Текст книги "Остров надежды"

Но однажды, в ночь на понедельник, когда Нора хотела потушить последние свечи, Саймон вернул ее к действительности.

– Что ты будешь делать, когда все закончится? – прошептал он. – Когда я… Ты вернешься назад в Мэйфер? Ты веришь, что твой отец простит тебя… и меня?

– Это никогда не закончится, – решительно ответила Нора и поцеловала складочку на его лбу – следствие усилий и забот. – Ты всегда будешь со мной. Все уладится. Должно уладиться. Я тебя очень люблю.

– Ты должна забыть меня, – сказал Саймон. В его глазах стояла вся боль мира, и он с трудом выжимал из себя слова. – Я умираю, Нора. Но ты живешь. Ты еще такая молодая. Ты полюбишь кого-нибудь другого.

Нора покачала головой.

– Никогда. Мы всегда будем вместе. Я удержу тебя на этом свете, любимый. Я не дам тебе уйти. Не бойся.

– Я не боюсь, – прошептал Саймон. – Если бы я мог… Если бы я только мог… Я бы никогда не покинул тебя, Нора. Я всегда буду любить тебя…

Она погладила его по лицу пальцами, потом губами, как будто хотела навсегда запомнить его.

– Ты меня не покинешь, – нежно сказала она. – Вспомни об истории с дýхами. Негры на островах называют их лоа или дуппи.

Саймон слабо улыбнулся.

– Они образуются из дыма, который поднимается из могил…

Эта история была описана в одной из его книг, и в свои счастливые дни они вместе испытывали страх, когда он рассказывал ее Норе.

– Вот видишь! – сказала Нора. – Ты вернешься, мы сможем всегда быть вместе в наших мечтах, на наших островах.

Саймон сжал ее руку.

– Так отвези меня туда, Нора, – выдохнул он, – хоть когда-нибудь отвези меня туда…

Когда Саймон издал свой последний вздох, Нора спала, и ей снился рай на побережье. Она держала любимого за руку, а Саймона уносили волны. Маковый сироп, который Нора дала ему выпить вечером накануне, избавил его от мук смертельной агонии.

Когда Нора проснулась, еще теплое тело Саймона покоилось в ее объятиях, но не слышно было тяжелого дыхания. Лицо его было спокойным и красивым, наконец-то освобожденным от болей и забот. Нора знала, что все закончилось, но пока не ощущала ни боли, ни печали. Его глаза были закрыты, и она поцеловала его веки. Она не могла и не хотела выпускать его из своих объятий. Она удержит его хоть чуть-чуть, хоть на короткое время. В последний раз она хотела ощутить его тело, чтобы никогда не забыть чувство, которое испытывала, когда ласкала любимого.

Но в конце концов волшебство закончилось. Смерть Саймона высвободила душу Норы из кокона, который любовь соткала вокруг них. Остров их мечтаний поблек, и Нора снова увидела убогую комнату, в которую с трудом проникал серый утренний свет. И впервые за два дня услышала то, что обычно происходило за пределами мансарды, – знакомую злобную ругань миссис Пэддингтон, которая, очевидно, приветствовала какого-то гостя.

– Еще один изысканный господин, наверное, к лорду и к леди, да? – Обычное едкое хихиканье донеслось до Норы. – Однако не слишком ли рано для визита вежливости, а? Что, речь идет о деньгах, сэр? Судебный исполнитель? Но там нечего взять, я сразу вам говорю. И не сойти мне с этого места – за комнату нужно было заплатить еще три дня назад! Два шиллинга, мистер, так вот.

– Ваша дыра наверху не стоит таких денег! – Нора вздрогнула. Она узнала этот нахальный голосок. Бобби, маленький посыльный из конторы. Значит, этот человек действительно хотел к ней. Она уже слышала, как кто-то поднимается по лестнице вверх, или это не один, а несколько человек? Нора нежно уложила тело Саймона на постель и быстро набросила платок на рубашку, в которой спала. Она еще подумала, не накрыть ли простыней лицо любимого, но у нее не хватило мужества заставить себя сделать это.

Кто-то постучал в дверь, и Нора на какой-то момент задумалась, стоит ли вообще открывать. Ей нужно было немного времени для себя – у нее все еще не было сил общаться с внешним миром.

Однако Бобби никогда не ждал, пока кто-то отреагирует на его стук. А Томас Рид и подавно. Купец с силой толкнул дверь – и с ужасом увидел полутемный чулан под крышей, куда из великолепного дома в Мэйфере сбежала его дочь. Томас Рид сразу заметил косые стены и дряхлую мебель. Однако с первого взгляда увидел он и то, что пол чисто подметен, в камине горит огонь, а немногочисленные горшки и сковородки, глиняные чашки и тарелки на неумело сколоченных полках сияют чистотой. Он увидел аккуратно разложенную на шатком стуле одежду – и отчаяние и усталость во взгляде своей дочери, которая невольно остановилась перед кроватью любимого, защищая его. Он был в гневе, когда услышал о ее непослушании, он был в ярости, потому что из-за нее ему пришлось прервать свою поездку, и его мучили предчувствия о возможных последствиях ее детского каприза. Но здесь и сейчас его встретило не избалованное дитя, сбежавшее от папочки, чтобы поиграть в замужество. Молодая женщина, которая стояла перед ним с распущенными волосами, набросив на дешевую ночную рубашку поношенную шаль, заметно повзрослела. И как же ей удалось сделать из этой дыры, из этой мансарды… Рид почувствовал невольное уважение к своей малышке.

Но что же случилось с Гринборо? Купец увидел худощавое тело под одеялами, но… Не мог же этот человек не проснуться от всего этого переполоха в коридоре?

– Нора… – Томас Рид не раз рисовал в своем воображении встречу с дочерью, но не ожидал, что будет чувствовать себя при этом настолько беспомощным. Он неуверенно распростер объятия.

Нора сначала смотрела на отца так, будто увидела привидение. Но затем от его вида, от звука его голоса и от беспомощного нежного жеста все ее чувства прорвались наружу.

– Папа!

Нора бросилась в его объятия. Она безостановочно судорожно всхлипывала, а тем временем Рид растерянно всматривался через ее плечо в человека, лежащего в кровати у камина. Бобби, который появился из-за его плеча и без всяких церемоний осмотрел помещение, подтвердил его самые худшие опасения.

– Он мертв, – сказал мальчик и перекрестился. – Господи, помилуй его душу.

Словно из далекой дали Нора услышала ругань миссис Пэддингтон в коридоре. Та продолжала выдвигать свои требования насчет оплаты квартиры.

– Я же ей платила! – Нора, всхлипывая, бессвязно выкрикивала слова. – Я… имею в виду… за комнату. У меня только в этот раз не было времени, потому что Саймон… Но доктор… вот ему я не заплатила… ему я еще должна.

Нора вспомнила о тихом напоминании Саймона и заплакала еще сильнее.

– Ну, это самая малая из бед, – смущенно пробормотал отец и нежно прижал ее изящное тело к себе, утешая дочь. Он почувствовал, что Нора заметно похудела.

– Нора, я же не знал. Я же не знал, что тут все так плохо… что он настолько болен.

Нора покачала головой.

– Никто этого не знал, – прошептала она. – Но я… он… что же мне теперь делать?

– Ты, конечно, сейчас же поедешь домой! – решительно заявил Рид. – Пепперс ждет внизу. Мы…

– Но Саймон… – Нора повернулась к кровати.

– Ну, для него мы больше ничего не сможем сделать, – вмешался Бобби, желая утешить ее, но Нора от этого расплакалась с новой силой.

– Я позабочусь обо всем, – сказал Рид спокойно. – Но тебя я сразу же заберу с собой, Нора, и не возражай. Ты сейчас должна отдохнуть. Ты сделала все, что могла.

Глава 8

Томас Рид действительно позаботился обо всем, причем Бобби оказал ему неоценимую помощь. Мальчик провел Рида и плачущую Нору мимо вопящей миссис Пэддингтон и затем вернулся, чтобы заплатить ей за жилье, – Рид дал ему деньги у самой кареты. Затем он сбегал к доктору Мэйсону, на выплате гонорара которому по причинам, непонятным ее отцу, настаивала Нора. При этом доктор вовсе не требовал денег за свою последнюю консультацию. Он сказал, что все равно уже ничем не смог бы помочь. Тем не менее Бобби заставил его принять шиллинг и вперед заплатил ему за визит в дом Тэннеров, дети которых, плача и кашляя, вцепились в юбку Норы, когда Рид выводил ее из дома.

– Может быть, что-то можно будет сделать для них, пока они не подхватили чахотку, – сказал Бобби, и прозвучало это жутковато.

Мальчик также нанял могильщиков, но Рид настоял на том, чтобы тело Саймона Гринборо избежало незавидной участи быть похороненным на кладбище для бедных. Он знал эти неглубокие могилы, в которые укладывали по пять или даже по семь трупов, причем ямы не засыпали землей до тех пор, пока они полностью не были заполнены трупами. Вместо этого Рид выкупил место на кладбище рядом с новой церковью Святого Георгия в Мэйфере, заказал гроб и позаботился о достойных похоронах. Он сообщил матери и сестре Саймона о смерти сына и брата, однако дал резкий отпор, когда те сразу же поинтересовались, где находится фамильное кольцо с печаткой, а также возможные сбережения умершего.

– Что же мог накопить этот молодой человек? – пробормотал Рид, качая головой. Еще в день своей поездки в Ист-Энд он послал Уилсона разобраться с жалким домашним хозяйством Норы и Саймона, пока миссис Пэддингтон не обратила в деньги все их имущество. Никаких ценных вещей там, конечно, не нашлось – только тщательно подшитые квитанции о банковских переводах всем кредиторам, а также леди Гринборо и ее дочери. Рид был в шоке.

– Родные люди разделали его, как рождественского гуся. А я считал его жадиной, потому что он постоянно ходил одетый, как принц нищих.

Нора решила отдать семье Тэннеров все их с Саймоном нехитрые пожитки, и Уилсон предпринял необходимые для этого шаги. Миссис Тэннер, вся в слезах, поблагодарила ее, однако сразу же продала все и купила на эти деньги джина. А миссис Пэддингтон потребовала возмещения убытков, которые потерпела, лишившись постельного белья: якобы она дала его Норе взаймы, а теперь не хочет забирать назад, потому что на нем умер Саймон. Уилсон совершенно спокойно пропустил ее тираду мимо ушей, будучи привыкшим к подобному: у него была такая же злобная хозяйка.

– Старуха достаточно заработала на этой грязной мансарде, – заявил он Риду, чем значительно поднял свой авторитет в его глазах. Купец умел ценить людей, которые экономили его деньги.

Нора не могла остановить потоки слез. Три дня она, тихо всхлипывая, сидела в своей комнате, в углу широкой кровати под балдахином, обхватив руками колени и прижавшись к ним головой. Молодая женщина ни с кем не говорила и лишь коротко отвечала, если к ней обращались.

Томас Рид вынужден был заставить ее встать и пойти вместе с ним в церковь на отпевание Саймона. Ему не очень хотелось это делать, но леди Мак-Дугал, его давняя подруга и советчица в светских вопросах, которая, несмотря на охотничий сезон, случайно оказалась в Лондоне, посоветовала ему все же пойти туда.

– Конечно, это не совсем удобно, но все равно уже половина Лондона говорит о том, что ваша дочь сбежала с каким-то обедневшим лордом. Так что сейчас лучше совершенно официально признать Саймона в качестве умершего жениха Норы. Может быть, хоть что-то удастся спасти, если вы достаточно убедительно объясните, что она провела последние недели в его семье, чтобы помочь его матери ухаживать за больным.

Томас Рид, которого репутация Норы волновала меньше, чем ее душевное состояние, недовольно пробормотал:

– Похороны только еще больше расстроят ее.

Леди Мак-Дугал покачала головой.

– Глупости, Томас, наоборот, это поможет подвести заключительную черту. Она попрощается с ним, может быть, поплачет еще пару дней, но затем сможет перешагнуть через это. А скажите… За это время… э… вы уже узнали, является ли она еще… девственницей?

Рид раздраженно дал отрицательный ответ. Он никогда бы не решился затронуть эту тему, хотя его, конечно, это тоже живо интересовало.

Айлин Мак-Дугал, жизнерадостная дочь леди Маргарет, которая с трудом избежала скандала из-за собственной связи с конюхом, не страдала комплексами. Леди Маргарет попросила ее «чуть-чуть развеселить Нору», пока сама разговаривала с Томасом. Это, естественно, не удалось. Нора сидела в своем углу и тихо плакала, не обращая внимания на вопросы, которыми бомбардировала ее любопытная молодая женщина. Лишь только тогда, когда Айлин напрямую спросила, сделал ли, в конце концов, Саймон ее женщиной и как это происходило, она отреагировала коротко и резко.

– Нет, – глухо сказала Нора. – Даже этого у нас не было…

Нора больше не плакала, когда вместе с отцом прибыла на новое кладбище, расположенное вблизи церкви. Она послушно надела черное платье, которое ее горничная вытащила из шкафа, – правда, пришлось несколько ушить его, поскольку Нора за последние недели действительно сильно похудела. Швея, которая быстро подогнала платье по фигуре, потребовала за это шиллинг.

– А за целое платье на базаре в Чипсайде можно получить всего три шиллинга, – сказала Нора почти безучастно, когда домоправительница стала ругать такую грабительскую цену. – А за юбку с кринолином дают всего лишь два… При этом они такие непрактичные, эти юбки с кринолином.

Ее служанка, которая отдала бы всю свою жизнь за то, чтобы хотя бы раз в таком платье, будучи тщательно накрашенной и с напудренными волосами, потанцевать на балу, оставила эту фразу без комментариев.

Пастор церкви Святого Георгия произнес проникновенную речь, а Уилсон, который, как и большинство служащих конторы Рида, тоже пришел на похороны, удерживал миссис Пэддингтон подальше от Норы. Хозяйка дома не могла не заявиться в церковь на погребальную службу, однако сделала это лишь для того, чтобы наброситься на Нору и выставить ей новые требования. Здесь же были и Тэннеры, причем Нора подозревала, что ее отец возместил обоим отсутствие заработка из-за того, что те не пошли сегодня на работу. У них был сочувствующий вид, однако от них уже с утра пахло джином.

Нора отстояла похоронную службу с окаменевшим лицом. На следующий день она уже не плакала, даже вышла на улицу, как доложили ее отцу озабоченные служанки.

Однако Пепперс, как он надеялся, отвез мисс не на одну из лучших торговых улиц, чтобы обновить ее гардероб, а в ломбард в Ист-Энде. Нора выкупила кольцо Саймона с печаткой – и сразу же почувствовала себя лучше, когда ощутила его металл в своей руке. Кольцо было слишком велико для ее тонких пальцев – его не смог бы носить даже Саймон – оно, очевидно, принадлежало кому-то из более крепких предков Гринборо. И Нора, недолго думая, повесила это кольцо на бархатную ленту, чтобы носить на шее.

Затем молодая женщина надолго впала в состояние глубокой бесслезной печали. Она снова целыми часами сидела в уголке кровати и невидящим взглядом смотрела перед собой. Ее глаза будто искали остров на юге, где она потеряла душу Саймона. Но пути назад она не находила.

Остров
Лондон, Ямайка
Зима 1729 – весна 1732 года

Глава 1

– Дайте ей еще пару недель, – сказала леди Мак-Дугал, когда Нора и через неделю после похорон не проявила никаких признаков того, что хочет вернуться к нормальной жизни. Как и раньше, дочь Томаса Рида целые дни проводила одна в своей комнате.

– Это было очень тяжелое переживание. Ей, наверное, понадобится больше времени.

Томас Рид дал себя уговорить, но пара недель плавно перетекли в пару месяцев и в итоге растянулись на целый год.

Нора совсем не хотела выходить из своего состояния печали. Конечно, со временем ее оцепенение как-то ослабло. Сначала отец заставлял ее приходить на общий обед и ужин в столовую, и в конце концов она стала приходить туда уже без его требования, самостоятельно. Она уже не так упорно молчала, отвечала на его вопросы и, казалось, даже любезно прислушивалась к его рассказам о делах. Томас Рид благодарил небо за то, что она, кажется, не обижалась уже на отца. Однако Нора больше не смеялась, и никому не удавалось уговорить ее пойти на какое-нибудь увеселительное мероприятие. На все приглашения – осенью на верховую охоту, зимой – на балы, а весной и летом – на пикники и праздники на природе – она отвечала отказом.

Хотя этих приглашений было намного меньше, чем обычно, – разумеется, скандал повредил ее репутации.

– А может стать еще хуже! – вздыхала леди Маргарет. – Ради Бога, не давайте ей совсем уйти в себя. Таскайте девочку с собой в церковь или куда-нибудь на ужин. Если хотите, давайте балы, тогда она не сможет никуда спрятаться. Но следите за тем, чтобы она была на виду! Иначе дамы придумают себе Бог знает что!

Леди Маргарет сделала многозначительный жест, обозначавший округлившийся живот.

– Я думаю, что она не… – пробормотал Томас.

Леди Маргарет закатила глаза.

– Вы хотите напечатать об этом в газете? – поинтересовалась она. – И все равно, даже если вы это сделаете, найдутся люди, которые вам не поверят.

Итак, Томас Рид вынуждал дочь как можно чаще выходить из дому. Однако Норе больше не доставляли радости ни беседы, ни хорошая еда, ни музыка, ни танцы. Она не прикасалась к спинету, так любимому ею раньше, а когда Томас подарил ей прекрасную арабскую кобылу, она, повинуясь долгу, конечно, выезжала на прекрасном животном в парк Святого Джеймса, но у нее не осталось и следа от былого восторга при поездке галопом или преодолении охотничьих препятствий.

Даже последний отчаянный совет леди Маргарет не принес результатов: Нора ни капли не заинтересовалась красивым молодым конюхом, которого от безысходности нанял Томас Рид. Она, казалось, совсем не замечала юноши. Зато пребывание на свежем воздухе изгнало призрачную бледность с ее щек. Хотя царившему идеалу красоты соответствовал белоснежный цвет кожи, здоровая молодая женщина чаще добивалась его с помощью пудры, отнюдь не избегая ласкового солнца.

Подходила уже вторая годовщина со дня смерти Саймона Гринборо, и Томас Рид почти смирился с глубокой печалью своей дочери. Нора по-прежнему сторонилась развлечений, которые так любила раньше, и отказывалась от любых приглашений, которые в последнее время стали усиленно ей присылать.

В первое время после «скандала» общество несколько отдалило ее от себя. В конце концов, никто не знал, не оказалась ли дочь Томаса Рида падшей девушкой. Но когда стало понятно, что ее ошибочный шаг остался без последствий, – леди Маргарет и ее дочь не уставали отпускать искусные намеки на безусловно платоническую любовь дочки купца к бедному пэру, – общество было готово снова принять Нору Рид.

Во многих семьях вместе с тем стали живо обсуждать ее пригодность на роль кандидатки в невесты для своих сыновей. Ведь юная женщина отличалась незаурядной красотой и к тому же была единственной наследницей. С тех пор как Норе исполнилось девятнадцать лет, в дом Ридов участились «случайные» визиты вежливости дам среднего возраста, которые изо всех сил нахваливали своих сыновей. Мамочки при этом были в полном восторге от Норы, причем скандал вокруг ее персоны успели предать полному забвению. Как же могла такая скромная, милая молодая женщина выкидывать такие кренделя, о которых шептались в обществе? Нора Рид была вежливой, хорошо воспитанной и одевалась скромно. Она предпочитала сдержанные цвета, по возможности избегала рюшей и лент, а если о чем-то и заговаривала, то не о следующем бале или самой лучшей закройщице, а чаще всего о благотворительной деятельности. Для женщины ее возраста это было, может быть, несколько странно, но тот факт, что такая молодая особа уже занимает свой ум вопросами добродетели, говорил о ее необычной зрелости.

Действительно, тема благотворительного питания и медицинского обслуживания бедняков в Ист-Энде была единственной темой, которая заставляла Нору снова становиться прежней, и новые знакомые открыли для себя ее привлекательность и самоотверженность. Она умела очаровательно обращаться к спонсорам и сама ходила в наиболее запущенные кварталы города, чтобы наблюдать там за раздачей помощи.

Толчком для этой ее деятельности послужило одно из вечерних представлений, которое поспешно и отчаянно организовал Томас Рид вскоре после того, как Нора вернулась к нему. Одна из приглашенных матрон, миссис Анна Уэндрингтон, рассказала о доме для детей-сирот, которому оказывала помощь.

– Эти бедняжки не обязательно являются сиротами, просто их родители не заботятся о них, потому что полностью посвящают себя джину. Склонность к пьянству – это так ужасно! Спиртное заставляет этих людей забыть обо всем!

Миссис Уэндрингтон, довольная своей речью, пригубила вина.

К удивлению остальных гостей и к ужасу своего отца, Нора вдруг громким голосом заявила:

– Причина в том, что джин в той местности дешевле, чем вода. И зачастую он не так вреден для здоровья. Или вы хотели бы пить ту навозную жижу, в которую превратилась вода в Темзе?

Миссис Уэндрингтон наморщила лоб.

– Дешевле, чем вода? Как такое может быть? Впрочем, мы уже думали об этом. Может быть, там надо организовать раздачу чая и кухню, где можно готовить суп. Для детей и родителей. И обязательно с духовным сопровождением. Священник из церкви Святого Георгия…

Нора насмешливо произнесла:

– Пошлите туда лучше врача! Библия не поможет людям, когда их дети кашляют так, что разрываются их легкие! С голоду они умирают реже. Пара костей, из которых можно сварить суп, и чуть-чуть капусты – это все дешево. А если мать пьет джин, то маленькие девочки очень быстро становятся взрослыми, и тогда сестра готовит еду для младшего брата. Намного трудней дело обстоит с деревом или углем, чтобы развести огонь. Если бы вы занялись этим… Если бы вы раздавали чистую воду… А вообще-то надо бы снести с лица земли весь этот Ист-Энд и построить там новые дома, – наконец вырвалось у нее.

– Нора! – укоризненно воскликнул Томас Рид.

Миссис Уэндрингтон поперхнулась, но в ее пользу говорило то, что она об этом уже думала.

– Сейчас нам надо закончить эту малоутешительную и неудобную тему, – сказала она. – Но нам нужно будет поговорить с вами, мисс Рид. Такая наблюдательная молодая дама с острыми глазами и горячим энтузиазмом очень нужна в нашем благотворительном кружке!

Действительно, вскоре после этого она пригласила Нору к себе, и с тех пор молодая женщина все деньги, которые раньше вкладывала в одежду и развлечения, отдавала для улучшения жизни в Ист-Энде. Нора организовала кухни для бедняков и платила энергичному доктору Мэйсону, чтобы тот регулярно консультировал тех пациентов, которые не могли заплатить за себя. Конечно, все это было подобно капле воды на раскаленном камне – ведь очень мало женщин из купечества, не говоря уже о дворянах, решались зайти в городские кварталы, пользовавшиеся дурной славой, и имели представление о том, как живут бедняки. Таким образом, много средств собрать не удалось, но зато эта работа вырвала Нору из ее летаргии.

Томас Рид толком не знал, должен ли радоваться этому.

– Она останется старой девой! – пожаловался он леди Маргарет, которая недавно удачно выдала замуж свою дочь Айлин. – Если она выходит из дому, то только с этими матронами и направляется исключительно в Ист-Энд, а после этого от нее пахнет всякими притираниями, которые выписывает тамошний врач. Она, кажется, лично помогает ему ухаживать за больными. Или же в одиночку катается на лошади по парку, причем этот бедный слуга не поспевает за ней. Я сейчас подыскиваю нового, который не так красив, но зато умеет лучше ездить на лошади. А иногда она возвращается в слезах, хотя слуга клянется, что Нора не ходила на кладбище. Она, к счастью, посещает его редко, но от этого не легче. Танцы она больше не любит, в театры не ходит, на пикники не ездит. Если я чуть ли не силой тащу ее с собой в какое-нибудь общество, она сидит только с дамами и пытается втянуть их в свою благотворительную деятельность.

На юношей она не глядит – при этом она же красива, как юное утро, и мужчины прямо разрываются вокруг нее. А их матери! Каждая матрона этого города с удовольствием представила бы Норе своего сына. Но, если у них и получается, Нора говорит только «я рада» и целый вечер смотрит сквозь кавалера. Так она никогда не выйдет замуж. А пора бы! Я бы уже с удовольствием обзавелся парой внуков, да хотя бы одним мальчиком, который впоследствии руководил бы торговым домом.

Леди Маргарет пожала плечами.

– Вы должны показать ее врачу, – констатировала она. – Существуют же средства против тоски.

Томас Рид, собственно, не верил в то, что Нора больна, но послушно отвез ее к врачу, доктору Моррису, который прописал ей лауданум – средство, содержащее опий.

Норе показалось, что лекарство пахнет точно так же, как сироп из мака, который она давала Саймону, а когда она попробовала его, то, наверное, впервые поняла, какое действие оказывает джин на женщин вроде миссис Тэннер. Нора почувствовала себя спокойно и беззаботно. Но ей не хотелось быть умиротворенной таким образом. Она жила своей болью и своей тоской по Саймону. Она искала его на отдаленных дорожках парка Святого Джеймса, чувствовала его дух в Ист-Энде, искала его даже между страницами тех нескольких книг, которые принадлежали ему и которые принес ей из мансарды Уилсон. В них она чаще всего находила свое утешение. Она читала слова, которые читал Саймон, и мечтала о том же, о чем и он, потому что, естественно, в книгах говорилось о далеких островах и об их открытиях. Она постоянно носила кольцо Саймона на груди – это был еще один способ чувствовать его рядом с собой. Но действительно едиными их души могли быть только на острове, в стране их фантазий, которую сама, без него, она не могла себе создать. Лауданум в этом не помогал. Нора принимала его пару дней, а потом вылила содержимое флакона под розовый куст.

А вскоре после этого ее отец пригласил к себе на ужин Элиаса Фортнэма.