезы, в образы, которые понастроил себе сам! И плохой я оказался строитель, ибо все мигом рухнуло и превратилось в руины. А теперь пришло время платить по счетам! Неизбежная меланхолия после любви – это чистилище, расплата за сладкие пошлые мысли или даже действия, которые вы совершали, если у вас до этого дошло! Расплата за счастье, за бывшее и за то, которое вам еще подарит ваше будущее, если ты, конечно, это все переживешь. А пока, дамы и господа, только сопли, вопли и мысли о том, как «я вечно буду одинок!»

2

Все вокруг живет. Движется. Продолжается. Независимо от нашего с вами душевного состояния. Для нас же все на миг может выпасть. Мы можем уйти в себя. И весь мир замер. Просто, наше душевное состояние, восприятие затормозило. Просто сердце перегружено эмоциями, знаете, как бытовая техника? Ваш ноутбук, DVD плеер.

Настоящая любовь встречается только во французских фильмах, а настоящих девушек и в жизни можно встретить. Я одну и встретил, на свою голову.

– Я люблю тебя! – сказал я ей.

Она, кажется, пришла в замешательство от моих слов. Секунду она как бы обдумывала, что с этим делать, как можно применить эту любовь. А потом ответила очень робко, еще с сомнениями в своей голове:

– И что ж теперь поделаешь-то? – ответила она, – Осторожнее надо быть с чувствами-то.

И это было все, более она ничего не произносила. Стояла, как зависший компьютер ни на что не реагируя, а потом и вовсе ушла. Но я тоже был хорош! На меня напал столбняк (как любит выражаться моя мама), я стоял, как истукан и тоже был нем, как рыба. Не знал, что мне теперь с нею делать, как быть. Я не желал существовать без неё. Я был раздавлен полностью. Увял, как осенний листок, и лежал в грязи. Что ж теперь делать-то, Господи, что?!

Может быть, так оно и надо. Тот, кто знает, как любить, тому не нужно учиться этому на своих ошибках, у него их не будет. И Бог пускает ему другие испытания. Мы – это ведь то, что сейчас везде. Брошенные сильными женщинами мужчины. Похоже, всего, чего смогли достичь коммунисты со своим уравниванием всех и каждого, это то, что мужики первые смекнули, как самые приспосабливаемые твари на свете, и облегчили себе жизнь, став вести себя, как бабы. Бедным девушкам ничего не осталось как кроме того взять себя в руки и эволюционировать в сильный пол. Они создали феминизм для поддержки и вертят нами, как хотят. Ты не поверишь, мне хотелось плакать. Было очень обидно, и я плакал. Ты доказываешь, доказываешь, а всё равно все уходят. Мы – те, с кем никогда никто не дружит. Мы – нюни распустили. Мы слишком трогательны и романтичны. Да нафига мы вообще нужны. Мы бываем насильниками, так как сходим с ума. Мы просто сходим с ума.

На экзаменах, это часто замечает каждый, бывает такая вещь. Ты перед входом в кабинет, забыв обо всем на свете, долго смотришь в учебник, который тебя уже изрядно потрепал и измучил ночью, и пытаешься, если не разобрать ту китайскую грамоту, которую видимо впервые в жизни (согласитесь, что преподаватели и учебники всегда нам сообщают совершенно разные вещи, а потом ты теряешься на экзаменах, какую же из двух правд ему на нем рассказать и, не решив и не поведав ни одну из них, получаем незаслуженную отметку «неуд») видишь, то хотя бы глупо вызубрить, как она там есть. У тебя появляется способность Цезаря делать несколько дел одновременно и ты, читая, еще и пишешь шпаргалки, и молишь всех богов об удовлетворительной оценке, и ты выучиваешь весь учебник от корки до корки, зайдя в кабинет и достав билет, ты понимаешь, что в твоей голове не густо, и ты не сдаешь, и тебе назначают второе свидание.

И вот, ты выходишь из кабинета. Тебя кто-то спрашивает: ну как, ну что? Ты отвечаешь. А что за билет? И ты не только называешь билет, но и на удивление выдаешь полный и правильный ответ на него. Твоя голова вдруг полна кучей разнообразных знаний по предмету, который ты прекрасно только что сумел провалить. Ну, ни издевательство ли мозга над вами! Еще какое.

Такая же жуткая вещь происходит с нами и в жизни. Бывает, мы стоим перед кем-то, не зная, что ему ответить на его разглагольствования, или говорим много, и все это не по теме, не то, что мы хотели сказать ему на самом деле. А потом мы идем домой и жалеем, что не смолчали. Такое бывает. Сидим дома, вспоминаем и жалеем. Бывают ситуации с обидчиками. Вам сказали дерзость, а вы на неё промолчали. Опозорились! И дома вам обидно, вы прокручиваете эту ситуацию и находите много вариантов того, что могли бы сказать, вместо того, чтобы стоять и пялиться на обидчика, как баран на новые ворота. Ух вы бы его теперь!

Похоже, что у Ирины случилось тоже самое. Она молчала. А потом вдруг из неё хлынул поток слов. Благо, у неё был мой мобильный, куда он обрушился в виде ранящих мне и без того искалеченную её отказом душу, сообщений: «Нам не следует больше общаться, Роберто. Я не могу ничем ответить же, а ты будешь продолжать любить меня. Это тяжко. Нам лучше забыть друг о друге».

«Нам не следует больше общаться. Нам не следует больше общаться!» Эти слова крутились у меня в голове. Вот как! Она более не разрешает мне даже с нею видеться. Или переписываться, справляясь о том, как она! Но ведь я так её люблю! Люблю! Как это жестоко с её стороны! Я ведь хочу всего лишь узнать, как у неё дела. Не хворает ли? Не обижает ли её кто? Неужели я слишком многого хочу?

Я почувствовал боль в груди. Я почувствовал, как мои глаза наполнились соленой влагой, из которых вот-вот она хлынет на грубые небритые щеки. Я почувствовал, как к горлу уже подступил ком и рот скривился.

Я еле-еле дошел до дома в тот день, рухнул на кровать, не раздеваясь (а на улице было прохладно, и я был в легкой куртке и ботинки имел на ногах). Я хотел выключить все средства связи, разбить телевизор и радио, чтобы совсем-совсем остаться одному. Чтобы были только моя боль и я. Не хотел видеть никого и слышать тоже. Но у меня на это просто не было сил, да и вряд ли сейчас это позволит заставить мне себя хотя бы пошевелиться! Ни на что я не реагировал. У меня началась апатия.

Апатия – это первая стадия зализывания ран после расставания. Их существует всего четыре. Апатия – это когда не понимаешь, что произошло, но ты подавлен, ты червь. Во время апатии у тебя бунт свободы. А это то, что направлено против неё (свободы то есть), наоборот. Просто название такое. Ты привык кому-то принадлежать (я – Ирине), тебе не уютно не быть подкаблучником (обо мне), тебе нужно за что-то ухватиться (за её юбку), тебя должен кто-то наставлять и отчитывать, как ранее твоя мамочка. Ты одинок и это ужасно! Ты потерян! (Ирина услышит, Ирина придет, Ирина тебя непременно найдет!..) На кого она тебя оставила? Вот что такое бунт свободы, неотъемлемая часть апатии. Это что-то вроде истерики.

Если рассказывать обо всем, то потом идет ложная ненависть. Ложная, потому что проходит и потому что на самом деле ты никогда бы не делал человеку, которого любишь, больно! «Месть моя будет жестокой!» – таков её девиз.

Затем ты успокаиваешься и хочешь все вернуть. Ты понимаешь, что гнев – плохой советчик, и понимаешь, что поторопился, что по-прежнему любишь. Поэтому я назвал эту часть отчаяния, эту стадию попытки смириться с безответной любовью по одноименному фильму «Назад, в будущее!» Ты понимаешь, что, так как было уже не будет, но все же хочешь все вернуть, чтобы было как раньше, вы же были так близки, что случилось?! И ты веришь, что у вас еще есть будущее, что невозможное возможно еще! Это третья стадия.

И, наконец, четвертую стадию я назвал совсем по длинному, так, как Сальваторе Дали любил называть свои произведения. Я назвал её «Прощание с подростковым периодом!» Но можно коротко «Взросление». Ведь как, похоже, согласитесь? В детстве мы так много мечтаем, так яростно за что-то боремся с родителями, а потом раз – и куда-то этот пыл девается. Мы смиряемся со всем без разбора, понимаем, что мы только глупо грезили, а в жизни мы не встретим ни волшебника на голубом вертолете, не спасем человечество и уж тем более не встретим принцессу и не женимся на ней никогда. Печально, но факт. Мы стареем (в душе, но, ни это ли главное?) и понимаем, если уж не получается жить так, как хочется, нам придется жить так, как придется. Существовать! Зачем? Да потому что родили же нас зачем-то на этот свет. Зачем-то быстрее всех ты спешил сюда, на этот свет, будучи еще совсем крошечным сперматозоидом своего отца! Вот и живи. Да и большой грех это – кончать жизнь самоубийством!

3

В первый день жизни без неё я чувствовал апатию. Я не мог ни есть, ни пить (спиртное исключение), ни думать о чем-либо (она – исключение), ни тусоваться, ни курить (запретная травка – исключение), ни говорить по телефону (я лишь глупо глазел на него, мечтая увидеть её имя на загоревшемся экране и затем услышать её голос), ни слушать музыку (рингтон моего мобильного, что стоит на ней и ее голос – единственное стоящее извсех мелодий этого безумного мира для меня теперь), ни работать (я понимаю, что теперь мне нужно много работать над собой, если я хочу вернуть её, и от слова «много» у меня опускаются руки и пропадает всякое желание это делать), ни спать (и спать, и бодрствовать в постели мне хотелось только с ней), ни смотреть телевизор (шел её любимый сериал и напоминал мне о ней), ни, наконец, читать (всегда в этих романах все хорошо заканчивается – еще реализм называется, еще «автор жизненно описывает» называется!), я лишь вертелся, вертелся и вертелся, не находя себе места.

В первый день в моей голове роились и мучили меня мысли о смерти. Жизнь теряет всякий смысл без любви, одно желание – избавиться от любовных мук, сделать так, чтобы тебя не стало. Без любви ты ничтожен и жалок, хотя и за окном толпится народ, который считает тебя центром вселенной, хотя e-mailзасоряется сообщениями от поклонниц и не оставляет место спаму и хотя, и хотя, бесконечные «хотя» для счастья, но не для обремененных любовною тоскою людей.

Я сидел и выбирал для себя смерть. Я думал о предсмертной записке: какой она должна быть? Я хотел, чтобы она ощутила мой уход, узнала о нем и почувствовала все то же, что чувствую я! И мне неважно было, что придется причинить себе еще одно увечье, теперь физическое. Я выбирал легкую, безболезненную смерть. И, по сути, такую, чтобы ничего от нее мне не было. Хотел надуть её, напугать! И вот я остановился на том, что выпрыгну с окна. Я сообщил об этом Ирине через беспроводную сеть. «Роберт, не делай этого!» – тут же получил ответ. И я не сделал. Ради неё. Я устал и уснул просто напросто очень надолго.

4

Апатия продолжается, и ты спишь. Тебе легче забыться, когда спишь, после того, как ты узнал, что ты ей не совсем уж и безразличен. Не наделать глупостей тоже легче. (Не напиться и не полезть к ней через окно с цветами, не позвонить и не зачитывать вслух Эдуарда Асадова, не заорать безголосым рыком серенаду и т. д. и т. п.)

Ты высыпаешься за весь период недосыпа. Усталость берет своё.

И все чаще ты думаешь: отчего же я не стал шантажировать её тогда, когда говорил о смерти? Я бы мог попросить её вернуться в обмен на свою никчемную и совершенно бесполезную без неё жизнь!

Я не сделал этого, потому что люблю. Я не сделал этого, так как насильно мил не будешь.

Или у меня просто духу не хватило сделать того, чего я так хочу?

5

Вы, наверное, часто слышали фразу, так говорят люди, всегда пишут: «Мне холодно без тебя». Как тонко подмечено. Фраза хоть и стара и избита, но правдива. Я всегда смеялся над не оригинальностью, но когда оказался один, я более не мог ничего произнести. Все именно так и было. Вокруг были любимые книги, тепло, Интернет, телевидение, но ничего не радовало. Не согревали постель, любимый кофе. Без неё был какой-то холодок, будто в какой-то из комнат было открыто окно, и квартира проветривалась. Постоянно хотелось одеть свитер потеплее, включить музыку повеселее, подвигаться, потанцевать и согреться. Я даже дрожал и думал, что подхватил простуду. На улице все-таки был конец зимы.

Но это было всего лишь затишье перед бурей. Так заканчивалась апатия.

6

Я попросил её нежно через две недели меня простить, так как кто, если не мужчина первым должен просить у девушки прощения? Но она на моё «Солнце, может, вернешься?» ответила мне не называть её солнцем. «А ты что, страшный-страшный восьминожек, что ли? Конечно, ты моё солнце!» А она захлопнула дверь. Потом я написал ей письмо, уложил в конверт и отправил почтой, как в древние времена.

Я написал его самыми нежными, самыми сладостными для девичьих ушей словами, на которые только был способен! Я унижался перед ней и всеми молитвами, существующими на свете, всеми святыми просил её ко мне вернуться! Я плакал там и кричал «люблю»! Я был совершенно искренен с нею в письме, как никогда не бывал искренен ни с одним исповедовавшим меня священником.

Я доверился ей, рассказал о себе все, облил грязью вдоволь свою со стороны чистую душу! Уж пусть она знает обо мне все (как Аннет Хенгроу о Себастьяне Вальмоне в Жестоких Играх) до конца сразу, чем ей по ниточке будут плестись сплетни обо мне. Каким бы я не был с нею ранее (и тем более без неё), я хотел, чтобы она поняла, что теперь я исправился, что теперь все действительно будет по другому, и она может доверять мне! Я люблю теперь лишь её одну. Правда, люблю.

Но ничего не подействовало. Она долго думала и не отвечала мне на письмо. Я страдал, а она, наверное, колебалась – «вернуться или нет», а затем, когда я устал ждать у телевизора, заснул перед телефоном, то в полночь меня разбудил звук прилетевшей от кого-то sms, там высветилось на мониторе моего мобильного: «Нет! Я все такая же депрессивная истеричка!»

7

Не знаю, что именно не давало не ослабевать моей любви к ней. Но любил я её все сильнее и трепетнее с каждым днем, словно влюбленный, только-только начинающий понимать, куда же его занесло.

И поэтому я не терял надежды, что все-таки, она выберет меня. Я не терял надежды, что именно её ко мне подведет ее отец к алтарю, и это я ей буду в ювелирном отделе с трепетом и осторожностью, огромным страхом ошибиться и навлечь на наш будущий брак неудачу выбирать обручальное кольцо, а потом и подарки. Я верил, что ей еще ни раз буду выбирать оттуда украшения по разным и поводам и без них. Я верил, наконец, что мне будет дарить цветы тому, кто сам прекрасен, как цветы. Что я буду до конца своих дней романтичен так же, как и великий режиссер Гайдар, что каждые выходные преподносил своей любимой одну розу.

И, наконец, по уши влюбленный, я тщетно верил в то, что от любви до ненависти гораздо больше шагов, чем от любви безответной до любви взаимной, а потому и самой прекрасной в этой жизни.

Измучившись в конец, став жалок и безобразен, я подполз к компьютеру (мозгом был я трезв совершенно, а если и в зюзю, то лишь сердцем от любви), и натыкал на клавиатуре, будто сидя за роялем, а после отправил, вот это:

«Ира, я пишу тебе только чтобы поздравить с праздником любви. Сначала я не хотел, решив, что меня тебе еще не хватало. Но потом подумал, что это же совершен дурно, любит и не говорит об этом в такой день, когда необходимо, чтобы каждая собака знала о том, кого и как сильно ты любишь.

И я решил написать, тем более, если безумно хотел написать, а достойного повода нет и нет.

Ну, так вот.

С Днем Святого Валентина, единственная и неповторимая Иришка. Люблю тебя безумно и жду, ждал и всегда буду ждать. Хотя и понимаю, что тщетно…

Счастья тебе, самый любимый и нужный на свете человечек».

8

Знаете, все кругом твердят, что со временем любовь проходит, что мол, даже самые крепкие и нежные чувства гаснут. Тогда, может быть, она во мне и угасла, только я все никак не могу этого понять? Ведь однажды мне взбрело в голову написать ей такие вот стихи не стихи. Ибо для меня это были стихи, новая поэзия, родившаяся из потока сознания и чувств сердца, и для полных профанов, ничего не смыслящих в настоящей литературе, это тоже были стихи!

Не делай вид, что счастлива.

Не делай вид, что без меня.

Этим приближаешь смерть ко мне ты

День лишь ото дня!

Смерть ко мне ты

Или к ней меня!

Не говори мне «без тебя»!

Тебе ложь ни к лицу!

Можешь кричать и скурить

Можешь все мои сигареты,

Все до одной!

Но не делай вид, что счастлива.

Не делай вид, что без меня.

И вот, сколько бы я не ждал ответа, она не ответила мне на эту муру.

9

Я написал ей о своей страстной любви и в следующий раз, но, обученный предыдущим провалом, чтобы хоть в этот раз рассчитывать на весточку от неё, написал такое длиннющее послесловие:

«Ирина, пожалуйста, ведь тебе не трудно, я знаю. Напиши мне, как ты?

У меня все невесело, если тебе интересно. Начал много пить и закурил. Делаю успехи в литературе. Нехотя делаю. Чтобы хоть как-то отвлечь мысли о тебе.

Похоже, что скоро не то что смогу позволить себе домик у моря и т. д. и т. п., но и все, все, все… Похоже, деньги, наконец, признали меня…

Но в целом я теперь лишь овощ. Ничего хорошего во мне нет, я потерял то единственное хорошее вместе с тобой… Не ругайся, я понимаю, как глупо и смешно все со стороны. Но мне вот больно и совсем не смешно.

Пока. Чудовище больше не побеспокоит свою принцессу».