Текст книги "Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа"

У Бориса и Глеба

«Вспомните: Москва, Поварская, Борисоглебский переулок – церковный дом…» – так Леночка в рассказе Куприна описывает Возницыну место их юношеского объяснения. Церковь Бориса и Глеба на Поварской стояла на месте дома № 30 (корпус Гнесинского училища), против выхода Борисоглебского переулка.

В 1830 году у Бориса и Глеба венчались приятель Пушкина Сергей Киселев, живший на Поварской в нынешнем доме № 27, и Елизавета Ушакова. Вспомнить об этом стоит потому, что поручителем на свадьбе был сам Пушкин. И потому, что в альбоме Ушаковой сохранился знаменитый донжуанский список Пушкина: поэт был увлечен ее сестрой Екатериной.

Андрей Белый

Когда на Арбате в соседнем с пушкинским доме (№ 55, музей-квартира, филиал Музея Пушкина) родился и бурно пожил сын домовладельца Борис Бугаев (Андрей Белый), о свадебном адресе Пушкина было известно очень приблизительно. Его искали на Пречистенке и на Арбате. Пушкин не значился в церковных книгах своего прихода, поскольку переехал в Петербург через три месяца.

Ася Тургенева и Андрей Белый

С Белым энергия места, не развернутая в полной мере Пушкиным, словно вышла наружу. Вышла немного боком, оформилась в декадентскую богемность.

Белый и Ася Тургенева, его первая жена; Белый и Маргарита Морозова, до появления в ее жизни Евгения Трубецкого; Белый и Петровская, с Брюсовым в третьей вершине треугольника; Белый и Менделеева, в треугольнике с Блоком…

Маргарита Морозова

В годы, когда Андрей Белый посылал любовные письма Маргарите Морозовой (и то же делал Павел Милюков), меценатка жила в усадьбе на Смоленском бульваре (№ 26). После смерти в 1903 году нелюбимого мужа, Михаила Абрамовича Морозова, Маргарита Кирилловна стала единоличной хозяйкой этого дома и салона в нем.

Маргарита Кирилловна Морозова

Князь Евгений Николаевич Трубецкой

В 1909 году, за год до продажи дома и приобретения более скромного в Мертвом переулке (нынешнем Пречистенском, № 9), Морозова ответила на чувство Трубецкого. Роман, осложненный семейностью князя-философа, продолжался до отъезда Евгения Николаевича из Москвы в 1918 году.

Варвара Морозова

Маргарита Кирилловна словно переписывала в неоромантическом регистре прозаичную историю своей свекрови Варвары Алексеевны Морозовой.

После смерти мужа, за которого была отдана насильно, Варвара Алексеевна жила в своем доме на Воздвиженке (№ 16) с профессором Соболевским, главным редактором газеты «Русские Ведомости». Этот гражданский брак громко осуждался купеческой средой. Но в случае венчания, по завещанию мужа, Морозова лишилась бы его наследства.

Горький и Андреева

В самом начале Воздвиженки (№ 3), в гостинице «Петергоф» (угол квартала бывшего Опричного двора), одно время проживали Горький и Мария Андреева. Это была странная квартира: любовники привечали в ней бомбистов 1905 года.

«Обормотник»

По-иному странными были адреса «обормотника», коммуны во главе со «старой обормотской пастушкой» Еленой Оттобальдовной Волошиной, матерью Максимилиана Волошина: квартира на шестом этаже доходного дома в Сивцевом Вражке (№ 19), затем квартира № 9 дома № 13 в Кривоарбатском переулке.

В первой из них жили, помимо прочих, познакомившиеся в Коктебеле Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Жили до венчания и немного после.

«Доктор Живаго»

«На углу Сивцева и другого переулка» стоял в романе «Доктор Живаго» двухэтажный дом братьев Громеко. Тоня Громеко станет женой Юрия Живаго. Считается, что это угол Плотникова переулка (Сивцев Вражек, 38/19). Этот снесенный недавно дом принадлежал почетному гражданину, присяжному поверенному Владимиру Гаркави, с дочерью которого Надей дружил Пастернак.

Неподалеку, «в верхнем этаже большого дома на Арбате», снял комнату для Лары адвокат Комаровский, в которого она стреляла перед тем. Выздоровев, Лара переехала в квартиру «наверху небольшого каменного дома в два этажа» близ Смоленского рынка.

«Флигель Свентицких» (предположительно) в Большом Знаменском переулке. Фото автора

«Мучной городок», где Лара выстрелила в Комаровского, долго оставался краеведческой загадкой. Двухэтажный флигель старики Свентицкие «с незапамятных времен снимали у князей Долгоруких. Владение Долгоруких с тремя дворами, садом и множеством разбросанных в беспорядке разностильных построек выходило в три переулка и называлось по-старинному Мучным городком». В этом описании исследователи Анна Сергеева-Клятис и Виктор Смолицкий узнали усадьбу в Малом Знаменском переулке, 3/5, перед революцией действительно принадлежавшую князьям Долгоруковым. Пастернак посещал ее квартиранта, Валентина Серова, и сам жил рядом, во флигеле голицынской усадьбы (Волхонка, 14). Двухэтажный флигель сохранился по Большому Знаменскому переулку (№ 6). Лишь на вопрос, почему «Мучной городок», ответа нет.

Московский Парнас

Усадьба Долгоруковых больше известна под фамилией князей Вяземских, как зимний кабинет Карамзина, городской аналог Остафьева.

Похоронивший первую жену Карамзин увидел во сне Екатерину Колыванову, внебрачную дочь князя Андрея Ивановича Вяземского, простиравшую к нему руки над отверстой могилой. В 1804 году Николай Михайлович переехал в дом нового тестя, а со временем стал вместо отца Петру Андреевичу Вяземскому, сводному брату своей жены.

Парнас дыбом, или Дом с барельефами

В жизни любого москвича наступает минута, когда ему передают тайну о доме посреди арбатских переулков, со скульптурным фризом, трактующим, как русские писатели фривольничают с дамами. А если посвящаемый уже достиг сознательного возраста, ему шепнут, что это, собственно, веселый дом. И, может быть, добавят: дом не так легко найти, а те, кто видели его однажды и нечаянно, промахивались, когда шли искать другой раз.

Вот его адрес: Малый Могильцевский, угол Плотникова, 5/4. Что нам известно точно? Что домовладельцем был кандидат коммерческих наук Бройдо, архитектором – Николай Жерихов, строивший вокруг Арбата много и, как правило, получше, а годом стройки – 1907-й.

Еще припоминают, что Иван Цветаев отверг предложенный скульптором Синаевым-Бернштейном фриз «Парнас» для фронтона Музея изящных искусств. Процессия из полусотни фигур (по описанию известны трое русских: Гоголь, Тургенев и Толстой) шла к музам на Парнас по случаю раздачи венков славы.

Если перед нами действительно отвергнутое шествие, то, честно говоря, причины отвержения наглядны. Это Парнас дыбом. Нужно оглянуться на соседние дома, построенные тем же Жериховым, чтобы обнаружить на стенах античные сюжеты, не исключая танцев с музами, и ощутить разницу стиля.

Дом Бройдо. Фрагмент барельефов и фасад по Плотникову переулку. Фото автора

В народном чтении синаевские музы превратились в девок. Изящно выражаясь, арбатская любовь здесь карнавально перевернута (наблюдение Алексея Митрофанова). Но этот перевертыш делает дом Бройдо таинственным и «настоящим» сердцем местности. В этом двусмысленном ваянии и в однозначной интерпретации его «народом», Арбат, земля любви, личного счастья и общения великих с музами, объявлен местом, куда великие попросту ездят к женщинам; приватность обернулась даже свальностью.

Миф профанирован.

Ленин и Арманд

Последовавшая в Москву за Лениным и за столицей Инесса Арманд поселилась метафизически точно: на самой кромке женственного Занеглименья, в доходном доме (Манежная улица, 9), развернутом на Кремль как резиденцию вождя.

Сталин и Аллилуева

В те же годы познакомились Сталин и Аллилуева. Знакомство состоялось в Наркомате национальностей, где Надежда Сергеевна работала секретарем-машинисткой. Наркомнац занимал тогда одну квартиру (№ 12) в доме № 29 на Пречистенском (Гоголевском) бульваре.

Трое в доме, не считая собаки

Брики и Маяковский, переехав из Петрограда, жили поначалу в Полуэктовом переулке между Остоженкой и Пречистенкой (ныне Сеченовский переулок, корпус во дворе дома № 5):

 
Двенадцать
квадратных аршин жилья.
Четверо в помещении —
Лиля,
       Ося,
              Я
И собака Щеник.
 

Жены Есенина

Есенин и Айседора Дункан занимали бывший особняк Ушковых, предоставленный для хореографической студии балерины, на Пречистенке, 20.

Известно, где зарегистрирован этот брак: Хамовнический ЗАГС помещался в Малом Могильцевском переулке, 3.

Вообще, Хамовнический ЗАГС на карте мифа хочет заменить соседнюю «модную» церковь Успения на Могильцах. Не оформив развода с Айседорой, Есенин регистрирует здесь брак с внучкой Льва Толстого Софьей (18 октября 1925 года), оставившей ради него Бориса Пильняка. Булгаков регистрирует здесь оба брака: с Любовью Белозерской в том же 1925-м и с Еленой Шиловской в 1932-м.

Женившись на Софье Толстой, поэт переехал в Троицкий переулок на Остоженке (ныне Померанцев, 3). Толстая жила в квартире № 8 этого красивого доходного «палаццо». «…Слишком все здесь заполнено “великим старцем”, – скоро загрустил поэт, – его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется даже на потолках, что для живых людей места не остается.» Здесь Есенин начал «Черного человека». Отсюда уехал навстречу смерти в Ленинград. Перед отъездом признался случайно встреченному приятелю, что расстался с Софьей и что в жизни любил лишь Зинаиду Райх и Айседору. После смерти Есенин, как Толстой, заполнил все в квартире № 8: четыре года в ней существовал музей.

Зинаиду Райх Есенин навещал на Новинском бульваре у Мейерхольда (дом на месте современного № 16).

Мастер и Маргарита

На роль жилища Мастера краеведами почти утвержден дом № 9 в Мансуровском переулке между Пречистенкой и Остоженкой. Дом действительно имеет сад, имел полуподвальную квартиру. Булгаков посещал в нем семейство Топлениновых.

Полет Маргариты описан так, чтобы иметь своим началом Малый Власьевский переулок. Там до шестидесятых годов стоял особняк (№ 9а), на который указывала и Елена Сергеевна Булгакова. Некоторые приметы сходились: особняк стоял в саду, был с верхом – вторым этажом, выглядел умеренно готическим и обладал трехстворчатым окном. Не было только башни.

Поедемте в номера

Общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца располагалось в розовом домике с мезонином на Сивцевом Вражке. Там, в коридоре у несгораемого шкафа, состоялось свидание Кисы и Лизы.

Из дома они «прошли через весь Пречистенский бульвар и вышли на набережную…»

Затем «совершенно разошедшиеся демоны, не торгуясь, посадили парочку на извозчика и повезли в кино “Арс”» (Арбат, 51 – если это арбатский «Арс», а не тверской).

Оттуда «Ипполит Матвеевич повез Лизу в “Прагу”, образцовую столовую МСПО» (Арбат, 2).

Предложение поехать в номера было сделано в первом же переулке за «Прагой», видимо, на Молчановке, потому что убегала Лиза Серебряным переулком.

Наконец, баранки были куплены близ Смоленского рынка и на нем же рассеяны.

Если это про любовь.

Дом Мельникова

В год выхода «Двенадцати стульев» архитектор Мельников задумывал свой знаменитый дом в Кривоарбатском переулке (№ 10). Последний частный дом старой Москвы физически построен уже в Москве советской. В чертеже сего двухцилиндрового снаряда принято усматривать сцепление обручальных колец.

Притом снаряд предназначается для сна: в его храмоподобном интерьере на месте алтаря семейная постель. Хозяин задремал здесь на полвека, на которые остался не у дел.

Парадоксально: Мельников придумал для нового мира и мифа дом, завершающий старые мир и миф. По-новому фрондирующий старой арбатской частностью, даже шокирующий ею. В этом снаряде частность и ушла в миф, в небо. Не в этом ли снаряде и вернулась?

Константин Мельников дома. 1972

Когда иностранцы объявляют мельниковский дом центральной достопримечательностью города Москвы, то не догадываются, что по опричному, по-грозненски предпочитают Арбат Кремлю. И что переменяют представительский фасад Арбата, его заставку, отнимая эту роль у разных дворцов и домов.

Арбатство

Дом Мельникова смотрит своей эффектной стороной на двор и дом Булата Окуджавы (Арбат, 43).

Дом тяготеет к дальнему концу Арбата, то есть к пушкинскому дому, к дому Андрея Белого. Три поэта, ключевые фигуры трех веков арбатского мифа – Золотого, Серебряного и безымянного – сделали конец Арбата его началом.

Многозначительна песня, вводящая понятие арбатства:

 
Я дворянин с арбатского двора,
Своим двором введенный во дворянство.
 

Но двор, вводящий во дворянство, есть царский двор. Это блуждает арбатский кремль, воплощавшийся Ваганьковским и Опричным дворами, домами Пашкова и Шереметева, Университетом. На другом конце Арбата вместо двора царя поставлен двор поэта. Царя поэтов и членов его августейшей фамилии.

Часть XVI. Успенский Вражек

Двор в Вознесенском переулке. Фото автора

Прибавление Арбата

Полагая границей Арбата Никитскую улицу, задаешься вопросом, насколько эта историческая опричная граница естественна, природна.

Севернее Никитской в Белом городе и параллельно ей лежал Успенский Вражек с ручьем на дне. Ручей впадал в Неглинную напротив Средней Арсенальной башни Кремля, а начинался несколько восточнее стены Белого города (Тверского бульвара). Память оврага и ручья хранят изгибы Елисеевского переулка, внутриквартальный проход на его продолжении к востоку и урочищные определения двух церквей – Воскресения и Успения, что на Успенском Вражке. Вторая церковь, как легко понять, дала название самому Вражку. Каждый переулок, пересекающий линию ручья, исторически составлен из двух, что особенно заметно в Вознесенском с его сдвигом по Елисеевскому. Тяготение владений к Тверской либо к Никитской отчетливо задано принадлежностью разным берегам Вражка.

Успенский Вражек мог бы стать естественной межой опричного удела, не в пример Никитской улице с ее искусственным делением на земский чет и опричный нечет.

Недаром Университет стоит по обе стороны Никитской, продлевая неглименский фасад Арбата именно до Вражка. А по преданию, даже за Вражек, севернее: арка под крыльцом старого здания Университета и сквозной коридор за ней будто бы пропускали этот ручей сквозь себя.

Другой естественной границей Арбата могла бы стать Тверская улица, лежащая по гребню водораздела между Москвой-рекой и средним течением Неглинной. В этом случае географически Арбат определялся бы как москворецкий склон Страстного (Тверского) холма.

Но Успенский Вражек мешает этому определению. Он разделяет, или разделял, Арбат и Тверскую в Белом городе на два холма. Те два, которые мы в римских терминах назвали Капитолием и Квириналом. До засыпки Вражка разность холмов была очевидна, особенно кремлевскому наблюдателю.

Между Большой Никитской и Тверской в Белом городе. Атлас Москвы Хотева. 1852. Фрагмент

Кроме того, как всякая вода, Успенский Вражек образует собственный бассейн, маленький мир между большими. Из встречи этого мира с двусторонней экспансией Арбата и Тверской; сказать иначе, из встречи двух больших миров на исчезающей и наконец исчезнувшей меже ручья – рождаются причудливая карта и картина местного облюбования.

Самой зрелищной попыткой перемены знака над ареалом Успенского Вражка стала готическая церковь англикан во имя апостола Андрея в Вознесенском переулке, 8. Англиканская община, покинув Немецкую слободу, предпочла Покровке Никитскую. Однако переулки Успенского Вражка не сделались от этого английскими.

Долгоруковы и Брюсы

Успенский Вражек очень аристократичен. Настолько, что по берегам его не оставалось места дешевому студенческому университетскому жилью: оно откочевало за Тверской бульвар. Но аристократичность не гарантия облюбования.

Первым на любовной карте этого района был отмечен родовой дом Долгоруковых (Тверская, 5, место Театра Ермоловой). Обширная усадьба, вероятно, достигала Вражка; Никитский переулок назывался Долгоруковским.

Причастность дома к мифу, даже к двум, семейному и царскому, ясна. Дом был родительским для княжича Ивана, жениха Натальи Шереметевой, и для княжны Екатерины, государыни-невесты Петра II. Но представлять его заставкой, выходом продленного Арбата на Тверскую хронологически неверно: гребень Страстной горы был облюбован раньше, чем глубина Арбата.

Дом графов Брюсов на Большой Никитской. Чертеж из альбомов Казакова. Около 1800

Другое дело линия Никитской улицы на земской, четной стороне. Казалось бы, Арбату ничего не стоит перейти свою старинную черту; Успенский Вражек не препятствует, а помогает этому. Но есть ли что-то против? Неужели память грозненских делений?

Граф Александр Романович Брюс жил в доме против нынешней Консерватории (Большая Никитская, 14, палаты сохранились). Огромный двор дал имя переулку: Брюсов. Громкие фамилия и титул, унаследованные от дяди-«колдуна» вместе с его богатствами, – лучшие предпосылки мифотворчества. Но лишь специалисты знают, как этот Брюс был предан женщинам из клана Долгоруковых. Взяв за себя одну из них, княжну Анастасию, еще при жизни Петра II, он потерял в чинах при Анне Иоанновне, но спас супругу от печальной участи всех тех, кто оставался Долгоруковыми по фамилии. А овдовев, граф Александр Романович женился на несчастной княжне Екатерине, бывшей государыне-невесте, пережившей многолетнюю ссылку и снявшей монашеский куколь.

Графиня Брюс скончалась вскоре после свадьбы, в 1747 году. Чета была погребена в Георгиевском приделе собора Богоявленского монастыря (Богоявленский переулок, 2).

Сумароков

Сосед и младший современник Брюса Александр Петрович Сумароков под старость лет женился на крепостной. Громкое имя – и неравный брак за тридцать лет до Шереметева; но и эта история не стала частью московского любовного мифа. Не потому ли, что усадьба Сумароковых (Большой Чернышевский, ныне Вознесенский, переулок, 6) стоит на земской стороне?

Усадьба известна с 1716 года, Александр Петрович родился в 1717-м. Стены дома помнят детство будущего писателя. В 1732 году Сумароков почти на сорок лет уехал в Петербург. В родном гнезде бывал наездами, после смерти отца уступил его сестре. Отставленный в 1769 году от Двора, писатель поселился было здесь, а родственники демонстративно покинули дом, не желая жить под одной крышей с «девкой». Вскоре Сумароков переехал на Новинский бульвар (владение 29–31, дом не сохранился), где и умер.

Боратынские

После Сумароковых усадьбой владели Энгельгардты. Когда один из них, Лев Николаевич, стал тестем Боратынского, – дом Энгельгардтов стал домом поэта, как и подмосковная той же фамилии Мураново.

Евгений Абрамович Боратынский на литографии Франсуа Шевалье

Анастасия Львовна Боратынская, урожденная Энгельгардт, на рисунке Ж. Вивьена. 1826

Семейное счастье Евгения Абрамовича и Анастасии Львовны известно; однако известность еще не миф. Сами Боратынские явно не желали выставлять свое счастье на публику: «…Не зная бессонных ночей на балах и раутах, Баратынские ведут жизнь самую простую, – свидетельствовал современник. – Встают в семь часов утра во всякое время года, обедают в полдень, отходят ко сну в 9 часов вечера и никогда не выступают из этой рамки, что не мешает им быть всегда довольными, спокойными, следовательно, счастливыми».

Москвич с 1825 года, Боратынский женился в 1826-м. Девять лет спустя Энгельгардты продали дом, а Боратынские переехали в собственный (Спиридоновка, 16).

Чайковский и Милюкова

Когда Чайковский, бегая от своего несчастья, в 1877 году взял в жены ученицу, Антонину Милюкову, то переехал к ней, в дом на углу Большой Никитской и Хлыновского тупика (№ 24). Надо ли говорить, что переехал ненадолго.

Доходный дом княгини Голицыной. Чертеж фасада. 1839

Между тем этот романтический, какой-то итальянский дом, предположительно работы архитектора Быковского, едва не первый из четырехэтажных доходных домов Москвы, заслуживал бы стать приютом композитора.

Есенин и Бениславская

Любовь между Никитской и Тверской осталась осторожной и после революции. На хозяйственном дворе бывшей усадьбы Брюсов, в новых писательских домах, Галина Бениславская ждала Есенина. Он переехал к ней после разрыва с Айседорой Дункан, но не задержался.

Общежитие Бертольда Шварца

Общежитие газеты «Гудок» (Вознесенский переулок, 7, недавний снос и новодел), где жили Ильф и прочие писатели-южане, в романе «12 стульев» принадлежит студентам-химикам и носит имя Бертольда Шварца (пошутил: товарища Семашко).

Характерно, что с этим именем оно по воле авторов переместилось из Успенского Вражка в Сивцев.

Если это про любовь.

Часть XVII. Патриаршие пруды

Дом Морозовых на Спиридоновке. Фото начала XX века

Козиха

Арбатская пожарно-полицейская часть Земляного города достигала Тверской улицы, а к 1917 году даже Малой Дмитровки, тогда как в Белом городе земля выше Никитской относилась к Тверской части. Больше того, ей же принадлежала Кисловка – земля исконного, опричного Арбата к югу от Никитской в Белом городе. Стоявшее за этим полицейским начертанием понятие о географии Арбата формировалось с конца XVI века, когда Арбат ушел за Белый город, и удержалось после сноса Белых стен. Такому, новому Арбату граница по Никитской улице была стеснительна. Арбат предпринял восхождение по кругу Земляного города к водораздельной Тверской улице.

Как в Белом городе – Успенским Вражком, в Земляном пространство между Никитской и Тверской разобщалось верхним течением ручья Черторыя. Беря начало в заболоченной местности Патриарших прудов, на Козихе, сопровождаемый справа по течению Спиридоновкой, а слева – Малой Бронной, Черторый держал к Никитским воротам, где поворачивал к югу, делаясь до самой Москвы-реки пристенным рвом Белого города.

С исчезновением стены ручей остался разделительной чертой между двумя частями города, но он же и объединял своим бассейном эти части. Так, в Черторый втекала речка Сивка (Сивцев Вражек). Волхонка поначалу называлась Чертольской улицей, местность по обе стороны Пречистенских ворот – Чертольем.

Верховья Черторыя, Козиха и ее пруды, в Средневековье были местом патриаршего хозяйства, откуда и название прудов. На планах XVIII века в кварталах Спиридоновки и Бронных улиц еще зияют пустыри. Именно эту пустоту осваивали Зубовы, Орловы и Потемкин, готовя поместилища любовным темам XIX века.

Козиха (Патриаршие пруды) на плане Москвы Мичурина. 1739

Так, в уже известной нам, построенной Орловыми церкви Георгия на Всполье (угол Малой Никитской и Вспольного переулка, место дома 24/2) Чайковский обвенчался с Милюковой.

Любовь нащупывала броды на болотистой Козихе одновременно с облюбованием широтного, опричного Арбата. Поначалу это была вельможная любовь. Она достигла разделительного гребня еще со Львом Кирилловичем Разумовским и его женой, переселившимися на Тверскую в 1806 году (дом 21).

После ухода Черторыя под землю и осушения болота пустота Козихи заполнялась главным образом студенческим жильем, давшим всей местности ученое прозвание Латинского квартала. Это Университет глядел в раструб между Никитской и Тверской, подбивал его клин к старому клину опричного Арбата.

Тогда же по дуге, по долготе Арбата нового, Арбата Земляного города, Козиха завоевывалась фешенебельными буржуазными особняками. Главным архитектором захвата стал Шехтель, построивший здесь шесть домов, два из которых – для себя.

По-своему сопряг Арбат и Патриаршие Булгаков, выведя их на Большую Садовую, к дому с «нехорошей квартирой» (№ 10), и на Старую Триумфальную площадь, к театру-варьете (ныне театр Сатиры). Лишь в конце известного романа вожатый нечистой силы складывает крылья на верху Пашкова дома, возвращая область Знаменки, Волхонки и Воздвиженки Арбату.

Дом Морозова

Шехтелевский дом Саввы Морозова на Спиридоновке, 17, прекрасный готический особняк в саду, с трехстворчатым окном и с башней, – один из тех особняков, что подпадают под приметы дома Маргариты. Но еще до Булгакова он поучаствовал в распространении любовного арбатского пространства к Патриаршим. Доводилось даже слышать, что в булгаковском романе зашифрованы любовные коллизии вокруг Морозова.

Дом Морозовых на Спиридоновке. Открытое письмо

Савва с женой перебрались на Спиридоновку с Большой Никитской (место дома 43-а), по-своему вычертив вектор северной экспансии Арбата. На новом месте любовная коллизия нарисовалась в виде пентаграммы совершенно мефистофельской. Савва, прежде уведший Зинаиду Григорьевну от родича, Сергея Викуловича Морозова, теперь увлекся актрисой Марией Федоровной Андреевой, которая предпочитала ему Максима Горького, что стало, может быть, одним из поводов к самоубийству главного героя драмы.

Малый Арбатец: окончание с Морозовым

…Сергей Викулович Морозов жил в фамильном доме Морозовых-Викуловичей в Подсосенском переулке (№ 21) за Покровским бульваром, то есть в Малом Арбатце. Как зуевская фабрика была чересполосным владением соперничающих ветвей Морозовых, так их дома, на Патриарших и в Арбатце, были архитектурными соперниками, вариациями темы Фауста. Над обоими проектами трудились Шехтель и Врубель, причем панно последнего в Подсосенском прямо повествовали о Фаусте, о Мефистофеле, о Маргарите.

Переход Зинаиды Морозовой от Викуловича к Тимофеевичу без перемены фамилии – чем не знак последней связи между Арбатцем Малым и Арбатом, делающимся все больше? Декадентской любви Серебряного века место на западе Москвы.

Блок, Менделеева, Белый

Преимущественно петербургская история Блока и Менделеевой началась как подмосковная, венчанием в Тараканове в августе 1903 года, и продолжилась как московская.

На Рождество 1904 года молодые приехали в Москву по приглашению поэта Сергея Соловьева. Соловьев соседствовал с Андреем Белым в знаменитом доме на Арбате, а Блокам предоставил пустовавшую квартиру своего покойного дяди, Александра Марконета, в усадьбе братьев Марконетов на Спиридоновке (№ 6).

С вокзала Блок поехал к утреннему чаю на квартиру Соловьева, где познакомился с Андреем Белым. «Начало знакомства, имевшего такие важные последствия для них обоих», замечает Соловьев и продолжает: «В тот день Блок переехал на Спиридоновку, и в течение нескольких недель почти каждый вечер мы собирались в пустой квартире Марконет и просиживали с Блоком до глубокой ночи. Успех Блока и Любови Дмитриевны в Москве был большой. <…> Белый дарил ей розы, я – лилии. <…> Блок бегал в угловую лавочку за сардинками, Любовь Дмитриевна разливала великолепный борщ. Днем я водил Блоков по кремлевским соборам, мы ездили в Новодевичий монастырь. <…> Вечером – интимное собрание в доме Марконет с Белым или вывоз в свет петербургских гостей…»

Владение Марконетов (слева) на фото начала XX века

Александр Блок и Любовь Менделеева в любительском спектакле домашнего театра («Гамлет»). 1898

В усадьбе Марконетов было несколько домов. Главный, «белый дом» стоял левее существующего, к Спиридоновке торцом. Именно в нем останавливались Блоки.

Окнами усадьба смотрит на церковь Большого Вознесения. Как будто спицы блоковских саней попали в колеи пушкинских, свадебных, проложенные навсегда между Никитскими воротами и улицей Арбат.

Бунин и Муромцева

Тремя годами позже и тремя домами далее по Спиридоновке (доходный дом на стрелке с Гранатным переулком, № 9/2), в квартире Бориса Зайцева на четвертом этаже, познакомились Бунин и Муромцева. «Да, – вспоминает Зайцев, – шла к нам скромная барышня Вера Муромцева, а дальше стала Верой Буниной…»

Строго говоря, возобновилось старое знакомство, о котором Бунин забыл. Впервые их представили друг другу за восемь лет до «настоящей» встречи, в Царицыне, где Иван Алексеевич жил вблизи Лопатиной. Как вспоминала Вера Николаевна, «они (Лопатина и Бунин. – Авт.) много гуляли, и один раз мы с мамой столкнулись с ними. Екатерина Михайловна Лопатина познакомила нас».

Доходный дом Армянских.Фото начала XX века

Иван Алексеевич Бунин и Вера Николаевна Муромцева. 1910-е

Тетка Муромцевой была супругой управляющего Царицыном, а Вера Николаевна жила на даче дяди, будущего председателя I Государственной думы профессора Сергея Андреевича Муромцева (современное владение № 3 по 5-й Радиальной улице. Там до 2009 года сохранялись сад и топоним «дача Муромцевых»).

В Москве эта семья жила недалеко от Спиридоновки, в Столовом переулке. Деревянный особняк существовал до 1914 года, когда на его месте был построен дом № 22.

Цветаева

От Спиридоновки к Тверской, за Черторый, любовь Серебряного века восходит с Мариной Цветаевой. Фамильный дом Цветаевых стоял в Трехпрудном переулке (на месте нынешнего № 8), а выше, в Малом Палашевском переулке, существовала церковь Рождества Христова в Палашах (на месте дома № 3). В ней обвенчались Марина и Сергей Эфрон, жившие в арбатском «обормотнике» Елены Оттобальдовны Волошиной.

Узнав уже в парижской эмиграции о соседстве родительского дома с домом Гончаровых – архитектора Сергея Николаевича и его дочери художницы Натальи Сергеевны (Трехпрудный, 2), Цветаева восприняла это известие как знак соседства с Пушкиным. Что ж, между домом старших Гончаровых на Никитской и младших Гончаровых в самом деле чертится одна из линий восхождения Арбата к Патриаршим и Тверской.

Дом Берии

В бывшем доме князей Урусовых, угол Садово-Кудринской и Малой Никитской улиц (№ 4/28), жил Лаврентий Берия. К Садовому кольцу был обращен глухой забор. Сюда везли на поругание неисчислимых женщин. Дом Берии известен и определенно входит в современный любовный миф Москвы.