Текст книги "Погружение"

Это было приятно: наша беседа, ее интерес. Я уже давно не чувствовала такой эмоциональной связи с девушками, без всякого соперничества, которое присуще поверхностной дружбе с другими инфлюенсерами в соцсетях. И мне стало жаль, когда спустя час с небольшим Касс ушла обратно в Центр дайвинга. Но мы договорились встретиться снова и сдержали обещание: последние две недели мы проводили вместе почти каждый день. Она скоро познакомила меня со своими друзьями и с той жизнью, которую здесь вела.

– Ага, – ответила я Нилу. – Мне повезло, что мы познакомились.

Нил понимающе кивает, и несколько мгновений мы сидим молча. Я думала, это будет странно, но за исключением нервной дрожи в животе мне удивительно комфортно. Мы наблюдаем за компанией туристов с рюкзаками, которые перекидывают друг другу надувной мяч, спускаясь с холма к пляжу.

– Ну что, как тебе Санг? – спрашивает наконец Нил.

– Супер. Ну то есть здесь, конечно, красиво, и все очень приятные, – отвечаю я, и, объективно говоря, это правда.

– И мы достаточно приятные, чтобы ты здесь осталась? – Темные глаза Нила остановились на мне, и он поднял брови.

Вопрос застает меня врасплох, хотя и не должен. Я знаю, какого ответа ждет Нил, на какой ответ надеется. Что я присоединюсь к нему и другим «старожилам», для которых Санг стал домом.

– Возможно, – в конце концов говорю я, подбирая как можно менее противоречивый ответ. – Пока что я просто живу неделю за неделей.

Я не признаюсь, что у меня особенно нет выбора. Что я потратила почти все сбережения на билет в один конец до Пхукета и на паром до Санга. Мне едва хватит денег на следующие две недели, не говоря уже о том, чтобы купить билет куда-то еще.

Нил кивает. Похоже, он хочет еще что-то сказать, но я не оставляю ему такой возможности.

– А ты как здесь оказался? Как понял, что хочешь остаться?

Нил берет другой напиток, явно раздумывая над моим вопросом. Он невзначай протягивает руку и начинает перебирать браслеты, которые закрывают на обоих моих запястьях почти по несколько дюймов. Одни – из бусин, другие – просто веревочные. Некоторые я купила сама, некоторые мне дарили – обычно дети – в тех местах, где я бывала. Нил передвигает браслеты один за другим, его кожа касается моей. Я не ожидала его прикосновения, но оно почему-то кажется естественным. Но я все равно отнимаю руку, делая вид, что мне нужно срочно почесать спину.

– Да, знаешь, обычное дело, – говорит Нил, притворяясь, что мой жест его не задел. – Тяжелое детство, отец-алкоголик, все такое. Я стал путешествовать, как только закончил школу, и не планировал останавливаться, пока не попал сюда. Попробовал дайвинг, и это любовь.

Когда он произносит это слово, я чувствую, как у меня краснеют щеки.

– Почему-то мне показалось, что это то самое место, я даже толком не могу понять почему. Короче, я договорился с Фредериком, что буду работать официантом здесь, в «Тики-Палмс», в счет обучения. Как только я закончил, он нанял меня инструктором по дайвингу. Это было года три назад.

Он не соврал. Это и правда обычное дело. Банально почти до смешного. И все равно я невольно ему сочувствую. Мой взгляд то и дело возвращается к его пальцам, которые отдалились от моей кожи и теперь сжимают бокал, и я жалею, что отдернула руку. Мне, оказывается, ужасно хочется прикосновений. Именно его прикосновений. Хочется чувствовать на своей коже его пальцы.

Я говорю себе: не сейчас. Сейчас не время и уж точно не место.

– Но ты-то сюда уж точно не нырять приехала, Брук. Ты, наверное, единственная, кого я знаю, кто приехал на самый известный в Тае дайв-остров и не собирается даже пробовать дайвинг. – Он слегка покачивает головой, как будто не может в это поверить.

Я призналась Нилу, что терпеть не могу водные виды спорта, в тот вечер, когда мы познакомились. Я никогда не была спортивной. В детстве мне больше нравилось устроиться в комнате с книгой или прокрасться в гостиную и включить CNN, чем играть с детьми из нашего трейлерного парка в очередную дурацкую игру. Ну и не то чтобы в Кентукки были возможности для водного спорта. Я тогда даже не понимала, что дайвинг – это вообще-то спорт.

И никогда не понимала желания находиться так глубоко под водой. Клаустрофобия, водная масса, которая на тебя давит, а дышать можно только с помощью баллона и тоненькой трубки. Настолько доверять я не могу ничему, и уж тем более – никому.

– Я все-таки думаю, что смогу тебя убедить. Я еще сделаю из тебя дайвера. Считай это обещанием, – говорит Нил, поднимая бокал.

– Больше похоже на угрозу, – отвечаю я, чувствуя себя неловко от того, как игриво звучат мои слова.

– Тогда почему? – настаивает Нил. – Почему ты приехала сюда, если не из-за дайвинга?

– Ну, я путешествую уже некоторое время, – говорю я по заготовленному сценарию, – и какой из меня был бы турист, если бы я не доехала до Таиланда?

Он кивает, и что-то в выражении его лица побуждает меня продолжить.

– Я закончила колледж экстерном, – это лучшее, что я придумала, чтобы не говорить, что я вылетела оттуда всего через несколько месяцев после начала учебы, – и толком не знала, что делать со своей жизнью. Мне всегда хотелось путешествовать. И я с одним рюкзаком поехала в Восточную Европу. Думала, что смогу найти работу журналистом-фрилансером, но не вышло. Так что я создала сначала аккаунт в Инстаграме, потом в Тиктоке, потом сайт, и пошло-поехало…

Я умолкаю и опускаю взгляд, чувствуя, как подступает знакомый стыд, – каждый раз, когда я рассказываю о своей работе. Готовлюсь к реакции Нила. Может, он закатит глаза или пренебрежительно хмыкнет. Подобную реакцию я получаю почти всегда, когда признаюсь, что я инфлюенсер – которым все завидуют и которых в то же время ненавидят.

Но Нил несколько секунд просто сидит и молчит.

– Хм-м, – наконец говорит он, его губы складываются в улыбку, и я впервые замечаю, как на его левой щеке проступает ямочка.

– Что «хм-м»? – спрашиваю я и тоже расплываюсь в улыбке.

– Что-то я тебе не верю, Брук.

Моя улыбка тут же застывает. Живот скручивает, и я подавляю нарастающую панику. Он знает. Он догадался. Всему конец.

Но искорки в его глазах меня успокаивают.

– Кажется, ты чего-то недоговариваешь, – продолжает он. – У такой умной девушки, как ты, наверняка после универа была куча возможностей. Такие, как мы – я имею в виду путешественники, – путешествуют, только если хотят что-то найти или от чего-то спрятаться. Давай, выкладывай. Так почему?

Я убеждаю себя, что мой страх безоснователен, и мышцы расслабляются. Нил не знает – не может знать, – почему я на самом деле здесь.

– Ну, просто такой этап, как это обычно бывает у двадцатилетних. Путешествую, чтобы найти себя. Слышала, как другие расхваливают Санг, и решила, что надо обязательно сюда съездить. – Мне не терпится сменить тему, и я поднимаю бокал, призывая его сделать то же самое, и мы легонько чокаемся.

Нил улыбается мне в ответ, и мы одновременно отпиваем из своих бокалов. Я смакую смузи, и тягучая сладость перебивает горечь моей лжи.

3
Касс

Я знаю, кто ты.

С тех пор как я открыла на кухне конверт, эти слова рефреном звучали у меня в голове все утро. Я думала о них, пока мы с Логаном занимались любовью, и после, когда я отчаянно приникла к нему, гадая, как скоро он узнает правду и больше никогда ко мне не прикоснется. И я думаю о них сейчас, проезжая на байке по извилистой дороге, которая ведет прочь от нашего дома.

Уже в миллионный раз я задаюсь вопросом, кто мог меня узнать. Я уже не та девушка. Темные, мышиного цвета волосы сменили светлые мелированные пряди, к тому же выгоревшие благодаря часам, проведенным на солнце, бледная кожа покрылась загаром по той же причине. Вместо круглых очков я теперь ношу линзы, а приехав на Санг, я стала представляться своим вторым именем. Не так уж много, но этого было достаточно. Никто не ожидал встретить эту девушку здесь, на каком-то непонятном острове, куда почти не доходят новости из внешнего мира, и никто и не думал искать ее здесь.

До этого момента.

Я сворачиваю с нашей улицы и направляю байк в узкий переулок Кумвита: на нашем острове, где живет всего несколько сотен местных жителей и где находится только один курорт, это единственное место, похожее на город. Я проезжаю мимо ресторанчиков под открытым небом, обставленных исключительно тиковой мебелью, и местных жителей, которые открывают металлические решетки своих сувенирных лавок: каждая забита майками с логотипами тайского пива и дешевыми подделками «Найк» и «Рэй Бэн». Постепенно переулок переходит в дорогу параллельно пляжу, которая огибает Санг по периметру. Магазинов и ресторанов становится все меньше, расстояние между ними – больше, а потом они исчезают совсем, по одну сторону уступая место диким джунглям, а по другую – красотам пляжа Пхо-Тау. Деревянные длиннохвостые лодки кучкуются в импровизированных маринах у Центров дайвинга, а дальше в море люди катаются на сапах, изо всех сил стараясь удержать равновесие на воде. На берегу практически под прямым углом, параллельно земле, растет пальма – такая длинная, что ее увешанные кокосами ветки почти касаются воды.

Но сегодня утром я так рассеянна, что даже не замечаю этой красоты. Нужно выяснить, кто прислал мне конверт, прежде чем этот человек решит привести свою угрозу в исполнение.

Через несколько минут я въезжаю на выступающий с одной стороны дороги кусочек асфальта, достаточно большой, чтобы припарковать на нем три байка – по числу сотрудников Центра дайвинга на курорте.

Я слезаю с байка, отклеивая ноги от сиденья: болезненное последствие дневной жары. К счастью, от парковки всего несколько шагов до дверей Центра – восьмиугольного деревянного домика, который стал мне на острове вторым домом.

Вдруг я останавливаюсь, внезапно почувствовав, что за мной наблюдают. Я оборачиваюсь, готовая застигнуть слежку, но на дороге пусто, только с грохотом несется грузовик. Я стою на месте еще несколько секунд – этого хватает, чтобы у линии роста волос выступили капельки пота, – но так никого и не вижу. Пытаясь стряхнуть неприятное ощущение, я направляюсь к Центру.

Я вхожу, и меня приветствует густой австралийский акцент Дага:

– Да это же будущая миссис Макмиллан! Поздравляю!

Он выходит из-за небольшого стола, на котором громоздится стопка планшетов для бумаги и допотопный стационарный компьютер, и заключает меня в свои медвежьи объятия.

– Спасибо, – говорю я, похлопывая его по спине и задевая его длинные спутанные волосы.

Даг приехал сюда на пару лет раньше меня. Все, что я знаю о его прошлом, – это что он из Мельбурна. У нас есть неписаное правило: говорить о жизни до острова как можно меньше. Если кто-то хочет поделиться – пожалуйста, но это необязательно. Что меня более чем устраивает. Когда я приехала, Даг еще работал инструктором по дайвингу, но потом Фредерик, владелец курорта, повысил его до управляющего Центром. По сути, это означает, что Даг – моя нянька на время, когда Фредерик уезжает куда-нибудь по делам, как сейчас.

– Жду не дождусь вечера, – говорит Даг, протягивая мне самый верхний планшет из стопки. – Мы просто охренительно отметим вашу помолвку.

Вместо ответа я улыбаюсь, сглатывая поднимающуюся в горле желчь и втайне надеясь, что тот, кто нашел меня здесь, не решит устроить разоблачение сегодня. Я пролистываю анкеты на планшете, мысленно считая учеников.

– Всего четверо? – уточняю я.

– Ага, неплохо, учитывая, что сегодня на Пхангане «Полнолуние-пати».

Точно. Раз в месяц на соседнем острове устраивают на пляже ночную тусовку, такую дикую, что среди туристов о ней ходят легенды. Она так популярна, что на нее приезжают и с других островов, включая Санг. Когда в последние месяцы количество броней стало уменьшаться, Фредерик начал проводить на Санге свою «Полнолуние-пати»: та же неоновая краска для тела, те же аквариумы с соком и непонятным алкоголем, те же фаерщики, но до оригинала ей все равно далеко.

Мне впору быть недовольной. Меньше учеников – меньше чаевых, но я невольно радуюсь, особенно потому, что ноющая головная боль с утра только усилилась.

Я киваю Дагу и выхожу с планшетом под мышкой. Иду метров пятьдесят по пляжу к тропинке, которая ведет к основной части курорта. Дойдя туда, я заглядываю в «Тики-Палмс» и вижу в углу Брук, ее длинные волосы медового цвета заплетены в небрежную косу, которую она перекинула через плечо. За ее столиком сидит какой-то парень, они разговаривают, и, когда он меняет положение, солнце падает на рыжие волосы, которые не спутаешь больше ни с чьими. Нил.

Мои губы невольно изгибаются в улыбке. Всем понятно, что Нил немного влюблен в Брук – как и почти все парни на острове, – и, учитывая, что она ему улыбается, его чувство, возможно, взаимно.

Когда мы с Брук познакомились две недели назад, я была ею очарована. Она открытая, и обаятельная, и красивая – инфлюенсер, пожалуй, и должен быть таким, но я-то совсем не такая. Когда она заговорила со мной в «Тики-Палмс», ее уверенность в себе была практически осязаемой. Она вела себя так раскованно, что казалось, мы знакомы уже несколько лет. В ней и правда было что-то знакомое, но я не могла понять, что именно.

Вернувшись в тот день домой, я посмотрела ее аккаунт, который она упомянула – BrookeaTrip, – щелкнула первую ссылку в поиске, и монитор заполонили профессиональные фотографии потрясающих гор и мощеных городских улочек. Конечно, на каждой из них Брук в центре, на первом плане: стройная, но фигуристая, одетая во что-нибудь модное – и чаще всего откровенное, – синие глаза с темными ресницами смотрят в камеру, длинные волосы идеально уложены. Это было похоже на мазохизм: лежа на диване в старой бесформенной футболке Логана, я смотрела фото и видео из ее путешествий, вылощенные до совершенства, какое возможно только в соцсетях. Но я не могла остановиться. Я поглощала ее красоту и мощные тексты под каждой фотографией, в которых она бесстрашно обличала коррупцию и автократию в странах, где побывала, и свободно выражала свое мнение – мне о таком только мечтать.

С тех пор я стала искать предлоги, чтобы встретиться с ней, упивалась ее вниманием и раздувалась от гордости, когда люди видели нас вместе. То же самое я чувствую, когда я рядом с Логаном и он крепко обнимает меня за талию. Как будто я чего-то стою.

Вот бы окликнуть Брук, но мешать им с Нилом не хочется. Вместо этого я спешу к тренировочному бассейну, вверх по дорожке, обсаженной аккуратно подстриженными кустами и пурпурными цветами. Я сразу замечаю учеников, сбившихся в кучку под пляжным зонтиком у шезлонгов.

Прежде чем подойти к ним, я приостанавливаюсь. Страх публичных выступлений, который до сих пор возникает всякий раз, когда мне нужно представиться новой группе, сейчас сильнее обычного. Потому что теперь каждый новый человек на острове, каждое незнакомое лицо кажется угрозой. Может, тот, кто оставил мне записку, – один из учеников? Или загорает на пляже? Или веселится у панорамного бассейна?

Санг не такой большой. Но кто-то здесь пытается разрушить мою жизнь.

Я делаю глубокий вдох и, подходя к группе, пытаюсь отогнать эти мысли.

– Всем доброе утро, – говорю я, надеясь, что отработанный учительский голос скроет тревожные нотки, если они вдруг появятся. – Меня зовут Касс, я ваш инструктор. Спасибо, что выбрали дайв-курорт «Санг» и нашу программу «Открой для себя дайвинг». За эти два дня вы научитесь всему, чтобы погружаться успешно и безопасно, и совершите два погружения в открытой воде.

Я беру планшет, чтобы немного унять легкую дрожь в руках, и пробегаю взглядом первую анкету.

– Давайте я быстро вас отмечу, а вы представитесь. Ариэль и Тамар Абрамсон.

Я выжидающе смотрю на стоящую передо мной пару. На вид им чуть за тридцать, они взрослее, чем основная масса наших клиентов. Оба бледные, у женщины ровно подстриженное темное каре до подбородка, и она, кажется, нервничает. Однако мое внимание привлекает стоящий рядом с ней мужчина. Он высок, хорошо сложен, волосы подстрижены «бобриком», как у военных. Губы сжаты в тонкую линию, взгляд резкий и холодный. Что-то в нем настораживает, но я не могу понять что. Когда я называю его имя, он молчит, хотя я вижу, как напряглись его плечи.

– Это мы, – откликается женщина. У нее отрывистый голос, по-английски она говорит с сильным акцентом. – Я Тамар. Мы здесь с мужем, Ариэлем. – Она указывает на мужчину, но тот по-прежнему не двигается. – Мы приехали вчера. Мы из Тель-Авива.

– Рада с вами познакомиться. – Я снова смотрю на мужчину, на секунду дольше, чем нужно, и переворачиваю листок на планшете. – Даниэль Айяд…

– Да, ага, – парень с явным акцентом кокни перебивает меня, прежде чем я успеваю дочитать его фамилию. Когда он говорит, розовый шрам длиной в дюйм у него на щеке двигается вверх и вниз. Его развязность меня успокаивает. Таких, как он, я встречала уже тысячу раз. – Это я. Даниэль Айядебо. Короче, я из Лондона, у меня есть год отдыха перед универом, и я сразу начал с Тая. Буду путешествовать, пока деньги не кончатся. Я приехал сюда вчера вечером, и тут офигенно.

Он пялится на девушку рядом. Та не отвечает на его взгляд.

Он выглядит старше, чем большинство приезжающих сюда вчерашних школьников, но я оставляю эту мысль при себе.

– Ну и наконец, – говорю я, перекидывая последний листок на планшете. – Люси Дюпен.

Я поворачиваюсь к девушке рядом с Даниэлем. Она едва достает ему до плеча. Ее волосы убраны под бледно-розовую бейсболку, но несколько светло-каштановых кудрей выбились. Она уверенно переводит взгляд своих голубых глаз прямо на меня.

Я сглатываю и заставляю руки с планшетом не дрожать, а себя – улыбаться.

Это она. Она жива.

На губах возникает ее имя, освещенное воспоминанием. Робин.

В последний раз, когда я видела ее, видела по-настоящему, она лежала в номере того отеля. Ее тонкая фигурка казалась еще меньше на фоне широкой двуспальной кровати, лицо заострилось, словно фарфоровое, и блеск медленно утекал из широко распахнутых голубых глаз. Моя сестра, которой больше нет.

Конечно, сейчас передо мной не Робин. Чем дольше я смотрю, тем очевиднее различия. Робин была выше, у нее больше выдавались скулы, волосы были на несколько оттенков темнее и более кудрявые. Но глаза такие же. Большие выразительные голубые глаза, в которых таится неожиданная сила.

Но мне все равно хочется протянуть руку и коснуться ее. Обнять Робин. Но это невозможно. Робин лежит на глубине шести футов в замерзшей земле на кладбище в северной части штата Нью-Йорк, и к ее могиле никто никогда не приходит.

У меня как будто пропал голос. Из головы вылетели все слова, и я не могу говорить дальше. Я снова перенеслась в тот номер в отеле и вижу, как Робин ускользает, как ее лицо становится безжизненным.

К счастью, девушка сориентировалась:

– Меня зовут Люси. У меня тоже год отдыха перед университетом.

Она говорит уверенно, нараспев. Я просматриваю анкету Люси и дохожу до графы «страна». Австралия. У нее не такой ярко выраженный акцент, как у Дага; должно быть, они из разных частей страны.

– Отлично, – говорю я, прокашливаясь и надеясь, что мое кратковременное замешательство было не слишком заметно. – Рада знакомству с вами. Следующие два дня мы проведем вместе, так что предлагаю сразу подружиться. Начнем с упражнений в бассейне, чтобы вы познакомились со снаряжением и основами дыхания под водой, затем приступим к теории и практическим инструкциям, а завтра перейдем к самому веселому: погружениям. Но прежде всего мы поговорим о самом важном во всем курсе: о безопасности.

Я не обращаю внимания на стон Даниэля. Большая часть этих ребят – или, в случае Ариэля и Тамар, взрослых, – хотят проскочить инструктаж по технике безопасности и сразу перейти к самому интересному. Они не задумываются, насколько это рискованно – вдыхать через трубку воздух из чужого баллона на глубине нескольких метров под водой.

В отличие от них, я знаю, как близка смерть, которая повсюду оставляет отпечатки своих призрачных пальцев. Знаю, как легко прорвать полупрозрачную занавесь между этим миром и потусторонним. Неисправная трубка, нож, маленькие белые таблетки.

Я рассказываю обо всех рисках, сопряженных с погружением. От необратимых повреждений легких, если задерживать под водой дыхание или в панике всплывать слишком быстро, и разорванных барабанных перепонок, если при всплытии не выровнять давление в ушах, до самой очевидной опасности: что на глубине кончится воздух. Медленно, постепенно мое тело забывает неприятные сюрпризы этого утра и начинает расслабляться, и я втягиваюсь в рутину курса, привыкая к взглядам учеников.

Следующие несколько часов проходят в душном мареве нормальности. Основной инструктаж в тени, затем – упражнения и проверка снаряжения в бассейне, и под конец – пара часов теории на втором этаже «Тики-Палмс»: научные сведения, учебники и тесты. В целом ученики, кажется, довольны. Все, кроме, пожалуй, Ариэля: я то и дело замечаю, что он неподвижно смотрит куда-то в пустоту, как будто готов вскочить и броситься бежать в любую секунду.

Когда вокруг сгущается вечерний воздух, Даниэль роняет голову на стол и стонет.

– Я думал, что фишка в том, чтобы весь год перед универом не учиться. Блин, да это же хуже, чем пары, да?

Ясно, пора заканчивать.

– Ладно, ладно. На сегодня, пожалуй, хватит. Завтра утром встречаемся в Центре ровно в восемь утра и отправляемся на первое погружение. И приходите заранее. Дожидаться опоздавших мы не можем.

Даниэль уже захлопнул учебник и бочком подошел к Люси, обратив на мои слова не больше внимания, чем на писк комара. Одной рукой он с ленивой уверенностью обнимает ее за плечи, и она резко выпрямляет спину. Они направляются к выходу, и тут я кое-что вспоминаю.

– Да, ребята, советую не налегать вечером на алкоголь. Понимаю, сегодня вечеринка и все такое, но погружаться с похмелья – так себе удовольствие.

Даниэль и Люси уже наполовину спустились по лестнице, ничем не показав, что услышали меня. До моего слуха доносится, как Тамар, прежде чем пойти в уборную, что-то говорит Ариэлю на иврите. Я нагибаюсь, чтобы собрать со стола учебники и ручки, но чувствую присутствие Ариэля на лестнице.

Дальше одновременно происходит несколько вещей.

Дверь туалета оглушительно хлопает. Я мысленно помечаю себе напомнить кому-нибудь о том, что надо бы ее починить, как вдруг ощущаю в воздухе какую-то перемену.

Я выпрямляюсь, мгновенно забыв, что хотела прибрать после занятия, и оглядываю помещение. Пусто, все ушли. Все, кроме Ариэля.

Он до предела напряжен, чего не было на занятии. Его мускулы застыли, и даже на расстоянии нескольких шагов я замечаю, что он дышит быстро и прерывисто. От него исходит тревога.

– Ариэль, – говорю я и бросаюсь к нему, поняв, что что-то не так. – Как вы…

Но я не успеваю закончить вопрос.

– Здесь опасно.

Его голос звучит гортанно и хрипло, как будто он молчал несколько дней. И, возможно, так и есть, потому что за все время занятий я не слышала, чтобы он что-то говорил. Его слова заползают мне под кожу, стискивают вены, иссушают горло, а пульс моментально переключается на неравномерный лихорадочный ритм.

– Я… Что вы хотите сказать?

– Здесь опасно, – повторяет он. – Здесь творится что-то неладное. Вы в опасности.

Он говорит тихо, но его слова заполняют все помещение. Его серые глаза остекленели, но все равно как будто сверлят во мне дыры.

Я смотрю на него, не зная, что ответить. Он даже бледнее, чем раньше, а из-за его предупреждения у меня в груди покалывает от паники.

Я собираюсь что-то сказать, но воздух прорезает другой голос.

– Ариэль!

Из уборной выбегает Тамар. Подскочив к Ариэлю, она берет его лицо в ладони и вглядывается в него. Она повторяет что-то на иврите, и постепенно он расслабляется, напряжение его покидает: плечи чуть опускаются, а в глазах больше нет стеклянного блеска.

Она притягивает его к себе, и его мускулистое тело оседает в ее объятиях. Видимо, Тамар сильнее, чем может показаться по ее хрупкому телосложению.

Наконец она отстраняется и что-то ласково говорит Ариэлю – так тихо, что слышит только он. Он направляется к лестнице, и Тамар поворачивается ко мне.

– Извините, мисс Касс, – шепчет она, очевидно, чтобы Ариэль не услышал. – Мой муж… Он не слишком хорошо себя чувствует. – Она оглядывается на лестницу.

Я хочу расспросить ее, узнать, почему Ариэль так резко переменился. Понять, что значат его слова. Но Тамар явно хочет пойти за ним. В ее глазах ясно читается отчаяние.

– Ничего страшного, – говорю я. Думаю положить ладонь ей на руку, чтобы приободрить, но не успеваю: она уходит, чтобы догнать мужа.

В помещении остаюсь только я и эхо последних слов. Которые весьма далеки от истины.

Потому что мне страшно. Слова Ариэля, дребезжа, крутятся у меня в голове. Зловещее предупреждение.

«Вы в опасности».