Текст книги "Похождения Павла Ивановича Чижикова"

Саади Исаков
Похождения Павла Ивановича Чижикова

© С. Исаков, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020

* * *

Саади Исаков – прозаик, журналист.

Родился 21 мая 1955 года в Москве. Окончил факультет русского языка и литературы МГПИ им. Ленина. Работал учителем.

С 1991 года живет в Германии. Преподавал славистику в университете города Билефельда. Работал редактором русского отдела газеты Osnabrücker Sonntagzeitung, главным редактором «Еврейской газеты», Jüdische Zeitung (немецкое издание) и журнала «Европа-Экспресс».

Публикуется с 1988 года. Первая книга вышла в 1992 году. Работает в жанре иронической прозы.

Саади Исаков является руководителем литературной студии в РДНК (Российский дом науки и культуры) в Берлине, членом редколлегии альманаха «До и После», редактором альманаха «3-й этаж». Кроме того, он – ответственный секретарь Союза писателей межнационального согласия ФРГ, а также член Русского ПЕН-центра.

Перу Саади Исакова принадлежат такие сборники рассказов и отдельные произведения, как «Война и мир Че Гевары», «Немецкие рассказы», «Еврейская тема», «Рассказы о коммунистах» (соц-арт), «Сионская проповедь» (поэма), «Похождения Павла Ивановича Чижикова» (роман), «Одесса. 2 мая. 4 года спустя» (о пожаре в Доме профсоюзов).

Предисловие

Приступая к описанию телесного облика сочинителя сего презабавнейшего опуса, спешу сообщить досточтимому читателю, что наружность оного никак не подпадает под определение «заурядная» – отнюдь! Ростом сей господин изрядно долговяз и длиннорук, вдобавок не тощ, а, скорее, изысканно поджар – что твоя гончая из стаи знатного барина, знающего толк в псовой охоте. Физиогномический портрет его также изобилует размашистыми, но уверенными мазками: вот, извольте, натуральный тупей, венчающий главу на манер ястребиного гнезда, ветки которого густо посыпаны как снежной солью, так и мрачным перцем. Вот вам очи, горящие из-под соколиных бровей, вот вам крючковатая закорючка носа, кончик которого указывает на уста, от которых невидимо трепещут дамы просто прекрасные и дамы прекрасные во всех отношениях!

Покорнейше прошу простить. Ибо пытаюсь жалкими кунштюками предисловья своего приблизиться к глыбе дымящегося текста, который изваял Саади Исаков.

Итак, перед нами филологический роман, прием которого открыт настежь, как ворота зажиточного подворья в ожидании свадебного поезда. А вот и он. Ту-ту-у! Слышен звон бубенцов издалека.

Милости просим, Павел Иванович! Не Чичиков? Чижиков? О, какие пустяки! Мы-то вас незамедлительно признали, драгоценный вы наш! И сотоварищам вашим низко кланяемся. Силь ву пле, месье Дренцалов! Хау ду ю ду, мистер Трефф? Наше вам с кисточкой, госпожа воинствующая дева Собака Чака! Товарищ Цитрусов, ну что вы всё глазенапами ворочаете неутомимо, ровно каменщик, мостящий булыжником мостовую? Добро пожаловаться к нашему шалашу!

А сколько их еще – Йезус Мария, доннерветтер, порка мадонна, фак ю, твою маму так! Вагон и маленькая тележка. А, нехай заезжают, за столом никто у нас не лишний. Ибо Чижиков с Россией в очередной раз венчается! Горько!

Что правда, то правда. Горько.

И это же надо было придумать – «снятие родового стресса». Бесплатно. Сатанинское измышление, не иначе. Чичиков, закуривайте! К вам, милстидарь, кирдык подкрался незаметно. Нынче Чижиков на коне.

Предлагаемое чтение есть натуральная фантасмагория гоголевского замеса и булгаковского размаха. Поглощая сей текст, я беспрерывно всхохатывал, ибо по нему, яко бисером, рассыпаны брильянтики удачнейших сравнений и славных словесных находок.

Но не в них суть, хотя и в них тоже.

Саади Исаков написал типичное «казна-що», если говорить по-украински. Не то лягушка, не то зверушка, не то поп, не то его приход. Не то эпопея, не то мениппея. Ах, не всё ли равно? Из собрания пестрых глав, полусмешных, полупечальных, упрямо прорастает вечный вопрос: Русь, куда несешься ты, сидючи в реактивном аэроплане со всеми удобствами?

И она, как водится, не дает ответа. Нет, я не рекомендую вам это чтение. Я настоятельно прошу: почитайте!

Владимир Рерих

Глава 1
В предчувствии чуда

Павел Иванович Чижиков, русский бизнесмен XXI века, был как две капли воды похож на своего без малого полного тезку и, как тот, не отличался ничем выдающимся, разве что отдаленно напоминал Наполеона. Но если при Гоголе сходство это имело ключевое значение, в Новые времена оно потеряло былой смысл, потому что на первый план выдвинулись иные герои, затмившие собой громкую славу корсиканца. Например, один – настойчивый сибиряк, отомстивший за брата, другой – недоучившийся семинарист, взбудораживший не только Россию, но и всю Европу, да что там всю Европу – весь мир. Или третий – жандармский красный полковник, способный морочить голову без малого всему миру. Даром что роста они были небольшого, что называется теперь, «наполеоновского», и именовались застрельщиками, но на том и кончалось всё их сходство. А дел они наваляли по масштабу значительнее, чем французский узурпатор, и удалось им то, что не удалось Наполеону, то есть трижды обуздать Россию, несмотря на морозы и бедственные дороги, и полностью подчинить себе дураков.

Наш Чижиков был тоже невысок, точнее, мелковат, поэтому носил туфли на внушительном и странном для мужской обуви каблуке, скошенном под углом приблизительно градусов в 45. Но туфли эти не только не увеличивали, а, наоборот, подчеркивали его малый рост. Всем известно, что такие каб луки в России носят одни коротышки и восточные молодящиеся ухажеры, красящие седину турецкой хной.

Он нажил небольшое упругое брюшко, то есть был, как сказано, не слишком толст и не то чтобы тонок, редкие волосы прикрывал картузом или, как сейчас говорят, бейсболкой, костюм носил аккуратный, преимущественно черный в мелкую полосочку, считая это сочетание практичным, непривлекательным для посторонних завистников и одновременно не выходящим из моды.

Принципиально желая оставаться неприметным, Чижиков вел скромный образ жизни, обитал в трехкомнатной квартире в Беляево, оставшейся в наследство от родителей, сердечно не переживших распад СССР, и не улучшал жилищные условия, хотя средства ему позволяли, – чтобы не привлекать к себе внимания и не заводить прислугу, которая по обыкновению выносит из дому с мусором всю подноготную.

Чижиков был всегда неукоснительно занят делом и последовательно не отвлекался по пустякам, полагая, что стоит только переключиться на скромную добродетель или, например, погладить меланхолично собачку, приласкать кота или поиграть с ребенком, как мимо тебя со свистом пронесется незаработанный миллион.

Жениться ему не пришлось и по причине занятости, и потому, что требования к спутнице жизни были у него непомерно высоки – он нуждался в такой сопроводительнице бытия, которой он мог бы верить как себе самому в случае необходимости обратно развестись, предварительно записав на нее всё недвижимое имущество и наличное состояние. Но такой спутницы он пока не встретил.

Впрочем, жениться ему всё равно не пришлось бы из практических соображений. Что толку играть свадьбу – одни убытки, – когда имущество в любом случае должно сохраняться раздельным, если, не приведи господь, что.

Когда началась перестройка, Павел Иванович Чижиков, не мешкая ни минуты, задумался о том, как бы ему скопить капиталец, но таким способом, чтобы быстро и по возможности без особых для себя физических затрат. То есть нажить, ничего толком не производя.

Павел Иванович был относительно благородных кровей, его отец, Иван Александрович Чижиков, служил мелким чиновником при ЦК КПСС – папаша одним из первых смог узнать и подсказать нашему герою, что грядут перемены, задолго до того, как о них объявили народу.

– На диссертациях типа «О роли балалайки в процессе уничтожения лесов Среднерусской равнины» больше не проживешь, а к будущему разбазариванию не подступиться в силу незначительного чина, – сказал папенька в сердцах и надоумил сына пуститься в бизнес.

Обокрасть страну – он вполне допускал, ведь много в ней лесов, полей и рек, и недр, хватило бы всем, но свести родину, СССР, к нулю – это было выше его понимания, оттого и помер от удара. Мать пошла за ним следом, не видя смысла в одинокой жизни. Сама по себе потихоньку зачахла.

Не упустить своего – стало основным мотивом существования Чижикова. Прежний же наказ папеньки советской закалки «учиться и учиться» отменился папенькой и сам собой, потому что мог, по актуальным понятиям, привести исключительно к нищете. А потому время на учебу Павел Иванович зря тратить не стал, а начал самозабвенно, неукоснительно и с упоением зашибать копейку точно так же, как недавно читал прогрессивный по тем временам журнал «Огонек».

С тех пор, как и многие его современники из бывших партийцев и комсомольцев, Чижиков не гнушался ничем, справедливо полагая, что в смутные времена за это ничего не будет, потому что всех не перевешаешь – веревки не хватит, тем более что ее вообще перестали производить.

Он торговал, перепродавал, завозил, растаможивал, спекулировал, наживал, менял, посредничал, кидал, сдавал в аренду, выигрывал, проигрывал, заламывал, впаривал, от новых веяний не отставал, обналичивал, покупал и продавал новомодную электронику, компьютеры и даже валюту.

Больше всего он мечтал присосаться к нефтяной или газовой трубе, но не вышло, не хватило папиных связей из высшего партийного звена, и тогда молодой Чижиков понял, что надо что-то предпринять грандиозное, крупномасштабное, но другое, иначе годы проходят, а крупного капитала как не было, так и нет, и жизнь, получается, проживается как будто бы зря.

Стало быть, прежнее существование мелкого грызуна в колесе истории ему со временем порядком надоело, особенно потому, что усилия не приносили желаемого внушительного капитала, да такого, чтобы на его базисе можно было сходить за орденом в Кремль или, на худой конец, стать депутатом Госдумы.

Глядя на то, как все вокруг мучаются, работают с вечера до зари и обратно, он обратился умом в другую сторону. Напри мер, стал исследовать опыт известных авторитетов, а еще больше – опыт раскассированных большевиков, снова поднимающейся в полный рост церкви, возникших на пустом месте сект и самого государства, не помнящего коммунистического родства, то есть решил опереться на опыт всех, кто беззастенчиво торговал идеями светлого будущего. Он обратил внимание на то обстоятельство, что большевики так ловко сформулировали теорию светлого завтра, что заставили практически задарма и с увлечением на нее работать всё население необъятной страны, за исключением воров в законе, некоторых представителей умственного труда, отдельных интеллигентов и отпетых тунеядцев.

Церковь же, в свою очередь, записывала младенцев в свои ряды, не спросясь их желания и по воле родителей, что подразумевало впоследствии обязаловку платить подать до конца своих дней. А государство, со своей стороны, придумало налог на добавленную стоимость – бесстыжие поборы с граждан по географическому месту проживания, – по сути дела, ни за что и форменный грабеж.

Короче, свой новый, правильный бизнес он решил построить на светлейшей вере человека, точнее, на прозрачной доверчивости простака и одновременно, по возможности, ни на чем – по примеру большевиков, церкви и государства. Последнее тоже только и делает, что дурит простой народ, постепенно превращая наивных граждан в отъявленных пройдох, отвечающих в отместку на происки державы хоть и не всегда симметрично, но тем же.

Например, государство тратит налоги граждан на грандиозные показательные мероприятия или на мост через океан. В отместку гражданин, если не дурак, вместо того чтобы платить в казну, покупает себе яхту и ставит ее на прикол в зарубежном порту, расходует средства себе на самолет, чтобы летать к яхте, и пьет шампанское за 1600 у. е., потому что лучше в себя, чем на державный ветер. И вообще проживает каждый новый день как последний.

Таковы, собственно, были высочайшие намерения Чижикова. Но покамест нашему герою на ум ничего достойного не приходило. Однако, как это часто бывает, стоит человеку о чем-то крепко подумать и помечтать, как подворачивается случай – это ли не чудо, – который, если к нему должным образом отнестись и не прозевать, может повернуть жизнь из эфемерно-мечтательного в материально-продуктивное русло. Надо только уметь вовремя его распознать.

Глава 2
Тюрьма в конце тоннеля

Случай такой подвернулся как раз в самый зачаточный период исканий Павла Ивановича. Однажды в Сочи, тогда еще курортном городе союзного значения, более широко известном в народе через крылатую фразу «в Сочи на три ночи» и по сочинскому преферансу, а теперь и подавно прославленном за счет прохладных Олимпийских игр в субтропическом климате, к Чижикову подошел молодой человек ехидной армянской наружности и предложил снять родовой стресс за десятку в оздоровительных и профилактических целях, причем сразу и навсегда.

В те благодатные времена 10 рублей были еще деньгами. На них можно было пообедать в ресторане или три раза в столовке, два раза сводить девушку в бар или кафе-мороженое, хотя доллар уже стоил у спекулянтов 1 к 10 деревянным рублям и назревала денежная реформа с грабительским финалом, проиндексировавшая ничего не подозревавших прежних богатеев из писателей и заслуженных артистов, веривших в справедливость и благородство министра финансов Павлова, давшего клятву на партбилете, до уровня бедняков, а пенсионеров – до плинтуса нищих и бомжей.

Павел Иванович поддался соблазнительному любопытству, что бывало с ним редко, и не зря. Он слушал и воодушевлялся, он понимал и предчувствовал, что вложенные 10 рублей в снятие родового стресса будут не напрасны. В его голове, как в гараже Билла Гейтса, изобретателя Microsoft, рождалась, зрела и билась в зародыше идея, способная в перспективе сравнительно честно обобрать всё человечество. Если не всё, то самую доверчивую его часть.

Его нисколько не конфузило то обстоятельство, что он позаимствует идею и оставит первооткрывателя на бобах. Он уже тогда знал, что идея богата не сама по себе, а своим материалистическим воплощением. Мало придумать лампочку Ильича – надо еще наладить ее серийное, массовое производство, а не прозябать далее в подлом сословии кустарей-одиночек и вхолостую оспаривать, кто первичен, наш Попов или пресловутый Эдисон.

Нажитый на тот день скромный капиталец путем различных манипуляций спекулятивного, валютного и прочего сомнительного характера, стыдливо позволенных начиная с 26 мая 1988 года посткоммунистами горбачевского образца законом «О кооперации», в размере 20 000 у. е. в различной валюте, кроме советской, он разделил пополам. Одну часть Павел Иванович припрятал как клад на черный день в «Российском Стеклянном Народном Трехлитровом банке» с закатанной крышкой в надежном месте – на участке в Кратово в восемь соток, доставшемся в наследство от родителей, почивших в Бозе. Место для саперно-сберегательных работ он выбрал целомудренно тихое, под яблоней, давно не плодоносящей, аккуратно сровнял землю, слегка притоптал и присыпал жухлой листвой.

Другую же часть решил употребить в виде первоначального инвестиционного капитала на развитие предпринимательства, которое сулило принципиально поменять его положение в обществе, вознеся до самых могущественных и заоблачных высот, сравнимых с положением греческих богов под руководством придурковатого, сердитого и невежественного Зевса, которого легко обошел на историческом повороте книжник Христос, взывавший к милосердию.

Уже через неделю у нашего героя появились подробный бизнес-план и теоретическое обоснование в черновом варианте. Он ходил по кабинету в синем нетленном китайском шелковом халате с золотым драконом на спине и иероглифами на груди, пережившем нерушимую дружбу Сталина с Мао, конфликт Никиты Хрущева и всё того же Мао, «культурную революцию», инцидент на острове Даманском, смерть Мао, китайскую и советскую перестройки, смерть его первого владельца – то есть перешедшем к нему по наследству от отца, – и время от времени приплюсовывал новые детали, которые должны были бы сыграть принципиальную роль в новом деле, в котором не могло быть неучтенных нюансов до мелочей.

Он завел две картонные коробки от чешской обуви, куда складывал идеи, записанные на «склерозках», небольших листках плотной бумаги желтого цвета. В правой коробке были удачные мысли, в левой – бредовые, как ему сперва казалось, но он их не выбрасывал, а сохранял до тех времен, когда обстоятельства могли сами собой измениться и бред был способен стать объективной реальностью, данной нам в ощущениях, то есть на нюх, на слух, на вкус, на взгляд и на потрогать. К этому его приучила предыдущая жизнь, когда на его глазах бывшие коммунисты и комсомольцы на ощупь и потихоньку совершили обратно-капиталистическую революцию, а потом разогнали СССР, уничтожили наследие Ленина – Сталина и в скором времени пообещали сровнять с землей Мавзолей со всем его внутренним эпохальным содержимым.

Эти вдумчивые путешествия по комнате с небольшими вынужденными перерывами на еду, посещения магазина и удобств заняли у него много недель. Он никак не мог найти идеальную форму для своего бизнеса. Потому что при всех логических раскладах как-то так нежелательно выходило, что в итоге придется посидеть в тюрьме полновесные 10 лет за особо крупный размер присвоения чужих средств мошенническим путем. А это никак не входило в планы нашего героя.

С другой стороны, деньги, конечно, можно было надежно припрятать, выйти со временем по УДО, как поступали его современники сплошь и рядом. Риск, исходя из значительности суммы, был вполне оправдан, учитывая то обстоятельство, что в другие времена можно было получить тот же срок за колхозные колоски или недолив пива советским гражданам, но всё равно с этой мыслью Чижиков чувствовал себя неуютно.

За то время, пока он обдумывал детали, рубль шарахался, падал и многократно менял свой неустойчивый курс в пользу взвинченного доллара, точно последний хотел послать нашу валюту в нокаут в неравной борьбе, как боксер-супертяж хрупкую балерину. Вследствие всего Павел Иванович окончательно остановился на таксе в 20 у. е. против сочинских 10 рублей с человека за свои услуги, считая такую цену справедливой. Но вот финальная стратегия изъятия средств у граждан на законном основании никак не укладывалась в его рассудке, потому что во всей схеме должно было непременно присутствовать магическое для обывателя слово «бесплатно» в сочетании с обещанием мгновенного исцеления без ущерба от пилюль, микстур, порошков и побочных противопоказаний от дешевого пирамидона, применяемого тогда от всех болезней, и обязательно без приложения каких-либо усилий, что фактически приравнивалось бы к божественному промыслу и чудесам.

Чижиков, как человек ушлый в народной морфологии, понимал, что венец творения обыкновенно ленив, имеет склонность брать и получать не платя, желает похудеть, не сходя с дивана, владеть покупательной способностью, не ударив палец о палец, быть сильным и здоровым, не прилагая физического труда, мечтает стать генералом, не служа в армии ни одного дня.

Одновременно с этим на него может найти псих невиданной щедрости, и он готов отдать последнее за какую-нибудь фантастически бесполезную ерунду, напрочь утратив логику и трезвый расчет. Например, купить лазерный прибор для точного измерения полезных квадратных метров в гараже или домашний телескоп для поиска неведомых галактик, начисто позабыв, что его единственное крошечное окно во вселенную выходит на кирпичную стену, и неба сквозь него не видать как собственного затылка.

Павел Иванович грезил помочь современному прямоходящему попрощаться с деньгами ради чего-нибудь очень бессмысленного, как искусственный газон в сосновом бору.

Однако на этом фоне всё еще неизбывно мерцала в перспективе тюрьма, а Павел Иванович на это совсем не рассчитывал. Другой бы беззастенчиво и вдову обобрал, и бесцеремонно брал бы везде, где брали все, но Чижиков был не из таких.

Он не хотел никому причинять горя, тем более связываться с государством в законе, а полагал скассировать со всех понемногу, по чуть-чуть – например, по одному доллару с человека или даже по двадцать долларов, но не более, – тем самым никому особенно не причиняя ущерба, разорения и зла. Он хорошо помнил завет отца: «Не посрамись, и нас с матерью не посрами!».

А с такими аппетитами, как у Павла Ивановича, посрамиться было сложно – это же не взять и украсть фабрику детской игрушки, морской порт, завод прозрачных вин, черный брильянт из Алмазного фонда или целиком банк с причудливым названием «Анексим», в котором хранились деньги Министерства обороны.

Как превратить слово «бесплатно» в деньги, он пока еще не придумал, а время жгло. Уже появились в Лондоне первые миллионеры из комсомольской молодежи, уже потянулся за границу ручеек обиженных властью буржуа средней и крупной руки, уже первый из них забросил неблагодарный русский бизнес и стал играть на Лондонской нефтяной бирже, постигая премудрость фьючерсов, а Чижиков так и сидел на своих планах как на бобах.

И хотя Павел Иванович жил без оглядки на других, политическая обстановка в стране и мире не могла его не смущать. Демократы стали постреливать в консерваторов, по городу разъезжали танки на гусеничном ходу, можно было выйти в булочную за хлебом и оказаться на кладбище в виде неподвижного статиста, бандиты из прежних уголовников и спортсменов со стрельбой делили сферы влияния на овощном и трикотажном рынках, военные стали продавать оружие врагу, проходимцы выбились в люди, но пока еще не сбежал в Польшу популярный демократ Станкевич, обвиненный во взятке в какие-то десять тысяч долларов, что свидетельствовало об относительно скромных аппетитах тогдашних младореформаторов, происходивших из коммунистов.

Уж всё казалось Чижикову нестабильным и оттого будто понарошку. А планы между тем были наполеоновскими. Но, как говорится, отдаленное внешнее сходство с Наполеоном – еще не повод для французского гражданства.

А лагерь в Мордовии – не остров Святой Елены, хотя и выбраны они для одной цели – карантина для криминального, шустрого и беспокойного элемента, к какому легко можно отнести нашего героя.