Текст книги "Остров надежды"

Глава 2

– А что еще можно там делать, кроме как сажать сахарный тростник или табак? – осведомилась Нора.

Она сидела в изящном кресле в гостиной леди Вентворт, жеманно держа ручку чайной чашки между большим и указательным пальцами. С тех пор как королева Анна несколько десятилетий назад представила обществу этот горячий напиток, его стали подавать во всех лучших салонах Англии. Как обыкновенно делало большинство дам, Нора щедро сдобрила чай сахаром – к вящему удовольствию хозяйки, которая в каждой чашечке сладкого чая усматривала вклад в укрепление своего благосостояния.

– Однако табак не особенно оправдал себя, – терпеливо ответствовала леди Вентворт.

Многочисленные вопросы молодой дочери купца забавляли ее. Нора Рид, казалось, была исполнена решимости, видя свое будущее только в колониях. Леди Вентворт сожалела, что ее сыновьям было всего лишь восемь и десять лет. Маленькая Рид была бы прекрасной партией, а то, что она не дворянка, леди вряд ли волновало. В конце концов, ее собственный муж тоже купил дворянский титул. Уже давным-давно не нужно было жениться или проходить сложную процедуру посвящения королем в рыцари, чтобы обрести принадлежность к пэрам Англии. При этом последнее было доступно даже сахарным баронам. За соответствующую плату – подарки, поддержку флота или другую благотворительную деятельность в пользу короны – король признавал, насколько старательно там, на другом конце земли, люди заботились о благосостоянии королевства.

– В табачных делах Виргиния и другие колонии в Новом Свете стараются добиться лучшего качества. Однако сахарный тростник нигде не растет так хорошо, как на наших островах. При этом, конечно, возникают и определенные расходы…

Леди Вентворт вовремя спохватилась – ведь перед ней сидит дочь купца. Если она будет восторженно распространяться о том, как легко выращивать сахарный тростник на Ямайке, Барбадосе и Виргинских островах, то отец Норы, вероятно, постарается занизить цены.

– Одни рабы чего стоят!

– Но мы, собственно, не хотели бы держать рабов, – заметила Нора тихо, но вполне откровенно.

Об этом она тоже говорила с Саймоном, и он полностью поддержал ее.

– Это… это не по-христиански.

Леди Вентворт, решительная женщина тридцати с небольшим лет, чья дородная фигура, казалось, вот-вот разорвет корсет и платье, засмеялась.

– Ах, дитя мое, – парировала она, – вы же не имеете ни малейшего понятия об этом. Церковь же, к счастью, преподносит все это совершенно реалистично: если бы Бог не хотел, чтобы черные работали на нас, он бы не создал их. И если вы хотя бы раз побываете по ту сторону океана, мисс Рид, вы это тоже признаете. Климат там не приспособлен для белых людей: слишком жарко, слишком влажно. Никто не может там долго работать. А вот негры – наоборот, для них это нормально. Мы обращаемся с ними хорошо. У них есть еда, мы даем им одежду, они…

Леди Вентворт прервалась на полуслове. Казалось, ей больше нечем продолжить этот небогатый список.

– Священник даже читает им Евангелие! – в конце концов воскликнула она с триумфальным видом, как будто ради одного этого стоило тяжко трудиться на протяжении целой жизни. – Пусть даже они не всегда умеют это оценить. Там царят такие ритуалы, деточка, – это ужасно! Когда они заклинают своих старых богов… Без сомнения, Богу угодно, чтобы мы их ограничивали. Но давайте поговорим о более приятных вещах, мисс Рид.

Леди потянулась за пирожным.

– Может быть, у вас уже есть конкретный план выйти за кого-нибудь замуж на наших чудесных островах? И что говорит ваш отец о ваших планах переселиться туда?

На эту тему Нора говорить не хотела и вместо этого еще раз попыталась разузнать об альтернативах.

– А как обстоят дела с купцами на островах? – спросила она. – Скажите, нет ли… хм… Посредников или кого-то подобного, которые…

Леди Вентворт отрицательно махнула рукой.

– Не в таком количестве, которое заслуживало бы упоминания, дитя мое. Пара капитанов занимаются импортом, скорее всего, на свой страх и риск, но обычно мы торгуем с родиной напрямую.

Это, в принципе, не представляло никаких трудностей, поскольку большинство плантаторов имели один или даже несколько домов в Англии. Вентвортам, например, принадлежал не только этот изысканный городской дом, но еще и загородное поместье в Эссексе. В больших семьях практически всегда один из мужчин жил в Англии и мог вести переговоры с купцами. Если картель, конечно, сразу же не добивался договоренностей о ценах, обязательных для всех.

Нора прикусила губу. Леди была права: торговля сахарным тростником не нуждалась в торговых домах на Ямайке или Барбадосе.

– Естественно, пара купцов имеется, – немного погодя добавила леди Вентворт, – в особенности на больших островах, в городах. Ведь самые важные товары завозят обычно с родины… – Короткими жестами она указала на ценную мебель своего дома, которая определенно ни в чем не уступала меблировке ее дома на плантации, на картины на стенах и, не в последнюю очередь, на пышное домашнее платье, объемные рюши которого свешивались на подлокотники ее кресла. – Но, естественно, и на островах есть портные, пекари, лавочники… – По выражению лица леди Вентворт было видно, что она весьма невысокого мнения о данном слое населения. – Конечно, их деятельность невозможно сравнить со значительностью такого торгового дома, как дом вашего отца.

Нора подавила вздох. Плохие перспективы для нее и Саймона, в особенности учитывая то, что ее любимый совершенно не годился на роль пекаря, закройщика или хитрого владельца какой-нибудь лавки. Что касается самой Норы, то она вполне могла себе представить, что при необходимости встанет за прилавок и будет болтать с женщинами в Кингстоне или Бриджтауне, показывая им свои товары. Но робкий воспитанный Саймон… Услышав первую по-настоящему сочную сплетню, он тут же смущенно удалится восвояси.

Саймон, запыхавшись, вошел в старую контору Томаса Рида на северном берегу Темзы. Контора сия была довольно мрачной, особенно помещения для писарей и секретарей – маленькие, с едва освещенными письменными столами. В таких условиях пожилым служащим зачастую было весьма непросто разбираться в цифрах. Однако личный кабинет Томаса Рида с удобными креслами для посетителей и клиентов украшали высокие окна, открывающие вид на реку. И в этот день, казалось, Рид тоже кого-то принимал. Когда, стоя в коридоре перед кабинетом, Саймон с трудом стягивал с себя пальто, он услышал раскатистый голос купца и другой голос, не менее громкий, с шотландским акцентом.

– Боже, Рид, только не надо внушать мне моральные сомнения! У нас дела обстоят еще терпимо – на других островах законы намного строже. Датчане разрешают живьем сжигать строптивых негров! Такая жестокость, естественно, не приличествует честным британцам, однако дисциплина быть должна. Тогда на Барбадосе можно выжить даже в качестве раба. – Говоривший засмеялся. – Я это точно знаю. В конце концов, я сам был одним из них.

Саймон наморщил лоб. Это звучало интересно. О белых рабах на островах он никогда не слышал. А посетителя он уже узнал по гербу, который украшал выставленную в коридор сумку. Ангус Мак-Эрроу – с недавних пор даже лорд Феннилох. Саймон вспомнил, что Томас Рид выступил посредником при покупке им места в парламенте. Теперь, видимо, шотландец, который называл плантацию в Барбадосе своей собственностью, нанес ответный визит. Из сумки торчала пара бутылок самого лучшего темного рома, а по голосам мужчин можно было понять, что еще одну из них они уже открыли.

– Я могу туда зайти? – нервно спросил Саймон одного из старших служителей в бюро. В конце концов, ему нужно было отдать хозяину письмо.

Мужчина великодушно кивнул ему.

– Судя по тону их разговора, непохоже, что они обмениваются какими-то секретами.

Саймон осторожно постучал в дверь, чего, очевидно, не услышали ни его работодатель, ни гость, потому что в это время Рид как раз громогласно расхохотался.

– Вы, Мак-Эрроу? Раб на плантациях сахарного тростника? Среди толпы черных парней? – В голосе его звучало недоверие.

– Я же вам говорю!

Саймон услышал хрустальный звон. Судя по всему, они снова налили себе рома.

– Тогда, конечно, это называлось не так. Тогда чаще говорили о наемных рабочих на плантациях. И среди негров мы тоже не жили. Их завезли позже. Но речь шла об одном и том же: я вкалывал целых пять лет, горбатился на одного из первых плантаторов и в конце концов получил за это кусок земли. Тогда многие так делали, пока на острова не завезли множество чернокожих. Поверьте мне, некоторые из сегодняшних сахарных баронов начинали в качестве бедных рабочих. Только большинство в этом никогда не признается, не говоря уже об их потомках. Впрочем, многие из этих белых рабов не доживали до старости. Времена принудительной работы были тяжелыми, а потом приходилось вкалывать и на своих плантациях. Так что, пока рос сахарный тростник и взрослели дети… В общем, для них все закончилось быстро. Они в прямом смысле слова загнали себя работой в гроб. Зато их внуки теперь живут, как короли!

– Это интересно, – сказал Рид. – Я даже не знал. Один момент, извините. Войдите!

Третья попытка Саймона достучаться была наконец услышана. Молодой человек робко проскользнул в комнату и поклонился Томасу Риду и Ангусу Мак-Эрроу.

– Милорд… – смущенно начал он.

На широком красном лице Мак-Эрроу засияла улыбка.

– Добрый день, молодой человек! Саймон Грин… Как там вас? Это вы готовили мою вступительную речь при дворе? Правильно? Удачно, очень удачно, молодой человек! Пожалуйста, проходите, присаживайтесь к нам, выпейте с нами глоток, похоже, он вам не помешает. Что вы делали? Занимались плаванием? – И он захохотал над своей собственной шуткой.

Волосы Саймона все еще были влажными, а тщательно выглаженные утром рюши рубашки свисали как попало и представляли собой довольно жалкую картину.

– Вы были у Раундботтома, Саймон, не так ли? – вспомнил мистер Рид о своем поручении. – Но, Боже мой, вы что, по этой погоде бегали туда? Молодой человек, ведь вы же могли нанять карету!

Томас Рид, большой, тяжелый человек, имеющий при этом удивительно тонкие черты лица, окинул своего молодого секретаря сочувствующим и одновременно пренебрежительным взглядом. Порой Саймон казался ему каким-то нежизнеспособным – очень хорошо воспитанный, прекрасный писарь и бухгалтер, это да. Ну а в остальном… С его-то аккуратностью, он что, не мог купить себе новую одежду? А во время дождя нанять карету? Это выглядело так, словно Рид был не в состоянии обеспечить своим людям достойное жалованье!

Саймон потупился под недовольным взглядом зеленых глаз Рида. Они были такими же настороженными, как и глаза его дочери Норы, но скорее испытующими, чем нежными, а морщинок от смеха вокруг них не было вовсе. У Норы, конечно, позже такие морщинки появятся…

Саймон задумчиво улыбнулся, представив себе, как интересно будет наблюдать за ее старением. Когда-нибудь в ее золотисто-янтарные волосы прокрадутся белые ниточки, такие же, как в пышном чубе ее отца. А Саймон будет подшучивать над ней, мол, ей теперь не нужно пудрить свои волосы, и тем не менее он всегда будет ее любить.

– Что вы так уставились, Саймон? Вы ведь принесли ответное письмо мистера Раундботтома или нет? Чего вы еще ждете?

Томас Рид требовательно протянул руку.

– Выпейте сначала глоточек! – ободряюще сказал Мак-Эрроу и действительно, к ужасу Саймона, протянул ему стакан, наполненный дурманяще пахучей жидкостью янтарного цвета. Ром из Барбадоса – без сомнения, прекрасного качества.

Однако Саймон не мог, как равный, пить вместе с Томасом Ридом! К тому же в рабочее время. Он помедлил и сначала вытащил письмо купца Раундботтома. Он прятал его во внутреннем кармане пальто, чтобы таким образом уберечь от дождя.

– Ну, сделайте же нам одолжение!

Томас Рид взял письмо и решил его дилемму легким кивком головы в направлении Мак-Эрроу и стакана, который тот протягивал Саймону. Разумеется, писарей не полагалось угощать роскошными напитками, но Томас не хотел сердить шотландца. Саймон сделал маленький глоток и почувствовал, как крепкий сладковатый напиток согрел его горло, а затем приятное тепло распространилось по всему телу. В отличие от обычного рома, этот оказался ароматным, очень мягким и приятным на вкус.

– Пронимает почти как бренди, не так ли? – спросил Мак-Эрроу, ожидая аплодисментов. – С моей плантации. Специальный метод перегонки, мы…

– Вы лучше сначала расскажите о вашем необычном способе приобретения земли, Мак-Эрроу, – перебил его Рид к радости Саймона, который посчитал тему белого рабства намного интереснее вопросов изготовления рома. – Что, и сегодня так тоже делается? Ну, я имею в виду вот это?

– Рабство за плату? – спросил Мак-Эрроу и снова взял в руку свой стакан. – Ну, там особо рассказывать нечего. Чаще всего все происходило очень пристойно, плантаторы ведь были неплохими ребятами. Конечно, они прибирали к рукам все, что могли заполучить. Эти пять лет на плантации были тяжкими, причем мне еще повезло – через три года завезли первых негров, и мне впоследствии разрешили обучать их и присматривать за ними. Это было намного легче. И с хозяином мне тоже повезло – он уступил мне хороший участок и еще двух рабов, и потом мне удалось продать свой урожай вместе с его сбором. Разумеется, так было только поначалу – сейчас у меня уже больше земли, чем у него или, скорее, у его сыновей. К сожалению, от них мало толку, поэтому сейчас мне самому пришлось купить место в парламенте. Молодые Дрюсы доведут дело жизни своего отца до банкротства…

– И такое существует до сих пор?

У Саймона чуть не вырвался тот же вопрос, который только что задал Рид, но он вовремя прикусил язык. Собственно говоря, ему не полагалось даже присутствовать при такой доверительной беседе торговых партнеров, не говоря уже о том, чтобы участвовать в ней на равных. Однако, когда Мак-Эрроу заговорил, писарь слушал с таким же интересом, как и Рид.

– Сегодня такого почти нет, – сказал он, – хотя бы потому, что никто уже не заинтересован в том, чтобы возникало все больше и больше плантаций. Если предложение будет слишком большим, то цены упадут. Извините, мистер Рид, но мы, плантаторы, естественно, хотели бы это предотвратить. В отдельных случаях еще бывает слышно о таких наемных рабочих, но тогда хозяева, конечно, ожидают, что человек возьмет на себя обязательство работать как минимум семь лет. Под конец они зачастую просто обманывают рабочих. Нет, нет, все решилось, когда появились негры. Причем мы как раз говорили на эту тему – им у нас не так уж и плохо, они работают не больше, чем мы в свое время.

«Однако они работают всю жизнь, и у них нет никаких гарантий, что в конце концов они хоть что-то получат в собственность», – подумал Саймон и прикусил губы. У него был срочный вопрос, рвавшийся наружу, но Рид уже кратко набросал ответное письмо и протянул его помощнику. Явный намек уходить. Письмо надо было подшить и составить соответствующий договор, обещанный в его тексте.

Саймон поблагодарил Мак-Эрроу за ром и покинул помещение, чтобы занять свое место за письменным столом в соседней комнате. Однако он прислушивался к голосам в кабинете Рида и выскользнул в коридор, когда шотландец наконец попрощался с хозяином.

– Мистер Мак-Эрроу… э… милорд… Разрешите мне задать вам еще один вопрос?

– Да хоть десять, молодой человек! – Мак-Эрроу снисходительно усмехнулся. – Не стесняйтесь, спрашивайте, времени полно, до завтрашнего дня никаких переговоров у меня нет.

Саймон собрал все свое мужество.

– Если какой-нибудь молодой человек по ту сторону океана… На островах Ямайка, Барбадос… То есть, если там ему захочется чего-то добиться… Скажите, неужели нет никаких надежд?

Мак-Эрроу испытующе посмотрел на юношу, и на лице его снова появилась ухмылка.

– Вы терпеть не можете дождя, так ведь? – понимающе спросил он. – Согласен, мне он тоже уже надоел. Но острова… Да, конечно, вы можете поработать на плантации. Мы больше не берем белых в качестве рабочих, но нам нужны надзиратели. Только вот подходите ли вы для этого? Такой парнишка, как вы… У вас такой вид, будто малейший порыв ветра может свалить вас с ног.

Саймон покраснел. Он никогда не был физически сильным, но за последние месяцы действительно заметно похудел. Он ел слишком мало, и упорный кашель тоже отнимал у него силы. Вот если бы он постоянно находился в тепле… Конечно, плантаторы предоставляют своим надзирателям жилище. Деньги, которые он сейчас отдает за кишащую клопами комнату в Ист-Энде, он мог бы тратить на питание.

– Это обманчивое впечатление, милорд, – твердо заявил он, – я могу работать, я…

– По тебе не скажешь, что ты мог бы размахивать плеткой. – Саймон вздрогнул не столько из-за смысла услышанного, сколько от внезапного перехода на «ты». Однако тут же смекнул, что в качестве работника на плантации он не может настаивать на том, чтобы с ним обращались, как с джентльменом.

– С неграми следует обходиться именно так, – невозмутимо продолжал Мак-Эрроу. – А в трудных обстоятельствах тебе, возможно, придется даже повесить кого-то из них. А с этим ты не справишься, малыш!

Шотландец, желая, наверное, несколько смягчить свои слова, дружески похлопал Саймона по плечу, но молодой дворянин удивленно посмотрел на него. Отхлестать плетью? Повесить? Это звучало так, словно речь шла о работе палача!

– Нет, если ты вообще на что-то годишься, так только на работу в управлении. Но такие должности при короне просто так не даются, это место надо покупать или… хорошо знать кого-то, кто знает еще кого-то.

Мак-Эрроу покачал головой, увидев расстроенное лицо Саймона.

– Можешь, конечно, попытаться стать матросом, – в конце концов сказал он. – Однако там я тоже не вижу особых радостей для тебя. Всем нужны крепкие, сильные парни, а не такие субтильные юноши, как ты. Нет, лучше оставайся здесь, малыш, и корпи над своими счетами. Может быть, сочинишь еще какую-нибудь речь для старого Мак-Эрроу. Та речь была очень удачной, парень. Почти такой, как будто ее писал сам пэр!

С этими словами плантатор взял свою треуголку, однако вовремя опомнился и не стал водружать ее на объемный парик, а в соответствии с обычаем взял шляпу под мышку, прежде чем выйти на улицу под дождь. Карета с его гербом уже ждала у порога. Свежеиспеченный лорд не промокнет.

Глава 3

– Ничего не поделаешь, нам придется все рассказать отцу! – сказала Нора.

Наконец-то снова наступил ясный день, почти что летний, хотя листва на деревьях в парке Святого Джеймса успела окраситься в осенние цвета. Уже вечерело, когда Саймон вышел из конторы, чтобы тайно встретиться со своей возлюбленной, и, надо сказать, похолодало. Смеркалось. Нора слишком поздно узнала в двух дамах, идущих им навстречу по удаленной тропинке парка, своих знакомых. Она едва успела схватить Саймона за руку и утащить за живую изгородь, до того как леди Пэнтвуд и ее подруга успели рассмотреть их.

Нора захихикала, когда те прошли мимо, однако Саймон обеспокоился. В их тайной любви он не усматривал волнующего приключения, в лучшем случае для него это был вызов. С несчастным видом он рассказал подруге о беседе с мистером Мак-Эрроу, приведшей его в угнетенное состояние духа. Ее это не особо удивило. Она добавила к этому то, что узнала от леди Вентворт.

– Этот Мак-Эрроу прав, – поеживаясь, заключила Нора.

Хорошая причина для того, чтобы потесней прижаться к Саймону, который обнял ее, защищая от холода, и наклонился к ней поближе, чтобы поцеловать ее волосы.

– Конечно, ты не можешь бить негров! Этого еще не хватало! Что это за люди, называющие себя лордами, леди и джентльменами! Я не верю, что Бог создал негров для того, чтобы они возделывали сахарный тростник для нас. Тогда он сразу бы послал их на острова, и их не нужно было бы завозить из Африки. На кораблях, как говорит мой отец, им приходится очень плохо. Там негров заковывают в цепи!

Томас Рид не участвовал в торговле рабами, но опосредствованно зарабатывал на эксплуатации чернокожих. В конце концов, он торговал сахаром, табаком и другими колониальными товарами, а без рабов там не обрабатывалась ни одна плантация. Однако покупать и продавать людей, ловить их, загонять в корабельные трюмы, заковывать в цепи, хотя их не судил ни один суд, – Томас Рид считал, что это несовместимо с его христианской верой. И ему было все равно, разделяют люди его мнение или нет.

– Но другой работы там нет, – подавленно сказал Саймон, и Нора почувствовала, что пора перевести разговор на тему «покаяния» перед отцом.

– Мы должны сказать папе, что любим друг друга. Ты должен открыто попросить моей руки, а затем мы найдем какое-нибудь решение. Я убеждена, что отец что-нибудь придумает. Если я скажу, что хочу поехать в колонии, он поможет мне!

Нора искренне верила не только в эту возможность, но и в то, что ее отец изъявит готовность выполнить любое ее желание. Без сомнения, она была избалованным ребенком. После ранней смерти жены Томас Рид сосредоточил всю свою любовь на дочери.

– Слушай, мы сделаем это прямо завтра! Ты купишь цветов… Они не очень дорогие, можно купить их на Чипсайд, а если у тебя нет денег…

Саймон нежно улыбнулся. Как ни крути, у Норы явно были практические наклонности. Если он не мог позволить себе романтический жест, то она без всяких жалоб спокойно отказывалась от романтики. Она даже была согласна сама нарвать себе цветов для свадебного букета.

Он еще раз прижал ее к себе.

– Любимая, дело не в пучке цветов! Давай подождем еще пару недель, хорошо? Может быть, появится еще какая-нибудь возможность… Этот Мак-Эрроу, например. Если у него возникнет идея остаться в Лондоне и выступить с речью в парламенте, то ему может понадобиться личный секретарь. А потом в этом же качестве он мог бы взять меня с собой на Барбадос. Кроме того, через два месяца я по крайней мере смогу выплатить этот проклятый кредит за свадьбу Саманты. Боже мой, Нора, я же не могу в этом поношенном костюме появиться на глаза твоему отцу, чтобы просить твоей руки!

Нора засмеялась и поцеловала его.

– Любимый, я же выхожу замуж не за твои сюртук и брюки!

Саймон вздохнул. На это замечание Томас Рид, без сомнения, нашел бы что сказать. Однако Саймону все-таки удалось немного отодвинуть планы Норы на потом. Когда-нибудь должно было, наверное, случиться чудо… Саймон взял девушку за руку и повел ее к небольшому озеру посреди парка, над которым уже клубился туман. Деревья отбрасывали длинные тени.

– Сейчас я возьму для нас лодку и поплыву с тобой к островам, – решил он. – Для этого мне нужен всего лишь один пенни. Мы можем представить себе, что это наш остров в южном море, волны разбиваются о берег…

– А еще мы можем совершенно спокойно целоваться! – засияла Нора. – Прекрасная идея, любимый. Ты же умеешь грести? Все лорды и виконты умеют управляться с веслами или нет?

Если быть честным, то опыт Саймона в обращении с веслами ограничивался парой достаточно беспомощных попыток управлять самодельным плотом на озере в Гринборо. Он никогда не учился настоящей технике гребли, но теперь, управляя лодкой, старался изо всех сил, и ему удалось не опрокинуть ее. Однако его частый кашель, который невозможно было подавить, поскольку он орудовал веслами, очень обеспокоил Нору.

На следующей неделе дела влюбленных, конечно, не стали лучше. Наоборот, позднее лето уступило место неуютной осени, и Саймон промерзал до самых костей в своей влажной нетопленой комнате. Зато в конторе Томаса Рида всегда щедро горел огонь в каминах, что, увы, было обычным делом далеко не везде. Некоторым писарям в больших торговых домах приходилось держать перья в скрюченных, замерзших руках, не снимая перчаток, и при этом они заболевали подагрой. Саймон облегченно вздохнул, когда отослал своей матери последние деньги – остаток долга за приданое Саманты. Но тут же озаботился снова. Дело в том, что почти одновременно ему пришло письмо из Гринборо, в котором его мать радостно сообщала о беременности Саманты. Как она надеялась, до рождения ребенка с помощью дальнейшей поддержки со стороны Саймона ей удастся выкупить фамильный серебряный подсвечник, в котором до сих пор, по традиции, стояли свечи каждого отпрыска семейства Гринборо при крещении.

Таким образом, Саймон снова вынужден был посылать ей деньги, хотя Нора строго упрекнула его за это.

– Но они имеют на это право, это ведь наше фамильное сокровище, – защищал он своих мать и сестру. – И нам это тоже пойдет на пользу. Вот когда у нас будут дети…

Его темные глаза, которые до сих пор смотрели на этот серый ветреный день без всякой надежды, загорелись.

Нора вздохнула и плотнее запахнула пальто. Несмотря на плохую погоду, она сопровождала любимого в доки Лондона. Томас Рид доверил своему юному писарю проверку партии табака с Виргинских островов. Капитан корабля считался человеком не очень надежным, так что плантатор, отославший табак, настоятельно просил Рида тщательно сравнить фактическую поставку с фрахтовыми документами. Саймон только что проделал это весьма усердно, хотя при этом старенькое пальто едва защищало его от дождя и ветра. Нора в своей подбитой мехом накидке чувствовала себя лучше, однако заметила, как замерз Саймон, поэтому еще сильней рассердилась на претензии его матери и сестры.

– Наши дети, наверное, родятся где-нибудь на Виргинских островах, на Ямайке или на Барбадосе! – сказала она. – Ты же не думаешь, что твоя мать своевременно вышлет тебе серебряный подсвечник, чтобы крестильная свеча была предъявлена свету в соответствии с общественным положением! О нет, Саймон, эта штука перейдет в семью прекрасной Саманты, чтобы Каррингтоны, не дай Бог, не подумали плохо о леди Гринборо. А ты при этом живешь в какой-то дыре без отопления и даже не можешь купить себе пальто, которое не промокало бы за три минуты! Хватит и того, что ты расплачиваешься за долги своего отца!

И к этому вопросу Нора относилась безапелляционно, тем более что люди, которым задолжал лорд Гринборо, были не благородными дворянами, а довольно хитрыми букмекерами и игроками. Нора, не впадая в лишние сомнения, предложила своему любимому два месяца не выплачивать никаких долгов, а сэкономленные деньги потратить на то, чтобы уехать в одну из колоний. Пусть даже у этих мошенников имелось какое-то влияние в Англии, Нора была убеждена, что оно ограничивалось только Лондоном и до Барбадоса или Виргинии их руки, конечно, не дотянулись бы. Саймон, однако, рассматривал карточные долги как нечто, затрагивавшее его честь, и как истый джентльмен не уходил от ответственности за свою семью, оправдывая благородство сословия, к которому принадлежал. Часто повторявшиеся замечания Норы по этому поводу он обычно не комментировал.

– В любом случае ты сейчас же должен поговорить с отцом! – в конце концов решила молодая женщина. Она взяла Саймона под руку и ненавязчиво подтолкнула его к своей карете.

Дело в том, что в парк Саймон пришел пешком, чтобы сэкономить деньги.

Терпеливый кучер молча открыл перед ними дверцу кареты.

– Большое спасибо, Пепперс!

Нора никогда не забывала подарить слуге улыбку. Ее приветливое отношение было одной из причин, по которым ее домашняя прислуга помогала ей скрывать ото всех свою тайную любовь.

– Папа найдет решение. Ты ему нравишься. Он доверяет тебе. Это же видно по тому, что он поручает тебе проверять поставки и все такое. Кто знает, может быть, он уже что-то предчувствует. Тебе сейчас нужно лишь формально попросить моей руки. Иначе зимой мы вряд ли сможем видеться.

Саймон покорно кивнул. Да, в этом она была права, но он до смерти боялся разговора с ее отцом. Если дело пойдет не так хорошо, как надеялась Нора, он может потерять не только любимую, но и работу в теплой конторе. Вряд ли ему скоро удастся найти такого хорошего работодателя – Томас Рид даже не выругал его за то, что он в начале месяца два дня не выходил на работу. Саймон пытался игнорировать свою упорную простуду, но в то время температура у него поднялась настолько, что он не мог встать с постели. Конечно, он все же приплелся в контору, но Рид тут же отослал его домой.

– В таком состоянии вы ни на что не годитесь, дорогой мой, вы с трудом держите перо, и я не хочу потом разбираться в цифрах, которые вы тут только что складывали.

Саймон сумел оценить эту неожиданную щедрость. Рид мог бы запросто выгнать его с работы и вычесть из его жалованья возможные потери из-за невольных ошибок. Большой разницы между рабством на плантации и работой в Лондоне не существовало, но сейчас он чувствовал, что Нора не хочет больше тянуть время. Она считала согласие отца на ее обручение явно решенным делом.

– На следующей неделе, Саймон. В эту субботу будет большой бал купеческой гильдии, папа будет занят, а мне нужно еще примерить платья и обсудить прически… А потом эти уроки танцев, хотя кому нужны бургундские танцы в колониях?

Нора постоянно делала вид, что ее не интересуют балы и приемы, на которые она сопровождала своего отца, потому что Саймона, конечно, никто никуда не приглашал. Однако в глубине души она радовалась им. Молодая женщина любила красивые платья и с удовольствием разучивала модные танцы. Однако решительно отказывалась от любого флирта и заигрываний молодых мужчин, которые записывались в ее программку участницы бала. Нора Рид сделала свой выбор и с трепетом ждала того дня, когда Саймон Гринборо в первый раз станцует с ней менуэт. И кто знает, может быть, через год они будут танцевать уже под пальмами! В Лондоне рассказывали об ослепительных праздниках в резиденциях хозяев плантаций на островах в Карибском море.

– Однако на следующей неделе ничего не намечается, и у нас будет время, чтобы запланировать обручение. Мой отец определенно устроит нам праздник! А тебе обязательно нужно купить себе новую одежду. Вот увидишь, когда тебя представят нужным людям, то сразу найдется и должность в колониях! О, ты только вообрази себе, Саймон! Каждый день выглядывать из окна и видеть не потоки дождя, а солнечное сияние!

Нора прижалась к любимому. Учащенные удары его сердца она восприняла как признак радости. Не может быть, чтобы его сватовство закончилось неудачей.

Нора наслаждалась балом купеческой гильдии, в то время как, пользуясь свободным временем, Саймон пытался вылечить свой кашель. Он купил цветки ромашки и побольше дров, чтобы можно было вскипятить воду и получше отопить свое помещение, где вовсю гуляли сквозняки. Хозяйка комнатки, зловредная миссис Пэддингтон, прокомментировала это со злобной издевкой:

– Да ну, неужели на милорда свалилось богатство? И скоро мне придется снова обращаться к вам так, как подобает вашему дворянскому званию?