Текст книги "Если бы всё было иначе"

Я этого хочу.

Хочу, чтобы все стало как прежде.

Я хочу этого больше всего на свете.

– Я ужасно выгляжу? – спрашиваю я, обмахивая лицо руками, чтобы высушить слезы. И тут же добавляю: – Не отвечай, – потому что это больше не Люк Коэн из моего детства и уж точно не Люк Коэн из прошлого лета. Не знаю, как, но я чувствую, что этот Люк больше не станет беспокоиться и защищать меня. Этому Люку все равно, больно мне или нет.

Он молча заходит в дом, и я следую за ним.

СЕЙЧАС

Ужин проходит не так, как раньше. Еда стоит на диванчике в гостиной, в то время как Мэл сидит на большом диване, утопая в одеялах. Порция на ее тарелке в два раза меньше моей и значительно меньше, чем у Люка.

Мы рассказываем друг другу какие-то новости, но не поднимаем никаких важных тем, как будто обходим стороной огромную яму, сами не отдавая себе в этом отчета.

В том, что Роуэн превратился в яму, которую нужно тщательно обходить, есть что-то отчаянно неправильное. Я сижу на краешке дивана и смотрю, как Мэл прихлебывает суп, пытаясь сделать вид, что это зрелище меня не шокирует.

На спинке дивана, прямо за мной, лежит рука Люка. Мы с ним пытаемся вести себя нормально, но в любой момент готовы подскочить, чтобы поправить одеяла Мэл, или забрать у нее тарелку, или подать воду.

– Нэй придет попозже, – говорит нам Мэл. – С осени она собирается работать учителем на полную ставку, так что сейчас она тратит много времени на подготовку. Кстати, я тебе говорила, что она вышла замуж?

– Наоми вышла замуж? – повторяю я. Мне сложно сосредоточиться на словах Мэл, потому что меня отвлекает желтоватая кожа на ее плечах, виднеющаяся из-под слишком большой рубашки, но я пытаюсь не подавать виду. Я меньше всего на свете хочу, чтобы она смущалась или думала, что из-за состояния ее тела мое отношение к ней как-то изменилось.

Мэл смеется.

– Я расскажу ей, как сильно эта новость тебя удивила. Знаешь, у нее никогда не было проблем с тем, чтобы понравиться мужчине.

– Она и правда расскажет, – подтверждает Люк. – Они по-прежнему сплетничают как курочки-наседки.

Хотя он сидит рядом со мной – наши тела разделяет всего пара сантиметров, – я каждый раз внутренне содрогаюсь, когда он заговаривает со мной. Если бы не Мэл, нам было бы абсолютно нечего сказать друг другу.

– А вот это было обидно, Люк, – говорит Мэл, покачивая головой.

– Я не в том смысле, – поясняю я. – Конечно, я не сомневаюсь, что она нравится мужчинам. Просто мне казалось, что она… в этом не заинтересована?

– Я передам Нэй все до последнего слова, – торжествует Мэл.

– Мы много лет думали, что… – начинаю я и осекаюсь. Люк отрывает взгляд от тарелки, на которой нарезает себе мясо. Мэл тоже смотрит на меня. У меня не остается выбора, поэтому я продолжаю. – Мы, эээ, думали, что между вами, возможно, что-то есть.

Мэл откидывает голову назад и заливается таким смехом, что сложно представить, как он уместился в ее маленьком теле.

– Между мной и Наоми? Серьезно?

– Ну да, мы сидели в кружке, и я спросила: как вы думаете, Мэл и Наоми когда-нибудь целовались, и если да, это вас расстроит? И мы все решили, что нет, не расстроит.

Я чувствую, что иду по минному полю, и стоит мне остановится, как взрыв неизбежно произойдет.

– А мы – это кто? – интересуется Мэл.

– Все мы, – говорю я, опустив взгляд.

Воцаряется тишина, которую нарушает лишь Люк, пережевывающий ужин. Наконец Мэл говорит:

– Ваша толерантность не может не радовать, но мы с Нэй всегда были исключительно подругами. Романтика – это чудесно, но дружба ни чуточки не уступает ей в важности и ценности.

Следующие пару секунд мы молчим, но, когда я подношу к губам стакан с водой, Мэл добавляет:

– И этой мудростью делится с вами сорокасемилетняя женщина, которая с сотворения мира ни с кем не спала.

– Господи, мама! – стонет Люк, а я не могу сдержать смех, и из моего рта прыскает вода.

– Не переживай. Сейчас такая перспектива не вызывает во мне никаких желаний, – говорит Мэл.

– Мам.

– Что? Если я не буду говорить о таких вещах сейчас, то потом уже никогда не смогу.

Видимо, наши с Люком лица мрачнеют одновременно, потому что Мэл восклицает:

– Да ладно вам! Мы можем над этим посмеяться! Большое Зло может забрать у меня все, кроме чувства юмора.

Я улыбаюсь ей одними губами, но тяжесть не исчезает из моего сердца.

Она вздыхает и медленно опускается назад, пытаясь прилечь.

– Устала? – спрашивает Люк, и она кивает.

Он встает, чтобы помочь ей добраться до комнаты, но Мэл только отмахивается.

– Со мной все в порядке. Веселитесь. Не хочу портить вам вечер.

Мы с Люком переглядываемся.

– На самом деле мне уже, наверное, пора, – говорю я и встаю.

– Уже? – Глаза Мэл закрыты, и она морщится, словно ей больно. – Мне кажется, ты только пришла.

– Мне просто нужно подготовиться к одному мероприятию, которое будет завтра в лагере.

– Вы двое стали чертовски скрытными, – говорит Мэл, открыв один глаз и указывая на нас пальцем. – Люк сказал, что теперь работает в летнем лагере на базе культурно-спортивного центра – и все. А сегодня ни с того ни с сего объявляет: «В общем, когда я увидел Джесси…»

Я исподтишка бросаю взгляд в его сторону, но он просто смотрит на маму со спокойным выражением лица.

– И я у него спросила: «Так ты видел Джесси?» И он такой: «Она тоже там работает». Как будто вы не специально все так устроили, чтобы работать вместе.

– Эээ, да. Извини, – бормочу я. Люк не говорит ничего.

– Ладно, я пойду, Мэл, – говорю я и наклоняюсь, чтобы обнять ее. В детстве я сжимала ее так сильно, словно она – кислород, а мне не хватает воздуха. Но сейчас мои движения аккуратны и осторожны, потому что я боюсь причинить ей боль.

– Пока, Джесси, девочка моя, – говорит она.

– Я тебя провожу, – говорит Люк, когда я распрямляю спину. Мы молча выходим из дома. Снова оказавшись на крыльце, я чувствую, как воздух вокруг нас начинает наливаться тяжестью.

– Наверное, нам надо разработать график, – говорит Люк. – Обсудить, когда мы оба свободны, чтобы видеться так часто, как… это обычно делают.

– А, – произношу я. – Давай.

Я вдруг понимаю, что все решено. Мы притворяемся парой, чтобы Мэл была счастлива.

Но все-таки Люк прав: это меньшее, что я могу сделать.

Он прислоняется к стене.

– Что ты делаешь завтра вечером?

– Помогаю в клубе.

Я надеюсь, что мне не придется уточнять, о каком клубе речь. Он меня понимает.

– А послезавтра?

– По четвергам я работаю в пансионате. И в субботу днем тоже.

Он хмурится.

– Зачем ты так много работаешь?

Хотя он задает мне вопрос, мы оба знаем, что ему плевать на мой ответ, поэтому я даже не отвечаю.

– Тогда как насчет вечера пятницы? – спрашивает он. – Мы можем встретиться в восемь, прийти к Мэл и сделать вид, что только что вернулись из ресторана.

Я киваю.

– Хорошо.

– Договорились, – говорит он, выпрямляя спину.

– Ну, доброй ночи, – говорю я, разворачиваюсь и иду прочь.

Я чувствую на себе взгляд Люка, пока сажусь в машину, завожу двигатель и выезжаю на дорогу, и от этого ощущения у меня внутри все дрожит. Наверное, он выжидает время, чтобы Мэл подумала, что он проводил меня, поцеловал на ночь и дождался, пока я отъеду от дома.

Все притворство сегодняшнего вечера и боль от того, в каком состоянии находится Мэл, сказываются на мне. Когда я захожу домой, мне грустно и плохо. В гостиной горит свет, и, к своему удивлению, я вижу там маму, работающую за ноутбуком.

– Солнышко! – радостно восклицает она при виде меня. – Как прошел твой день?

– Хорошо, – говорю я.

– Хорошо? – скептически переспрашивает мама, и я удивляюсь, что она способна разглядеть правду за моими словами. Мы много лет прожили в одном доме, но в разных вселенных, и я привыкла к тому, что мама ничего обо мне не знает. То, что новая версия мамы начинает меня узнавать и определять эмоции по моему лицу, застает меня врасплох. Я испытываю какую-то странную благодарность и пытаюсь не думать о том, что все это может внезапно исчезнуть.

Судя по маминому виду, она радуется, когда я сажусь на диван рядом с ней.

– На самом деле не очень хорошо, – признаюсь я. – Мы сегодня ужинали с Мэл…

– И? – подбадривает она меня.

Я рассказываю маме, какой слабой выглядит Мэл и насколько виноватой я себя чувствую из-за того, что упустила так много времени, которое могла бы провести с ней. Мои родители считают, что я просто отдалилась от Коэнов после смерти Ро, и я не собираюсь их разубеждать. А еще я не упоминаю о том, что меня мучает совесть, потому что я согласилась помочь Люку лгать его матери, только чтобы ее порадовать. Сомневаюсь, что мама одобрит наши поддельные отношения.

– Неважно, сколько времени ты упустила в прошлом году, важно, что теперь ты вернулась, – говорит мама и берет меня за руку. – Знаешь, я написала родителям, когда начала ходить к психотерапевту.

– Они ответили? – спрашиваю я.

Она грустно качает головой.

– Если честно, я на это и не рассчитывала, – говорит она. – Мы очень плохо расстались. Но когда я отправляла то сообщение, поняла: я больше не волнуюсь, что случится дальше. Мне стало все равно, сколько времени прошло и как сильно они меня обидели. Я просто хотела попытаться начать наши отношения еще раз. Я хотела, чтобы они увидели, каким человеком я стала. Познакомились с моей прекрасной дочерью.

Она проводит рукой по моей щеке.

– И я уверена, что Мэл ощущала нечто похожее. Когда ты скучаешь по кому-нибудь достаточно сильно, время перестает иметь значение.

Я сглатываю комок.

– А почему ты поссорилась с родителями?

Когда я была ребенком, то думала, что мама – сирота. Я даже сочинила историю, что именно поэтому она всегда грустит. И только став старше, я поняла, что мамины родители живы, а ее печаль уходит корнями гораздо глубже.

– Мы с папой никогда тебе не рассказывали? – спрашивает она.

«Когда бы вы могли это сделать?» – думаю я, но вслух ничего не говорю и просто качаю головой.

– Он им не нравился, – произносит она.

– Папа? – недоуменно переспрашиваю я, вспоминая своего разумного отца и его добрую улыбку. Я думаю о том, как он смотрит на маму, как его глаза начинают светиться, когда она заходит в комнату, и о том, как он поддерживал ее все эти годы. Я не могу понять, как бабушка и дедушка могли его не любить.

– Потому что он темнокожий, – напрямую говорит мама.

До меня не сразу доходит смысл ее слов, а потом я замираю с открытым ртом.

– Серьезно? Они в каком веке живут?

Мама качает головой.

– Это просто нелепо. То, что такое вообще могло прийти людям в голову, и то, что они продолжают верить в это сейчас. Но именно поэтому родители никогда не одобряли наш брак. Они предпочли потерять меня, только бы не принимать в семью его. Я надеялась, что за последние восемнадцать лет что-то изменилось, но, видимо, нет.

– И знаешь, – продолжает она, – я никогда не забуду, как они с ним поступили – как они поступили с нами. Но я была готова начать наши отношения с чистого листа, если они захотели бы… если бы они смогли признать, что были неправы.

На ее глазах выступают слезы. Я наклоняюсь к ней и сжимаю ее руку.

– В общем, я хочу сказать, что, даже если ты ошиблась – особенно если ты ошиблась, – в большинстве случаев можно все исправить. Так что не кори себя, что ты долго не приходила к Мелани. Радуйся, что еще не поздно побыть рядом с ней.

Когда мы желаем друг другу спокойной ночи и поднимаемся к себе, мамины слова еще звучат в моей голове. Я не могу поверить, что мои бабушка и дедушка – гребаные расисты и по этой причине я ни разу в жизни их не видела. Мне больно от мысли, что папа столкнулся с этой несправедливостью. Он такой прекрасный человек и так любит маму, но все, что увидели ее родители, – это цвет его кожи.

Я размышляю и над другими мамиными словами – о том, что нужно сосредоточиться на времени, которое осталось у нас с Мэл. Что еще не слишком поздно.

И в эту минуту я принимаю решение: я проживу рядом с ней каждую секунду, которая нам еще отведена.

А потом я вспоминаю, как отстраненно и холодно ведет себя Люк с момента своего возвращения, и могу сказать почти наверняка: в одном мама все-таки неправа – не все ошибки можно исправить. Наши с Люком отношения уже не построить заново.

7

ТОГДА

Мне казалось, что в наших отношениях с Люком не осталось совершенно никакой двусмысленности.

Я его поцеловала, он меня оттолкнул. Я убежала, запрыгнула в машину Мэл так быстро, как только могла, и уехала прочь.

Так зачем ему было мне писать?

За эти две недели он прислал мне больше сообщений, чем за все время, что мы знали друг друга.

Сначала он извинялся.

Прости, Джесси.

Позвонишь мне?

Пожалуйста, позвони мне.

Я звонил тебе, но попал на автоответчик. Можешь перезвонить?

Ну ладно тебе, Джей-Джей. Нам надо поговорить.

Пожалуйста, прости меня.

Где-то через неделю характер его сообщений резко изменился.

Придешь сегодня к нам на ужин? Мама готовит бараньи отбивные.

Сегодня вечером мне тебя не хватало.

Мама с Ро беспокоятся за тебя. Я тоже.

Сегодня смотрим фильм «Скажи что-нибудь» (выбирала мама). Готов побыть твоей подставкой для ног.

Читая это сообщение, я почти улыбнулась.

Почти.

В детстве, собираясь посмотреть фильм в доме Коэнов, мы устраивали соревнование «кто первым добежит до длинного дивана». Занявший второе место устраивался на маленьком диванчике рядом с Мэл, а последний должен был сесть на дальний конец слегка перекошенного длинного дивана и служить подставкой для ног победителя.

За почетное место на длинном диване почти всегда соревновались мы с Ро. Люк, которому было тяжело оторваться от книги или компьютерной игры, которая в этот момент занимала его внимание, постоянно приходил последним. И так как я была быстрой и хитрой, как лиса, я почти всегда так или иначе переигрывала Ро.

Поэтому на время просмотра фильмов Люк становился моей личной подставкой для ног.

Но все-таки я не ответила и на это сообщение.

Просто не могла.

Мне было мучительно стыдно даже думать о том, чтобы встретиться с ним или с другими Коэнами. В обычных обстоятельствах я вряд ли смогла бы утаить правду от Мэл и Ро, но Мэл была занята лечением, а Ро по-прежнему где-то пропадал. Возможно, то, что мы отдалились друг от друга, было даже к лучшему. Я поцеловала Люка, черт побери. А он отодрал меня от себя.

Я даже нисколько его за это не винила. Хотя тем вечером напился Ро, это я слетела с катушек и начала без предупреждения целовать людей налево и направо. Люк явно просто пытался меня поддержать – когда назвал меня красавицей… и, возможно, всю мою жизнь. А я неправильно его поняла и воспользовалась этим поводом, чтобы его обслюнявить. Я думала, что следую совету Мэл и проявляю храбрость, но в результате лишь опозорилась и все испортила.

Слава богу, это произошло всего за пару дней до отъезда Люка в университет. Я думала, что, когда его не будет дома, я, может быть, смогу снова начать показываться на глаза Мэл и Ро. Может быть.

Вечером накануне отъезда Люк написал мне еще одно сообщение.

Джесси, мама с Наоми приготовили огромный ужин, чтобы отметить то, что завтра я еду в университет. Получилось потрясающе! Жаль, тебя с нами не было.

Поздно следующей ночью мне пришла другая СМС:

Приехал в универ. Мама плакала целое утро, а Ро молчал, как он обычно это делает, когда грустит. Надеюсь, я поступил правильно. Но, в любом случае, я знаю, что ты о них позаботишься. Это у тебя всегда прекрасно получалось. Если мне еще не удалось выразить свои чувства, скажу еще раз: мне ужасно жаль, и я признаю, что я полнейший, круглый идиот. Надеюсь, что скоро между нами снова все будет хорошо.

От его слов я расплакалась.

Мне было грустно, что по своей глупости я пропустила такое важное событие в жизни Коэнов – отъезд Люка в университет! Я чувствовала себя ужасно из-за того, что не разделила это утро с ним, Мэл и Ро. К тому же я с пугающей ясностью начала осознавать, что Люк и правда уехал. Возможно, он уже никогда не будет жить в Винчестере. Он найдет новых друзей, сходит на тысячу вечеринок и встреч в караоке-баре и никогда больше про меня не вспомнит. Он перецелует толпу девушек, которые понравятся ему по-настоящему.

Все это сводило меня с ума.

Но все-таки мне удалось собраться с духом, чтобы написать ответ.

Рада, что ты добрался и у тебя все хорошо. Я позабочусь о Мэл и Ро. Удачи в универе.

Ответа так и не пришло.

Да и что еще он мог мне сказать?

На следующий день я пришла к Мэл и Ро, объяснив свое отсутствие тем, что у мамы случился очередной кризис – и в общем-то сказала правду. Она находилась в кризисе практически всегда, но мы ничего с этим не делали и просто жили дальше.

И все, жизнь вернулась в обычное русло.

Мэл продолжала лечение.

У нас с Ро началась школа.

Жизнь шла своим чередом.

И вот однажды в середине сентября в мою дверь кто-то позвонил.

– Я открою! – крикнула, стоя на кухне по локоть в мыльной воде. В общем-то, я могла бы ничего не кричать, потому что мама лежала в постели, а папа уснул за столом, заваленным бумагами. Он не любил открывать дверь, если мы только не ждали гостей. Он был убежден, что без предупреждения могли приходить лишь продавцы товаров, «слишком бесполезных, чтобы выставлять их в нормальном магазине», или какие-нибудь свидетели Иеговы.

Стоял вечер субботы, и на часах был уже одиннадцатый час. Открывая дверь, я ожидала увидеть соседей, у которых каждую неделю убегала собака. Но это оказался Люк.

Он стоял на крыльце, засунув руки в карманы. Нам нем была рубашка того фасона, который мне так сильно нравился, только темно-синяя.

Я открыла рот, но не смогла издать ни единого звука.

– Привет, – сказал он. Его голос был таким знакомым и мягким, словно одеяло.

Мое сердце на секунду остановилось.

– Мы можем поговорить? – спросил он.

Я оглянулась, чтобы убедиться, что папа по-прежнему спит за столом, а потом вышла на крыльцо и прикрыла за собой входную дверь.

– Как дела? – спросила я, наконец снова обретя способность говорить.

– Нормально. Приехал на выходные.

– Как тебе в универе?

– Не так, как в школе. В хорошем смысле. Я так думаю.

Я кивнула.

– Как ты? – спросил он.

Было странно обмениваться с ним ничего не значащими репликами, как будто мы совсем чужие. Конечно, моим лучшим другом всегда оставался Ро, а не Люк, но мы так прочно обосновались в жизнях друг друга, что нам всегда было о чем поговорить.

– Хорошо. В школе все… как обычно бывает в школе.

Он широко улыбнулся и потер рукой затылок.

– Зачем ты пришел? – в конце концов спросила я.

Люк опустил взгляд и где-то с минуту стоял так, ничего не говоря, а потом произнес:

– Я скучаю по тебе.

Сначала я подумала, что ослышалась.

– Пожалуйста, не издевайся надо мной.

На его лице отразилось удивление.

– Ты что, я не издеваюсь… Я бы не стал так поступать.

– Так чего ты хочешь? – спросила я, складывая руки на груди.

– Насчет того вечера… Прости, пожалуйста. Дело было не… не в тебе.

Я поморщилась.

– Господи, только, пожалуйста, не говори, что дело в тебе.

– Дело во мне, – подтвердил он.

Я сделала шаг назад.

– Ладно, доброй ночи, Люк.

Я уже открыла дверь, чтобы зайти в дом, когда он схватил меня за руку.

– Ты так все усложняешь.

Моя рука лежала в ладонях Люка, но я никак на это не отреагировала.

– Ничего я не усложняю, – ответила я. – Ты мне нравился, я тебя поцеловала. Я тебе не нравилась, ты не поцеловал меня в ответ.

– Ты думаешь, что вот так все и было?

Он выронил мою руку и пропустил свои волосы сквозь пальцы.

– Пожалуйста, вернись на крыльцо и выслушай меня.

Я замерла, не зная, стоит ли соглашаться, но потом опять прикрыла дверь и повернулась к нему.

– Я просто пытаюсь… – он покачал головой, как будто не мог подобрать правильные слова. – Пытаюсь быть хорошим человеком.

– Никто тебя об этом не просил.

– Ты же мне как младшая сестра…

Я не могла поверить своим ушам. Он что, серьезно?

– С каких это пор? Что за бред!

– Разве ты не относишься к Мэл как к маме? – с вызовом спросил он.

– Это не имеет отношения к делу, – упрямо отрезала я.

– А вы с Ро разве не как брат и сестра?

– Он мой лучший друг.

– Ладно, – отозвался Люк. – А кто тогда я?

– Не знаю, Люк, – произнесла я, вкладывая в каждое слово раздражение, растущее у меня внутри. – Ты – Люк. Недосягаемый. Слишком прекрасный, чтобы быть настоящим. Гораздо выше моего уровня.

– Я нехороший, слышишь? – произнес он с таким запалом, которого я от него не ожидала. – У меня куча своих загонов, как и у всех остальных, но я стараюсь. Стараюсь быть лучше отца – лучше обоих моих родителей…

– А что такого сделала Мэл? – спросила я.

– Это сейчас неважно.

Я вздохнула.

– Я не знаю, что ты пытаешься сказать, Люк. И мне кажется, ты сам не знаешь. Нет в этом ничего такого до фига трудного. Тебе необязательно быть хорошим. Я сказала, что ты мне нравишься. Если я тебе нравлюсь, скажи это мне. Я поцеловала тебя. Если тебе понравилось, поцелуй меня в ответ.

Я едва успела произнести эти слова, когда губы Люка прикоснулись к моим. Он запустил пальцы в мои волосы и поцеловал меня так отчаянно, как будто наше время было на исходе.

Когда он отстранился, его голос звучал хрипло и незнакомо:

– Теперь ты поняла, насколько сильно мне понравился тот чертов поцелуй?

Я открыла рот, чтобы ответить, потом передумала и вместо этого поцеловала Люка. Когда он положил ладонь мне на талию, прижав меня к себе, я почувствовала, что дрожу, и обвила его лицо руками. Мы целовались так долго, что я потеряла счет времени.

– Джесси, кто там пришел? – Папин голос звучал очень отчетливо.

Мы с Люком отступили друг от друга на шаг ровно в тот момент, когда папа появился на пороге.

– Да это Люк, папа, – хриплым голосом ответила я.

– Здравствуйте, мистер Рамфилд, – проговорил Люк, выпрямляя спину.

– Люк, как дела у твоей мамы?

– Все хорошо, спасибо, – сказал он.

Я поджала губы, надеясь, что они выглядят не такими опухшими и ярко-розовыми, как у Люка.

– Это хорошо. А как твоя учеба? Собираешься заняться фармацевтикой? Если ты рассматриваешь возможность работы в области офтальмологии, я буду рад тебе рассказать…

– Пап, уже поздно, – перебила его я, пытаясь спасти Люка от допроса, но папа кинул на меня взгляд, в котором явно читалось: «Если сейчас так поздно, что он тут делает?»

– Мне уже пора. Был рад вас увидеть, мистер Рамфилд. Пока, Джесси.

Прежде чем развернуться и направиться к машине, он на секунду посмотрел мне в глаза.

Я зашла в дом вслед за папой и захлопнула дверь, пытаясь не подняться в воздух от счастья.

ТОГДА

Той ночью я почти не спала. В моей голове на бесконечном повторе крутился наш поцелуй (или поцелуи?). Я ощущала прикосновения мягких губ. Ладонь, лежавшую на моей талии. Пальцы, запущенные в мои волосы. Я всю ночь крутилась с боку на бок и заснула, только когда солнце начало выглядывать из-за горизонта.

Проснувшись, я первым делом потянулась за телефоном.

Ни сообщений, ни СМС. На автоответчике тоже ничего.

Могла ли я все это придумать? Может быть, прошлый вечер мне просто приснился?

Или Люк успел передумать.

Это я не знала, но собиралась выяснить.

Я сосредоточилась на одном из главнейших советов, которые Мэл давала насчет мальчиков: девочки запросто могут делать первый шаг. Я однозначно так и поступила, поцеловав Люка на крыльце после праздничного ужина. Правда, в результате я пережила худший месяц своей жизни. С другой стороны, не прояви я инициативу, вчерашнего вечера тоже не было бы.

Я набрала имя Люка в адресной книге телефона.

Правда я не придумала ничего лучше, кроме как написать «привет».

Прошло целых десять минут, прежде чем телефон завибрировал, оповещая меня о его ответе.

Привет.

В этом сообщении не было ни единой подсказки, на основании которой я могла бы понять, что творится в его голове. Может быть, он всю ночь раскаивался, что пришел ко мне.

По поводу вчерашнего вечера… – написала я, намеренно не окончив предложение.

Я увидела три точки, означавшие, что он набирает сообщение. Потом они исчезли.

Потом появились опять.

Я написала: Ты жалеешь, что пришел? но не отправила, потому что три точки снова исчезли.

Эх. Я решила, что в мире едва ли существует хотя бы еще один человек, с которым так тяжело переписываться.

Я стерла свое сообщение и написала: Ты первый.

За последнее время я испытала столько стыда, что мне хватило бы на всю жизнь. Я больше не собиралась ему ни в чем признаваться, пока он не признается в чем-нибудь мне.

Нет, ты, – написал он, и мне захотелось бросить телефон об стену.

Но я не успела этого сделать, потому что Люк прислал еще одно сообщение.

Но если ты собираешься взять назад все свои слова, прежде чем я успею сказать, что не могу перестать думать о тебе, то я расстроюсь.

Мое сердце замерло.

Ты не можешь перестать думать обо мне? – переспросила я.

Прошло несколько минут.

Всего-навсего последних три года.

Мне пришлось перечитать это сообщение четыре раза, прежде чем я разрешила себе поверить своим глазам.

??????? – написала я.

Что? – уточнил он.

Три года?? Я поцеловала тебя не три года назад.

Я в курсе.

У меня закружилась голова, а к щекам прилила кровь. Мне показалось, что я могу потерять сознание от шока.

Я тебе нравилась уже тогда? Почему ты ничего не говорил?

Ответ пришел пару секунд спустя:

Тебе было 14, это было странно.

А тебе было 15!!!!!

Он ответил почти мгновенно: «:)»

У меня открылся рот от удивления.

Ты что, только что… если ты пришлешь мне еще хоть один смайлик, я окончательно растаю.

:):):):):), – написал он.

Я подождала несколько минут, прежде чем отправлять ответ, и в итоге напечатала просто:

Ну так что.

Ну так что? – отозвался он.

Я целую тебя, ты целуешь меня в ответ (непозволительно много времени спустя), ты говоришь мне, что я нравлюсь тебе уже 3 года, а потом мы просто начинаем общаться, как общались раньше? – спросила я.

Я закусила губу, ожидая его ответа.

Ты этого хочешь? – написал он.

Нет.

А чего ты хочешь?

Я хотела ответить, что не знаю, но передумала и решила быть честной до конца.

Поцеловать тебя еще раз.

Он отвечал целую вечность. Таяли ледники, вымирали животные, человек покорял космос и дотягивался до солнца. Наконец сообщение пришло:

Может начнем с йогуртового мороженого?

Так мы и поступили.

Я одолжила мамину машину и доехала до кафе-мороженого, где мы договорились встретиться. Всю дорогу у меня потели ладони, и я не могла решить, правильно ли поступила, надев джинсовую юбку и футболку. Может, я переборщила? Или, наоборот, недостаточно постаралась? И возможно ли сделать сразу и то, и другое?

К счастью, когда я остановилась у кафе, Люк уже ждал меня снаружи, засунув руку в карман джинсов. На нем тоже была обычная футболка. Как только он меня увидел, его лицо расплылось в улыбке, и я не смогла не улыбнуться в ответ.

В моем животе порхала целая стая мятежных бабочек, а сердце отбивало ритм, словно толпа беснующихся фанатов какой-нибудь рок-группы, но все это не имело никакого значения.

Люк Коэн смотрел на меня таким взглядом, будто мы с ним хранили один секрет на двоих. И это действительно было так.

– Привет, – сказал он, когда я вышла из машины.

– Привет, – робко отозвалась я. Мы оба застыли в нерешительности, не зная, как поступить. Поцеловаться? Обняться? Ни делать ни того, ни другого? Сделать и то, и то?

В конце концов мы не стали ничего делать и просто зашли в кафе.

– Ты какое любишь больше всего? – спросил Люк, придерживая для меня дверь. – У меня такое ощущение, что я должен бы это знать.

– Манговое, – ответила я. – А ты?

– Я люблю ванильное, – признался он. – Знаю, это скучный выбор.

– Нет, почему? Мне оно тоже нравится.

Стоя в очереди, мы болтали обо всяких мелочах. Когда мы сделали заказ и пришло время его оплачивать, Люк положил купюру на прилавок, прежде чем это успела сделать я.

– Плачу я, – сказал он, и я тут же покраснела. Если у меня и оставались сомнения, действительно ли мы на настоящем свидании, этот поступок их отметал.

– Спасибо, – проговорила я. – Ты где хочешь сесть?

– Давай где-нибудь подальше от окна. Мама с Ро думают, что я уже еду в универ.

Я улыбнулась.

– Как насчет этого места?

Мы уселись за столик на двоих, который стоял почти в самом конце зала.

Когда мы принялись ковырять ложками мороженое, к нам опять начала подступать неловкость, грозя накрыть нас с головой.

Не дождавшись одобрения мозга, я выпалила:

– Когда ты понял?

Люк не стал притворяться, что не знает, о чем именно я спрашиваю.

– Сказать тебе честно? Просто в один прекрасный день я понял, что стал относиться к тебе иначе.

Я прищурилась.

– Видимо, когда у меня появилась грудь?

Он рассмеялся.

– В четырнадцать ее у тебя еще не было.

– Господи, так значит, ты на нее смотрел?

Он взглянул на меня с улыбкой, которую можно было описать только словом «дьявольская», но сказал совсем другое:

– Базовые знания анатомии и устройства репродуктивной системы подсказывают мне, что в четырнадцать у тебя еще не могло быть груди.

– А когда поняла ты? – спросил он у меня.

Мы только что в течение минуты обсуждали мою грудь, так что я уже не пыталась что-то от него скрывать.

– По большому счету в тот день, когда мы познакомились.

Люк скептически приподнял бровь.

– Тебе нравились восьмилетние очкарики?

– У тебя были симпатичные очки.

Он посмотрел на меня так, словно не до конца поверил моим словам, но спорить не стал. Разговор переходил с темы на тему, и вскоре я забыла, что у меня свидание с Люком Коэном. Я просто сидела в кафе с одним из людей, которых знала и любила больше всех на свете. Мне было легко, уютно и приятно.

Выйдя из кафе, мы остановились у моей машины.

– Ну что, ты не передумала? – спросил он.

– Насчет чего?

– Насчет того, чтобы меня поцеловать.

– А ты? – уточнила я.

– Хотел бы я передумать, – проговорил он, прежде чем наклониться ко мне и прижаться губами к моему рту.

Этот поцелуй был медленным и нежным, совсем не похожим на вчерашнее безумство. Но когда до меня дошел смысл его слов, я сделала маленький шажок назад.

– Почему ты хотел бы передумать?

Он запустил пальцы в волосы и посмотрел на меня.

– Мама меня убьет.

– И все? – спросила я, чувствуя, как в мое сердце по капле просачивается облегчение. – Это все, что тебя беспокоит?

Он пожал плечами.

Я снова приблизилась к нему и прикоснулась губами к его губам.

– Позволь мне беспокоиться о Мэл.

СЕЙЧАС

Я никогда не переставала беспокоиться о Мэл. Мысли о ней всегда крутились в моей голове, и я постоянно по ней скучала. Когда я узнала, что потеряю женщину, которая во многом сделала меня такой, какая я есть, между мной и остальным миром словно образовалась тонкая пленка. Теперь я по-иному смотрела на вещи, слушала музыку и ощущала все хорошее, плохое и обыденное. Я все время задумывалась: что бы сказала на это Мэл? О чем бы подумала? Как посоветовала бы себя вести? Когда я хотела причинить себя настоящую боль, я заходила на сайт нашего города и открывала страницу с некрологами. Я готовила себя к тому, что однажды увижу там ее имя, ее фотографию. К тому же я ее переживу, не успею уйти раньше нее.