Текст книги "Шарада"

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

– Так вы хотите пойти?

– А что мне надеть?

– Для начала туфли и носки.

Телефонная трубка усилила голос Алекса, издавшего свой характерный утробный смешок. Почувствовав, как по коже у нее побежали мурашки, Кэт подумала, что со стороны все это выглядит ужасно нелепо. Она вела себя, как девчонка, влюбившаяся в первый раз в жизни.

Алекс Пирс почти не выходил у нее из головы. Мысли о нем отвлекали ее от работы, а от звука его голоса у нее кружилась голова. Действительно нелепо!

– Посмотрю, может, где-нибудь у меня завалялась пара носков одного цвета, – сказал он.

– Это не тот случай, когда надо надевать черный галстук, но вообще-то я бы не хотела краснеть за вас. Там будут очень важные люди, – сообщила она ему, пародируя британский акцент. – Ненси Уэбстер организует сбор средств для детишек, поэтому я перестану с вами разговаривать, если по вашей вине дети не получат энную сумму денег.

– Обещаю не чесать и не ковырять ничего, что нельзя чесать и ковырять при людях.

– Спасибо за обещание, – простонала Кэт. – Скорее всего вы меня опозорите. Или просто забудете явиться.

– Я сделаю пометку в своем календаре.

– По-моему, не больно-то часто вы в него заглядываете. Вспомните, ведь именно из-за этого мы с вами и познакомились.

– Лучшая ошибка в моей жизни. Кэт покраснела от удовольствия и порадовалась тому, что он не видит ее глупой ухмылки.

– На всякий случай, я позвоню вам часа за два до встречи и заеду за вами на своей машине.

– Хорошая мысль.

– Вы сегодня вечером намерены поработать?

– Ага, но в последнее время я частенько не могу сосредоточиться. Вы случайно не знаете, что это меня так отвлекает?

Она снова испытала острое чувство удовольствия. Ей льстило, что она является мощным отвлекающим фактором. Со дня того первого свидания они встречались еще два раза. Однажды они вместе поужинали, после чего каждый пошел своей дорогой. В следующий раз он заехал за ней на своей машине.

Тогда они отправились в маленькое кафе на открытом воздухе, где отведали довольно плохие мексиканские блюда, а затем пошли прогуляться по знаменитой набережной, шедшей параллельно реке Сан-Антонио через деловую часть города. Через некоторое время они оставили местные лавчонки и торговые пассажи туристам и поднялись выше в город, где было прохладнее, тише и не так людно.

Они перешли улицу, купили себе у сонного продавца по порции ананасового мороженого и сели на уединенную тенистую скамейку на Аламо-Плаза. Солнце уже зашло, автобусы с туристами уехали, оставив освещенную прожекторами крепость стоять с величавым, спокойным достоинством, как настоящий памятник тем событиям, что произошли здесь сто пятьдесят лет назад.

– Ну и сделали же они выбор, – сказал Алекс, перемалывая зубами кусочки мороженого. – А вы бы остались здесь, чтобы сражаться до последней капли крови?

– Не слабый вопрос. Думаю, да, если бы чувствовала: кроме собственной жизни, мне нечего терять. – Кэт слизнула кончиком языка немного мороженого. – В определенном смысле я могу представить себе, какие чувства охватывают человека в таких случаях.

Он непонимающе посмотрел на нее.

– За несколько минут до моей трансплантации я вдруг поняла, что они сейчас вырежут мне сердце. Поймите меня правильно, – поспешно добавила она, – я отчаянно хотела новое сердце. Но всего на мгновение, так сказать, на одно сердцебиение, я испытала приступ неуверенности. Я должна была умереть, чтобы жить. Эта мысль меня просто потрясла. – Кэт взглянула на него и улыбнулась. – Но все закончилось благополучно – я получила новое сердце, а вместе с ним и новую жизнь.

Они на некоторое время замолчали, продолжая поглощать свое мороженое. Мимо медленно проехала карета, запряженная лошадью. Пассажиров не было, только кучер, сидевший сгорбившись, с поникшими плечами, опустив на грудь заросший щетиной подбородок, уставший, как и его лошадь.

– Кэт!

– М-м-м?

– Вы знаете, кто стал вашим донором?

– Нет.

– А вы знаете что-нибудь о?..

– Нет, и не хочу знать.

Алекс кивнул, но было ясно, что он не вполне удовлетворен ее скупыми ответами.

– Как это понять? Вы, наверное, хотите сказать, что среди тех, кому пересадили сердце, просто не принято что-либо об этом знать?

– Нет. Некоторые хотят встретиться с семьей донора и лично их поблагодарить. Они хотят показать, что понимают, какая жертва принесена ради них. Некоторые даже стремятся побольше узнать о своем доноре. – Кэт непреклонно покачала головой. – Но не я. Я бы не смогла.

– Почему?

– А если я их разочарую?

– Сомневаюсь в этом.

– В таких делах слишком много щекотливых моментов. Поэтому, вместо того чтобы размышлять, что произошло, я лучше постараюсь наполнить свою жизнь смыслом. Тогда жертва, которую они принесли, будет оправданной.

На этом их разговор тогда и закончился. Алекс не настаивал на его продолжении, и Кэт была этому рада. Эта тема все еще оставалась слишком чувствительной для нее. Кроме Дина, она ни с кем ее так свободно не обсуждала, как с Алексом.

Теперь она бросила взгляд на ящик ночного столика, раздумывая, не рассказать ли ему о той присланной по почте заметке. Что, если он тоже скажет, что статейка о событиях в Мемфисе имеет какое-то отношение к ней? А если нет, зачем тогда было посылать ее Кэт? Она хотела знать мнение Алекса, но решила отложить этот разговор на потом. Она и так достаточно надолго оторвала его от работы.

– Больше не буду вас задерживать. Простите, что помешала.

– Об этом не беспокойтесь. Я уже несколько часов работаю не поднимая головы – мне в любом случае требовалось сделать перерыв. Спасибо, что берете меня с собой на обед к Уэбстерам.

– Спасибо, что приняли мое приглашение.

– Постараюсь вести себя прилично.

– Да я вас только поддразнивала.

– Я знаю.

Кэт почувствовала по его голосу, что он улыбается. Также как и она.

– Спокойной ночи, Алекс. До встречи в субботу вечером. После того как Кэт повесила трубку, с ее лица еще долго не сходила глупая улыбка. Она безусловно начинала терять контроль над собой. Так не уметь сдерживать свои эмоции! Совсем на нее не похоже. Хорошо усвоив уроки своего детства, она ужасно боялась заводить с кем-то дружбу. В свое время ей пришлось расстаться с несколькими приемными братьями и сестрами после того, как она успела к ним сильно привязаться. Привязанность неизбежно вела к расставанию, которое, в свою очередь, столь же неизбежно вызывало сердечную боль.

И тем не менее она быстро привязывалась к Алексу Пирсу.

А как он к ней относился?

Он хотел с ней спать, это она знала. У него было здоровое либидо. Чтобы это понять, стоило всего лишь прочесть эротические эпизоды из его книг. А Кэт их читала. Несколько раз.

Конечно, она нисколько не одобряла того, как его герои-мужчины относились к женщинам. Назвать их женоненавистниками значило бы оказать женоненавистникам плохую услугу. За редким исключением они обращали на женщин не больше внимания, чем на использованную гигиеническую салфетку.

Однако Алекс, казалось, не разделял подобного шовинизма своих персонажей. По крайней мере внешне, он высоко ценил и ее саму, и ту работу, которую она делала. Он часто с похвалой отзывался об этом.

Алекс умел шутить и смеяться, но по натуре был серьезным, иногда даже мрачным. Его страшно раздражали банальности. Он также почти ничего не рассказывал о своей работе в полиции, а в тех редких случаях, когда все же упоминал о ней, в его голосе сквозила горечь. С его отставкой было связано что-то неприятное. Кэт подозревала, что она не была добровольной. Она явственно представляла его в роли своего любовника, но ей также хотелось, чтобы он стал ее другом. Дин все еще оставался ее другом, но он был очень далеко. Ей был нужен кто-то, кому она могла бы поведать свои мысли, и не по междугородному телефону.

Ее глаза были по-прежнему прикованы к ночному столику, где хранилась та первая загадочная газетная вырезка… вместе со второй такой же, присланной с сегодняшней почтой.

Новая заметка прибыла в конверте, точно таком же, как и первый. Так же, как и в первом, в нем не было ничего, кроме самой газетной вырезки.

Шестидесятидвухлетняя женщина была найдена мертвой в результате случайного падения. Находясь дома одна, она пыталась полить цветок, свешивающийся с крюка на потолке. Стремянка, на которой она стояла, выскользнула из-под нее, и женщина упала прямо на стеклянную дверь, открывавшуюся во внутренний дворик. Кусок разбитого стекла пронзил ей легкое.

Как и юноше из Мемфиса, ей недавно было трансплантировано новое сердце.

Кэт не знала, как понять эти загадочные послания. Что сказал бы на это Алекс с его опытом работы в полиции? Может быть, он решил бы, что ей грозит опасность, а может, отмахнулся бы от них, как от не стоящей внимания писанины, вышедшей из-под пера сумасшедшего?

Не успела она убедить себя, что первая заметка являлась именно такого рода писаниной, как получила вслед за ней вторую. Кэт отметила странное совпадение: обе жертвы несчастных случаев, происшедших при довольно необычных обстоятельствах, незадолго до этого перенесли операцию по трансплантации сердца. Но еще более странным было то, что кто-то посчитал своим долгом информировать ее об их гибели.

– А ну вас к черту! – воскликнула Кэт, нетерпеливо заталкивая газетные вырезки обратно в конверты и с грохотом захлопывая ящик тумбочки. Не исключено, что заметки были ей посланы именно для того, чтобы поставить в тупик и испортить настроение.

Она им не позволит. Нельзя даже на секунду допустить, чтобы она, по прихоти какого-то сумасшедшего, расстраивалась из-за присланных ей по почте заметок. Такого рода корреспонденция является крайне неприятной, но достаточно обычной частью ее профессии, и относиться к ней надо именно так. Пока в подобных посланиях не содержится прямых угроз, на них не стоит обращать внимания.

Кроме того, у нее были гораздо более важные проблемы, например, ей еще предстояло решить, какое платье надеть на званый обед к Уэбстерам.

– Ух ты!

Кэт приехала на квартиру Алекса за пять минут до назначенного времени. Он был одет в темные свободного покроя брюки и рубашку цвета голубиного крыла, которую еще не успел заправить внутрь. Незастегнутые манжеты болтались вокруг запястий, из пуговиц были застегнуты только две. На ногах не было ничего.

Его комплимент представлял собой не столько слова, сколько легкий выдох. Кэт почувствовала, что ее ноги стали ватными.

– Спасибо.

– Вы выглядите сногсшибательно.

– Еще раз спасибо. Простите, что я так рано. Я не ожидала, что пробки на дорогах так быстро рассосутся. В машине ждать не хотелось, и я подумала, пойду погляжу, может быть, вы уже готовы. Но это даже хорошо, что вы еще одеваетесь. Мы можем не спешить. У нас масса…

– Что это вы так нервничаете? Я же обещал, что надену носки и туфли, не так ли?

У него была прекрасная интуиция. Все это время Кэт болтала, не закрывая рта, пытаясь скрыть, что она не в своей тарелке. А оттого, что он словно читал ее мысли, ее нервозность только увеличилась. Но ведь он был писателем и умел проникать в души людей. Если бы эта сцена была плодом его фантазии, его персонаж, нервничая, трещал бы без умолку.

Его умение глубоко проникать в поступки и мотивацию человеческого поведения ставило их в неравное положение. На будущее ей придется как следует следить за собой, играть с непроницаемым лицом, скрывая свои чувства. и мысли.

Алекс отодвинулся от двери, приглашая ее пройти.

– Прошу.

– Сказал паук мухе.

– Я не кусаюсь. – Он закрыл дверь и запер ее на ключ. – По крайней мере, не больно.

Засмеявшись и чувствуя себя уже не так скованно, Кэт обвела глазами обитаемую часть его двухъярусной квартиры. Пахло свежей краской. Сводчатый потолок и высокие окна напомнили ей ее дом в Малибу. Наверху находилась галерея второго яруса, примыкавшая к двум перпендикулярно друг к другу расположенным стенам.

– Спальня вон там, – показал Алекс. – Кухня у вас за спиной, в глубине. Вон те двойные двери открываются на навесную веранду.

– Мне здесь нравится.

– Да, неплохо, – подтвердил он. – Как вы знаете, я не очень-то умею вести хозяйство.

На самом деле Кэт была приятно удивлена царившей здесь чистотой, пока не заметила край рубашки, выглядывавший из-под одной из диванных подушек. Журналы на приставном столике были сложены в стопку в явной спешке, к одному из них прилипла какая-то обертка. На кофейном столике отчетливо проглядывали кольца от воды, соединенные вместе, словно олимпийская эмблема.

– Нет, черт побери, мисс Дэлани, вы сегодня выглядите просто фантастически хорошо.

Комплимент Алекса быстро вернул ее к действительности. Его взгляд был горячим и напряженным и пронзал ее, как острый нож.

– Спасибо.

– Я думал, рыжеволосые женщины избегают носить оранжевый цвет.

– Это не оранжевый, а медный.

– Нет, оранжевый.

Короткое прямое платье удерживалось на плечах узкими лямками и было сплошь покрыто тонкими металлическими дисками, блестевшими, как только что отлитые монеты. С того дня, как ей сделали операцию, Кэт еще не носила одежды с таким глубоким декольте. Буквально несколько недель назад она и не надела бы это платье. Но Алекс сумел сделать так, что она перестала стесняться своего шрама.

– Как бы вы его ни называли, черт побери, – продолжал он, – это тот же цвет, что и у ваших волос. Вы вся кажетесь объятой пламенем.

– Вы говорите как поэт. У вас поэтический дар, а вы об этом даже и не подозреваете.

– Да, это сразу видно по моим ногам. Каждая из них – Лонгфелло <Лонгфелло Генри Уодсуорт (1807-1882) – американский поэт>, – усмехнулся Алекс. Взглянув на свои голые ноги, он добавил: – Располагайтесь. Я скоро.

Он буквально взлетел вверх по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки. Когда он добрался до галереи, его брюки уже были расстегнуты, и он начал запихивать в них подол рубашки.

– Возможно, в холодильнике осталось что-нибудь выпить. Я не знаю точно. Но, что бы там ни оказалось, оно к вашим услугам.

– Хорошо, спасибо. А где ваш мотоцикл? Я не видела его снаружи.

– Я отдал его в мастерскую на капитальный ремонт.

– Жаль. Мне бы хотелось снова на нем прокатиться.

– Ага. Когда у вас между ногами такая мощь, от нее трудно отвыкнуть.

– Очень смешно.

– Я тоже буду по нему скучать. Парень в мастерской сказал, что хороший ремонт займет несколько месяцев.

– А как продвигается ваш роман?

– Он мне опротивел.

– Сомневаюсь в этом. – Опыт ее общения с писателями свидетельствовал, что они всегда были невысокого мнения о том, чем в данное время занимались.

Кэт бесцельно бредила по его гостиной, ища в предметах обстановки ключ к пониманию его натуры. Но такового не существовало. Единственным в комнате, что говорило о его личности, была его спешная попытка прибраться к ее приходу. Во всем остальном комната имела нежилой вид и не носила ни малейшего отпечатка характера своего владельца. На стенах и мебели не было ни семейных фотографий, ни памятных безделушек, ни почтовых конвертов, ни отрывных талонов или квитанций. Сама мебель была также лишена индивидуальности и выглядела взятой напрокат.

Кэт почувствовала легкое разочарование. За лестницей она обнаружила два больших ящика с написанными на них трафаретным способом названиями его двух романов. Ящики были все еще запечатаны. Почему он не раздал авторские экземпляры родственникам и друзьям? Может быть, у него не было ни родственников, ни друзей?

А может быть, она дала волю своему воображению? Кэт попыталась рассмотреть, что скрывается за балконной дверью, выходившей на веранду. Но там не было ничего интересного. По всей видимости, верандой не пользовались.

Направляясь через небольшой холл в кухню, Кэт заметила закрытую дверь, о которой хозяин даже не упомянул. Чулан? Туалет? Она сделала шаг назад, чтобы определить размеры помещения за дверью. Оно было явно больше стенного шкафа или ванной комнаты.

Ее рука коснулась дверной ручки прежде, чем она это осознала. Кэт остановилась и задумалась. Почему Алекс ничего не сказал ей об этой комнатушке? Может быть, с его стороны это была не случайная забывчивость?

Она осторожно повернула ручку. Дверь бесшумно открылась. Внутри ничего не было видно, сплошная темнота. Кэт открыла дверь шире и просунула голову внутрь.

Сквозь плотно закрытые шторы лился слабый свет. Она едва различала очертания предметов, но все же ей удалось увидать что-то похожее на стол, затем…

Его рука больно сжала ее запястье.

– Какого черта вам здесь надо?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Черт побери, Алекс! – Кэт высвободила руку и быстро повернулась к нему лицом. – Вы меня так напугали! Что с вами?

Он решительным жестом захлопнул дверь, щелкнула задвижка.

– Эта комната – запретная зона. Вход в нее запрещен.

– Тогда почему вы не повесили на ней табличку «Вход воспрещен»? Чем вы в ней занимаетесь, печатаете фальшивые банкноты?

Алекс снова взял ее за руку, но на сей раз более нежно.

– Простите, что напугал вас. Я не хотел. Просто я не люблю, когда заходят туда, где я работаю.

– «Не любите» – это не совсем то слово, которое я бы употребила, – сердито парировала Кэт.

– Пожалуйста, постарайтесь понять. То, чем я здесь занимаюсь, очень личное. – Он уставился на закрытую дверь, как будто мог видеть насквозь. – В этой комнате я достигаю самых больших высот и падаю в самые глубокие ямы. Именно здесь у меня рождается каждое слово, а рожать эти проклятые слова – чертовски трудная вещь. Здесь я творю. И здесь я на чем свет стоит ругаю творческий процесс как таковой. Эта комната – моя личная мазохистская камера пыток. – Алекс смущенно улыбнулся. – Я знаю, для человечка, чуждого сочинительству, это звучит полнейшим бредом, но для меня допустить кого-то туда, где я пишу, все равно что позволить грубое вмешательство в мое подсознание. Это было бы насилием. После этого мое рабочее место уже никогда не будет принадлежать исключительно мне и моим мыслям.

Она заслужила подобные нравоучения. Не нужно было совать свой нос в комнату, дверь в которую закрыта. Художникам и скульпторам свойственно прятать свои творения от посторонних глаз, пока их работа не будет полностью закончена. Никто никогда не слышал музыки композитора до тех пор, пока он сам не останется ею доволен. Ей следовало догадаться, что Алекс будет, по меньшей мере столь же ревностно охранять свое произведение.

– Я не предполагала, – виновато сказала Кэт. – Простите.

– Кроме этой комнаты, можете заглядывать во все углы. Раpрешаю вам залезть в мою кладовку или холодильник, в корзину с грязным бельем, даже в мою личную коллекцию порнографических открыток, но эта комната осмотру не подлежит.

– Это все мое любопытство. – Кэт покачала головой. – Один из воспитателей в детском учреждении предсказывал, что оно меня погубит. Но он говорил также, что шоколад – это яд, и предостерегал меня, чтобы я его никогда не ела. – Она бросила на него взгляд, в котором было очень мало раскаяния. – Боюсь, я не вняла ни тому, ни другому предостережению.

Он уперся рукой в стену, и Кэт оказалась в тесном пространстве между ним и запертой дверью.

– Я прощаю вас за ваше любопытство. Простите и вы меня за то, что отреагировал на него так резко.

Алекс был уже в галстуке, но еще не успел завязать на нем узел. От него пахло мылом, чистой влажной мужской кожей, что Кэт нравилось даже больше, чем запах дорогого одеколона. Его волосы все еще не были расчесаны; он, вероятно, успел только вымыть их и вытереть полотенцем. В целом перед ней был великолепный, невероятно привлекательный мужчина.

– Так у вас собственная коллекция порнографических открыток? – спросила Кэт, понизив голос.

– Угу.

– И сколько лет вы ее собирали?

– С того момента, как понял, что это неприлично

– Так давно? Гмм. Мне бы хотелось как-нибудь ее посмотреть.

Он лениво усмехнулся.

– По-моему, в вас есть тяга к пороку, Кэт Дэлани.

– И это тоже очень огорчало работников социального обеспечения.

Его глаза блуждали по ее лицу, затем переместились на область шеи. Он стоял так близко, что для того, чтобы рассмотреть ее всю, ему надо было опустить голову. Его волосы щекотали ей скулу, она чувствовала на груди его дыхание.

Алекс все еще не отпускал ее правую руку, прижав ее ладонью вверх к стене чуть выше головы Кэт. Теперь он поцеловал нежную кожу ее руки в том месте, где бился пульс, как бы погладив его языком. Затем легко коснулся губами ее губ.

– В котором часу начнется этот обед?

– Десять минут назад.

– Черт! – Нагнув голову, он ткнулся носом ей в шею в том месте, где она переходила в плечо.

– Но я рассчитала, что мы опоздаем, как и приличествует знаменитостям. Это сейчас модно.

– Как это рассчитали? Думали, что я не буду готов вовремя?

– Нет, на случай, если… э-э… – Было трудно думать, когда он покусывал мочку ее уха. – Знаете, на тот случай, если мы окажемся закованными…

– Вы хотите, чтобы вас заковали? У нее перехватило горло, внутри поднялась и снова отхлынула какая-то волна.

– Я имела в виду закованными транспортной пробкой или чем-нибудь в этом духе.

– Ах, транспортом. Да-да.

Он стал отодвигаться от нее, но Кэт схватила его за галстук.

– Мы ничего не пропустим, – прошептала она. – Час коктейлей продлится у них очень долго.

– А мы оба не пьем. – Алекс положил руку ей под грудь и сильно приподнял ее, одновременно нагнув голову вниз, к ее телу, выступающему из выреза декольте, и принялся нежно целовать кожу.

Кэт застонала от удовольствия, ее тело выгнулось назад. Он поднял голову и поцеловал ее в губы, возбуждая ее движениями языка. Когда поцелуй наконец закончился, его губы не изменили своего положения. Его дыхание смешивалось с ее дыханием.

– Ну так что?..

– Что?

– Трахнемся?

Эта неожиданная пошлость словно ушат холодной воды мигом отрезвила ее, всякое желание исчезло. Кэт с силой оттолкнула его от себя.

Он поднял руки, всем своим видом показывая, что признает свою неправоту.

– Вы обвиняли героев моих романов в том, что они никогда не спрашивают у дам разрешения. Я решил попробовать спросить, вот и все.

– Можно было выразиться чуть-чуть повежливее.

– 0'кей. – Алекс с покаянным видом сложил руки в молитве. – Не желаете потрахаться, мадам?

– Слишком жеманно.

Кэт попыталась обойти его, но он поймал ее за талию и вернул на прежнее место между собой и стеной. На сей раз он поцеловал ее без обычного поддразнивания, не столько соблазняя, сколько утверждая свое мужское право. Он целовал ее до тех пор, пока ее гнев не остыл и она не начала отвечать на его поцелуи с той же страстью.

Когда он наконец отпустил ее, губы Кэт горели жаром, а все ее тело пылало и трепетало от возбуждения.

– Я хочу тебя, – сказал он. – Но не тогда, когда мне приходится волноваться, не повредит ли это твоей прическе или макияжу. – Алекс небрежно провел большим пальцем по ее нижней губе. – Не тогда, когда я тороплюсь и должен успеть к назначенному часу. Не тогда, когда нас ждут на вечере, где ты можешь заработать немного денег для твоих детишек. Потому что я сомневаюсь, что с тобой будет достаточно одного раза. Поняла?

От его слов возбуждение Кэт только увеличилось, у нее снова перехватило дыхание, и в ответ она могла только кивнуть.

– Я всего лишь подтрунивал над тобой, и мои грубые манеры не более чем шутка, но мое приглашение остается в силе. Так, как я его сформулировал. – Его глаза заметно потемнели. – Тебе осталось только выбрать время и место. Понятно?

Она опять кивнула.

Алекс выдержал ее взгляд несколько мгновений, затем отвернулся.

– Я буду готов через пару минут.

– Кэт, вы приехали! – Ненси Уэбстер обняла ее. – Все просто умирают от желания с вами познакомиться.

Горничная в форменном платье провела Кэт и Алекса в гостиную внушительного дома Уэбстеров. Сегодня вечером этот дом был заполнен самыми богатыми и влиятельными людьми города. Уровень производимого ими шума показывал, что Ненси Уэбстер умела сделать так, чтобы ее гости чувствовали себя как дома.

– Прошу прощения за опоздание, – извинилась Кэт. – Мы…

– Все по моей вине, – вмешался Алекс. – У меня кое-что встало.

Это замечание вызвало гневные взгляды со стороны Кэт, но Ненси так не терпелось познакомиться с Алексом, что и его двусмысленность, и молчаливый нагоняй Кэт остались ею незамеченными.

Ненси и Алекс пожали друг другу руки.

– Добро пожаловать, мистер Пирс.

– Алекс.

– Я была так взволнована, когда Билл сказал мне, что Кэт собирается привести вас сегодня с собой. Для нас большая честь принимать вас в своем доме.

– Я тоже очень рад, что оказался здесь.

– Я познакомлю вас со своим мужем. Что вы будете пить?

Ненси была безупречной хозяйкой. Казалось, она не приложила ни малейших усилий, но вскоре в руках Алекса уже был бокал перье с лаймовым соком, и они с Биллом называли друг друга по именам.

– Я читал ваш первый роман и считаю, что для первой попытки это очень неплохо, – сказал Билл.

Это был один из тех комплиментов, которые на самом деле таковыми не являются и на которые трудно что-нибудь ответить. Алекс спросил себя, сознает ли это Билл, и сразу понял, что тот прекрасно сознавал, что говорит. Уэбстер явно пытался дискредитировать Алекса, но так, чтобы это не сразу бросалось в глаза.

Алекс выдавил из себя любезную улыбку.

– Благодарю за комплимент.

– Вы сейчас работаете над новой книгой?

– Да.

– Действие происходит в Сан-Антонио?

– Отчасти.

Кэт продела руку под локоть Алекса.

– Не задавайте ему вопросов, Билл. Все равно вы из него ничего не вытянете. Он чрезвычайно скрытен во всем, что касается его работы.

Уэбстер с любопытством посмотрел на него.

– Это почему же?

– Рассказывать о романе до того, как он написан, означает испортить себе все удовольствие. Не читателям, а себе.

– Вы пишете книгу, но не знаете, что в ней произойдет дальше?

– Знаю, но далеко не всегда.

Уэбстер нахмурился, сохраняя недоверчивый вид.

– Боюсь, я слишком привык ставить перед собой цель, я бы не смог так работать.

«Кого это интересует?» – подумал Алекс.

Кэт нарушила неловкое молчание.

– Не хочу хвастаться, но Алекс попросил меня помочь ему в его исследованиях.

– Правда? – удивился Уэбстер.

– Ему трудно давались постельные сцены, поэтому я рассказала ему кое-что из моего скандального голливудского прошлого и дала разрешение… – Она сделала рукой жест, как будто пыталась найти нужное слово.

– Развить ваши сюжеты? – подсказала Ненси.

– Нет, напротив, сделать их менее яркими. Все, кто слышал их разговор, засмеялись.

– Билл, как нам ни хочется, нельзя держать их все время при себе, – сказала Ненси. – Остальные гости нас просто не поймут, Кэт? Алекс! – Она протиснулась между ними и продела свои руки им под локти. – Прежде всего я хочу представить вас нашему новому мэру и ее мужу.

Она водила их по залу, представляя гостям. Алекс был приятно поражен тем, как много людей признавались, что являются его поклонниками. Еще больше почитателей оказалось у Кэт. У каждого нашлось несколько добрых слов в адрес программы «Дети Кэт». Кэт не принимала их целиком и полностью на свой счет, а делила со своей командой.

– Начиная с Билла Уэбстера и кончая уборщицами, каждый, кто работает на нашей телестудии, причастен к успеху передачи, – повторяла она.

Одна из приглашенных женщин упомянула о статье, появившейся в воскресном номере газеты «Свет Сан-Антонио», где говорилось о маленькой девочке, недавно удочеренной супружеской парой и только что перенесшей операцию по пересадке почки.

– Да, история Шантал воодушевляет, – ответила Кэт этой даме. Затем она посмотрела на Уэбстера и вполголоса спросила: – Интересно, как Рону Труитту нравится каяться и посыпать свою голову пеплом?

В течение нескольких дней этот репортер пытался муссировать историю с супругами 0'Коннор, но без особого успеха. После того как отдел телекомпании по связям с общественностью сделал официальное заявление, WWSA больше не высказывалась по этому поводу. По совету своего адвоката О'Конноры отказались давать интервью прессе, а затем, когда специалисты показали им, как искусно удочеренная ими девочка смогла скрыть свою моральную развращенность, убитая горем супружеская пара решила все-таки оставить ее у себя.

И государственное агентство, и программа «Дети Кэт» чудом избежали катастрофы. Кэт надеялась, что последняя статья сумеет рассеять все оставшиеся сомнения относительно эффективности ее программы.

– То, что произошло в жизни Шантал, – продолжала она вслух, – нельзя расценивать иначе, как чудо. К сожалению, есть еще немало детей, у которых тоже имеются специфические проблемы, а ведь каждый из них заслуживает собственного чуда. Они кочуют из одного приемного дома в другой. Конечно, большинство приемных родителей их любят и прекрасно за ними ухаживают. Но ведь это особые дети и они больше других нуждаются в постоянных семьях.

Обед, состоявший из семи перемен, продолжался более двух часов. Алекс, наверное, умер бы со скуки, если бы не Кэт, начавшая по просьбе гостей рассказывать занимательные истории о детишках, уже снявшихся в предыдущих ее программах.

Присутствовавшие завороженно внимали этим трогательным историям, которые иногда вызывали на лице улыбку, а иногда слезы. У Кэт была такая же живая и правдивая манера рассказывать, как правдивы и жизненны были сами истории. В ее голосе слышалась самоотверженная преданность начатому ею делу.

К тому времени, как подали белый шоколадный мусс, ей удалось зажечь тем же огнем каждого из сидевших за столом. Все оживленно переговаривались между собой, обсуждая ее незаурядные способности к сбору пожертвований.

Придерживая ей стул, когда она встала из-за стола после окончатся обеда, Алекс наклонился к ее плечу и шепнул в ухо:

– Дело в шляпе.

Когда другие гости ушли, Уэбстеры уговорили его и Кэт остаться на последнюю чашечку кофе, чтобы отпраздновать успех благотворительного вечера.

– Давайте пойдем в кабинет Билла, там нам будет удобнее, – предложила Ненси, приглашая всех следовать за ней.

Горничная принесла серебряный поднос с чашками, но Ненси предпочитала ухаживать за гостями сама.

– Алекс, хотите бренди?

– Нет, пожалуйста, только кофе.

– Я видел, что за обедом вы также не пили вина, – заметил Билл, протягивая руку к налитому ему Ненси кофе с бренди. – Вы трезвенник?

– Да.

Не чувствуя себя обязанным объяснять что-либо Уэбстеру, Алекс ограничился этим коротким ответом. Однако его нежелание распространяться на эту тему вызвало новую паузу в разговоре. И снова Кэт поспешила ее заполнить.

– Это что, семейный альбом с фотографиями? – Она протянула руку к большому тому в кожаной обложке, лежавшему на кофейном столике. – Не возражаете, если я посмотрю?

– Конечно, нет, – ответила Ненси. – Мы можем часами показывать фотографии наших детей, до тех пор, пока вам не надоест.