Текст книги "Жизнь языка: Памяти М. В. Панова"

Сборник статей
ЖИЗНЬ ЯЗЫКА
Памяти Михаила Викторовича Панова

От редакторов

Прошло пять лет, как нет Михаила Викторовича Панова. Время идет. Еще недавно, в 2001 году, издательство «Языки славянской культуры» выпустило книгу «Жизнь языка. К восьмидесятилетию Михаила Викторовича Панова». В ноябре 2001 года после тяжелой болезни Михаил Викторович скончался, не дожив до 82 лет.

Институт русского языка имени В. В. Виноградова РАН дважды проводил конференции, посвященные М. В. Панову, опубликованы некрологи, прочитаны доклады, написаны статьи – мы пытаемся осознать человеческий и научный масштаб личности Михаила Викторовича.

Предлагаемая читателям книга продолжает традиции книги «Жизнь языка», и хотя это не юбилейное издание, а скорее мемориальное, оно хранит живой голос Михаила Викторовича, запечатленный в четырех магнитофонных записях и письмах, а также его неопубликованные стихи и некоторые другие произведения. В сборник включены и воспоминания о М. В. Панове, фотографии и автографы.

Книга содержит более сорока научных статей. Тематика их разнообразна. Мы сознательно шли на это живое разнообразие, желая, с одной стороны, показать, как развивается проблематика, разрабатываемая в работах М. В. Панова, а с другой стороны, выявить темы, не связанные непосредственно с его научной деятельностью, но навеянные его личностью и творчеством.

Его друзья, коллеги и ученики стремятся продолжать дело жизни Михаила Викторовича, и мы надеемся, что предлагаемая книга явится доказательством этого.

М. Я. Гловинская, С. М. Кузьмина (Москва). Слово о нашем Учителе

Михаил Викторович Панов – наш Учитель. Он был терпеливым, добрым, щедрым, требовательным. Он учил и воспитывал своих учеников и своими научными работами, и лекциями, и беседами, и замечаниями на полях, подчас ироничными и даже едкими («гм», «умственно!», «не пижоньте, пожалуйста» и т. п.), и самим своим поведением, честным и принципиальным.

М. В. Панов – представитель Московской лингвистической школы. Он научный правнук Ф. Ф. Фортунатова (его учителя и старшие коллеги – А. А. Реформатский, Р. И. Аванесов, П. С. Кузнецов, В. Н. Сидоров – «ученики учеников Ф. Ф. Фортунатова»). МВ всегда дорожил своей «родословной», храня верность школе и в то же время творчески развивая ее идеи. И его учителя смотрели на него как на продолжателя и хранителя московских традиций.

Что ценно для нас в научной деятельности Михаила Викторовича?

– ШИРОТА И РАЗНООБРАЗИЕ НАУЧНЫХ ИНТЕРЕСОВ: в его работах исследуются все языковые ярусы. От фонетики и фонологии как стартовой площадки он идет к другим ярусам – морфологии, словообразованию, синтаксису, лексике, последовательно исследуя их с функциональной, позиционной, «фонологической» точек зрения. В его работах представлены разные аспекты исследования языка: социолингвистика, фонетическая стилистика, фонетическая история и «микроистория», поэтический язык, сценическая речь, орфоэпия, теория письма, история науки.

– ОСНОВАТЕЛЬНОСТЬ, ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ГЛУБИНА исследований, сочетающаяся с исчерпывающим описанием выбранного участка языковой системы. Так, его книгу «Русская фонетика» (М., 1967) можно назвать фонетической энциклопедией. Достаточно посмотреть, например, на постраничные сноски этой книги, дающие исчерпывающие материалы по любому, даже вскользь упоминаемому вопросу.

– СИСТЕМНЫЙ ВЗГЛЯД НА ЯЗЫК и умение видеть общее в частном. Мысли Михаила Викторовича свойственно движение от углубленного изучения фрагмента к размышлению об устройстве целого. Он стремится увидеть тождество единицы самой себе в непохожести ее проявлений («= эма») и, с другой стороны, обнаружить одинаковость в устройстве разных языковых сущностей (изоморфизм). В творчестве М. В. Панова почти эстетическую роль играет единичный факт, перестраивающий систему. Михаил Викторович – великий мастер обнаруживать уникальные, драгоценные факты такого рода.

– ЧЕТКОСТЬ, ЛОГИЧНОСТЬ и в то же время РАСКОВАННОСТЬ, сознательный антиакадемизм изложения. И в этом он – ученик А. А. Реформатского, который отметил «стилистическую афористичность изложения» МВ, «художественный прием детективного уклона». Научный стиль Михаила Викторовича – естественный сплав науки и искусства.

Михаила Викторовича привлекали парадоксальные формы языковых законов и парадоксальные формы их выражения: развитие литературного языка состоит в том, что он всё меньше развивается; системность языка выражается им формулой 2–1=0 (например, если в языке меньше двух падежей, то в нем нет категории падежа вообще).

– ТАЛАНТ ОРГАНИЗАТОРА. МВ умел создать среди учеников атмосферу студийности. Ирония, игра, шутка – неотъемлемые элементы, определяющие эту неповторимую атмосферу. Вот пример. Коллектив сектора современного русского языка, который возглавлял тогда Михаил Викторович, пишет монографию «Русский язык и советское общество». Каждые десять дней строго, придирчиво обсуждаются куски работы. В то же время МВ призывает каждого написать частушку о себе на тему социологии. А если у кого из учеников не хватает на это таланта, то он сам сочиняет за него и от его имени:

 
От усердия, кажись,
Протянула ноги я.
Отвяжись, худая жись
И социология.
 

На лекции по фонетике в МГУ МВ полемически рисует образ ученого, который якобы сформировался в воображении студентов; идет такой ученый-лингвист домой и думает: «Вот приду, еще два глагола проспрягаю». А это случай из тех времен, когда МВ в МГПИ только начал читать лекции. Приводится шутливый «пример» из области фонетической стилистики: в высоком стиле произносится [фонэма], в нейтральном – [фан'эма], а в разговорном – [фан'ома].

– Михаил Викторович – НЕ ПРОСТО ОРИГИНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, но и замечательный ПОПУЛЯРИЗАТОР НАУКИ. Не только ученый, но и учитель, школьный, а потом вузовский. Им написаны блестящие популярные книги об орфографии, он составитель, редактор и один из авторов «Энциклопедического словаря юного филолога», вдохновитель, редактор и один из авторов новой школьной программы и написанного по ней экспериментального учебника в четырех томах для средней школы, автор глав в учебниках для вузов, автор вузовского пособия по фонетике русского языка, автор сборников упражнений для вузов.

Ключевые научные интересы М. В. Панова определились еще в студенческие годы (он окончил Московский городской педагогический институт в 1941 г.). Он писал: «В институте в то время работал лингвистический студенческий кружок под руководством профессора А. М. Сухотина. Как и многие другие студенты, я участвовал в работе этого кружка; прочел сообщения: „О разных типах произношения слоговых сонорных согласных в русском литературном языке“, „Фонетические особенности рифмы у русских поэтов XX в.“, „Проблема праязыка“ (подготовлено под руководством А. М. Сухотина), „О значениях творительного падежа в русском языке“ (подготовлено под руководством проф. А. Б. Шапиро), „О ритмической организации прозы“.

М. В. Панов был приглашен в Институт русского языка АН СССР академиком В. В. Виноградовым в 1958 г. С 1964 г. он возглавлял сектор современного русского литературного языка.

В 1968 г. вышел из печати последний том коллективной монографии, выполненной под его руководством, – «Русский язык и советское общество». И потом, после его вынужденного ухода из Института в 1971 г., в секторе разрабатывались проблемы, выросшие из этой монографии и поставленные М. В. Пановым в ярком теоретическом Проспекте к ней (Алма-Ата, 1962 г.): роль антиномий в развитии языка, принципы социолингвистического исследования языка, основные тенденции в развитии грамматического строя русского языка, соотношение разговорной и книжной речи, фонетические изменения и их причины. Заметим в скобках, что за 40 лет, прошедших после выхода монографии, закономерности языкового развития, обнаруженные в ней, полностью подтвердились.

Именно в эти годы переживает новый подъем МФШ («МВШ», как шутили ученики). Среди лингвистов в то время возникла такая шутливая периодизация науки: московская школа – новомосковская – «пановомосковская».

В 70-е гг. М. В. Панов, как и некоторые другие лингвисты, почти не имел возможности публиковать свои работы. Поэтому многие его труды этого времени существуют только в устной форме. Таковы спецкурсы, прочитанные им в МГУ: о языке русской поэзии XVIII–XX вв.; о позиционном синтаксисе; о соотношении фонологии двух «функциональных» школ – Московской и Пражской; о том, что такое язык.

Михаил Викторович – великолепный знаток поэзии, живописи, театра. Интересны некоторые критерии, сформулированные МВ. Хороший поэт – тот, у которого есть хотя бы одно хорошее стихотворение. Плохой читатель – тот, кому нравится хотя бы одно плохое стихотворение. Поэта, писателя судят по вершинам, а читателя – по провалам.

Наука, как сказал Михаил Викторович в одном своем стихотворении, – это «дерево с живым и честным стволом». Это же можно сказать и о самом Михаиле Викторовиче. Это богатейшая свободная личность, яркая и индивидуальная, оригинальная во всем – в лингвистических идеях, в языке, стиле, в отношении к людям.

Мы счастливы от сопричастности к жизни и делу нашего Учителя. Спасибо ему.

Е.В, Клобуков (Москва). Памяти Михаила Викторовича Панова

3 ноября 2001 г. на 82-м году жизни скончался доктор филологических наук, профессор Михаил Викторович Панов – один из талантливейших филологов современности, видный представитель московской (фортунатовской) лингвистической школы, замечательный педагог, удивительный человек и настоящий гражданин своей страны.

Весть о кончине Михаила Викторовича нестерпимой болью отозвалась в сердце каждого, кто имел счастье знать выдающегося ученого, общаться с ним, слушать его лекции, читать его книги и статьи.

Уникальным был диапазон научных интересов М. В. Панова. Лингвистика и литературоведение (правы те, кто говорит о реальном возрождении в его творчестве ломоносовского принципа филологического единства); работы по общему языкознанию и социолингвистике, теории синхронического и диахронического описания языка; исследования в области лексики и грамматики, фонетики и лингвопоэтики; анализ парадигматических и синтагматических отношений на всех уровнях словесного творчества. Это всё – Панов.

М. В. Панов родился в Москве 21 сентября 1920 г. Когда отмечался восьмидесятилетний юбилей Михаила Викторовича, было много написано и сказано о его роли в отечественной науке, о тех направлениях филологии, где его слово оказалось решающим. Поэтому, навсегда прощаясь с М. В. Пановым, нет нужды еще раз подробно говорить о том, о чем уже было сказано, достаточно вспомнить материалы юбилейного сборника «Жизнь языка» (М.: Языки славянской культуры, 2001) или статью Л. Н. Булатовой, Е. А. Земской, С. М. Кузьминой и В. И. Новикова «Диапазон дарования» (Вопросы языкознания. 2001. № 1).

Сегодня хочется говорить о другом – о том месте, которое занял М. В. Панов в нашей духовной жизни; необходимо попытаться понять, почему с уходом Михаила Викторовича все мы вдруг ощутили, что в невозвратном прошлом осталась какая-то важная часть нашей жизни.

М. В. Панов не был выпускником МГУ, он никогда не числился в постоянном штате университета. Но со студенческих лет и до конца жизни тянулась ниточка, незримо и навсегда связавшая М. В. Панова с Московским университетом. В Московском городском педагогическом институте им. Потемкина, где он учился в довоенные годы и который всегда вспоминал с теплым чувством, читали лекции университетские профессора, уже при жизни ставшие классиками фортунатовской школы: Р. И. Аванесов, П. С. Кузнецов, Г. О. Винокур, А. М. Селищев. А любимыми учителями Панова в годы студенчества были Алексей Михайлович Сухотин и Александр Александрович Реформатский.

Год окончания института совпал с началом Великой Отечественной войны. Артиллерийское училище, передовая. Михаил Викторович – командир взвода. Ранения, боевые награды… Затем в течение восьми лет работа в школе, о чем он всегда вспоминал с большой нежностью. Следует особо сказать, что преподавание русского языка в школе и вузе, разработка основ преподавания науки о русском языке школьникам занимали одно из главных мест на шкале жизненных ценностей М. В. Панова. Великий, с мировым именем ученый и великий педагог-практик – такое сочетание встречается крайне редко. Возможно, в нашей лингвистике только А. М. Пешковский с такой же страстью стремился сблизить школьную грамматику с академической. И последний курс, прочитанный Пановым студентам в Открытом педагогическом университете незадолго до смерти, был посвящен школьному преподаванию русского языка…

В начале 50-х гг. – аспирантура в Горпединституте у Р. И. Аванесова, преподавательская работа в alma mater, первые публикации. Нужно сказать, что уже самая первая статья Михаила Викторовича («О значении морфологического критерия для фонологии»), опубликованная в 1953 г. в Известиях АН СССР, стала, как и многие другие его работы, в буквальном смысле хрестоматийной: А. А. Реформатский включает ее в свою хрестоматию «Из истории отечественной фонологии» (М., 1970). Получили широкую известность и другие ранние статьи М. В. Панова: «О слове как единице языка» (1956), «О грамматической форме» (1959), «О частях речи в русском языке» (1960). Эти исследования в значительной степени определили пути дальнейшего развития ключевых разделов русской лексикологии, морфологии и словообразования.

В 1958 г. академик В. В. Виноградов, основатель и директор Института русского языка АН СССР, приглашает молодого перспективного ученого в свой институт. Кстати, была альтернатива – пойти работать в МГУ, где кафедрой русского языка заведовал тот же Виноградов. В итоге порешили: начать с института («А там посмотрим!»). Михаил Викторович является в начале 60-х гг. заместителем председателя Орфографической комиссии, созданной по постановлению президиума АН СССР. С 1964 по 1971 г. он заведует в институте сектором современного русского языка. Параллельно М. В. Панов осуществляет руководство социолого-лингвистическим научным проектом. Возглавляемый и направляемый им коллектив единомышленников подготовил к печати четырехтомную серию коллективных монографий «Русский язык и советское общество» (1968) – ив наши дни один из наиболее активно цитируемых трудов по русской лингвистике. Общепризнанно, что именно М. В. Панов возродил практически утраченные в отечественной науке традиции социолингвистического анализа языка.

60-е гг., годы хрущевской «оттепели», были временем яркого расцвета мощного и многогранного научного дарования М. В. Панова. Рискну утверждать, что М. В. Панов до конца дней оставался шестидесятником в том благородном смысле, который вкладывала в это слово доперестроечная интеллигенция. Высокий профессионализм и соответствующий авторитет в научном сообществе, чувство чести и достоинства, высота гражданского чувства, стремление переделать жизнь к лучшему и бороться с попытками отбросить наше общество к прошлому – вот штрихи к социальному портрету Михаила Викторовича периода 60-х.

В то время было модно делить всех на «физиков» и «лириков». М. В. Панов был выше этого деления, он был и физиком, и лириком одновременно. Панов-«физик», подобно Бодуэну и Фортунатову, мыслил категориями естественных наук. Он настаивал на знакомстве студентов-русистов с азами экспериментальной акустической фонетики. Он привлек самую передовую по тем временам вычислительную технику для обработки результатов массового анкетирования носителей русского литературного языка. А Панов-«лирик» в течение всей жизни любил поэзию (Маяковский, Пастернак, Хлебников, Хармс), читал лекционные курсы и публиковал научные исследования, посвященные поэзии. Да он и сам писал великолепные стихи. В 1999 г. вышел сборник его избранных стихотворений; журнал «Знамя» (1999. № 3) откликнулся на стихи Панова рецензией с выразительным заголовком: «Стих первой свежести».

Но вернемся к 60-м. В 1967 г. выходит в свет основной фонетический труд М. В. Панова – книга «Русская фонетика». Характерная деталь: на обложке – некий абстрактный рисунок, что, казалось, отражало понятную почти всеобщую тягу к новой эстетике; на деле нагромождение пятен и линий оказывалось… спектрограммой слова «счастье»! Панов был ученым, в полной мере познавшим, что такое счастье настоящего исследователя. Уже на основании опубликованных к концу 60-х гг. исследований по теории языка и фонетике, графике и орфографии, лексикологии и морфологии можно было бы сказать, что М. В. Панов прочно вошел в историю отечественной лингвистики.

Однако случилось так, что имя Михаила Викторовича Панова стало достоянием не только истории нашей науки. Его жизнь навсегда останется в качестве одной из вех становления в стране норм гражданского общества. Когда на рубеже 60 – 70-х гг. начался откат от «оттепели» к «застою», Панов остался верен тем же нравственным принципам, тем же представлениям о чести и достоинстве, которыми жили шестидесятники. Инспирированное сверху ужесточение идеологической цензуры в науке и борьбу с любым инакомыслием Михаил Викторович наблюдал и в Академии наук.

…«Михаилу Викторовичу Панову – ученому, учителю, доблестному воину» – с таким посвящением был позднее опубликован в ознаменование 80-летия ученого сборник «Жизнь языка» (М., 2001). Последняя часть посвящения обращена не только к солдатскому периоду жизни Панова. Необычайная популярность Михаила Викторовича среди московской интеллигенции начиная с конца 60-х гг. (он был, как теперь говорят, поистине знаковой фигурой своего времени) была связана с тем, что, как все хорошо знали, и после войны он жил по нормам воинской доблести: сам погибай, а товарища выручай.

Всю свою жизнь М. В. Панов не только боролся за признание идей своей научной школы, но и по-солдатски бесстрашно говорил о том, что ему казалось неправильным в жизни своего института после того, как коллективом перестал руководить В. В. Виноградов. Михаил Викторович, надеясь на восстановление справедливости, написал письмо в партийные инстанции, а инстанции решили защищать честь академического мундира. В итоге М. В. Панов был наказан. При этом как звезда первой величины он был наказан примерно, в назидание всем другим правдолюбам – исключен из партии (куда вступил, между прочим, под пулями, на передовой). Руководитель творческого коллектива, принесшего публикацией социолого-лингвистического исследования мировую славу академическому Институту русского языка, вместе с целым рядом других ученых был вынужден в 1971 г. уйти из института.

Опальный ученый, к счастью, не остался без работы. Сначала был НИИ национальных школ и плодотворное сотрудничество с Р. Б. Сабаткоевым, затем, в 80-е гг., Открытый педагогический университет им. М. А. Шолохова, кафедра Е. И. Дибровой. Новые книги, ставшие бестселлерами, постоянно цитируемые в научной литературе: «Изучение состава слова в национальной школе» (Махачкала, 1979), «История русского литературного произношения XVIII–XX вв.» (М., 1990), вузовский учебник «Современный русский язык. Фонетика» (М., 1979) и фонетический раздел в университетском учебнике «Современный русский язык» под редакцией В. А. Белошапковой (М., 1981; 4-е изд. – 1997). Выходит в свет составленный М. В. Пановым «Энциклопедический словарь юного филолога» (М., 1984), публикуются новаторские «Экспериментальные учебные материалы по русскому языку для средней школы» в четырех частях (М., 1979, отв. редакторы М. В. Панов и И. С. Ильинская) – прообраз вышедшего позднее школьного учебника. Наконец, в 1999 г. выходит в свет монография «Позиционная морфология». Вновь, как и про 50 – 60-е гг., можно сказать: если бы у М. В. Панова были работы только этого («послеакадемического») периода, он и тогда мог бы претендовать на самое достойное место в истории нашей науки.

А теперь вернемся к теме: Панов и МГУ. В 1971 г. в штатном расписании кафедры русского языка освободилась вакантная ставка профессора. И хотя Московский университет находился под не менее (а, судя по всему, даже более) жестким контролем партийных органов, нежели Академия наук, К. В. Горшкова, как раз в 1971 г. начавшая заведовать кафедрой, вместе с деканом факультета А. Г. Соколовым предприняли попытку зачислить М. В. Панова в штат кафедры. Для этого нужно было получить разрешение райкома. Клавдия Васильевна часто вспоминала трагикомические подробности похода с секретарем парткома факультета в райком: охрана, узнав о цели прихода филологов, попросту не пустила их за порог учреждения.

Тем не менее кафедре удалось добиться, чтобы М. В. Панов был зачислен на полставки доцента. Это формально половинчатое, но по существу очень важное и для кафедры, и для М. В. Панова решение могло быть принято (под персональную ответственность соответствующих должностных лиц на факультете) на университетском уровне, поскольку ученый уже читал в течение четырех лет лекции на филологическом факультете (как и в Институт русского языка, он был приглашен в МГУ В. В. Виноградовым). В итоге лекции М. В. Панова в МГУ не прерывались и после злосчастного 1971 г. Все самые трудные для М. В. Панова годы вплоть до середины 1980-х, когда по состоянию здоровья ему стало трудно работать в поточной аудитории, он вел общий курс фонетики для студентов-первокурсников МГУ и читал разнообразные специальные курсы (история поэтического языка, история орфоэпии, позиционный синтаксис), начал вести занятия кандидатского минимума с аспирантами.

Лекции М. В. Панова были, бесспорно, уникальным событием в филологической жизни 60 – 80-х гг. На эти лекции Панова студенты буквально рвались, заранее занимая места (опоздавшие сидели в проходах, стояли вдоль стен амфитеатра…). Съезжалась «вся лингвистическая Москва». Приходили коллеги Панова – известные ученые (например, Е. А. Земская), регулярно посещали их профессора и преподаватели факультета (как сейчас вижу Олега Сергеевича Широкова, из года в год входившего в аудиторию следом за лектором и усаживавшегося на «свое» место в первом ряду). Панов – единственный на моей памяти университетский лектор, каждая (!) лекция которого завершалась горячими аплодисментами слушателей. Лекции были глубоки по содержанию (за кажущейся простотой – яркие прозрения о природе языка). Они были блестящими по исполнению – это был чарующий театр одного актера.

Но не только сказанным был обусловлен успех лекций Михаила Викторовича. Лектор являл пример гражданского мужества, образец того, что в любой обстановке можно оставаться порядочным человеком, не терять своего достоинства. Думаю, всё это отчетливо осознавалось аудиторией и было в то время очень важно для формирования нравственных ориентиров в сознании студентов. На лекции Панова ходили с тем же тревожно-радостным чувством, с каким открывали свежий номер «Нового мира», или слушали песни Окуджавы и Высоцкого, или стремились попасть на поэтический вечер либо на премьеру в «Современник».

В МГУ М. В. Панов обсуждал только что вышедшие работы, например в конце 60-х – четырехтомник «Русский язык и советское общество» (запомнилось удивительное чувство стиля докладчика, четко и остро реагировавшего на нюансы полемики). На кафедре русского языка М. В. Панов обсуждал и готовящиеся к печати публикации – учебник по фонетике и фонетический раздел учебника под ред. В. А. Белошапковой. На филологическом факультете Михаил Викторович нашел единомышленников – многих из авторов «Словаря юного филолога». Здесь же он выступал в конце 70-х с докладом, в котором представил неосуществленный, к сожалению, проект толкового словаря нового типа – словаря «наивных», по Щербе, определений слов. Идея была воспринята с интересом, но должной поддержки тогда не нашла. Он вновь примерно на два десятилетия опережал свое время. Тогда, в конце 70-х, на кафедре и на факультете (да и в целом в нашей науке) не было сегодняшнего интереса к языковой картине мира. Теперь, если бы Михаил Викторович вновь обратился с призывом писать словарь наивных понятий, он нашел бы много сторонников. Поздно…

Хочу сказать еще об одном. Думаю, по-человечески правильно и справедливо, что филологический факультет МГУ нашел, пусть и с изрядным опозданием, возможность исправить вопиющую несправедливость 70-х: Михаил Викторович Панов, истинный университетский профессор по роду своей многолетней лекционной деятельности, по своей высочайшей научной квалификации и уникальному педагогическому мастерству, лектор, которого искренне уважали студенты, ушел из жизни, будучи формально профессором МГУ (уточнение: профессором на полставки, в дополнение к основной профессорской работе в Открытом университете, – вряд ли умаляет значимость решения, что четыре года тому назад было принято на факультете). У кафедры русского языка и у М. В. Панова были планы творчески переработать с учетом изменившейся научной ситуации «Словарь юного филолога». Эти планы, к сожалению, не успели осуществиться.

 
…А боль,
нестерпимая, —
пусть она схлынет!
Отойдет!
Или хоть замрет, затаится…
Белые хлопья
падают, падают.
Забвенье.
Тишина. Снег.
 

(М. Панов. Декабрь сорок шестого. 1946)

Тишина и снег– очевидно, ключевые слова в поэтическом творчестве Панова. Неслучайно по последней строчке этого стихотворения названа его книга стихов.

Умер Михаил Викторович в день, хорошо известный всякому соотечественнику, – в Димитриевскую родительскую субботу, когда на Руси идет поминовение всех усопших, и прежде всего воинов. Это совпадение кажется теперь отнюдь не случайным.

В день похорон, когда друзья и коллеги прощались с Михаилом Викторовичем Пановым, мела (правда, лишь утром, робко и недолго) поземка. По следам первого в том году снега в вечную тишину уходил Мастер, Ученый и Учитель. Все было так, как предсказывалось 55 лет тому назад: «Тишина. Снег»…

Но не будет забвения. Михаил Викторович Панов останется в нашей памяти, как и то время, в которое он жил и которое связано с воспоминаниями о нем. А те, кто придет после нас, будут знать его книги. И это – навсегда.