Текст книги "Не перебивай мёртвых (сборник)"

Как-то раз Бату Сакаев возвращался с охоты. Он вышел из Чёрного леса и поднимался в деревню. Был знойный летний полдень, стояла сильная духота. И вдруг Бату краем глаза заметил некое движение справа. Взглянув туда, он увидел, что рядом с ним, словно наперегонки, движется копна сена. Человек, хоть раз встречавшийся с нечистой силой, знает, что настоящий ужас начинается не в кромешной темноте, а напротив, в ярком солнечном освещении. Итак, Бату увидел это странное явление. Вы, наверняка, думаете, он должен был зажмурить глаза и открыть вновь, не веря своим глазам. Или ущипнуть себя за ляжку, не доверяя сознанию, которое могло перепутать явь со сном. Но вы зря так думаете, поскольку наш герой был настоящий джигит и доверял своим зорким глазам и твёрдому уму. Он пошёл вправо наперерез странному объекту, рассекая свой страх, словно высокую траву. Но копна при его приближении тотчас исчезла. Бату прочитал молитву и направился в сторону деревни. Пройдя шагов двадцать, он заметил, что впереди его путь пересекает женщина. Вид её был странен: ростом была не выше полутора аршин, волосы её были черны, как воронье крыло, и распущены, платье на ней было до самой земли. Передвигалась она неестественно быстро для своего роста, платье скрадывало шаги, она словно плыла по раскалённому воздуху. Бату прибавил шагу, но женщина вдруг превратилась в облако пыли, которое, заклубившись осело на земле. Сзади послышался храп коня и скрип телеги. Юноша обернулся. В телеге ехал его сосед Яхья Атнагулов со своей сестрёнкой, сидевшей за его спиной.

– Вы её видели? – спросил Бату.

– Кого её? – не понял тот.

– Её.

Яхья Атнагулов удивлённо хмыкнул, хлестнул коня и поехал дальше. Бату посмотрел ему вслед. За телегой поднималась дорожная пыль. И тут Бату пришлось ещё раз помолиться. В телеге, за спиной Яхьи Атнагулова, сидела не его сестрёнка, а та самая женщина. Она смотрела юноше вслед сквозь дорожную пыль.

Вернувшись в деревню, Бату Сакаев рассказал всё как было. Сельчане слушали и цокали языками. Яхья Атнагулов уверял, что ехал в телеге один, а сестрёнка в этот момент работала в огороде, это подтвердили сразу несколько деревенских жителей, которые видели девочку.

Однако нашлись бывалые люди, которые смогли объяснить, что произошло. Бату Сакаеву повстречалось существо, которого зовут «албасты». Чаще всего оно предстаёт в виде женщины ростом не выше полутора аршин, но может появляться и в других образах. Это существо может прийти к человеку, когда тот спит, и задавить его, поэтому не случайно оно так и зовётся (по-татарски «ал» – перед, что подразумевает грудь, «басты» – наступать).

Албасты связан с твоим прошлым. Если албасты приходит, знай, что ты должен держать ответ за свои прошлые поступки. Вот умирают старики. Ты думаешь, их скосила болезнь? Знай, что многих из них задавил албасты, упав на спящего с потолка.

У каждого есть свой албасты. Если ты плохо спишь, и тебе кажется, что некая чёрная масса давит тебя, проникая сквозь тело в сон и дальше, в твоё чёрное прошлое, а порой и туда, куда тебе и хода нет – в прошлое твоих предков, – знай – это пришёл твой албасты. Ясно, что для молодого человека это существо менее опасно, чем для старика, детям же оно вовсе не может причинить вреда (здесь я замечу, что через несколько поколений в нашей деревне появится человек по имени Минлебай Атнагулов, который расстреляет своего албасты, но об этом позже).

Пожилые сельчане вспомнили историю, которая произошла полвека назад. Тогда поссорились два деревенских жителя – пастух Минвали и один старичок, имени которого уже никто не помнил. Ссора возникла, кажется, из-за земли, но не это главное. Случилось так, что во время выяснения отношений пастух, разгорячившись, ударил старика. Что же тот предпринял в ответ? Ничего. Он умер. Скорее всего, причиной тому был даже не этот злополучный удар. Старик уже едва передвигал ноги и постоянно держался за сердце. А где-то через месяц произошло следующее.

Минвали пас деревенское стадо. В середине дня он, разморённый жарой, решил прилечь в тени раскидистой ивы и незаметно уснул. В это время от стада отделился бык, подошёл к пастуху и затеял с ним страшную игру: он подцепил его рогами, подбросил в воздух точно пёрышко, а затем опять же поймал на рога. Прибежавшие мужики – они неподалёку косили сено и видели эту картину – с трудом отвлекли быка и утихомирили. Минвали остался жив. Однако он полностью потерял память. Именно так и было – ещё здоровое тело, но памяти нет. Потом, через десяток лет, память вернулась, но тело уже никуда не годилось. Мужики же, рассказывая о том случае с быком, вспоминали подробности. Когда утихомиривали быка, среди стволов деревьев промелькнула женщина не выше полутора аршин ростом. Один из мужиков утверждал, что ещё до начала этой страшной сцены женщина подходила к быку и что-то шептала ему прямо в ухо.

Таким образом, не обязательно, что албасты рассчитается с тобой собственноручно, он может подговорить того, кто подвернётся под руку.

Но не всякий человек может видеть своего албасты, большинство видят его лишь перед смертью. Скорее всего, Бату Сакаев наделён даром видеть больше, чем другие. Маловероятно, что албасты хочет разделаться с ним, поскольку Бату ещё совсем юноша и не успел совершить никаких необратимых поступков.

Это говорит о том, что Бату Сакаеву дано многое, но он должен быть втройне внимателен на своём пути и соизмерять каждый свой шаг со своей совестью. Если же он использует свою способность во вред, ему придётся очень худо.

Это одна из историй, связанных с Бату Сакаевым. Другая история, в которой он замешан, произошла через год-другой после первой и тоже запомнилась в деревне, поскольку её рассказывали потом ещё через три поколения.

В этой истории Бату Сакаев опять возвращается с охоты, что, как я упоминал, не удивительно. Стоял такой же знойный полдень, в небе не было ни облачка. Войти в нашу деревню можно с нескольких сторон, как вы знаете, она расположена на двух холмах. Бату же вошёл по тропинке меж двух холмов, там, где бьёт родник. Юноша подошёл к роднику, положил рядом ружьё и опустил горячую голову в студёную, быструю воду. И он увидел сон этой воды. Сон пробрал его до самых пят. Вынув из воды голову, он вдруг обнаружил человека, который сидел позади него, привалившись спиной к стволу дерева. Незнакомец смотрел на Бату ни слова не говоря. Его взгляд ничего не выражал, морщины на загорелом лице были резки, словно высечены саблей. Бату опустил взор на воду и увидел, что вода не спит. Она проснулась. Затем юноша услышал, как в Чёрном лесу закричали мёртвые. Незнакомец так же, не отводя от него взора, встал и выпрямился. И тогда Бату схватил ружьё и выстрелил.

В тот день эта весть ходила из дома в дом. Бату убил человека, который пришёл попить из родника. Люди неодобрительно качали головами. Никто не хотел разговаривать на эту тему с самим Бату, поскольку тот, хотя и был молод, прекрасно владел саблей, стрелял без промаха и не прощал обидных слов. Вокруг него росло молчание, и куда бы он ни повернулся, его встречало молчание. И это молчание было столь сильным, что залетевшая в него птица падала мёртвой.

О чём же думал сам Бату? Когда стемнело, юноша лёг в постель и стал ждать своего албасты, поскольку знал, что тот непременно появится. Сердце его билось, готовое встретить неизбежность. Он прождал всю ночь. Затем рассвет прокрался в растворённое окно, послышалось пение первых птиц. Бату лежал неподвижно, уперев взор в потолок. Вскоре он увидел над собой паука, который, пробежав некоторое расстояние, завис прямо над его грудью. Любой житель нашей деревни знает, что албасты является человеку последний раз в образе паука, который, увеличившись до огромных размеров, падает сверху на свою жертву. Однако ожидания Бату оказались напрасны. Паук, повисев над ним некоторое время, убежал куда-то в угол и пропал из виду. Юноша прочитал молитву и успокоился. И тут к нему пришло странное ощущение. Он вдруг осознал, что в ногах у него кто-то сидит, и это – та самая женщина не выше полутора аршин ростом. Дрожь пробрала его до самых кончиков пальцев, Бату лежал ни жив ни мёртв, боясь пошевелиться. Это продолжалось довольно долго, пока он не решился посмотреть ей прямо в лицо. Медленно, съедаемый одновременно ужасом и любопытством, он перевёл взор в изножье своей постели. И проснулся. В комнате никого не было. Утренний свет обжил пространство. Бату встал и подошёл к окну. Ветер шевелил верхушки деревьев. Возле сарая мелькнуло что-то тёмное и исчезло за плетнём. Это была та самая женщина не выше полутора аршин ростом.

Албасты его не тронул.

Наутро из соседней деревни пришли следующие известия. Там накануне было убито несколько человек, в том числе женщин и детей. Незнакомец, которого повстречал Бату, оказался безжалостным убийцей. Его жертвами становились те, кто приходит к роднику, а это, как правило, женщины. Он убил много людей по разным деревням. Говорят, злодей дьявольски виртуозно владел ножом. Он мог метнуть нож с двух десятков шагов и попасть жертве точно в глаз. Разумеется, встретив возле родника Бату, этот негодяй имел фору в несколько секунд, но ему не повезло, что он встретил именно Бату. Такова вторая из известных мне историй о Бату Сакаеве.

Надо заметить, что все эти истории не сохранялись на бумаге, а передавались деревенскими жителями из уст в уста. Хотя последний случай зафиксирован в архиве уездной полиции, кроме того, о нём упоминает газета «Волжский вестник», откуда мы можем узнать, что «Сего 1842 года, июня 29-го, жителем деревни Луна Бату Сакаевым был застрелен известный душегуб Хамди Вадас». Разумеется, эти скудные строчки не дают нам никакой полноты картины, и мы можем почерпнуть отсюда лишь то, что некий Бату Сакаев выстрелил достаточно успешно.

Так же скупо выглядит, например, известие, напечатанное в той же газете десятью годами ранее: «Сего года, октября 14-го, крестьянами деревни Луна был забит до смерти известный конокрад Валюшка Взвесь». Что мы можем вынести из этого короткого сообщения? Мы ощутим в душе чувство сострадания и некий неприятный осадок, который оставляет после себя факт любого самосуда. Однако если посмотреть на этот случай из самой деревни Луна, то он может предстать перед нами совершенно в другом свете.

Личность конокрада порой окутана ореолом романтизма. Но зададим следующий вопрос. Что означал конь для деревенского жителя? Обидно назвать его средством передвижения. Во время пахоты его пот орошает землю вместе с твоим, и вы равны в своём поте. Это друг, с ним можно говорить, он тебя поймёт, он встретит тебя радостным ржанием с другого конца поля. Это часть твоего сердца. А как поступить с тем, кто украл столь близкое тебе существо, а потом ещё и продал его неизвестно куда? И потому в случае поимки конокрада никаких переговоров быть не могло, и конец негодяя был предрешён.

Недавно мне попалась на глаза одна фотография, что украшала обложку известного советского журнала. На ней запечатлён деревенский мужик, который держит в руках гармонь. Его лицо иссечено морщинами, оно обветрено лютыми ветрами, это грубое лицо. На нём мятый пиджачок, какой носят в деревнях по праздникам. На груди – медали с войны. Мужик улыбается, но в глубине его взгляда я угадываю вечное страдание, в котором – та страшная тёмная вода, уносящая из деревни мужчин. Мне знакомы эти глаза, которые тысячи раз поднимались к небу – некуда бежать, а надо выжить. Мне знакомы эти руки на планках гармони, руки, жившие в земле, и потому ставшие как корни деревьев. Мне знакомы эти уши, грубые, несуразные, как лопухи, но чуткие, слышащие голоса мёртвых.

А рядом с ним – морда коня. А кого вы ещё ожидали увидеть рядом?

Более того, между любым жителем нашей деревни и конём есть таинственная, сакральная связь, что живёт ещё с тех далёких времён, когда вся надежда была лишь на коня, и которая запечатлена в словах Тараса Бульбы: «А ну, дети, попробуйте догнать татарина!.. И не пробуйте – вовеки не поймаете: у него конь быстрее моего Чёрта».

И потому конокрад – это человек, который пришёл украсть у тебя свободу.

Надеюсь, мне удалось объяснить вам мотивы поведения крестьян, забивающих кольями конокрада по кличке Валюшка Взвесь? Увы, я опять отошёл в сторону от основной линии моего рассказа, и этот уход был затеян с единственной целью – убедить вас в том, что какое бы то ни было документальное изложение событий, случившихся в нашей деревне, не даст нам о них полного представления. Что же касается множества историй, передаваемых из поколения в поколение, – их можно назвать летописью, написанной в душах. Разумеется, здесь мы тоже можем получить некое искажение действия. Если в реальности мы видим деревенскую улицу, в конце её – речку, то в легенде или истории улица может не вывести на речку, а привести к мечети. Там действуют другие законы, пространство может искривляться, заворачиваться, а иногда и вовсе перейти в лошадиное ржание. Крик может превратиться в птицу, слово может стать змеёй, а песня – преобразиться в огонь, отражённый в волчьем зрачке. Тем не менее истории, передаваемые устно, для нас более достоверны, поскольку именно по ним мы можем судить о тайной сердцевине событий.

И потому я перехожу к следующей истории о Бату Сакаеве, к той, где он увлечён процессом охоты. Как вы помните, я обещал рассказать три истории, связанные с его увлечением, и эта будет третьей.

Однажды Бату, охотясь, увлёкся и, забыв себя и, соответственно, потеряв ощущение пространства, ушёл далеко от деревни. Ушёл так далеко, что попал в совсем ему незнакомую местность. Там он опять обрёл ощущение пространства, но пространство было другим – по пути ему стали попадаться чайки, и это означало, что где-то недалеко большая река. И впрямь наш герой прошагал столько, что добрался до берега Камы. Охотничий азарт привёл Бату на территорию, о которой ходила недобрая слава. Это были владения одного жестокого помещика. Говорили, что он ужасно обращается со своими крестьянами. Будучи человеком, не лишённым воображения, этот злодей изобрёл множество страшных наказаний для тех, кто чем-то ему не угодил. Например, он приглашал свою жертву в баню и там со своими подручными парил его вениками до тех пор, пока несчастный не отдавал Богу душу. Известно также, что злодей имел собственную тюрьму, где томилось множество невольников, по разным причинам вызвавших неудовольствие хозяина.

Люди из близлежащих селений уверяли, что кое-кто видел, как барин ест по ночам огонь. Другие утверждали, что сами были свидетелями случая, когда барин зашёл за ствол сосны и оттуда тотчас вылетел филин, сам же барин как сквозь землю провалился.

Образ оборотня, которым наделила его людская молва, вполне соответствовал этому человеку. Но главное его превращение заключалось в следующем. Представьте себе – находясь в прекрасных отношениях со своими соседями, имея светские манеры, делая щедрые пожертвования в пользу богоугодных заведений – он по ночам становился пиратом и грабил баржи, проходящие по Каме вблизи его земли. Известно, что для этих целей под его началом действовала разношёрстная банда, в которую входили беглые каторжники, приблудившиеся разбойники, а также кое-кто из дворовых, кому эта тёмная дорога была по душе.

Не заметили ли вы лёгкого облачка романтизма, витающего над этой личностью? Но я спешу развеять его, так же, как и в случае с конокрадом. Я уже упоминал, что этот помещик жестоко обращался со своими крестьянами. Теперь надо сказать о правилах, которые он ввёл на территории своего поместья. Одно из них состояло в том, что всякий, кто попадётся ему на пути, должен тотчас встать на колени. И это правило выполнялось неукоснительно, поскольку люди подверглись жестокому воспитанию. Вот что придумал этот негодяй. Он вызывал кого-либо к себе в дом и встречал пришедшего странным образом, а именно, стоя спиной к нему. Затем, так же не оборачиваясь, приказывал подойти ближе. Пришедший подходил ближе, к самой его спине. А затем происходило следующее. Барин резко, не глядя, разворачивался и – саблей, которая прежде была не видна, делал молниеносный, горизонтальный удар вровень с шеей пришедшего. Если человек был на коленях, клинок проносился над его головой, бросая страшный отблеск на лепной потолок. Если же человек стоял на ногах, то в следующее мгновение его голова катилась под стол, а тело, помедлив и словно осознав свою ненужность, с шумом падало на пол.

Оставшиеся после этого в живых всегда теперь поспешно вставали на колени, вставали не только завидев барина, но даже подумав о нём – настолько серьёзен был перенесённый опыт. А мёртвым этот опыт был уже не нужен. Им, как известно, не нужен никакой опыт. Единственное, из чего они могли бы извлечь пользу, – это умирание, но то что делается в жизни всего один раз, не годится для опыта.

Узнав, что некий чужой человек охотится на его территории, помещик был просто взбешён и приказал, чтобы этого нарушителя незамедлительно привели к нему. Бату уже к этому времени был схвачен его людьми, которые, как вы помните, хаживали со своим барином по одной тёмной дороге.

И вот нашего героя привели к дому хозяина поместья. Его сопровождающие ничего не говорили ему, лишь ухмылялись, зная, какая уготована чужаку судьба. Однако один из них, в ком до конца не умерла совесть, пожалел юношу и доверительно сообщил ему, что когда барин попросит подойти ближе, надо подойти и немедленно встать на колени, а лучше всего подползти к нему уже на коленях – так будет безопаснее. И тогда, по крайней мере, у тебя будет надежда на спасение. Бату поблагодарил человека, который выразил к нему неожиданное соучастие, и зашёл в отворённые двери.

Его взору открылся большой зал с высокими окнами, в середине его спиной к вошедшему стоял хозяин. На нём был тёмный до пола плащ, какой скрывает и человека, и его намерения. Бату остановился, не решаясь идти дальше. Хозяин по-прежнему стоял спиной к нему и молчал. Очевидно, ему нравилось собственное молчание. Он растил его здесь словно дерево – молчание, которое для многих стало прологом к тому существованию, где уже не говорят.

– Подойди ко мне, – наконец раздался его чёткий и властный голос.

Бату сделал несколько шагов вперёд.

– Ближе, – опять потребовал хозяин.

Бату подошёл к самой его спине и остановился. Снова воцарилось молчание, и Бату пытался понять его. И когда понял, тотчас сделал шаг вправо.

А в следующее мгновение рядом с ним, едва не задев плечо, отвесно сверху вниз промелькнул клинок и, не найдя сопротивления, ударился о каменный пол. Звук металла о камень разбудил тишину и, множась, гулко заметался по углам зала. Спектакль смерти, столь хорошо подготовленный, на этот раз провалился, и виновником этого провала был Бату. Хозяин намеревался убить его, не оставив никаких шансов. Он хотел рассечь его надвое, вдоль – от темени до паха, невзирая даже на то, стоит чужак на коленях или нет. Очевидно, Бату вызвал в нём такую неприязнь, что он даже не захотел преподать ему урок послушания, который сгодился бы только на том свете.

Осознав, что пришедший остался жив и тем более так и не встал на колени, барин пришёл в великую ярость. Он крикнул своих людей и приказал заключить чужака в тюрьму, решив, что смерть от сабли покажется ему счастьем по сравнению с медленной смертью от голода.

Бату оказался в тёмном, сыром подвале, где в соседних клетях уже доживали свой короткий век такие же несчастные, как он сам. Юноша оглядел стены своей темницы, вдохнул этот воздух и понял, что здесь уже не имеет значения ни твоя сила, ни твоя воля – всё сгинет в безвестности и мраке.

Но у Всевышнего всегда свои планы насчёт каждого из нас. В ту же ночь, по счастливой случайности для нашего героя, злодей-барин был схвачен правительственными войсками. А вскоре вместе со своей шайкой предстал перед судом. Его отправили на каторжные работы в Сибирь, где, говорят, он долго не проработал. Злодей барин погиб при загадочных обстоятельствах – он утонул в одной из тамошних рек. Именно так завершилась его земная дорога – грабил на одной реке, нашёл возмездие на другой. «Вода везде найдёт себе дорогу. А судьба найдёт тебя», – так любил говорить Вафа-бабай.

Если пристально вглядеться в эту историю, можно обнаружить некоторые факты, имевшие место в действительности. Известно, например, что на Каме одно время разбойничал капитан Нормацкий, помещик, владелец деревни Шуран, отличавшийся крайней жестокостью к своим крестьянам. Кстати, этот же помещик стал прототипом одного из персонажей романа Бестужева-Марлинского «Латник». Однако здесь мы заметим некоторые расхождения во времени. Злодейства уездного пирата приходятся на царствование Екатерины II, истории же, связанные с Бату Сакаевым, должны были произойти позднее как минимум на сто лет.

Но, как я уже говорил, наши деревенские истории имеют свои законы. Здесь всегда есть элемент волшебства, здесь может возникнуть и вовсе несуществующий персонаж. В этом нет ничего странного. Например, там, в реальности, живут два человека и любят друг друга, а затем в том же пространстве вдруг возникает маленький третий, тот, кого прежде вовсе не было. И потому я спрашиваю вас: «Где больше волшебства – в легенде или реальности?»

Мне же в этой истории о злодее-пирате интересно следующее – тот самый момент, когда Бату удаётся уйти из-под страшного удара. Я уже делился мыслями о моём народе, суть и характер которого связаны с местом проживания. Вокруг – ни гор, ни моря, ни тайги. Некуда бежать, негде спрятаться. Везде найдут, везде поймают, и ты предстанешь перед своей смертью, имея для спасения единственную возможность – встать на колени. Встань – чего тебе стоит! Перемести тяжесть тела немного вперёд, расслабь мышцы ног – и тело само примет нужное положение.

Но… Мой народ удивительным образом, следуя одному ему известному чутью, делает шаг в сторону, и смертоносный клинок проносится мимо, и вновь, который уже раз найден немыслимый третий вариант между рабством и небытием.

Вы можете сказать, что я трактую легенду так, как мне удобно. Что ж, может быть.

Мне кажется, вы уже устали от моих обобщений и рассуждений, кроме того я опять ловлю себя на том, что ушёл от главной линии моего повествования, но таковы наши деревенские истории, они отвлекают внимание на себя, в них есть тайная сердцевина, которая порой важнее линии сюжета. Некоторое время назад, начав рассказывать о Халиле, я неожиданно для себя поведал о совершенно других людях. Сейчас же, надеясь рассказать о Фатиме Сакаевой, я опять словно творю нескончаемую предысторию, а не сам рассказ. Тем не менее хочется продолжить разговор о прадеде Фатимы. Во мне постоянно живёт это желание – довести наши деревенские истории до слушателя, и я знаю, откуда оно произрастает, я всегда боюсь, что они так и останутся лишь на устах наших сельчан, и никто больше о них не услышит. Должен же кто-то, наконец, запечатлеть их на каком-либо носителе – будь то магнитная лента, бумага или ещё что-то. Кто знает, захотят ли уста следующих поколений принять то, что так легко принимали уста поколений предыдущих?