Текст книги "Похождения Павла Ивановича Чижикова"

Тем временем на наследие Чижикова слетались и другие заинтересованные лица, как мухи на алтарь, на котором приносилась жертва. Под мухами у древних имелись в виду языческие боги, воплотившиеся в насекомых ради того, чтобы проверить усердие, щедрость и богатство прихожан. С точки зрения ведущих мировых религий, языческие боги – те же демоны.

Злонамеренные атеисты придумали липучку над столом, чтобы переводить мух без разбора, потому что они, в отличие от древних, в них не видят способа общения с богами. Чижикову тоже стоило придумать предохранительную липучку, чтобы как-то поизощреннее обезопасить себя от демонов или, наоборот, вступить с ними в продуктивный диалог, как с языческими богами.

Или вот напрашивается такое замечание. Наверное, вы и сами заметили, что со временем мухи перестали садиться на липучку в том количестве, в каком они это проделывали лет тридцать назад, при социализме. Конечно, можно утверждать, что в поведении мух за это время произошли значительные изменения, их тоже задела эволюция и через гены они передают знание об опасности в виде липкой ленты. Однако против этой версии говорит тот факт, что далеко не все поумнели и остались такие, которые по-прежнему тупо летят на муки и смерть. Похоже, дело обстоит в другом: скорее всего, мухи, облетающие липучку стороной, – это реинкарнированные дачники, чьей добродетели не хватило на то, чтобы переселиться в тело, подобное своему, но хватает ума не лезть на рожон.

Те мухи, которые по-прежнему липнут, – или наследники тех урбанистов, кто никогда за городом не бывал, или происходят прямо от мух, минуя законы реинкарнации, суть которой в унаследовании косвенных признаков, несвойственных данному виду.

К чему эта мысль? Поскольку Чижиков – это реинкарнированный Чичиков, то он вышел по генетическому наследству в некоторой степени самонадеянным лопухом и растяпой, не склонным к философии и аналитике, хотя и с явно заметными благонравными отклонениями от оригинала. И потому по наивности стремглав и бездумно летит он на развешанные липучки, даже менее пахучие и намазанные медом пожиже, – не то что в те давние времена, когда даже самый «заплатанный» помещик проверял качество производимой крестьянами продукции сам.

Глава 12
Таблетки от родового стресса

После благоприятной и обнадеживающей встречи с доктором Чижиков решил договориться с фармацевтами, прежде всего – с олигархом Дренцаловым, который контролировал практически весь рынок таблеток и прочих препаратов для приема внутрь и только чудом не смог захватить его весь, потому что у одного из последних конкурентов был серьезный покровитель, чуть ли не государственный министр, хотя и другого профиля. Для того чтобы показать серьезность своего предприятия, Павел Иванович пригласил Прохора Дренцалова в собственный офис. Он вообще стал использовать здание империи в представительских целях, чтобы пускать иному собеседнику пургу в глаза.

Бизнесмены, как нынче обобщенно называют всех прежних коммерсантов, дельцов, барышников, купцов, кооператоров, предпринимателей, лавочников, негоциантов, маркитантов, деляг, промышленников, перекупщиков и торгашей, долго созванивались, потом к Чижикову приехал начальник охраны олигарха Дренцалова, посмотрел все входы и выходы, сделал кое-какие замечания гвардии Чижикова, сговорились о совместной деятельности на время посещения шефом здания, громко, весело и широко отобедали в ресторане «Империя», устроив гвардейский кутеж, выпили за хозяев, за гостей, за встречу, за сотрудничество, за Махабхарату, полагая, что это признание в вечной дружбе у индусов, потом пили на посошок, незаметно удвоив дозу, в целом остались удовлетворены и ушли неспешно и неровно.

Перловка потом еще долго ходил по ресторану, прислушиваясь к подошвам своих ботинок. Каждая с попеременным шагом прилипала к полу и отлипала с характерным причмокиванием. Гвардейский секунд-майор стал оглядываться и присматриваться к полу, будто его кто преследует по пятам, потом позвал официантку Светочку, служившую на правах коллежского регистратора, и поинтересовался, что она могла такого разлить, что пол стал прилипать к подошвам.

– Что тут у нас чвакает? – он был демонстративным патриотом империи, считал ее родной и иначе как «нашей» не называл.

– Полы мыли, – сказала Светочка, – вода высохла и прилипла.

– Вода, значит, прилипла?

– Ну да.

– Думаешь, что говоришь?

– Или вы сами неловко открыли шампанское и нагадили. Пусть будет так, если это вам больше нравится.

Перловка удивился такому простому решению вопроса, но перечить не стал. Не тратя времени попусту, он лег тут же на диванчике подремать. Ему еще сегодня предстояло трезвым явиться к шефу с докладом и ничего не перепутать в датах, деталях, спецпожеланиях, протоколе, церемонии и предосторожностях, а также относительно пристрастий и меню.

Олигарх Прохор Дренцалов приехал на следующий день к обеду. Павел Иванович провел гостя по зданию, показал новые хоромы, завел в собственный кабинет, оформленный по последнему слову деловой моды: сочетание красного дерева, темно-зеленого ковролина с золотыми французскими лилиями и патиновой бронзы.

Впрочем, у всех успешных российских дельцов и политиков были тогда кабинеты такого образца – с камином, книжными полками по периметру, портретами императора и императрицы вместо президента, лик которого словно по команде появится у всех потом, когда кое-кому из олигархов прищемят хвост, а у других вдруг проснется нешуточный государственный патриотизм, и напольным глобусом метрового диаметра, перерождавшимся по необходимости в мини-бар, если ему вскрыть череп ровно по экватору. Чижиков от гордости будто потянулся от нуля к небу и уже смотрел на гостя свысока, несмотря на то что доходил тому едва лишь до плеча.

Павел Иванович предложил Дренцалову коньяку, как бы начиная издалека. Он понимал, что гость приехал сюда как удельный князек в орду и будет интриговать в расчете на поживу, а верить ему никак нельзя, поэтому предполагал сперва слегка напоить, чтобы незаметно связать гостю ум с языком.

Чижикову не терпелось понять, в чем же все-таки потайной интерес Дренцалова. В кабинете была еще одна дверь, за которой располагалась комната отдыха, где хозяин иной раз дремал после обеда, а то и проводил резвые минуты с секретаршей Леночкой или официанткой Светочкой, благо там были обустроены ванная комната, душ, туалет и биде, или одиноко мечтал о двух дамах из провинции, на одной из коих он готов был хоть сейчас жениться, правда, еще окончательно не выбрал, на какой, и найти их так и не удосужился.

Он опять вспомнил, что хорошо бы написать Крамскому запрос или позвонить Исааку Фридману, министру по делам туризма известной уже провинциальной мэрии, и попросить об одолжении.

«Может, так было бы лучше, чтобы сохранить инкогнито», – подумал он настолько громко, что усомнился, а не сказал ли он эту мысль вслух. Чижиков посмотрел на гостя. Тот не шелохнулся.

Павел Иванович попросил отлучиться на минутку, спрятался за дверью и стал подглядывать в глазок за тем, как себя будет вести посетитель. Но тот сидел за столом и разглядывал свои ногти, будто ничего не было их важней.

«Любит себя человек», – так подумал Павел Иванович. А кто себя не любит? Он резко открыл дверь:

– А вот и снова я! – крикнул он так, что Дренцалов испугался, взятый врасплох:

– Вы прямо как клоун какой-то! Вышли – вошли.

– Сантехнику проверил.

– Давеча протекло? – не понял гость.

– Всё сам, – включился в игру Чижиков, улыбаясь, – разве теперь можно кому доверять?

– Ваша правда, Павел Иванович.

– Ну и о чем будем договариваться? – прямо спросил Чижиков, используя свое неожиданно возникшее преимущество, позабыв, что сам инициировал эту встречу.

– Хочу выпускать новое лекарство, препарат от родового стресса для хроников и для тех, кому сразу не помогло снятие по фотографии, – выпалил Дренцалов, не переведя дух.

– Вот вы куда загнули, – сказал Чижиков, припоминая свою идею о повторном снятии стресса, случайно подсказанную Крамским.

– А что, идея хорошая, а вы будете в доле как право обладатель.

Павел Иванович умилился слову «правообладатель». Он раньше не догадывался, что из этого тоже можно извлечь деньги, тем более что всегда помнил сочинского армянина ехидной наружности, у которого идею некоторым образом безвозмездно позаимствовал сам. Где он теперь, снимает ли, как прежде, родовой стресс на сочинской набережной, возле гостиницы «Жемчужина», по-прежнему гоняют ли его там менты?

«Где ты, благодетель, жив ли?» – подумал про себя Чижиков, и ему захотелось вдруг, чтобы тот ненароком умер, а сам он с благодарностью пришел бы на могилку с богатым венком от фирмы «Чижиков и К^о» бросить горсть земли в яму и пустить слезу. И никто бы не знал и не терялся в догадках, почему этот солидный столичный коммерсант выше средней руки так чистосердечно скорбит по какому-то захолустному армянину-кустарю. Чижиков почему-то был так уверен, что его тайный благодетель, претерпев шоковый переход из социализма обратно в капитализм, уже скорее мертв, чем жив, что позвал секретаршу и велел сыскать Зряченского по важному делу – узнать про судьбу кормильца.

Следует заметить, что к Павлу Ивановичу сочинский человек армянской наружности частенько приходил во сне и с укором говорил:

– Что же ты, коллега, обо мне совсем позабыл?

Чижиков пытался разгадать, что бы этот сон значил, но ничего затейливого и путного не придумал, кроме одного – послать Зряченского в командировку в Сочи, чтобы тот разыскал армянина или справился о его судьбе.

Все эти мысли и действия проходили на фоне ожидавшего ответа Дренцалова, который не понимал, почему возникла пауза, и нетерпеливо смотрел в окно. Но мы-то понимаем, что мысли человека не прикажешь и она может нежданно появиться и так же негаданно исчезнуть из головы, не оставив следа, или воплотиться в качестве мудрого распоряжения.

– Эта деятельность не входила пока в мои планы, – сказал вдруг Чижиков.

– А что так?

– Мне бы со своим потоком дел справиться, – почти схитрил Павел Иванович.

– Так ведь о будущем стоит подумать. Снят стресс, не снят стресс – это же никак не проверишь. Вы же понимаете, о чем я говорю?

– Как же не проверишь? А свидетельство?

– Да полноте. Я вам таких свидетельств сотню выпишу и за глаза нарисую.

– Да вы, я смотрю, крепкий орешек, – сказал Чижиков, – знаете, о чем говорите.

– А что тут знать? Запустили народу картонную дурилку – респект вам и уважение. Теперь давайте развиваться, придумаем кое-что совместное. Я перспективы вижу большие.

– А именно?

– У вас же сохранилась база данных на тех, кто снял родовой стресс?

– Конечно.

– Мы им разошлем, например, письма с рекламой таблеток для поддержания состояния снятия родового стресса в правильном тонусе, чтобы стресс по недосмотру, в результате неправильного питания, отсутствия гигиены, витаминного баланса или под воздействием вредного вируса не вернулся как-нибудь обратно.

– Это надо хорошо обдумать, – сказал осторожный Павел Иванович, не готовый к такому повороту, и предложил спуститься в ресторан отобедать.

Пока они шли по лабиринту империи, наш герой с гордостью показал все залы и комнаты, заглянули в бухгалтерию, зашли в отдел кадров, к юристам, в колл-центр, который все сотрудники поголовно в то время произносили не по звуковой транскрипции, как слышится у англичан, а как пишется – то есть калл-центр, – вводя Чижикова в смущение, свернули в отдел доставки, а также спустились в подвал, в сердце фирмы, где под портретом Ойгюн Байтыра, по слухам, работы самого Никаса Сафронова, два десятка сотрудников и сотрудниц ставили на фотографии печати, отсылали их по конвейеру в цех ламинации, где снимки покрывали прозрачной пленкой, откуда они в конвертах поступали в упаковочный цех, где их складывали в ящики, чтобы отвезти на почту. Всю технологическую цепочку придумал лично Павел Иванович, проявив себя грамотным организатором производства.

Заветные письма отвозил в соседнее почтовое отделение один из охранников три раза в день, по мере накопления. Между тем цена на услуги по снятию родового стресса увеличилась до 30 у. е. Павел Иванович с удовольствием это упомянул и втайне порадовался зависти гостя, проступившей красными точками у того на лице.

Ну и, конечно, зашли в серверную комнату, где работал, шуршал и грелся внушительный электронный мозг фирмы в 10 терабайт, используемый покамест процента на три, с КПД значительно ниже человеческого, который обслуживали, как кочегары топку, четыре человека новомодной хипстерской наружности в поте лица, страдая от жары и жажды.

– Вот это сила! – с восхищением сказал Дренцалов.

– А то! Мозги – это наше главное, это наше всё, – сказал Чижиков и постучал себя указательным пальцем два раза по лбу.

Глава 13
Дания или Мадагаскар

За грубой резной дверью ресторана Дренцалову открылась любопытная картина: это был многонациональный, каким бывает только советский, ресторан со множеством комнат по этническому образцу. Чижиков провел гостя в украинскую хату максимально человек на восемь, где коммерсантам предстояло отобедать наедине. В центре выбеленной комнатенки стоял массивный деревянный стол, покрытый половой краской, имевшей ту особенность, что и через год грубая мебель прилипала к изящной одежде, однако не оставляла следов. Вместо скатерти и салфеток стол был покрыт салфетками-вышиванками, пока не завоевавшими того высокого патриотического значения, как в наши дни. Над головами висели полки с соленьями в стеклянных банках, намертво приклеенными к дереву, чтобы ненароком не свалились кому-то на голову или чтобы их не сперли на сувениры подвыпившие посетители, по традиции склонные к лиху и озорству. У стены при входе в хату – крашенная золотым узором тумба с графином, а над ней – современная копия социалистического плаката с ярчайшим типажом комсомольско-партийной наружности, ладонью отстраняющим от себя граненый стакан, и с пугающей надписью эпохи Иосифа І Грозного: «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять классового врага».

– Всё сам, – гордо сказал Павел Иванович, манерно проведя ручкой справа налево пригоршней вверх, как певец на эстраде, – всё сам.

– Восхищен! Завидую, – запоздало сознался олигарх Дренцалов.

– Это еще не всё. Строю концертный зал на 500 мест и шоурум для эксклюзивных заморских товаров по их фабричным ценам.

– И всё здесь?

Павел Иванович изобразил утвердительную гримасу, да такую сладкую, что его хотелось лизнуть:

– Я собираюсь тут навеки обосноваться. Детишек нарожать от какой-нибудь свеженькой русской бабенки, обеспечить им сытное проживание и будущее, престижную учебу в Лондоне, занимательную карьеру, какую они захотят.

– Мечтаете о наследниках империи?

– О них, милых.

В это время появилась официантка Светочка, к которой Павел Иванович имел слабость и не скрывал этого.

Вообще принимать на работу женский пол Павел Иванович не доверял никому, потому что считал, что если мужчины – это ум фирмы, имеют, так сказать, не выпуклый, не наружный, а потайной смысл, то дамы – это физиономия фирмы, прямо бросающаяся в глаза.

Принимая девушек на работу, Чижиков внимательно рассматривал красоту и формы, чуть ли не ощупывал руками, но глазами точно; предпочитал правильные, классические черты лица, рост выбирал средний; некрасивых, дылд и коротышек отсеивали еще на предварительном собеседовании в отделе кадров. Умение наносить макияж и одеваться были предпочтительны, в равной мере как и молодость, незамужность, смазливость и честолюбие с уклоном в легкий флирт и карьеризм.

Если в разговоре наблюдалось естественное, непринужденное кокетство – это было в плюс. Развязность или излишняя самонадеянность давали минус. Однако если зачеркнуть минусы – тоже получатся плюсы. Но такое Чижиков допускал в редчайших случаях.

Если соискательница места приезжала на дорогом автомобиле, что было хорошо видно из окна кабинета Павла Ивановича, таких он не принимал у себя, прямиком отправлял к кадровику, а тот немедленно отказывал – неизвестно, на какого мужа нарвешься, и лучше не рисковать.

Если вдруг Павлу Ивановичу случалось как-нибудь провиниться по мужской линии, он был щедр и мог отправить виновницу собственной похоти отдохнуть на Мальдивы недельки на две. И если вдруг кто исчезал на Мальдивы, вся фирма знала, что за шефом завелся грешок.

Светочка поставила графин с квасом и графин водки в ведерке для шампанского со льдом и спросила:

– Как обычно, Павел Иванович? – на что Чижиков улыбнулся и качнул головой.

– Вот отсюда начинается моя империя, – его прервал гулкий звук, похожий на разрыв фугаса под землей. Дренцалов удивленно посмотрел на нашего героя: мол, что это было?

– Не страшно, это рабочие строят мне бункер с подземной спальней и кабинетом. Так что, если что, милости просим.

– Уж как-нибудь, пожалуй, без этого.

– Думаете, обойдется?

– Да. А иначе зачем всё?

– Да, тогда всё напрасно, – согласился Чижиков.

Хозяин принялся рассказывать именно про это всё: что у него в 53 губерниях филиалы, другими словами, пункты пропаганды здорового образа жизни. Там трудятся люди, преданные ему и делу. Что скоро по всей стране, во всех городах, откроются такие оздоровительные центры, и народ перестанет болеть и кашлять.

Тут Павел Иванович понял, что ляпнул лишнего, потому что гость как-то насторожился. Сделать всех здоровыми совершенно не входило в его планы, потому что это противоречило его собственному фармацевтическому бизнесу. Как дикий капитализм в погоне за каждой копейкой отрицает законы, равенство и справедливость, так королю провизоров оскорбителен всякий здоровый, ядреный человек.

Снова появилась Светочка, а вместе с ней на столе возникли всякие разносолы и прочие закуски, про которые Павел Иванович долго рассказывал их биографии – откуда они, какому российскому региону обязаны этим неповторимым вкусом. Чем недвусмысленно проявил себя кулинарным патриотом. Гость в это время слушал и думал, что академик Павлов был прав, когда не забывал покормить собаку. После вступления наш герой наконец-то предложил выпить, чему Дренцалов несказанно обрадовался, потому что еще чуть-чуть – и он не смог бы более удерживать во рту скопившуюся слюну и разбрызгал бы ее по столу.

– Вот уже человечеству скоро два миллиона лет, налицо прогресс, а болезни не кончаются, и их становится всё больше, – сказал Павел Иванович, чтобы окончательно загладить свой промах, – за это и следует выпить, чтобы они не кончались!

– И за первооткрывателей новых болезней!

– Это будет второй тост, – сказал наш герой. – Пусть триумфальное шествие снятия родового стресса по всей земле никому не остановить!

Получилось у Чижикова не совсем складно и гладко, но по сути замечательно.

– Решительно никому! – подтвердил гость.

И уже им вскорости мерещилось, что в каждом уголке земли делают прививки от родового стресса по типу тифа или холеры, стремясь к полному его истреблению, а сами они – главные производители вакцины, которую заказывают ООН, ЮНЕСКО, страны мира и просто города, деревни и села из выделенных им для этих целей бюджетов. А они двое – теперь самые важные, потому что денег у них больше, чем у всех стран мира вместе взятых, и они могут всё купить с потрохами, даже страну, удобную им для проживания, не большую и не маленькую – например, Данию, – выгнать оттуда всех жителей, нанять прислугу и зажить королями в замках, заново возведенных друг к другу фасадами, а между ними – фонтан.

В соседней келье, декорированной на грузино-кавказский манер старинными коврами, цитатами из «Кавказской пленницы», манекеном в папахе и в бурке с газырями, с наглухо прибитыми по стенам кинжалами, чтобы в подпитии никто не отодрал и не употребил, шло свое веселье. Там начальник охраны компании «Чижиков и К^о» принимал охрану Дренцалова и кормил их обедом из царской ухи, бефстроганова и компота.

– Плутарх! – крикнул Чижиков. Так, напомню, звали начальника охраны.

– Я здесь, – мгновенно появился тот.

– А посчитай-ка нам, любезный, пускай приблизительно, во что нам вообще обойдется Дания без жителей и так, чтобы было, как я люблю, то есть интеллигентно, изобретательно и для души.

– На какой срок?

– Навсегда.

– Дай нам бог здоровья, чтобы пережить удачу, – предложил тост Дренцалов.

Перловка позвонил в бухгалтерию, потому что ему самому, бывшему милиционеру среднего звена, это задание было не по уму, и попросил там пересчитать. Правда, он перепутал Данию с Норвегией, а это огромная разница в цене, потому что надо учитывать запасы углеводородов на шельфе. В бухгалтерии нисколько не удивились, они там привыкли и не к таким цирковым кульбитам фантазии босса, однако сразу считать не бросились, а решили переждать, потому что у них был тоже обед – это раз, и на Руси исполнители всегда славились строгой последовательностью неисполнения указаний, большинство из которых невыполнимо в принципе, как построение коммунизма к назначенному сроку в 1980 году или разворот к капитализму с человеческим лицом – это два. Потому что так устроен мир: хочешь сделать хорошее, а получается дрянь, и наоборот – планируешь сделать гадость, в итоге выходит добро. И не только у нас. В 1847 году создали для свободных от рабства афроамериканцев страну Либерию, населили бывшими рабами из США, а через более чем полтора века поимели третью по счету самую нищую страну в мире с самым высоким уровнем безработицы. А те, кто остался в США, пережили апартеид, расовую дискриминацию и, несмотря на это, уже отпраздновали своего президента, и в жизни не захотят поменяться местами с либерианцами, где свобода, равенство и все граждане единого темного колорита.

Мудрость «благими намерениями вымощена дорога в ад» верна только отчасти – дурными намерениями, судя по логике приведенного примера, заасфальтирован путь в рай.

– А может, выселим какой другой, менее строптивый этнос? – сказал Дренцалов.

– Перловка!

– Что угодно? – разом появился бывший милиционер, показав таким образом, что может сделать с неподъемным человеком высокая зарплата.

– Посчитай-ка мне как альтернативу, например, Мадагаскар. Там тепло, и я о них что-то давно не слышал. С тех пор как остров хотели заселить бездомными евреями и не заселили. Может, там уже никто и не живет вовсе?

Перловка перевернулся в воздухе по оси и со свистом отправился выполнять задачу, то есть снова звонить в бухгалтерию. Там пили чай. Клавдия Петровна жестом руки, который назывался в отделе знаком Афродиты, приглушила в кабинете звук, записала на бумажке слово Мадагаскар, а потом неделю не могла вспомнить, зачем это слово написано ее почерком и что это всё означает, пока вообще про него не забыла.

Тем временем Чижиков повел гостя смотреть баню, приказав Светочке перенести туда трапезу, а заодно захватить Настеньку из отдела доставки и явиться часа через полтора-два. Светочка сперва фыркнула, но наш герой намекнул на визитную карточку в своем портмоне с подробным изложением зрелых половых забав для мужчин, и Светочка, зная, что Павел Иванович, как настоящий хозяйственник, предпочитает всё свое и даже клубничку со своей грядки, сдалась, приготовилась имитировать оргазм и громко стенать.

– Жаль, что на Мадагаскаре баню не построишь, – сказал Дренцалов.

– Перловка!

Но Перловка был далеко, в ресторане, отдыхал с охраной Дренцалова.

– Вечно, когда нужен, его нет! – сказал Павел Иванович. – Ладно, придется купить обе. Одну на лето, другую на зиму.

– Поясни, какую на когда? – не понял уже пьяненький Дренцалов.

– Мадагаскар на лето, Данию – на зиму.

– Давай наоборот.

– Не пойдет, в Дании летом нет снега.

– В Гренландии есть.

– Верно. Та же ведь Дания!

– А Челси – это имя, стадион или страна?

– Не заморачивайся. Уже продали.

Этот проект, кажется, уже был близок к завершению, в то время как о конкретном сотрудничестве они даже не начали говорить.

Чижиков из почтения завел гостя в парную, уложил на полатях и старательно отхлестал веником по всем статьям. Дренцалов преждевременно слетел с полки, красный, в белых пятнах, чуть было не поскользнулся на мраморном полу и буквально скатился в ледяной бассейн, едва не ободрав кожу на спине.

По правде, Чижиков любил завести дорогого посетителя в баню и ублажить веничком из спортивного интереса – сколько тот выдержит и какова его выносливая стать. Дренцалов оказался так себе, ни то ни се, не чета некоторым. Бывали такие, что сам Чижиков уже ослаб, а тем и пару еще поддавай, и веником хлещи. К таким Павел Иванович испытывал непреодолимое уважение – как малые дети почитают взрослых, и этот ореол сохраняется, даже если впоследствии кумир как-нибудь облажается и предстанет перед обществом в неприглядном виде – например, лихо попадет под суд за взятку.

В итоге само дело, ради которого собрались, обстояло совсем худо. К ночи оба героя напились, да так, что визит двух дам из закромов ягодных империи был напрасным и безутешным, и после очередной рюмки Чижиков задремал, а Дренцалов расковырял муляж лобстера в поисках деликатесного мяса на закуску и засунул часть внутренности в рот.

– Переварили и суховат, – пробурчал он, скрипя гипсом на зубах, – нехороший у Чижикова повар, дрянь, – не без злорадного удовольствия подытожил гость.

Ровно в полночь появились заботливые гонцы от охраны, Перловка и Жмырь – от дренцаловских пацанов. Впрочем, оба нисколько не удивились при виде отдыхающих, и каждый занялся своим хозяином: сперва аккуратно приодели, потом Жмырь вытер Дренцалову забеленный рот, подхватили каждый своего под мышки и разнесли по лимузинам.

– Русский? – спросил Чижикова уже на улице Дренцалов, когда охранник аккуратно заносил его на заднее сиденье бронированного лимузина.

– Русский, – ответил Чижиков через плечо своего охранника. – А ты русский?

– И я русский.

– А смысл?

Этот вопрос остался без ответа. Да разве можно ответить на него, да еще и в пьяном виде? Хотя, наверное, в пьяном виде только и можно, потому что по-трезвому так никто до сих пор и не ответил, хотя многие пробовали, каждый на свой лад. Но двери захлопнулись, и коммерсантов повезли с мигалками по пустому городу со скоростью, какую мог себе позволить только эскорт президента, а то и еще быстрее.

А ведь намерения были хорошие и планы большие, а получилось всё как-то наперекосяк относительно первоначальной затеи: хотели переговорить о делах и совместном производстве с целью создания гигантской империи, а в результате вдребезги напились. А может, это и хорошо. Может, русскому человеку вообще следует отказаться от планов, особенно грандиозных, тем более что чаще всего они идут во вред. И могут ненароком пострадать Дания, Мадагаскар или ни в чем не повинный, кроме своего имени, Гондурас.

Примеров у нас таких предостаточно, особенно когда хотим всех осчастливить, а в итоге ничего, кроме массового голода и мора, не получается; самое большое потребление спиртного в стране приходится на годы сухого закона, когда коммунисты и комсомольцы ни с того ни с сего берутся строить капиталистическое общество, и Тимур с его командой переводят пожилой контингент не через дорогу по классическому образцу, а фактически на нуль, когда неукоснительная борьба с коррупцией увеличивает ставки по взяткам, потому что никто не хочет задешево рисковать, и услуги чиновников становятся доступными только самым богатым, у кого и так уже всё есть.

А почему?

А потому, что, одень нашего российского умника хоть в костюм от «Бриони», да хоть в смокинг или фрак, всё равно вылупится неуч, глухая провинция или пригородная слобода, пролезет наружу экономист с дипломом эпохи застоя, наследник марксистско-ленинского учения, догматик, неумеха, попросту совок и геометрический дурак с апломбом.