Текст книги "Белая Лилия"

Виктор ворочался с бока на бок на своей неудобной верхней полке, пытаясь заснуть, чтобы завтра предстать перед командиром части бодрым и подтянутым офицером. Но сон не шёл. Глаза никак не хотели закрываться. Голову буравили какие-то тягучие серые мысли, пока он не поймал главную из них, которая, собственно, и давила на его сонные артерии, вызывая бодрствующий эффект. До Виктора дошло, что то, в чём он боялся признаться самому себе, сегодня в накуренном тамбуре явственно озвучил подполковник. Ведь, по сути дела, Василий Александрович признался, что голубую мечту его юности в суетливой гонке, пусть даже за совсем непризрачными материальными благами, растоптала будничная каждодневная поступь тяжёлых солдатских сапог. Если ещё вчера Виктор с жаром доказывал Лиле, что материальное – первично, то сегодня опытный офицер, успешно добившийся этого первичного, разрушил у него непоколебимую уверенность в этом. Последнее, что успел придумать Виктор перед тем, как уснуть, что, пока суть да дело, необходимо пустить это самое дело на самотёк, а там, как говорят патологоанатомы, вскрытие покажет.

Первые результаты намеченного вскрытия стали проявляться уже завтра. Сначала всё складывалось более чем благоприятно. На железнодорожном вокзале в Праге подполковника встретила чёрная «Волга», и он пригласил Лилю и Виктора стать попутчиками ещё на сотню километров. По дороге в Германию заехали в чешский городок Дечин, где Василий Александрович пригласил всех на традиционный чешский обед. Они сидели на террасе уютного ресторанчика, расположенного на булыжниковой мостовой старого города. С неё открывался великолепный вид на, уходящую в горную высь, ступенчатую галерею разноцветных волшебных домов. За неповторимой архитектурной кулисой самого что ни есть обычного европейского городка скрывались гостеприимные отели, кафе и соблазнительные магазинчики. Тем временем Василий Александрович на правах радушного хозяина, стараясь ошеломить неискушённых Лилю и Виктора европейским великолепием, заказывал аппетитные блюда чешской кухни. Стройные светловолосые чешки-официантки заставили стол запечённой свиной рулькой, разогретыми на пару картофельными кнедликами, маринованными сосисками-шпикачками и жареным сыром. Над всей этой вкуснятиной громоздились огромные ажурные литровой ёмкости бокалы с бархатным чешским пивом с брендовым названием «Kozel». Внимание Лили привлекла причудливая, малахитового цвета, бутылка, зеленоватое содержимое которой Василий Александрович аккуратно разливал по маленьким стопочкам. При этом тоном, не допускающим возражения, он торжественно сказал:

– Дорогие друзья, можно сказать уже, друзья – однополчане, пиво временно отменяется, поскольку в ваших рюмках разлит традиционный чешский ликёр «Бехеровка», с которого в этой стране начинают застолье. Через час мы пересечём чехословацко – немецкую границу, до которой меньше двадцати километров. И я хочу, чтобы в дружественной Германии у Лили и Виктора всё сложилось путём, чтобы осуществилось задуманное и реализовалось желаемое. Удач и успехов вам, молодые люди, на армейском поприще!

Чувствовалось, что неутомимый подполковник, на самом деле, способен поднять полк в атаку и с криками «ура» заставить броситься солдат на амбразуры или танки неприятеля. Ведь именно его стараниями белокурая Лиля чувствовала себя совершенно естественно, расковано и непринуждённо. Виктор украдкой наблюдал за своей женой и не верил собственным глазам. Даже во время незабвенного признания в театре, даже на их собственной свадьбе он не наблюдал свою любимую такой счастливой, такой открытой, такой ликующей, радостной, прекрасной и очаровательной, как сегодня в этом волшебном чешском городке. Виктор не успел подумать, что возможно все его ночные терзания напрасны и беспочвенны, что, возможно, зря он при голубоватом свете поездного ночника изводил себя альтернативными мыслями о правильности избранного пути, как стеснительная в обиходе Лиля крепко прижалась к нему и нежно поцеловала его в шею. В этом спонтанном поцелуе Виктор неожиданно ощутил не только сладость и неприкрытую женственность. Он всеми фибрами своей невероятно комплексующей души почувствовал вдруг, что его молодая, самая красивая в мире, жена парит, если не на седьмом небе, то безумно близко от него, что она в эту минуту изливает необыкновенные флюиды эйфории и какого-то неописуемого и даже необузданного счастья. Опрокинув залпом порцию крепкой бехеровки, Виктор вдруг решил для себя, что жизнь прекрасна и удивительна во всех её проявлениях вообще и в проблесках сегодняшнего дня в частности. Разве может не чувствовать себя мужчина на вершине ликования, если его прекрасная половина абсолютно счастлива и разве не лучше сидеть в этом уютном кафе в самом центре Европы с любимой женщиной, чем под палящим солнцем наносить на геоморфологическую карту морфометрическую структуру нескончаемых барханов пустыни Кара-Кум. Наверное, стоит разменять строевой плац, солдатскую казарму и отмеренную армейскими уставами невыразительную жизнь офицера на такой искренний и радостный колокольчиковый смех своей жены. Татьяна тем временем показывала Лиле на невероятное количество бутиков сверхмодной одежды, на сверкающие витрины промтоварных и продовольственных магазинов, где были выставлены вещи, которые Лиля, боясь самой себе признаться, никогда в жизни не видела. Оставалось только непонятным, как великий русский народ могучей советской державы, помогая братской Чехословакии строить социализм, жил намного хуже людей, которым протягивал руку поддержки. Когда Лиля осмелилась спросить об этом Татьяну, та беззаботно рассмеялась и весело выкрикнула:

– Какая тебе разница, Лилечка, пускай об этом думает наш генсек Брежнев и политруки, вроде моего мужа. Наша с тобой задача, брать от жизни всё, что только можно взять, опустошая в магазинах всё, что можно опустошить в них за деньги, заработанные нашими мужьями. Брось, милая, вникать в политику, голову сломаешь. Наше с тобой амплуа – заниматься, как говорят американцы, шопингом. Вперёд и с песней, я тебе в Германии ещё не такие магазины покажу.

Насытившись гастрономическими и ландшафтными прелестями курортной Чехии, сдружившаяся в поездке компания, слегка взволнованная от паров зелёной бехеровки и качественного пива, направилась всё на той же «Волге» в сторону немецкой границы. Через четверть часа они миновали, окружённый Рудными горами, пограничный посёлок и, поднявшись в густом тумане на заснеженный перевал, оказались на немецкой границе. Проверка документов заняла всего несколько минут, суровый немецкий пограничник, сличив фотографии в паспортах и удостоверениях с реальными физиономиями, царственным жестом открыл шлагбаум, отделяющий Чехословакию от Германии. Спустившись с перевала по крутому серпантину горной дороги, «Волга» плавно вырулила на настоящий германский автобан. Глядя на расстилавшуюся перед ними скоростную трассу, Виктор подумал, что, если по образному выражению Гоголя «в России две беды – дороги и дураки», то в Германии, по крайней мере, одно из этих бедствий точно не существует. Он впервые в жизни видел, покрытое высококачественным бетоном, двуполостное с каждой стороны скоростное шоссе без левых поворотов и без светофоров. Справа и слева от него в виде жёлтых и багряных оттенков осеннего леса простиралась немецкая земля с неизменными аккуратными домиками с красными черепичными крышами, украшенными традиционными радужными цветниками. Параллельно автобану «Волгу» сопровождала широкая прозрачная змейка реки Эльба, которая через непродолжительное время завела её в город Дрезден. Проехав по живописной набережной к центру города и обогнав по пути красочный ярко-жёлтый трамвай, машина прорвалась через лабиринты узких улочек к широкому проспекту, который пригнал её к городской окраине, к опушке сосновой рощи. Ещё мгновение и машина, плавно скрипнув тормозами, остановилась у, выкрашенных в зелёный цвет, широченных и массивных ворот с громадной красной звездой посредине, а затем уже на малой скорости покатила по военному городку, которому Лиле и Виктору предстояло отдать два не самых плохих года своей жизни. Пока доехали до штаба дивизии, они успели разглядеть на фоне белеющих берёзок и вечнозелёных сосен чистые асфальтовые дорожки, ведущие к служебным армейским помещениям, солдатским казармам и жилым зданиям офицерского состава. Складывалось впечатление, что они въехали не на территорию армейского гарнизона, а в зону отдыха какого-то санатория. Впрочем, это первое впечатление сразу улетучилось, когда Лиля и Виктор услышали многоголосый рёв, называемый маршевой песней, роты солдат, шагающей на ужин в столовую, а затем увидели несколько бронетранспортёров, тянущих за собой зачехлённые артиллерийские орудия. «Волга» снова притормозила возле трёхэтажного белоснежного здания с красной вывеской «штаб дивизии».

– Ну, вот и с прибытием, – сказал подполковник, – это и есть место вашей службы. Лиха беда начало, Желаю успехов.

Виктор лихо козырнул ему, а Лиля, расцеловавшись с Татьяной, сердечно благодарила её за напутствия. По всему выходило, что новый виток неизвестного бытия на чужбине начинал потихоньку раскручиваться.

Уже через несколько минут Виктор вошёл в кабинет начальника этого штаба и, вытянувшись по стойке «смирно», бойко, как его учили на военной кафедре, отчеканил:

– Товарищ полковник! Лейтенант Бровченко прибыл в ваше распоряжение для прохождения двухгодичной службы.

Сидевший за продолговатым столом, покрытым стандартным зелёным сукном, наголо бритый полковник, оторвавшись от чтения служебных документов, презрительно взглянул на Виктора и отрывисто произнёс:

– Значит, соизволили прибыть, лейтенант в нашу часть. Хотелось бы взглянуть на этого умника с генеральскими погонами, которому взбрело в голову придумать этих двухгодичников, и откуда они валятся на мою голову.

Виктор ещё не знал, что армейское командование недолюбливало офицеров, подготовленных не в военных училищах, а в гражданских вузах. Считалось, что только военные учебные заведения готовят для армии настоящих офицеров, а лейтенантов, призванных на двухгодичную службу, называли пришельцами, матрасниками и даже курортниками. На них даже военная форма сидела как гражданский костюм, не говоря уже о выправке, умении маршировать строевым шагом, стрелять, отдавать приказы и исполнять их. Да и разве можно было научить студента университета офицерским традициям, офицерской этике, которые передавались из поколения в поколение или насаждались военными воспитателями в училищах. Ведь студент лишь один день в неделю отдаёт себя военным премудростям, а курсант днюет и ночует в училище, порой без увольнительных, со всеми вытекающими тяготами и лишениями армейской службы, которая неотрывно связано с процессом обучения.

Начальник штаба нарушил минутное молчание и, хитровато взглянув на Виктора, спросил:

– Скажи, лейтенант, а ты часом не из блатных, твой папа случайно не протирает генеральские лампасы в генеральном штабе советской армии. Выглядит очень подозрительно, как тебе удалось получить такую должность, заместителя командира дивизии по топографической службе. У нас не каждому капитану удаётся получить эту майорскую должность.

– Товарищ полковник, – раздражённо ответил Виктор, – я прошу прощения, но мне кажется, мы с вами свиней вместе не пасли, и, поэтому, прошу обращаться ко мне на вы. А отец мой, если угодно, работает рядовым стоматологом в обыкновенной поликлинике и никакого отношения к генералитету не имеет.

От Виктора не ускользнуло, как густые брови полковника резко взлетели вверх, лицо ожесточилось, а в глазах появились злобные огоньки. Он резко поднялся с кресла, которое с шумом покатилось в конец кабинета, приблизился к Виктору и, отрывисто выделяя каждое слово, гневно прокричал:

– Вот что, лейтенант Бровченко. Перевидал я на своём служивом веку такую вшивую интеллигенцию, как ты. Если на твоём кителе зеленеет университетский ромбик, это не означает, что ты можешь поучать меня, твоего непосредственного начальника, культуре. Так ты начинаешь свою службу, ну, ну. А сейчас чеши к зам по тылу устраивать свой быт. Кругом, шагом марш, чтобы и духу твоего интеллигентского здесь не было.

Виктор выскочил из кабинета начальника штаба, как будто его кипятком ошпарили. Лиля, которая поджидала его на скамеечке у входа в штаб, всё ещё светилась счастливой улыбкой, не сходившей с лица от самой Праги. Ей нравилось всё: оживлённый автобан на германской трассе, стерильная чистота немецких улочек, радужная палитра ухоженных домиков, неспешное течение воды в Эльбе. А самое главное – она со своим возлюбленным находилась за границей, за границ-е-е-ей, где всё незнакомое и чуждое провоцировало жгучее любопытство, где всё неизведанное возбуждало, влекло и вызывало неподдельный интерес. Взглянув на мужа, Лиля прочитала в его серых глазах плохо спрятанную тревогу. Не скрывая, навалившегося на неё, синдрома радости, она, смеясь, участливо спросила:

– Как дела, мой дорогой командир, что не так? Что-то не сложилось?

– Да всё путём, просто на какое-то мгновение забыл, что я не в университете, а в действующей армии, что по субординации дистанция между лейтенантом и полковником превышает расстояние от Земли до Юпитера. Одним словом, моя любимая, поговорка про офицерскую портупею, кажется, начинает работать.

– Успокойся, Витенька, всё образуется, а что мы, любимый, делаем дальше.

– Сейчас, мадам, прошу вас взять новоиспечённого офицера под руку и сопроводить его на третий этаж, на приём к зам по тылу дивизии.

– А что означает аббревиатура «зам по тылу»?

– Это, мадам, заместитель командира дивизии по тыловой части, который ведает хозяйственными проблемами, в том числе и распределением офицерского жилья.

Когда Виктор, уже с некоторой опаской, переступил порог кабинета зам по тылу дивизии, он увидел невысокого полковника, совсем не похожего на старшего офицера советских вооружённых сил. Перед ним, в противовес герою известного шлягера Аллы Пугачёвой, стоял какой-то не настоящий полковник, ростом метр с кепкой, с выпуклым пивным животиком, в старомодном пенсне времён Гоголя. Да и походил он скорее на коллежского асессора, чем на высокопоставленного офицера, в подчинении у которого была практически всё хозяйство дивизии, насчитывающей несколько тысяч солдат и офицеров. Виктор хотел было в уставном порядке представиться и доложить, что он прибыл для прохождения службы, но полковник пожал ему руку и пригласил садиться, предварительно спросив, предпочитает он чай или кофе. Он пролистал личное дело Виктора и, протирая очки, медленно растягивая слова, произнёс:

– Ну что ж, Виктор Сергеевич, я вижу, что в нашу гвардейскую краснознамённую орденоносную дивизию прибыло славное пополнение, можно сказать, прямым рейсом из университетской аудитории.

Виктор насторожился, готовясь снова услышать отрицательное мнение очередного полковника о двухгодичниках. Однако, «ненастоящий» полковник мило улыбнулся и продолжил:

– Знаете, Виктор Сергеевич, я ведь тоже закончил экономический факультет Московского университета. Попал в армию, правда, не офицером, как вы, а рядовым солдатом. Так получилось, что остался в армии, затем закончил военную академию тыла и транспорта. Вот незаметно я уже более двадцати лет, как говорится, служу Родине. Так что выпускники университетов тоже нужны армии, я уверен, что вы достойно будете представлять вашу альма-матер в нашей группе советских войск в Германии.

– Я буду очень стараться, товарищ полковник, – не очень уверенно пообещал Виктор.

– Да уж не подведите, товарищ лейтенант, – перешёл на официальный тон полковник и, придвинув к себе золочённую красную папку, продолжил, – а теперь о деле, которое заключается в том, что ваш предшественник, начальник топослужбы, майор Краснов освободит квартиру, предназначенную для вас, только через три дня. Так что придётся вам это время пожить в офицерском общежитии. Вот вам записка к коменданту на поселение. Если что не так, обращайтесь. Желаю успеха.

Прапорщик Астанин, который командовал складом и архивом топографических карт, являясь единственным подчинённым и одновременно помощником Виктора в части топографо-геодезического обеспечения дивизии, водрузил на тележку неподъёмные чемоданы семьи Бровченко и покатил её по направлению, к так называемым ДОС (ам), домам офицерского состава. Возле одного из них, выкрашенного в бледно-ядовитый жёлтый цвет, трёхэтажного здания, прапорщик подхватил из тележки в обе руки тяжёлый багаж и, тяжёло дыша, затащил на второй этаж. По обе стороны от покоробленной лестничной площадки там располагались две квартиры. Войдя в одну из них, все трое оказались в узком коридоре, по левую сторону которого виднелись, оклеенные продырявленным чёрным дерматином, четыре двери. Открыв одну из них массивным коричневым ключом, похожим на амбарный, Астанин внёс чемоданы в комнату со словами:

– Добро пожаловать в Германию, товарищ лейтенант. В добрый час, не забудьте только пригласить на новоселье.

Виктор и Лиля остались одни в этой неприглядной, давно не видавшей побелки, маленькой комнатушке, в которой теснилась узкая, с проломленными пружинами, панцирная холостяцкая кровать, а на ней тоскливо громоздилась, приготовленная кем-то, раскладушка. В одном углу виднелось нечто мебельное, напоминающее шифоньер без дверей, а в другом, маленький искореженный, неизвестного предназначения, столик с двумя табуретками. Запах подгоревшего лука чётко указывал, что в конце коридора находится общая кухня, а возле неё, ванная комната и туалет, разумеется, тоже общего пользования. Не успели новоселы приглядеться к этому, не вызываемому здорового оптимизма, интерьеру, напоминающую коммунальную квартиру где-нибудь на Фонтанке в центре Питера, как из трёх остальных, с диким скрипом отворившихся дверей, выскочили три молодых человека. Походили они на близнецов, так как на них морщились неглаженные, защитного цвета, офицерские галифе, в которые были заправлены застиранные белые майки. Как выяснилось позже, все они были выпускниками военных училищ, носили такие же лейтенантские погоны, как и Виктор, да и должность их была одинакова: командиры мотострелковых взводов, приписанных одной и той же роте. Один из них неожиданно сорвал красно – багряный лист из, заглядывающей в давно немытое окно, кленовой ветки и, картинно припав на одно колено, протянул его Лиле со словами:

– Мужики, товарищи офицеры! Вы только посмотрите, какая фемина, какая фройлен к нам пожаловала. Сударыня, вы просто вылитая Бриджит Бардо, которая достойно скрасит наше мужское одиночество.

Виктор, молча наблюдавший этот незапланированный водевиль, не выдержал и, прервав монолог полуголого лейтенанта, яростно выпалил:

– Простите, господа офицеры, но эта, как вы соизволили выразиться, сударыня скрасит не ваше, а моё одиночество по той простой причине, что она является моей законной женой. И я хочу, чтобы вы это осмыслили с самой первой минуты нашего пребывания в этом, как я понимаю, далеко в не богоугодном заведении.

Молодой человек поднялся с колена, надел на свою голову офицерскую фуражку, взял под козырёк и, обращаясь к Виктору, торжественно изрёк:

– Прошу прощения, товарищ лейтенант. Промашка вышла, просто в нашем общежитии женатых не поселяют. А в том, что ваша жена, действительно, похожа на знаменитую французскую блондинку и что она, действительно, красивая женщина, ещё раз простите, моей вины нет.

Виктор улыбнулся и, сменив гнев на милость, миролюбиво сказал:

– Ну что же, мужики, давайте знакомиться, меня зовут Виктор, а Бриджит Бардо скрывается под именем Лиля. Должен признаться, что мы к вам ненадолго, всего на три дня, пока не освободится квартира майора Краснова.

Лейтенант, который вручал Лиле осенний кленовый лист, его звали Максим, присвистнул и удивлённо спросил:

– Так ты значит на его место, ничего себе. Видимо у тебя в высоких кругах имеется сильная протекция. На такие должности просто так не попадают.

Второй раз в течение одного часа Виктора уличили в каком-то неведомом ему покровительстве свыше, именуемым в просторечии уличным словом блат. Он поднял вверх руки и взмолился:

– Да объясните же мне, дураку, ребята, что эта за должность такая, что мне попрекают ею как будто я, по крайней мере, министр обороны или начальник генерального штаба.

Максим внимательно посмотрел Виктору в глаза и, видимо, прочитав в них, что он не блефует, торжественно воскликнул:

– Дорогой коллега, это за пять минут не объяснишь, просим вас к нашему столу, который тебе полагается накрыть с целью получить временную прописку в нашем высокозвёздочном отеле.

Олег и Анатолий, так звали остальных офицеров, дружно и протестующе замахали руками, один из них не без грусти провозгласил:

– Военторговский магазин в городке сегодня закрыт на переучёт, а сгонять в город, не зная, где помещаются его алкогольные достопримечательности, Виктору сложно, поэтому, ребята, стол накрываем мы, а за ним запишем небольшой должок.

– Я, понимаю, друзья, что прописаться необходимо, – виновато буркнул Виктор, – и долг, понятно, платежом красен, да и не знаю, будет ли это кстати, но в чемодане у меня припасена бутылочка нашей украинской горилки, в которой плавает стручок красного перца.

– Ещё как кстати, – дружно заверили его офицеры, – надо же продегустировать, вероятно, не самый плохой продукт из дружественной Украины.

Пока Виктор разыскивал вожделённый напиток в чемодане, Лиля успела почистить картошку и скинуть её на раскалённую сковородку. Затем она нарезала, неизвестно откуда взявшиеся, свежие огурцы и помидоры, быстро выпотрошила из банки, преподнесённую Максимом, тресковую печень, окропила её репчатым луком и укропом и накрыла, подвернувшимся под руку газетами, порядком выпачканный пятнами неизвестного происхождения кухонный стол. Когда банкет, который, несмотря на присутствие Лили, можно было назвать гусарским, был в самом разгаре, Максим решил преподнести Виктору курс молодого бойца. Он популярно рассказал ему, что такое будни командира мотострелкового взвода, который обязан был находиться на службе, если не все 24 часа в сутки, то, по крайней мере, не менее двух третей от этого времени. Все дни напролёт посвящаются занятиям с личным составом по строевой, огневой, политической и великим множеством других необходимых и не очень нужных подготовок. Личный состав – это три десятка необученных солдат, научить их премудростям военного дела – не такая простая задача. Здесь следует принять во внимание то, что входит в понятие контингент взвода и как он формируется. Об этом не пишут в армейских уставах, не упоминается в военных мемуарах генералов и адмиралов и не повествуется в увлекательных романах об армейской жизни солдат и офицеров. Речь идёт об отборе военнослужащих в армии. Неизвестно кем придуманная система призыва работает следующим образом: наиболее подготовленные и образованные призывники попадают в кремлёвскую охрану, ракетные войска или войска комитета государственной безопасности, середняки направляются в авиацию, войска противовоздушной обороны или во флот, короче существует, так называемый, ранжир отбора. Разумеется, в пехоту, называемой сегодня, мотострелковыми войсками, попадают самые непотребные солдаты, не нашедшие достойного применения в других родах войск. А ведь не кремлёвская охрана, ни войска КГБ, а именно мотострелки являются армейским авангардом, который доминирует на поле боя. Максим прервал свой рассказ, разлил по рюмкам спиртное и, выпив без тоста свою очередную, как он её называл, терапевтическую дозу, тождественную 150 граммам водки, неторопливо продолжил:

– Ты только представь себе, Виктор, во взводе, которым я командую, нет ни одного солдата славянской внешности. Не думай, пожалуйста, что я какой-то расист или, ещё хуже, шовинист. Нет, конечно, но когда молодые узбекские, таджикские или туркменские парни, выросшие в отдалённых горных кишлаках и аулах, не имеющие даже восьмиклассного образования, не понимают и соответственно не могут говорить на русском языке, извини, это даже не нонсенс, это полный беспредел. А ведь им в руки даётся боевое оружие.

– Как же ты, Максим, ухитряешься обучать их, – тихо спросил трезвый Виктор, изловчившись во время всей пирушки выпить только одну рюмку водки под тост благополучия и успехов его начинающейся службы.

– Хоро-о-оший вопро-о-ос, – постановил, растягивая слова, раскрасневшийся от чрезмерного возлияния Максим, – я и сам не знаю, как мне удаётся что-то донести до них, это формальной логикой не описывается. Основной принцип объяснения – это не рассказать, а показать по принципу «делай, как я».

– А ведь надо понимать ещё, что основным критерием работы взводного командира являются различного рода проверки и смотры на батальонном, полковом, дивизионном и даже армейском уровнях, – вступил в беседу Олег, – и попробуй достичь с такими бойцами отличных результатов. Ведь не секрет, что именно от них зависит твоя военная карьера, скорость увеличения звёздочек на погонах.

Молчавший до сих пор Анатолий, как бы подводя итог сказанному боевыми товарищами, дополнил:

– Командир мотострелкового взвода, это, прежде всего, офицер, который, месяцами не снимая полевой формы, сидит с солдатами в окопах на тактических учениях или в период подготовки к ним. Он несёт персональную ответственность за каждого из тридцати неразумных солдат своего взвода. А с ним каждый вышестоящий командир, включая ротного, комбата, комполка и замполитов всех категории, может обращаться как с паршивым щенком. Твоя же должность, Виктор, предусматривает только сидение в штабном кабинете, не имея на своей шее ни одного подчинённого, и быть ответственным исключительно за то, что зависит только от тебя, а не подотчётных тебе людей.

Так уж, наверное, заведено в офицерском бытие, что военные на службе говорят о всяких гражданских обыденных делах, а во время отдыха, плавно переходящего в дружескую попойку, детально, с некоторым пристрастием, обсуждают всё, что творится на работе. Лиле порядком надоели эти гусарские дебаты, и она отправилась в комнату готовить первый заграничный ночлег. Воспользовавшись отсутствием дамы, украшающей эту спонтанную пирушку, Максим радостно предложил сыграть в офицерскую игру, называемой «гусарочкой», которой господа офицеры по традиции завершают свои возлияния. Смысл игры сводился к следующему: в гранёный стакан сливались остатки всех, оставшихся на столе, спиртных напитков. В данном конкретном случае в наличии имелись водка, ликёр, бренди и пиво. Поверх стакана расстилалась бумажная салфетка, в центр которой помещался медный пятак (пять копеек). Все участники игры зажигали сигареты и раскалённым их кончиком по очереди и по кругу прожигали в ней отверстие, в которое каждый из играющих стремился вытрусить как можно больше пепла. В результате этой нехитрой процедуры неизменно наступал момент, когда вследствие всё большего прогорания салфетки, пятак опрокидывался в стакан. И тогда тот игрок, у которого произошло это неординарное событие, должен был выпить этот алкогольно-пепельный чудодейственный напиток. Проявление этого чудодействия привелось ощутить именно Виктору, усилиями которого монета соскочила с салфетки. Ещё перед началом игры Максим предупредил Виктора, что ничего страшного в этой офицерской забаве нет. С одной стороны, мол, это не опасная русская рулетка, а с другой, дескать, даже специалисты по профилактике заболеваний кишечно-желудочного тракта утверждают о целебности этого напитка. В правоте врачей – гастроэнтерологов Виктор убедился на следующее утро, когда он не мог разомкнуть глаз и самостоятельно подняться с постели, а когда же, не без помощи Лили, ему удалось принять вертикальное положение, то полусогнутые ноги сами понесли его к туалету, в котором он пребывал продолжительное время, отдавая низкие поклоны унитазу.

Это был первый и последний случай нетрезвого поведения Виктора в армии. Лиля, которая посредством таблетки аспирина и ледяного душа привела его к состоянию, близкому к исходному, напомнила ему, что сегодня он должен принимать дела и квартиру у майора Краснова. Майор оказался на редкость симпатичным человеком, без малейшего апломба и каких-либо намёков на субординацию (он был всё-таки на три звания выше Виктора), он быстро и толково ввёл своего приемника в курс дела. Затем передал ключи от сейфа с секретными материалами, показал парк геодезической техники (топопривязчик, артиллерийская буссоль, гирокомпас, разведтеодолит), а главное – рассказал, как контактировать с дивизионным начальством и строить рабочие взаимосвязи с топографической службой армии и топогеодезическим отрядом. Майор отбывал в Москву на учёбу на геодезическом факультете военно-инженерной академии имени Куйбышева. Он не без назидания в голосе озвучил то, что ещё совсем недавно твердил Виктору в университете полковник Некрасов:

– Время летит быстро, лейтенант, пройдут какие-нибудь шесть, семь лет, как и я, дослужишься до майора, а там и академия. Учти, что после академии практически гарантирована полковничья должность или командира топоотряда, или, что ещё лучше, начальника топоотдела военного округа.

Через полчаса майор вводил Виктора и Лилю, которую они захватили по дороге, в свою квартиру, где им предстояло налаживать свой быт. Он сразу обратил их внимание на то, что они вселяются не в стандартные дома офицерского состава, напоминающие хрущёвские пятиэтажки, а в настоящий немецкий дом, построенный как минимум пятьдесят лет назад. Дверь в подъезде была застеклена, открыть её можно было только путём набора секретного кода на устройстве, помещённом на специальной металлической панели перед входом. Квартира состояла из огромной кухни со встроенной мебелью и двух просторных комнат с высоченными потолками и широкими окнами. Стены были обклеены разноцветными обоями с пейзажными пасторальными зарисовками. Когда гость преступал порог первой комнаты, возникало ощущение безмятежной прогулки по тропинкам соснового леса, а при входе во вторую – он будто плыл по морским волнам в сторону заходящего солнца. Особый шарм придавала квартире зелёная изразцовая печь, которая навевала ретро-воспоминания о былых временах. Взглянув на жену, Виктор понял, что Лиля просто поражена увиденным. Потом она скажет Виктору:

– Никогда не думала, что стены, в которых ты чувствуешь себя полновластной хозяйкой, обладают таким магическим действием на человека. Я жила в сельской избе, в затворнической монашеской келье школьного интерната, в маленькой комнатушке студенческого общежития, и везде мне было не то чтобы хорошо, но и не так уж и плохо. По крайней мере, я не чувствовала никакого дискомфорта. А здесь я на одном лишь вздохе ощутила комфорт и уют семейного гнёздышка. Виктор, поверь, я просто счастлива, только ради этого уже стоило тебе надеть офицерские погоны. И, наверное, ты был прав, что есть в жизни моменты, когда материальное – это первичное.