Текст книги "Сестры из Версаля. Любовницы короля"

Луиза

Версаль

1737 год

Несмотря на то что многие подозревают о наличии у короля любовницы, никто не догадывается, как ее зовут. Король все реже и реже посещает супружеское ложе, и, вероятно, именно поэтому список важных праздников, составленный королевой, становится все длиннее и длиннее.

– Святой Пафнутий! – негодует Людовик как-то сентябрьским вечером.

На улице темно, ни ветерка, и, к счастью, молчат собаки Матиньона. Мы в моих покоях, окно открыто, горит только свеча. И в комнате только мы вдвоем. Мое любимое время суток. Он кивает на туфли, я опускаюсь на колени, чтобы их снять.

– Святой Пафнутий. Уверен, что он был уважаемым монахом и выдающимся святым, но никто никогда о нем не слышал. И она использует его имя как предлог! Но, разумеется, дело не в этом. Я лучше буду здесь, с тобой. – Он гладит мои волосы. Я тщательно стряхнула с них пудру, потому что Людовик терпеть не может застарелой пудры и редко сам пудрит волосы. – Но каждый должен исполнять свои обязанности, и сегодня я решил, что у меня есть желание посетить супружеское ложе. Но нет… на моем пути встал святой Пафнутий.

Я снимаю с него чулки. У короля с королевой уже восемь детей, но только один сын; бедный маленький герцог Анжуйский и одна из его сестер умерли несколько лет назад. Дофин в добром здравии, и король обожает своих маленьких принцесс, но все же. Когда у тебя один сын, сложно полагать свой долг исполненным, поэтому он должен продолжать навещать королеву.

Я целую его голые ноги, покрытые мягкими черными волосками.

– Теперь начинается мое время, – шепчу я.

Он смеется, нежно, но настойчиво тянет вверх за волосы, чтобы я села рядом с ним на кровать.

– И мое, – галантно отвечает он и сам снимает с себя рубашку.

* * *

Мы хорошо храним свою тайну, хотя во дворце, где закручиваются миллионы интриг, – это весьма сложная задача. Мы не выносим своей тайны за пределы нашей маленькой компании: Флёри, Шаролэ, графиня де Тулуз, слуга короля Башелье и моя верная служанка Жакоб – вот и все, кто знает о нас с королем.

И хотя правды никто не ведает, все продолжают гадать; подозрения и слухи грудятся, как листья по осени. Людовик предпочитает уединенные ужины, часто в покоях графини де Тулуз. Сегодня нас собралась небольшая группа, человек десять, и король в удивительно приподнятом настроении – на охоте кабан легко дал себя убить. После фаршированной рыбы с фенхелем и гусиных мозгов в подливке Людовик встает, поднимает бокал. Разговоры мгновенно затихают.

– Тост, – провозглашает он, глядя в потолок. – За нее.

Гости смущенно гудят, мы все поднимаем бокалы. Что значит этот взгляд вверх? Тост за Святую Деву Марию на небесах или за королеву, чьи покои находятся этажом выше? Или за одну из тех нимф, которые изображены на потолке?

– Тост за мою любовницу, – уточняет Людовик, обводя взглядом гостей. – За нее. – Он многообещающе улыбается, и я едва не задыхаюсь от счастья.

– Но кто же это таинственная «она», сир? – интересуется маркиз де Маас, чопорный человек, который известен чистотой как своих, так и королевских сапог. – Вы же понимаете, что все крайне любопытно и многие теряются в догадках, заключая пари. Я сам лишусь четырех пар лошадей, если не угадаю. Прошу вас, помогите нам выиграть наше пари. Раскройте имя этой счастливицы. Молю вас.

– Не стану я вам помогать, но с интересом послушаю, на кого же ставят.

Нас за столом двенадцать, и каждый высказывает свои предположения, каждое из которых сопровождается смехом и комментариями о выражении лица короля, когда произносится имя дамы.

В конечном счете дамами, на которые поставило большинство присутствующих, оказываются немецкая герцогиня де Бурбон и Орлеанская принцесса. Обе молоды и очень красивы, поэтому я оказываюсь в хорошей компании. Остальные голосуют за юную Матильду де Канизи, только недавно представленную ко двору. Девушка настолько красива, что ее тут же прозвали Восхитительная Матильда.

Я последняя высказываю свое предположение: ставлю на мадам герцогиню, кандидатура которой кажется маловероятной, поскольку она немка. Хотя в комнате ужасно жарко, мне немного зябко, когда я думаю о Восхитительной Матильде. Надеюсь, Людовик не заглядывается на нее. Это было бы ужасно.

– Что ж, вы все ошибаетесь, – удовлетворенно улыбается Людовик; он обожает тайны. – Дама бережет свою честь, а я испытываю истинное удовольствие, храня свою тайну от тех, кто полагает, что все и всегда обо мне знает. – Он выпивает бокал вина, придворные следует его примеру, переглядываясь друг с другом в поисках поддержки.

Я оставляю свою тайну при себе. Подарить улыбку Людовику я не могу, поэтому просто улыбаюсь себе в тарелку и вижу, как мое счастье отражается от стеклянных глаз лежащей на тарелке рыбы.

* * *

Жилетт не дает мне покоя:

– Твоя служанка сказала, что вы каждый день купаетесь в воде с оливковым маслом. И спать ложитесь с прической… Так поступает только женщина, у которой есть любовник… Вы что, наконец-то завели нового любовника?

Всем известно, что мы с Пюизё больше не вместе, хотя и не понимают почему.

– Бог мой, это же не ради мужа, нет?

Здесь мне лгать не приходится.

– Нет, разумеется нет! Оливковое масло полезно для кожи, я всегда так купаюсь.

Жилетт меряет меня взглядом своих холодных серых глаз. Мы отдалились друг от друга под грузом моей тайны, но на самом деле я не очень-то скучаю по общению с ней. Но она не отстает:

– Но вы же расскажете мне, если заведете? Когда появится очередной любовник?

– Конечно же, дорогая, несомненно. – Я уже научилась лгать, как настоящая versailloise, хотя, наверное, это не тот талант, которым стоит гордиться. Я меняю тему разговора: – Какое у вас красивое ожерелье… Это рубины?

В глубине души, очень глубоко, я хочу, чтобы люди узнали, что я люблю Людовика, а Людовик любит меня. Тогда бы мы могли проявлять наши чувства на людях, сидеть рядом во время развлечений, говорить без страха. Шаролэ настаивает на том, чтобы я, насколько возможно, подольше сохраняла наши отношения в тайне.

– Ничто так не интригует мужчину, как завеса тайны, Луиза.

– Неужели? – осторожно переспрашиваю я.

Мы сидим у нее в салоне, и Шаролэ показывает мне свою новую косметику. Даже несмотря на то, что она перешагнула свой сорокалетний юбилей, ее кожа до сих пор как у молодой девушки. Она знает все снадобья и лекарства; только она не решается заниматься колдовством, как ее знаменитая бабушка, прославившаяся в печально известном Деле о ядах.[9]9
  Кампания по охоте на ведьм и отравительниц, будоражившая двор французского короля Людовика XIV с 1675 по 1682 годы.


[Закрыть] От этого воспоминания меня пробирает дрожь: жертвоприношение младенцев, множество отравленных людей и арестованных придворных дам… Надеюсь, в ее лосьонах нет даже примеси колдовства. Хотя у нее действительно великолепная кожа.

Шаролэ втирает пахнущий розой крем мне в щеки. Он немного печет.

– Как только люди узнают о вас с королем, он тут же заскучает.

Втирая лосьон в щеки, я ищу в ее словах подспудный смысл, но на сей раз мне кажется, что она сказала именно то, что хотела сказать. Очень обидно думать, что король со мной только потому, что любит тайны. Чепуха. Людовик любит меня. Мне кажется, что Шаролэ ревнует; Жилетт призналась мне, что она сама хотела стать любовницей короля еще много лет назад, но король не проявил к ней интереса.

У Флёри другое мнение, и он в последнее время стал подталкивать Людовика к тому, чтобы он раскрыл нашу тайну. Флёри стал с презрением относиться к королеве и полагает, что для Людовика пришло время показать себя мужчиной, который сам выбирает себе любовниц. Честно говоря, я не знаю, что и думать. Втирая розовый крем, я ощущаю, как горит мое лицо. Я спрашиваю у Шаролэ, можно ли мне получить еще немного масла пачули, которое она давала мне на минувшей неделе. Людовик уверяет, что этот запах приводит его в восторг. Я еще больше краснею при этом воспоминании, а Шаролэ смотрит на меня так, как будто точно знает, о чем я думаю.

Ухожу я в подавленном настроении, вспоминая ее слова: «Как только люди узнают о вас с королем, он быстро заскучает».

Чушь какая! Прижимаю пузыречек с маслом пачули и баночку с розовым лосьоном, который великолепно пахнет, но ощущение такое, будто кожу с лица снимают. Но бéды на этом не закончились. В этот день мой супруг прибыл во дворец, чтобы присутствовать на полковом параде, а затем на ужине, поэтому останавливается в моих покоях, прежде чем вернуться в свой городской дом.

Жакоб передает мне записку от Башелье, камердинера короля: Людовик наведается ко мне до полуночи. Я беру эту записку, мое сердце поет. Вчера меня не пригласили, но сегодня я его увижу! Я бросаю записку в огонь, надеясь, что супруг мой ничего не заметит, и уединяюсь в спальне, чтобы Жакоб подготовила меня к аудиенции.

К моему ужасу, супруг входит в комнату, где я моюсь, и с любопытством смотрит на меня, прихлебывая вино из огромной кружки. Жакоб шикает на него, он уходит, оставляя после себя вонь, как после совершенно заплесневелого сыра бри.

Когда я выхожу, обнаруживаю, что он устроился за столом, чтобы отведать аппетитный пирог, который заказал себе. Ковыряет в нем пальцами, несказанно радуется, когда находит куриную голову, которую начинает шумно обсасывать.

– Восхитительно! – заявляет он. – Полковой ужин был жалким, всего двенадцать блюд, два из которых, да простит Господь, из морковки. Никакой тебе спаржи, хотя сейчас сезон. Просто позор! – Он выпивает бокал вина и наливает себе очередной.

С любопытством смотрит на меня:

– Это все ради меня? И прическа, и платье?

– Нет. – Я сажусь на диван. Нельзя, чтобы он оставался здесь, ведь тогда ему станет известно, куда я собралась.

– Ужасное вино. Зачем ты его пьешь? И в комнате столько пыли. Даже глаза распухли и чешутся. – Глаза у него действительно покраснели и отекли, но, по-моему, причина тому – выпитое.

Он доедает пирог, вытирает руку о скатерть.

– Ну-с, и куда это вы собрались? Уже почти полночь, а разоделись, как проститутка. Отвечайте.

Больше всего я хочу, чтобы он ушел. Хочу, чтобы он вернулся к своей дочери кузнеца, но мне не хватает духу сказать ему об этом. А может быть, он уже завел себе новую любовницу.

Он с любопытством разглядывает меня, а сам теребит маленькие ромашки, которыми я украсила вазу на столе. Он отрывает у цветка головку.

Я морщусь.

Он бросает ромашку на пол.

– Перестаньте, – шепчу я.

– Что? – Луи-Александр поворачивается, окидывает меня тяжелым взглядом, и я понимаю, что он сильно пьян.

Я не понимаю, почему он меня так ненавидит. Я долго старалась быть для него хорошей женой, а он мне никогда и доброго слова не сказал. Ни разу. Я вздрагиваю, вспоминая его прикосновения. Слава Богу, это было очень-очень давно, и я гоню как можно дальше воспоминания об этих ночах, чтобы больше никогда с ними не сталкиваться.

Я встаю с дивана и иду от света в темный уголок, выглядываю в окно. И наверху, и внизу все тихо. Граф де Матиньон отправился на охоту, забрав с собой своих проклятых собак.

– Подойдите сюда.

Я стою напротив него, вид у меня такой же несчастный, как и ощущения внутри. Плакать нельзя, не то потекут румяна и мне придется заново накладывать грим, а я терпеть не могу заставлять Людовика ждать. Почему он не уходит?

– Что вы скрываете?

– О чем вы? Ничего. – Я опускаю взгляд. Я слышу, как на улице бьют часы, из сада доносится заливистый смех. Скоро полночь.

– Вы пахнете, как турецкая шлюха.

– Откуда вам знать? – задаю я встречный вопрос. Мой голос звучит резко: нетерпение делает меня безрассудной.

Он в изумлении приподнимает одну бровь. На мгновение мне кажется, что сейчас Луи-Александр ударит меня, но он смеется, достает что-то застрявшее между зубов и бросает это в огонь.

– А вы изменились, – произносит супруг, и мне остается только недоуменно посмотреть на него – раньше он никогда меня не замечал, даже не смотрел в мою сторону, а сейчас разглядывает, словно свою любимую лошадь. Когда же он стал таким наблюдательным?

Вот напасть! Почему он просто не уйдет?

– Ну и кого же вы ждете, малышка? – дразнит он меня. Затем толкает меня на диван и вертит мою голову из стороны в сторону. – Хотите, чтобы я ушел. Я все вижу, чувствую! Знаю я вас, женщин. – Он искоса смотрит на меня. – Вы как испуганный заяц.

Я заливаюсь краской, мой подбородок подрагивает. Но плакать нельзя.

– Ха! Но это не Пюизё, это всем известно.

– Понятия не имела, что вы так пристально следите за изменениями в моей жизни, – горько произношу я. Почему он не уходит? Боже, как же я ненавижу этого человека!

– Вы моя жена, глупышка, – рычит он.

Во мне растет нетерпение.

– Оставьте меня в покое, оставьте меня в покое! – восклицаю я и, к собственному ужасу, понимаю, что произнесла это вслух.

– Нет.

Я начинаю плакать от досады, а потом говорю то, что не должна была бы говорить ни под каким предлогом. Но в тот момент ничего другого не остается.

– Вы не сможете удержать меня от встречи с королем, – рыдаю я. – Он отошлет вас прочь. Ваш отошлют… отошлют… – Я не могу придумать, куда бы отослать этого мерзкого человека. – В Луизиану…

– С королем? – изумляется Луи-Александр. – Что у него может быть общего с вами?

Но я уже это произнесла, так почему бы и нет?

– Это правда, – рыдаю я. – Это король. К нему я и собираюсь. Он… он любит меня… любит пачули.

Повисает недолгое молчание, а потом Луи-Александр запрокидывает голову и заливается смехом. Он бьет себя по колену, продолжая весело хохотать.

– Наш король! Эта жеманная тряпка… Стоп, – резко обрывает он себя, – не передавайте ему то, что я только что сказал. Но в этом есть резон, король и помочиться не может без совета Флёри, и я всегда удивлялся, почему этот монах так вами интересуется.

– Флёри не имеет к этому никакого отношения, – сухо отвечаю я. Никогда не думала, что мой муж такой проницательный, но сегодня он ведет себя, как настоящий лис. Хитрый, исполненный ненависти лис.

Я не поднимаю головы, наблюдая за его передвижениями по комнате из-под опущенных век. Он потирает руки и смеется.

– Есть из одной тарелки с королем – вот так история для моего полка, скажу я вам. Но нет, у меня нет желания. Нет ни малейшего желания, мадам. – Я не знаю, почему эти слова настолько меня задели, но, признаться, задели…

Я продолжаю рыдать.

– А я-то дивлюсь, что же стоит за моим прошлогодним продвижением, – задумчиво произносит он. – А потом Его Величество заговорил со мной в июне, сделал комплимент моей лошади. «Отличная лошадь, – сказал он, – отличная лошадь с сильными ногами». Гм-м.

Мой супруг стягивает меня с дивана.

– Но вам не стоит задерживаться, мадам! Не позволяйте и мне себя задерживать. Что вы, я же верноподданный, как и любой француз. Мое единственное желание – угодить королю. Поторопитесь, поторопитесь к королю с этим запахом пачули и своими розовыми щечками. Чудесные новости, чудесные! У Гонто есть четверка белых лошадей, на которые я уже давно положил глаз… Держу пари, он отдаст их по дешевке, как только узнает…

– Никому не рассказывайте! – в ужасе шепчу я.

Он пожимает плечами.

– Может быть, нет. Вы должны рассказать мне самое важное, малышка. Теперь вы обладаете властью. – Он хрипло смеется и наливает остатки вина в свой бокал. – Те лошади такие прекрасные создания – чистокровные белые лошади! Вот так удача! Я знал, что именно я верну и приумножу семейные богатства. Я баловень судьбы, Луиза, – бормочет он и тяжело садится.

Я вижу перед собой маленького, некрасивого, никчемного человека. Я облачаюсь в накидку и выскальзываю в коридор, где меня уже ждет Башелье.

– Простите за опоздание, – шепчу я, шагая за ним.

Я слышу, как за спиной Луи-Александр кричит кому-то, чтобы ему принесли бутылку лучшего джина по эту сторону от Ямайки.

* * *

А потом поползли слухи. Поначалу это были отдельные нотки, которые вскоре превратились в настоящую песню. Слишком многие подходят ко мне и с лукавым выражением на лице задают вопросы, надеясь, что я заверю их в том, что они, по их мнению, и так знают:

– Скучаете по Пюизё? Он так давно уехал!

– Я видела, как ваш супруг ехал в новом экипаже, запряженном четверкой белых лошадей. Какое расточительство! К чему бы это?

– Вы редко стали присутствовать на ужинах у мадам де Виллар. Поговаривают, что вы ужинаете с королем. Вам повезло, что вас часто приглашают в круг избранных…

– В Библии написано, что кротость – это наследственное, что скажете, Луиза?

А потом, где-то месяц спустя после того, как обо всем узнал мой супруг, настала судьбоносная ночь. Тем вечером давали официальный прием в честь испанского посла, но мои обязанности фрейлины королевы не обязывали меня присутствовать на нем. Когда позже за мной приходит Башелье, я надеваю коричневую накидку с капюшоном и следую за ним по коридорам и черным лестницам. Поздним вечером свечей мало, дорога темная. Когда мы оказываемся у покоев короля, Башелье неожиданно хватает меня за руку и разворачивает, приговаривая, что я должна быть осторожнее, а то меня увидят. От резкого движения мой капюшон падает, и стоящие у дверей люди узнаю́т меня.

Вместо того чтобы развернуться и сделать вид, что мы здесь не ради короля, Башелье поспешно запихивает меня в дверь, тем самым накликая на меня позор. К утру об этом знал весь дворец. Ворота для сплетен широко распахнуты, и все тут же кинулись ко мне: приветствуют, оказывают теплый прием, упрекают, умоляют, улыбаются, вновь упрекают.

Все, практически каждый, считают личным оскорблением то, что я не поделилась с ними новостями о том, как мне повезло. Жилетт со мной практически не разговаривает, а набожные матроны избегают общаться со мной. И не то чтобы я обращала на них особое внимание, но мне не нравится, когда меня называют «подстилкой» или «битой вазой» всякий раз, когда мы встречаемся в коридорах.

И теперь все, о чем я мечтала и чего боялась, исполнилось. Мне не давали покоя слова Шаролэ: «Как только окружающие узнают правду о вас с королем, он слишком быстро охладеет».

«Это невозможно, – думаю я. – Людовик восхищается мною. Какое это имеет значение, что весь мир знает?»

Диана

Монастырь Порт-Рояль

1737 год

Сегодня Полина узнала нечто исключительное! Эта новость заставила ее кричать, выбежать из комнаты, броситься в конец монастырского сада, мимо кухонь и лошадей, прямо до самого яблоневого садика у вонючего ручья. Я выбегаю за ней на улицу, хотя там довольно холодно и грязно и мне не хочется испачкать туфли.

Иногда Полина просто пугает, поэтому я приближаюсь к ней очень осторожно. Она наступает на упавшие яблоки, и коричневая липкая масса брызжет ей на юбки.

– Сучка! Иуда! Каин! Предательница!

Полина расстроена, потому что мы только что узнали, что Луиза – любовница короля Франции. Наша Луиза! Только представьте себе! Она симпатичная, явно привлекательнее Полины или меня, но сложно представить, что наша сестра такая уж красавица, что в нее мог бы влюбиться сам король. Король может иметь любую женщину, которую захочет… разве только не монашку или мать настоятельницу, но всех остальных – наверняка. Поэтому само собой разумеется, что он выбрал бы самую красивую женщину во Франции.

– Ди-Ди, они вместе уже несколько лет! – Полина давит ногой еще одно яблоко. Очередное липкое пятно на юбке.

– Твоя юбка, будь осторожнее…

– Луиза – любовница самого могущественного мужчины во Франции, во всем мире, и тем не менее она оставляет нас чахнуть в этом монастыре. Ты только вообрази, какую партию она могла бы нам подобрать! Ты хотя бы имеешь представление, какой властью она обладает?

Непривычно думать о Луизе как о человеке, обладающем властью. Наверняка Полина могла бы быть властной, но Луиза? В детской она была такой кроткой и смиренной.

– Я никогда, никогда ее не прощу! Никогда в жизни! Черт возьми!

– Полина!

Она хватает с земли горсть гнилых яблок и швыряет их в ствол дерева. Я понимаю, что на месте дерева она представляет себе Луизу. Никогда еще я не видела ее такой негодующей: лицо красное, волосы выбились из-под чепца. Теперь она лупит по стволу дерева руками.

– Полина! Прекрати! Ты пугаешь меня!

– Далила! – восклицает она, обмякает и падает на раздавленные гнилые яблоки. – Я уничтожу все ее письма, все ее глупые письма со всеми глупыми отговорками и ложью. Разорву их на мелкие клочки. Как бы я хотела, чтобы на месте этих писем оказалась она! Я бы разорвала ее!

Я настолько поражена, что даже не могу ничего возразить.

* * *

Нет, Полина очень жизнелюбивый человек, как таракан, которого давишь, а он все равно живет. Наверное, мне не следует сравнивать свою сестру с тараканом; вместо этого лучше сказать, что она… э… просто неунывающая. Новость о старшей сестре она тут же пытается использовать в своих интересах.

– Сейчас, когда Луиза – королевская фаворитка, она уже больше не может ссылаться на нехватку денег или тесноту – все это отговорки. Она может сделать все, что пожелает.

На следующее утро мы сидим в своей комнате в монастыре и завтракаем – пьем кофе с булочками. К нам присоединяется мадам де Дрей. Она приносит поднос с цукатами из груш, подарок ее дочери, – свой вклад в нашу трапезу. Полина разложила письма Луизы на кровати; она их не разорвала. Пока.

– Теперь у нее нет выбора – ей придется пригласить меня.

– Почему ты так говоришь? – спрашивает мадам де Дрей. Она жестом приглашает меня угощаться еще грушами, и я с радостью следую ее приглашению.

– Знаете, она всегда ссылалась на нехватку денег, говорила, что это неуместно. Теперь я знаю, что у нее, вероятно, куча денег и неуместность вообще не должна ее волновать.

– Отличная мысль, моя дорогая, – говорит мадам де Дрей.

– И я так думаю! У меня даже план есть.

Мы с мадам де Дрей ставим чашки на стол и внимательно смотрим на Полину. Она любит строить планы – частенько говорит, что хотела бы быть генералом, а не девушкой без денег и перспектив. Матушка настоятельница уверяет, что у нее острый ум.

– Сейчас-то я понимаю, какая это отличная новость, что Луиза – любовница короля. Меня обязательно пригласят в Версаль, я настроена решительно. А потом, как только я окажусь при дворе, я воспользуюсь близостью Луизы к королю, очарую его и украду – это будет не очень сложная задача. Если недалекая Луиза смогла завладеть сердцем короля, то и я смогу.

Полина часто изумляет меня, но такой поразительной идеи я не ожидала услышать. Однако она еще не закончила.

– Благодаря королю я стану самой влиятельной женщиной во Франции и буду управлять двором, всей страной. Это будет мой путь во власть.

Я нервно смеюсь, чуть не подавившись грушей. Я всегда смеюсь, когда не знаю, что сказать.

Мадам де Дрей удивленно поднимает брови.

– Громкие слова, – говорит она. – Громкие слова, моя дорогая. Вы на самом деле ураган.

– Ураган? – переспрашиваю я, быстро хватая последний кусочек цукатов, пока Полина погружена в собственные мысли. – Что это?

Мадам де Дрей задумывается на мгновение. У нее узкое личико, серая кожа, из-за чего кажется, что она стоит на пороге смерти. Довершает образ черное шерстяное платье, которое она не снимает.

– Ураган – это то, что невозможно остановить. Как сильный ветер или проливной дождь, сметающий все на своем пути. – И она осторожно продолжает своим хорошо поставленным голосом: – Обычно так говорят о решительно настроенных людях. Полина – женщина, настроенная очень решительно. И я верю, что решимость – это величайший дар. Даже важнее, чем красота, ум или хитрость. Решимость – вот что самое главное.

Она задумалась и после небольшой паузы медленно повторила сказанные Полиной слова:

– Поехать в Версаль, встретить короля, отобрать его у сестры, стать его любовницей и через него управлять Францией. Да, Полина, я верю, что ты своего добьешься.

Я же не знаю, что и думать о таком плане.

– А как же Луиза? – спрашиваю я. – Полина всегда повторяет, что Луиза глупая, но она ведь, несмотря ни на что, по-прежнему любит ее. План у нее жестокий. Совсем не сестринский. Совсем не по-сестрински, как поправила бы Зелия.

Полина фыркает:

– Луиза любит меня, а я люблю ее. – Потом улыбается и говорит: – Луиза захочет, чтобы рядом был родной человек, потому что всем известно, что Версаль – рассадник змей. Фавориток короля всегда поджидает опасность. Теперь, когда их тайна раскрыта, кто-нибудь захочет отравить нашу сестру.

Отравить? Наверное, идея Полины отправиться ко двору не так уж плоха. Она, без сомнения, могла бы защитить Луизу.

В последующие недели мы слышим еще больше интересных сплетен о Луизе. Мы узнаем, что у них с королем двое внебрачных детей, что она – масон, как и ее супруг, что король тоже стал членом тайной ложи и что она держит его благодаря… Не стану повторять эти слухи, но мы их слышим предостаточно.

Тетушка пишет нам письмо, в котором строго предупреждает о том, чтобы мы больше никогда не общались с Луизой, потому что она шлюха и прелюбодейка. Полина это послание сжигает, чтобы растопить воск, которым и запечатывает свое последнее письмо-обращение к Луизе.

От Полины де Майи-Нель

Монастырь Порт-Рояль

30 сентября 1737 года

Моя самая любимая сестричка!

Прими наши поздравления с изумительной новостью, которую мы получили изо всех источников. Тебе выпала великая честь быть избранной. Какое счастье – быть любимой королем!

Ты очень могущественная женщина, и я уверена, что ты воспользуешься своей властью с таким же мастерством, как ты делаешь все в этой жизни.

Однако я думаю, что, учитывая столь пристальное общественное внимание к тебе, с твоей стороны было бы благоразумно иметь рядом кого-то из родных. Ты должна брать пример с любовниц покойного короля. Посмотри, как семьи мадам де Монтеспан и мадам де Ментенон процветали от близости к королю!

Конечно, я моложе тебя, но ведь всего на два года, поэтому надеюсь, что смогу окружить тебя материнской любовью и поддержкой в это непростое время.

Я рада, что у тебя не болят зубы и спина. На прошлой неделе у Дианы немного побаливал живот, но, по-моему, это из-за того, что она переела пирога с бельчатиной, – у нее непринятие лука.

С сестринской любовью,

Полина

От Гортензии де Майи-Нель

Особняк Мазарини, Париж

15 октября 1737 года

Дорогая Марианна!

Прости за то, что так долго не отвечала на твое последнее письмо, тут все вверх дном. Рабочие начали со второго этажа, и все здесь в пыли. А как шумно! Пыльно и шумно. Из Швейцарии приехал Антуан, тетушкин зять. Тетушка очень занята при дворе, поэтому все заботы о гостях легли на мои плечи.

Тетушка вне себя с тех пор, как мы узнали шокирующие новости со двора. Некоторое время ходили слухи, что король завел любовницу, и тетушка подтвердила, что действительно завел, и его любовница – Луиза! Наша Луиза!

Когда тетушка узнала эту новость, она отправилась прямо к Луизе, чтобы та могла опровергнуть сплетни, но Луиза этого не сделала! Значит, это правда, и самое удивительное, что они с королем любовники уже несколько лет! Я просто ошеломлена. Жаль, что у меня нет возможности быть рядом с тобой, чтобы лично сообщить столь ошеломляющую новость, но это не может ждать. Лучше ты узнаешь от меня, чем от кого-то на улице, ведь теперь, к сожалению, именно там полощут наше гордое имя.

Тетушка говорит, что мы не должны вести переписку с Луизой, иначе тоже скатимся по наклонной. Тетушка уверяет, что так нужно для нашего доброго имени, а особенно для меня, поскольку такое пятно на нашей репутации может помешать удачному замужеству. Я слушаюсь тетушку и надеюсь, что из любви к тетушке и уважения к нашему доброму имени ты поступишь точно так же.

Спасибо за коробочку мяты – повар добавил ее в изумительно вкусный пирог, – пожалуйста, пришли мне еще, если сможешь. Виктуар лягнула одна из лошадей, и теперь она хромает, но все равно остается такой же преданной, как и раньше. Мне кажется, что она вновь беременна. Ты не хотела бы, чтобы я прислала одного из своих щенков в Бургундию?

Молись за Луизу и ее грешную душу.

С любовью,

Гортензия