Текст книги "Поединок с тенью"

Глава девятая

У Дженевры заболел желудок. Ей казалось, что тошнота поглотит ее всю, без остатка. Она вошла в спальню, опустилась на резной сундук и закрыла лицо руками.

Мег она отослала из комнаты, чтобы поговорить с Робертом наедине. Сейчас он переодевался в гардеробной, и у нее было несколько мгновений, чтобы собраться с силами.

Она не могла понять, почему он не захотел даже поздороваться с ней. Очевидно, поверил инсинуациям Дрого. Но ведь он же приехал в то время, когда Дрого выдворяли из Мерлинскрэга под стражей! Разве это не достаточное доказательство того, что он лжет? Ну почему, почему Роберт так легко верит наветам?

О Боже милосердный! Вдруг до нее дошло почему. Судя по словам Дрого, Роберту уже пришлось вынести предательство первой жены. С расчетливой жестокостью Дрого разбередил старую, не совсем залеченную рану.

«Залечить эту рану будет неимоверно трудно, – думала Дженевра. – Роберт должен раз и навсегда стереть все эти тени прошлого, которые отравляют наш брак. Муж никогда не доверял мне – он утерял способность верить. Теперь это яснее ясного».

Сначала в комнату вошли Алан и Робин. У Алана было взволнованное, расстроенное лицо. В глазах его таилось сочувствие, и, направляясь в зал, он пробормотал несколько неразборчивых слов. Однако он не стал задерживаться. Дженевра слышала, каким резким голосом Роберт отпустил своих сквайров. Слуги поспешно на цыпочках удалились.

Дженевра почувствовала себя чуть лучше, уразумев причину семейных бед. Но все равно напряжение не отпускало ее, сердце бешено колотилось. Она ждала мужа.

Дженевра никогда не видела его лицо таким угрюмым, от усталости и разочарований оно покрылось морщинами. Сердце ее разрывалось от жалости, ведь в Тиркалл ее супруг отбывал в прекрасном расположении духа. Казалось, к нему начало возвращаться прежнее беззаботное счастье юности.

Дрого все это разрушил.

– Ну что, жена, – ровным голосом произнес Роберт.

Дженевра с трудом поднялась. Она сильно сжала сцепленные ладони и проглотила ком в горле.

– Милорд, вы не представляете, как я рада, что вы вернулись!

Роберт поднял брови, словно не веря своим ушам, и Дженевра торопливо продолжала. Слова вылетали сами собой:

– Сэр Дрого прибыл со своей свитой всего два дня спустя после вашего отъезда и… О Роберт, несмотря на то что он ваш брат, мне он с самого начала не понравился и я не доверяла ему. Он пытался ухаживать за мной, а я не могла быть нелюбезной с гостем. Но я и понятия не имела, что он замыслил. До сегодняшнего утра.

Роберт по-прежнему молчал. Стоял, сложив руки на груди, и холодно смотрел на нее. Он ничему не верил.

– Его люди доставляли нам много хлопот, – быстро продолжала она. – Наверное, Алан говорил вам, что он выставил стражу снаружи этой двери? – (Роберт подтвердил это кивком.) – И как я отказывалась кататься верхом с сэром Дрого?

На этот раз, кивая, Роберт нахмурился.

– Да.

– Но я, разумеется, не ожидала, что подвергнусь оскорблению средь бела дня, и мне ни разу не пришло в голову, что сэр Дрого посмеет…

Она умолкла и на мгновение прикрыла глаза. А Роберт все так же молчал, не желая ничем ей помочь.

Дженевра собрала остатки сил и продолжила:

– Так вот, сегодня, прибегнув к уловке, он застал меня здесь одну, без охраны, и напал на меня. К счастью, со мной были Каин и Авель. Ему не удалось с ними справиться. Они держали его мертвой хваткой, пока не подоспела помощь. Роберт, какие молодцы эти псы! – Она набрала воздуха в грудь. – Остальное ты знаешь. Когда ты возвращался, его как раз выдворяли из замка.

Роберт прищурился и пристально посмотрел на нее.

– Он не спал с тобой?

– Нет, милорд. Неужели вы подозреваете меня в измене? Ведь я же люблю вас!

Ее заявление, казалось, не проникло сквозь темную пелену подозрительности, которая окутала его. Он отмахнулся от ее слов.

– Может, он взял тебя силой?

Она покачала головой и попыталась протянуть к нему руку.

– Милорд, я надеялась порадовать вас хорошей новостью. Я думаю, у нас будет ребенок.

Это оказалось шоком. Роберт резко отвернулся от нее, показав спину.

– Как я могу быть уверен, что ребенок – мой?

Исполненный ужаса крик Дженевры заставил его снова повернуться к ней.

– Как ты докажешь, – жестко заговорил Роберт, – что в первые дни не было ни одного мгновения, когда бы ты не поддалась несомненному обаянию моего брата? – наступал он. – И что его, а не мое семя проникло в твое чрево? Я не сомневаюсь, что именно это и было целью его приезда сюда.

– Какое мне дело до его целей? – Дженевра подавила рыдание. – Вы должны поверить мне, муж мой, ради вас самих, ради меня и нашего будущего ребенка. Я не лгу – сэр Дрого вызывает у меня отвращение.

Заметив недоверчивый взгляд Роберта, она воскликнула:

– О да, это и вправду так! Он пытался соблазнить меня своими похотливыми взглядами и сладкими речами, старался прикоснуться ко мне при каждом удобном случае… – она закрыла глаза, содрогнувшись, – но все его усилия пропали даром! – выкрикнула она и распростерла руки исполненным отчаяния жестом. – Иначе зачем бы ему пытаться взять меня силой?

– Но он все же пытался.

Она сердито вскинула голову.

– Да. – Потом вздохнула, чтобы успокоиться. – Однако меня спасли ваши собаки. Вы должны благодарить Бога, а не обвинять меня во лжи! Если бы собак не было в комнате, вот тогда вам было бы о чем беспокоиться. Но даже если бы Дрого удалось овладеть мною, все равно я в это время уже носила вашего ребенка.

Она вытянула обе руки, словно взывая к нему, но он не взял их.

– Джейн родила ребенка от него, – сказал он. Казалось, что слова эти разрывают ему горло. – Меня не было в стране, когда она забеременела моим, как все считали, наследником.

У Дженевры перехватило дыхание. «Это хуже того, что я предполагала. Неужели такое возможно? Как же он должен был терзаться!»

Мгновенно на ее лице отразилось сострадание.

Роберт нетерпеливо дернулся.

– Мне не нужна ваша жалость, миледи. Только ваша верность.

Дженевра снова свирепо посмотрела на него.

– Вы все же отказываетесь верить мне! Плохо же вы меня знаете!

– Зато я хорошо знаю своего брата, – с горечью проговорил Роберт. – Знаю, как он легко соблазняет женщин. Знаю, какой он мстительный. Он не привык отступаться от своей цели.

Дженевра задыхалась, словно ей пришлось долго бежать. Она подошла к нему и положила руки, ему на грудь.

– Меня он не соблазнил, Роберт. Клянусь тебе Пресвятой Девой и могу поклясться на святой Библии, если хочешь. И она горячо пересказала ему то, что уже говорила, поскольку решила, что он не понимает ее слов. – Ваш ребенок уже растет у меня в чреве.

Она подняла руки выше и сомкнула их у него на шее, прижалась к его рукам, которые он по-прежнему держал сложенными на груди. Он еще не успел помыться, и от него пахло потом и лошадью – пахло воином, ее возлюбленным супругом.

Дженевра закрыла глаза, чувствуя прилив страсти, волной накатившейся на нее. Она начала дрожать. «Он вернулся. Я хочу лежать в его объятиях, хочу, чтобы он любил меня, а не стоял передо мной грозным обвинителем».

– Роберт! – прошептала она и наклонила к себе его голову. Бороде его, как определила Дженевра, было уже не меньше трех недель, поскольку волоски смягчились. Они соблазнительно щекотали ей кожу. Она коснулась его губ своими ищущими губами.

Какой-то миг он еще сопротивлялся. Потом, пробормотав еле слышное проклятие, которое больше походило на стон, он захватил ее в железные объятия и поцеловал. Это был поцелуй-наказание, который передал ей всю его боль, злость и желание. Все это обрушилось на ее губы.

Дженевра не отшатнулась, хотя у нее заболели зубы, а из треснувшей губы потекла кровь. Поцелуй их еще не закончился, когда Роберт поднял ее и понес на кровать. И это было как раз вовремя, ибо у Дженевры подкашивались ноги.

Руки его были грубы и требовательны. Он резким движением задрал ей юбки. А потом, без всякой подготовки, едва справившись со своей одеждой, навалился на нее всей тяжестью и оказался внутри ее.

Из-за того, что он не приласкал ее, как обычно, Дженевра с какой-то яростной силой отвечала ему. В этом их слиянии не было нежности, здесь торжествовала ничем не сдерживаемая страсть, которая закружила их вихрем.

Придя в себя, Дженевра поняла, что плачет. Она немного волновалась за новую жизнь, которая теперь росла в ней, ибо такое неистовое совокупление могло причинить вред младенцу, в эти ранние дни беременности она боялась любой травмы.

Однако она плакала не из-за этого. Это были слезы счастья, поскольку Роберт не смог отрицать, как он жаждет ее, он настолько растворился в своей страсти, что она не могла больше сомневаться: он безумно желал ее.

Ее муж не стал ей мстить изменой или развратом, хотя Дженевра слышала, как об этом перешептывались другие женщины. Вот почему она плакала.

Придя в себя, Роберт, физически и нравственно вымотанный за все эти прошедшие несколько недель, заметил ее слезы.

С губ его сорвалось проклятие. Он откатился на бок. «Я же не собирался причинять ей боль. Я поверил ее клятвам в верности. И как не поверить, если ее честность видна насквозь?»

Но все же где-то в глубине его сознания оставалось сомнение.

По опыту он знал, что женщины умеют искусно лгать и изворачиваться, лишь бы избежать последствий собственной вероломности. Джейн тоже пыталась его обмануть, хотя ее вина оказалась доказанной временем и свидетельствами очевидцев.

«Время! – встрепенулся Роберт. – Я должен вычислить самый поздний срок, когда ребенок может родиться. Впрочем, Дрого прибыл в Мерлинскрэг всего лишь через сорок восемь часов после моего отъезда». У брата была возможность отомстить за свою незаживающую обиду. С детства он чувствовал себя обойденным: и титул, и богатство, и почести – все должно было отойти старшему брату. Все, кроме незначительного поместья.

Роберт нетерпеливо дернулся. «Чума бы взяла этого Дрого, который отравляет мне жизнь вот уже двадцать лет!» Ему казалось, что младший брат довольно жестоко расквитался с ним за несправедливость судьбы. Измена Джейн, прикрывшей его именем ублюдка, была для Роберта настоящим оскорблением. И вот снова Дрого…

Смерть Джейн и ее сына стала для Сен-Обэна облегчением. Перед ним тогда стоял трудный выбор – либо не признать ребенка, либо позволить сыну Дрого унаследовать баронский титул. И вдруг эта проблема разрешилась. Однако теперь ситуация была куда сложнее: Роберт знал, что от утраты Дженевры ему не оправиться никогда. Даже если… нет, это невозможно!

В какой-то миг Роберт почти пожелал, чтобы ребенок не родился. Слезы Дженевры разозлили его. «В конце концов, она сама спровоцировала этот шквал чувств, который и привел к такому безудержному обладанию. Могла бы поостеречься».

Он нагнулся к жене. Волосы ее, все еще скрытые чепчиком, норовили выбиться из-под сетки. Роберт представил себе, с каким удовольствием он провел бы пальцами по роскошным каштановым прядям ее распущенных волос. И разозлился еще больше. «Она взяла слишком много власти надо мной».

– Вытри слезы, – раздраженно сказал он. – И скажи спасибо, что я не побил тебя.

Дженевра ответила на его жестокие слова дрожащей, но такой сладостной улыбкой, что у Сен-Обэна перехватило дыхание. «Никакая злость не устоит перед нею».

– Я плачу от счастья, Роберт, – таким же неуверенным, как и улыбка, голосом произнесла она. – Сэр Дрого уехал, ты вернулся, и мы снова вместе.

Гнев Сен-Обэна утих. «Но она не должна догадаться о той власти, что у нее есть надо мной».

– Ты же моя жена. Как бы там ни было, я имею право…

Дженевра протянула руку и закрыла ему рот, застланные слезами глаза ее сияли любовью.

– И желание, милорд. Не отрицайте, что мы оба приносим друг другу радость.

Он вдруг как-то обмяк и спрятал лицо у нее на шее.

– Я не отрицаю, – простонал он. – Я молюсь лишь о том, чтобы мы не навредили ребенку.

Она погладила его золотистые волосы, потемневшие от пота.

– Нет, мой муж. Разве такое обладание может навредить мне? Однако Мег, которая хорошо разбирается в таких вещах, говорит, чтобы я была поосторожнее во время катания верхом, по крайней мере до пятого месяца. Эти удары, скачки и падения могут причинить вред ребенку.

Роберт поднял голову и внимательно поглядел в ее сверкающие зеленые глаза.

– А ты хочешь выносить этого ребенка, Дженевра?

– О да, Роберт! Верь мне, он твой, он будет нашим первенцем. Я так мечтаю держать на своих руках младенца!

Она не стала повторять, но он и без слов поверил в ее искренность.

Но все равно старался говорить ровным и холодным тоном:

– В таком случае мы сделаем все, что в наших силах, чтобы он благополучно родился.

«Еще светло. Скоро ужин. Надо приободрить обитателей замка». Роберт встал с кровати и принялся приводить в порядок одежду.

– Позвать Мег? – спросил он у Дженевры, которая даже не делала попытки подняться.

Она села и поднесла руки к волосам.

– Да, пожалуй, позвать, – поморщилась она. Роберт выдавил из себя улыбку – редкую гостью на его лице.

– Мы на ужине должны всем показать, что все в порядке. К тому же, признаться, я страшно хочу есть. Я отправлю кого-нибудь разыскать ее.

Но стоило ему выйти из спальни, как сомнения вновь овладели им.

Дженевра сидела на сундуке и отсутствующим взглядом смотрела на свои все еще дрожащие пальцы, когда в комнату вошла Мег. Камеристка расстроено вскрикнула, и Дженевра взглянула на нее.

– Уточка, бедная моя! Что он с тобой сделал?

Несмотря на то что губы Дженевры были сжаты и болели, она улыбнулась Мег так, что мгновенно развеяла все ее опасения.

– То, что обычно мужчина делает с женщиной. – Она встала, чтобы взять зеркало. – Мне только надо причесать волосы. И прикажи принести полотенце и воду для мытья.

– У тебя из губы идет кровь. Если ты в таком виде спустишься в зал, все подумают, что он ударил тебя. Или взял тебя силой…

В голосе служанки прозвучал вопрос, и Дженевра покачала головой.

– Он не брал меня силой, Мег. Скорее, наоборот. – Она потихоньку улыбнулась, коснувшись своей губы, и стала рассматривать царапину на полированной поверхности. – Скорее, это я соблазнила Роберта. И все же, кажется, не совсем убедила его, что Дрого остался с носом. Вражда их давнишняя, она зашла слишком далеко. – Она вздохнула, положила зеркало на стол и нахмурилась. – Знай я об этой вражде, Дрого никогда не перешагнул бы порог моего дома. Какой подлец! Он наставил Роберту рога с первой его женой, дал ему наследника-ублюдка и надеялся проделать со мной то же самое.

У Мег перехватило дыхание.

– Значит, из-за этого они дрались?

– Наверное. Так как же я могу обвинять супруга в излишней подозрительности? Я постаралась, как могла, убедить его в своей невиновности, но я не совсем уверена, что мне это удалось. Он улыбнулся мне одними губами, а глаза его были холодны.

– Бедная моя уточка! – Мег ласково положила на нее руку. – Я скажу ему, что он может быть спокоен!

– Нет, Мег. Это ничего не даст. Ты ведь не была со мной каждую секунду. Если он не поверит моему слову, мне придется смириться с его подозрением. Это нелегко вынести. Но когда-нибудь он узнает правду.

– Какая жалость! – расстроилась Мег, подавая Дженевре новое платье, чтобы хозяйка переоделась. – Вы же созданы друг для друга, уточка моя. Ох уж этот Дрого!

Если бы взглядом можно было убивать, то Дрого свалился бы замертво, где бы он ни находился. Дженевра улыбнулась, покачала головой и перешагнула через скомканное платье.

– По крайней мере не думаю, что лорд Сен-Обэн станет плохо обращаться со мной, Мег. Навряд ли откажется от постели. Он будет делать вид, что ничего не произошло. По крайней мере перед людьми.

– Подожди, пока ты родишь, моя уточка. Это излечит его от всех сомнений!

– Молю Бога, чтобы ты оказалась права, Мег. Но девять месяцев – такой большой срок!

– Они скоро пройдут, вот увидишь. И я могу тебе кое в чем признаться, миледи. – Мег покраснела и непривычно занервничала. – Мне кажется, что я тоже беременна.

– Мег! Не слишком ли ты для этого старовата?

Мег грустно засмеялась.

– Не такая уж я древняя старуха…

Дженевра виновато улыбнулась.

– Прости меня, Мег! Разумеется, ты вовсе не древняя и даже не старуха!

– Но ты права – для первого ребенка я старовата. Однако Бернард так этому рад, что я не сожалею о том, что мне придется рисковать. Вероятно, мы родим почти одновременно, жаль только, что я не смогу ухаживать за тобой.

Дженевра облачилась в свежее платье, и Мег принялась зашнуровывать его на спине.

– Эннис поможет, к тому же она наверняка знает женщин, сведущих в этом деле.

– Старуха, что приносит в замок травы, успешно приняла столько младенцев, что их и сосчитать невозможно. Она принимала всех детишек Эннис. Я бы хотела, чтобы она помогала мне.

– Не мешало бы и мне с ней встретиться, – задумчиво произнесла Дженевра.

– Если твой супруг позволит. Поговаривают, что она – ведьма.

Дженевра недоумевающе покосилась на Мег.

– Но ведь ты-то так не считаешь?

– Нет, леди, просто у нее дар предвидения. По крайней мере она так говорит. Она лечит травами. Но к дьяволу старая Мариел не имеет никакого отношения. Однако лорд Сен-Обэн, вероятно, захочет, чтобы тебе помогал лекарь.

– Да где же его взять? – пожав плечами, спросила Дженевра. – Разве что в Барнстепле, а то и дальше. Я буду рада довериться старой Мариел, раз уж ее так хорошо рекомендуют.

– Ладно, моя уточка, и, если ты хочешь, я могу выкармливать твоего младенца как своего собственного.

Дженевра закончила одеваться, а Мег снова заправляла ее волосы под чепец.

– Я подумаю об этом, Мег. – Дженевра положила руку на грудь. – Я знаю, что леди не должны этого делать, но мне самой хочется кормить своего ребенка.

Она видела много женщин, кормивших младенцев, на лицах их всегда было одно выражение – нежности и блаженства. Дженевре хотелось испытать все радости материнства.

– Ну, миледи, – с сомнением в голосе произнесла Мег, которая ныне больше пеклась о достоинстве своей хозяйки, чем сама Дженевра. – Вдруг вас люди осудят – дескать, только простым бабам пристало выкармливать своим молоком младенцев. А вам надо будет просто перетянуть грудь, чтобы молоко пропало.

– Но к чему такое расточительство, Мег? Наверное, Господь хотел, чтобы все женщины кормили своих детей, иначе он не дал бы им грудь.

– Это верно, миледи. Но человек не всегда делает то, что велит Господь. Негоже быть кормилицей знатной даме.

– Гоже или негоже, а я выкормлю своего ребенка сама! – заупрямилась Дженевра.

– Это мы еще поглядим.

– Хорошо, поглядим. Времени впереди много.

– И то правда, уточка моя. Ну вот, – окончательно подколов волосы Дженевры, сказала Мег, – вот ты и готова. Я только наложу немного мази тебе на губу.

– Она больше не кровоточит. Надеюсь, никто не заметит.

– Тут и замечать нечего. У тебя такой вид, словно тебя крепко поцеловали, и это на самом деле так. Может, так и нужно. А если вы будете выглядеть веселыми на ужине, все зловредные сплетни прекратятся.

– Да, – задумчиво согласилась Дженевра. Зазвонил колокол, чуть раньше обычного сзывающий обитателей замка на ужин. «Роберт будет ждать меня у подножия лестницы. Его герольд возвестит о нашем приходе, а паж поднесет воду для омовения рук. В Мерлинскрэге почти не соблюдают церемоний, но сегодня этикет нарушать не стоит. Ведь все, начиная с Мартина до самого последнего лакея, встревожены». Дженевра от души радовалась, что Дрого и его свита наконец-то убрались. Ей было противно сидеть рядом с ним за столом и смотреть, как его люди слоняются по всему большому залу.

Как только Роберт взял ее за руку, чтобы проводить на место, все неприятные воспоминания развеялись.

«Он дома, и я ношу его ребенка». Руки их встретились, и счастье безудержным потоком захлестнуло ее.

На следующий день Дженевра вспомнила про ларец, который Мартин принес с чердака. Роберт его не заметил.

Прошлой ночью он пришел к ней, когда она уже засыпала, и они не занимались любовью. Это разочаровало Дженевру, но слегка. «Спасибо, хоть в гардеробную не убежал», – подумала она.

Роберт ушел рано, ему не терпелось поскорее проверить гарнизон и выяснить, как управляющий и судебный пристав несли свою службу за время его отсутствия. Дженевра предполагала, что он вскоре обнаружит некоторые изменения в управлении поместьем, которые она внесла.

Она осталась одна. Даже собаки, ее спасители, убежали вслед за хозяином.

Дженевра решила, что наступило самое подходящее время для исследования ларца. Статуя Девы Марии смотрелась в нише превосходно. Она помолилась ей прошлой ночью и почувствовала себя ближе к матери – впервые за многие годы.

Ларец не запирался, однако его покатая крышка сидела очень плотно. Она открыла его с помощью небольшого острого ножа, которым Роберт вскрывал печати, и принялась извлекать из ларца его содержимое и раскладывать на столе. Вынув бумаги, она заметила прятавшийся под ними черный бархатный кошелек. Дженевра вытащила его и взвесила на руке. Он был не слишком тяжелый, но и не легкий. Дрожащими от нетерпения руками, она развязала тесемки и высыпала содержимое на стол.

Само по себе сияние золота и драгоценных камней ее не удивило. Равно как и наличие пяти золотых монет, в которых она узнала деньги, отчеканенные на двадцать четвертом году правления короля, во время мятежа знатнейших дворян, в 1351 году, когда беременная Маргарет Хескит оставила королевский двор. И в этом же году родилась Дженевра.

Она внимательно рассмотрела рисунок на монетах – военный корабль, выбитый в память о победе при Слау, и доспехи Эдварда, на которых английские леопарды чередовались с французскими лилиями. Видимо, мать Дженевры хранила в ларце свой тайный запас.

Дженевру, знавшую толк в драгоценностях, поразила тонкость работы. Особенно хорош был медальон на цепочке – затейливо оправленный золотой цветок с большим бриллиантом в центре и маленькими изумрудами вместо листьев. Она долго не сводила глаз с медальона, потом стала рассматривать золотые кольца – одно с печаткой, а другое сплошь усыпанное сверкающими бриллиантами. Оба эти кольца также выпали из сумочки. Волнение пронзило Дженевру.

«Обручальное кольцо? И чья же это печать? И что в таинственном медальоне?» Она нажала на застежку, и обе створки раскрылись. «Локон. Волосы каштановые, как у меня. У матери волосы были светлее, с золотистым блеском. Неужели это волосы моего отца?»

За всю свою жизнь Дженевра ни разу не видела ничего имевшего хоть какое-то отношение к отцу. Она дрожащими пальцами прикоснулась к локону. Пряди были жесткие, как проволока, да, это мужские волосы, а не женские.

Она застегнула медальон и принялась заново рассматривать его. Дорогая вещица. Сделана на заказ.

И бриллиантовое кольцо тоже – Дженевра никогда не видела, чтобы мать носила это кольцо, впрочем, она была слишком маленькой, чтобы присматриваться к драгоценностям.

Дженевра надела кольцо на палец правой руки. Оно пришлось ей почти впору и показалось намного легче, чем тяжелое обручальное кольцо, которое надел ей на палец Роберт.

Она посмотрела на оба кольца, потом поднесла к губам свое обручальное и поцеловала его. «Меня не обременяет его вес – оно служит мне постоянным напоминанием, что я замужем за человеком, которого люблю и начинаю понимать все глубже».

Дженевра взяла медальон и застегнула цепочку вокруг шеи. При каждом вздохе камни ярко вспыхивали у нее на груди, но зеркало слегка приглушало их блеск. Она коснулась медальона правой рукой, и кольцо матери сверкнуло множеством огней.

Дженевра принялась изучать тяжелую печать на другом кольце. Девиз она не узнала, однако он соответствовал небольшому украшению на обратной стороне медальона. Сначала Дженевра не разобрала, что это такое, но теперь, с помощью более крупной гравюры на печатке, она рассмотрела, что это зубчатый кружок, похожий на колесико шпоры. «Мужское кольцо», – подумала она, и ее предположение тут же подтвердилось: едва она надела его, как оно соскользнуло с пальца.

Она сняла медальон и кольцо с бриллиантом и все сложила в бархатную сумочку. А потом начала просматривать бумаги.

Это были большей частью письма, которые ее мать получала во дворце от друзей и родных. Копия письма о ее отставке. И письмо от королевы, датированное двумя годами раньше, в котором она назначала Маргарет фрейлиной. Дженевра нашла счет от портнихи, другой от башмачника. Ее мать покупала перчатки, вуаль, чепцы, перевитые золотыми и серебряными нитями, головные обручи. А также духи. И все это за то время, что она была при дворе.

Ни одного официального документа, касающегося брака, не обнаружилось. Оставалось просмотреть только пачку писем, перевязанных розовой ленточкой. Когда она развязала ленточку, пачка рассыпалась, и у Дженевры перехватило дыхание.

На каждом письме стояла печать с колесиком шпоры. «Это письма моего отца!»

Дженевра развернула первое письмо, написанное твердой рукой образованного человека. Чем дальше она читала, тем сильнее ее охватывало волнение. Письма были любовные, адресованные ее матери. Сначала ее друг подписывался просто: «А.». Более поздние письма, написанные после того, как Маргарет оставила двор и возлюбленные расстались навсегда, хотя и не подозревали об этом, были подписаны: «Твой преданный супруг, А.».

Дженевра принялась читать. Он проклинал судьбу за то, что она отдала его во власть отца, отправляющего его за границу. Отец грозится лишить его состояния, которое он должен унаследовать в двадцать один год. Он все-таки надеется смягчить отца, а если не получится, то он приедет за своей любимой супругой и дочерью, как только вступит в права владения своим состоянием.

Но через год письма из-за границы прекратились. И он никогда не приехал.

Что случилось? Неужели пылкий возлюбленный передумал? Неужели полюбил другую? Или его насильно заставили жениться на выбранной отцом невесте? Но он не мог сделать этого, если сочетался браком с матерью. Впрочем, свадьба их была тайной, и это давало ему возможность нарушить брачные обеты. Но тогда он согрешил бы перед лицом Святой церкви!

Дженевра не верила, что ее отец на такое способен. Она дважды перечитала все письма и представила себе юного, честного, отчаянно влюбленного рыцаря, которому обстоятельства не позволяли воспротивиться отцу и самому распорядиться своей судьбой.

Дженевра хотела бы прочитать ответы матери. Месяцы следовали один за другим, и ей приходилось выносить позор внебрачной беременности… Она, должно быть, была в отчаянии… Никому не могла раскрыть правды из страха нанести вред возлюбленному. Наверное, она слишком сильно любила его, раз оставалась столь ему преданной.

Теперь Дженевра окончательно убедилась в том, что она рождена в законном браке. Родители ее были обвенчаны. Единственное, что ей предстояло узнать, – кем же был ее отец. Жив он или мертв.

Имелось несколько ключей к этой тайне. Ее отец происходил из знатного рода. Он был при дворе, пока там служила ее мать. Его отправили за границу. И его герб – колесико шпоры.