Текст книги "Колокола"

Рождество у трольдов[6]6
  Трольд – злой дух, обитающий в ущельях гор.


[Закрыть]

В Финляндии существует обычай, что в сочельник Рождества подарки детям, а также и взрослым, вносятся в комнату ряженым.

Вон там, на самом углу улицы, в маленьком доме ярко освещены окна в Рождественский сочельник. Там горит большая елка, украшенная красивыми звездами, конфетами и яблоками, а на столе стоит канделябр с зажженными свечами. Каждый раз, как только в передней начинал стучать и шуметь ряженый, что он обыкновенно делал, прежде чем войти в комнату, дети принимались кричать и прыгать от радости.

Но вот он вошел и, по обыкновению, спросил, были ли дети послушны и добры.

Все в один голос ответили: «Да».

– Если так, – сказал ряженый, – то никто из вас сегодня не останется без подарка. Но я скажу вам заранее, что у меня нынче наполовину меньше подарков против прошлого года.

– Отчего же? – спросили дети.

– Я вам это сейчас объясню, – сказал ряженый. – Пришел я с далекого севера и по пути заглядывал во все бедные хижины и лачужки; там мне пришлось видеть много маленьких детей, у которых сегодня не было даже куска хлеба. Им-то я и отдал половину ваших подарков. Хорошо ли я сделал?

– Да, да, ты хорошо сделал! – закричали дети.

Только Фредерик и Шарлотта молчали: они прежде всегда получали по двадцать и тридцать подарков; и теперь им казалось, что, получая вдвое меньше, они совсем обижены.

– Разве я не справедливо поступил? – вторично спросил ряженый.

При этих словах Фредерик отвернулся и проворчал:

– Плохое же у нас в этом году Рождество! Трольды лучше нас справляют нынче Рождество.

Шарлотта также заплакала и сказала:

– Неужели я получу только пятнадцать подарков? Да, трольды гораздо лучше справляют нынче Рождество.

– Вот как! – сказал ряженый. – Если вам кажется, что у трольдов сегодня лучше, так я сейчас и отведу вас к ним.

И с этими словами он схватил Фредерика и Шарлотту и, несмотря на их сопротивление, быстро понесся с ними по направлению к лесу. Не успели дети опомниться, как уже очутились в большом, дремучем лесу, посреди сугробов снега. Было страшно холодно, да к тому же еще была такая сильная метель, что едва можно было разглядеть огромные ели, со всех сторон окружавшие их, а невдалеке слышался вой волков. Ряженый оставил детей и быстро скрылся: ему некогда было тратить время, так как его ждало еще много детей, более добрых, чем Фредерик и Шарлотта.

Дети принялись кричать и плакать; но чем больше они кричали, тем ближе слышалось завыванье волков.

– Пойдем, Шарлотта, – сказал Фредерик, – попробуем добраться до какой-нибудь хижины здесь в лесу.

– Мне кажется, что там вдали между деревьями светится огонек, – возразила Шарлотта. – Пойдем туда.

– Это не огонь, а ледяные сосульки на деревьях, которые блестят в темноте, – ответил Фредерик.

– Мне кажется, что перед нами большая гора, – сказала Шарлотта. – Неужели это жилище трольдов, Растекайс, куда в Рождественский сочельник маленький Сампо ездил верхом на волке?

– Что ты говоришь! – ответил Фредерик: – От нашего дома до Растекайса будет по крайней мере 70 миль. Пойдем поднимемся на гору; там мы можем лучше осмотреться.

Сказано – сделано. Они стали пробираться вперед по высоким снежным сугробам, с трудом пробираясь через кусты и сломанные деревья, которые попадались им на пути, и спустя несколько времени добрались до горы. В горе они увидали маленькую дверь, сквозь которую светилось что-то похожее на огонь. Фредерик и Шарлотта пошли по направлению к свету и, к своему ужасу заметили, что они находятся у трольдов в Растекайсе. Но вернуться назад было уже поздно, да к тому же и волки были так близко, что почти заглядывали в двери. Вне себя от ужаса Фредерик и Шарлотта остановились у самых дверей и увидали перед собою большую залу, где трольды справляли Рождество. Их было тут несколько тысяч, и все они были очень маленькие, вышиною в несколько дюймов. Все они казались какими-то сморщенными, был одеты в серое платье и ходили чрезвычайно быстро. Темноты они не боялись, потому что вместо свеч у них были замерзшие червяки-светляки и гнилые древесные пни, которые светили им в темноте. Но когда им хотелось иметь хорошую иллюминацию, тогда они начинали гладить по спине черную кошку, у которой начинала тогда искрится шерсть; но вообще трольды этого не любили, и как только кто-нибудь из них начинал гладить кошку, остальные тотчас кричали: «Не надо! Не надо! Сил нет выносить такого яркого света!»

Надо сказать, что все трольды боятся света и пугаются, если их кто-нибудь увидит в их настоящем виде. Они и теперь справляли праздник потому, что заметили, как дни к концу года становились все короче и короче, а ночи делались все длиннее и длиннее. Они надеялись – это они думают с наступлением каждого Рождества, потому что вообще всякий охотно верит тому, что ему нравится – что наконец дня вовсе не будет и наступит вечная ночь. Эта мысль так несказанно радовала их, что они начинали танцевать и по-своему весело праздновать Рождество; они все были язычники и не умели справлять его лучше.

По всему видно было, что трольды не боялись мороза. Несмотря на холодную зимнюю ночь, они угощали друг друга ледяными конфетами, и при этом раньше, чем положить их в рот, дули на них, чтобы они не были чересчур горячими. Было тут еще другое отличное угощение, состоявшее из папоротника и пауковых ножек. Тут же стояла елка из ледяных кристаллов, и один из трольдов изображал из себя ряженого, который вносил подарки.

В этом году у трольдов не было уже больше страшного короля снежных утесов, потому что с тех пор, как он растрескался и лопнул при церковном доме в Энарэ, никто не знал, что с ним после сталось. Многие думали, что он перебрался на Шпицберген, чтобы там править языческим царством и быть как можно подальше от крещеных людей. Свое царство на севере он оставил королю мрака и греха, Мундусу, который теперь сидел тут посреди залы рядом со своей королевой Каро, у которой была такая же большая борода, как и у короля. Они также дарили друг друга, как это делают прочие люди. Король Мундус подарил своей королеве ходули, и такие высокие, что когда она вскарабкалась на них, то сделалась самой высокой и знатной дамой во всем свете. Королева Каро, со своей стороны, подарила королю Мундусу щипцы для снимания со свечей, и такие большие, что он с одного раза мог бы снять со свечей всего света и сразу все погасить. Многие не отказались бы получить от трольдов в подарок к Рождеству точно такие щипцы.

Но вот поднялся со своего трона король Мундус и обратился ко всему собранию трольдов с высокомерной речью, в которой объявлял им, что скоро повсюду исчезнет свет и по всему мру наступит вечное царство мрака, которым управлять будут трольды. При этих словах все трольды зашумели и, прыгая от радости, закричали:

– Ура королю Мундусу и прекрасной королеве Каро! Да здравствует царство мрака и греха! Гоп, гоп, гоп, ура!

– Где мой разведчик, которого я послал наблюдать с самой высокой горы, есть ли еще какой-нибудь луч света в мире? – спросил король.

При этих словах явился разведчик и донес: «Господин король, велико твое могущество: всюду царствует мрак!»

Спустя несколько времени, король опять спросил: «Где мой разведчик?»

Явился разведчик.

– Господин король, – сказал он, – далеко на небе я вижу маленький огонек, как будто свет мерцающей звездочки, когда он пробивается сквозь черную тучу.

– Ступай опять на вершину горы! – сказал король.

Спустя несколько времени король опять спросил: «Где мой разведчик?»

Явился разведчик.

– Господин король, – сказал он, – небо покрыто снеговыми тучами, и я более не вижу маленького светила.

– Ступай опять на вершину горы! – сказал король.

Спустя несколько времени король опять спросил: «Где мой разведчик?»

Явился разведчик. Но король при этом заметил, что он совсем ослеп и сильно дрожал.

– Отчего ты дрожишь, мой верный слуга? И отчего ты ослеп? – спросил король.

– Господин король, – ответил разведчик, – тучи рассеялись, и на небе теперь сияет звездочка, ярче и больше всех прочих звезд. При виде ее я ослеп и до сих пор не могу опомниться от страха.

– Что бы это значило? – спросил король. – Разве не навсегда исчез свет и разве не наступило теперь вечное царство мрака?

Но все трольды с трепетом и молча стояли вокруг трона и никто не решался отвечать.

Наконец один из них сказал:

– Господин король, тут у дверей стоят двое детей из людского рода. Спросим их, может быть, они нам объяснят.

– Позвать сюда детей, – приказал король.

Несколько трольдов бросились к Фредерику и Шарлотте и потащили их к трону короля. Можно вообразить себе, как при этом испугались дети.

Королева заметила испуг детей и, чтобы хотя несколько ободрить их, сказала одной старушке-домовихе, в числе прочих стоявшей около трона: «Дай этим бедным детям немного драконовой крови и чешуи от жуков, чтобы они могли немного освежиться».

– Пейте и кушайте, пейте и кушайте! – говорила старуха, подавая им кровь и чешую.

Но дети совсем не имели охоты к подобной пище.

– Вы теперь в моей власти, – сказал король, обращаясь к детям, – и я могу вас превратить в ворон или пауков. Но я предложу вам загадку, и если вы ее разгадаете, то прикажу отвести вас домой невредимыми. Согласны ли вы?

– Согласны, – ответили дети со страхом.

– Хорошо, – сказал король. – Объясните мне, что бы это значило, что, после того как уже настало царство мрака и трольды начали управлять миром, вдруг, в самое темное время года, начинает появляться свет. Далеко на востоке показалась звезда, которая своим блеском затмевает все прочие звезды и грозит моей власти погибелью. Скажите мне, дети, что предвещает эта звезда?

– Это та самая звезда, которая поднимается в Иудейской земле над Вифлеемом в сочельник под Рождество; она светит всему миру, – ответила Шарлотта.

– Отчего она так ярко светит? – спросил король.

– Она ярко светит потому, – ответил Фредерик, – что наш Спаситель родился в эту ночь, а он есть тот светоч, который озаряет весь мир. С этой ночи свет будет прибывать и дни делаться длиннее.

При этих словах король сильно задрожал и опять спросил:

– Как же зовут этого владыку и короля света, который родился в эту ночь и пришел спасать мир от грехов и мрака?

– Иисусом Христом, Сыном Божиим! – в один голос ответили дети.

Не успели они договорить этих слов, как вся гора задрожала и со страшным грохотом обрушилась. Сильный порыв ветра ворвался в огромную залу и опрокинул трон короля, между тем, как яркий свет звездочки начал мало-помалу проникать в самые темные расщелины горы. Все трольды рассеялись подобно дыму, и осталась только одна ледяная елка, да и она начала блестеть и таять, а с высоты послышались голоса ангелов, подобные звукам арфы. Дети закрыли руками лицо и не смели взглянуть наверх; и на них нашел точно сон, какой бывает иногда, когда сильно устанешь; после того, они не знали, что происходило затем в горе.

Когда они опять проснулись, то увидели себя в своих постелях.

Печка топилась, а старуха-няня, которая каждое утро будила их, стояла около кроватей и говорила им: «Вставайте скорее, а то опоздаете в церковь!» Фредерик и Шарлотта приподнялись и с ужасом посмотрели на няню, нес локоть ли она ростом, и нет ли у нее бороды, и не предлагает ли она им драконовой крови и чешуи от жуков. Но вместо того они заметили, что стол был уже накрыт, на нем дымился кофе и лежали только что испеченные свежие булки. Детям давали кофе только утром на Рождество; в другие же дни они его не получали. С улицы слышалось побрякиванье колокольчиков от множества саней, в которых народ длинной вереницей ехал в церковь. Все окна на улице были освещены, но яснее всех сияли освещенные окна церкви.

Фредерик и Шарлотта переглянулись и не посмели рассказать няне Катерине, что они были у трольдов. Быть может, она бы засмеялась и не поверила им, и сказала бы, что они всю ночь проспали в своих постелях. – Ведь ты не знаешь этого, и я не знаю, да и никто хорошенько не знает, как это было. Но если ты знаешь и я знаю, то сделаем вид, как будто не знаем, и если никто не знает, то никто и не может знать, что ты знаешь и что я знаю, и теперь ты знаешь столько, сколько я знаю, а я ничего не знаю, и потому было бы забавно знать, что ты знаешь, и много ли ты больше меня знаешь?

Я знаю только одно, что недовольные дети рано или поздно попадут к трольдам. Там их будут угощать кусочками льда, драконовой кровью и чешуей от жуков, вместо тех хороших подарков, которыми они пренебрегали у себя дома. Потому что царь тьмы и греха овладеет ими незаметно. Счастливы они будут, если тогда взойдет перед ними посреди мрака ясная звездочка и они в состоянии будут произнести слово, от которого все злое рушится и исчезнет.

Фредерик и Шарлотта никогда не могли забыть Рождества у трольдов. Мало того, что они остались совсем без подарков, – им было так стыдно самих себя, что в то утро они не смели поднять глаз в церкви, в которой было так светло и прекрасно, – туда спустилась звездочка из Вифлеема, зажгла все свечи и засияла в веселых глазах всех добрых детей. Фредерик и Шарлотта очень хорошо заметили все это, но не посмели взглянуть вверх. Они решились быть также добрыми детьми.

Сдержали ли они свое обещание? Этого я не знаю, но охотно готов поверить. Впрочем, когда ты их встретишь, то можешь спросить.

Канун Иванова дня

Светло и весело живется на Божьем свете среди красного лета. Птицы поют, деревья покрыты листьями; солнце как будто погружается в озеро и остается там все время, пока петух дремлет на насесте, а потом выходит из озера раньше, чем этот петух успеет порядком обуть чулки.

Финляндия – такая большая страна, что в северных ее частях бывает гораздо светлее летом и темнее зимой, чем в южных. Это происходит от неравного расстояния этих частей от экватора, как это известно из географии. В Або, Гельсингфорсе и Выборге надо зажигать свечку, если захочешь читать в пасмурную ночь среди лета, а в Улеоборге можно целых три месяца напролет читать без свечки, как бы ни было пасмурно. Случилось как-то, что одна маленькая собачка явилась на Божий свет в конце апреля, а к концу июля ей было три месяца. Во все это время темноты вовсе не было; когда же наступил август и ночи стали становиться темнее, то собачка очень удивилась: ей казалось, что весь мир запрятался в мешок, – вот она уселась на лестнице и принялась лаять на темноту.

Вечером, в канун Иванова дня, все мальчики обыкновенно играют на лугу в мяч, а девочки или пляшут, или забавляются другими играми. Те из них, у кого есть деньги, могут достать себе кренделей, сладких пирожков и меду, а бедным детям приходится только смотреть, как другие лакомятся, если никто с ними не поделится. Ночью на высоком месте зажигают костер, который в Финляндии называется Кокко, а в некоторых местах Швеции Бальдерс-бооль; огонь в этом случае означает, что люди радуются светлому времени. На Рождество, в темное время года, зажигают в церкви много свечей, и это означает, что Господь наш, Иисус Христос, есть вечный свет мира, озаряющий всю землю. Но среди лета во всей природе совершается служение Богу, и тогда целый лес представляется храмом Божиим: над ним с небесного свода сияет лучезарное светило, там звонят голубые колокольчики, там проповедуют древние сосны, там водопад своим шумом возвещает слово Божие, там ветер как будто на органе играет в ветвях деревьев, а маленькие птички своими слабыми голосами беспрерывно распевают псалмы во славу Божию.

Летняя проповедь говорится на слова из начала молитвы Господней: «Да святится имя Твое. Да приидет Царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

И птичьи псалмы имеют слова, но не каждый их понимает. Эти слова переняли птички от Божьих ангелов, и эти слова говорят: «Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение».

А цветы говорят друг другу: «Царь Соломон, в своем величии, не был одет так, как мы».

Конечно, приятно благодарить и славословить Бога в церкви с другими, и одному у себя дома; но радостно также, когда вся земля прославляет благость Божию, когда стоишь в лесу, облитый солнечными лучами, и слышишь, как деревья говорят друг другу: «Да, мы все дети Божии и все это по его неизреченной милости. Возблагодарим же и прославим Его святое имя!»

Я хочу рассказать вам нечто веселое и хорошенькое, что случилось однажды ночью накануне Иванова дня.

Густав и его сестра, Соня, в этот день спали после обеда, чтобы не задремать, когда наступит ночь. Часов в 6 вечера они покушали хлеба с маслом, выпили по стакану молока и отправились на луг с мячами, палками и серсо. Каждый из них получил от отца по серебряной монетке, чтобы чем-нибудь полакомиться; там обыкновенно старухи продавали детям вафли и пряники.

На лугу уже собралось много мальчиков и девочек, и между ними были также и те, которых мы уже прежде встречали в наших сказках. Дети играли в мяч, бросали серсо, бегали в горелки и играли в ястреба и голубя. Всем было очень весело. Даже воробьи, которые сидели неподалеку оттуда на крыше сарая, щебетали по-своему как-то весело, что они всегда делают, когда видят что-нибудь забавное и веселое.

Наконец Густав и Соня набегались до усталости.

– Пойдем-ка к старушке да купим себе вафель на мои деньги, – сказал брат сестре.

– Хорошо, пойдем, – сказала Соня.

Между тем у дороги сидели пять или шесть мальчиков и девочек и с наслаждением лакомились вафлями, густо посыпая их сахаром. Неподалеку от них сидела в стороне маленькая девочка, одетая в лохмотья, и тихонько посматривала на вафли. Она ничего не говорила, ничего не просила, но постоянно смотрела в ту сторону и от времени до времени кусала свои маленькие пальцы.

– Ты, верно, очень голодна? – спросила ее Соня. – Разве ты ничего не ела сегодня?

Малютка молчала и сначала не хотела отвечать.

– Я со вчерашнего дня ничего не ела, – проговорила она потом.

– На, возьми мою денежку и купи себе покушать, – сказал Густав. – Мы перед вечером ели хлеб с маслом да кроме того у сестры моей есть еще деньги.

– Мои деньги побережем до тех пор, пока не проголодаемся больше, – сказала Соня брату.

– Пожалуй, – согласился Густав.

И они пошли опять играть. Маленькая девочка кивала им в благодарность головой, и никто не знал, что она купила себе на эту монетку.

Поздно вечером одни из детей разошлись по домам спать, а другие отправились в лес зажигать обычный костер. Там, на самом высоком бугре, сложена была большая куча смолистых пней и хворосту. Как только солнце село, эту кучу подожгли и громадный костер запылал ярким пламенем. Это было прекрасное зрелище. Темные ели стояли кругом, дым и пламя высоко поднимались к синему ночному небу, а кругом огня плясали и старые и малые. Белобровый дрозд, который только что давал в лесу свой концерт, замолк от удивления; комары в восхищении летели прямо в огонь, чтобы лучше видеть, а лисица в лесу осторожно выглядывала из-за камня: ей любопытно было знать, что за смешные представления там давались.

Когда первый костер догорел, все мальчики бросились собирать новый, и крику, хохоту и веселья было на весь лес! Бедные курточки и штанишки! В смоле и копоти им больше всего пришлось поплатиться за этот пир.

– Ну, Густав, – заметила Соня брату, который тащил сук, вдвое больше себя, – что скажет мама, когда увидит, что ты так перепачкал свое платье?

– Конечно не похвалит, – ответил Густав и при этом не мог не расхохотаться. – Тебе самой надо бы посмотреться в зеркало. Знаешь ли, ведь у тебя проведены сажей предлинные усы, да еще в добавок и эспаньолка. Ты прелесть как красива!

Соня смутилась, намочила кончик носового платка и стала торопливо стирать усы.

– Ну что, нет больше? – спрашивала она.

– Да пока-то нет, – успокоил ее Густав.

Но скоро у Сони снова появились усы, потому что ей нужно было раздувать огонь, где он плохо загорался.

– Ну теперь пойдем, купим себе по куску хлеба с маслом; я страшно проголодался, – сказал Густав.

– Пойдем, – отозвалась Соня. – Ведь у меня еще целы мои деньги.

Но на этот раз у дороги стоял маленький мальчик, совсем почти раздетый, потому что на нем была одна только разорванная рубашонка. Пока он стоял у огня, ему было еще тепло, но когда он помогал другим таскать хворост, то ему делалось так холодно, что у него стучали зубы. Ночью было очень холодно, как это часто бывает летом.

– Что же ты не оденешься теплее? – сказал Густав.

– У меня нечего больше одеть, – ответил мальчик и стал пробираться ближе к огню.

– Такие оборванцы, которым нечего надеть, могли бы идти домой и лечь спать, – заметил длинноногий Туре, который стоял тут же возле них.

– У меня и дома нет, где бы я мог спать, – отозвался нищий мальчик.

– У тебя и куртка и пальто. Одолжи пальто мальчику, – сказала Соня Туре, который держал свое пальто на руке.

– Одолжи! – засмеялся Туре. – Если кто-нибудь заплатит мне за это, то я, пожалуй, одолжу до тех пор, пока не взойдет солнце.

– На, возьми! – сказала Соня, подавая ему свою серебряную монету.

Мальчика завернули в пальто, и ему стало хорошо, тепло и весело. Но никому не было так весело, как Густаву и его сестре, несмотря на то, что они оба остались без вафель, без пряников и без денег.

Так целую ночь горел огонь, а ночь была очень недолгая. Скоро на востоке заалела заря и мало-помалу разгорелась, как самое краснейшее золото.

– Сию минуту взойдет солнышко, – заметил Густав. – Взберемся-ка на гору, чтобы лучше видеть!

– Где же мое пальто! Отдайте мое пальто! – кричал длинноногий Туре, получивший плату за то, что сделал доброе дело. – Ах, какой же я был дурак! – говорил он. – Теперь я и деньги потерял, которые нажил!

Не пойдут впрок те деньги, которые следует отдать бедным. Пальто свое Туре нашел на пригорке, но не нашел он своего хорошего расположения духа. Он был раздражен и бранился со всеми. А чужой мальчик больше не показывался, и никто не знал, куда он скрылся.

Когда Густав и Соня взошли на высокую гору, то, к своему удивлению, увидали там обоих бедных детей, которым отдали свои деньги. Но теперь они не казались больше ни бедными, ни грустными. Лица их сияли радостью, и они сказали им:

– Вы были добры к нам, и мы отблагодарим вас так, как никто не благодарил вас прежде. Станьте возле нас на колени!

Густав и Соня стали на колени, хотя вовсе не понимали, зачем дети этого потребовали. Они забыли, что были голодны и что им хотелось спать. «Что-то мы теперь увидим?» – думали они.

В это время в лесу настала такая тишина, что можно было бы расслышать жужжание комаров; но и комары сложили свои крылышки, птицы замолкли, и даже бурный водопад, казалось, притих в скалах за лесом.

Но вдруг по всему небу блеснул золотой луч и лучезарное солнце стало величественно и спокойно подниматься из-за горизонта. В один миг вся природа встрепенулась от радости и снова раздались все голоса в природе: зажужжали комары, запели птички, зашумел водопад и в большом лесу зашелестели ветви и листья.

– Посмотрите теперь! – сказали нищие дети. И в это время Густав и сестра его увидели, что воздух стал быстро наполняться бесчисленными легионами маленьких прозрачных ангелов, которые летели и вверх и вниз, каждый к своему охраняемому, потому что каждое дерево, каждый цветок и каждое живое существо имеет своего ангела-хранителя.

– Смотри, – сказала Соня брату, – у всех есть свои ангелы-хранители, которые возносят их молитвы к Богу. Только у нас с тобой нет!

– Вы думаете? – сказали нищие дети. – А мыто кто же? Разве вы не поняли теперь, что мы – ваши ангелы-хранители. И хотя вы нас до сих пор не видали, но вы часто чувствовали нас в своем сердце, каждый раз, когда вы молились Богу, или делали что-нибудь хорошее. Ведь это мы простирали свои крылья над вашей колыбелью, когда вы были малютками; мы всегда сопровождаем вас и именем Бога охраняем от всякого зла на свете; мы же будем сопутствовать вам и всю вашу жизнь, если только вы будете бояться Бога и поступать по его заповедям в повиновении, любви, мире и правде до конца жизни.

По мере того как бедные дети так говорили, они становились светлыми и такими прозрачными, что сквозь их можно было видеть и солнце, и листву дерев, и, наконец, исчезли совсем, как светлое облако в яркой утренней заре.

Густав и его сестра дали друг другу обещание, что они будут жить всегда так, чтобы их ангелы радовались на них. И как бы в ответ они услышали в шуме леса и в пении птиц одну величественную, хвалебную песнь Богу: «Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Да будем воля Твоя яко на небеси и на земли!»