Текст книги "Судьба"

В наступившей тишине вновь зазвучал компьютерный голос: «Связь с границей Черной Тьмы прервана. Ни один из кораблей на позывные не откликается. Жду дальнейших указаний».

– Они вернулись, – промолвил Пол-Человека. – «Возрожденные» вышли из тьмы, чтобы уничтожить нас всех.

В Парламенте повисла тишина: никто не находил слов. Хотя чужаками, похитившими Пол-Человека, людей пугали на протяжении столетий, многие до сего дня относились к «возрожденным» как к мифу. Как к сказке, которую часто рассказывают, но в которую по-настоящему не верят. И вот, нежданно-негаданно, сказка стала былью. Страшилище, обитавшее под детской кроваткой, дождавшись, когда дитя вырастет и почти забудет о нем, вдруг объявилось и забарабанило в парадную дверь.

Молчали даже Джек Рэндом и Руби Джорни: их мужество и уверенность в себе пошатнулись, столкнувшись с давно забытыми детскими страхами.

Первым пришел в себя Элайя Гутман. Он встал, и все взгляды обратились к нему.

– Не подлежит сомнению, что генерал Беккет постарается собрать все имеющиеся в наличии корабли для отражения новой угрозы, – значительно произнес он. – Уверен, Парламент окажет ему всю возможную поддержку.

Председатель огляделся по сторонам. Все молчали. Гутман нахмурился.

– Мы знали, что рано или поздно «возрожденные» объявятся. Правда, это случилось в очень уж неподходящий момент... но что поделать, в последнее время нам вообще не слишком везет. Итак, Пол-Человека, у тебя самый большой опыт общения с этими... чужими. Мы немедленно предоставим в твое распоряжение быстроходный корабль. Полагаю, ты захочешь как можно скорее присоединиться к генералу Беккету. Вы вдвоем возглавите наши силы, которые выступят против «возрожденных»...

– Нет, – сказал Пол-Человека. – Я не полечу.

Все взгляды обратились к нему. Человеческая половина его лица осталась бесстрастной, а биоэнергетическая потрескивала и шипела.

– Но... только у тебя имеется некоторый опыт общения с этими существами, – растерялся Гутман. – Твои советы могут оказаться неоценимыми. Помогая Беккету, ты принесешь гораздо больше пользы, чем здесь.

– Я не полечу! – упрямо повторил Пол-Человека. – Нет смысла. Мы не можем их победить, не можем их остановить, и бежать нам некуда. Ни я, ни флот не в состоянии сделать что-либо для спасения человечества. Рано или поздно каждый биологический вид понимает, что должен исчезнуть.

С этими словами Пол-Человека повернулся и вышел. И еще долгое время в зале заседаний висела напряженная тишина.

* * *

Констанция Вульф и Роберт Кэмпбелл строили планы на предстоящее бракосочетание. Во всяком случае, их строила Констанция. Роберт давным-давно отказался от попыток уследить за событиями и теперь примирился с тем, что оказался в центре организованного хаоса, без конца распивая чай и высказывая свое суждение по множеству вопросов, до которых в действительности ему не было дела. Больше всего ему хотелось целиком и полностью переложить бремя лидерства на плечи Констанции, но она утверждала, будто его мнение имеет для нее первостепенное значение, и слышать не хотела о том, чтобы оставить его в покое. Кроме того, следовало учитывать и внимание со стороны средств массовой информации. Предстоящее церемониальное бракосочетание первого конституционного короля и королевы чрезвычайно занимало общественность. Публика проявляла неусыпный интерес ко всем, даже самым мелким и несущественным, подробностям. Люди хотели видеть все, а поскольку Роберт не мог позволить себе оказаться на виду у народа в роли слабой половины счастливой четы, ему поневоле приходилось всячески демонстрировать свою активность и причастность к принятию решений. Пусть то и была одна лишь видимость.

Покои Констанции на верхнем этаже Башни Вульфов были битком набиты снующими туда-сюда людьми и звенели оживленной многоголосицей. Обсуждались, одобрялись и примерялись бесконечные наряды. Приносились и расставлялись букеты. После нескольких фраз благодарности и восхищения (а также незаметной проверки на предмет взрывчатых веществ) принимались, но откладывались в сторону подарки. И главное, вновь и вновь обговаривались все детали блистательной церемонии. Курьеры, поставщики товаров, представители обеих семей – все жужжали вокруг Констанции, как пчелы вокруг редкостного и драгоценного цветка.

Единственное, что облегчало участь Роберта, это дворецкий Бакстер, настоящий джентльмен, умевший внушить уверенность.

В связи с исчезновением и предполагаемой смертью конституционного монарха возникла необходимость возведения на престол нового короля. А это еще больше подогревало всеобщий интерес к предстоящей свадьбе. Кроме того, события в Империи развивались по столь мрачному сценарию, что народу настоятельно требовалась хоть какая-то отдушина. Люди желали отвлечься от невеселой действительности, а потому с увлечением следили за всеми подробностями сего великого матримониального действа. Кандидатов в женихи, честолюбивых и корыстных, было великое множество. Но Констанцию никто из них не устроил: неожиданно для всех она предпочла Роберта Кэмпбелла. Парламент пришел в бешенство, а вот народ, напротив, принял этот выбор с восторгом. Очень уж это походило на романтичную историю о чистой и страстной любви между представителями двух кланов, враждовавших на протяжении столетий. И вот они, преодолев силой своей любви все препоны, счастливо воссоединятся на фоне всеобщего ликования. Так или иначе, церемония готовилась в соответствии с традициями семьи Кэмпбеллов, а не Охотников за Смертью, и Роберт не раз удивлялся, во что позволил себя втянуть.

У него и в мыслях не было становиться королем, хоть конституционным, хоть каким угодно. Единственное, чего он хотел, – это иметь в своем распоряжении собственный звездный корабль и командовать им в качестве капитана Имперского флота. Увы, долг перед семьей не позволял мечтам осуществиться. Роберту вообще казалось, что большую часть жизни ему приходилось следовать путями, выбранными за него другими. Но на сей раз, по крайней мере, этот выбор оказался не так уж плох. Он любил Констанцию всем сердцем и никогда не переставал изумляться тому, что такое чудесное существо могло ответить ему взаимностью. Они боролись со взаимным чувством, пытаясь заглушить голос собственных сердец, ведь Констанция была предназначена легендарному герою – Оуэну Охотнику за Смертью. В таких обстоятельствах даже слух о любви Констанции к Роберту вызвал бы грандиозный скандал.

Получив известие о предполагаемой гибели Оуэна, Констанция, как и подобало, оплакала его, но не в качестве возлюбленного, а лишь как человека, которого она уважала и которым восхищалась. Роберт, со своей стороны, до сих пор время от времени опасался неожиданного возвращения Оуэна, а потому желал, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. Если Охотник за Смертью чудесным образом воскреснет, то пусть это случится, когда он, Роберт, будет уже повенчан и коронован. У него почти не было сомнений, что, оказавшись перед фактом, Оуэн отнесется к случившемуся с пониманием, ведь он всегда был достойным человеком.

Во всяком случае, Роберту очень хотелось в это верить. Потому что, если Оуэн не поймет... если он разгневается...

Об этом Роберт старался не думать. Он видел репортажи с Локи. О том, что учинил там столь же легендарный Джек Рэндом. О мертвецах, болтавшихся в петлях на городской стене, как жуткие плоды отвратительного дерева. Если уж один из самых уважаемых вождей восстания впал в подобное кровавое безумие, то страшно подумать, чего можно ждать от Охотника за Смертью, который и так лишился в своей жизни слишком многого. Днем Роберт находил дела, которые его отвлекали, но по ночам, случалось, просыпался в холодном поту и боялся засыпать снова.

Он заставлял себя сосредотачиваться на текущих проблемах, потому что с ними, при всей их сложности и многообразии, он мог как-то справиться.

В настоящий момент вокруг него суетился его дворецкий Бакстер, а сам он, стоя перед высоким, в полный рост, зеркалом, примерял свадебный наряд. Поначалу Роберт хотел венчаться в своем старом флотском мундире, но эта идея была отвергнута как неподобающая. Будущему королю не следовало демонстрировать профессиональные или какие-либо еще пристрастия. Вот почему сейчас на нем был официальный вечерний костюм, черный, перехваченный золотистым поясом. Правда, воинских наград на груди красовалось столько, сколько могло там уместиться. Роберт старался не слишком гордиться своими медалями, он знал, что его лучшие люди погибли только потому, что оказались в неудачное время в неудачном месте. Но, так или иначе, сверкающая, многоцветная россыпь орденов на его широкой груди выглядела весьма впечатляюще.

И все же... высокий, жесткий воротничок раздражающе подпирал подбородок, а тесный покрой фрака едва позволял глубоко вздохнуть или расправить плечи. Вдобавок стрелки на брюках оказались неровными, а туфли на размер больше, чем нужно. Наверное, для первой примерки подобные недоработки можно было бы признать вполне терпимыми, но эта примерка, к сожалению, была уже шестой, а особых улучшений не происходило. Тяжело вздохнув, Роберт сменил перед зеркалом несколько поз, но в любой из них казался себе кем-то другим.

– Никуда не годится, – промолвил он, обращаясь к Бакстеру. – Убери к черту эту обезьянью шкуру и достань мой старый добрый капитанский мундир. Я не желаю выглядеть на собственной свадьбе так, будто в последнюю минуту взял костюм напрокат.

– Сударь, наш лозунг – терпение и еще раз терпение, – невозмутимо изрек Бакстер. – Да, наряд далек от совершенства. Но мы определенно движемся в нужном направлении. Кроме того, по-моему, вопрос насчет военного мундира уже решен. Облик конституционного монарха не должен ассоциироваться с реальными властными полномочиями, особенно военными. А привыкнуть к новому костюму будет нетрудно, надо лишь произвести еще несколько переделок. Зато какой щеголеватый вид!

– Я выгляжу как портновский манекен! Одежда не должна быть такой тесной. Это противоестественно. И неужели я должен носить на шее эту чертову летучую мышь?

– Да, сударь, без черной бабочки тут никуда. Но беспокоиться не о чем: я буду на месте и в нужный момент повяжу ее. Завяжу как надо и нужным узлом.

Роберт глубоко вздохнул:

– Церемония будет долгой, так ведь?

– Несомненно, сударь. Нынешняя программа рассчитана как минимум на два часа. Может быть, больше. Это, разумеется, не считая официального приема, который состоится потом. Спичрайтер все еще трудится над вашей речью. Но госпожа стоит того, не так ли, сударь?

– О да, – сказал Роберт с задумчивой улыбкой. – Она и не того стоит!

* * *

Уютно у строясь у стойки, Тоби Шрек и его оператор Флинн тихонько спорили, нуждается ли отснятый Флинном материал в закадровом тексте самого Тоби или же можно обойтись комментариями участников церемонии. Если склониться к последнему, то не лучше ли им написать и отрепетировать эти «непринужденные высказывания» заранее. Роберт, конечно, человек приличный, но он не привык проявлять остроумие и красноречие по команде. Застигнутый врасплох, он может ляпнуть такое, что лучше не пускать в эфир. Тоби считал это отголоском его военного прошлого.

Глава информационной службы «Имперских новостей» обычно поручал освещение такого рода событий специалистам по светской и официальной хронике. Но Констанция настояла на его личном присутствии. Похоже, его репортажи о восстании произвели на нее сильное впечатление, а владельцы «Имперских новостей» всегда были рады оказать ей услугу в обмен на эксклюзивное право освещения церемонии. Услышав эту новость, Тоби шумно протестовал, но толку от этого, разумеется, не было никакого. Свадьба и коронация обещали стать важнейшим событием не только года, но и тысячелетия. За исключительное право освещать эти события «Имперские новости» готовы были сдать Тоби с душой и потрохами.

– Здесь сенсацией и не пахнет, – в который раз натянуто заявил Тоби, облокотясь о столик, зловеще скрипнувший под его весом. Репортер не обратил на это ни малейшего внимания. Проигнорировав антитабачную кампанию, он затянулся очередной сигарой. – Какие тут, к черту, сенсации. Вот то, что Джек Рэндом тронулся умом, это новость так новость. Но встретить его в космопорту мне не позволили.

– И правильно сделали, – невозмутимо заметил Флинн. – За вопросы, которые ты собирался задать, он убил бы нас на месте. Говорят, что в последнее время Рэндом взрывается из-за каждой мелочи, точно бомба. Ну, а Руби Джорни всегда была такой...

– Точно, всегда была полнейшей психопаткой.

– Вот именно, а меня не тянет к психопатам. По мне, так здесь куда лучше. По крайней мере, никто в нас не стреляет.

– Это до поры, – угрюмо пообещал Тоби. – Есть уйма людей, которым эта затея со свадьбой не по душе. Они попытаются ее сорвать. Ты заметил, какая охрана выставлена вокруг дворца? В последний раз я видел такое количество вооруженных людей во время восстания, когда шли бои. Ох, Флинн, признаться, я порой тоскую по тому горячему времечку. Помнишь, где ты тогда был?

– Еще бы не помнить, – отозвался Флинн. – Прямо на линии огня. Только вот я по тем дням ни чуточки не тоскую. Мне куда больше по нраву снимать светскую хронику. Тишь да гладь, учтивые физиономии, дармовое угощение, а главное, в одном месте собрано столько великолепных нарядов, что дух захватывает. Как ты думаешь, если я очень попрошу, позволит мне Констанция незаметно примерить несколько платьев?

– Даже и не мечтай! – строго заявил Тоби. – Констанция, она, может быть, и не стала бы возражать. Но вот Роберт. Боюсь, он куда щепетильнее в подобных вопросах. Кроме того, вы с ней разной комплекции, а случись тебе что-то растянуть или, не ровен час, порвать, за порчу наряда придется заплатить. С каких, хотелось бы знать, барышей? Ручаюсь, любой из этих балахонов с оборками стоит больше, чем мы с тобой зашибаем за год. Но, если будешь паинькой, я, так и быть, замолвлю за тебя словечко: спрошу, нельзя ли тебе стать подружкой невесты.

Тоби огляделся по сторонам и снова завел свою пластинку:

– Но вообще-то классному репортеру здесь делать нечего. Ни тебе сенсаций, ни настоящих новостей. Это жизнерадостное шоу для поднятия общественного духа. Надо отвлечь людей от сводок с фронтов, которые, что ни день, то хуже. Я слышал, что бои на аренах теперь ведутся не прекращаясь, круглые сутки. Гладиаторские схватки, разного рода шоу, королевские свадьбы: все это явления одного порядка. И цель у них одна – задурить простым людям мозги. Меня от всего этого мутит. Как бы не сблевануть.

– Надумаешь блевать, вон, справа, валяется не подошедший жениху цилиндр. Воспользуйся им, а то ковер тут, знаешь ли, не дешевле платьев, – съязвил Флинн.

– Внимание! – внезапно шепнул Тоби. – Включай камеру, только тихонько. Сдается мне, сейчас мы подловим нашу счастливую пару на их первой настоящей ссоре.

Роберт решил отвлечься, перекинувшись парой фраз с невестой. И это обернулось их первой настоящей размолвкой. Надо сказать, что Констанция всегда была и оставалась фанатичной поклонницей гладиаторских боев. На главной арене Вульфы держали собственную ложу, а потому имели возможность лицезреть жестокие схватки, страх, страдания, смерть и орошающий песок поток крови в непосредственной близости. Констанция не пропускала ни одного сколь бы то ни было значимого боя и выражала свои чувства весьма эмоционально. Всех лучших бойцов она знала по именам. Она могла с пылом подлинного болельщика подробно перечислить все их победы и поражения. В юности Констанция была поклонницей Железного гладиатора и даже посылала ему восторженные письма в надушенных конвертах. Кровопролитие, вершившееся прямо на глазах, неизменно повергало ее в крайнее возбуждение.

Роберт считал бои на арене варварством, пробуждающим самые низменные инстинкты. Он полагал, что эти бои необходимо запретить по соображениям морали. Разумеется, им случалось затрагивать эту тему и прежде, однако раньше они, не желая ступать на зыбкую почву, просто сходились на том, что каждый остается при своем. Однако сейчас Констанция заявила, что им придется обойтись без репетиции свадебной церемонии, потому что она не может пропустить смертельный поединок двух своих любимцев. Роберт принял это в штыки. Спокойные, рассудительные доводы очень быстро уступили место возбужденной перепалке. Как только разговор пошел на повышенных тонах, все окружающие отступили подальше, на тот случай, если счастливая чета примется швырять друг в друга подвернувшимися под руку предметами.

– Ты не смеешь указывать, что мне можно, а чего нельзя! – кипятилась Констанция, яростно сверкая глазами. – Я не позволю называть мое увлечение жестоким и бесчеловечным!

– Пойми, – убеждал ее Роберт, изо всех сил стараясь не сорваться на крик, – в этой войне я видел гибель множества достойных мужчин и женщин. Смерть и страдания не могут быть развлечением или забавой! Это всегда горе, не говоря уже о том, что хорошие бойцы гибнут понапрасну. Если уж они так охочи до битвы, пусть вступают в вооруженные силы и отправляются сражаться с настоящими врагами. Благо, таковых у нас более чем достаточно. И уж позволь мне заметить, что при всей твоей увлеченности этой «забавой» я что-то не припоминаю, чтобы ты прицепила меч и сама вышла сразиться на арену.

– Да, не видел и не увидишь. Гладиаторы не такие, как все мы, но именно это и делает их настоящими героями. Ради нас, своей публики, ради чести, славы и поклонения они ставят на кон свои жизни.

– Спору нет, среди них попадаются подобные психопаты, равно как и кровожадные маньяки-убийцы. Но таких немного. Большинство же выходит на арену ради денег, это их шанс выбиться из беспросветной бедности. Единственный шанс сделаться богатыми и знаменитыми. Слава в этом сомнительная, а чести нет никакой!

– Все ясно, – холодно сказала Констанция. – И чего ты хочешь от меня?

– Да ничего, – ответил Роберт после затянувшейся паузы. – Просто довожу до твоего сведения, что ты заблуждаешься.

Жених и невеста с вызовом уставились друг на друга: ни он, ни она не отводили глаз. Тоби затаил дыхание и тихонько молился об одном: лишь бы только не подвела Флиннова камера.

Воцарилось такое напряжение, что казалось, будто сам воздух в помещении сделался плотным, хоть ножом режь. Неизвестно, чем могло бы все это обернуться, но тут распахнулась дверь, впустив напористого представителя Парламента.

Роберт и Констанция повернулись на звук одновременно и хмуро уставились на вновь прибывшего. Тот помедлил, но, совладав с замешательством, быстро шагнул вперед и вручил Роберту пакет, запечатанный восковой печатью Парламента. Роберт насупил брови, сломал печать и прочел сообщение. Констанция стояла рядом с ним, чуть ли не зримо излучая раздражение. Под конец лицо Роберта утратило всякое выражение: покончив с чтением, он медленно опустил руку с посланием и некоторое время смотрел в никуда. Потом жених встрепенулся, поднял глаза и кивнул:

– Подожди снаружи. Я выйду к тебе через минуту.

Едва за парламентским посланцем закрылась дверь, Констанция взорвалась снова:

– И не думай! Ты понял, что проигрываешь мне спор, и решил смыться под каким-то дурацким предлогом! Что может быть такого важного?..

– Мне надо идти, – прервал ее Роберт. – Я люблю тебя, Констанция.

Наклонившись вперед, он прошептал ей на ухо несколько слов. Никто их не расслышал, но все увидели, как от лица Констанции отхлынула кровь. Она схватила его за руки с таким отчаянием, словно намереваясь удержать, но Роберт, поцеловав ее в лоб, мягко высвободился и торопливо вышел.

Дверь за ним тихонько закрылась. Констанция растерянно огляделась по сторонам, потом заметила работающую камеру Флинна и с весьма решительным видом направилась к Тоби.

– Немедленно скажи мне, что все это не пошло в прямой эфир. Если, конечно, хочешь сохранить голову на плечах.

– В нашем контракте прямо оговорен запрет на прямой эфир, – хмуро ответил Тоби. – Мы просто ведем запись. Возможно, тебе захочется сказать несколько слов для нашей огромной аудитории.

– Нет, черт возьми, не захочется! А сейчас опусти камеру и вынь пленку.

– Ты, наверное, шутишь, – возразил Тоби. – Это первая по-настоящему интересная запись, которую удалось сделать. Я ее не отдам. Здесь вы оба выглядите не разряженными куклами, а живыми людьми.

– Отдай мне пленку или следующий репортаж будешь делать без зубов. Я тебе их вышибу.

Тоби задумался, но, вспомнив, что она носит фамилию Вульф, вздохнул.

– Даже во время восстания мне не приходилось работать под таким неприкрытым давлением. Может быть, мы могли бы обсудить...

– Пленку! Сюда! Быстро! Или...

Учитывая настроение, в котором находилась Констанция, Тоби решил не уточнять, что может включать «или», и кивнул Флинну. Оператор молча извлек из камеры пленку и передал Констанции, которая, взвесив ее в руке, тут же бросила в ближайший утилизатор отходов. После чего сердито огляделась по сторонам.

– Что, вам всем нечем заняться?

Все немедленно напустили на себя озабоченный вид. Констанция вернулась к примерке, но в зеркало смотрела с таким видом, будто мысли ее блуждали где-то далеко.

Флинн перезарядил камеру и с заговорщицким видом кивнул Тоби:

– Не переживай, босс. Эта новая модель снабжена системой страховки. Последние отснятые минуты дублируются в ее памяти на случай повреждения основной пленки. И мне, похоже, удалось поймать кое-что интересное. Последние слова, которые Роберт сказал Констанции.

– Прокрути тихонько, – сказал Тоби. – И сразу же перегони, только по защищенным каналам. Не хочу, чтобы кто-нибудь это засек.

Флинн кивнул и активировал запись: они увидели крупным планом лица Роберта и Констанции, а сверхчувствительный микрофон позволил четко расслышать последние слова жениха.

«"Возрожденные" пришли».

Флинн остановил пленку и отключил контакт. Потом они с Тоби посмотрели друг на друга.

Черт, – тихо выругался Тоби. – Флинн, мы сваливаем. Здесь больше нечего делать, эта свадьба уже не историческое событие. Если Роберт ничего не напутал, исторических событий больше не будет вообще. История человечества подошла к концу.

* * *

Роберт отправился в Парламент, рассчитывая получить более обстоятельную информацию. Но его перехватил не самый приятный из его знакомых, кардинал Брендан. Со смертью Би-Би Чоджиро кардинал занял ее место в качестве лица, отвечающего за связи клана с общественностью. Он улыбался, любезничал, говорил простым, доступным языком и втихомолку устраивал важные закулисные встречи и союзы людей, которые обычно ни за что не согласились бы находиться рядом. В последнее время кардинал приобрел большое влияние, и когда он заявил, что должен сказать нечто чрезвычайно важное, Роберту не осталось ничего другого, как согласиться его выслушать.

Он позволил кардиналу увести его в ближайшую пустую комнату и терпеливо подождал, пока Брендан, чтобы им не помешали, устанавливал мощную систему защиты.

Даже пышные церковные одеяния не могли сделать непритязательную внешность прелата впечатляющей. Но Роберт рассматривал его с вниманием. Рослый, худощавый, кардинал обладал совершенно невыразительными чертами лица... Если не заглядывать в его глаза. Мрачные, умные, ничего и никогда не упускающие глаза человека, предающегося глубоким размышлениям о том, о чем большинство людей решительно предпочитает не задумываться.

Нахмурясь, Роберт гадал, какого черта могло понадобиться от него клану Чоджиро именно сейчас и с чего это приспичило так торопиться. По глубокому убеждению Кэмпбелла, ничто из того, что было ему известно, не могло спровоцировать столь навязчивого внимания кардинала.

– Все, готово, – произнес Брендан с любезной улыбкой. – Просто я хотел убедиться, что нас не побеспокоят и не подслушают.

– В чем дело, кардинал? – нетерпеливо перебил Роберт. – Меня ждут в Парламенте. Ад разверзся, если вы этого еще не слышали.

– Пусть с этим разбирается Парламент, непосредственные внешние угрозы относятся к области его компетентности. Парламент несет ответственность за настоящее, тогда как церковь больше волнует будущее. И мы планируем его, шаг за шагом. Парламент следует туда, куда его ведем мы.

– «Мы» – это кто? Чоджиро?

– Нет, Роберт, Блю Блок.

Кэмпбелл медленно кивнул.

– Вообще-то, я мог бы и догадаться. Ну, и чего же хочет от меня самое глубоко законспирированное общество Империи?

– Прежде всего мы хотим напомнить тебе о том, что в молодости ты сам был принят в Блок...

– О пожалуйста! Я пробыл там всего несколько недель и был тут же отозван моей семьей. Меня никогда не посвящали ни в одно из таинств, и у меня нет никаких обязательств ни перед членами Блю Блока, ни перед тобой.

Брэндон непринужденно улыбнулся:

– Никто не может вот так просто взять и распроститься с Блоком. Однажды вступив в него, человек остается в нем до самой смерти. Связующие нас узы реальны и неразрывны, даже если человек о них не помнит.

– Нет никаких уз, – твердо заявил Роберт. – Я слышал о психологической обработке, о том зомбировании, которому вы подвергаете людей. Черный Колледж. Красная церковь. Но у тебя нет власти надо мной, а у меня нет никаких обязательств по отношению к Блю Блоку.

– Но что-то ты все-таки помнишь. Едва ли один человек из миллиона знает о Черном Колледже или Красной церкви. Или Сотне рук. Ты знаешь о них, потому что мы внедрили это в твое сознание. И поверь, это не единственное, что было внедрено нами туда для последующего использования.

– О чем ты толкуешь, Брендан? – проговорил Роберт, схватив кардинала за грудки. – Ты угрожаешь мне? Бог свидетель, если тебе вздумается угрожать мне или Констанции, ты не выйдешь отсюда живым.

– Отпусти меня, Кэмпбелл, – спокойно ответил кардинал. – Я знаю кое-что такое, что необходимо узнать и тебе. Пока не стало слишком поздно.

Терпеливо дождавшись, пока Роберт, взяв себя в руки, отпустит его, кардинал нарочито неторопливо расправил свое одеяние и сказал:

– Тебе следует научиться контролировать себя, Кэмпбелл. Это один из первых навыков, которые мы прививаем в Черном Колледже. Наряду с терпением и прозорливостью. Видишь ли, если человек должным образом подготовлен и настроен, его сознание превращается в оружие. И наше оружие размещено повсюду. Некоторые люди, вступающие в Блю Блок, подвергаются психологической обработке. Мы изменяем их мышление, программируем их на то, чтобы они жили и умирали во имя Блока, перекраиваем их сознание и мораль под наши нужды, а потом заставляем их забыть о случившемся. Эти люди и именуются у нас Сотней рук. Это сотня аристократов, юношей и девушек, о которых никто не знает и которых никто ни в чем не подозревает. Они действительно являются нашими руками, нашим тайным оружием, всегда готовым нанести неожиданный удар. Они понятия не имеют о своем предназначении, пока кодовые слова не пробудят их от сна, который они считают своей жизнью. И ты, Роберт Кэмпбелл, один из них.

Роберт почувствовал, как его лицо покрывается бусинками пота. Желудок скрутило болезненным узлом.

– Ты хочешь сказать, что... я один из этой Сотни рук?

– О да! Ты был подвергнут психическому программированию и, несмотря на все прошедшие годы, не задумываясь убьешь любого, на кого тебе укажут. Нужно лишь произнести кодовые слова, которые, как ты понимаешь, мне известны. Впрочем, мне, возможно, и не придется их произносить, если ты четко осознаешь необходимость... благоразумия.

– Все это чушь собачья!

Брендан наклонился вперед:

– Мы все возвращаемся домой.

Лицо Роберта Кэмпбелла утратило всякую живость, стало бесстрастным. Взгляд его остекленел, а голос, когда он заговорил, звучал ровно:

– Код активации принят. Просьба подтвердить статус.

– Статус нейтральный. Перезагрузка.

Роберт Кэмпбелл снова осознал себя, но уже совсем по-другому. Он задыхался и некоторое время чувствовал себя так, будто разваливается на части. Какой-то миг назад его личность оказалась вытесненной в дальний уголок подсознания, а его мозг занял кто-то другой. Холодный, рациональный, готовый использовать его, Роберта, тело, чтобы убить любого, в то время как подлинное сознание Кэмпбелла, подавленное и обессиленное, не могло бы этому помешать.

– Ублюдок! – прохрипел он. – Что ты со мной сделал?

– Не я, – сказал кардинал Брендан. – Блю Блок. Внутри тебя пребывает одна из Сотни рук, и чтобы пустить ее в ход, необходимо лишь произнести кодовое слово. Конечно, как уже было сказано, можно обойтись и без этого. Все зависит от тебя.

– Чего ты хочешь?

– Используй свое влияние и уговори Констанцию отказаться от конфронтации с семьями вообще и кланом Чоджиро в частности. Пусть она исполняет церемониальную роль королевы, но никогда не вмешивается в реальную политику.

– Она никогда на это не пойдет.

– Лучше бы тебе, Кэмпбелл, склонить ее к такому решению. По той простой причине, что, если ты ее не обезвредишь, ей придется умереть. Мы не можем допустить, чтобы она, с ее потенциальными возможностями, взойдя на трон, продолжила противостоять семьям и Блю Блоку. Нам придется ее убить. Точнее, придется поручить это тебе.

При виде ужаса на лице Роберта кардинал Брендан улыбнулся:

– Вижу, ты начинаешь осознавать особенности своего положения. Тщательно обдумай мои слова. Прояви настойчивость, сумей убедить свою красавицу не лезть в политику, и вы с ней проживете долгую, счастливую жизнь. Будешь упорствовать, и она умрет. Отправится следом за твоей предыдущей невестой. До свидания, Роберт. Я получил удовольствие от нашей короткой беседы. Как-нибудь мы непременно потолкуем еще.

Он дезактивировал защиту и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Роберт остался один, ошеломленный и раздавленный. Как бороться с врагом, который живет внутри твоей собственной головы? Он до боли сжал кулаки, тщетно силясь унять дрожь. Ему уже пришлось пережить утрату невесты, и одна мысль о возможности снова потерять любовь внушала ужас на грани безумия.

* * *

Тоби Шрек и его оператор Флинн медленно осмотрели разгромленный офис в помещении компании «Имперских новостей». Вернее, то, что от этого офиса осталось. Сила взрыва была такова, что стены выгнулись наружу, а мебель превратилась в щепки, годные только на растопку. В самом центре пола, где сдетонировало взрывное устройство, осталась почерневшая дыра, а все вокруг обгорело, оплавилось или закоптилось. Лишь на бронированном стекле единственного окна остались участки, пропускавшие в разрушенное помещение солнечный свет. Вытяжные вентиляторы работали на полную мощь, очищая воздух от копоти и дыма.

Взирая на жалкие остатки своего офиса, Тоби печально покачал головой, задумчиво поворошил обугленные обломки своего любимого письменного стола и уверенно произнес: