Текст книги "Дом, который дарит тепло: твой калейдоском счастья. Уютные рассказы"

Пикник с воспоминаниями

автор рассказа Саша Паулан

– Все, быстро запрыгиваем в машину! И без драк! – Денис открыл дверь и помог сесть в машину своему сыну и племяннице.

– Он первый начал! – обиженно закричала рыжая девочка, копия своей мамы.

– Неважно, кто начал, Ален. Вы оба хороши, – обессиленно сказала Лиза. – Поймите, вы брат и сестра! Вам нельзя постоянно кричать друг на друга и драться.

– Теть Лиз, ну как не драться? – пожал плечами Гоша, и за это Алена дернула его за волосы.

– Мы, рыжие, должны держаться вместе, – засмеялся Денис. – Но если вы будете устраивать побоища, то я разверну машину и в лагерь вы не попадете.

– Не очень-то и хотелось, – насупилась Алена.

Денис с Лизой переглянулись и незаметно улыбнулись друг другу. Много лет назад они тоже постоянно дрались и вредничали. Намучались же с ними родители. Но все изменил один прекрасный момент – поездка в лагерь! На целый месяц! Месяц без родителей, с незнакомыми людьми и кучей правил. Он оказался самым прекрасным летним месяцем за все школьное время. Нет, конечно, они и потом ездили в лагеря и санатории, на курорты с родителями и на все лето на дачу. Но именно в первом летнем лагере они стали настоящими братом и сестрой, которые стоят друг за друга горой.

– Но по дороге мы с вами заедем на пикник, – радостно сказала Лиза.

– Ма-а-ам… – протянула Алена. – Какой еще пикник?

– Обычный, – весело сказал Денис.

– Мне опять ничего вкусного не достанется, – Гоша сделал грустное лицо.

– Всем все достанется, – поспешила успокоить Лиза, успев перехватить руку дочери, которая хотела опять дернуть Гошу за волосы. – А сейчас вы можете спокойно посидеть и не отвлекать от дороги?

Дети насупили свои маленькие носы и отвернулись к окнам. Но разве можно долго злиться, когда вы проезжаете такую природную красоту? Зеленые поля, на которых пасутся коровы и лошади; леса, где точно бродят медведи, лисы и волки; озера, на которых так красиво блестит солнце.

– Мам, а мы сходим в лес? – спросила Алена.

– Обязательно! – улыбнулась Лиза.

– А ее там медведь не съест? – с надеждой спросил Гоша и сразу получил от Алены кулаком по ноге.

– Не съест! Ты же защищать ее будешь, – засмеялся Денис.

– Дождешься от него, – Алена снова насупилась и отвернулась к окну.

– Ну, если она драться не будет…

Лиза снова посмотрела на Дениса. Как же дети похожи на них самих в их возрасте. Пусть они и двоюродные, но ведут себя точно так же. Денис, как и его сын, был невысокого роста и не всегда мог постоять за себя. Лиза, на год старше и на голову выше, часто задирала брата.

– Вот и наша первая остановка, – сказал Денис и остановил машину недалеко от высокого дуба, который в одиночестве стоял на огромной поляне.

– Это наше любимое дерево, – пояснила Лиза. – Родители часто нас сюда привозили на пикники.

Выгрузившись из машины, все четверо пошли к дереву. В тени, под раскидистыми ветками, было прохладно, поэтому Лиза быстро расстелила плед, а Денис помог разложить продукты.

– Парадокс этого места, что тут всегда тихо, хоть и дорога рядом, – сказал Денис, нарезая арбуз. Дети прислушались… Действительно, редко проезжающие машины были не слышны. Лишь легкий шум летнего ветерка и щебет пролетающих птиц.

– Мам, а как там было, у вас в лагере? – спросила Алена, откусывая прохладную мякоть арбуза.

– Было хорошо! – ответила Лиза, и вместе с Денисом они погрузились в светлые воспоминания.

Чего только не произошло за тот месяц в летнем лагере «Море» у Лизы с Денисом! Лиза сразу поняла, что ей придется защищать младшего брата. Чем не повод для обзывательств рыжий цвет волос? Но Лиза с рогаткой быстро показала, что младшего брата лучше не задирать!

А еще там была широкая спокойная речка. Вожатые собирали свои непослушные отряды и каждое утро перед завтраком ходили делать зарядку и плавать в теплой воде. И какие вкусные были завтраки! Омлеты, каши, компоты, свежие яблоки и груши!

Днем все дети играли, лепили из пластилина, рисовали и иногда выпиливали из дерева игрушки. А вечерами… Вечера были волшебные. Самый взрослый вожатый разводил костер и начинал играть на гитаре. На небе светили яркие звезды, костер потрескивал, и вожатый ровным красивым голосом пел песни о природе, волшебниках, космосе и, конечно же, любви… Кажется, Лиза впервые и влюбилась в лагере. Это был белобрысый мальчишка, который так же, как и она, любил животных, плавать и стрелять из рогатки.

Но главное, что там появились друзья! С некоторыми Лиза и Денис все еще дружат. С другими ребятами они какое-то время обменивались письмами. И это тоже было интересно!

В летнем лагере «Море» была совсем другая жизнь. Не городская. Без уроков и контрольных работ, беззаботная, но с правилами. Где самое главное правило для детей – насладиться летом!

Солнечная, добрая и по-детски наивная…

– А почему же лагерь называется «Море»? – удивленно спросил Гоша. – Там же только речка.

Лиза засмеялась:

– Там целое море эмоций!

Уже в машине Алена на ушко сказала Гоше:

– Если кто-то тебя будет обижать, скажи мне… Я им покажу «море эмоций»!

Деревня Захарово

автор рассказа Елена Шаламонова

Автобус свернул с шоссе на грунтовую сельскую дорогу. До тупиковой деревни Захарово оставалось ехать около трех километров. В автобусе ехали только два пассажира: Галина и ее подруга Татьяна. Все остальные вышли раньше, у своих деревень.

– Ну, вот и наше Захарово скоро, – вздохнула Галина, – помнится: сколько же я тут своих каникул провела… Да, считай все школьные, а потом и студенческие, когда тетка жива была. Хорошо у нас тут было! Весело!

– Так это когда было? При царе Горохе. Теперь все отдыхать к морю едут, – сказала Таня. – Вот и мы с тобой, как продашь ты теткин дом, будем ездить каждое лето к морю, наслаждаться… Море – это тебе не речка Вонючка…

– Почему это Вонючка? – обиделась Галина, – наша река очень даже чистая. И рыба водится. И дно – песочек золотой, неглубокая, зато теплая.

– Да все равно с морем не сравнить, – не уступала Татьяна, – море – там курорт, а тут как была деревня, так и осталась.

– Если бы осталась, как была, а то все разъехались… – с сожалением произнесла Галина, – старики поумирали, вот и моя Алла Петровна тоже. А молодым не надо ничего. Ни бора соснового, ни яблок из своего сада, ни ягод, ни птичьего пения, ни свежего воздуха…

– Опять ты за свое. Считай, дом продала. И задаток взяла, так что хватит тебе ныть по прошлому. Его не вернешь. И зачем тебе этот дом? Ты что, одна тут жить собираешься, когда у тебя хорошая квартира в городе? – спросила Таня.

– Ну, деревня тут пока жилая… Многие по одному живут, – начала было Галина, – а мне через год на пенсию.

– Вот именно: пока жилая. А тебе свою жизнь не в отшельниках надо доживать, а на всю катушку: к морям ездить, может, и мужа найдешь. Поживи для себя. Дети выросли, устроены, – не успокаивалась Таня.

– Это да, конечно. Дочки замужем. У них все хорошо. А мне можно и одной пожить. Какое замужество в мои-то годы? – засмеялась Галина. – Ты сама одна сколько лет…

– Я старше тебя на пять лет, не сравнивай. И к тому же была замужем три раза. Четвертого мужа я не вынесу. И речь не обо мне. А ты у нас красавица и умница, характер покладистый. Тебе еще можно рискнуть, – Таня подмигнула Галине и стала смотреть в окошко.

Автобус подъезжал к деревне. Женщины подхватили свои сумки и вышли, как только водитель открыл двери.

В доме пахло сыростью. Но все также приветливо белели занавески на окошках, подзоры на кровати и кружева на иконах.

– Ах, как же тут хорошо… Надо печку протопить, а то спать будет неуютно, – сказала Галина.

– Ага, а я обедом займусь, – кивнула Таня и начала разгружать сумку с провизией.

– Надо на обед соседок позвать, готовь на всех. Ивановну и Семена Ильича, а еще Нину, – сказала Галина.

– Вот и уговорят они тебя тут остаться. Вечно у вас на эту тему задушевные беседы. Может, не стоит?

– Нет, обязательно надо. Отходную. И бутылочку мы же взяли по этому поводу.

– Ну, раз отходную, тогда ладно, – Таня, подхватив ведро, пошла за водой.

Галина затопила печь. Сначала неуверенно, а потом весело затрещали щепки, согревая и воспламеняя поленья. В доме сразу стало теплее от потрескивания дров, от скрипа половиц под ногами, от весеннего слабого и свежего ветерка, врывающегося в маленькую форточку.

Галя выдвинула ящик комода. Этот визит в деревню был последним. Ей хотелось забрать некоторые вещи тетки на память. Она в очередной раз заметила, какой порядок был повсюду у Аллы Петровны. Аккуратно сложенные в ящике комода полотенца, постельное белье и салфетки будто только вчера были тщательно выглажены и уложены в стопочки.

Галя вздохнула и глянула на фотографию тетки, висящую на стене. Та будто бы чуть улыбалась. Гале стало не по себе. Она чувствовала себя предательницей, продавая дом и сбегая с деньгами «на моря».

Открыв второй ящик, Галя увидела белье. Некоторые ночные рубашки и кофточки были куплены впрок, лежали еще с этикетками. Она провела рукой по уложенному белью и вдруг почувствовала под ним что-то твердое. На дне ящика лежала деревянная шкатулка. Галя вытащила ее и открыла. В ней лежали, связанные атласной ленточкой, письма.

Сев на диван, она развязала ленточку и, посмотрев на стопку писем, вздрогнула. Это были ее письма. Галя вспомнила, что в детстве она часто писала тетушке. Тогда не было мобильных телефонов, по стационарным-то и то сложно было дозвониться, поэтому все писали письма, открытки к праздникам.

То, что тетка хранила всю Галину корреспонденцию, для нее стало открытием. Она не удержалась и начала читать.

– Ты что там притихла? – спросила ее Татьяна, хозяйничая у плиты.

– Да, тут… разбираю тетины вещи, так, немного… – откликнулась Галя, едва сдерживая волнение. Она читала свое детское письмо тетке, написанное из пионерского лагеря.

В письме она жаловалась на строгий порядок в отряде, скуку и тоску по деревне.

– Смотри, мое детское письмо тетушке, – сказала она подошедшей Тане, – все-то она сохранила… я теперь вспомнила. Тот единственный раз, когда я ездила в лагерь. И после – только сюда, в Захарово. Ни за что не соглашалась ездить в лагерь.

Таня вздохнула, покачала головой и поторопилась на кухню. А Галина не могла оторваться от писем. Она сквозь слезы читала и читала свои послания тетушке, где жаловалась на долгую зиму, на то, что тянется невыносимо учебный год, и обещала с первых дней каникул приехать в любимое Захарово.

У тетки не было детей, Галя была ее любимицей. Галя помнила, как тетушка всегда говорила о наследовании дома, просила Галю поддерживать хозяйство в порядке и молить о спасении ее, тетушкиной души.

Сейчас эти просьбы Аллы Петровны всплыли в сознании четко, будто бы только что были по-настоящему услышаны.

Галина сидела на диване, складывая письма снова в стопочку, вытирая слезы и вздыхая. Таня подошла и села рядом.

– Ну, что ты, расклеилась совсем? Не надо больше сюда приезжать. Только память ворошишь. Все проходит. И время меняется, и жизнь наша летит вперед, – Таня гладила подругу по спине.

– Давай я тебе помогу с обедом, – сказала Галя и, положив в комод письма, стала надевать фартук тетки.

– Так ты хотела вещи смотреть, я и сама управлюсь, – ответила Татьяна.

– Тогда я пойду приглашать соседей, а потом приду полы помою. Пыльно.

Обойдя соседей, Галина вернулась улыбчивая и спокойная. В глазах ее светился радостный огонек.

– Ну вот. Успокоилась? Все хорошо? – спросила Таня, оглянувшись на Галину.

– Да, все хорошо. Как тут, в Захарово, может быть иначе? – засмеялась Галина.

Таня с удивлением посмотрела на подругу.

– Во сколько за стол сядем? Через час у меня все готово будет.

– Отлично, вот сразу и сядем. Пообедаем, посидим немного. А потом за дела, дел невпроворот, – улыбнулась Галина.

– Каких дел? – спросила Таня и села на стул, бросив полотенце на колени, – ты что, оставаться тут все-таки надумала?

Галина не ответила, а только широко улыбнулась и кивнула. Ее счастливая улыбка все сказала.

Таня молча смотрела, как Галина моет пол в комнате, аккуратно отодвигая стулья, заботливо ставя их потом на место.

Некоторое время женщины молчали.

– А как же задаток? Деньги еще не успела потратить? Половину суммы ведь отдали, – спросила Таня.

– Нет, ни копейки не потратила. На что мне эти деньги! Не велики они. Я же до последнего сомневалась. Жалко было так, аж сердце щемило.

– А теперь уже не щемит? – спросила Таня.

– Отпустило…

Подруги засмеялись в голос. Они сели на диван и обнялись.

– Вот непредсказуемая ты, как ветер, Галька. За что тебя и люблю, – сказала Таня, вытирая слезу. – Ну, раз деревня, значит, деревня. Будем в речке купаться. Ладно. Уговорила…

– Ага, я тебя и рыбачить научу. Дед Семен говорит, щука еще ловится.

– Ну, раз дед Семен говорит… – Таня засмеялась. – Ладно, пора на стол накрывать, придет дед Семен-то?

– А то. Все придут. И с соленьями своими. Так что разговор интересный будет, – сказала Галина.

– О чем это? – поинтересовалась Таня.

– Тебя будем уговаривать сюда переехать. Тут домик рядом с Семеном продается, совсем недорого. А? – Галя захохотала, а потом добавила:

– Я серьезно вообще-то. Нельзя упускать такой классный дом. Да еще и сторож под боком.

– Не искушай… – развеселилась Таня, – а сколько там годков деду-то?

В доме звенел смех, когда гости начали собираться. Обед с разговорами и песнями плавно перешел в ужин. Уже поздно соседи стали расходиться. Все были рады Галиному решению не продавать дом.

Когда подруги стали укладываться спать, Галя сказала:

– Ну, как тебе наш народ?

– Ох, отличные люди, право слово… – откликнулась сонная Таня.

– То-то… Ни в каком Сочи так тепло нам не будет. Ни у какого моря… Только тут, в Захарово, – как заклинание произнесла Галина, засыпая.

Свет луны серебрил дощатые полы комнаты, мерно тикали старые ходики в кухне, запущенные Галиной рукой. Казалось, они своим тихим шепотом с надеждой начали отсчитывать новое время для старого деревенского дома с фотографией тетушки на стене.

Согревающая природа

Дождь

автор рассказа Любовь Курилюк

За окном шумит дождь. Барабанит костяшками своих пальцев по железным козырькам домов, забирается под воротники, пробегает широкой, уверенной волной по мостовым. Сегодня он полноправный хозяин, сегодня все – люди, животные, машины – сама жизнь в полной его власти.

Небо, затянутое плотными, как сгустки сметаны, облаками, ветер, рвущий костровые, ярко-оранжевые, пурпурно-желтые и зеленые с коричневыми прожилками листья, река, бешено бьющаяся в каменные, холодные берега и осыпающая случайных прохожих снопом мерзлой, пахнущей водорослями воды – все они за одно.

– Сидите дома! – кричат они. – Хоть раз побудьте вместе, без права высунуть нос наружу, почувствуйте другого, как самого себя, его тепло, услышьте его голос!

– Нет! – устало вздыхает тонкая, растрепанная береза. – Я много раз видела, как они, эти странные люди, разбредаются по разным углам, прячутся в комнаты-норы, запирают двери и, отгородившись от того, кого считают своей семьей, живут, поглядывая на часы и погоду за окном. Живут и ждут, когда можно будет звякнуть ключом в замке, набросить на плечи куртку и уйти, буркнув что-то на прощание.

– Это ты про кого? – липа, с почерневшим от воды, обломанным стволом, скрипнула, задев фонарный столб.

– А вон то окошко, с занавесками полосатыми.

Береза махнула в сторону. На асфальт посыпались сердечки ее семян. Дворник, в длинном дождевике и резиновых сапогах, хмуро посмотрел вверх, ругая деревья.

Липа обернулась и посмотрела туда, куда указала подруга.

Большое, добротное окно, широкий подоконник, тяжелые, ниспадающие вниз красивыми, переливающимися складками шторы. Внутри, под высоким потолком горит люстра. Нежные хрустальные подвески рассыпают по стенам лучистые отблески яркого белого света. Картины на стенах, фотографии в рамках.

– А кто там живет? Фото не разглядеть! – дерево прищурилось, наклонилось поближе, но злой ветер выгнул его обратно, нечего, мол, подглядывать!

– Помнишь, такой паренек ходил, все на гитаре во дворе песни пел? Колькой звали. Ну, ты должна помнить, чай, не девочка! – зашептала береза.

– Лысый? В кроссовках на босу ногу?

– Да, он. Только не лысый он, просто коротко стригся. Красивый был…

Береза мечтательно закачалась, заплетая свои тонкие ветви в причудливые узоры.

– А теперь-то что? – озадаченно спросила липа.

– Так женился он. Жена вся такая точеная, на машине у нас по двору мыкалась, место искала. Машину помнишь? Красная такая.

– Помню. В меня однажды врезалась. Ох, и шуму тогда было… До сих пор вон шрам на боку у меня! – липа гордо выставила левый бок, но тут же, охнув, выпрямилась. Жук-древоточец давно изгрыз ее нутро, того и гляди, повалится старая липа, погнет заборчики, закидает дорогу своими горошинками-семенами и сгинет где-то в печи или разлетится на опилки, пожираемая могучей железной машиной, что рвет деревья в клочья, выплевывая их останки. – И что? Я слышала, как один поэт читал стихи, он говорил, что любовь – это самое прекрасное, что бывает на земле. Так чего ж плохого, что поженились?

– Так он теперь не Колька, а Николай Трофимович. Уважаемый человек, между прочим! За ним каждое утро машина приезжает, длинная, чистая, как будто только из мойки, – сплетница-береза хитро прищурилась. Несколько листиков в быстром вальсе полетели вниз. – Он выходит из подъезда, кивает водителю, садится и отворачивается. А жена, я же все вижу, смотрит в окно. Все стоит и смотрит, провожает. Отодвинет, бывало, шторку, видно, что готова рукой махнуть, а он и глаз не поднимет. Некогда, видимо…

– Хватит тут сплетничать! – тополь, скинув уже все листья, ежась от ветра и проливного дождя, хлестнул березу по белому стволу. – У людей душа сложная, многослойная. Это у нас ствол, ну, и всего дел-то с ним, что годовые кольца считать или, вон, стол какой сделать, дом построить. А душа – она тонкая, как шаль, что носит бабушка Поля из второй квартиры. Нитей много, хитрый рисунок создают они своим плетением. Здесь и узелки от обид, и вышитые звездочки радости, и залатанные, печальные островки беды, что осталась где-то далеко позади, но никогда уже не исчезнет воспоминание о ней из человеческой души. Много там и радости. В такие моменты ниточки становятся плотными, крепкими, не порвать их простыми мирскими страхами да чаяниями. Привыкает человек к своей душе, как будто и не замечает ее уже. Но вот приходит другая душа, у нее свой узор, свое плетение, новое, неизведанное, затейливое. Как узнать, как разобраться, что ей хорошо, а что нет, чем она радуется, а над чем рыдает, проливая горячие, быстрые слезы в самое сердце? Трудно! А люди все спешат, им некогда разглядывать паутинку чужой души, ведь для этого нужно остановиться, вздохнуть. Но куда там… У всех дела, минуты наполнены, как мешки, до отказа, до треска. Заботы, встречи, поручения. А вечером пройдут мимо нас с вами эти люди и даже не заметят, что мы есть. Ничего не заметят. И друг друга не помнят. От того и маются.

– А чего им маяться, Коленьке нашему с женой? Все ладно-складно, вон, какая квартира уютная, тепло, светло. Вот срубят меня, и стану когда-нибудь в такой квартирке жить. Сделают из меня рамку, вставят в нее фотографию… – размечталась липа.

– Ты погоди, дай досказать! – прикрикнул тополь. – Вот и Николай ваш, важный, статный, а душа как была мальчишеская, так и осталась. Тесно ей в его строгом костюме, ждет она, когда возьмет хозяин в руки гитару, ударит по струнам и хрипло запоет о девчонке, что живет в соседнем дворе… Ждет, да только не дождется. Нет той девчонки.

– А где ж она? – липа удивленно захлопала листьями-ресницами.

– Там же, где наш Колька. В прошлом. Они остались далеко, где юность звонко катит на своем велосипеде по ромашковым полям. Те, молодые Коля и Женька, смотрят в спины теням, зовут, но никак не дозовутся. А тени шагают впереди, чувствуют, что потеряли что-то, да уж некогда вернуться. Жизнь несет вперед…

– Жаль, – вздыхают собеседники, вздыхает уставший дворник, вздыхает ветер, продрогший от неугомонных струн дождя.

В соседнем дворе, подобрав старые корни, втянув хилую, потрепанную макушку, с треском падает ясень. Он грузно, тяжело, как уставший путник, прилег на дорогу, загородив проезд.

Водитель большой, красивой, чистой машины, шепотом выругавшись, начинает разворачиваться, но застревает во дворе, сзади гудят автомобили, сверху льет не переставая безразличный, монотонный дождь.

– Ладно, Лень. Ты не спеши. Ты пока тут машину поставь, а я домой схожу.

– Но, Николай Трофимович, вы опоздаете! Встреча через полчаса, надо искать объезд! – водитель почувствовал, что сегодня его начальник какой-то не такой. Что-то новое, мальчишеское блеснуло в глазах, разгладились морщинки на лбу, распрямились плечи.

– Ищи, Ленька, ищи. Спокойно ищи, не торопись. Там, – Коля ткнул пальцем куда-то в сторону. – Есть стоянка, ты там припаркуйся и иди домой.

– Как домой? Среда же сегодня, рабочий день!

– И в среду бывает выходной, Леонид! Пока!

Николай, приподняв воротник пальто, быстро вышел из машины и, не глядя под ноги, зашагал по тротуару. А потом, на глазах у удивленного Леньки, стал прыгать, рассыпая вокруг себя веер брызг.

Прохожие оборачивались, качали головами, приподнимали брови. И только дети, которых вели за руки в школу, довольно кивали, они-то знали толк в лужах…

– Подожди! Что это там? Кто-то бежит! Нет, не бежит, прыгает! – липа указала толстым, маячившим наверху сучком направо. – Вроде Колька наш бежит. Или нет?

– Точно, он! – тополь близоруко нахмурился. – Что-то стряслось…

– Да ничего не стряслось! – береза довольно раскачивалась из стороны в сторону. – Просто Коля наш вернулся. Тот, прежний Коля, что царапал на моей коре надпись с сердечком и пел под гитару, сидя на лавке у подъезда. Колька! – береза бросила семена-конфетти под ноги старому знакомому. Тот поднял глаза и кивнул…

…Потом, склонившись друг к другу, деревья смотрели, как жена удивленно встретила Николая в прихожей, как он что-то сумбурно рассказывал ей и размахивал руками, как она побежала куда-то и вернулась со свертком в руках.

Супруги сели на диван и развернули бумагу. Потускневший лак поймал на себе блики большой, красивой люстры, черный гриф вздрогнул от тепла знакомой руки, а струны натянулись, стараясь не фальшивить ни в одном звуке. Колька и Женька, что жила когда-то в соседнем дворе, улыбнулись друг другу. Николай ударил по струнам, довольно кивнул, мол, помнят руки нехитрую музыкальную науку, и запел, хрипловато, красиво, как когда-то в юности.

И разгладились, затянулись дыры в плетении душ, окрепли нити, запетляли кружевные узоры, соединяя два полотна в одно. Окрепла семья, заискрилась новыми надеждами, прогоняя тоску.

– Я и забыл, Женька, как я люблю тебя! – прошептал Коля, обнимая жену.

– Коль, а как же работа? У тебя же встреча…

– Да, с тобой!..

Береза благоразумно отвернулась, стоящий рядом клен залился румянцем, а тополь, довольно хмыкнув, гордо выпрямился.

– Вот он, наш Колька! А говорили, нет его! – проскрипела ехидно липа…

…А Леонид, переставив машину, побежал к метро. Сегодня у его дочери был концерт. Первый, а потому самый важный. А папы всегда должны быть на таких концертах. И непременно с цветами…