Текст книги "Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования"

Павел Лавринец
Гипотетические псевдонимы А. С. Бухова в ковенской газете «Эхо»

А. С. Бухов, как известно, в 1920–1927 гг. был совладельцем, фактическим редактором и основным автором ковенской газеты «Эхо»[378]378
  О газете см.: Головенченков А. Ф. «Эхо» // Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918–1940. Т. 2: Периодика и литературные центры. М., 2000. С. 511–512; о газете и литовском периоде бывшего сатириконца см.: Gudaitis L. Arkadijaus Buchovo dienraštis // Kultūros barai. 1983. Nr. 12. P. 54–58; Gudaitis L. Permainų vėjai: Lietuvių literatūrinė spauda 1923–1927 metais. Vilnius, 1986. P. 285–296; Агафонова В. Литовское семилетие Аркадия Бухова // Вильнюс. 1993. № 11. С. 174–178 (то же: Агафонова В. Литовское семилетие Аркадия Бухова // Бухов А. Литовское семилетие: Очерки, рассказы, фельетоны / Сост. Е. Бахметьева. Vilnius, 2006. С. 5–20); Лавринец П. А. С. Бухов в Литве: 1920–1927 // Studia Rossica. XI: Puszkiniana. Literatura rosyjska dawna i nowa. Leksyka i leksykografia. Paremiologia i paremiografia / Pod red. nauk. W. Skrundy i W. Zmarzer. Warszawa, 2000. S. 175–186; Лавринец П. Аркадий Бухов и сатириконцы в письмах и публикациях // Балтийский архив: Русская культура в Прибалтике. VI / Сост. Ю. Абызов. Рига, 2000. С. 241–269; Бухов Аркадий Сергеевич // Русские в истории и культуре Литвы. Историко-биографические очерки / Авторы-сост. И. Маковская, А. Фомин. Vilnius, 2008. С. 409–411.


[Закрыть]. Во избежание путаницы необходимо отметить, что после того, как газета была приостановлена литовскими властями по требованию советского постпредства, она короткое время (7 июня – 18 августа 1922 г.) выходила под названием «Эхо Литвы». На протяжении всех этих семи лет едва ли не в каждом номере газеты, по словам исследователя литовской периодики, читатель находил по несколько крупных публикаций, подписанных именем Арк. Бухова, псевдонимами Л. Аркадский (и Л. Ф. Аркадский[379]379
  Аркадский Л. Ф. Исторические примеры для детей: Фельетон // Эхо. 1927. 23 сент. № 214 (2200). С. 2.


[Закрыть]), А. Панин и другими псевдонимами и криптонимами или вовсе без подписи, авторство которых было тем не менее узнаваемо по изложению – живому, игривому, заражающему смехом и заставляющему думать[380]380
  Gudaitis L. Arkadijaus Buchovo dienraštis. P. 55; Gudaitis L. Permainų vėjai: Lietuvių literatūrinė spauda 1923–1927 metais. P. 288.


[Закрыть]. К этим другим псевдонимам и криптонимам относятся, несомненно, производные от собственного имени (А., А. Б., Арк. Б., Б.) и от псевдонимов – Л. Арк – ий, Л. А – ский, инициалы А. П. (аббревиатура А. Панин), А. П – н, А. П – ъ, П – н. Бухов часть этих псевдонимов (А. Б., Арк. Б., Б., Л. Аркадский, Л. Арк – ий и т. п.) использовал прежде, до революции, Гражданской войны и начала работы в Литве, в петербургских / петроградских газетах и журналах 1911–1918 гг. («Синий журнал», «Новый Сатирикон», «Солнце России», «Всемирная панорама» и другие)[381]381
  Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М., 1960. Т. 4. С. 89.


[Закрыть]. Одной из причин использования Буховым псевдонимов была его незаурядная производительность: по свидетельству одного из сотрудников «Нового Сатирикона», он способен был писать по ночам «рассказ за рассказом, фельетон за фельетоном» и за ночь писал иногда 8–10 рассказов и фельетонов[382]382
  Зозуля Е. Д. Сатириконцы / Вступ. ст., подгот. текста и коммент. Д. В. Неустроева (окончание) // Русская литература. 2005. № 3. С. 186.


[Закрыть].

8 ноября 1927 г. вышел последний номер газеты, подписанный издателем Буховым (формально ответственным редактором значился к тому времени Б. Д. Павлов); издателем «Эха» стал Н. И. Радин, бывший сотрудник берлинского «Руля», а до того – ряда виленских газет и петроградских «Биржевых ведомостей». Двадцать дней спустя короткая заметка в разделе хроники сообщила, что «бывший издатель и фактический редактор “Эхо”» 27 ноября «с ночным поездом уехал из Каунаса в СССР»[383]383
  (н). А. С. Бухов покинул Литву // Эхо. 1927. 29 нояб. № 270 (2256). С. 3.


[Закрыть]. С уходом Бухова из «Эха» исчезли передовицы и обзоры международной политики Н. Рокотова (печатались с 5 ноября 1926 г. до 9 октября 1927 г.) и передовицы, подписанные «Политик» (с 5 октября 1926 г. до 13 октября 1927 г.). Кроме того, с 1921 г. и до 30 августа 1927 г. в газете постоянно печатались передовицы на политические темы и статьи с обзорами международного положения за подписью «Александр Михайловский» (и ее вариантами Алекс. Михайловский, Ал. Михайловский, А. Михайловский, А. Мих – ский, Ал. Мих – ский, А. М.). Такого же рода ответственные публикации, отражавшие позицию газеты (передовицы, статьи о внутреннем и внешнем положении страны, обзоры печати), печатались также за подписью «В. Николаев» (и В. Н.; 1921–1926), «Н. Солнцев» (и Н. С – в, Н. С – ев; 1926), «Gaudens» (1925–1926).

Статьи с перечисленными подписями написаны усредненным языком газетной публицистики, без заметных индивидуальных черт, в частности таких, которые позволили бы уверенно атрибутировать их Бухову. Но некоторые тексты, публиковавшиеся в «Эхе» в 1925–1927 гг., такими чертами отмечены.

Вероятно, Бухову принадлежат юмористический рассказ «В мертвый сезон. Вроде судебного отчета», подписанный «Никанор Пташкин», и стихотворный «маленький фельетон» «Как надо быть осторожным в наше время» с подписью «Н. Пташкин», напечатанные буквально друг за другом, в двух номерах подряд, в августе 1925 г. Первый из текстов по форме представляет собой стилизацию рассказа в суде обвиненного в том, что он в присутствии свидетелей назвал гражданина Пупкиса дураком. Оказывается, Пупкис предложил рассказчику ограбить магазины на Лайсвес-аллее, главной улице Ковно, но добыча по причине мертвого сезона оказалась ничтожной. Грабители с горя зашли в ресторан, где и дошло дело до оскорбления Пупкиса, в чем подсудимый тщился оправдаться: «Так разве же он не дурак, господин судья? Как же это можно, чтобы целый час шляться и насобрать четырнадцать литов, а потом дать себя в ресторане ограбить?»[384]384
  Пташкин Никанор. В мертвый сезон. Вроде судебного отчета // Эхо. 1925. 12 авг. № 190 (1569). С. 5.


[Закрыть]

Такая стилистическая маска свойственна Бухову в его фельетонах и юмористических рассказах. Фельетон «Кусок жизни», схожий по форме и отчасти по месту действия (ковенский суд), он под собственным именем напечатал спустя полгода, в феврале 1926 г.; ср. начало:

Если хотите посмотреть настоящую жизнь, ту, которую не увидишь в кафе, или из окна своего кабинета – сходите в камеру мирового судьи.

Для меня нет ничего более колоритного и сочного, чем этот – передаваемый дрожащим голосом истицы – какой-нибудь алексотский роман[385]385
  Алексотас – район Ковно на левом берегу Немана, к юго-западу от центра города; прежнее предместье, включенное в городскую черту в 1931 г.


[Закрыть].

– Я, господин судья, извините, девица. Конечно, если какая там треплется, так ей все равно, а у меня все, чтобы приличия и никаких приставаний. Другая и конфекты жрет кавалерские и по кинушкам гниет – ей это может и подходит, а я уж извините[386]386
  Бухов Арк. Кусок жизни: Фельетон // Эхо. 1926. 9 февр. № 32 (1720). С. 2.


[Закрыть].

Комичность звучания литовской фамилии (Пупкис) Бухов использовал в своих фельетонах, например в пародийной заметке местной хроники:

Всем ковенчанам известен p. Ионас Рыбкис. Вчера с ним произошел невероятный случай: проходя мимо ресторана, он не только не зашел туда и не напился, но даже по дороге ни у кого не занял денег до четверга. Странно, почему полиция по этому поводу не составила протокола[387]387
  Бухов Арк. Газета обывателя: Фельетон // Эхо. 1925. 3 июня. № 131 (1510). С. 2. Републикация: Бухов А. Литовское семилетие: Очерки, рассказы, фельетоны. С. 115–118. В этом тексте требует пояснения «p. Ионас Рыбкис», где «p.» – это обычное сокращение литовского ponas – господин.


[Закрыть].

Ср. также «литуанизированную» форму имени Тагора Рабиндас Тагорскис[388]388
  Бухов Арк. Тагор в Ковно: Фельетон // Эхо. 1926. 21 окт. № 241 (1929). С. 2.


[Закрыть], выдуманные имена Йонас Синдетиконас и Пранас Карандашас[389]389
  Бухов Арк. Спасите! Фельетон // Эхо. 1926. 7 мая. № 101 (1789). С. 2.


[Закрыть] и т. п.

Фельетон в стихах «Как надо быть осторожным в наше время» («Я влюблен. Пошел к любимой…») в девяти строфах с рефреном «Ламца-дрица ха ца-ца!» излагает сюжет сватовства, не состоявшегося ввиду того, что в приданое за девицу давали векселя:

 
Что-с? Девица с векселями?
А жирантом будет тесть?
Нынче, знаете вы сами,
Векселя нельзя ведь есть!
Я – не глупая овца!
Ламца-дрица ха ца-ца!![390]390
  Пташкин Н. Маленький фельетон. Как надо быть осторожным в наше время // Эхо. 1925. 13 авг. № 191 (1570). С. 3.


[Закрыть]
 

Сходные стихотворные фельетоны, пародийные стихи, сатирические стихотворения Бухов печатал и под собственным именем[391]391
  Бухов Арк. Штукатурка. Классическая трагедия в трех актах // Эхо. 1924. 28 сент. № 262 (1289). С. 2; Бухов Аркадий. Сон Демьяна Бедного (Больше чем пародия Арк. Бухова) // Эхо. 1925. 3 мая. № 107 (1486). С. 3, и др.


[Закрыть], и под псевдонимом Л. Аркадский[392]392
  Аркадский Л. Радиопрограмма для приятеля: Фельетон в неприятных стихах // Эхо. 1925. 11 окт. № 242 (1621), С. 2; Аркадский Л. Из детской хрестоматии. Бедный малютка. Нахальные капли. Птичка // Эхо. 1926. 1 июля. № 146 (1834). С. 3, и др.


[Закрыть]. Из них наибольшее внимание привлекал цикл стихотворных фельетонов Аркадского 1921–1922 гг. «Товарищ Онегин»[393]393
  См.: Сидеравичюс Р. Перепевы «Евгения Онегина» в печати русской диаспоры Прибалтики 1920–30-х гг. // «Внимая звуку струн твоих…»: Сб. статей. Калининград, 1998. Вып. IV. С. 65–72.


[Закрыть], к которому примыкает сатирическая пьеса в стихах «Онегин по-ковенски» с перенесенными в Ковно персонажами оперы Чайковского, снабженными литуанизированными именами Онегинас, Ленскис, Греминас, Ларинене, паняле Ларинайте[394]394
  Пушкин А., Бухов А. и Ко. Онегин по-ковенски: Фельетон // Эхо. 1926. 10 окт. № 232 (1920). С. 2.


[Закрыть].

Псевдоним Чужой использован в фельетонной «жизненной картинке», напечатанной 9 февраля 1926 г.[395]395
  Чужой. Где это? (Жизненная картинка) // Эхо. 1926. 9 февр. № 32 (1720). С. 3.


[Закрыть] в номере, в котором за подписью Бухова вышел упомянутый фельетон «Кусок жизни». Сам текст не содержит ярких признаков, которые позволяли бы уверенно говорить о его принадлежности. Если он написан Буховым, то псевдоним, по-видимому, применен в этом случае для того, чтобы не складывалось впечатления, что Бухов, он же Панин, он же Аркадский, заполняет газету. С большей уверенностью можно предполагать, что Бухову принадлежит подписанный тем же псевдонимом Чужой фельетон «Немного о журналистике», опубликованный 12 мая 1926 г. С аналогичными названиями печатались фельетоны Арк. Бухова «Немного об испанцах»[396]396
  Бухов Арк. Немного об испанцах: Фельетон // Эхо. 1920. 28 нояб. № 30. С. 2.


[Закрыть], «Немного об Америке»[397]397
  Бухов Арк. Немного об Америке: Фельетон // Эхо. 1921. 23 янв. № 17 (75). С. 3.


[Закрыть], Л. Аркадского «Немного о неграх»[398]398
  Аркадский Л. Немного о неграх: Фельетон // Эхо. 1927. 17 июля. № 159 (2145). С. 2.


[Закрыть].

Кроме того, «Немного о журналистике» содержит мемуарное отступление:

Пишущий эти строки имел дело – иначе нельзя назвать это несчастье – с одним цензором (в дни войны), который

– Выкинул из одного журнала портрет генерала Радко-Дмитриева, пояснив: незачем рекламировать всяких болгар, которых царь не особенно долюбливает.

– Зачеркнул портрет Льва Толстого, плохо отпечатанный на цензурном оттиске, тоже пояснив: неясно выходит, а борода видна – могут принять за генерала.

– Выкинул из воспоминаний депутата Караулова несколько строк о русско-турецкой войне, именно то место, где описывается взятие казаками какой-то горы. Пояснил цензор так: нельзя писать о передвижении войск.

Я мучился с этим цензором около года.

Очевидно, речь идет об участии Бухова в еженедельном иллюстрированном журнале «Всемирная панорама», выходившем в Петербурге под редакцией Б. А. Катловкера. В уже приводившихся воспоминаниях Е. Д. Зозуля, секретарь редакции «Нового Сатирикона» в 1915–1917 гг., упомянул о сотрудничестве Бухова в этом журнале, по-видимому, включавшем и некоторые редакторские функции:

Работал он много. Редактировал журнал «Всемирная панорама», писал, конечно, и в ней, писал в журнале «Солнце России», в разных других, в провинциальных газетах[399]399
  Зозуля Е. Д. Сатириконцы. С. 186.


[Закрыть].

Именно в этом журнале была напечатана упомянутая в фельетоне статья члена Государственной думы М. А. Караулова «Русское казачество»[400]400
  Караулов М. А. Русское казачество // Всемирная панорама. 1914. 29 авг. № 280–35. С. 9–10.


[Закрыть]. В том же журнале в том же 1914 г. печатались, например, фельетон Бухова «Ликующий Берлин»[401]401
  Бухов Арк. Ликующий Берлин. Что мне рассказал приезжий // Всемирная панорама. 1914. 12 сент. № 282–37. С. 15–16.


[Закрыть], сатирические антигерманские стихотворения «Герой» («В той стране, где льется пиво…»)[402]402
  Арк. Б. Герой // Всемирная панорама. 1914. 24 окт. № 288–43. С. 16.


[Закрыть] и «Сказка о блохе» («Все это, правда, глупо…»)[403]403
  Бухов Арк. Сказка о блохе // Всемирная панорама. 1914. 12 дек. № 295–50. С. 14. Благодарю И. С. Сочинскую, любезно разыскавшую тексты в издании, отсутствующем в библиотеках Литвы.


[Закрыть].

В фельетоне «Немного о журналистике» цензор приведен в качестве казенного дурака, исчезнувшего вместе с режимом; в отличие от казенных дураков, дураки общественные «всегда остаются нетленными», причем «каждый общественный дурак – прежде всего общественный же цензор». Ярким представителем «бывших всероссийских дураков и общественных цензоров» назван Д. И. Заславский. Согласно обсуждаемому тексту, он был сначала фельетонистом «Киевской мысли», потом «Дня», а затем советских «Известий»: «левая русская пресса […] благодаря своей наивной честности и бескорыстию умела воспитывать, взращивать и вскармливать у себя на груди невероятных паскудников, все паскудство которых скрашивалось и затушевывалось соседством с настоящими, хорошими именами». Заславский «засиял в “Дне”», значившемся органом социалистической мысли, а «источники на социалистическую мысль черпались» в банкирском доме «Лесин и К°». Г. Д. Лесин действительно приобрел газету в 1912 г., оставив редактором-издателем И. Р. Кугеля и предпочитая не вмешиваться в редакционную политику. Между тем фельетонист «Эха» утверждал, что, когда «социалистическая мысль стала проявляться в очень ничтожном количестве, а в слишком значительном количестве стал проявляться банкирский дом и К°», из «Дня» ушли Арк. Аверченко, Осип Дымов, Вл. Азов, А. Бухов, но остались О. Л. Д’ор и «некий штабной офицер, писавший под десятью псевдонимами»[404]404
  Чужой. Немного о журналистике: Фельетон // Эхо. 1926. 12 мая. № 105 (1793). С. 3.


[Закрыть]. Среди других, неназванных в фельетоне сотрудников «Дня» того же круга следует назвать П. П. Потемкина, выступившего в газете с двумя десятками очерков, подписанных настоящей фамилией с инициалами, только фамилией, псевдонимом Фланер и инициалами П. П. или П. П.П.[405]405
  Потемкин П. Из «Записок Фланера» / Подгот. текста, вступ. заметка и примеч. Н. Букс и И. Лощилова // Нева. 2011. № 9. С. 167.


[Закрыть] Касательно упомянутого штабного офицера, писавшего под десятью псевдонимами, напрашивается предположение, что подразумевается В. В. Князев, знакомый Бухову по «Синему журналу», «Новому Сатирикону» и другим изданиям. Офицером он не был, но в 1915 г. был призван на короткое время в армию. Князев выступал под доброй сотней псевдонимов и криптонимов (в «Сатириконе», «Новом Сатириконе», «Синем журнале», «Солнце России»: В. В., В. К., В. Кн., Васисуалий Теткин, Джо, Румяный Джо, Старый Джо, Вильгельм Теткин, В. Теткин, Теткин, Отец Вильгельма Теткина, Очевидец Теткин, Урожденный пессимист Вильгельм Теткин, Ирод Теткин (Покойный), Н. Высоцкий). В «Дне» после единичной публикации в июле 1913 г. Князев особенно интенсивно печатался с января 1915 г. до ноября 1917 г.[406]406
  Князев Василий Васильевич / Сост. Б. М. Толочинская, М. А. Бенина, Е. П. Семенова // Русские советские писатели. Поэты. Биобиблиографический указатель. М., 1988. Т. 11. С. 110–169. О сотрудничестве Князева в газете «День» см. также: Эвентов И. С. Сатирическая поэзия предоктябрьских лет // Русская стихотворная сатира 1908–1917 годов. Л., 1974 (Библиотека поэта. Большая серия). С. 14–15; Спиридонова (Евстигнеева) Л. А. Русская сатирическая литература начала ХХ века. М., 1977. С. 223.


[Закрыть] Кому из сотрудников ковенской газеты, кроме Бухова, изложенные в фельетоне подробности истории газеты «День» могли быть известны и, с другой стороны, представлять столь живой интерес?

Тема фельетона «Театральная аристократия», подписанного «Граф Егор Полулитров», – «аристократизм» зрителя ковенского театра. Во время спектакля он «ведет себя спокойно, как Рабиндранат Тагор, если бы тот родился в Шанцах[407]407
  Шанцы (Шанчяй) – юго-восточное предместье Ковно на правом берегу Немана, в 1919 г. присоединенное к Каунасу.


[Закрыть]: изредка только икнет во время теноровой арии, или начнет пожирать в темноте карамель с бумажкой, когда надоедает увертюра». «Аристократизм», впрочем, «разливается бешеной волной» в начале спектаклей, когда по ногам зрителя

медленно проползает какая-то толстая дама, слегка отдыхает у вас на коленях и, оставляя после себя запах одеколона и копченой рыбы, ползет дальше. Ей становится тесно, ибо на одной из ваших ног уместился уже очередной аристократ и пробирается вглубь, стараясь проехаться в темноте по лицу пуговицей от жилета. За ним следующий просто застревает между вами и передним стулом и остается стоять с таким видом, как будто бы он хочет на веки поселиться в этом неудобном пространстве, обосноваться здесь, завести семью и дать подписку о невыезде.

Не менее «аристократично» ведут себя ковенские зрители после спектакля:

Молодой виконт из Панемун[408]408
  Понемунь (Панемуне) – местечко к юго-востоку от Ковно на левом берегу Немана, в 1931 г. присоединенное к Каунасу.


[Закрыть], получая свой котелок и манто для графини из Шанц, действует как рыцарь в стане разъяренных сарацинов. Одной рукой он впивается в бок соседке – графине с Зеленой горы[409]409
  Зеленая гора (Жалякальнис) – район в Ковно, примыкавший к центру города, застроенный в основном в межвоенные годы.


[Закрыть], другой протискивается через плотный стан старого графа, держащего в зубах дамскую галошу, а головой, устремленной перпендикулярно чьему-то животу, протирается к вешальщику. Весь его остальной молодой организм тоже в ходу: спиной он лакирует сочный торс рябой девицы, боками разрушает сложные туалеты весеннего сезона, а пылкой грудью отрывает пуговицы с чужих пальто[410]410
  Граф Егор Полулитров. Театральная аристократия: Письмо в редакцию // Эхо. 1927. 6 мая. № 101 (2087). С. 2.


[Закрыть].

Фельетоны Бухова печатались в аналогичной форме монолога обывателя[411]411
  Ср.: Бухов Арк. Амуцкин: Отрывок из ковенского разговора. Фельетон // Эхо. 1925. 12 июня. № 139 (1518). С. 2; Панин А. Письмо из Ковно: Фельетон // Эхо. 1926. 31 июля. № 172 (1860). С. 2.


[Закрыть] или письма в редакцию[412]412
  Бухов Арк. Одиннадцатый по списку: Фельетон // Эхо. 1926. 23 апр. № 90 (1778). С. 2.


[Закрыть]. В его текстах, подписанных собственной фамилией или обычными псевдонимами (Аркадский, Панин), можно обнаружить другие схожие элементы фельетона о «театральной аристократии». Среди них, например, мотивы претензий провинциального невежества и невоспитанности на интеллигентность и аристократизм, в частности, в связи с театром и конкретнее – с гастролями Камерного театра Таирова[413]413
  Бухов Арк. Страдания молодого бухгалтера: Фельетон // Эхо. 1925. 19 авг. № 196 (1575). С. 2–3.


[Закрыть]. Неоднократно в фельетонах и рецензиях Бухова упоминался Тагор, нередко в комических контекстах[414]414
  Бухов Арк. Великорусская Индия («Король темного покоя»): Театральный фельетон // Эхо. 1923. 28 февр. № 55 (731). С. 3; Аркадский Л. Анатоль пишет стихи: Фельетон // Эхо. 1926. 27 июня. № 143 (1831). С. 2; Панин А. Письмо из Ковно: Фельетон // Эхо. 1926. 31 июля. № 172 (1860). С. 2; Бухов А. Особое мнение о хулиганстве: Фельетон // Эхо. 1926. 7 окт. № 229 (1917). С. 2; Аркадский Л. «Блоха»: Театральный фельетон // Эхо. 1927. 21 июня. № 137 (2123). С. 2.


[Закрыть]. На пребывание индийского писателя в Ковно, действительно состоявшееся в 1926 г., Бухов откликнулся юмористически:

На Лайсвес Аллее многие его узнавали и приветливо кланялись:

– Здравствуйте, давно из Шавель?

– Я не из Шавель, – смущенно отвечал Тагор, – я из Индии. Я мудрец.

– Скажите пожалуйста, – обижались на Лайсвес Аллее, – стоит старому человеку не уплатить налогов, так он уже не из Шавель, а из Индии и к тому же еще мудрец…[415]415
  Бухов Арк. Тагор в Ковно: Фельетон // Эхо. 1926. 21 окт. № 241 (1929). С. 2.


[Закрыть]

В 1926–1927 гг. в «Эхе» напечатано около двух десятков статей и фельетонов, подписанных «Н. Зайцев», и один текст с подписью «Ф. Зайцев»[416]416
  Зайцев Ф. Записки недовольного: Городской фельетон // Эхо. 1926. 6 июля. № 150 (1838). С. 3.


[Закрыть]. Самая ранняя публикация из этого ряда – отчет о чествовании оперного певца К. Пиотровского (6 марта 1926 г.), самая поздняя – фельетон «Дачная энциклопедия» (28 июля 1927 г.) Одна из таких публикаций в форме письма Гоголю начинается адресами:

Ник. Вас. Гоголю.

Тот свет.

От Н. И. Зайцева

Ковно, Майронё 13[417]417
  Зайцев Н. Письмо к Гоголю: Фельетон // Эхо. 1926. 21 мая. № 112 (1800). С. 2.


[Закрыть].

Майронё, 13 – это адрес конторы «Эха», и вряд ли его посмел бы использовать в фельетоне не сотрудник редакции. Каждому из текстов Зайцева, среди которых, в частности, отклики на публикации советской[418]418
  Зайцев Н. Не фельетон // Эхо. 1926. 20 марта. № 64 (1752). С. 2.


[Закрыть] и литовской печати[419]419
  Зайцев Н. «Ритас» наивничает: (Вместо обзора печати) // Эхо. 1927. 18 янв. № 13 (1999). С. 2.


[Закрыть], заметки и фельетоны о ковенских нравах, автобусном сообщении в Ковно и других вопросах городского хозяйства[420]420
  Зайцев Н. Мысли о наводнении: Городской фельетон // Эхо. 1926. 13 марта. № 58 (1746). С. 3; Зайцев Н. В чем дело? // Эхо. 1926. 23 марта. № 66 (1754). С. 3; Зайцев Н. О новинках для Ковно: Городской фельетон // Эхо. 1926. 3 окт. № 226 (1914). С. 2.


[Закрыть], фельетон об избирательной кампании[421]421
  Зайцев Н. Вопросы дня: Фельетон // Эхо. 1926. 15 апр. № 83 (1771). С. 2.


[Закрыть], можно без труда найти аналог среди текстов Бухова по теме, особенностям формы и стиля, отдельным приемам.

Например, в фельетоне «Эквилибристика» по поводу протеста Бразилии, из-за которого Германия не была принята в Лигу Наций, характерна апелляция к воспоминаниям детства (именно к воспоминаниям о цирковом представлении): «Из дней далекого детства я вспоминаю такую картину. […] Это самое восклицание готово было сорваться у меня вчера при чтении радиограммы из Женевы о том, что Бразилия запротестовала и Германия не вошла в Лигу»[422]422
  Зайцев Н. Эквилибристика // Эхо. 1926. 19 марта. № 63 (1751). С. 2.


[Закрыть]. Сходен зачин фельетона Л. Аркадского о дороговизне в Ковно: «Когда мне было лет восемь, был у меня большой друг и покровитель в лице ночного сторожа татарина Абдулы. […] Я теперь очень часто вспоминаю этот разумный совет, когда за вечерней работой просматриваю кипу газет с разных концов мира»[423]423
  Аркадский Л. Нэ смотры: лопнышь: Фельетон // Эхо. 1925. 4 марта. № 58 (1437). С. 3. Републикация: Бухов А. Литовское семилетие. С. 113–114.


[Закрыть]. Аналогичный ход применен также в рассказе Арк. Бухова на дачную тему: «Помню, когда я был мальчишкой лет десяти, меня часто мучил сон, навеянный романами с жуткими приключениями […] Но чувство неизмеримого страха, переживание ужаса у меня осталось и я испытываю его в те часы, когда мне приходится нанимать дачу на лето»[424]424
  Бухов Арк. Наем дачи // Эхо. 1925. 5 июня. № 133 (1512). С. 2.


[Закрыть].

Неоднократно в фельетонах Бухова различным образом формулировалась та же, что и в фельетоне «Эквилибристика», идея абсурдности дипломатических механизмов, при которых представители стран Южной Америки, Азии, тихоокеанских островов решают судьбы европейских государств: «Ничего не имеет против невмешательства в европейские дела полномочный представитель острова Гонолулу, доктор пиротехники Гвизди-Пуди»[425]425
  Бухов Арк. О пустых местах: Речь, которую мне не удалось произнести на заседании Лиги Народов // Эхо. 1920. 3 дек. № 34. С. 2. Републикация: Бухов А. Литовское семилетие. С. 25–26.


[Закрыть]. Не раз Лига Наций сравнивалась с игрой: «Для этой игры собирается несколько китайцев, мексиканцев и португальцев, которых собирают в одном из городов западной Европы, дают им готовую резолюцию на французском языке, после чего приглашают желающих приехать»[426]426
  Бухов Арк. Политические игры: Фельетон // Эхо. 1921. 8 июля. № 159 (218). С. 3.


[Закрыть]. Международная жизнь также уподоблялась цирковому или театральному (оперному) представлению, концерту, как и в фельетоне «Эквилибристика»: «бразильский фальцет в решении судеб Европы оказался сочнее британского баса и германского баритона».

Фельетон Н. Зайцева «Простые слова» написан в форме монолога, стилизованного под речь не особенно образованного обывателя, бахвалящегося местными нравами в опровержение мнений о провинциальной отсталости Ковно:

Никаких у нас отсталостей нет и живем мы как в американских европах каких-нибудь, а не в городе Ковно. […] В ресторанах надо – не надо, а раз в месяц салфетки меняют, молодые люди, которые насчет романов, надо – не надо, а раз в два месяца носки меняют, а насчет ежели прекрасного пола, так уже под честное слово поверьте: которая ежели и слаба насчет воды, так все равно – пудрой вытирается… И аптекарям доход и с наружности ничего не заметно…[427]427
  Зайцев Н. Простые слова: Фельетон // Эхо. 1926. 7 апр. № 76 (1764). С. 2.


[Закрыть]

Фельетон «Простые слова» встает в ряд рассказов и фельетонов Бухова, в которых он продолжил в новых условиях «общую всем сатириконцам линию критики обывательщины», развиваемую еще в сборниках рассказов 1914–1916 гг.[428]428
  Спиридонова (Евстигнеева) Л. А. Русская сатирическая литература начала ХХ века. М., 1977. С. 225.


[Закрыть]

В фельетоне «Городской словарь» даются юмористические определения различных понятий применительно к Ковно, например: «Водопровод – дневной и ночной кошмар гласного Ходоса» или «Отчаяние – легкий вид заболевания в Ковне и окрестностях»[429]429
  Зайцев Н. Городской словарь: Фельетон // Эхо. 1926. 3 сент. № 201 (1889). С. 2.


[Закрыть]. Эта форма, к которой прибегали и продолжают прибегать сатирики и юмористы, не была чужда и Бухову; ср. «Политический словарик, необходимый при чтении газетных статей и телеграмм о предвыборных кампаниях в Европе» Л. Аркадского с толкованиями такого рода: «Большинство – тяжелое явление в парламентской жизни. Ест, пьет, спит и голосует. Больше ничем не занимается»; «Оппозиция – грустные молодые люди, располагающие добрым сердцем и меньшинством в парламенте»[430]430
  Аркадский Л. Политический словарик, необходимый при чтении газетных статей и телеграмм о предвыборных кампаниях в Европе // Эхо. 1924. 16 нояб. № 311 (1338). С. 2. Ср. также: Бухов Арк. Словарь нечистой силы: Фельетон // Эхо. 1924. 24 дек. № 348 (1375). С. 4; Бухов Арк. Зоологический словарь: Фельетон // Эхо. 1927. 27 марта. № 70 (2056). С. 3; Бухов Арк. Допотопныйсловарь: Фельетон // Эхо. 1927. 21 авг. № 187 (2173). С. 2. Примеры можно множить.


[Закрыть].

К таким словарям и справочникам по форме близка «Дачная энциклопедия» с ироничными характеристиками дачных и курортных местностей, например:

Панемуни – пригородная дача. Специальные пылевые ванны. Целебная пыль. Природа весьма богата: пригородные пьяные, гармошки, ругань и мальчишки с камнями. Очень легко поправляется здоровье у дачевладельцев в виду не нормированных цен на дачи[431]431
  Зайцев Н. Дачная энциклопедия // Эхо. 1927. 28 июля. № 168 (2154). С. 3.


[Закрыть].

По теме это сочинение перекликается с многочисленными рассказами и фельетонами Бухова с дачным сюжетом, включая «Дачную энциклопедию» с толкованиями таких «дачных» понятий, как гамак, удочка, пианино, мухоловки, купальный костюм[432]432
  Бухов Арк. Дачная энциклопедия: Фельетон // Эхо. 1924. 27 мая. № 143 (1170). С. 2. Ср. также: Аркадский Л. Дневник дачника // Эхо. 1924. 6 авг. № 211 (1238). С. 3; Бухов Арк. Наем дачи // Эхо. 1925. 5 июня. № 133 (1512). С. 2; Аркадский Л. Дневник дачника: Фельетон // Эхо. 1925. 19 июня. № 145 (1524). С. 2; Аркадский Л. Одичавшие: Фельетон // Эхо. 1926. 18 авг. № 187 (1875). С. 2; Бухов Арк. Великий возврат: Летний фельетон // Эхо. 1927. 17 авг. № 183 (2169). С. 2. Примеры можно множить.


[Закрыть]. Дополнительным аргументом принадлежности Бухову текстов, подписанных фамилией Зайцев, может, вероятно, служить название пародийной газеты «Страшный заяц», помещенной в «Эхе» 1 мая 1927 г. от имени А. Панина[433]433
  Панин А. Страшный заяц: Еженедельная газета-орган пчеловодства, высокой политики, огородничества, культуры, электрофикации и насчет чегонибудь поесть. Примерное для всех издание // Эхо. 1927. 1 мая. № 97 (2083). С. 2.


[Закрыть].

Таким образом, с большой степенью вероятности к публикациям А. С. Бухова в ковенской газете «Эхо» можно отнести тексты, подписанные псевдонимами Никанор Пташкин, Н. Пташкин, Чужой, Граф Егор Полулитров, Н. Зайцев, Ф. Зайцев.

Людмила Спроге
Загадка старца Ф. К.: чей криптоним ЛК в рижской газете «Слово»?

Реальная связь между двумя криптонимами – Ф. К. и Л. К. – достаточно затейливо предстает в библиографической описи недолго выходившей в Риге газеты «Слово»: от 5 декабря 1926 г. в № 350 на стр. 32 читаем в левой колонке, где зафиксирован перечень авторских имен, – «Л. К. Старец», а в правой части страницы, где даны заглавия газетных текстов, – «Фёдор Кузьмич был масоном?»[434]434
  Газета «Слово» 1925–1929. Роспись / Сост. Ю. Абызов. Рига: Даугава, 2003. С. 32. Замечу, что авторского имени или псевдонима «Л. К. Старец» в латвийском медийном пространстве 1919–1944 годов не значится, как свидетельствует справочник Юрия Абызова: Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии 1917–1944 гг.: Био-библиографический справочник. Stanford, 1990–1991. Ч. 1–4 (Stanford Slavic Studies; Vol. 3:1–3:4).


[Закрыть]. С одной стороны, перед нами уже известный, благодаря тыняновскому подпоручику Киже, механизм порождения «новых имен», а с другой – трудно объяснимый пропуск в персональном перечне биобиблиографического справочника, в который составитель постоянно вносил корректирующие записи – вставки и исправления – уже после выхода его в свет[435]435
  Ю. И. Абызов на последних чистых страницах своего четырехтомника записывал дополнения и уточнения черными чернилами, особенно обильны его записи в третьем и в четвертом томах, при этом он, внося коррекции, пронумеровывал эти заполненные страницы. После выхода росписи «Слова» составитель, надписывая дарственный экземпляр автору настоящей статьи, заметил, что эта работа внесла ряд исправлений в стэнфордский четырехтомник и в двухтомник росписи газеты «Сегодня» (Рига, 2001); об авторстве и содержании интересующей нас статьи речи не было.


[Закрыть]. Тем не менее «Старец» был сдвинут к литерам Л. К., образовав тем самым неизвестного для медийного пространства Риги 1920-х годов автора; правильное же прочтение публикации в «Слове» было таким: Л. К. «Старец Фёдор Кузьмич был масоном?Новые данные о загадочной личности».

Автором статьи о «Томском старце»[436]436
  В последнее время активизировался интерес к старцу Федору Кузьмичу и к указанной в «Слове» публикации благодаря фильму о «томском старце» режиссера Марка Жансона (Франция, киностудия DCX), где приводится легенда об императоре Александре I, ушедшем от мирской жизни и почитавшемся многими современниками и потомками под именем странника Феодора Кузьмича.


[Закрыть] был соредактор «Слова» (совместно с Николаем Бережанским) Иван Созонтович Лукаш, который, подписывая свои газетные публикации псевдонимом, обыкновенно ставил первые две буквы своего имени – Ив. – и фамилию, образованную из отчества – Сазонов[437]437
  В биографическом словаре указан лишь этот псевдоним писателя. См.: Российское зарубежье во Франции. 1919–2000. Биографический словарь: В 3 т. / Под общей ред. Л. Мнухина, М. Авриль, В. Лосской. М.: Наука; Дом-музей Марины Цветаевой, 2010. Т. 2. С. 88.


[Закрыть]. Под псевдонимом Ив. Сазонов Лукаш опубликовал в «Слове» около десятка статей, вторым по частотности корреспонденций является «инициальный» псевдоним И. Л.[438]438
  Абызов Ю. Русское печатное слово в Латвии. Ч. 2. C. 406, 410.


[Закрыть] (=Иван Лукаш), затем единичная публикация под литерой В.[439]439
  Там же. С. 411.


[Закрыть], но подобная им по краткости подпись Л. К. за писателем не числилась. В то же время криптоним ЛК был достаточно распространенным в латвийском пространстве русской прессы и даже «узнаваемым». В газетах «Рижский курьер», «Маяк», «Вечернее время» так подписывал некоторые из своих публикаций питающий страсть к мистификациям и к прономинациям Леонард Король-Пурашевич[440]440
  В своих мемуарах Нео-Сильвестр (Генрих Гроссен), характеризуя личность Л. Короля-Пурашевича, служившего вместе с ним в газете «Рижский курьер», называет его Кормчий, т. е. по одному из псевдонимов довольно длинного перечня имен этого литератора, не приводя настоящего имени, хотя других сотрудников этого издания он вспоминает по подлинным именам, расшифровывая их псевдонимы: Божена Витвицкая = Бинокль; Цвик = Михаил Миронов: «Литературным отделом ведал Кормчий, известный в Петербурге автор приключенческих романов. […] Кормчий был большой оригинал. Он владел неисчерпаемой фантазией, смотрел на жизнь “сверху вниз”. Его можно было причислить к типу прежней петербургской писательской богемы, равнодушной к благам жизни […]. Писал Кормчий на бытовые темы. Писал он хлестко, и в защиту обиженного ввернуть [так!] сгоряча неприятное для обидчика словцо не стеснялся, вследствие чего редактору приходилось объясняться с жалобщиками, а то и платить штрафы…» (Нео-Сильвестр Г. На буреломе: Воспоминания русского журналиста. Frankfurt / Main: Possev-Verlag, 1971. C. 108–109). См. также: Абызов Ю., Тименчик Р. История одной мистификации. Факты и гипотезы // Даугава. 1990. № 9. С. 108–117.


[Закрыть]. Он работал в тех же изданиях, что и Лукаш, который в берлинский период своей жизни деятельно сотрудничал с газетой «Сегодня», так же как в самом начале двадцатых годов и сам Кормчий, а затем с переездом из Берлина в Ригу (в 1925 г.) оба публиковались в газете «Слово». Более того, в данном контексте следует упомянуть. что известный рижский поэт-сатирик Лери (Владимир Клопотовский) тоже иногда ставил ЛК, то есть Лери-Клопотовский, под своими текстами, его перу, кстати, принадлежит стихотворение «Москва под псевдонимом»[441]441
  «Большевики хотят переименовать Москву в “Центр”». «Пофилософствуй, ум вскружится, / Но все же где-нибудь едва / Найдется лучшая столица, / Чем современная Москва!.. / “Москва, как много в этом звуке / Для сердца русского слилось” / Зачем Москве советам в руки / Попасть для опыта пришлось? / Центр пятилетки и комбедов, / И “жизни строй” в очередях, – / Как описал бы Грибоедов / Москвы сегодняшний размах? / Наверное он был бы краток / И, сплюнув, мог бы произнесть, / Что очень скверный отпечаток / На всех вождях московских есть… / Дистанция больших размеров / Столица красная Москва, / Там Ленин усмирял эсеров / За их деянья и слова. / Там интуристам очень рады, / (А их валюте и вдвойне) – / И Клара Цеткина парады / Там принимала на коне. / Там на глазах у комиссара / И, начихав на ГПУ, / Когда-то непманы у Яра / Дивили красную Москву… / Москва труда, наук, успехов, / Давно попала в ГПУ, / И не послал бы А. П. Чехов / Своих сестер “в Москву, в Москву”! / Там нету прежних колоколен, / И калачей там вкус забыт, / “Нет, я Москвою недоволен“, / Скажу, как Чацкий говорит. / Там нету прежнего и следу, / В мечтах Москву я не зову, / В Москву я больше не поеду, / Пусть интуристы прут в Москву. / Гробницу Ленина святого / Пускай показывают им – / Пусть дурака валяет Шоу, / Влюбившись в сталинский режим. / Пусть восхваляют красный гений / И Сталина таланты чтут, / Пускай для новых достижений / Валюту старую везут, – / Я не хочу в Москву такую, / И, зная нынешный режим, / На Сталина не негодую, / Что даст Москве он псевдоним. / Раз гибнут росчерком единым / Культура, мысли и слова – / Пускай живет под псевдонимом / Столица красная Москва! / Итоги сталинской вампуки / И городам познать пришлось – / „Москва – как много в этом звуке / Для сердца русского слилось!..”» (Сегодня вечером. 1932. 22 июля. № 161. С. 3).


[Закрыть]. Если не рассматривать инициалы как стратегию маскировки, то, с одной стороны, непонятно, почему Лукаш подписал несколько статей в «Слове» ЛК, буквами, не соответствующими его имени и отчеству (как в упомянутом выше более распространенном псевдониме); с другой стороны, можно предположить, что «псевдоинициалы» взяты автором из первой и третьей литер в его фамилии: ЛуКаш.

Однако нельзя не заметить, что с первых номеров выхода в Риге, сознательно или спонтанно, газета «Слово» сконцентрировала внимание своих читателей на имплицитных и эксплицитных проявлениях в номинациях: это статья парижского автора Александра Салтыкова «О магии имени»[442]442
  Редакция «Слова», среди зарубежных сотрудников которой числился и граф А. А. Салтыков, предварила публикации уведомлением о «целом цикле статей», хотя тематическое и проблемное единство соблюдено было лишь в названной статье, которая по преимуществу посвящалась наречению имени: «Когда я даю имя какой-нибудь вещи, существу, явлению, то тем самым ограничиваю их, т. е. отделяю от других вещей, явлений и существ. […] Но есть и некая иная тайна имени: давая его ранее бывшей безымянной, т. е. неизвестной силе, я в некоторой, порою весьма значительной, степени овладеваю и самой этой силою, т. е. некими заключенными в ней возможностями. […] Назвать по имени какое-нибудь явление, ощущение, силу есть молитвенный знак, акт религиозного творчества. В этом и заключается живая магия имени. В имени, в самом звуке его и начертании, заложено магическое, творческое начало» (Салтыков А. О магии имени // Слово. 1925. 12 нояб. № 2. С. 3; 16 нояб. № 5. С. 3). В связи с поэтикой «условного» имени, т. е. псевдонима, присвоение «чужого» наименования является одним из актов «самозванства» – сложного моделирования типологии и топологии поведения для «вживания» в пространство другой идентичности.


[Закрыть], печатавшаяся со второго номера с уведомлением «продолжение следует»; несколько публикаций Николая Бережанского[443]443
  Геонимы, или «топонимические псевдонимы», были довольно распространены среди журналистов и литераторов русского зарубежья; характерно, что известный критик Петр Пильский часть своих корреспонденций подписывал одним из распространеннейших геонимов – Вельский, в подписи Пильского установка явно не на гидроним, а в имени «Р. Вельский» при произнесении вслух инициала и «фамилии» звучит название другой балтийской столицы, где жил и работал «РЕВЕЛЬСКИЙ» литератор. В некрологе Н. Г. Козырева Генрих Гроссен упомянул о наиболее частотном псевдониме, образованном по селу Бережаны, где родился его коллега (см.: Гроссен Г. Памяти Н. Г. Бережанского // Сегодня. 1935. 22 июня. № 171. С. 4). Сам Бережанский неоднократно обращался к семантике своих «журналистских имен»; так, отбиваясь от нападок националистического оппонента, депутата латвийского Сейма г-на Цалита, он саркастически отрекается от «тезоименитства» своих аристократичных тезок: «Отца моего звали Григорием [изрядное количество материалов в рижской периодике были подписаны автором «Григорьев». – Л. С.], но он ничего не имеет общего ни с одним из четырех римских пап Григориев, ни с Григорием Отрепьевым, ни даже с Григорием Зиновьевым. Меня самого по паспорту зовут Николаем, но я отнюдь не Николай Романов. Не Николай “Золотые очки”, не Николай Чудотворец. В равной степени я не воровал сочинений Толстого, драмы Островского не выдавал за свои, не воровал носовых платков у г. Бланка и не собираюсь “умыкать” ни жену г. Цалита, ни сестру, ни мамашу, ни осла его, ни вола его, ни села его, ни выручку, ни сыскных талантов его сотрудников. Мне приписывается также авторство заметки о русской драме в “Голосе России”. Категорически заявляю, что никакого рода ни письма, ни заметки, ни корреспонденции о русской драме в “Голос России” не посылал, не писал и даже не читал» (Бережанский Н. К сведению г. Цалита // Сегодня. 1921. 29 окт. № 248. С. 2).


[Закрыть] об опечатках, которые порождают немыслимые имена и нелепицы в печати[444]444
  Бережанский Н. Об «очепятках» // Слово. 1926. 15 марта. № 100. С. 3; Он же. Бес опечаточный // Наше слово. 1929. 2 июня. № 3. С. 4.


[Закрыть], а также его критические материалы с заголовками, обыгрывающими псевдоним, – «Горькое о Горьком»[445]445
  Эта одна из списка статей о М. Горьком примечательна тем, что дает дешифровку частотному из многочисленных псевдонимов Бережанского – Велизарий, к которому он охотно прибегал в начале 30-х гг., когда руководил рижским изданием «Новый голос»; в гневном выпаде против горьковской общественной деятельности он сравнивает ее с «ролью мальчика, просящего подаяние для ослепленного Велизария». Будучи тяжело больным, Бережанский за несколько лет до своей смерти берет имя легендарного полководца Античности, исходя из распространенного и даже зафиксированного в вербальных и в иконических текстах (например, картины Жака-Луи Давида или Франсуа Андре Винсента) предания о Велесарии, окончившем свои дни ослепленным и нищим (Сегодня. 1921. 16 авг. № 184. С. 1).


[Закрыть] и «Мистер Макс Горки»[446]446
  Слово. 1927. 9 июля. № 556. С. 4.


[Закрыть] – или озаглавленные антионимами (контрастными псевдонимами) – «Сахар Медович [т. е. М. Горький – Л. С.] снова лжет»[447]447
  Слово. 1928. 25 марта. № 819. С. 3.


[Закрыть].

Обзор de visu 1035 номеров газеты «Слово» и 13 выпусков еженедельника «Наше слово» (с ноября 1925 г. по август 1929 г.) дает вполне определенный реестр «аббревиатурных» подписей, часто сокращенных до двух и одной литер, они были поставлены под более чем шестидесятью публикациями, среди них встречаются следующие: А., Аэль (А. Л.), В. К-зе, Е. М.О., В. Ф., Я. Эй-н, Д. С., С. В-ий, А.И, С. Г., В. Ф., Лев К., В. О-в, К., З-ъ, П., С. Ш., Д. Д-ов, С. С., Фита, Н. И.М., Л. К. (Лека), Борис Ф., С. С.С., Н. Б-в., Л. Б., БВИ, Р. А., Ив. З., А. Д., М., В. Эй-ич, Л. Б., Л.Б-г, Б. М., С.Л-ни, Д.Д-в, С. А.И., Е.М-ая, И. Н., В. П-н, Н. З., В. М., И. С., В. Л-ар, М. Д-н, Бр., А. М., Г. Д., Н., Т., Л., Т., Н., Н. А. Среди этого инициального ряда ЛК встречается нечасто: кроме упомянутой статьи о старце Федоре Кузьмиче Лукаш подписался так под двумя статьями о русских художниках, приуроченными к датам их памяти[448]448
  Л. К. Памяти В. В. Верещагина // Слово. 1927. 14 апр. № 477. С. 4; Л. К. Певец морского простора. Иван Константинович Айвазовский // Слово. 1927. 1 мая. № 491. С. 3.


[Закрыть].

Поводом к созданию газетной статьи с интригующим подзаголовком «Новые данные о загадочной личности» послужили, как представляется, три обстоятельства. Первое из них – это экзистенциальная для духовной жизни Лукаша тема масонства: – еще в бытность свою в Берлине, а затем в Риге и позже в Париже он был близок к литературным группам, связанным с масонством[449]449
  О масонских документах, масонской клятве, подписанном обязательстве, об основных положениях Первой степени масонства и curriculum vitae посвященного в Братство И. С. Лукаша см.: Серков А. И. Масонская ложа Великий Свет Севера и русские писатели (1922–1933 гг.) // Русский Берлин 1920–1945. М.: Русский путь, 2006. С. 286–303.


[Закрыть]. Предлагая читателям «Слова» дешифровать «записи на лентах из мешочка», о котором старец будто бы сказал: «В нем моя тайна», – Лукаш настойчиво указывает на масонские знаки и символы:

Надпись на обратной стороне одного из листочков означает, вероятнее всего, дату прибытия Федора Кузьмича в Боготольскую волость – 1837 г. 26 марта в 43 партии ссыльных, что вполне согласуется с соответствующими справками. Что же касается лицевой стороны этого листочка, то, по-видимому, это ключ к масонскому шифру, а записи на другом листочке представляют какие-то формулы или выражения, написанные по масонской тайнописи. […] Форма листочков, – в виде лент, – тоже была в употреблении у масонов. Масонских шифров cуществовало очень много, и весьма возможно, что работы специалистов по русскому масонству могут дать очень много для разгадки «тайны» Ф. К. […] Таким образом, признавая даже вполне доказанным, что Ф. К. не был Александром I[450]450
  В достаточно широко представленной в русской периодике Риги литературе о таинственном старце мнения разделялись по вопросу, был ли Ф. К. Александром Благословенным, добровольно сложившим бремя императорской власти, или нет. Историк А. А. Кизеветтер в статье «Александр Первый. К столетию со дня его смерти» (Сегодня. 1925. 2 дек. № 271. С. 2) призывал с осторожностью подойти к этой легенде, которую популяризировала художественная литература и «охотники до сенсаций», плохо ориентирующиеся в исторических документах. Большинство публикаций ссылались на новые факты и «документы», которые позволяли идентифицировать старца и царя: рецензия Г. (М. И. Ганфмана) на книгу К. В. Кудряшова «Александр I и тайна Федора Кузьмича» (Сегодня. 1924. 9 февр. № 33. С. 5); статья А. Дубасова «Загадочная смерть Александра I. По новым материалам» (Слово. 1927. 26 мая. № 516. С. 4; 29 мая. № 518. С. 6), где, как и у Лукаша, рассказывается о помощи, оказанной старцу, и о дальнейшей с ним переписке генерал-губернатора Киева барона Д. Е. Остен-Сакена (масона, как уточняет Лукаш); в эссе Н. Бережанского «Сфинкс, не разгаданный до гроба» (кстати, симптоматично, что под этим же заголовком из стихотворения П. Вяземского у Бережанского в 1921 г. в газете «Сегодня» вышла статья к памятному юбилею антагониста Александра в войне 1812 г. – Наполеона) было использовано то же иконописное изображение старца, что и в статье Лукаша (Перезвоны. 1927. Дек. № 39. С. 1250–1252; см. также более позднюю перепечатку статьи, когда автора уже не было в живых, в 1944 г. в газете «Новый путь» № 4 от 20 февр., с. 10–11) и др.


[Закрыть], все-таки остается еще неразгаданным вопрос о том, кем же он был на самом деле[451]451
  Слово. 1926. 5 дек. № 350. С. 5.


[Закрыть].

Во-вторых, легенда о старце волнует писателя Лукаша, так как в это время он работает над историческим сюжетом из эпохи 1812 года, романом «Пожар Москвы», который издаст уже в Париже в издательстве «Возрождение» в 1930 г. В описываемый период Лукаш публикует в латвийской периодике несколько исторических сюжетов о кончине Павла I и о его призраке, увиденном в зеркале сыном-отцеубийцей, о «дней Александровых прекрасном начале», о войне с Наполеоном и др., некоторые из них будут включены в ткань романа. Одна из глав будущего романа, «Исход московский», вышла в юбилейном номере журнала «Перезвоны» к 115-й годовщине Отечественной войны[452]452
  Этот номер журнала вышел с репродукцией на обложке известного «медальона» О. Кипренского «Александр I».


[Закрыть]. Эта публикация предваряет эссе Н. Бережанского, с которым Лукаш ознакомился, и оно было близко ему по отражению концепции нравственного перелома – одной из сюжетных коллизий будущего романа. Манифестация мотива искупления в эссе фольклориста Бережанского[453]453
  О фольклористической деятельности Н. Г. Бережанского см.: Спроге Л. О русском фольклоре в Латвии 1920–1940-х гг.: И. Фридрих, Л. Зуров, Н. Бережанский, В. Синайский, И. Заволоко // Fridriha lasījumi. Фридриховские чтения: Сборник научных материалов и статей. Рига: Latvijas universitāte, 2007. C. 54–68.


[Закрыть] подается в смысловом ключе народной «историософии»[454]454
  Ср.: «В нашу задачу сейчас не входит ни критика двух диаметрально противоположных точек зрения, ни примирение их. Нас в данном случае больше интересует психологическое и моральное происхождение легенды, возникшей раньше того, как подошли к ней историки, вооруженные фактическими данными и располагающие бесчисленным множеством исторических материалов. Ведь легенда об императоре, добровольно ушедшем в Сибирь замаливать грех, и о похороненном под видом императора неизвестном солдате родилась не у историков, а среди народа, на второй же, пожалуй, день после кончины императора. […] Мечты императора, необыкновенно скрытного по натуре, известные, повторяем, лишь очень ограниченному кругу близких лиц, разумеется, ни в какой степени не были известны народу. Между тем молва об уходе императора и его замаскированной “подставной” смерти родилась сразу же, – она опережала траурную процессию по пути в Москву и как бы шла впереди ее. Еще гроб с останками не успел прибыть в Москву, а стоустая молва разнесла по столице крылатые, невесть кем созданные и пущенные вести о скрывшемся императоре, который жив и вместо которого в гроб положено другое лицо. Никакие кары и преследования […] не могли осилить и убить однажды рожденную легенду, как не могут “досконально” опровергнуть ее противники – историки, вооруженные, казалось бы, “неопровержимыми” данными, потому что фаланге историков-противников легенды противостоит такая же равносильная фаланга историков-защитников легенды и тоже с такими же неопровержимыми данными. Так или иначе, но самую то легенду создали не историки, а народ, и только ему принадлежит авторство, которое безымянная масса упорно защищала, как нечто исключительно ей дорогое, отвечающее ее душевной настроенности. И когда через восемь или десять лет после смерти императора Александра в Сибири появился загадочный старец Федор Кузьмич, народная молва, более быстрая нежели современное радио, разнесла по всей необъятной России радостные вести, что “император сыскался”. И на этот раз народная молва не занималась научными исследованиями, не сравнивала портретов императора с портретами Федора Кузьмича, не изучала их почерков и пр. […] Народу не нужны были эти […] факты. Народ поверил в Федора Кузьмича, как в императора Александра, по своему признаку. Кем же иным, как не оставившим трон императором, мог быть этот безвестный бродяга в рубище […] кто же он, как не славный из славнейших русских императоров, который за “бесписьменность” был наказан плетьми, сослан на поселение и “приговором суда остался доволен”? […] “Кто бы не ни [так!] скрывался под именем отшельника Федора, – писал Л. Толстой […], – драма этой жизни очень родственна глубоким и интимным стремлениям народной души. Пускай исторически доказана невозможность соединения личности Александра и Кузьмича, легенда останется во всей своей красоте и искренности”. Русская душа всегда страдала от исключительно высокой моральной оценки жизни. Ничем человеку, раз согрешившему, не искупить прошлого […] спасение только в подвиге и искуплении, в монастыре, в удалении в пустыню, в рубище, веригах, в молитве, молчании. Это неотвратимый закон совести, категорическое требование духа, тоскующего о спасении. […] Если легенда о Федоре Кузьмиче сплошь выдумка, – то такая, которая делает величайшую честь русскому народному творчеству» (Бережанский Ник. Сфинкс, не разгаданный до гроба: По поводу легенды о Федоре Кузьмиче // Перезвоны. 1927. Дек. № 39. С. 1251–1252).


[Закрыть], что корреспондирует с отражением фактов истории в «Пожаре Москвы», текста, пронизанного масонскими коннотациями.

И, наконец, в-третьих, эта сама «проблема псевдонима» как последствия «самозванства», то есть присвоения чужого имени, о котором в цитированном эссе из «Перезвонов» говорится, что в данном случае было бы неверным прибегать к безапелляционным утверждениям, так как легенда о старце есть явление, обратное самозванству, т. е. «самозванец тот, кто выдает себя за другого или разыгрывает неподобающую роль; здесь, наоборот, загадочный человек всеми силами старается скрыть свое происхождение, свою бывшую жизнь и не претендует ни на какую роль»[455]455
  Там же. С. 1250.


[Закрыть]. Несмотря на то что здесь Бережанский противоречит самому себе, проблема «чужого имени» разрешается им только в функциональном аспекте; как литератор он прибегает к нескольким псевдонимам, претендующим на репрезентацию своего мировоззренческого, биографического или телеологического вектора.

Лукаша «проблема псевдонима» волнует в иной плоскости, в системе масонского тайного письма, ключ к которому содержится в семантике самого наречения. Так, по крайней мере, следует из его публикации: «Возможно, что и слово “струфиан” представляет масонский псевдоним старца»[456]456
  Слово. 1926. 5 дек. № 350. С. 5.


[Закрыть]. Эта статья Лукаша несколько отличается от других его корреспонденций в рижских газетах излишней «сенсационностью» (ср.: «новые данные» и «в распоряжение редакции “Слова” предоставлен по “Русским Архивам” текст этой подлинной, таинственной записки-ленточки старца Федора Кузьмича»[457]457
  Версии разгадки «ленточки» старца Ф. К. были уже опубликованы в середине 1910-х гг., о чем в своей статье 1927 года «Разгадана ли тайна Федора Кузмича?» (Возрождение. 1927. 8 авг. № 797. С. 3) проговаривается сам Лукаш.


[Закрыть]). Кроме того, рассматриваемая публикация содержит не свойственную его журнализму «интерактивность»: в такой манере любил «общаться» с читателями «Вечернего времени» другой ЛК – Л. Король-Пурашевич[458]458
  При публикации «романа с продолжением» в 1924 г. Король-Пурашевич под псевдонимом X. Y.Z. предложил некую «шараду», «игру» с читателями, которые должны были по буквам «выстраивать» имя персонажа при прочтении очередной главы «Зобергома. (Человек с Востока). Роман из современной жизни в трех частях с прологом» (Вечернее время. 1924. 23 марта – 25 июня. № 14 – № 85. С. 4).


[Закрыть]. Статья Лукаша завершается призывом:

Может быть, кто-нибудь из читателей «Слова» натолкнется на разгадку ее загадочного шифра и загадочного смысла. Ответы просим направлять в нашу редакцию. Вот подлинный текст предсмертной таинственной записки Федора Кузмича, впервые публикуемой в русской прессе:

«Видишь ли некое Вас бессловесие счастье слово из несы. Но егда убо А молчит, П не возвещает:

1234

о., в., аж., А крыет

i., д. к., с, амьр Струфиан

с., з., д, я»[459]459
  Слово. 1926. 5 дек. № 350. С. 5.


[Закрыть]

Спустя год история эта имела продолжение. Иван Лукаш с семьей оставляет Ригу и переезжает в Париж[460]460
  О причинах отъезда Лукаша из Латвии см.: Абызов Ю., Равдин Б., Флейшман Л. Русская печать в Риге: из истории газеты «Сегодня» 1930-х годов. Stanford, 1997. T. 1. C. 85–87, 215–217; T. 2. C. 193–194; см. также письмо В. В. Набокова к Г. П. Струве от 20 февраля 1926 г.: «Лукаш так в Риге раскуролесился, что просто диву даюсь. Его газетка и газетка “Сегодня” вцепились друг дружке в горло, не газеты, а сплошной хрип. Клочья шерсти так и летят. Прямо умора. Мне будет немного стыдно с ним встретиться. Газета все-таки не должна быть кистенем, а то срам. Хорошее название для газеты – “кистень”» (Письма В. В. Набокова к Г. П. Струве / Публ. Е. Б. Белодубровского и А. А. Долинина // Звезда. 2003. № 11. С. 123).


[Закрыть] по приглашению газеты «Возрождение», на полосе которой публикует заметку «Разгадана ли тайна Федора Кузьмича», где пишет, тем самым раскрывая свой криптоним:

В бытность мою в Риге я опубликовал в рижском «Слове» текст таинственной записки старца Федора Кузьмича, найденный мною в одном из выпусков «Русского архива» за шестидесятые годы. Тогда же я просил всех знатоков криптограмм и шифров попытаться разгадать эти таинственные письмена. […] Только теперь, почти через год, очевидно после длительной работы, г. Гобрушев в рижское «Слово» и г. Лисенко в белградское «Новое время» почти одновременно прислали расшифровки таинственной записки старца, что я позволю себе полностью привести […] одинаковую расшифровку ее гг. Гобрушевым и Лисенко, оставляя в стороне саму очень сложную технику расшифрования. Вот таинственный текст, о котором историку старца великому князю Николаю Михайловичу из шифровального отделения министерства иностранных дел […] почему-то ответили, что записка эта представляет собой бессвязный набор букв без всякого смысла, хотя по заявлению г. Лисенко, этот шифр «не из самых трудных»: […] «Анна Васильевна я видел дикое злосчастие в сыне Нашем: граф Пален извещает о соучастии Александра в заговоре. Сегодня следует куда будет возможно скрыться.

С. П.Б.

23-III. 1801.

Павел».

Итак, судя по разгаданному тексту, старец Федор Кузьмич до смерти носил на груди, как тайну свою, – шифрованную записку императора Павла, адресованную, по-видимому, княгине Анне Гагариной, обвиняющую сына в замысле отцеубийства, но не отправленную, а снятую кем-то с трупа государя на рассвете 11 марта – «23-III-1801» по новому стилю. Не разгадана ли этим и самая тайна старца Федора Кузмича?[461]461
  Лукаш И. Разгадана ли тайна Федора Кузьмича // Возрождение. 1927. 8 авг. № 797. С. 3. См. также: Амфитеатров А. В. Листки // Возрождение. 1927. 27 авг. № 816. С. 2; Лукаш И. Еще о записке Павла I // Возрождение. 1927. 5 сент. № 825. С. 3.


[Закрыть]

Лукаш неверно прописывает фамилию рижского «шифровальщика», автором статьи «Разгадка сибирской тайны – кто был Федор Кузмич? По новым данным», опубликованной в одном из июльских номеров «Слова», был Юлиан Габрушев, и это был единичный факт публикации его в русских изданиях Латвии[462]462
  Сведения о нем кратки и неполны. Проживал он в сельской местности на юго-востоке Латвии, хорошо владел русским языком и читал прессу на русском языке. В письме к главе Латвийской православной церкви Иоанну Поммеру, кандидатуру которого убрали из депутатского списка в 1931 г., он пишет немного о себе: «Хотя я не русский, а латыш-латгалец, католик (но не фанатик), но как глава своей русской и православной семьи глубоко возмущен […] бессмысленными действиями […]» (Из архива священномученика архиепископа Иоанна (Поммера). Письма и другие документы / Изд. подгот. Ю. Л. Сидяков // Seminarium Hortus Humanitatis: Альманах XXXVII. Rīga, 2014. C. 188).


[Закрыть]. Ю. Габрушев приводит дешифровальный «ключ», игнорируя масонскую эмблематику Лукаша: