Текст книги "Наука – жить достойно"
Автор книги: Сарвар Кадыров
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Непонимание
Мне везло на учителей. На разных этапах моего возмужания у меня были разные учителя – наставники.
Одним из самых уважаемых моих учителей был первый ректор ТАДИ Абдусалом Абдуганиевич Муталибов. Это был большой организатор и умелый руководитель, человек большой души, он любил людей, всегда был готов прийти на помощь. В нем всегда горел огонь, он был решителен и быстр в своих делах. Он опекал своих учеников, старался создать им максимально удобные условия для работы. Его доверчивость иногда вредила ему.
Экскурс… В начальный период моей деятельности как педагога, в 1969 году, в институте после защиты диссертации к нам домой зачастили ученики А.А. Муталибова – научные работники СредазНИИГаза Ш.Салиев и Н.Маннанов с просьбой помочь им завершить диссертационные работы, так как их руководитель им не помогает. Я решил помочь им. Тщательно изучил обе диссертации. Подсказал, где, что и как исправить. Направил их в Москву к знакомым ученым с просьбой помочь им. Выступил рецензентом на предзащите и поддержал… Впоследствии их руководитель стал ректором ТАДИ, и постепенно эти друзья заняли непонятную позицию: видимо, боялись, что я расскажу шефу об их жалобе на него. Но я друзей никогда не предавал… как некоторые. Хочу отметить, что всегда помогал ученикам шефа, среди них и М. Мирюнусову, которому заново составил план диссертации и экспериментальных исследований и, как результат, все успешно завершилось. Но он не из таких…
Хорошо помню событие, связанное со мной, которое произошло летом 1972 года во время вступительных экзаменов. Первый учебный год самостоятельного института – ТАДИ. Я работал заместителем ответственного секретаря приёмной комиссии. Работа и физически, и морально тяжёлая, с шести утра до глубокой ночи мы остаёмся в институте. Ректор тоже постоянно был с нами. В один из таких дней, возвращаясь с обеда, я на углу второго здания института увидел друга-однокашника, жена которого работала в аптеке. Надо было достать лекарство для моей дочери, всю ночь у неё была высокая температура. Я протянул другу Бахтияру рецепт и пять рублей. При этом почувствовал, что за мной следят. Повернулся в сторону временного кабинета ректора и увидел, как один преподаватель показывает ему на меня. Я не обратил на это внимания и продолжал работать, как прежде. Через три дня по делу зашёл к ректору. Абдусалом Абдуганиевич встретил меня холодно. Я всё понял и сказал, что «если хлеб добыт честным трудом, есть его можно прямо на улице», затем объяснил ситуацию, сложившуюся дома. Ректор меня понял.
Тот сезон вступительных экзаменов прошел без жалоб, МинВУЗ мне лично объявил благодарность. Такое бывает редко. Несмотря на это, больше меня на такую работу не привлекали. Моя принципиальность, прямолинейность, строгость и требовательность были причиной того, что некоторые недобросовестные люди держались от меня на значительном расстоянии. Сразиться со мной в открытую у них не хватало ни воли, ни знаний, поэтому они действовали втихую.
Ещё случай… прошло три или четыре года. Я по делу зашёл к ректору. Ректор принял меня сдержанно. Выяснилось, что один из его аспирантов – Марс Хайбулин пожаловался не меня. Абдусалом Абдуганиевич предложил собраться с аспирантами и решить вопрос.
Я организовал встречу. Около десяти учеников ректора работали в СредАЗНИИГазе, пригласил их, в присутствии моего аспиранта поставил вопрос так: «В ваших научных планах есть вопросы, которые изучаем я и мой аспирант?» Они в один голос заявили: «Нет и в помине. У нас нет необходимых установок». «Если это так, оформите эти слова протоколом и отнесите ректору. Отныне не занимайтесь кляузами!» Я и мой аспирант покинули собрание. С того дня аспиранты ректора успокоились. Будущее оправдало нас. Мой аспирант успешно защитился, стал кандидатом наук, заведующим кафедрой. Тот же, кто жаловался на меня, в дальнейшем был уволен из института, уходя, он успел бросить камень и в своего учителя, Абдусалома Абдуганиевича.
Помню нашего декана, ныне покойного Хикмата Мухамедовича Юсупалиева. Долгое время работали вместе. Он – декан, я – секретарь партбюро. Он знал, что я все поручения и свои обязанности выполняю чётко, аккуратно, своевременно. Учитывая это, вынесли решение выделить мне из лимитов института легковую автомашину. В те времена был такой порядок, даже за деньги невозможно было свободно купить крупные, нужные вещи.
Я обрадовался решению. Жду год, второй, третий… Знаю, что каждый квартал институту выделяется три автомобиля. Терпение моё лопнуло, я обратился к декану. Мы оба пошли в партком. Секретарь парткома А.П.Капырин поговорил с ректором наедине. Лишь после этого, осенью 1977 года мне выделили автомашину «Жигули».
Вот так, я не знал, что есть другие ходы и в этих делах. Чувствовал, но особого внимания не обращал. Да и что я мог сделать?
Первый учебник на узбекском языке
Когда я проходил аспирантуру в МАДИ (1966 г.), меня приняли в партию. Тогда известный двигателист – учёный А.Н. Воинов потихоньку мне на ушко сказал: «Сарвар, зря ты это делаешь. Такие люди как ты, не партии, а науке нужны». Он никогда не стремился к должности или славе, слава сама пришла к нему. Что – то подобное говорил мне мой оппонент, дагестанский профессор Магомед Даниялович Апашев: «Ты – сын и учёный узбекского народа, поэтому должен написать учебник на своем языке».
В 1971 году я поехал в Москву к моему научному руководителю М.С.Ховаху и попросил совета на будущее: «Вот уже более года как отдыхаю от науки, хватит, хочу заниматься проблемами посложнее. Кроме того, хотел бы написать учебник по автотракторным двигателям на узбекском языке». Он улыбнулся и ответил: «Ты думай о проблемах своей республики. Что за проблемы, я не знаю. Насчет учебника скажу вот что: по двигателям имеется около ста учебников. Твой учебник должен быть сто первым, а не девяносто восьмым, не должен повторять отдельные главы существующих учебников. Сможешь ли?» Я ответил: «Не смогу…» – «Тогда займись переводом нашего учебника «Автомобильные двигатели» для техникумов на узбекский язык». Я очень хорошо знал этот учебник, по нему нам читал лекции доцент К.И.Афанасьев. Вот таким был практический совет моего руководителя. Вернувшись в Ташкент, я пошёл в издательство «Укитувчи» (что значит «Учитель») к заведующему отделом общетехнической литературы Алимджан ака Мирзаеву. Он одобрил мою идею перевести учебник. За три года я перевёл книгу в 480 страниц, отпечатал и отнёс в редакцию. Меня встретил новый заведующий – А.Тураханов и заявил: «Нам не нужен ваш перевод. Если нужен будет такой учебник, своих переводчиков хватит».
Я вышел разочарованный, некоторое время находился в депрессии. Вскоре пришлось поехать в Москву. Там я рассказал М.С.Ховаху о переводе учебника и отношении заведующего отделом издательства. Тут же он связался по телефону с А.У.Салимовым, секретарём ЦК, своим учеником.
После обмена приветствиями он спросил: «Акил, что узбекским студентам учебник «Автомобильные двигатели» на узбекском языке не нужен?» Ответ: «Почему? Очень, нужен». Шеф: «Сарвар перевел мой учебник на узбекский, а в издательстве не приняли». Тогда А.У. Салимов сказал: «Когда Сарвар прилетит, пусть идёт прямо ко мне…».
По возвращении в Ташкент я позвонил помощнику А.У.Салимова М.М.Подлипскому. Услышав мою фамилию, тот сразу сказал: «Ваш вопрос решен положительно, идите к министру высшего образования Г.А.Абдурахманову».
Министр встретил меня хорошо, я объяснил ситуацию, он, в свою очередь, дал необходимую команду, и тут же подготовили письмо на имя директора издательства и вручили мне. Директор вызвал того же А.Тураханова и вручил рукопись, сказав: «Надо готовить к изданию». А. Тураханов внимательно изучил мой перевод и редактором определил доцента (ныне профессора) ТашПИ Аслама Хамидовича Хамидова. Аслам Хамидович оказал мне огромную помощь, я всю жизнь благодарен ему. Таким образом, ещё в 1977 году, когда о технической литературе на узбекском языке редко кто думал, появился крупный учебник по автомобильным двигателям. Параллельно я добился издания двух монографий на русском языке.
Проблема пришла сама
Научная проблема в республиканском масштабе, которую, по словам моего руководителя М.С.Ховаха, следовало мне самому найти, сама «разыскала» меня. В 1971 году главный конструктор по топливным насосам Алтайского моторного завода Л.М.Гамза приехал к нам в институт специально за мной. Раньше он бывал в других институтах Ташкента: ирригационном, транспортном, сельскохозяйственном. Видимо, там ему и посоветовали обратиться ко мне.
Цель его визита заключалась в том, чтобы найти научное обоснование причинам быстрого выхода из строя топливных насосов дизельных двигателей пахотных тракторов Т–4А в условиях климата Средней Азии. Из-за рекламаций реализация тракторов приостановилась.
Это было как раз то, что я искал, и, естественно, согласился взяться за это дело.
Так на нашем факультете (институтом он ещё не стал) появился первый хоздоговор. В течение года мы завершили работу, руководство завода и НТС полностью одобрили наши заключения. Научный отчет я доложил на НТС Алтайского моторного завода, где собрались конструкторы и инженеры. Я развесил десятки плакатов с научными результатами и доказал причину выхода из строя топливоподающей аппаратуры и, как результат, ухудшения мощностных показателей дизеля. Вывод: именно этим определяются рекламации на пахотные тракторы, эксплуатируемые в Средней Азии.
Там же был составлен протокол в виде рекламации Энгельсскому заводу топливных фильтров, где было четко сказано, что по результатам научных исследований доцента ТАДИ С.М.Кадырова бумажный фильтрующий элемент в условиях Среднеазиатского региона не выполняет свои функции и быстро выходит из строя. Необходимо изменить сроки замены.
Главный конструктор АМЗ Е.М.Ройфберг в личной беседе сказал: «Сарвар Мукадырович! Впредь ежегодно вам буду заказывать для выполнения по три хоздоговора на сумму 40–50 тысяч рублей, и с отчетом вам нет необходимости приезжать, можете отправить ваших аспирантов, сами же только приезжайте в гости. Вы своим трудом завоевали нужный авторитет».
В этих научных исследованиях были открытия, которые я не оформил в соответствующих органах.
Например, в России, в зонах с умеренным климатом по истечении времени фильтры забиваются кварцевой пылью, растут их сопротивления, начинают лучше очищать топливо.
В Среднеазиатском регионе, наоборот, с течением времени сопротивление фильтра резко не увеличивается, но очистка топлива резко ухудшается, в прецизионные элементы ТПА проникают более крупные частицы пыли (кварц) и усиленно изнашивают пары трения. Это явление было обнаружено впервые мною и научно доказано…
Я вернулся в Ташкент, через два-три дня позвонил мне директор Энгельсского завода топливных фильтров, представился, чувствую по его голосу некоторое недопонимание. Он говорит: «Нам заключение о фильтре давал ЦНИТА (Центральный научный институт топливной аппаратуры), мы верим этому институту».
Я сказал: «Хорошо, тогда проверьте наши пробы топлив в ЦНИТА».
– Договорились!
Через несколько дней мне звонит директор ЦНИТА (Ленинград) профессор Юрий Борисович Свиридов (мы знали хорошо друг друга еще с МАДИ). Поздоровались, и он попросил, чтобы я отправил пробы топлив в Ленинград. Так и сделал. Прошло определенное время, и звонок.
Ю.Б.Свиридов: «Сарвар, ты прав. Внесли соответствующие изменения в инструкцию по эксплуатации тракторов Т-4А в условиях Средней Азии. Спасибо тебе за объективные данные».
– Вот это друзья! Справедливость всегда побеждает.
Потом в МАДИ состоялась Международная научная конференция, и там тоже пришлось убеждать известных ученых в моей правоте.
Таким образом, первый кирпич был заложен в будущую докторскую диссертацию, и проблема нашла своё решение.
После этой работы к нам стали чаще обращаться с производства (Владимирский тракторный, Минобороны, Астраханский ГПЗ, Минавтотранс РУз). Пришлось одновременно руководить несколькими самостоятельными договорами.
Докторская диссертация начала приобретать свои очертания.
В семидесятые годы в институте было проведено несколько Всесоюзных конференций, посвященных развитию автомобильного транспорта и автодорог. На всех конференциях я был бессменным ученым секретарем. Р.П.Доброгаев, известный профессор МАМИ, полковник, был всегда заместителем председателя Оргкомитета, у нас сложились с ним добрые отношения. В личных беседах он спрашивал о моих научных исследованиях, и, видимо, они его заинтересовали. Я поближе познакомился с профессором. Он, как человек и ученый, мне очень понравился, не зря, видимо, его фамилия происходит от слова «добро». Мои успехи в науке и практике тоже пришлись ему по душе, мы начали научное содружество. В 1975 году я поступил заочным докторантом в МАМИ, на кафедру автотракторных двигателей. Научным консультантом определили Р.П.Доброгаева.
При выполнении докторской диссертации мне со стороны ректора и кафедры не были созданы, как некоторым, тепличные условия. «Некоторые» в аналогичных ситуациях не вели преподавательской работы, занимались только наукой и получали премии. А я, как и все доценты, выполнял 760 часов учебной нагрузки, должен был участвовать в общественной работе в качестве секретаря партийной организации, по два месяца руководить хлопковыми кампаниями института и факультета. При всём этом я должен был работать над диссертацией. Я был рад и тому, что не мешали. Видимо, были уверены, что ничего у меня не получится. На решение проблемы, за которую я взялся, никто из учёных института не решился бы, зная, что их знаний и упорства просто не хватит для её положительного решения.
Осенью 1981 года первый вариант диссертации и рукопись автореферата я сдал заведующему кафедрой автотракторных двигателей МАДИ профессору В.Н.Луканину.
А на родной кафедре я не мог организовать предварительную защиту. На это ушло шесть месяцев! Нашлись всякого рода причины. Я терпеливо ждал. Наконец, представители девяти кафедр собрались в зале заседаний и прослушали мой доклад. Такого научного семинара до меня и после не было!
Рецензенты профессор У.А.Икрамов и доцент А.А.Ганиходжаев одобрили мою работу, рекомендовали представить в спец. совет МАДИ.
Это было в мае 1982 года. За это время профессор В.Н.Луканин стал ректором МАДИ и, естественно, председателем совета по защите диссертаций. Вскоре я поехал в Москву и один экземпляр диссертации сдал в совет, другой – научному консультанту Р.П.Доброгаеву. Р.П.Доброгаев обнаружил некоторые погрешности в работе и посоветовал ректору МАДИ пока воздержаться принимать работу к основной защите, добавив, что он даст знать, когда можно будет выходить на предзащиту. После разрешения Р.П.Доброгаева в том же году, в конце октября, собрались учёные трех кафедр и прослушали мой доклад. Решение учёных было однозначно: «Работа находится на стыке двух специальностей: тепловые двигатели и эксплуатация автомобилей, следовательно, её надо доработать».
Я переделал диссертацию за семь месяцев и сдал работу на вторичное обсуждение.
Перед отъездом в Москву я попрощался с нашим ректором и попросил его замолвить за меня два слова В.Н.Луканину. Он согласился. С хорошим настроением поехал в МАДИ. Все друзья-ученые, которые ознакомились с диссертацией, говорили добрые слова. Рецензенты тоже! Наконец, день предзащиты! Все собрались, ждут ректора: но он немного задержался. Он открыл заседание и начал шепотом разговаривать с заведующим кафедрой эксплуатации автомобилей профессором Г.В.Крамаренко. Я седьмым чувством почувствовал что-то неладное. Спокойно доложил, ответил на все вопросы. Мой основной рецензент доцент С.Е.Никитин – двигателист, одобрил мою работу, отметил мои научные заслуги, затем выступил профессор с кафедры эксплуатации (я его не знаю) тоже неплохо, отметил некоторые упущения. выступили и другие ученые. Резкой критики не было.
В заключение научного семинара по предварительной защите было предложено два варианта решения: первое – работу рекомендовать к основной защите; второе – устранить недостатки и повторно обсудить.
Когда мне дали слово, я выбрал второе решение.
Значит, работа считается сданной на совет, я только устраняю недостатки, указанные на семинаре.
Я должен сказать, что с 1972 года не тратил ни одной копейки бюджетных денег института для поездок в Москву, Киев, Ленинград. Для этих целей были использованы командировочные средства, заложенные в смете расходов моих хоздоговоров. Поэтому всегда чувствовал себя независимым. Проблемы с лекциями успешно решались с другими лекторами.
В СССР существовало неписанное правило: «Кто хочет стать доктором наук по какой-то специальности, должен получить признание ученых СССР по данной специальности. Только после этого он может выходить на арену для публичной защиты. Для этого он должен доложить о своих исследованиях на крупных Международных и Всесоюзных научных конференциях. В этом смысле мне повезло, так как я сам организовал и провёл в течение четырнадцати лет четыре Всесоюзные конференции в Ташкенте. Естественно, все крупные ученые Союза приезжали со своими научными докладами и высказывали свои пожелания и замечания, напутствия по моим докладам тоже. Таким образом, по их мнению, я был уже готовым доктором. Это ещё больше меня окрыляло.
Следует заметить, что первый вариант моей диссертации был завершен в январе 1981 года и неофициально показан заведующему кафедрой автотракторных двигателей МАДИ, моему другу В. Луканину. Он тогда приехал в ТАДИ оппонентом по кандидатской диссертации моего ученика М.Арипджанова, после защиты он несколько дней отдыхал в санатории «Хумсан». Там и просмотрел мою диссертацию и дал согласие быть официальным оппонентом. Значит, диссертация отвечает требованиям.
Горести и радости
Вернувшись в Ташкент, я доложил своему ректору о результате обсуждения. Обычно поступок защищающегося, аналогичный моему, считается благородным, но я не услышал ни одобрения, ни возражения.
В сентябре 1983 года из МАДИ в наш институт пришло письмо без номера и даты. В письме написано, что по моей диссертации принято отрицательное заключение. Это письмо поколебало мои самые добрые чувства по отношению к родному МАДИ. Ясно было, оно кем-то организовано. Я посоветовался с проректором по науке профессором А.Д.Машковым и деканом автотранспортного факультета МАДИ – профессором В.М.Архангельским, который знал всю «подноготную» и дал понять, что делать… После этого я написал заявление на имя ректора МАДИ, что забираю диссертацию с рассмотрения на совете. Теперь мне нечего делать в МАДИ, обители, давшей мне знания, сделавшей меня учёным. Видимо за двадцать лет в родном для меня институте не осталось в живых честных и порядочных ученых, своё величие они унесли с собой. А остальные сделали своим девизом зависть и играли под дудку ташкентских «друзей». Теперь мне не хватало человека, который мог бы указать правильный путь.
После того, как я дважды получил удар «ножом» в спину, смог взять себя в руки. Говорю сам с собой:
– Ты хорошенько оцени свою диссертацию, кому она нужна?
– Сельскому хозяйству.
– Почему тогда связался со специальностью «эксплуатация автотранспорта»?
– Несколько параграфов связаны с эксплуатацией автомобилей «МАЗ».
Меня осенила мысль показать диссертацию учёным в других городах.
Профессора Р.П.Доброгаев, В.М.Архангельский и С.Е.Никитин тоже были такого мнения.
В сентябре 1983 года я поехал в командировку в Украинскую сельхозакадемию к заведующему кафедрой теплотехники и ДВС профессору Б.Х.Драганову в надежде, что там есть спец. совет по моей диссертации. С Б.Х.Драгановым я был хорошо знаком по выступлениям на Всесоюзных конференциях. Он ознакомился с моей диссертацией и посоветовал обратиться в Ленинградский сельскохозяйственный институт, сказав, что там есть нужный спец. совет, а в Киеве – нет. Из Киева я вылетел в Ленинград. На следующий день поехал в ЛСХИ. Обрадовался, услышав, что в Ленинградском сельскохозяйственном институте есть спец. совет по моей специальности. Встретился с учёным секретарём, доцентом В.С.Шкрабак (потом он стал ректором), и вместе мы сопоставили мою диссертацию с паспортом специальности.
Всё соответствует! Секретарь взял работу домой, чтобы поближе ознакомиться. Он пришёл к окончательному выводу, что работа полностью соответствует профилю спец. совета ЛСХИ. После этого по одному экземпляру диссертации и автореферата я сдал председателю совета А.В.Николенко и его заместителю С.А.Иофинову, и они обещали в скорейшем времени просмотреть работу…
Следует сказать, что за все годы пребывания в Москве, Ленинграде, Киеве я никогда не останавливался в гостинице, так как мои учителя не позволяли делать этого. Всегда они приглашали к себе в гости. Это С.Е.Никитин, М.С.Ховах, К.А.Морозов – в Москве; Б.Х.Драганов – в Киеве; Л.И.Крепс – в Ленинграде, за что я им благодарен. На этот раз остановился у профессора Леонида Иосифовича Крепса. Он оказал мне огромную помощь, так как полностью просмотрел и отредактировал мою диссертацию. Супруга его относилась ко мне, как к своему сыну… Затем я улетел в Ташкент.
В конце того же месяца, в сентябре, работу выслали мне, указав, где какие изменения следует внести. Я с удовольствием прислушался к их мнению и в третий раз взялся переделывать диссертацию. Одну треть диссертации частично изменил, кое-где сделал «косметический ремонт» и в декабре 1983 года работу официально сдал на спец. совет ЛСХИ.
В 1983 году хлопковая страда затянулась до конца декабря, и наш ректор со своими проректорами тоже находились на хлопке. Я – начальник штаба факультета в Ташкенте, так как работаю секретарем партбюро. Поэтому письмо на имя ректора ЛХСИ подписал начальник учебной части, и я поехал в Ленинград.
В конце января 1984 года в ЛСХИ была Всесоюзная научная конференция, на который я, развесив семьдесят плакатов, доложил о своей работе. Участники конференции – учёные (было много известных профессоров со всех республик) дали ей положительную оценку. В начале февраля состоялся совместный научный семинар трех кафедр, обсудили мою работу и рекомендовали к защите. Конечно, были замечания, которые можно было оперативно исправить. В июне были утверждены оппоненты, а защиту наметили на 26 ноября 1984 года.
Когда я зашел к проректору А.М.Багдасарову за приказом, он обругал меня: «Ты в своем уме? Так докторами не становятся!» Я ему ответил: «Ленинградцы – порядочные, справедливые люди и ученые».
За десять дней до защиты я вылетел в Ленинград. Чтобы помочь мне, со мной поехал научный сотрудник Мирзамурод Ризаев, накануне защиты прилетели младший брат Марвар и мой аспирант Шухрат. До дня защиты я не встречался ни с одним членом спец. совета, у меня не было встреч и с двумя российскими оппонентами, не считая одного телефонного разговора с ними. Оба оппонента – профессоры Н.Н.Иванченко и Б.А.Улитовский сказали, что их мнения положительны. Поэтому я был спокоен. 19 ноября встретился с председателем совета, он мне дал поступившие отзывы на автореферат, рецензии оппонентов, ведущего предприятия и сказал, чтобы я готовился к их замечаниям. Тогда я его спросил, можно ли мне встретиться с членом совета, профессором И.В.Мишиным. Он ответил: «У нас так не принято. Если у члена совета есть вопросы, на заседании он задаст, и вы будете отвечать, спорить, а до этого встреча запрещается».
Причиной моего желания встретиться с профессором И.А.Мишиным было то, что на июньском заседании спец. совета в ЛСХИ И.А.Мишин был «главным героем», и диссертация одного московского учёного получила отрицательную оценку. И.А.Мишин был крупным учёным по моей специальности, поэтому я заранее хотел знать его мнение. Но, увы…
Заседание спец. совета началось в установленное время. В составе совета были член Президиума ВАК СССР – академик В.М.Кряжков; члены экспертного совета ВАК – профессор В.В.Бурков и академик О.В.Лебедев (он же мой оппонент).
Я вывесил графические материалы на сто одном ватмане и ещё двадцать держал в запасе. Стенограмма тоже, почти как диссертация, составила восемьдесят восемь страниц!
Докладывал полчаса, а пять часов слушал и отвечал на вопросы. Профессор И.А.Мишин лично задал двадцать один вопрос, выступил в прениях, серьезно критиковал, отвергая одну из основных формул, отмечая, что единица измерения не получается, как подобает, поэтому формулу отвергал. Когда мне дали слово, я корректно доказал, что он ошибается, а он в ответ с места сказал: «Много говорите, молодой человек!».
При обсуждении диссертации выступил ряд ученых – членов совета и одобрили работу. При голосовании я опасался профессора И.А.Мишина, но он первым при всех открыто голосовал за меня, поздравил и ушёл. Этому старейшему учёному тогда было восемьдесят два года. Так мог поступить только великий человек, корифей науки!
Итог голосования был в мою пользу – 13:0. Это был второй самый счастливый день в моей жизни.
После защиты мои помощники организовали угощение на несколько человек. Приглашены были профессора Р.П.Доброгаев и Д.Д.Багиров; с Алтайского моторного завода – главный конструктор Е.М.Ройфберг с женой; моя супруга – Аълохон, брат Марвар, ученики Мирзамурод и Шухрат, а также заместитель секретаря парткома ТАДИ Б.Нормухамедов, всего десять человек. Никого из оппонентов или членов совета не было. Очень приятно провели несколько часов. Но при этом Б.Нормухамедов вел себя странно. Вдруг разболелся его живот, и он ничего не ел и не пил…
На следующий день мои гости и супруга уехали. Через два дня Марвар с диссертацией тоже уехал поездом в Москву для передачи её в ГосНИТИ.
Я счастлив, окрылен, переполнен чувствами, идеями и планами на будущее, готов «свернуть горы», поднять неподъемное, объять необъятное. Быстро, в течение четырех дней, (в Москве потребовалось бы не менее месяца) оформил все документы, необходимые для отправки в ВАК, оставил их у учёного секретаря и с моими двумя помощниками собрался вернуться в Ташкент. Однако ни на самолёт, ни на поезд билетов не было. Тогда Мирзамурод бросил идею: «Давайте, договоримся с проводником и поедем без билета, ведь ехать до Москвы только одну ночь». В Ленинграде оставаться ещё на один день – дело трудное, с гостиницей мы распрощались, так как были уверены, что достанем билеты. Вспомнились мне студенческие годы, и новоиспеченный доктор наук решил «зайцем» садиться в поезд. Смешно, но другого выхода не было.
Мирзамурод договорился с проводником, и тот с трудом разместил нас в разных вагонах. Ночью появились контролёры. Я сильно испугался, боялся не штрафа, а возможного позора. Притворился спящим, а проводник сам поговорил с проверяющими. Утром благополучно вышли в Москве и поехали к другу – профессору Д.Д.Багирову. По душам поговорили, поужинали и вечером того же дня вылетели в Ташкент.
Шёл 1985 год, апрель. По непонятным нам причинам снимают с должности ректора института… Начался процесс подбора кадров на эту должность. Претендентов было хоть пруд пруди. Об этом я вообще не думал, молодой, ещё не утвержденный доктор. Вдруг меня приглашает министр ВиССО, и происходит такой разговор:
– Кто ваши родители?
– Отец погиб в 1944 году на войне, мать умерла в 1977 году.
– Где защищали докторскую диссертацию?
– В Ленинградском сельскохозяйственном институте.
– С какого периода работаете в ТАДИ?
– Со дня организации, с 1972 года.
Хорошо, посидите у начальника управления по вузам. Я быстро схожу в ЦК.
С полчаса я сидел в приемной начальника управления, потом вышел на балкон и там стал ждать. Вдруг появляется наш бывший ректор. Мы дружелюбно здороваемся. Он спрашивает, в связи с чем я здесь. Я ответил, что меня пригласили по вопросам научных исследований… Он, естественно, догадался об истинной причине и извиняющимся тоном говорит: «Сарвар, вместе с кандидатурами других ученых я твою кандидатуру тоже представил в министерство». Я его поблагодарил…, но точно знаю, никакой рекомендации не было. Мою кандидатуру предложили министру мои близкие друзья: ученые – академик О. Лебедев и заведующий кафедрой ДВС ТИИМСХ – доцент Д.Хакимов.
Я ждал министра до 19.00, но он не появлялся, вышел начальник управления С.И.Ибодуллаев и сказал: «Министр задерживается в ЦК. Можете идти. Завтра пригласим». На следующий день я пришел в институт к девяти часам. Оказывается, в 8.45 этот начальник позвонил на кафедру и передал, что в 10.00 меня ждет заведующей отделом науки ЦК.
Как только я зашел на кафедру, началось невообразимое, все начали приставать ко мне: что, зачем, почему? «Вы уже ректор, об этом все, даже уборщицы знают» – говорили они.
Я, как мог, отнекивался и сказал, что я должен передать в ЦК свои предложения по организации научного центра. Но никто, конечно, не поверил.
В назначенное время пришел в ЦК. Меня принял заведующий отделом науки и образования И.Тухлиев. Мы поговорили по душам. Было много вопросов и ответов. В конце нашей беседы он попросил меня написать автобиографию, заполнить анкету и предупредил, чтобы об этой беседе никому ни одного слова я не говорил, «даже жене…». Я ушел. Потом наступило затишье…
Дней через десять меня и супругу пригласили в ЦК и ознакомили с поступившей анонимкой от членов парткома (дело рук заместителя секретаря Б.Нормухамедова). Обвинение, что… у нас в семье не всё благополучно… Супруга все поставила на свои места и заместитель заведующего отделом С.Р.Ризаев сказал супруге: «Ваш муж рекомендован на должность ректора ТАДИ, других кандидатур нет, документы переданы для утверждения на бюро ЦК».
Но вскоре произошли события, отложившие вопрос о моем назначении ровно на десять лет. 18 августа появилось постановление Кабинета Министров об освобождении С.П.Пулатова с должности министра и назначении его ректором ТАДИ.
С новым ректором у нас сложились самые деловые отношения: первые годы он мне доверял и давал много поручений, я от всей души их выполнял. Но постепенно его отношение ко мне заметно изменилось…
В этот период мои мысли были заняты проблемами докторской диссертации. Как мне было известно, мои документы поступили в ВАК 28 декабря 1984 года. По положению, диссертацию передали «чёрному» оппоненту. Потом я узнал, что оппонент дал положительный отзыв. Но в конце апреля в ВАК поступило два анонимных письма, якобы от имени учёных кафедры автотракторных двигателей МАДИ. На самом деле они были организованы моими «друзьями» из родного института в Ташкенте во главе с Б.Нормухамедовым… Было установлено, что замечания, указанные в анонимках от имени ученых МАДИ, имели отношение ко второму варианту диссертации, я же защитил в ЛСХИ третий вариант. На нашей кафедре в ТАДИ у всех на виду лежали первый и второй варианты, третьего варианта там не было, я никому его не показывал. Анонимные письма ВАК отправил в ЛСХИ. Спец. совет создал специальную комиссию из трех профессоров. Комиссия сопоставила замечания и мою диссертацию и убедилась в подлости анонимщиков. Члены комиссии даже съездили в МАДИ. С меня взяли письменное объяснение, оппонентов попросили заново выразить свои мнения, и, наконец, в июле 1985 года спец. совет ЛСХИ утвердил свое решение, принятое 26 ноября 1984 года в день защиты.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
