Текст книги "Непрерывное восхождение. Том 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Воспоминания современников. Письма Н. К. Рериха, Ю. Н. Рериха, С. Н. Рериха. Труды"

Евграф Кончин
«Когда хотите посмотреть вдаль…»

Павел Федорович Беликов, один из крупнейших знатоков жизни и деятельности Н. К. Рериха, собиратель книг, фотографий, иных материалов о великом художнике, был личностью неординарной. Он не был литературоведом или искусствоведом. Жил в небольшом эстонском поселке Козе-Ууэмыйза и работал главным бухгалтером в местном отделении «Эстсельхозтехники». Но собрал огромную библиотеку книг Рериха, литературу о нем, альбомы с репродукциями его произведений, а также книги по востоковедению, искусствоведению, древнеиндийской философии, фотографии, газеты и журналы – словом, все-все, что написано самим Николаем Константиновичем или о нем. Он создал в своей небольшой квартире, быть может, самый оригинальный, душевный и проникновенный Музей Рериха. Павел Федорович вел большую переписку со всеми, кто интересовался Рерихом в нашей стране и за границей.

Беликов – автор ряда интересных и глубоких статей и книги (совместно с В. П. Князевой) о Рерихе, изданной в Москве, в издательстве «Молодая гвардия», в серии «Жизнь замечательных людей» в 1972 году. Кстати, мне подаренной самим Павлом Федоровичем, чем я, естественно, весьма горжусь. Мы с ним переписывались. Когда я готовил для газеты «Советская культура» статью о Н. К. Рерихе, Беликов мне помог и материалами, и советами, да просто – благожелательным, добрым отношением к моему труду. В нем была удивительная черта, особенность его характера – он не прятал свои материалы, собранные десятилетиями, он их предоставлял каждому, кто ими интересовался, делал это охотно, доверчиво, искренне. Я чрезвычайно ему благодарен за помощь, за то, что он, пожалуй, первый открыл мне Рериха. В одном из своих писем, посвященных человеческим качествам Николая Константиновича, Павел Федорович писал мне о том, что лично ему очень импонирует высказывание Н. К. Рериха: «В конце концов ищите ближе, а в особенности тогда, когда хотите посмотреть вдаль». «Увидеть в малом большое и не потерять в большом малое – это было какое-то особое свойство Рериха, которое я лично испытал на себе. <…> Давая мне очень многое, он ни разу не дал почувствовать различие наших положений». Думаю, что Павел Федорович также обладал этим чудесным качеством. Я благодарен судьбе, которая дала мне возможность познакомиться с замечательным человеком, ныне, к горести нашей, ушедшим из жизни.

Москва, 1994 г.

Геннадий Гаврилов
Духовный наставник[13]13
  Эти воспоминания являются фрагментами неопубликованной повести «Письма странника», посвященной П. Ф. Беликову. (Здесь и далее примечания автора).


[Закрыть]

В 1974 году, буквально через месяц после возвращения в Эстонию из мест заключения, в первый же день работы на заводе судоремонта мое внимание привлек плакат на стене в коридоре, сообщавший о том, что в Таллинне открывается выставка картин художника Н. К. Рериха. В тюрьмах и лагерях я с большим интересом изучал философию Индии и у колючей проволоки серьезно практиковал йогические упражнения с пранаямой и медитации. Именно в силу этого остановили меня перед плакатом на стене восточные мотивы его исполнения. Захотелось познакомиться поближе с творчеством тогда еще неизвестного мне художника.

Как выяснилось, вывесил плакат сотрудник нашего же вычислительного отдела Николай Николаевич Речкин, серьезно изучавший творчество Рерихов. В то время в России о Рерихах, давших миру Учение Живой Этики, говорили лишь шепотом. И как в курсантские годы энциклопедичностью Гегеля, теперь я был поражен вселенским охватом проблем Бытия, который встретился мне в Живой Этике. Но еще больше притянул меня к Учению, как магнитом, – исходящий от него Свет, поток которого просто вливался в меня, когда я читал на его страницах:

 
Дух Христа веет через пустыни жизни.
Подобно роднику стремится через твердыни скал.
Сверкает мириадами Млечного Пути
И возносится в стебле каждого цветка.
 

Таким неземным Светом озарялись в моем сознании страницы Нового Завета Иисуса Христа, когда меня знакомили с ним заключенные баптисты. И теперь, много лет спустя, всплывали в памяти золотые листья у подножия полуразрушенного Храма в Кронштадте, где я служил матросом. И верилось, что придет время, когда купола его вновь засияют светом и радостью молящихся в нем.

 
Светлому Храму ступени строим,
Скалы Христу приносим.
 

Завороженный величием и красотой Живой Этики, я с упоением отдался ее ритмам и откровениям. Особенно после того, как через год Николай Речкин представил меня Павлу Беликову, биографу семьи Рерихов.

 
Зажги Огни трепещущего сердца —
И призраки земные растворятся.
 

С появлением Павла Федоровича после долгих и тягостных лет земного бытия для меня вновь взошло солнце, яркими лучами осветившее весь дальнейший путь моей жизни.

Жил Павел Федорович Беликов с женой Галиной Васильевной в поселке Козэ-Ууэмыйза под Таллинном на втором этаже небольшого двухэтажного дома с двумя подъездами. Рядом завод, на котором он работал до пенсии, рядом почта – два шага шагнуть, совсем близко и автобусная остановка.

Во время войны здесь хозяйничали немцы. Хозяйничали при обысках и в доме Беликовых. Несколько раз переворачивали все «с ног на голову». Но вот на простой этажерке совершенно открыто рядом с рабочим столом Павла Федоровича стояли изданные еще до войны рижанами книги Учения Живой Этики. И ни одну книгу ни разу не тронули, не заметили немцы.

Квартира Павла Федоровича была малогабаритной. Из маленькой прихожей одна дверь вела в его комнату, другая – в маленькую кухню.

В комнате справа от окна располагался небольшой двухтумбовый стол и на нем конторка, пишущая машинка, листы рукописей, иконка Сергия Радонежского. На конторке – статуэтка Будды, прислоненные к стене портреты Елены Ивановны Рерих и Николая Константиновича Рериха. На стене в рамках фотографии всех членов семьи. И репродукция с картины Святослава Рериха «Возлюби ближнего» (изображение Иисуса Христа).

Слева рядом со столом у окна – небольшая этажерка с книгами Живой Этики, альбомами с репродукциями и фотографиями, папками с письмами многочисленных корреспондентов Павла Федоровича. Справа от стола – дверь на кухню. У стены, что напротив окна, – шкаф. Напротив стола у другой стены – диван, на котором и сидели приезжающие к Павлу Федоровичу гости – в двух шагах от него. За малостью комнаты книги располагались на самодельных полках, идущих под подоконником и по периметру стен, почти у потолка. О кухне и говорить не приходится – стол, четыре стула и до стен – рукой достать.

Но от этого малого физического пространства исходили мощные лучи Тепла и Света, которые живут в моей памяти до сих пор, помогая не свалиться вниз, если я оказываюсь вдруг на краю пропасти.

 
Сияет Солнце и сияют Звезды —
И днем и ночью Сокровенный Свет
Планету омывает. Млечный Путь,
Стрелою прорезая Небосвод,
Вам помогает в темноте ночной
Найти дорогу к очагу родному.
Так распахните окна широко,
Чтоб каждый угол вашего сознания
Был Светом Мирозданья освещен.
И в сердце Луч Учителя впустите.
 

В феврале 1976 я перешел работать инженером-математиком в отдел АСУП электротехнического завода им. Пегельмана. Здесь работала дочь Павла Федоровича Елена. Она и взрослый сын Павла Федоровича Кирилл жили в это время в Таллинне. На этом же заводе на изготовлении кристаллов для полупроводниковых схем был начальником участка и мой свидетель по «уголовному делу», однокашник по училищу Александр Салюков. Воистину, мир тесен.

Изредка мы встречались с Сашей, с грустью вспоминая с нами случившееся. Но основные мои встречи и будущие надежды были связаны, разумеется, с Павлом Федоровичем.

«Дорогой Геннадий Владимирович, – писал Павел Федорович в первых письмах ко мне, – конечно же, я с большим удовольствием побеседую с вами, и приезжать к нам вы можете независимо от возможностей Коли. В будние дни, вероятно, вам не выбраться, но в будни спокойнее в том отношении, что приезжих не бывает <…>. В начале июня у меня должен быть визитер из Москвы – врач-психиатр. Знакомство не очень близкое, поэтому разговора может не получиться. Беседовать лучше в абсолютно своем окружении <…>. Об Алтае следует хорошенько подумать. Связи у меня там есть. Шмакова и другие книги с удовольствием дам» (май 1976).

«Сердечно благодарю вас за теплые слова, очень ценю их. Искренняя устремленность, которая присуща вам, конечно, не могла не выявить во мне ответа и не сложить к вам особого отношения. Уверен, что все у вас должно сложиться хорошо. Через Алешу (А. Н. Анненко. – Г. Г.) послал вам «Сердце». Арканы мне потребуются не раньше мая» (январь 1977).

«Вы обязательно должны еще ознакомиться с книгой Зильберсдорфа, но она уже продолжительное время в Москве. Надеюсь к весне забрать ее. Там собран значительный материал по вашей теме,[14]14
  В Учении Живой Этики меня особенно интересовала тема Иисуса Христа и точки соприкосновения между христианством и Живой Этикой, что и явилось основной причиной моего последующего вхождения в лоно Православной церкви.


[Закрыть] что облегчит вам ориентацию в поисках первоисточников <…>. Конечно, мечту об Алтае[15]15
  Эта мечта, одобренная Павлом Федоровичем, затем обернулась для меня в Новосибирске незабываемыми годами общения с людьми, страстно и увлеченно уже в то время пропагандирующими Живую Этику. В книге «Письма странника» я заслуженно отдаю им дань своего глубокого уважения и признательности.


[Закрыть] не оставляйте, но и не спешите особенно. Не исключаю, что там на месте тоже кое-что образуется, может быть, следующие «Чтения» можно будет больше с Алтаем связать и даже провести где-то там» (февраль 1977).

Конечно, при всем моем желании я не мог часто ездить к Павлу Федоровичу в Козэ-Ууэмыйза, поскольку до Балтийского вокзала добираться нужно было от нас минут 30–40, затем автобусом по Тартускому шоссе – часа полтора. В рабочий день не поедешь. В субботу же и воскресенье – москвичи и ленинградцы, рижане и новосибирцы являются в гости. К тому же переписка с такими неофитами, как я, и уровнем много выше немало отнимала времени у обязательного в этом отношении Павла Федоровича.

И тем не менее каждая наша встреча была моей особой радостью. С самого их начала я увидел, что, воистину, за все мои мытарства и скитания Судьба подарила мне Наставника и Учителя жизни на всех ее последующих зигзагах и поворотах. Один такой зигзаг в качестве лирического отступления следует описать.

Уже работая на заводе Пегельмана, я решил сделать себе вместо «фотокниги» хорошую копию с копии книги Клизовского «Основы миропонимания Новой Эпохи», которую я почти всю прочитал и жене на кухне. В книге автор просто и доступно излагал основные положения и принципы непростого для чтения Учения Живой Этики. Неофициально я договорился о копии с работником заводской типографии, достал необходимый рулон бумаги, обязался оплатить работу. Через несколько дней позвонили мне, что можно зайти и забрать рулон. Зашел, поблагодарил, взял в руки копию и оригинал. В этот момент в дверь вошли четверо сотрудников завода – представители руководства и спецотдела:

– Что вы здесь делаете? Кто разрешил? – направились они ко мне.

Для бывшего политзаключенного, размножающего нелегально в заводской типографии запрещенную к распространению «оккультную» литературу, – готовая путевка снова в лагерь. Но, видимо, есть кто-то Наверху, охраняющий нас. Спокойно я начал «пересказывать» то, о чем говорилось в этой книге: о проблемах культурного строительства в нашей стране, о предназначении женщины в этом строительстве, о новых социалистических отношениях между людьми. Получилась добротная получасовая лекция, после которой, взяв свой рулон и книгу, я вышел из типографии. Никто не остановил. И все обошлось. Но этот случай подтолкнул меня к исполнению уже обдуманного ранее решения о переезде в Новосибирск.

Конечно же, со своими знакомыми, действительно интересующимися Живой Этикой, я щедро делился имеющимися в моем распоряжении материалами о жизни и деятельности всех членов семьи Рерихов. А таких материалов было немало. При отъезде в Новосибирск Павел Федорович не отпустил меня с пустыми руками, а дал мне, в частности, подборку хороших цветных слайдов с картин Николая Рериха и его сына Святослава, микрокопии фотоархива Шибаева, секретаря Николая Рериха в период его жизни в долине Кулу (Индия). Были также копии с неопубликованных еще в то время в России «Писем Елены Рерих», статей и очерков Николая Рериха и многое другое. Помогли нужными материалами и мои новые новосибирские друзья – экономист Игорь Калинин и археолог Петр Лабецкий.

Впечатлениями от Новосибирска, своими успехами и неудачами в новой для меня обстановке я делился со своим Учителем в Эстонии. Особенно же меня радовали ответы Павла Федоровича на мои письма.

«Может быть, в мае в Новосибирск заедет один мой знакомый, – сообщал он мне вскоре после первых Рериховских чтений. – Знаю я его не особенно близко – он один раз приезжал ко мне и время от времени пишет. Человек он, безусловно, ищущий, но несколько недостаточен в интеллектуальном восприятии. Собирает все книги, которые только можно достать, но осваивает маловато. Переснял у меня “Чашу Востока”, но когда начал читать, то до конца не дошел – сжег. Решил, что эта книга “соблазн от нечистого”. Впрочем, всему свое время – “твердая пища” не всем сразу по зубам, но на всякий случай предупреждаю вас, если он к вам обратится. В Сибирь он едет первый раз и, возможно, ему нужно будет просто помочь найти Галерею, чтобы посмотреть картины Н. К., да и просто побеседовать, поддержать человека в его исканиях <…>. Громадное вам спасибо за книгу Вернадского. Не думаю, что он знал Живую Этику, но с Учениями Востока, безусловно, соприкасался. Я давно мечтаю серьезно Вернадским заняться <…>. Всегда с радостью помогу вам в собирании нужных вам материалов. Ведь “эстафету” необходимо передать в надежные руки, которые понесут факел дальше. Посылаю вам бандеролью книгу Зильберсдорфа “В поисках правды”. С автором я в свое время переписывался. Думаю, что в книге Вы сможете найти некоторый систематизированный материал, который облегчит вам более глубокие поиски в первоисточниках <…>. Недавно получил письмо от С. Н. У него очень много работы, поэтому в ближайшем будущем он вряд ли сможет нас посетить. С новым премьером у него прекрасные отношения, так что перемены непосредственно их не затронут» (май 1977).

В Новосибирске я активно искал людей, созвучных мне по научным и духовным интересам. Помимо личных бесед с молодежью на своей основной работе по проблемам, связанным с Живой Этикой, я начал налаживать контакты с интересными людьми и в самом городе.

Самостоятельно подготовив на «дозволенном» уровне цикл лекций, сопровождающийся показом слайдов о жизненном пути, научном и художественном творчестве Николая Рериха и его сыновей Юрия и Святослава, я выступил с этим циклом в «Обществе знаний». Получив затем аттестационное удостоверение внештатного лектора этого общества, по вечерам, а иногда и в дневное время, я стал ездить с этими лекциями по заводам, институтам и разного уровня учреждениям Новосибирска. Оказалось, что рериховская тема имела спрос, и заявок в «Общество знаний» на цикл моих лекций было более, чем я ожидал. Постепенно вокруг меня стала формироваться группа людей, проявивших интерес к более полному знакомству с жизнью и творчеством Рерихов, а также – и к изучению Живой Этики.

В связи с этим я стал обдумывать возможности создания, по аналогии с Академгородком, секции «Индийский путь» при Доме ученых Новосибирска, планируя привлечь к лекционной и пропагандистской работе своих новых знакомых. Конечно, при организации такой секции я и мои единомышленники прекрасно понимали, что, пропагандируя Живую Этику, мы тем самым пропагандируем новый Российский, а не Индийский путь, памятуя сказанное в Учении: «В Новую Россию Моя первая весть». Но в то время так прямо ставить эту проблему было еще нельзя.

«Ваша инициатива с секцией в Доме ученых может дать хорошие результаты, – писал Павел Федорович, – но, как показывает опыт, лучше начинать не с официальных предложений и организационного оформления, а с подготовки людей. Если образуется круг достаточно глубоко заинтересованных и дееспособных людей и внутренне все созреет, то и структурная часть секции образуется <…>. Как и во всем – главное люди, и очень важен подход молодых» (июль 1977).

Оставшись после лагерей без родителей, я воспринимал теперь Павла Федоровича не только как своего духовного наставника, но и как самого близкого и родного мне человека, особенно теперь, когда моя утлая ладья начала самостоятельное движение по волнам жизни. И попутный ветер, дующий с духовных высот Козе-Ууэмыйза, для меня был в то время очень и очень кстати.

«Сердечное вам спасибо за слайды и за письмо, – писал Павел Федорович. – Ваше описание путешествия по Алтаю[16]16
  В это время я пробовал писать статьи, рассказы, всякого рода сценарии, сочинял стихи, затем стал внештатным корреспондентом газет «Советская Сибирь» и «Вечерний Новосибирск».


[Закрыть] – готовый очерк. Читали его с Галиной Васильевной с истинным удовольствием. Образно, красочно и информативно. По существу никакой редакторской правки не требует, но, по существу же, вряд ли кто из редакторов без правки пропустит. Контрасты испугают своей реалистичностью <…>. Я почти месяц был в Ленинграде и в Москве. Закончил проверку верстки сборника “Н. Рерих. Жизнь и творчество” <…>. Как и всегда, у С. Н. очень много работы. Много и разных трудностей. В их стране далеко не так спокойно в последнее время – и у них было много хлопот с плантацией и с Кулу» (сентябрь 1977).

Свои успехи и неудачи в пропаганде творческого наследия Рерихов среди вновь подходящих я мысленно соизмерял с тем, как в том или ином случае поступил бы на моем месте Павел Федорович. С особо же наболевшим я обращался непосредственно к нему.

«Дорогой Геннадий Владимирович, пишу вам в знаменательный День Учителя (24 марта) и шлю свои лучшие мысли, – отвечал Павел Федорович. – Мало знать и понимать Учение, к тому же степень знания и понимания всегда относительна и здесь нет предела. Важно познанное применить в жизни, претворить в самом себе.[17]17
  Эти слова Павла Федоровича, написанные в День Учителя более 20 лет назад, стали для меня той путеводной серебряной нитью в сложном и запутанном лабиринте земной жизни, которую я старался крепко держать в руках все последующие годы.


[Закрыть] И вот на этом пути претворения вполне закономерно выявляются наши несовершенства, с которыми требуется бороться. Их нужно осознать и победить <…>.

С. Н. сейчас в Софии с большой выставкой картин своих и Н. К. Жду от него сообщения о дате прибытия в Москву и готовлюсь сейчас к встрече, на которой много вопросов нужно решить. Если на какое-то время с ответами буду задерживаться, значит – в поездках» (март 1978).

Постепенно, шаг за шагом, в Новосибирске вокруг меня сформировался свой круг духовно ищущих молодых людей: композиторов и поэтов, певцов, инженеров и ученых. И каждый из них имел свой голос, вел свою партию в том общем оркестре, который называется устремлением Духа.

 
Ручаемся за пламенное сердце,
Сознательно слагающее Путь.
Пылающее сердце, как орган,
Мельчайшие оттенки отражает
Космических созвучий.
 

И Павел Федорович, находясь в курсе наших дел, чутко улавливая внутренний ритм моей жизни, всячески ободрял меня, поддерживал советом, давал рекомендации, корректировал то или иное направление нашей совместной общественной деятельности. Находясь на расстоянии в три тысячи километров друг от друга, я в то же время ощущал его совсем рядом и будто чувствовал плечом его твердую и уверенную руку.

«Я провел три недели в Москве, из них две вместе со С. Н., – писал Павел Федорович. – Все это было очень замечательно, но достаточно трудно. Много всего скопилось. С. Н. конкретно поставил вопрос о возобновлении работы в “Урусвати”. Чтобы вы были в курсе дела, посылаю вам коротко изложенную им позицию. Болгары ее полностью принимают, будем надеяться, что и мы не отстанем… Получил вашу публикацию от Спириной.[18]18
  Спирина Наталия Дмитриевна стояла у истоков рериховского движения в России. В то время являлась членом Совета музыкального салона и картинной галереи при Доме ученых Академгородка.


[Закрыть] Это замечательно, что вы начинаете публиковаться. Больше пробуйте писать. Очень вам рекомендую заняться близкой к вашей работе деятельностью – охраной природы <…>. Ваша тема “Живая Этика и Христианство” – тема большая, которая будет решаться десятилетиями, а, может быть, и столетиями[19]19
  Мое последующее вхождение в Православную церковь, мое дьяконство и священство в ней, и затем исход – были, может быть, среди последователей Учения Живой Этики первыми практическими шагами на многотрудном пути разрешения проблемы земного противостояния между «старыми мехами» и «новым вином». Сравнивая внутри себя эти две духовные силы в России, ощущая их всем своим телом и душой, я отдал предпочтение Новому перед Старым. Об этой очень непростой внутренней борьбе в поиске духовной правды, которая происходит сейчас во многих умах, и говорит книга «Письма странника». И сегодня мне совершенно очевидно, что именно встреча с Павлом Федоровичем Беликовым и открыла для меня этот тернистый путь, которому я посвятил всю свою жизнь.


[Закрыть]. Быстрого выхода в печать с нею не предвидится. А вам нужно завоевывать реальные позиции» (июнь 1978).

«Вносить принципы Живой Этики необходимо в любой области, в любой каждодневной работе, во всех без исключения научных дисциплинах. Поэтому очень нужны контакты с их представителями, особенно с молодежью. К сожалению, в Академгородке, как, впрочем, и везде, нет единства, разбились люди на группировки, некоторые из них, похоже, немало вреда приносят, но попадают и хорошие люди, думаю, что Петр Петрович Лабецкий. Он был в Москве и привез подарок от Окладникова для С. Н. Как мне показалось, короткая встреча со С. Н. произвела на П. П. сильное впечатление. Так что там, где можно, поддерживайте и налаживайте хорошие контакты. Действуйте везде по принципу “более длинной линии”, т. е. старайтесь больше дать, больше заинтересовать и меньше идти на столкновения, которые, как правило, позитивных результатов не имеют <…>. Нужно действовать методом радости свободного познания, радостным восприятием всей жизни, полным признанием индивидуального подхода к духовному раскрытию Бытия, частью которого мы являемся. Между дисциплиной духа и палочной дисциплиной казармы – непроходимая пропасть <…>. Оберегайте в чистоте область своего духовного продвижения. Допускать каждого к своему “святая святых”, конечно, не следует, но сотрудничать на широких дорогах жизни приходится также широко» (август 1978).

Конечно же, свои реальные позиции в рериховском движении нам приходилось отстаивать и завоевывать не только в дружеских беседах с молодежью или своими единомышленниками, но и в начавшихся уже тогда идеологических столкновениях с теми, кто не только не принимали Живую Этику, но и были явными противниками всей ее теологии, философии и идеологии. На мои сообщения по этому поводу из Новосибирска Павел Федорович запрашивал подробности.

«Рад был узнать из письма, – отвечал он мне, – о вашей активной деятельности. Конечно, вам придется сталкиваться с разными людьми, разными степенями сознания, устремленности, целенаправленности и даже искренности, хотя, казалось бы, последняя степеней не имеет. Но, как сказано, живем мы среди людей, а не среди ангелов. Множественность исходных точек всегда необходимо иметь в виду, только в таком случае есть надежда разобщенную множественность направить к Единой Цели. Однако на этом пути часто придется встречаться с противоборством бессознательного невежества и сознательного искажения. Последнее и имело место в описанном вами случае <…>. Тут могут влиять и разные по характеру факторы. Например: ортодоксальное христианство, западничество Бенуа и его советского апологета Зильберштейна, уже выступавшего против Н. К., современные европоцентрические идеи, философский рационализм или экзистенциализм, волюнтаризм и, если да, то уточните – какого толка? Могут быть и совсем неожиданные причины, как то: личные столкновения с не очень компетентными и очень ограниченными “поклонниками” Н. К. К сожалению, таковых немало. Ведь чем обширнее храм, тем больше на его паперти юродивых <…>. Не исключено, конечно, и совмещение нескольких перечисленных факторов. Если мы их умело прощупаем, то сможем и лучше ответить. Рад был, что в своем ответе таким поползновениям вы очень хорошо опровергли некоторые допущенные искусствоведом Б. Андреевым ошибки и лживые утверждения <…>. Помните “Ловцу, входящему в лес”: “Из преследуемого сделайся ты нападающим. Как сильны нападающие и как бедны оправдывающиеся. Оставь защищаться другим. Ты нападай” <…>. Если чем-то я смогу быть вам полезен в этом деле, то рассчитывайте на меня <…>. С Новосибирской конференцией, похоже, все налаживается. Так что осенью, возможно, свидимся» (февраль 1979).

Однако несколько ранее этого времени одна из групп рериховцев Академгородка открыто распространила разработанный ею «Меморандум Международного Правительства»,[20]20
  За правильность полного названия «Меморандума» я, за давностью лет, не ручаюсь. Подписавшие «Меморандум» обратились к правительству нашего государства с предложением (программой) о его реорганизации таким образом, чтобы в целях преобразования и спасения России иметь возможность сношения с Махатмами. При этом подписавшие «Меморандум» предлагали свое содействие в установлении этих контактов.


[Закрыть] что сразу же приковало внимание органов госбезопасности не только к ним, но и ко всему рериховскому движению. Началась его «усушка и утряска» – и не только в Сибири. Опасаясь обысков в Академгородке, мои единомышленники везли мне в Новосибирск не разрешенные еще к публикации ксерокопии или «манускрипты» эзотерической литературы на хранение – на всякий случай. Некоторые из них до сих пор так и стоят в моем книжном шкафу. И хотя по делу «Меморандума» никого тогда не посадили, но нервы потрепали многим кандидатам и академикам.

В связи с этим в начале апреля я получил от Павла Федоровича открытку: «Дорогой Геннадий Владимирович, очень давно не имел от вас весточек. Знаю о новосибирских делах, надеюсь, они обошли вас стороной. Сообщите» (апрель 1979). А в первых числах мая на мой срочный ответ пришло уже большое и подробное письмо от Павла Федоровича с пометкой «исключительно для вас», где он детально анализировал ситуацию в Академгородке и ее последствия.

«Насколько мне известно, – писал Павел Федорович, – “Меморандум” сильно повредил Чтениям. Объем их значительно урезывается, все доклады подвергаются проверке в соответствующих учреждениях. Ко мне тоже проявили повышенный интерес в смысле идеологии моих работ и их отношения к Ж[ивой] Э[тике] <…>. Попаду ли я на Чтения – сейчас еще вопрос. Похоже, что Прибалтику сильно урежут или вообще “зарежут”. В центральной печати после “звонка” из Новосибирска сняли одну запланированную и уже готовую к публикации статью о Н. К.

“Меморандумом” я был возмущен до глубины души. Я не посягаю на право каждого высказывать свое мнение и нести за это ответственность. Но если при этом происходит разрушение с трудом воздвигаемого строительства – то это уже не “героизм”, не “активность”, не “смелость”, а, в первую очередь, предательство со всеми вытекающими отсюда последствиями.

После ухода от нас в 1960 г. Ю. Н.[21]21
  Здесь и далее: Юрий Николаевич Рерих.


[Закрыть] пришлось заново закладывать фундамент дела Н. К. Я смею утверждать, что мне лучше, чем кому-либо, известно, с каким трудом это делалось, какие препятствия приходилось преодолевать. Чего стоила только книга серии “ЖЗЛ”,[22]22
  Беликов П. Ф., Князева В. Рерих. М., 1972.


[Закрыть] пробившая дорогу другим изданиям и оказавшая решающее значение в праздновании юбилея.[23]23
  100-летие со дня рождения Н. К. Рериха (9 октября 1974 г.).


[Закрыть] Я первый начал публикации о Н. К. в научных изданиях и прекрасно знаю, на какие сваи опирается фундамент той широкой популярности имени Н. К., которая в необыкновенно короткое время была достигнута. Доскональное изучение всех трудов Е. И. и Н. К., как опубликованных, так и неопубликованных, их переписки, личное общение с Ю. Н. и С. Н. вооружили меня не только, в меру моих возможностей, усвоенными Знаниями, но и методами их использования. И второе не менее важно, чем первое. Энергией атома одинаково можно стимулировать и жизнь и смерть. Именно по этой причине, при их незыблемости, меняется методика их внедрения в жизнь. Меняется во времени, меняется регионально, меняется с учетом накопленной кармы человечества и Планом Владык, который тоже приходится корректировать в результате свободного, но несовершенного волеизъявления человечества. Вот почему в Ж[ивой] Э[тике] на первое место ставится расширение сознания и соизмеримость. Именно ни того, ни другого не наблюдалось при составлении и предъявлении в официальные инстанции “Меморандума”, что и привело к разрушению, а не к строительству <…>. Содержание же его говорит лишь о самообольстительной претензии на “всезнайство” в деле руководства эволюцией человечества, на готовность взять такое руководство в свои руки и на некую “исключительность”, достигнутую своего рода монопольным правом “сношения с Космосом” <…>. Надо признаться, что с охраной Доверенного плохо у нас обстоит дело и на земных путях <…>. Посылаю вам полный текст “Писем”.[24]24
  Имеется в виду ксерокопия двухтомника «Писем Елены Рерих», 1929–1938. Рига, 1940.


[Закрыть] Третий том “Т[айной] Д[октрины]”, может быть, удастся переснять. Смог также получить “Разоблаченную Изиду” в русском переводе <…>. По затронутым вами в письме вопросам хотелось бы побеседовать лично» (май 1979).

В августе 1979 года по заданию редакции «Вечернего Новосибирска» я оказался на Алтае, в селе Верхний Уймон. И 9 октября, в день 105-летия со дня рождения Н. К. Рериха, вышел мой большой очерк под названием «Музей в ладонях гор».

«Рад вашим писательским контактам, – писал мне Павел Федорович. – Это чрезвычайно важно. У вас вырисовывается четко выраженная собственная творческая линия и свое поле деятельности. Многие другие будут для вас на этом поле только помехой. Точно так же и вы будете для кого-то просто неприемлемы в аспекте сотрудничества. Так всегда было, так, к сожалению, и сейчас есть <…>. На определенных этапах материал для строительства подготовляется по различным методам и раздельно. Если мы попытаемся и кирпич, и цементный раствор, и деревянные детали, и скобяной товар делать под одной крышей и придерживаться одних и тех же методов и режимов, то добротного материала нам не видать. Наш этап – это еще только изготовление материалов. Отсюда столько разногласий. Каждый считает свой рецепт универсальным, но только из кирпича, только из цементного раствора, только из деревянных деталей – дома не построить <…>. Н. К. явил нам необыкновенно мудрый подход к этому противоречию житейского характера. Он умело направлял изолированные друг от друга потоки на колесо одной и той же мельницы. Постараемся хоть в какой-то мере следовать этому примеру <…>. Относительно рериховцев в целом я бы посоветовал им забыть слово “рериховец” и начать заниматься серьезно и хорошо своим делом. Каждое хорошо сделанное дело само по себе относится к “рериховскому”» (ноябрь 1979).

…15 мая 1982 года Павел Федорович Беликов умер. Вспоминая Павла Федоровича, хочу отметить, что никогда после при всех моих непростых жизненных обстоятельствах не довелось мне встретить человека более чуткого, более отзывчивого и более бескорыстного в отношениях с окружающими его людьми – настоящего священника нового времени, настоящего посвященного Новой Эпохи, уже начавшейся для человечества.

Моя переписка с Павлом Федоровичем – целая страница жизни. Он рассеивал мои сомнения, ободрял в промахах и неудачах, терпеливо и ненавязчиво корректировал мой жизненный путь. Подробно и по существу я получал от него ответы на все, может быть, иногда и наивные вопросы, перечитывая которые, мне становится неловко за то, что я отрывал его от той громадной работы, которую он вел в деле пропаганды, утверждения и сохранения философского, творческого и научного наследия Рерихов. Воистину, Павел Федорович Беликов – один из значительнейших апостолов Учения Живой Этики. «Многогранность и сложность Истины – трудно вмещаема, – писал мне Павел Федорович. – Именно поэтому на всех этапах эволюции, как отдельного человека, так и всего человечества. Великие Учителя открывают нам только часть Истины, и именно ту ее часть, которая толкает данного человека или все человечество на правильные действия, “свободно” приближая нас таким образом к Вселенской Истине». (декабрь 1977).

Непрерывному поиску этой Истины, постоянному приближению к Ней и учил меня мой Духовный Наставник, ибо сказано в Живой Этике: «Никаких половинчатых путей не существует – или устремление, или окоченение смерти».

По Зову наших Учителей и Наставников устремимся к Жизни!

Тверь, 2000 г.