Текст книги "Стрекоза и Оми"

Планета появилась на экране. У Эхны не было времени любоваться ею: заряженная капсула ждала отправки. Вот здесь начиналось то, что миссионеры называют везением. Высадка – самый ответственный и тревожный момент, потому что не знаешь, куда упадёт капсула и на какой части суши окажется – на плодородной почве, которая вызовет бурное развитие, или же на бедной, и тогда рост неминуемо будет замедлен, и придётся прилагать усилия, чтобы защитить слабеющие ростки нового мира.

«Отец, помоги мне», – мысленно попросил Эхна и нажал на заветную кнопку пульта. Экран переключился на капсулу. Эхна немного помедлил, боясь испытать разочарование.

8. Конкордия

Он просканировал место высадки и не почувствовал особой радости. Капсула отклонилась от намеченной цели и оказалась в лесу. Рядом не было ни долины, ни реки, о которых он мечтал. Однако лес давал массу преимуществ, поскольку было много доступного материала для строительства города.

Совсем недалеко, в нескольких часах ходьбы, лежали луга, за которыми плескалось море, но, чтобы перебраться туда, нужно было потратить время. А время дорого. Кому-кому, а старому, опытному стратегу Эхне было ясно, что появление капсулы на планете даёт толчок развитию варварских племён, и они стремительно начинают конкурировать, захватывая пространство. Этого допустить было нельзя.

Тем не менее он сделал небольшой переход и основал первое поселение в лесу, выходящем к морю. Запасы пищи были скудны, но совсем недалеко находилось поле, которое впоследствии можно использовать под пашню. Имелись и залежи руд благородных металлов, которые наверняка пригодятся его подопечным. В целом Эхна остался доволен и назвал столицу Конкордией, то есть Согласием.

Как он и предполагал, скудность пищи замедлила развитие появившихся в результате высадки людей. Но Эхна ещё больше затруднил им жизнь, переключив все добываемые материальные ресурсы на получение знаний и ничего не оставив на досуг и развлечения. Кто владеет знаниями, тот владеет миром. В чём в чём, а в науках надо опережать соперников-варваров. Они ещё не были обнаружены, но весь опыт вторжений Эхны подсказывал, что они есть. Не могут не быть. Но и бог с ними, с варварами, пока не до них: следовало терпеливо ждать появления того человека, ради которого Эхна намеревался нарушить запрет Паули.

Момент везения всё же был, поскольку неожиданно в городе самоорганизовалось небольшое войско, и оно незамедлительно было направлено разведывать местность. Конкордийцы разработали и утвердили специальный кодекс воина, которым теперь руководствовался каждый, присягнувший на верность городу и миру. Эхна знал, что первейшей задачей было найти зачатки чужих цивилизаций и по возможности ослабить их, дав преимущество развитию Конкордии. Так уж устроен мир, что каждое человеческое племя пытается выжить по одиночке, подавляя инородцев, – в устах историков это называется «покорять», то есть делать другие народы покорными.

Эхна понял, что добиться спокойной жизни хоть на какое-то непродолжительное время ему не удастся, когда появился вражеский лазутчик. Эх, он, конечно, все равно появился бы, но было бы лучше, если б это случилось позднее. Большеголовый, необычайно подвижный, он походил на огромного муравья. Тело его было выкрашено природной зелёной краской, для того чтобы лучше маскироваться в лесу, спасаясь от хищников. Благодаря встрече с этим первым разведчиком соплеменников его конкордийцы первоначально прозвали «зелёными муравьями».

Племя зелёных муравьёв жило, по всей видимости, на северо-востоке, а воины Конкордии к тому времени ушли на запад, оставив город совершенно без прикрытия.

Разведчика, по мнению Зву Раба, на правах старейшины управлявшего городом, следовало немедленно убить. Правда, с этим «мероприятием» чуть замешкались. Было понятно, что в разведку не ходят поодиночке, наверняка чужеземца поджидали его товарищи, и расположение города теперь скрыть не удастся. К отрядам конкордийцев тут же отправили гонцов с приказом вернуться, а тем временем старейшина Зву Раб завёл беседу с разведчиком.

Тот был молод и глуп. И казалось, что он хвастается географическими открытиями, поскольку попытался изобразить на бумаге нечто, похожее на карту. Однако разобрать что-либо в его каракулях было невозможно.

– Кто ты и откуда держишь путь? – пытался спрашивать его Зву Раб.

Но тот не понимал языка конкордийцев. Его занимало изображение воинов на выделанной бычьей шкуре, висящей над входом в жилище старейшины в качестве своеобразного штандарта. Тогда, для того чтобы запугать чужеземца могуществом Конкордии, Зву Раб знаками пояснил, в чём заключается сила конкордийских воинов, а потом для чего-то рассказал об их моральном кодексе, дающем стойкость и позволяющем выигрывать сражения.

Зелёный разведчик, видимо, мало что вынес из беседы с Зву Рабом, но все равно пришёл в восторг от рассказа и нелепо замахал руками, словно пытался выразить удивление. Он что-то говорил, яростно жестикулируя, при этом едва пробившиеся над верхней губой усики смешно двигались в разные стороны – абсолютно несимметрично, чем вызвали умиление у женщин, пришедших понаблюдать за незнакомцем. В отличие от мужчин, они не видели в нём грозного воина. Скорее, он напоминал им восторженного ребёнка.

– Отведай доброй еды, чужеземец, – предложил Зву Раб, приглашая его за стол.

Тот принял предложение, но когда подали яства, казалось, был чем-то расстроен. Он стал объяснять что-то Зву Рабу. Старейшина, уже давно вслушивавшийся в речь молодого человека, стал понемногу понимать его и разъяснил собравшимся:

– Зелёный человек удивляется, почему у нас нет посуды, которую можно делать из красной земли, что прямо под нашими ногами. Чудной какой-то!

Разведчик радостно закивал и объяснил, как из глины делаются горшки и затем обжигаются на огне.

Приступили к трапезе. Молодой человек был явно голоден, но чувство собственного достоинства не позволяло ему выказывать это. Он неторопливо откусывал куски хорошо прожаренной говядины, не забывая нахваливать гостеприимство хозяина.

Ничто не предвещало трагедии. Но в самый разгар пиршества Зву Раб подошёл к молодому человеку сзади, вытащил из-за пояса острый клинок и быстрым движением мясника с ловкостью перерезал ему горло.

Хотя собравшихся и ужаснуло убийство нелепого, но милого на вид юноши, они с любопытством наблюдали за агонией чужака. А тот не терял сознания и жизненные силы не спешили покинуть его, несмотря на то, что кровь била фонтаном из раны и ручьями стекала с пиршественного стола. Чужеземец хрипел и красными, окровавленными руками пытался зажать рану на горле. Зрителей бессмысленного жестокого убийства удивило, что кровь разведчика оказалась не зелёной, как они предполагали, а точно такой же, как и у них самих, – цвета увядающей вечерней зари.

Когда всё было кончено, Зву Раб сказал:

– Это война.

Его короткая речь не вызвала радостного отклика. Наступило молчание. Конкордийцы поняли, что вместе с горлом зелёного разведчика Зву Раб перерезал и путь к мирному сосуществованию с соседним племенем, в то время как город был абсолютно не защищён, а хозяйственная структура его оставалась неразвитой.

Спешно возвратились военные отряды, мрачные полководцы выслушали объяснения Зву Раба. Для поиска племени зелёных муравьёв было решено разделиться на два отряда. Один направился на северо-запад, откуда появился чужеземец, другой, чуть помедлив, взял курс на юг. И вновь город остался без прикрытия.

9. Дирус

Первый отряд конкордийцев подвергся неожиданной атаке. Впрочем, нападавшие оказались плохо вооружены, поэтому были с лёгкостью отброшены, а воины Конкордии получили столь необходимый опыт сражения. Южный отряд немедленно перебросили на север, и теперь конкордийцы, обладая более мощной силой, стали пробираться вглубь неизведанных территорий, сплошь покрытых девственным лесом. С одной стороны, это обеспечивало скрытность передвижения, но с другой – и враг мог легко маскироваться в густой листве, и можно было нарваться на засаду. Понадобилось сделать несколько дневных переходов, пока воины не вышли на открытое пространство и не увидели возделанное поле. Где-то далеко за ним высвечивались на ярком солнце крыши городских строений.

Люди, работавшие в поле, оказались беспечны, позволили незаметно приблизиться к себе и немедленно были захвачены в плен. И тут стало понятно, что они не из племени зелёных муравьёв, а из мирных до сей поры хиулков. Хиулки, не оказавшие никакого сопротивления, искренне удивлялись, почему неизвестно откуда взявшиеся воины ограничивают их передвижение. С трудом удалось объяснить им, что они теперь пленники.

Полководец Сутяга, которого Эхна поставил первым среди равных в Конкордии, возглавлял северный отряд. Он был ранен в бедро при стычке с зелёными, однако мужественно совершил переход – плечом к плечу с воинами, – ничем не выказав испытываемых страданий. И только сейчас Сутяга позволил себе расслабиться. Его знобило, поскольку глубокая рана загноилась. Увидев это, один из хиулков – высокий, жилистый молодой человек с иссиня-черными волосами – рукой отодвинул в сторону оторопевших от небывалой дерзости охранников, отлучился в лес и вернулся с какими-то сочными листьями. Обеспокоенные воины преградили ему путь, когда он попытался приблизиться к раненому полководцу, однако Сутяга знаком приказал пропустить его. Хиулк осторожно очистил рану, выжал на неё сок таинственного растения и обмотал повреждённую ногу листьями. Сутяге полегчало в тот же вечер. Опухоль спала, рана стала затягиваться, и он осознал, что хиулки – отличные лекари.

– Как звать тебя? – спросил Сутяга лечившего его черноголового юношу, даже не надеясь, что тот поймёт чужую речь.

Но тот понял.

– Ценна, – сказал он. – Меня зовут Ценна.

– Да, ты действительно ценный, – подтвердил Сутяга. – Надеюсь, нам ещё удастся свидеться.

Сутяга оказался на удивление щедрым и подарил хиулку нож, который изготовил собственноручно ещё в Конкордии. Рукоять ножа имела нехитрое изображение летящей стрекозы – тотемный знак его рода. Острый широкий клинок блеснул на солнце, и молодой хиулк залюбовался подарком.

– Найдёшь в Конкордии моего сына и покажешь ему этот нож, – сказал Сутяга. – Он всё поймёт и не даст тебя в обиду.

Ценна молча кивнул – проницательный взгляд хиулка свидетельствовал, что его ум заточен не хуже острого клинка Сутяги.

Эхна внушил воинам, что самой ценной добычей на первом этапе вторжения могут быть только рабы, поэтому конкордийцы решили отправить пленных в столицу, а город подвергнуть атаке.

Атака началась рано утром, когда хиулки мирно спали, однако, к удивлению конкордийцев, горожане оказались мужественны и, быстро организовавшись, дали достойный отпор. А потом и вовсе разгромили южный отряд, не имевший военного опыта. С наступлением темноты конкордийцам пришлось отступить глубоко в лес, для того чтобы прийти в себя и залечить раны.

Наутро разгорячённые сражением молодые воины вновь рвались в бой, но Сутяга умерил их пыл, понимая, что время для стремительной победы упущено и теперь необходимо набраться сил, перейдя к осаде. А пока он отправил воинов перерыть идущие к городу дороги и уничтожить имеющиеся посевы и шахты, решив, что нужно перекрыть хиулкам все возможные ресурсы жизнеобеспечения.

Эхна, сидя за экраном, наблюдал за действиями полководца и тоже полагал, что это единственно правильное решение. Однако его беспокоило, что поход затягивается и столица надолго остаётся без защиты, тогда как в ближайшее время следует ожидать войны с племенем зелёных, поэтому особое внимание он решил сосредоточить на Конкордии.

10. Симбирск

Кофе я готовлю с чужой женщиной. Она ни о чём мне не рассказывает, хотя наверняка знает много, особенно о Карамзине.

– Почему ты мне ничего не рассказываешь? – спрашиваю я.

Я говорю ей «ты». Женщина не возражает. Да и как она может возразить мне, если сразу же позвала к себе домой, как только меня увидела?

– Вы, наверное, голодны, – сказала она вместо приветствия, пойдёмте ко мне, я вас накормлю.

Я только сошёл с автобуса и встал у какого-то столба, укрывшись им на всякий случай от несущихся мимо автомобилей. И сразу узнал её, как только заметил, потому что она была в точности как на фотке «ВКонтакте». А ещё потому, что встречающие женщины выглядят всегда одинаково.

Мне почему-то стало весело при виде её неуклюжей фигурки.

– Я боюсь твоего злого мужа, – сказал я.

– С чего вы решили, что он дома? И что злой?

– Темно на улице и холодно. В это время все мужья сидят дома. Голодные и злые.

Она даже не улыбнулась – я тут же и пожалел, что сказал глупость, – только посмотрела на меня угасающим, угольно-пепельным взглядом тридцатидвухлетней женщины. Мои мужские инстинкты шепнули мне, что такие взгляды самые опасные: остывающие угли коварны и могут обжечь сильнее яркого пламени…

Я готовлю кофе на чужой кухне и потому чувствую себя неуверенно. К тому же готовлю его на ночь глядя, понимая, что все равно не спать. Женщина наблюдает, как я колдую над туркой. Брови её густы, и кажется, что она хмурится. Женщина высока, выше меня, и от этого некомфортно. Хоть бы присела, что ли. И она будто слышит, приглаживает на попе юбку и опускается на табурет. Вот так-то лучше.

– Почему ты мне ничего не рассказываешь? – спрашиваю я, разливая кофе по крохотным чашкам. – Я столько часов трясся в автобусе, чтобы услышать о твоих исследованиях.

Она не отвечает, задумавшись. Будто не слышит.

– Давайте пить при свечах, – предлагает она и приносит из комнаты огромный, видавший виды ретроканделябр.

Мы пьём кофе при свечах, наши тени колеблются на стенах и делают вид, что общаются. На самом деле говорю лишь я, практически не переставая. Рассказываю про Настасью Плещееву и о письме её Кутузову. Потом – о романах Эмина, потом… А потом встаю и раскланиваюсь: пора идти устраиваться в гостиницу.

– Вы можете остаться, – говорит женщина, поднимаясь из-за стола. – Муж не придёт, потому что его нет.

– Это не порок, – отвечаю я и чувствую подлость в безответственно брошенных словах. Я колеблюсь и пытаюсь сопротивляться:

– Дело, собственно, в том, что у меня есть Зухра…

– Понимаю, – кивает она и кладёт мне руки на плечи. – Потанцуем?

– Ты забыла включить музыку.

– Разве ты не слышишь её?

– Ты сказала мне «ты»?

Мы танцуем и больше ни о чём не разговариваем. Медленно кружась, пробираемся в зал, поближе к дивану. В тишине я слышу музыку, и это, конечно, Чет Бейкер:

От огня останутся лишь тлеющие угли,

Потому что пламя живёт совсем недолго…

О свечах мы забыли, и они догорели полностью, лишь оплавленный парафин сталактитами застыл на бронзе канделябра.

Разумеется, я приехал сюда не ради свечей и не ради женщины, я приехал сюда в поисках книги, о которой давно знал. Видимо, можно было заполучить её и в Москве, но там как-то суетно и сложно, в провинции всё намного проще. И спокойнее. Делов-то – написать незнакомой женщине в Ульяновск, свихнувшейся, как и ты сам, на Карамзине, и попросить помощи в «важном деле». А теперь она, проклиная тот час и миг, когда решилась ответить, и тебя заодно, судорожно носится из комнаты в ванную и из ванной обратно в комнату, искренне веря, что приводит себя в порядок.

Мы, конечно, проспали. Для меня это обычное явление – проспать куда-нибудь и прийти не вовремя. А для женщины это стресс.

– Я ещё никогда никуда не опаздывала, – кричит она из ванной.

– Вот поэтому у тебя и нет мужа.

– Тогда почему у тебя нет жены?

– У меня есть Зухра.

– Дурацкое имя!

– Вовсе нет, Зухра – это звезда, которую древние римляне называли Венерой. Это моя звезда, Настя, и она светит мне.

Женщина появляется из ванной растрёпанная, с включенным феном в руках. Она не по-детски серьёзна.

– Давай не будем об этом, ладно? – И вновь скрывается в ванной.

Я заглядываю в дверь.

– Настя?

– Что?

– Прости!

11. Конкордия

– Страшно ли птицам в ночном лесу? – спрашивала Оми своего спутника – молодого человека двадцати лет.

Того веселило простодушие девушки, и он улыбался, и сладкая улыбка растягивалась до ушей. Девушка, слава богу, этого не заметила, иначе бы обиделась, приняв за издёвку. Было совсем раннее утро, и её привлекло пение проснувшегося зяблика. Тот сидел невысоко на ветви вяза, задрав клюв к небу, и самозабвенно выделывал звонкие рулады: фьи-фьи-фьи, тья-тья-твирь – тиу-у-уить.

Молодого человека звали Стрекозой. Это было воинское звание конкордийской армии, и получил он его ещё в детстве, едва научившись метать копьё. Потом звание упразднили, признав неуместным, но за Стрекозой оно сохранилось и постепенно вытеснило имя, которого никто не помнил. Вот и Оми знала его только как Стрекозу.

– Не соизволите ли уделить мне внимание, Стрекоза? – насмешливо обратилась девушка к замечтавшемуся юноше.

Тот наконец опомнился и буркнул:

– Прости, я подумал, ты опять сочиняешь стихи. Для зяблика лес – это дом. Разве может быть страшно в собственном доме?

– Если судить по-твоему, то и Конкордия – наш дом и в нём должно быть спокойно, но горожане в тревоге, они опасаются вражеского вторжения, и потому мы с тобой в дозоре. Ты думаешь, у стервятников и волков тоже есть дозорные и они сейчас наблюдают за нами?

– Ты говоришь разумные вещи, Оми, – сказал юноша. – Только конкордийцы никого не боятся, просто они обязаны быть осторожными.

– Зву Рабу не следовало убивать зелёного муравья, – сказала девушка, – тогда бы не было причин для излишней осторожности. Любое бедствие постигает нас лишь за то, что вершили мы сами.

Юноша возразил:

– Зву Раб – праведник, говорит, что он посланник самого Эхны и действовал в соответствии с заповедями. Многобожники несут нам несчастье, а потому их необходимо истреблять…

– Или обращать в нашу веру, – перебила его Оми и продекламировала:

Тысячи звёзд, отправляясь в поход, превращаются в камни –

Просто в песчинки, простые песчинки, забытые в море.

Разве осмыслить, зачем родилась и живёт Омиками,

Если ответом, вместо надежды, – страданье и горе?

Юноша задумался.

– Почему ты молчишь?

– Когда говорят музы, их нужно слушать.

– Не слушать, а слышать. Почему праведник не попытался рассказать разведчику об Эхне и чудесах, которые он творит, а предпочёл обагрить руки кровью?

«Праведник» прозвучало в устах девушки с явным сарказмом, но Стрекоза сделал вид, что не заметил этого.

– Оми, мы должны держать в тайне от вероятных врагов новые знания. Если передать их многобожникам, они смогут подавить неокрепшие ростки нашей молодой цивилизации. Сначала нам надобно обезопасить себя и окрепнуть настолько, чтобы, имея за собой силу, предложить выгодное союзничество.

– Ты дружишь с Лезбием, сыном Зву Раба, и потому пропитался их семейными идеями, – фыркнула Оми. – Они полагают, что не может быть союза на равной основе.

– Зву Раб лишь посредник между нами и Эхной, – ответил юноша. – Он хранит заповеди, которым мы обязаны следовать. Оми, тебе лучше заниматься поэзией и не вникать в политику.

– Я лучница, – сказала девушка. – Отец с детства готовил меня в воительницы и приучил к строгой дисциплине. Но дисциплина не то же самое, что слепое повиновение. Быть послушной овцой в чужом стаде – значит смириться с тем, что тебя пасут ради шерсти и мяса. Очевидно, что Конкордия слаба, и тому виной неразумное правление Зву Раба. Несколько десятков обученных смельчаков могут захватить город без особых усилий. Если того захочет Эхна, я отдам жизнь за славных конкордийцев. Только у меня есть собственные счёты со Зву Рабом. Впрочем, как и у тебя.

Стрекоза помрачнел и кивнул в знак согласия.

– Этот человек погубил моих родителей и сделает всё возможное, чтобы избавиться от твоих, – продолжила Оми. – Зву Раб претендует на единоличное правление и сосредоточивает власть в руках своего родового клана, в то время как законный властитель сражается с врагами где-то на севере. Зву Раб сделает всё, чтобы держать твоего отца Сутягу подальше от столицы, и в конечном итоге этот ничтожный праведник погубит Конкордию…

«Твинь!» – Зяблик встревожился и вспорхнул с ветки.

– Тс-с! – Стрекоза насторожился и прижал ладонью губы девушки.

В ночном лесу раздался еле заметный шум раздвигаемого при ходьбе кустарника, а потом послышались отдалённые голоса. Стрекоза и Оми затаились.

Вскоре появились люди. Они шли спокойно, ни от кого не скрываясь, и ничем не походили на врагов, замышляющих недоброе. Можно было подумать, что это рыбаки, собравшиеся на утреннюю рыбалку, поскольку в руках они несли нечто, подобное свёрнутым сетям. Чужаки тихо переговаривались, и их неторопливая речь напоминала жужжание насекомых – пчёл или шмелей.

Уже светало, поэтому, когда они подошли совсем близко, Оми ужаснулась зелёному цвету их мускулистых тел. Она чуть не вскрикнула, но сдержалась, со страхом взглянув на Стрекозу: вдвоём им было не справиться с десятком физически крепких мужчин. Стрекоза казался суров и внимательно следил за передвижением чужаков. Оми видела, как на его напряжённом от волнения лице перекатываются желваки и по телу идёт мелкая дрожь. Вот-вот он не выдержит и, вооружённый одним лишь копьём, набросится на незваных гостей.

Стрекоза заметил взгляд Оми, бесшумно приблизился к ней и зашептал в ухо:

– Беги, предупреди наших.

– А как же ты? – спросила она.

– Я справлюсь, – ответил он твёрдо.

– Если ты собираешься справиться без меня, то вдвоём у нас получится лучше, – сказала Оми. – Одним копьём не сдержать натиска, а мой лук остановит врага на какое-то время.

Стрекоза кивнул: девушка была права. И тут он вспомнил, что как раз сегодня собирался вплести крупную жемчужину в косу Оми. Таков был обычай конкордийцев: если девушка не возражала и принимала подарок, она становилась невестой юноши. Стрекоза был хорошим пловцом и мог долго находиться под водой, поэтому жемчужину выловил сам, ныряя с крутого скалистого берега у Конкордии − глубоком и опасном месте, где осмеливался промышлять не каждый ловец жемчуга.

Стрекоза положил на ладонь найденную жемчужину, дав возможность Оми полюбоваться серебряным блеском, а потом с помощью припасённого конского волоса вплёл её в косу девушки.

– Будь моей невестой, – попросил он. – Если мне суждено погибнуть, то я хочу знать, что у меня останется любимый человек.

– Я твоя невеста, – ответила Оми и провела рукой по волосам юноши, этот жест был успокаивающим и одновременно прощальным. – Будь моим мужем, и пусть ничто не сможет разлучить нас.

Оми натягивала тетиву лука, когда перед ними возник голубоглазый великан. Он был юн и крепок, как тот разведчик, убитый Зву Рабом. Казалось, чужак был удивлён не меньше Стрекозы и Оми: встреча была неожиданной. Он дружелюбно улыбнулся, и Оми растерялась, не смогла воспользоваться оружием. Стрекоза достал было нож, но в это время некто, подкравшийся сзади, нанёс ему удар дубиной. Тело юноши обмякло и повалилось в траву, мокрую от утренней росы.

Оми закричала. Великан обхватил её руками, закинул на плечи и понёс к товарищам. Она яростно била его кулаками по широкой спине, но тот будто не чувствовал боли и никак не реагировал на её попытки освободиться.

12. Конкордия. Continuatio 1

Было светло, когда Стрекоза пришёл в себя. Сначала он долго не понимал, где находится и что с ним произошло, потом вместе с болью вернулась и память. Боль была острой и пронизывала позвоночник при всякой попытке приподняться, поэтому какое-то время он лежал недвижим.

Рядом раздался шорох, Стрекоза скосил глаза и увидел, как небольшой вонючий шакал, подкравшись, стал трусливо нарезать вокруг него круги. Нож, впрочем, как и копьё, валялся рядом: чужаки, похоже, выказали безразличие к скудному снаряжению Стрекозы и не тронули его. Превозмогая боль, он дотянулся до клинка. Это потребовало неимоверных усилий. Пот залил глаза, Стрекоза мгновенно ослабел и на какое-то время забылся. Если бы зверь в этот момент набросился на него, всё было бы кончено.

– Спаси меня, Эхна, – взмолился Стрекоза. – Мне нужно жить всего лишь для того, чтобы спасти Оми, а потом, если будет на то твоя воля, можешь забрать меня.

Ему почудилось, что милосердный бог услышал его и даже явился в образе мужчины лет тридцати. Высокий, с волосами до плеч, в длинном нездешнем одеянии-балахоне, закрывавшем всё тело, с круглой шапочкой на голове, он склонился над Стрекозой и мягкими пальцами стал ощупывать раны. Стрекоза сразу же проникся к нему доверием и симпатией. Незнакомец, завершив обследование, что-то крикнул стоявшим поодаль товарищам. Речь его была непонятна Стрекозе, но была приятна, от слов веяло спокойствием, какое возможно лишь у глубоко верующего человека. Немного времени спустя лекарю подали листья мясистого гобусса, считавшегося у конкордийцев ядовитым растением. Мужчина достал нож, мелко нарезал их, а затем смешал с соком каких-то неизвестных трав. Полученную смесь он стал осторожно втирать в раны.

Стрекоза внимательно следил за его действиями. Он взволновался, увидев нож незнакомца. Такой нож нельзя было спутать ни с каким другим, потому как Стрекоза наблюдал совсем недавно за его изготовлением и даже помогал в этом своему отцу. Сомнения казались неуместными, это был несомненно отцовский нож. Такой же, как и у него самого, – со стрекозой на рукояти. Точная копия.

– Откуда у тебя нож? – еле слышно спросил он лекаря.

Тот не понял вопроса, но уловил взгляд, направленный на лезвие инструмента, которым он орудовал. Медленно по слогам произнёс:

– Су-тя-га.

Стрекоза понял, что это весточка, посланная ему отцом, воевавшим в далёких северных землях. Понял, что отец был ранен и получил помощь от чудесного лекаря в странном балахоне, за что, видимо, и подарил ему нож. Он с благодарностью взглянул в лицо человека, неожиданно пришедшего на помощь, чтобы его хорошенько запомнить: тонкий нос и толстые губы, по представлениям Стрекозы, дисгармонировали, то есть никак не сочетались друг с другом. Если бы не мягкий цвет глаз, излучавших доброту, лекаря можно было бы назвать безобразным.

Человек, завершив лечебные манипуляции, поднялся, выдал замысловатую фразу на чужом языке – вероятно, это было пожелание скорейшего выздоровления, – и отошел к группе людей, намеревавшихся продолжить путь.

– Как зовут тебя? – успел спросить Стрекоза.

– Ценна. Меня зовут Ценна, – ответил лекарь по-конкордийски.

Какое-то время Стрекоза лежал в полузабытьи, пока не услышал запах вонючей шерсти: шакал вернулся и продолжил попытки подобраться к лежащему недвижно юноше. Но Стрекоза уже чувствовал, как члены его вновь наполняются силой. В тот самый миг, когда шакал подкрался совсем близко, острый нож воткнулся в его брюхо.

13. Конкордия. Continuatio 2

Юноша вскочил на ноги. Первым желанием его было пуститься в погоню – на поиски Оми. Но куда, в какую сторону увели её чужаки, он не знал. Самым благоразумным было бы вернуться в город, чтобы рассказать соплеменникам о случившемся и попросить помощь. Осознав, что одному с задачей не справиться, Стрекоза так и поступил, решительно направившись к городским воротам.

Стражники попытались преградить вход алебардами, но юноша, углублённый в мрачные мысли, даже не заметил их: раздвинул алебарды, словно ветви деревьев, и, столкнув в ров самого ретивого из стражей, вставшего у него на пути, вошёл в город. Больше его останавливать не посмели.

Стрекоза дошел до дома Зву Раба и, не стучась, ввалился в просторное мрачное помещение. Хозяин сидел за огромным дубовым столом в гордом одиночестве и трапезничал. На огромном обсидиановом блюде громоздились жареные куски говядины. Зву Раб как раз обсасывал мосол, когда появился Стрекоза. Он взглянул на внезапно возникшего перед ним мрачного юношу и, не прерывая занятия, кивком пригласил за стол. Стрекоза сел. Служанка поднесла ему блюдо, но он жестом показал, что сейчас не до еды.

Зву Раб тщательно пережёвывал кусок мяса и глядел исподлобья на юношу, словно пёс, готовый зарычать, если кто-то попытается вырвать лакомую кость из его пасти. Он был умён и без слов, по расстроенному лицу Стрекозы считал информацию о случившемся.

– И что предполагаешь предпринять? – прорычал он.

– Дай мне людей, Зву Раб, – с трудом выдавил из себя Стрекоза фразу, которую обдумывал весь тяжкий путь до дверей старейшины. – Я расправлюсь с врагами и верну Оми.

– Какой храбрый молодой человек! – Зву Раб не смог удержаться от иронии. – Конечно, забирай всех мужчин и иди искать несчастную Оми.

В голосе его сквозило презрение к молодому человеку. Он вдруг озлобился, и взгляд его стал жёстким.

– А кто будет защищать город? Или тебе не известно, что Сутяга с воинами ещё не вернулся? Я не могу ради ничтожной лучницы поставить на кон существование города. Ты струсил и позволил врагам захватить её. А теперь просишь помощи. Поди прочь, падаль, и не смей показываться мне на глаза, не то я выпорю тебя как мальчишку! Что уставился? Я сказал – проваливай!

Не ожидавший столь жестокой несправедливости от старейшины Стрекоза побледнел, поднялся и, опустив огромные кулаки на стол, ответил, глядя прямо в глаза Зву Рабу:

– Ты пожалеешь об этом, Зву Раб! Ты забываешь, с кем имеешь дело. Я – воин и сын моего отца, полководца Сутяги. В день, когда прозвучит труба, ты сильно пожалеешь о содеянном.

Он вышел и, взяв оставленное у входа копьё, направился было к городским воротам, однако, пройдя несколько шагов, развернулся и в ярости запустил его в звурабовскую дверь. Дверь охнула, но выдержала удар. Примчалась охрана. Лучник, стоявший на страже, хладнокровно, не торопясь, натянул тетиву и выпустил стрелу в сторону разъярённого юноши. Стрела просвистела возле уха Стрекозы. Это было предупреждением: на таком расстоянии лучники не промахиваются.

Появился Зву Раб, вытирая кулаком жирные губы.

– Оставьте его, – сказал. – Пусть идёт, – и, обращаясь к Стрекозе, добавил: – Ты виноват в гибели Оми, из-за тебя Конкордия оказалась в опасности. Ты никчемный горожанин. Изгоняю тебя. Впредь ворота города для тебя закрыты навечно.

Стрекоза было вспыхнул, но промолчал. На сегодня достаточно эмоций, – решил он и направился прочь из города, чтобы больше никогда не возвращаться. Да и что его могло держать в Конкордии? Ничего. Родители были в далёком походе. Любимая девушка похищена и уведена в неизвестном направлении. Чёткого плана у него не было, и он отправился в соседнее поселение просить помощи и защиты.

14. Трасса

– Я тоже хочу откровений, Зухра. Я хочу тебя абсолютно голую.

Зухра вздрагивает, закидывает тёмные очки на лоб и поворачивается ко мне. Такого поворота в беседе она явно не ожидала.

– Смотри на дорогу, Зухра. Я сочинитель, и ты нужна мне абсолютно голая. Как художнику, который рисует натурщицу, понимаешь? И она ничем не прикрыта. В тот раз, когда мы встретились после шести лет разлуки, ты поведала мне полуправду. У меня осталось такое ощущение, что ты эту историю рассказывала тысячу раз другим людям. Она отшлифована, будто бы заучена наизусть. А мне она нужна во всей подлости человеческой, во всей низости. Спросишь зачем? Я и сам не могу ответить на этот вопрос.