Текст книги "Колокола"

Однажды, в пасмурный, ненастный день, мне встретились мальчик и девочка.

И сразу в сером тусклом небе словно промелькнул луч солнца.

Дети шли, разглядывая все по сторонам, и я вдруг увидел, что отовсюду им светит солнце, все кругом светлеет и даже хмурые лица прохожих становятся приветливее…

Вот тогда среди зимы вдруг наступает весна. Тогда и лед начинает таять – на окнах и в сердцах людей. Тогда даже старый веник в углу покрывается свежими листьями, на сухой изгороди распускаются розы, а под высоким сводом неба поют веселые жаворонки.

Сампо-Лапчонок

Жил-был старый лапландец со своей женой – лапландкой. А знаешь ли ты, что такое лапландцы?

Лапландцы – это народ, который живет на самом севере, гораздо севернее шведов, норвежцев и финнов. Там нет ни лугов, ни хороших лесов, ни настоящих домов; а есть одни громадные, пустынные болота, высокие горы и маленькие шалаши; в них люди заползают через маленькие отверстия. Вот там-то и живут лапландцы. Удивительная эта страна. Полгода у них царит почти беспрерывный свет, и летом солнце совсем не заходит; а почти полгода страна находится во мраке; так что звезды светят зимою весь день. Зима продолжается десять месяцев, и все время стоит хороший санный путь; тогда маленькие лапландцы и лапландки катаются по снегу на саночках, которые называются «пульками», и в эти «пульки» впряжены не лошади, а олени. Видел ли ты когда-нибудь северного оленя? Он величиной с небольшую лошадь, шерсть у него серая, шея короче, чем у лошади, на небольшой красивой голове большие ветвистые рога, глаза у него большие и ясные. Он несется по горам и холмам с быстротой ветра, и тогда копыта его постукивают друг о друга.

Итак, жили-были лапландец с лапландкой. Они жили в глубине Лапландии в местности, называемой Аймио, на большой реке Теноиоки или Тана. Эту реку ты найдешь на карте Финляндии на самом севере, где обозначена и Лапландия. Эта местность пустынна и дика, но лапландец и лапландка были уверены, что нигде нет такого белого снега, таких ясных звезд и такого великолепного северного сияния, как в Аймио. Он построили себе шалаш такой, какой обыкновенно строят лапландцы. Настоящие деревья не растут в тех краях, там растут только маленькие чахлые березки, скорее похожие на кусты, нежели на деревья. Откуда же достать лес для избы? А потому лапландцы взяли тонкие, длинные жерди, воткнули их в снег, а верхние скрещенные концы их связали. Жерди они покрыли оленьими шкурами, и получилось таким образом нечто вроде серой сахарной головы, – и вот шалаш готов. В верхушке этой сахарной головы они сделали отверстие, чтобы выходил дым, когда они разводили в шалаше огонь; а внизу шалаша с южной стороны оставили еще одно отверстие, через которое можно было вползать в шалаш и выползать из него. Таков был шалаш лапландцев, и они находили его теплым и уютным и чувствовали себя в нем прекрасно, хотя у них не было для спанья ни кроватей, ни даже пола, а только голый снег.

У лапландца с женой был маленький мальчик, которого звали Сампо, что по-лапландски означает «счастье». Однако у Сампо прибавилось скоро еще второе имя. Однажды в его шалаш пришли чужие люди в больших шубах и попросили пристанища на некоторое время. У них были с собой белые, твердые кусочки снега, каких лапландка никогда раньше не видала; чужие люди их называли сахаром. Они дали несколько кусочков этого сладкого снега Сампо, похлопав его при этом по щеке и приговаривая: «Лапчонок? Лапчонок!» Больше они ничего не могли сказать понятного, потому что не говорили по-лапландски. А потом эти люди отправились дальше на север, к Ледовитому океану, на самый северный мыс Европы, который называется Нордкапом. Старой лапландке очень понравились эти чужие люди и их сладкий снег; а потому она начала с тех пор называть своего сына Лапчонком.

– Я нахожу, что имя Сампо гораздо красивее, – говорил с досадой старый лапландец. – Сампо означает счастье и богатство, и, послушай меня, мать, не порти ты этого имени! Вот увидишь что наш Сампо сделается со временем королем лапландцев и будет царить над тысячью оленями и пятьюдесятью лапландскими шалашами. Вот, увидишь, вот увидишь!

– Да, но мне очень нравится имя Лапчонок, – сказала лапландка. И она продолжала называть мальчика Лапчонком, а старик называл его по-старому Сампо. Надо сказать, что мальчика еще не крестили, потому что в тех краях тогда не было священника ближе, чем на расстоянии двадцати миль.

– На будущий год мы поедем к священнику окрестить мальчика, – говорил время от времени старый лапландец. – Но на будущий год являлись какие-нибудь препятствия, путешествие к священнику откладывалось, и мальчик оставался некрещеным.

Сампо-Лапчонок был маленький, коренастый мальчик лет семи-восьми; у него были черные волосы, карие глаза, вздернутый широкий нос и большой рот с толстыми губами, совсем, как у папаши; в Лапландии это считается красивым. Для своих лет Сампо был очень самостоятелен и ловок. У него были маленькие лыжи, на которых он спускался с крутых берегов Таны, был у него также свой собственный маленький олень, и он запрягал его в свою собственную «пульку». Ах, как взвивался вокруг него снег, когда он несся на своем олене по высоким сугробам! Маленького Лапченка совсем не видно было из-за снежных облаков, только мелькал сквозь белую дымку его черный хохолок.

– Я не успокоюсь до тех пор, пока не окрестим мальчика, – сказала старая лапландка. – На него могут напасть волки в горах. Или же он встретит оленя Хиси, с золотыми рогами, и тогда, Боже спаси того, кто не крещен.

Сампо услыхал, что говорила мать, и его заинтересовал олень с золотыми рогами.

– Вот, должно быть, великолепный олень, – сказал он. – Хорошо бы поехать на нем прямо на Растекайс!

Растекайс – это очень высокая, пустынная гора, которая видна не только из Аймио, но и на пять или на шесть миль кругом.

– Перестань болтать вздор, дурной мальчик! – бранила его мать. – На Растекайсе колдовское гнездо и там живет Хиси.

– Хиси? Кто это такой? – спросил Сампо.

Старая лапландка смутилась.

«Что зауши у этого мальчика! – подумала она. – И зачем это я говорю при нем о таких вещах? Но не мешает раз навсегда отбить у него всякую охоту подниматься на Растекайс».

И она сказала:

– Милый Лапчонок, никогда не езди на Растекайс, там живет великан Хиси, страшный, горный король, который зараз проглатывает целого оленя, а маленьких мальчиков он проглатывает целыми кучами, как комаров.

Сампо глубоко задумался над этими словами, но ничего не сказал. Про себя он подумал: «А интересно было бы посмотреть на такое диво, как горный король, – но только издалека!»

Прошло уже недели три или четыре после Рождества, а в Лапландии все еще царила тьма. Не было ни утра, ни полудня, ни вечера – была одна только беспрерывная ночь; луна сияла, северное сияние горело на темном небосклоне, а яркие звезды беспрерывно светили целые сутки. Сампо заскучал. Он так давно не видал солнца, что почти забыл, какое оно; а когда кто-нибудь заговаривал о лете, то Сампо вспоминал только, что летом много бывает комаров и что они его чуть не до смерти заедают. И Сампо полагал, что лето могло бы никогда и не наступать, лишь бы настолько рассвело, что можно было бы кататься на лыжах.

Однажды, около полудня, старый лапландец сказал:

– Иди-ка сюда, я тебе что покажу!

Сампо выполз из шалаша и посмотрел на юг, куда указывал отец. На небе, на самом краю, он увидал узенькую красную полоску.

– Знаешь ли ты, что это такое? – спросил его отец.

– Это южное сияние, – сказал мальчик. Он хорошо знал страны света и понимал, что северное сияние не могло быть на юге.

– Нет, – сказал отец, – это предвестник солнца. Завтра или послезавтра нам удастся, может, увидать и само солнце. Посмотри, как странно красный свет освещает вершину Растекайса!

Сампо посмотрел на запад и увидал, что снег на мрачной вершине Растекайса окрашен в красный цвет. И снова у него промелькнула мысль о том, как было бы интересно взглянуть издали на горного короля.

Сампо думал о горном короле весь день и полночи. Спать он совсем не мог. Кончилось тем, что он сбросил потихоньку оленьи шкуры, в которых лежал, и выполз из отверстия шалаша наружу. Стоял трескучий мороз, звезды ярко горели на небе, и снег хрустел под ногами. Но Сампо-Лапчонок был не из изнеженного десятка; холода он ничуть не боялся. А кроме того он был тепло одет: на нем была меховая куртка, меховые штаны, лапландские сапоги, меховая шапка и меховые варежки.

Вдруг Сампо услыхал, как недалеко от него его маленький олень скребет копытом снег. «Не прокатиться ли мне?» – подумал Сампо.

Сказано – сделано. Сампо ловко запряг оленя в «пульку» и быстро понесся по большой пустынной, снежной равнине. «Поеду-ка я к Растекайсу, но только недалеко», – подумал он. Он направил своего оленя через замерзшую реку на другой берег Таны; и таким образом очутился в королевстве Норвегии, так как река Тана представляет собой границу Норвегии. Но этого Сампо не понимал.

Сампо-Лапчонок сидел в своей «пульке» и распевал:

 
Короток день
И долог путь:
Беги, олень,
Живее будь!
Летим скорей,
Я буду петь:
Среди полей
Не утерпеть!
Спеши, лень!
Здесь жутко нам,
Здесь место лишь
Одним волкам!
 

В то время, как Сампо пел, волки, точно серые собаки, бежали за санями, но Сампо не обращал на них внимания. Он знал, что ни один волк не может догнать его милого оленя. У-ух! Как несся он по холмам и сугробам! Только в ушах свистело! Сампо-Лапчонок наслаждался быстрой ездой, предоставляя оленю полную свободу. А олень только постукивал копытами; луна на небе неслась вперегонки с оленем, в то время как высокие горы как будто бежали назад. Но Сампо-Лапчонок ничего этого не замечал – ему было весело, и он ни о чем больше не думал.

Но вот на крутом повороте, при спуске с горы «пулька» опрокинулась и Сампо вдруг очутился в сугробе. Олень не заметил этого и, думая, что Сампо сидит в «пульке», продолжал свой быстрый бег. А у Сампо набилось в рот столько снега, что он не мог даже крикнуть. Он, как куль, лежал в сугробе, а вокруг него царила темная ночь, и в большой необозримой равнине не было ни одной человеческой души на несколько миль кругом.

Неудивительно, что Сампо в первую минуту немного растерялся. Кое-как выкарабкался он из сугроба; оказалось, что он совсем не ушибся. Но что же из этого? Насколько хватал его глаз при бледном свете луны, он видел перед собой только сугробы, снежные поля да высокие горы. Одна гора возвышалась над всеми остальными, и Сампо догадался, что это была гора Растекайс. Вдруг он вспомнил, что на этой горе живет страшный горный король, который сразу проглатывает целого оленя, а маленьких мальчиков глотает, как комаров. Тут Сампо-Лапчонок испугался не на шутку. Ах, как ему захотелось быть дома с папой и с мамой в теплом шалаше! Но как ему попасть домой? А что если горный король найдет его в сугробе и проглотит вместе с его штанами и варежками, как несчастного комара?

Сампо стало страшно и жутко при виде черной длинной тени, которую отбрасывала гора Растекайс, где жил горный король. Слезы не могли помочь беде; да и к чему было плакать, когда слезинки мгновенно превращались в куски льда и скатывались горохом на его мохнатую куртку из оленьей шкуры. Поэтому Сампо решил, что плакать не стоит, поднялся на ноги и начал бегать, чтобы согреться.

– Если я буду здесь сидеть, то я замерзну, – сказал он себе. – Нет, лучше пойду к горному королю. Если он захочет меня съесть, так пусть ест! Но я все-таки скажу ему, что лучше было бы, если бы он съел волков; их здесь много в горах, и они пожирнее меня, да и хлопот с ними меньше, – не придется глотать шубу, которая на мне надета.

Сказав это, Сампо начал подниматься на высокую гору. Не успел он сделать и нескольких шагов, как услыхал, что позади него захрустел снег; в следующее мгновение рядом с ним очутился большой, мохнатый волк. Маленькое сердечко Сампо сильно забилось, но он решил и вида не показывать, что испугался.

– Эй, не загораживай мне дорогу! – крикнул он волку. – У меня есть важное дело к горному королю! Попробуй только меня обидеть – тогда шкуре твоей не сдобровать!

– Ну, ну, потише! – сказал волк (на Растекайсе все звери умеют говорить). – Кто ты такой, малыш? И куда ты пробираешься по сугробам?

– Я – Сампо-Лапчонок, – ответил мальчик. – А ты кто такой?

– Я старший вожак волков горного короля, – ответил волк, – я рыскал по горам и долам и приглашал подданных горного короля на большой праздник солнца. Раз нам по пути, то ты можешь сесть ко мне на спину и взобраться верхом на самую вершину горы.

Недолго думая, Сампо влез на мохнатую спину волка и понесся галопом через расселины и обрывы скал.

– А что это такое: праздник солнца? – спросил Сампо волка.

– Разве ты не знаешь? – удивился волк. – Когда в Лапландии после долгой темной зимы солнце снова показывается на небосклоне, мы справляем праздник солнца. Тогда собираются все звери и все колдуны со всего севера на Растекайс, и в этот день никто не смеет причинять другому зло. Вот видишь, как тебе повезло, Сампо-Лапчонок, иначе я уже давно съел бы тебя!

– А горный король тоже слушается этого закона? – спросил Сампо.

– Ну конечно, – ответил волк. – Все время, начиная за час до восхода солнца и кончая часом спустя после заката, сам горный король не посмеет тронуть ни одного волоска на твоей голове. Но горе тебе, если ты хоть на одну минуту после этого срока останешься на горе, – тогда сто тысяч волков и тысяча медведей бросятся на тебя, а горный король схватит первого, кто ему попадется под руку, – и от маленького Сампо-Лапчонка не останется и следа.

– Будь так добр, помоги мне выбраться отсюда назад, когда станет опасно! – попросил Сампо с сильно бьющимся сердцем.

Волк расхохотался (на Растекайсе волки умеют смеяться).

– И не воображай себе этого, милый Сампо, – сказал он. – Напротив, я первый постараюсь схватить тебя. Ты жирный и здоровый мальчуган; видно, тебе на пользу пошло оленье молоко и олений сыр. Отлично позавтракаю я тобою в ранний утренний час.

Сампо пришло в голову, не лучше ли сейчас же спрыгнуть со спины волка, но было уже поздно. Он очутился уже на вершине горы, и глазам его представилось дивное зрелище.

На высоком троне из поднебесных скал сидел горный король и смотрел вдаль на горы и долы, тонувшие в ночном сумраке. Голову его покрывала шапка из снежного облака; глаза его походили на две полные луны, вышедшие из-за леса, нос его был, как вершина горы, рот, как расселина в скале, борода, как масса ледяных сосулек; руки у него были толщиной с самые толстые горные сосны, пальцы – как еловые ветви, а его широкая шуба – целая снежная гора. На Растекайсе сверкал снег, а на небе горело великолепнейшее северное сияние и ярко освещало все кругом.

Миллионы горных колдунов и гномов окружали горного короля. Гномы – крошечные и серенькие, семенили своими маленькими ножками по снегу, оставляя едва заметный след, не больше беличьего. Колдуны и гномы собрались сюда с самых северных мест земного шара: с Новой Земли, со Шпицбергена, с Гренландии, даже с Северного полюса, – чтобы поклониться солнцу. Они поклонялись солнцу, как дикари поклоняются из страха злому духу: они терпеть не могли солнца, и если бы солнце никогда больше не появилось на небе, они были бы совершенно счастливы. За колдунами и гномами стояли длинными, плотными рядами всевозможные большие и малые звери, какие только существуют в Лапландии; там были и медведи, и волки, и росомахи, и кроткие олени, и пеструшки, и резвые оленьи блохи. Не было только комаров, с ними случилось несчастье: они все перемерзли за зиму.

Сампо-Лапчонок, пораженный этим зрелищем, потихоньку слез с волка и, притаясь за большим камнем, стал наблюдать, что происходило дальше.

Горный король поднял голову, и с шапки его посыпался снег; северное сияние, точно венцом, окружило его голову; на синем фоне ночного неба загорелись длинные, красноватые лучи; они трещали и шипели, венец то суживался, то расширялся, то бледнел, то краснел, так что по снегу один за другим стремглав пробегали красные отблески. Горный король радовался этому зрелищу. Он захлопал своими ледяными ладонями, и от этого раздался гром и прокатился по горам, а эхо повторило его бесчисленное множество раз. Колдуны завизжали от восторга, а звери закричали и завыли от страха. Горный король еще больше развеселился и крикнул своим громовым голосом:

– Да будет так! Да будет так! Пусть вечно царит зима и вечно царит ночь! Это я люблю!

– Да будет так! Да будет так! – закричали колдуны во все горло, потому что все они гораздо больше любили зиму и ночь, чем лето и солнечный свет. Но среди животных поднялся большой шум: хищные звери, а с ними также и пеструшки, любили колдунов и были одного с ними мнения, но олени и остальные животные, если бы не комары, ничего не имели бы против того, чтобы лето наступило хоть сейчас. Одна лишь маленькая оленья блоха требовала лета как можно скорее.

– Господин король, ведь мы собрались сюда, чтобы приветствовать появление солнца? – кричала она изо всех сил.

– Да замолчишь ли ты, жалкое создание! – зарычал белый медведь, стоявший рядом с нею. – Мы собрались здесь справлять старый обычай и только. Мы повеселимся на славу; на этот раз солнце больше не взойдет, потому что оно погасло навсегда, оно умерло!

– Солнце погасло! Солнце умерло! – шептали звери, и вся природа содрогнулась. Колдуны с Северного полюса захохотали так, что колпаки попадали у них с голов. А страшный горный король снова возвысил свой громовой голос, который раздался по всей округе:

– Да будет так! Да будет так! Солнце умерло! Весь мир падет ниц передо мною и поклонится мне, вечному королю зимы и ночи!

Сампо-Лапчонок рассердился, услыхав за своим камнем эти слова. Он вышел из-за камня, вздернул свой крошечный носик и крикнул:

– Ты лжешь самым бессовестным образом! Вчера я на небе видел предвестника солнца, я знаю, что солнце не умерло. Вот подожди, скоро борода твоя растает, – тогда ты сам увидишь, что солнце еще не умерло!

При этих словах чело горного короля потемнело, словно на него надвинулась черная грозовая туча, он забыл закон, которому все покорялись в этот день, и уже поднял свою страшную, тяжелую руку, чтобы раздавить Сампо-Лапченка, как вдруг северное сияние побледнело, на горизонте появилась красная полоска, и ледяное лицо горного короля озарил яркий луч; ослепленный на мгновение и пораженный неожиданностью, горный король опустил руку.

И вот над горизонтом медленно и величественно показался край солнца; и золотые лучи осветили горы, сугробы, скалы, колдунов, животных и маленького отважного Сампо-Лапчонка. В одно мгновение снег как бы покрылся множеством прекрасных ярких роз, а лучи солнца проникли в глаза всех живых существ и в самую глубину их сердец. Даже тот, кто больше всего радовался, что солнце умерло, теперь радовался его появлению. Смешно было видеть недоумение колдунов; они смотрели на солнце и жмурили свои маленькие глазки под красными ночными колпаками; кончилось тем, что они пришли в полный восторг, так что встали на снегу вверх ногами. Борода страшного горного короля начала таять и ручьем полилась вниз по его широкой шубе.

Однако, пока они все смотрели с такими разными чувствами на солнце, прошел почти целый час. Сампо-Лапчонок услыхал, как один олень проговорил своему теленку:

– Пойдем, пойдем, деточка! Надо скорее уходить отсюда, а то нас съедят волки!

Тогда только Сампо вспомнил, какая ему грозит опасность, если он еще останется на горе. Рядом с собой он увидал великолепного оленя с ветвистыми золочеными рогами; недолго думая, он прыгнул оленю на спину, и олень стремительно быстро понесся вниз с горы через обрывы и крутизны.

– Что за странный шум я слышу позади нас? – спросил Сампо оленя, переводя немного дух от быстрой скачки.

– Это тысяча медведей несутся за нами в погоню; они хотят проглотить нас, – ответил олень. – Но не бойся: я олень самого горного короля, и ни один медведь никогда не догонит меня.

Через несколько времени Сампо опять спросил:

– Что за странное пыхтенье я слышу позади нас?

Олень ответил:

– Это гонятся сто тысяч волков; они несутся за нами во весь дух и хотят в клочья разодрать тебя и меня. Но не бойся: ни одному волку не удавалось еще перегнать меня.

Они проскакали так еще некоторое время. Но вот Сампо-Лапченок снова спросил:

– Не гром ли гремит в горах позади нас?

– Нет, – ответил олень и задрожал всем телом, – это сам горный король, он идет на нас своими гигантскими шагами, и теперь мы погибли оба, потому что от него никому не уйти.

– Неужели нет спасенья? – спросил Сампо.

– Нет, – ответил олень, – только если мы доскачем до дома священника, который стоит там на берегу озера Экаре. Если это нам удастся, мы спасены; горный король не имеет никакой власти над крещеными.

– Ах, – сказал Сампо, – беги быстрее, мой милый олень, несись по горам и долам, я накормлю тебя золотым овсом из серебряных яслей!

Олень не бежал, а летел, едва касаясь ногами земли. Наконец-то, чуть дыша, он очутился вместе с Сампо в комнате у священника, но горный король уже шумел на дворе и стучал так сильно в дверь, что все подумали, что изба развалится в щепки.

– Кто там? – спросил священник.

– Это я! – ответил со двора громовой голос. – Отворите двери горному королю! У вас некрещеный ребенок, а язычники принадлежат мне!

– Подожди немного, я только надену на себя священническое одеяние, я хочу достойным образом встретить такого почетного гостя! – ответил священник.

– Ладно! – прорычал горный король. – Да поторапливайся, а то я ногою выбью стену в твоей избе.

– Сейчас, сейчас, ваша милость! – сказал священник.

Между тем он наполнил чашу водой и окрестил Сампо-Лапчонка по христианскому обряду во имя Отца и Сына и Духа Святого.

– Ну, готов ты что ли? – снова зарычал горный король и уже поднял свою страшную ногу, чтобы выбить стену.

Но в это мгновение священник сам раскрыл дверь и сказал:

– Отойди, нечистый дух, дух ночи и зимы, ибо над этим ребенком ты уже потерял власть! Господь осенил лучами Своего солнца маленького Сампо, и он принадлежит теперь не тебе, а Богу!

При этих словах горным королем овладела такая ярость, что он тут же на месте лопнул от злости, и в то же мгновение разразилась такая страшная снежная метель, какую только можно себе вообразить. Пошел густой снег, и шел так долго, что занесло всю усадьбу священника, и люди уже думали, что они навеки погребены под ужасными сугробами. Один только священник оставался спокойным; он читал молитвы и ждал утра. А когда настало утро, то выглянуло солнышко; лучи его растопили снежные сугробы, усадьба священника была спасена. Горный король исчез, и никто не знал, куда он девался, но, надо предполагать, что он жив до сих пор и царит на горе Растекайс.

Сампо-Лапчонок горячо благодарил священника за свое спасение. Добрый священник дал ему «пульку», и Сампо запряг в нее оленя с золочеными рогами и поехал к своим родителям в Аймио. Можно себе представить, как они обрадовались, когда так неожиданно возвратился их дорогой сын.

Что касается того, каким образом Сампо-Лапчонок сделался важным барином, как кормил своего оленя золотым овсом из серебряных яслей, то это совсем другая история, которую теперь слишком долго рассказывать, это останется на другой раз.