Текст книги "Простые ответы на вечные вопросы"
Автор книги: Сборник
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Выбор веры
В 988 году от Рождества Христова киевский князь Владимир совершил варварский, с точки зрения современного либерала, шаг: он насильно крестил Русь. «Кто из вас хочет быть мне другом, приходи на Днепр креститься». Миролюбивое значение этих слов может сбить с толку историка. Но современники Владимира не могли не уловить здесь железного тона: ведь тот, кто не приходил креститься, тем самым свидетельствовал, что не желает быть другом могущественному князю. Но кто не друг, тот недруг. И потому вполне справедливы предположения, что многие из славян крестились «страха ради», а вовсе не из глубокой духовной симпатии к византийской вере.
Современный гуманист, надменно взирающий на средневекового варвара с высот просвещения, из соображений терпимости часто отказывается крестить даже собственных детей. Дабы не стеснять детской свободы, он не желает давать им религиозное образование и воспитание и разводит бесконечные споры о допустимости преподавания религии в школе.
Но честно спросим себя: кто более свободен? Тот, кого родители в детстве принуждали учить иностранные языки, или тот, кто вольно слонялся по дворам после школьных уроков? Первый может безмолвствовать или изъясняться на русском, французском, английском языках. Второй, слабо владеющий выразительными средствами, чаще всего принуждаем к молчанию. Ребенок, которого родительский ремень научил играть на скрипке или фортепьяно, может играть или не играть. Тот же, кому «посчастливилось» расти в семье либеральных родителей, оказывается лишенным выбора по отношению к инструменту: он может только не играть на нем.
Свобода вообще существует лишь там, где есть дороги. Можно ссылаться на то, что дорога ограничивает свободу, так как она ведет в определенную сторону. Но проблема в том, что бездорожье не дает и этой свободы, ибо вообще не ведет никуда.
Кроме того, дорога ведет, но не обязывает двигаться. Так человек, крещенный во младенчестве и воспитанный в православной традиции, легко может отступить от христианства. Для этого ему нужно просто перейти к бездействию в религиозной жизни. Поэтому однажды принять веру недостаточно. К ней вполне применимы слова Пифагора о любви: «Это теорема, которую нужно каждый день доказывать заново». Так что князь Владимир отнюдь не посягнул на свободу совести. На самом деле, впервые в русской истории он попытался ее обеспечить.
Но выбор в пользу веры неизбежно ставит человека перед другой проблемой: это выбор самой веры. Нельзя назвать верующим того, кто смутно представляет себе, во что именно он верит – в Христа, Будду или Магомета. Религии всерьез различны и только невежественному человеку представляется, будто все они ведут к одной цели.
Как же осуществляется этот выбор? Рассказывая о крещении Руси, историки объясняют решение Владимира политическими мотивами и дипломатическими соображениями, стремлением объединить народ и укрепить личную власть. Среди прочих особую популярность приобрела версия о том, что ислам был отвергнут русскими потому, что запрещает пить вино. Общее мнение определенно: византийское Православие было принято потому, что более всего подходило русскому характеру и образу жизни.
Подобные рассуждения изначально абсурдны. Вера не платье – ее нельзя выбирать по фигуре. Выбирая веру, ты выбираешь себе закон, который будет тебя судить. Ты выбираешь тот идеал, что безжалостно высветит твое несовершенство. Это образ боли и степень стыда, которые тебе предстоит понести, называя любимые привычки грехами. Вера задает тебе цель, к которой нужно идти, центр мира, по отношению к которому все, в том числе и ты сам, – далекая и глухая периферия. Поэтому тот, кто выбирает веру «под себя», совершает бессмысленный поступок. Если ты и есть «альфа и омега», то куда тебе идти? Если выбранный тобою закон благословляет все, что бы ты ни делал, то какой же это закон? О каком пути можно говорить там, где старт и финиш совпадают? Вера, филигранно приспособленная под страсти и похоти человека, – что даст она тебе, человек?
Едва ли князь Владимир и старейшины его посольства походили на голливудских знаменитостей и представителей сексуальных меньшинств, добивающихся церковного благословения своим беззакониям. В могучем русском язычнике была одна несомненная добродетель – сказочная, почти неправдоподобная честность перед самим собой, не имея которой, нельзя свободно решить вопрос о выборе веры. Когда греческий монах развернул перед Владимиром картину Страшного суда, у князя, имевшего на совести восемьсот жен и десятки убийств, не было иллюзий относительно того, где должно быть его место в этой композиции. На это указывает его вопрос, заданный византийскому посланнику: «Что мне делать, чтобы стоять одесную Небесного Судьи?»
Человеку, который стоит перед выбором веры, можно пожелать: делай, что хочешь, но делай это правильно; будь разумен, избирая лучшую долю. Тому, кто уже стоит на пути, но сомневается и ищет доказательств своей «теоремы», уместно напомнить слова Христа – на сей раз слова житейской мудрости, а не религиозной проповеди: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые (Мф. 7, 13–17).
Сравнивая между собой различные религии, следует забыть себя и вглядеться в святых. Сколь часто мы отвергаем веру, принимая за идеал ее искаженный образ! Но «оценивать дерево по плодам» – означает обращать внимание на то, что вера может сделать с человеком, а не на то, что человек способен сделать с верой. «Дивен Бог во святых Своих». Красота Образа Божия в иных людях и является той аксиомой, с которой начинается доказательство упомянутой Пифагором «теоремы» любви и веры.
С.А. Мазаев
Аксиомы спасения
Бог
Кто Ты, Бог? Я видел в церкви изображение седовласого старца на облаках, неужели Ты и вправду такой? Но скажу Тебе честно, старость Тебе не к лицу. Лучше быть всегда молодым, разве не так?
Нет, навряд ли Ты похож на старика! Если Ты и вправду создал весь этот мир, Ты не можешь быть дряхлым стариком! Или Ты просто так устал? А может, Ты вообще не похож на человека? Ведь, говорят, Ты его создал? По Твоему же образу, да? Но разве у Тебя есть глаза, уши, руки? Да, трудно о Тебе говорить…
А как Тебя можно увидеть? Или Ты вообще невидим? А как тогда узнать, что Ты на самом деле есть? Хотя, впрочем, душа уверена, что Кто-то все-таки есть, стоящий за этим миром, – тогда понятно, откуда все появилось и зачем… От кого-то я слышал, что весь мир – это и есть Ты. Но я не поверил: если все – это Бог, тогда и я тоже Бог, и трава, по которой иду, – Бог, и вот этот муравей, которого сейчас придавлю, – тоже Бог? Ерунда какая-то! Для меня ведь тогда нет никакой разницы – что есть Бог, что Его нет все одно и то же.
Нет, я считаю, что между Тобой и миром есть разница, такая же, как между художником и картиной: она всегда чем-то напоминает своего автора, но ведь картина и художник – не одно и то же! Да, если повнимательнее посмотреть на ту картину, которую Ты нам нарисовал, – о Тебе многое можно сказать! Похоже, Ты любишь, чтобы все было красиво, и мне это нравится! Вот смотрю на опавшие листья – какие же они живописные! Ведь они уже ни для чего не нужны, а все равно красивые! Похоже, красоту Ты любишь больше, чем функциональность!
Хотя Ты и дизайнер профессиональный – любая птица сконструирована Тобой куда лучше, чем самый современный истребитель! Очевидно, что Ты разумен, иначе как организовать такую сложную систему – целый мир! Только зачем Тебе этот мир нужен? Неужели Ты без него не можешь? Тогда без мира Ты окажешься слабым, ущербным каким-то – нет, похоже, Тебе мир нужен так же, как художнику краски, чтобы своей радостью поделиться с другими! Но тогда Ты должен быть добрым, раз все это сделал не для себя, а для нас.
Интересно, а вот я сейчас с Тобой разговариваю – Ты меня слышишь? Или Ты прячешься от меня? Если я не могу Тебя увидеть, может, Ты что-то хочешь мне сказать? Что Твою картину кто-то испортил? Что Ты хотел, чтобы он тоже научился рисовать, а он просто ошалел от множества красок и все перемешал? Но тогда Ты должен еще сказать и о том, как все исправить? А кто должен все исправлять? Мы ведь лишь мазки на Твоем полотне – как нам понять, где правильно они лежат, а где – перемешались? Это ведь только со стороны видно. Почему наш мир все больше рисуется грязными красками? Из-за того, что кто-то давно их перемешал и мы забыли, какие были чистые цвета? Ведь в мире есть зло, есть смерть – а что Ты сделал для того, чтобы их не было? Или Ты снова взял в руки кисть и сделал эталон, образец, да такой красивый, что, смотря на него, начинаешь понимать, каким должен быть настоящий, чистый цвет? Да, какой Ты все-таки… интересный!..
О, его не привяжете
К вашим знакам и тяжестям!
Он в малейшую скважинку,
Как стройнейший гимнаст…
Разводными мостами и
Перелетными стаями,
Телеграфными сваями
Бог – уходит от нас.
О, его не приучите
К пребыванью и к участи!
В чувств оседлой распутице
Он – седой ледоход.
О, его не догоните!
В домовитом поддоннике
Бог – ручною бегонией
На окне не цветет!
Все под кровлею сводчатой
Ждали зова и зодчего.
И поэты и летчики —
Все отчаивались.
Ибо бег он – и движется.
Ибо звездная книжища
Вся: от Аз и до Ижицы, —
След плаща его лишь![6]6
Цветаева М. Бог.
[Закрыть]
Протоиерей Павел Великанов
Троица
Когда входишь в зал древнерусской иконописи Третьяковской галереи, понимаешь, что оказался в каком-то ином мире. И дело вовсе не в том, что эти иконы не похожи на обычную живопись: здесь иной язык, обилие непонятных символов. Находясь у иконы, ощущаешь, что древний мастер старался передать своей кистью то, что невозможно порой выразить словом…
Перед иконой Святой Троицы письма Андрея Рублева можно стоять часами. Разве эта икона, с неземной гармонией цветов и линий, глубоким внутренним покоем ангельских ликов, не шедевр изобразительного искусства?.. Но почему именно этому изображению было суждено стать выразителем православного учения?
Очевидно, здесь дело не только в непревзойденном мастерстве кисти художника. Разве мало в мире шедевров? Иконописец удивительным образом смог прикоснуться к глубокой тайне – тайне Бога, Троичного в Лицах и Единого по Своей Божественной Сущности, тайне, которая так и остается для человеческого ума непостижимой…
Блаженный Августин в своей «Исповеди» писал, что он много размышлял о Святой Троице и не мог постичь этой тайны. Однажды он вышел на прогулку и пришел к берегу моря. И тут он увидел маленького мальчика, который вырыл ямку в песке и стал носить в нее пригоршнями морскую воду. Августин стал наблюдать за мальчиком и, наконец, спросил, что же тот делает. «Я вырыл ямку для моря и теперь ношу туда воду, чтобы перенести море в ямку». Блаженный Августин удивился наивности ребенка и воскликнул: «Как ты не понимаешь, что перелить море в ямку нельзя, ведь она не может вместить в себя море!» – «А как же ты хочешь вместить в своей голове океан Святой Троицы?»
Еще задолго до появления христианства человечество знало о Боге многое. Несмотря на всю пестроту религиозных идей, о Боге большинство верований говорили очень похоже. Он – Абсолют, Который бесконечно силен, властен, премудр, справедлив, невещественен; может быть, даже и добр. Но христианское благовестие сказало о Боге такое, чего не мог ожидать никто: Бог Один, но Он – не одинок! Он есть Троица: Отец, Сын и Святой Дух, при этом каждый из Божественных Лиц является во всей полноте Богом! Но не три бога в Троице – нет, отличия Лиц не разделяют одной и той же Божественной Сущности: здесь Три есть Одно, а Одно равняется Трем! Провозглашенная христианством истина Бога Троицы оказалась раскрытием еще одной неведомой дотоле истины – Бог есть Любовь! Святая Троица – это тайна Божественной любви; и эта Божественная любовь является одновременно и торжеством, и ликованием, и крестным состраданием со своим творением. Центр этой тайны по отношению к нам – распятая любовь. Бог – не одинокая единица, но единство; Бог – не просто личный, но – межличностный Бог: Он диалогичен; внутри Него совершается вневременный диалог бесконечной и неоскудевающей любви…
О чем же ведут беседу Три Божественных Лица, изображенные Рублевым в круге вечности? Протопоп Аввакум в начале своего «Жития» размышляет над этим Предвечным Советом. Отец говорит Сыну: «Создадим мир!» – и Сын отвечает: «Да, Отче!» «Но этот мир, – продолжает Отец, – отпадет от своего пути, и для того, чтобы его спасти, Тебе придется стать человеком и умереть». «Да будет так!» – говорит Сын…
Бога любой религии можно спросить: а как Ты любишь людей? Что они для Тебя значат? Ничтожные пылинки среди мириад миров? Мелочные, копошащиеся в земной грязи недоумки? Но только Бог Троица отвечает: «Цена вашей жизни – Моя смерть… Богу умереть невозможно – но для того Мой Сын и стал человеком, чтобы Его собственным человечеством испытать весь ужас и всю трагедию вашего греха – и преодолев, победить вашу смерть!..»
И если люди не могут верить в то, что Три Лица Святой Троицы составляют Одно Божественное Существо, то потому только, что они враждуют друг с другом и думают, будто всякий человек или вообще всякое живое существо противно другому, мешает ему. Но ведь случается порой, что враждебное чувство противоположности уходит, борьба людей отступает. Тогда их сердца наполняются любовью друг к другу, они радуются своей близости так, что им не тесно, а радостно вместе, как будто бы у них одна душа, одна жизнь, и как хотелось бы, чтобы так оставалось вечно!..
Икона Святой Троицы, написанная Андреем Рублевым, не есть только шедевр изобразительного искусства. Иконописец смог отразить в ней глубочайшую христианскую истину: Бог не только есть Вечная Любовь Трех Лиц. Эта любовь обращена к человеку, она зовет внутрь Предвечного Совета! Именно это выражено в композиции иконы, при которой смотрящий ощущает себя как бы внутри круга обращенных к нему Божественных Лиц. Ведь Бог, в Которого верят христиане, не есть Главный Надзиратель или тем более Великий Мститель. Он есть Распятая Любовь, которая смотрит в глаза – и ждет вашего ответа.
Протоиерей Павел Великанов
Душа
Странно:
Дышим – идет парок.
Говорят: душа показалась.
Как я этому верить мог —
Неужели ж только парок?
Не такой душа представлялась.
Улетучилась,
Не уберег —
Ничего в груди не осталось.
Пустота,
Хоть шаром покати,
Только ребра торчат, как стропила.
Отчего же не легче в груди?
Что в ней все-таки раньше было?..[8]8
Яшин А. «Странно: дышим – идет парок…».
[Закрыть]
Каждый человек носит внутри себя один неизбежный вопрос: «Неужели я умру?» Против этого утверждения восстает все человеческое естество, жаждущее жизни; но здесь же, рядом – ясное понимание того, что первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти…
Неизбежность смерти и невозможность приложить к своей личности этот страшный факт рождают серьезную проблему, которая разрешается религиозной верой в бессмертие души.
В древних языках – иврите, древнегреческом, латыни – слово «душа» происходит от глагола «дышать»: этим подчеркивается, что душа есть нечто тонкое, едва уловимое, однако именно невидимая душа оживляет физическое тело: пока дышит человек, он живет. В древних текстах нередко словом «душа» назывался человек: ведь душа и есть самое главное сокровище человека: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, о душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою? – говорит Иисус Христос в Евангелии (Мф. 16, 26). В Библии слово «душа» – синоним внутреннего «я» человека, которое сохраняется и после смерти тела.
Вот как описывает природу души преподобный Иоанн Дамаскин: «Душа есть сущность живая, простая и бестелесная; невидимая, по своей природе, телесными очами; бессмертная, одаренная разумом и умом, не имеющая определенной фигуры… Что глаз в теле, то и ум в душе. Душа есть существо свободное, она доступна изменению со стороны воли».
Любое действие, любое сказанное слово налагает определенный отпечаток на душу. Ежедневно и ежеминутно совершая выбор между добрым и злым, душа с каждым годом все более определяется в своей направленности: из малых дел рождаются великие свершения, а даже малая ложь открывает широкие врата для потоков нечистоты. По единогласным свидетельствам тех, кто переживал состояние клинической смерти, в момент кончины вся жизнь проносится перед глазами, словно кинофильм: что это, как не зрение собственной души, на которой отпечаталось все, чем она жила?
Пословица «чужая душа – потемки» не так уж проста: у души действительно есть глубина, недоступная постороннему взору. Именно на этой потаенной глубине находится центр личности, сердцевина – сердце, но не физический, а духовный орган средоточия всей человеческой жизни. Именно это сердце задает определенный тон жизни: от озлобленного сердца исходят помышления лукавства, предательства, обиды; жестокое сердце все видит сквозь призму собственной злобы.
«– Что ты хнычешь? – спросил Кай. – Какая ты сейчас некрасивая! Фу! – закричал он вдруг. – Эту розу точит червь! Посмотри, а та совсем кривая! Какие гадкие розы! Ничуть не лучше ящиков, в которых они торчат!»
«Все доброе и прекрасное почти исчезало, но все ничтожное и отвратительное особенно бросалось в глаза и становилось еще безобразнее. Чудесные пейзажи казались вареным шпинатом, а лучшие из людей – уродами; чудилось, будто они стоят вверх ногами, без животов, а лица их так искажались, что их нельзя было узнать»…
Но стоило прикоснуться этой обмороженной душе к горящему любовью сердцу – и лед растаял, кривизна греха упала с глаз, и обновленной в покаянных слезах душе снова предстал мир Божий во всей своей красоте.
«Кай и Герда взялись за руки и вышли из дворца. Они говорили о бабушке и розах, что росли дома под самой крышей. И повсюду, где они шли, стихали буйные ветры, а солнышко выглядывало из-за туч… Кай и Герда вошли в город, в котором жила бабушка; потом они поднялись по лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: часы тикали: “тик-так”, а стрелки все так же двигались. Но проходя в дверь, они заметили, что выросли и стали взрослыми. Розы цвели на желобке и заглядывали в открытые окна. Бабушка сидела на солнышке и вслух читала Евангелие: “Если не будете, как дети, не войдете в Царствие Небесное!”
…Так сидели они, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло теплое, благодатное лето».
Ведь только дарованной Богом любовью – горячей, искренней, самоотверженной, как у Герды, – и можно сложить слово «вечность» – то самое слово, которое никогда не получится у Снежной Королевы…
Протоиерей Павел Великанов
Грех
С этих строк Бориса Пастернака и хочется начать наши размышления о грехе, одном из ключевых понятий религии и в то же время одном из наиболее сложных.
Что такое грех? Ошибка, порой жуткая по своим последствиям? Заблуждение? Дурной путь к доброй цели? Или, быть может, грех – это синоним вины, которая гложет душу и не дает покоя? А может, все гораздо проще: каждому времени и каждому народу свойственны свои грехи, точнее, поступки, которые считаются грехом, и поэтому само понятие греха – не более чем человеческая условность, которой можно пренебречь? Да и можно ли вообще найти какой-то однозначный критерий, по которому можно судить – что есть грех, а что – нет?
«Если Бога нет – все позволено». Если Бога нет, то нет и греха. Потому что относительность добра и зла становится абсолютной. Но откуда тогда у поэта, вполне далекого от благонравия, вдруг из глубины души вырывается:
Перед лицом смерти наши размышления об относительности греха становятся не просто нелепыми. Они оказываются подлыми. С.И. Фудель в своих воспоминаниях пишет: «Женщина умирала в больнице, в коридоре, и все никак не могла умереть, заживо разлагалась. Родных не было, никого не было. Наконец, ночью позвала одну няню, которая ее жалела, и велела слушать ее исповедь. Исповедь была страшная, за всю жизнь, а священника нельзя было позвать. Няня исповедь записала и утром отнесла в церковь, а к вечеру женщина умерла». Этот случай – свидетельство тому, что грех – не мысленная фикция или общественный предрассудок, а нечто, что может существенно влиять и на жизнь, и на саму смерть.
Мы говорили о том, что летопись истории человечества начинается с греха Адама и Евы. Этот грех заключался в противопоставлении своей воли воле Творца. С тех давних пор и по сей день есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет воля твоя». В итоге каждый получает то, что хочет на самом деле. По своей глубинной сути грех есть утверждение себя самого по отношению к Богу и другим людям. Настоящая любовь – это всегда память и забота о другом. Грех же, наоборот, есть «память о себе» и забвение других. Грех прародителей поселил в человеческих сердцах сладкий яд самолюбия, который занял место Бога. Источник человеческой жизни оказался отравленным в самом истоке, и последующие поколения лишь примешивали к нему собственную нечистоту. Муть греха настолько срослась с человеческой природой, что стала считаться естественной и неотъемлемой. Поэтому и потребовалось обновить источник особым, сверхъестественным образом. Этим источником стал второй Адам, Иисус Христос, Который Своим Рождением, Крестной смертью и Воскресением победил то, что прежде всегда приводило человека ко греху: страх страдания и страх смерти. Христос стал новым источником, приобщаясь Которому, верующие обретают силу не только противостоять греху, но и окончательно побеждать его в себе.
В повести-притче английского писателя Клайва Льюиса «Расторжение брака» есть такой эпизод. Ученик не может понять участи женщины, оказавшейся в аду. И он говорит своему учителю:
«– Мне кажется, ей не за что гибнуть. Она неплохая, просто глупая, говорливая, старая и привыкла ворчать. Ей бы заботы и покоя, она бы и стала лучше.
– Да, она была такой, как ты говоришь. Может, она и сейчас такая. Тогда она вылечится, не бойся. Тут все дело в том, сварливый ли она человек.
– А какой же еще?
– Ты не понял. Дело в том, сварливый она человек или одна сварливость. Если остался хоть кусочек человека, мы его оживим. Если осталась хоть одна искра под всем этим пеплом, мы раздуем ее в светлое пламя. Но если остался один пепел, дуть бесполезно, он только запорошит нам глаза.
– Как же может быть сварливость без человека? – Потому и трудно понять ад, что понимать почти нечего, в прямом смысле слова. Но и на Земле так бывает. Давай вспомним: сперва ты злишься, и знаешь об этом, и жалеешь. Потом, в один ужасный час, ты начинаешь упиваться злобой. Хорошо, если ты снова жалеешь. Но может прийти время, когда некому жалеть, некому даже упиваться. Сварливость идет сама собой, как заведенная…»[11]11
Льюис К. Расторжение брака.
[Закрыть] Именно в этом и состоит весь ужас греха: отрывая человека от Бога, источника жизни, грех становится как бы второй природой, на самом же деле – паразитом, высасывающим жизнь и взамен дающим только иллюзию счастья…
Как же устоять перед грехом? Есть ли способ избежать его коварных сетей, расстеленных повсюду? Ответом для нас пусть станут строки Владислава Ходасевича:
Порок и смерть! Какой соблазн горит
И сколько нег вздыхает в слове малом!
Порок и смерть язвят единым жалом.
И только тот их язвы убежит,
Кто тайное хранит на сердце слово —
Утешный ключ от бытия иного.
Протоиерей Павел Великанов
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
