Текст книги "Игра королев. Женщины, которые изменили историю Европы"

7
«Ложные обвинения»

Франция, Нидерланды, 1513 г.

«Женщина, – писал Кастильоне, – не имеет так много способов защитить себя от ложных обвинений, сколько находится в распоряжении мужчины». Маргарита Австрийская принадлежала к тем немногим женщинам, которые почти доказали правдивость этого суждения. Первые шесть лет своего правления она выглядела женщиной, которая твердо держит все под своим контролем. Можно назвать ее прекрасной ученицей Анны де Божё; тот тип женщин, которых Анна имела в виду, когда писала, что аристократки были и «должны быть образцом и примером для остальных во всех отношениях».

Однако значительная часть советов Анны де Божё касалась одной конкретной темы:

Не позволяй никакому мужчине касаться твоего тела, кто бы он ни был… ни одна из тысячи не выходит из этой ситуации без посягательств на свою честь или обмана, как бы ни была «сильна» или «истинна» любовь. По этой причине для наибольшей уверенности я советую тебе избегать любых встреч наедине, как бы приятны они ни были…

Даже малейший промах может навлечь осуждение. Слова Анны де Божё станут печальным пророчеством:

Не существует достойного мужчины, как бы знатен он ни был, который не опускается до предательства, которому не представляется своего рода видом спорта обмануть или скомпрометировать даму высшего света… не существует мужчины, который в любовных делах честен и держит слово.

В истинности этих постулатов почти убедилась сама Маргарита Австрийская, а также, по всей вероятности, во Франции дочь протеже Анны де Божё, бывшей подруги по детским играм Маргариты, Луизы Савойской.

О детстве дочери Луизы Маргариты, естественно, известно по преимуществу из рассказов о ее брате Франциске, на котором строились все надежды семейной «троицы»[26]26
  Когда четырнадцатилетнего Франциска оторвали от материнской заботы, чтобы тот жил при дворе, Луиза стенала в своем дневнике, что его отъезд «оставил меня в одиночестве», хотя Маргарита была с ней. На ум приходит Генрих VIII, который тоже имел здоровую дочь, но считал себя бездетным.


[Закрыть]. Однако брак Маргариты долго обсуждался. Еще ребенком ее предлагали в качестве невесты будущему Генриху VIII, но предложение отклонили, поскольку сочли, что наследник английского престола достоин дочери короля Франции, а не просто его двоюродной сестры.

Как только вероятное восшествие Франциска на престол и его брак с дочерью короля Людовика XII Клод были подтверждены, Англия вернулась со встречным предложением: Маргарита действительно может стать супругой Генриха, если Луиза Савойская выйдет замуж за его отца, вдовствующего Генриха VII. Однако Людовик Французский боялся, что такой двойной альянс принесет слишком большое английское влияние в его страну. Тогда англичане предложили, чтобы сама Маргарита выходила замуж за стареющего Генриха VII, но она ответила решительным отказом: «Когда мой брат станет королем, я выйду за молодого, богатого и знатного человека, без необходимости пересекать Ла-Манш!» Тем не менее на деле в 1509 году Маргариту выдали за ничего собой не представляющего Карла, герцога Алансонского, урегулировав таким образом длительный территориальный спор между домом Алансона и Ангулемским домом Маргариты.

В 1513 году не Маргарита Наваррская, а англичане пересекли Ла-Манш, причем по делам войны, а не любви. По крайней мере в теории, Англия стремилась вернуть власть над территориями, которыми она владела на Европейском континенте почти на всем протяжении Средних веков и потеряла только в XV столетии. Однако фактически война считалась главным делом и удовольствием правителя (Макиавелли очень пространно говорил об этом), и Генрих VIII радостно разминал свои мускулы как король-воин, когда его альянс с римским папой и императором Максимилианом против Франции привел его за границу во главе мощной армии.

В августе того года за падением городка Теруан у границы Франции с Нидерландами последовала осада и триумфальный захват богатого окруженного стеной города Турне. Когда же договор, заключенный Маргаритой Австрийской между ее отцом Максимилианом и Генрихом VIII, привел Генриха за Ла-Манш, она была там. Ее отец по-донкихотски объявил о намерении пойти добровольцем в английскую армию. Он пригласил Маргариту приехать к нему в осажденный город Турне, но она ответила, что приехала бы в случае необходимости, «а если необходимости нет, то не пристало вдове бегать и появляться в войсках ради развлечения…». Не резковаты ли ее возражения? Может быть.

Позже Маргарита Австрийская все-таки привезла племянника Карла в Лилль, чтобы он встретился с ее отцом и Генрихом VIII, а потом проехала в Турне, со значительными последствиями. Хотя этот инцидент, по всей видимости, сочли не заслуживающим записи в хрониках великих европейских событий, но небольшая драма, разыгравшаяся летом 1513 года и в последующие месяцы, стоит рассмотрения. Ее следует проанализировать не только потому, что она дает возможность лучше понять характеры участников (включая Генриха VIII), но и как контрольный пример, каким образом можно манипулировать могущественной женщиной через ее сексуальность; как личное (особенно когда дело касается женщин) становится политическим.

Тюдоровский хронист Эдвард Холл описывает, что Генрих встретил Карла с Маргаритой у Турне и ввел их в город «с большим триумфом. Ходили слухи, что лорд Лайл сделал предложение леди Маргарите… предлагал он жениться или нет, но она ему очень благоволила». Лордом Лайлом был Чарльз Брэндон, недавно возведенный в дворянство известный волокита, уже имеющий живописную брачную историю.

Родившись в среде джентри, Брэндон вырос при дворе. Его отец погиб в битве при Босворте: он был знаменосцем Генриха на поле боя, который принес Генриху VII его корону. Такая жертва отца обеспечила королевское покровительство его сыну. Звезда рыцарских турниров, Брэндон впервые публично состязался по случаю бракосочетания Екатерины Арагонской с Генрихом VIII и быстро стал, что критически важно, собутыльником молодого человека. Брэндон был обручен в юности с одной из фрейлин Елизаветы Йоркской, а когда она забеременела, отказался жениться, чтобы вступить в брак с ее богатой вдовствующей тетей. Молодой человек продал многие земельные владения тети и аннулировал брак на основании кровного родства, затем вернулся к более молодой женщине и женился на ней. В 1510 году она умерла, Брэндон снова был свободен. В апреле 1513-го Брэндон стал кавалером ордена Подвязки, а уже в мае получил титул виконта Лайла, когда обручился с восемнадцатилетней Элизабет Грей, наследницей баронетства Лайл.

Для кампании 1513 года Брэндон собрал пятнадцать сотен солдат, при осаде Турне возглавил успешный штурм городских ворот, и в награду за смелые действия Генрих передал ему ключи от капитулировавшего города. Представитель Маргариты Австрийской в английской армии докладывал ей, что Брэндон был «вторым королем»; а она внимательно наблюдала за ним.

Маргарита с племянником Карлом провели в английских войсках десять дней, десять дней «большого утешения». (В честь победы Маргарите преподнесли гобелен из шести картин, на которых изображались сцены из «Книги о граде женском» Кристины де Пизан.) Весьма вероятно, что в свите Маргариты Австрийской была Анна Болейн, наблюдавшая такой феномен, как молодой Генрих VIII. Очевидцы сообщали, что однажды Генрих танцевал «со времени окончания банкета почти до рассвета в одной рубашке [то есть без камзола]» с Маргаритой и «придворными дамами» Маргариты.

Однако Маргарита Австрийская, судя по всему, восхищалась не только Генрихом. Перед ее глазами в те десять дней предстали Брэндон и король Генрих – они сражались со всеми, кто выходил на рыцарский турнир, ходили в одинаковых костюмах из пурпурного бархата с золотой отделкой, а на представление, которое показывали после банкета из сотни блюд, они пришли в масках. 20 октября Маргарита с племянником возвратились в Лилль, а их поездку в Турне продолжали обсуждать.

Затем Брэндона возвели в достоинство герцога Саффолка. Возможно, это было наградой за его доблесть во Франции, однако такой взлет для человека подобного происхождения вызвал широкий резонанс за рубежом. Среди шокированных был и Эразм Роттердамский. Некоторые говорили, что Брэндона так стремительно вознесли, чтобы сделать его достойной партией Маргарите: «Ходят слухи, что дочь Максимилиана Маргарита выходит замуж за нового герцога, которого король недавно превратил из помощника конюха в пэра». В мае Брэндон и Генрих снова выступали на турнире, их девиз гласил: «Who can hold that will away» (Кто может держать, будет далеко), возможно намекая, что Брэндон собирается в зарубежное путешествие.

Если Брэндон действительно претендовал на руку Маргариты Австрийской, то выглядело так, будто Генрих поощрял их отношения. Однако король счел разумным выразить свою досаду в письме Маргарите: он пообещал примерно наказать сплетников. Тем не менее он признал, «что в разных местах обычно говорят, что обдумывается брак между вами и нашим очень дорогим и верным сподвижником и советником герцогом Саффолком». Чувства Маргариты проявляют два ее длинных письма, подписанные одной буквой «М» [см. Комментарий к источникам]. «M» не рискнула писать прямо королю или герцогу, как она сказала, «поскольку боюсь, что мои письма могут ненадежно храниться». Во главе угла стояла осторожность, но при всем том уже было поздно что-либо предпринимать, и у Маргариты то и дело проскальзывали истеричные нотки.

За несколько дней пребывания в Турне ее, как она заявила, поразила симпатия короля Генриха к Брэндону, а также «храбрость и достоинства» личности Брэндона («каких, мне кажется, я не встречала в других мужчинах»). Поскольку «он всегда выражал желание услужить мне», она заставила себя «проявить к нему полное доверие и расположенность». Королю Генриху, по всей видимости, это было «очень приятно», он действительно «много раз спрашивал меня, может ли такая благосклонность… перейти в обещание брака». В изложении Маргариты выглядит так, будто именно Генрих убеждал ее в том, что это (то есть брак по любви, когда женщина делает собственный выбор?) есть «образ действий дам Англии и… там не считается грехом». Маргарита отвечала, что «здесь такое не принято, и я буду скомпрометирована, меня сочтут глупой и легкомысленной».

Однако Генрих VIII не принял такого аргумента. Маргарите Австрийской пришлось найти другую причину: она указала, что англичане скоро покинут континент. Этот довод Генрих понял, но предупредил Маргариту, что ей все равно придется выходить за кого-то: «что я еще слишком молода, чтобы оставаться одной; что в его стране дамы снова выходят замуж в 50 и 60 лет». Маргарита настойчиво утверждала, что не собирается опять вступать в брак: «Я перенесла слишком много несчастий с мужьями». Однако Генрих и Брэндон не желали ей верить. Еще дважды, в присутствии Брэндона, Генрих уговаривал Маргариту, снова и снова повторяя, что ее могут просто принудить к браку. Неубежденный ее возражениями, «он заставил меня пообещать, что, как бы ни настаивал мой отец или кто-либо иной, я не пойду под венец [с] господином мира, по крайней мере, до его возвращения или конца этого года».

Что это было? Искренне ли Генрих играл роль Купидона, азартно помогая своему закадычному другу устроить столь выгодный брак? Или он старался не допустить, чтобы Маргарита сделала другой выбор, возможно невыгодный для Англии? А что же чувствовали два главных участника этого дела?

На встрече, похожей на трехсторонние переговоры, «в Турне в моей комнате, однажды вечером после ужина, совсем поздно», Брэндон сказал Маргарите (как она пишет), что он никогда не женится и не заведет «жену или любовницу без моего приказа, а всю свою жизнь будет моим верным покорным слугой». Все эти слова – фигуры речи куртуазной любви; Маргарита Австрийская, выросшая именно в такой культуре, вероятно, увлеклась. Она пообещала «быть для него такой госпожой всю свою жизнь, поскольку он, мне казалось, жаждет всячески мне служить». Однако теперь, сердито проговорила Маргарита, нет и не должно быть никаких разговоров об этом деле, разве что о судьбе нескольких «любезных писем», которые недостаточно надежно хранились.

Все же она не совсем потеряла голову, не настолько, чтобы интересоваться у короля Генриха, не превосходит ли его активность (по любым мотивам) как «trwcheman», или свата, чувства самого Брэндона, или заметить, что многие вопросы, задававшиеся по поводу известного по слухам брака, похоже, больше касаются роли Генриха в нем, чем ее собственной.

Маргарите рассказали, пишет она, что Брэндон похвалялся ее кольцом с бриллиантом, «чему я не могла поверить, поскольку высоко ценила его как человека добродетельного и мудрого». Однако однажды в Турне, «после пира он встал передо мной на колени и, за разговорами и игрой, снял с моего пальца кольцо, надел на свою руку и стал мне показывать, а я засмеялась».

Маргарита заявила Брэндону, что он – laron (вор) и что она никогда не думала, что король держит в своей компании воров. Брэндон не знал слова laron, поэтому Маргарита попробовала фламандское слово dieffe и попросила его (один раз тем вечером, когда он, похоже, не понял ее, и второй раз на следующее утро через короля) вернуть ей кольцо, «поскольку оно слишком известно». Вместо кольца она дала ему один из своих браслетов; менее уличающее известностью ювелирное изделие.

Однако Брэндон снова забрал у нее кольцо в Лилле и не хотел отдавать, говоря, что подарит ей другие кольца, еще лучше. Он «не хотел» понимать ее возражений, и Маргарита могла только просить, чтобы он никогда и никому не показывал эту драгоценность. Она забыла об осторожности. Однако все равно, по сути, дело с кольцом было, или должно было быть, лишь куртуазной игрой: вне всякого сомнения, развлечением, флиртом для женщины, которая еще, как постоянно напоминал ей Генрих VIII, была слишком молодой, чтобы забыть о любви, а вовсе не свидетельством серьезных отношений.

Серьезная часть изложена во втором письме, в котором Маргарита Австрийская обещает продемонстрировать «все неудобства, которые может вызвать это дело». Ее ужасало, что об этом говорят дома, за границей, даже в Германии «совершенно открыто обсуждают торговые гости». Один английский купец осмелился устраивать по этому поводу пари. Хотя она была благодарна Генриху за все, что он сделал, чтобы прекратить разговоры, «тем не менее я вижу, насколько слухи запечатлелись в фантазиях людей… [что] живу в постоянном страхе».

Письмо показывает ее не как могущественную правительницу, способную решать проблемы, а как очень смущенную, все еще юную женщину. Тем не менее Маргарита Австрийская сделала свой выбор: власть выше чувств. Однако в той же ловушке, в которую попалась даже уверенная в себе и опытная Маргарита Австрийская, по всей вероятности, в том же году оказалась и более уязвимая Маргарита Наваррская.

Умная, сложная, самокритичная и конфликтная Маргарита была автором большого количества опубликованных сочинений, в высшей степени необычных для ее времени по погружению, почти всепоглощающему, во внутренний мир женщины. Наиболее известен ее «Гептамерон», цикл рассказов о любви и страсти, которые якобы рассказывает друг другу в дороге группа путешественников. Маргарита написала его в зрелом возрасте. Хотя сочинение и построено по образцу (как и «Книга о граде женском» Кристины де Пизан) «Декамерона» Боккаччо, фрагменты «Гептамерона» содержат столько отголосков реальной жизни, что нельзя полностью отрицать мысль о некоторой автобиографичности произведения [см. Комментарий к источникам].

Почти ровесник Маргариты Наваррской писатель Брантом отождествляет Маргариту и молодого дворянина по имени Гийом Гуффье, сеньора де Бонниве, с главными действующими лицами одного рассказа, в котором описывается сексуальное насилие. Хотя значительная часть сочинений Брантома непристойна до уровня порнографии, его мнение заслуживает внимания, поскольку и его мать, и его бабушка были фрейлинами Маргариты.

Главные герои десятой новеллы «Гептамерона» – Флорида и Амадур: цветочное имя Маргариты и влюбчивый Бонниве? В новелле Амадур был женат на любимой служанке Флориды Авантураде, которая рано умерла – в реальной жизни Бонниве женился на фрейлине Маргариты Бонавентур, и она тоже умерла молодой. Флорида знала Амадура с детства, точно так же реальный Бонниве появился в кругу семьи Маргариты, когда его старшего брата назначили заниматься образованием ее брата Франциска. Это было в юности Маргариты, а в 1513 году Маргарита уже четыре года как состояла в браке, что делало ее идеальным партнером для практически адюльтерного спорта куртуазной любви.

В декабре 1513 года Маргарита с мужем Алансоном приехали к Луизе в Коньяк. Неудачливый Алансон упал с лошади и сломал руку, когда к ним присоединился Франциск со свитой, в которую входил Бонниве. Если события «Гептамерона» в каком-то смысле автобиографичны, то Бонниве встал на путь, «ведущий к запретной цели чести дамы». У персонажей новеллы произошла встреча, на которой Амадур хватает Флориду за руки и «порочно» стискивает ее ступни. «Когда он заговорил, вся его фигура, лицо и выражение глаз страшно изменились. Доброе благородное лицо с нежным румянцем побагровело и исказилось от неистовой жестокости, как будто пламя охватило его сердце и отразилось в глазах». Когда Флорида отвергает его притязания, он заявляет, что просто проверял ее, – знакомый прием куртуазной любви[27]27
  Годы спустя Анна Болейн, уже арестованная, будет тешить себя надеждой, что Генрих просто хочет проверить ее.


[Закрыть].

У Маргариты была сложная и драматичная эмоциональная история[28]28
  Маргарита всю жизнь занималась учреждением больниц и организацией попечения для детей-сирот, поэтому сложно не вспомнить о другой «народной принцессе», которая возмещала недостаток любви в семье, любя весь мир в надежде, что он ответит ей взаимностью.


[Закрыть]. Одно письмо к ее духовному наставнику говорит нам, что в детстве Луиза Савойская так «била и ругала» Маргариту за какие-то «глупые проступки и ложь», что девочка не могла поверить, что мать действительно любит ее. Однако широкое распространение сексуального насилия в сочинениях Маргариты может указывать и на особую проблему или травму. Рассказчица в «Гептамероне» Парламанта предупреждает своих слушательниц о вероломстве мужчин: «Любовь женщины зиждется на Боге и чести… А у большинства [мужчин] ищет удовольствия, до такой степени, что женщины, не понимающие греховных намерений мужчин, иногда позволяют завлечь себя слишком далеко».

Наверное, как Маргарита Австрийская, Маргарита Наваррская получила болезненный урок. Конечно, здесь был урок и для Анны Болейн тоже, хотя лишь время покажет, хорошо или не очень она его усвоила.

8
Флодден

Шотландия, Англия, 1513 г.

Та же борьба Франции с соседями, которая привела Чарльза Брэндона за Ла-Манш, шла и на Британских островах, и она будет продолжаться всю первую часть XVI столетия. Куда шла Франция, туда обычно следовала и ее старая союзница Шотландия, тогда как в Англии Екатерина Арагонская была одним из главных сторонников войны против Франции, старинного врага ее отца из Арагона.

Как сформулировал венецианский посол, «король решительно настроен на войну, а Тайный совет против; королева хочет войны, и самые мудрые советники в Англии не могут противостоять королеве». Однако возобновление многовекового конфликта между Англией и Шотландией сильно поссорит Екатерину Арагонскую с сестрой мужа Маргаритой Тюдор, супругой короля Шотландии.

Когда Генрих VIII отправился воевать во Францию летом 1513 года, Екатерину оставили «регентом и правительницей» Англии, пусть и при Совете пэров, который должен был ей помогать. Назначение Екатерины, вполне вероятно, вызывало сомнения. Полвека назад, когда жена Генриха VI Маргарита Анжуйская попыталась взять на себя правление во время его недееспособности, результатом стала борьба за власть, которая вылилась в гражданскую войну – началась война Алой и Белой розы.

«К тому же большое извращение / ставить женщину правительницей страны», – говорилось в популярной песенке, а описания Маргариты Анжуйской как «опытной и смелой женщины» сочетались с оскорбительными инсинуациями по поводу ее сексуального поведения. Однако процесс восшествия на престол уже Генриха VIII (как написали в The Garter Herald) «контролировался матерью покойного короля» – матерью Генриха VII Маргаритой Бофорт. Влияние Екатерины на политику ее супруга являлось признанным, пусть и не очень желательным, фактом. В любом случае теперь еще и замаячила война.

Шотландский «старый альянс» с Францией тоже поставил страну на курс, грозящий конфликтом со Священным союзом, в который входила Англия, втягивая два соседних острова в войну друг с другом. Екатерина сама – точно так же, как ее мать Изабелла Кастильская – сопровождала английскую армию на север, когда шотландцы воспользовались отсутствием Генриха и вторглись в пределы Англии. Педро Мартир де Англерия, историк и учитель при испанском дворе, слышал, что, «подражая своей матери Изабелле», Екатерина произнесла волнующую речь, чтобы сплотить войска. Она говорила, что солдаты «должны быть готовы защитить свои земли, что Господь улыбается тем, кто защищает свою собственность».

Она писала в Нидерланды (ее письмо было адресовано приобретающему вес Томасу Вулси, который находился там с королем Генрихом), что занимается «изготовлением штандартов, девизов и отличительных знаков». Она также написала Маргарите Австрийской и попросила отправить к Генриху доктора. Как ее мать Изабелла до нее, Екатерина с головой погрузилась в серьезную подготовку к войне. Она собрала войска и деньги для похода на север – артиллерию, продовольствие и корабли – и заметила Вулси: «Мое сердце радуется такой работе».

Граф Суррей держал первую линию обороны на севере, вторая волна войск стояла в Центральных графствах Англии. Однако сама Екатерина (она везла в багаже легкий золотой шлем с короной) подготовилась при необходимости командовать третьей волной, находившейся дальше на юге, несмотря на тот факт, что снова была на первых месяцах беременности. События не потребовали применения ее войск, но такая вероятность казалась достаточно реалистичной венецианскому послу в Лондоне, чтобы он доложил, что «наша королева тоже выступила против шотландцев с большим войском примерно в ста милях отсюда».

Пыл Екатерины Арагонской резко контрастировал с чувствами Маргариты Тюдор, которую Екатерина знала с десяток лет назад, когда впервые приехала в Англию, и к которой испытывала теплые чувства.

Маргарита Тюдор всегда серьезно относилась к идее, что ее миссия – установить более близкие отношения между Англией и Шотландией, но эта мечта становилась все слабее с самого начала правления ее брата. Супруга Маргариты Якова IV ужасал антифранцузский альянс, сформированный Англией и ее союзниками, включая Испанию, Священную Римскую империю и папский престол. Яков писал – и настоял, чтобы Маргарита написала, – коронованным особам Европы, заклиная их сохранять мир.

Желанным событием весной 1512 года стало рождение второго сына. Однако надежды Маргариты Тюдор на англо-шотландский союз казались далекими от воплощения и стали еще более эфемерными, когда французская королева Анна Бретонская прислала Якову свою перчатку и письмо с просьбой быть ее сторонником. Маргариту шокировало, что супруг слишком серьезно принял этот жест из рыцарских игр. Впоследствии рассказывали, что она видела во сне, как его сбрасывают со скалы, а ее брильянты прямо на глазах превращались во вдовий жемчуг.

Какие-то семейные связи поддерживались; посланник, приехавший на север поговорить с Яковом, также привез письмо от Генриха Маргарите. Не так давно, когда Маргарита была беременна выжившим мальчиком, Генрих и Екатерина прислали ей пояс Богоматери из Вестминстерского аббатства. Однако когда за обедом Маргарита засыпала посланника вопросами о брате, которого она не видела десяток лет, и рассказывала, с каким энтузиазмом и муж, и брат строят флот, этот человек подумал, что муж поручил ей выведать военно-морские секреты. Неудивительно, что посланник сообщал, что Маргарита «с трудом» завершила встречу.

Провал Договора о вечном мире между Англией и Шотландией – к этому моменту совершенно неизбежный – был тем более удивителен, что Маргарита Тюдор и ее шотландский сын по-прежнему являлись престолонаследниками Генриха VIII. Английский король находился во Франции, когда прибыл шотландский посланник с декларацией об объявлении войны. Генрих взревел, что Яков IV предатель, что «истинный владелец» Шотландии он сам, намекая на претензии многовековой давности, а Яков управляет страной только как вассал, по феодальной присяге. Это ему «придется, женатому на сестре короля Англии, снова назвать английского короля своим союзником, – кричал Генрих. – Меня ничего не заботит, кроме плохого отношения к моей сестре, пусть бы Божьей волей она была в Англии на условиях, что не будет стоить шотландскому королю ни пенни».

Предусмотрительный Яков IV, не дожидаясь ответа Генриха VIII, начал собирать армию. По дороге к войскам он заехал в Линлитгоу увидеться с Маргаритой, которая (как и Екатерина) переживала первые муки следующей беременности. Он не принял во внимание снов Маргариты о его гибели и ее мольбы не ехать на войну: «Это не сон. Вам придется воевать с большим народом». Если она действительно произнесла эти слова, то сделала это не только с ужасом, но и с гордостью, поскольку англичане были и ее народом тоже. В Линлитгоу есть башня, с которой, как говорит еще одна романтическая история, Маргарита с напряжением смотрела на юг, чтобы увидеть возвращение Якова. Однако также говорят, что она настолько была уверена в том, что случится в тот день, что даже не послала осмотреть поле сражения у Флоддена, где 9 сентября сошлись две армии.

Потери шотландцев были ужасающими; по всей вероятности, погибло не меньше 10 000 человек. Екатерина из Англии с ликованием писала Генриху о победе, послав супругу плащ убитого шотландского короля Якова IV. Она отправила бы и самого короля (в качестве пленника или в виде трупа?), писала она, «но сердца наших англичан не вынесут такого».

Когда известие о гибели мужа, преодолев 140 миль, добралось до Маргариты Тюдор в Линлитгоу, двадцатитрехлетняя беременная вдова не стала терять времени, она действовала и быстро, и решительно. Хотя боевые действия шли значительно южнее границы, английская армия вполне могла пойти внутрь Шотландии. Маргарита увезла полуторагодовалого сына, нового Якова V, подальше, в свой замок Стерлинг, где каменистые скалы позволяли чувствовать себя в большей безопасности. В замке Якова V короновали 21 сентября, уже через 12 дней после гибели отца. Церемония стала известна под названием «Траурная коронация».

После трагедии при Флоддене в живых осталось только 15 светских лордов и горстка епископов, которые могли помочь Маргарите управлять страной. На собранном совете, всего из 23 человек, спешно зачитали и утвердили завещание Якова, составленное им перед отъездом из Линлитгоу, в котором Маргарита назначалась регентом своего сына. В конце концов, всего полвека назад Шотландия видела другую королеву-консорта – Марию Гелдерскую в роли регента сына, девятилетнего Якова III. Маргарите предстояло стать «опекуном по завещанию» новому Якову V, хотя она не должна была действовать без полномочного представительства лордов, которые постоянно будут рядом, чтобы обсуждать все вопросы.

Во время крушения страны Маргарита Тюдор и Шотландский совет стремительно предпринимали меры, чтобы восстановить порядок. В октябре было разослано королевское воззвание, запрещающее грабить дома и домогаться женщин, оставшихся там без защиты мужчин (а таких оставалось очень много). Стерлинг и другие крепости укрепили, но, несмотря на все усилия, вряд ли у шотландцев хватало солдат для гарнизонной службы.

Однако очень быстро в рядах шотландской власти стали проявляться разногласия. Когда Маргарита написала папе римскому письмо с предложением своих кандидатов на несколько епархий, оставшихся без епископов, после их гибели в сражении при Флоддене, возникло раздражение, что она не обсудила свой выбор с лордами. Еще более серьезные расхождения обнаружились по поводу политики в отношении Англии, войска которой по-прежнему (в качестве карательной меры) жгли поля и опустошали селения вдоль шотландской границы. Некоторые более молодые лорды желали продолжать войну и отомстить за своих родственников. Чтобы выполнить задуманное, они рассчитывали на помощь своей традиционной союзницы – Франции. Кроме того, им требовался военачальник, а само собой разумеющимся кандидатом являлся человек, который сейчас (поскольку у малолетнего Якова V не было родных братьев и сестер) считался наследником престола Шотландии.

Джон Стюарт, герцог Олбани, кузен Якова IV, всю свою жизнь провел в изгнании во Франции, его отца сослали за попытку захватить шотландский трон. Теперь многие лорды полагали, что следует его вернуть. 26 ноября совет обратился к французскому королю с просьбой отправить Олбани домой в Шотландию «для защиты страны». Предполагалось, что Маргарита продолжит быть правительницей страны и опекуном маленького короля, за которым необходимо «наблюдать, как предусмотрено в завещании покойного короля». Этот ход привел в ужас Генриха VIII. Английский король был убежден, что Олбани легко может свергнуть беззащитного младенца-монарха; может тайно увезти его на Внешние острова, а там сделать с ним что угодно, как, по общему мнению, его двоюродный дед Ричард похитил своих племянников, «принцев в Тауэре». Генрих считал себя кровным защитником своего шотландского племянника. Однако шотландцы смотрели на ситуацию совсем иначе.

Маргарита Тюдор, по всей вероятности, испытывала конфликт лояльности; конфликт, знакомый многим королевам-консортам, но в этом случае конфликт был острее, чем у других, поскольку ее супруга убили солдаты брата. Тем не менее в обстоятельствах, сложившихся для нее столь неожиданно, Генрих оставался единственным человеком, который мог бы защитить ее саму и ее сына. Шотландцы, в свою очередь, должно быть, смотрели на Маргариту с двойственным чувством. С одной стороны, она была их королевой, супругой некогда любимого шотландского короля и матерью их теперешнего правителя. С другой – она была сестрой Генриха VIII, который стал причиной гибели того самого шотландского короля, нанес всем шотландцам поражение и унизил их. Послание Генриха сестре было тактично опосредованным – золовка Маргариты Екатерина Арагонская посылает ей привет – но чем больше Маргарита Тюдор, казалось, ждала от брата помощи, тем сильнее нарастал раскол во мнениях о ней.

Несмотря на свой триумф, Екатерина выражала личную симпатию Маргарите. «Королева Англии из любви к королеве Шотландии с радостью отправит слугу, чтобы поддержать ее». Маргарита ответила просьбой к Екатерине напомнить о ней Генриху. Через несколько недель после сражения при Флоддене Екатерина действительно отправила в Стерлинг монаха Бонавентура Лэнгли, чтобы обсудить перемирие. Как можно видеть снова и снова, личное, женское было прикрытием политического. По одной из версий, Маргарита считала, что война могла бы не произойти, если бы она имела возможность встретиться с золовкой, которую знала при английском дворе: «Если бы мы увиделись, кто знает, что Господь сделал бы нашими руками?» Однако дружеские отношения с королевой Англии все же могли сослужить плохую службу шотландской королеве.