Текст книги "«Вратарь, не суйся за штрафную!» Футбол в культуре и истории Восточной Европы"

Если иконическое персонажей у Менассе, как и в фильме Кольтаи, лишь поверхностно связано со спортивными достижениями и, соответственно, неудачами (а следовательно, имеет в основе своей подлинные моменты игры), стихотворение Иштвана Кемени «Стела» (1994, Sztélé) имеет прямое отношение к личности известного игрока национальной сборной и многолетнего тренера Иштвана Пишонта (род. 1970); однако в поэтическом тексте не выносятся на передний план характерные черты футбольного мастерства Пизонта: приведенная о нем информация ограничивается констатацией его положения на поле да еще, благодаря упоминанию Кишпешта, XIX (района в Будапеште), предположением, что речь в данном случае может идти о каком-то игроке «Гонведа». То, что в дальнейшем эта информация не уточняется, может быть связано также с главным, выраженным в стихотворении Кемени намерением. Ибо в центре текста находится фраза, обозначенная «гордой» – лозунг, начертанный на стене дома: «Иштван Пизонт – величайший король!». Тот, о ком идет речь, сам рассказывает в опубликованной в этом издании беседе о происхождении этой речевки, которую скандировали болельщики «Гонведа» на трибунах кишпештского стадиона имени Йожефа Божика (или еще где-нибудь), задуманной как прямой ответ на оскорбления антицыганского свойства фанатов команд-противников в адрес самого Пишонта. Кемени обходится в тексте без явного упоминания этой взаимосвязи. В гораздо большей степени стихотворение подчинено анализу функции изречения и отдельных его элементов и содержит надежду на сохранение по крайней мере его структурного и формально-семантического содержания в будущем, которое посредством предположений и догадок также проецируется в тексте, причем расстояние проецирования постепенно увеличивается. И хотя вполне можно себе представить, что когда-нибудь Пизонт завершит свою футбольную карьеру (что, с точки зрения истории, уже и случилось), последнее сформулированное указание для будущего устанавливает прежде всего такое стечение обстоятельств, при котором «футбол некогда исчезнет», иначе говоря – возможность, которая из перспективы футбола скорее может показаться стоящей в сослагательном наклонении. Заглавие стихотворения обещает что-то вроде эпитафии, вместо которой обнаруживается, однако, глубокая рефлексия о незабываемом, которая получает выразительное развитие в речевке с футбольного стадиона, то есть в некоей форме (часто лирически и ритмически окрашенной) устного творчества, фиксация которой как ее сохранение в стихотворении «Стела» представлена в двояком смысле: как случай в тексте и как сам текст, который можно воспринимать в качестве надписи:

Путник! Раз уж довелось мне записать здесь то, что я прочел на стене дома в Кишпеште, собственно: «Иштван Пизонт – величайший король!», прошу тебя, позаботься об этой надписи так: когда Пизонт завершит свою активную карьеру, замени его имя именем другого полузащитника; когда же и тот станет слишком стар, пусть его имя сменит следующее. Если же футболу предстоит когда-либо исчезнуть, пусть его сменит имя какого-то героя в игре с мячом, которая будет в то время. А когда ни мяча, ни игры больше не станет, найди человека, который лучше всех будет отвечать условиям той гордой фразы, и впиши его имя в надпись. Следи особо за тем, чтобы король в будущем оставался королем, а слово «величайший» означало бы величайшего. Тщательно смотри по сторонам, не живет ли рядом величайший из королей: ведь ты сможешь быть свободен, как только впишешь его имя на свое место. Ступай дальше, живи счастливо![104]104
  Kemény I. Sztélé // Ders.: Állástalan táncosnő. Összegyűjtött versek 1980–2006. Budapest, 2011. 309. (Перевод с нем.)


[Закрыть]

Толкование изречения в тексте стихотворения не только придает ему ту гордость, которую, собственно, стихотворение и без того ему отводит (риторически); однако всегда подразумеваемая тема (возможности проецирования) исторического значения его отдельных частей позволяет более отчетливо проявиться способу его действия. В отличие, однако, от пророчества на стене, явившегося Валтасару в книге пророка Даниила, процитированное у Кемени изречение не содержит определенного высказывания о будущем, но обращено к настоящему. С другой стороны, в тексте стихотворения содержится тем не менее весьма спорный прогноз, в котором вызывает вопрос как минимум одно: не обеспечивается ли постоянство, которое, кажется, призвана выражать эта фраза, также и почтительной заботой, основанной, положим, на совете: «Тщательно смотри по сторонам». Нечто подобное должно было бы быть справедливо, следуя логике текста Кемени, и для «заботы» о ставших иконическими героях, то есть футболистах, к которой, возможно, был бы применим предложенный в стихотворении метод действия, что-то вроде программы (будущего) сохранения памяти о незабываемом и второстепенном, а равно и о предпосылках значения, связанных в целом с высказанной в «Стеле» неустойчивостью указательного характера знака.

Если пытаться свести к некоей обобщающей идее те взаимосвязи, которые толковались выше на трех примерах (Пушкаш у Менассе, Балог II / Дьюси бачи у Кольтая, Пишонт в «Стеле»), то получается, что функция иконического связана с сюжетом футбола. Следует указать и на другие примеры, например на роман Миленко Ерговича «Вилимовски» (2016, Wilimowski)[105]105
  Фрагмент романа в русском переводе см. на с. 152–154 настоящего издания.


[Закрыть], на гимно-политическое стихотворение Евгения Евтушенко «Лев Яшин» (1989) или на поэтизированную Богумилом Грабалом роль Нандора Хидегкути как художника в футболе, в искусстве которого можно разглядеть поэтику (1990, Kličky na kapesníku). Если же подходить диалектически, сюда же можно отнести и сатирическую критику футбола, которая вводит в эту игру типологию из другой сферы, философии, и упивается, наблюдая за столкновением обеих. Имеется в виду этюд «Футбольный матч философов» (1972) из телешоу «Летающий цирк Монти Пайтона», в котором на футбольном поле встречаются корифеи немецкой и классической греческой философии[106]106
  В немецкой команде играют: Лейбниц, Кант, Гегель, Шопенгауэр, Шеллинг, Беккенбауэр, Ясперс, Шлегель, Витгенштейн, Ницше, Хайдеггер; ближе к концу Витгенштейна заменяет Маркс. Комментатор, представляя расстановку команды, сообщает: «Присутствие Беккенбауэра – бесспорный сюрприз» (Monty Python’s Fliegender Zirkus – 1972. German Special. http://www.textfiles.com/media/SCRIPTS/german). Греческую команду представляют: Платон, Эпиктет, Аристотель, Софокл, Эмпедокл из Акраганта, Плотин, Эпикур, Гераклит, Демокрит, Сократ, Архимед.


[Закрыть], чтобы, так сказать, испробовать на них модель футбола. В имитации репортажа с этого матча футбол как форма с соответствующим телевизионным комментарием, выдержанным тоже в «классической» по интонациям, просодике, эмоциональности форме, сталкивается с типизированной символической характеристикой каждого философа без исключения. Каждый философ на футбольном поле стоит на своем номере за свою философию, так что футбольное поле становится уже не только местом проведения спортивного состязания, но и игровым полем, распределенным между философскими позициями, пространством футбола, «сотворенным» заново философами.

Это выступление иконических фигур футбола в литературе и как литература, а равно и выступление корифеев философии (в скетче группы Монти Пайтон) в футболе оказывает влияние и на их харизматическую расстановку. При этом, наряду с привычкой превозносить отдельных игроков и наделять их (помимо спортивной исключительности) неким иконическим нимбом, выступает не менее исключительный семантический потенциал, который всегда обнаруживается в стечении обстоятельств. Так icon – культурный или спортивный – занимает свое пространство.

Повторное воспроизведение (заключение)

Представленная выше топография футбола в Восточной Европе, за которой стоит картография игр в Восточной Европе, вписывающая в это пространство haut lieux[107]107
  haut lieu (фр.) – средоточие, центр.


[Закрыть] международных соревнований и их финалов в 2018 году – Москву, Киев, Таллин, является описанием пространства, которое ставит культурно-историческую перспективизацию постановки вопроса на фоне Кубка Митропы на одну доску с литераризованным, фикционализированным пространством футбола как territoire de mémoire[108]108
  territoire de mémoire (фр.) – территория памяти.


[Закрыть], которое описывают и представляют тексты. Это описание не содержит оценок, в большей степени оно следует за пространственной перспективой, диалектика которой еще видима и различима в том пространстве, в которое вписывается футбол. В особенности это справедливо для городского пространства благодаря формальным официальным названиям[109]109
  Об «иконической» записи памяти об одном из значительнейших украинских и советских футбольных тренеров Валерии Лобановском см. статью в настоящем издании Дирка Зукова и Вайкко Фрауенштайна.


[Закрыть]. Так, на будапештском трамвае, следующем по маршруту № 1, можно «объехать» маленькую топографию футболистов – icon венгерского футбола.

Ил. 4. Будапешт, расписание движения трамвая № 1. Фото: Дирк Зуков, 2017

Ил. 5. Будапешт, вокзал Келети, локомотив «Араничапат» (оформление 2011). Фото: Штефан Краузе, 2015

От стадиона имени Ференца Пушкаша маршрут следует по Венгерскому бульвару до стадиона имени Нандора Хидегкути с остановкой на улице Героев, через четыре остановки после которой следует улица Альберта Флориана; почти нет смысла упоминать, что в этой поездке минуешь три места реальных событий: бывший «Неп-стадион» (сегодня назван в честь Ференца Пушкаша, на реконструкции примерно до 2019 года), стадион имени Нандора Хидегкути (открыт в 2016 году) клуба «МТК» и, наконец, стадион клуба «Фради» – «Ференцварош», который сегодня существует как «арена» (открыт в 2014 году) и носит имя спонсора. Этим все сказано, как если бы пространство города, которое нетрудно обойти или объехать, рассказывало путешественнику или праздношатающемуся краткую историю (венгерского) футбола, только если бы это происходило – в соответствии со следованием остановок некоторого трамвайного маршрута – якобы без какой-либо интенции и вместе с тем – в движении в пространстве. Кроме того, «Золотая команда», за которую играли Пушкаш и Хидегкути – два футболиста, в честь которых названы остановки и стадионы, катается сегодня по стране в строгом соответствии с расписанием движения Венгерских государственных железных дорог. Ибо один электровоз украшают портреты игроков и годы наибольшего их успеха.

Снова и снова прибывает он на вокзал Будапешт-Келети, через дебаркадеры которого парсуна Пушкаша «поглядывает» на стадион, названный в его честь. К стадиону спортивного общества «Уйпешт» (имени Ференца Сусы) в Уйпеште (IV район Будапешта), открытому в 1922 году в этом северном районе города, ведет к тому же Футбольная улица (Labdarúgó utca, дословно – улица Ловцов мяча: labda – «мяч», rúg – «встречать» → rúgó – «человек, который встречает, или ловит»), а ее пересекает опять же улица Бьющих по мячу (Labdaverő utca: ver – «бить» → verő – «человек, который бьет»).

Так как слово labdaverő в венгерском языке не семантизировано и не употребляемо, нетрудно догадаться, что название второй улицы, не лишенное смысла вообще, было выдумано («изобретено») в качестве дополнения к названию первой – так, словно оно должно было стоять как своего рода contradictio in adiecto[110]110
  Contradictio in adiecto (лат.) – противоречие в терминах, внутреннее противоречие.


[Закрыть] и словно здесь – в шутку – в очередной раз вмешались в дело философы.

Ил. 6. Будапешт, IV район, ул. Лабдаругаш и Лабдаверë. Фото: Дирк Зуков, 2017

Таким образом, футбольная топография предстает как игровое и сценическое пространство, как место игры или как поле деятельности, в котором, по крайней мере в первом тайме, играют так, чтобы восходящее солнце светило в спину, в сторону ворот противника, перед которыми для обозначения выхода за рамки дозволенного («штрафную он перешагнул», как писал Евгений Евтушенко о Льве Яшине)[111]111
  Евтушенко Е. Моя футболиада: Поэзия, проза. Полтава, 2009. С. 54–56.


[Закрыть] в правом углу поля тянутся прочерченные известью линии. Во втором тайме – часто решающем – случается, что солнце снова светит в спину, в сторону ворот, на восток. Здесь, на земном шаре, ротационное движение мяча и его полет за пределы штрафной полосы и ворот – независимо от того, побывал мяч в космосе или нет[112]112
  21 марта 2018 года космическая ракета Союз МС-08 с международным экипажем на борту стартовала с космодрома Байконур в Казахстане. Космонавт Олег Артемьев взял с собой в полет футбольный мяч, который будет использоваться в матче между сборными России и Саудовской Аравии при открытии Чемпионата мира по футболу 14 июня 2018 года на московском стадионе Лужники. Его коллега Антон Шкаплеров вернет мяч на Землю в начале июня, точно к началу соревнований. https://iz.ru/722418/2018-03-20/ofitcialnyi-miach-chm-2018-svoziat-v-kosmos (26.03.2018); http://www.sport-express.ru/football/world/chempionat-mira-2018/news/myach-chm-2018-otpravilsya-v-kosmos-1386810/.


[Закрыть], оказывается подверженным эффекту Магнуса.

Ил. 7a и 7б. Стадион в Кишкёрёше; спортивная арена Turbine Halle, 2017. Фото: Штефан Краузе и Дирк Зуков, 2017

Перевод с немецкого Антона Вознесенского

Соединенные

Яцек Подсядло

 
Как люблю я мгновенья на стадионах,
пять голов наши забили, но уже пофигу матч,
хотя никто уходить не торопится. Люди
радостно флагами машут, поют,
а кто-то рыбалку на завтра обсуждает,
все братья друг другу, и каждый улыбается каждому,
громада воскресной радости –  в жестах.
Пожилых мужчин охватила внезапная Нежность при мысли
о женах усталых, грузных –  ждут к обеду.
Парни –  на стадион девчонки их провожали –
обнимают тех крепче обычного, странно осмелевшие.
Счастливы будьте! И не идет из головы ни на минуту,
что мне с самого начала исход игры был безразличен,
а флаги, рыбалка, обеды воскресные –  обрыдло все это,
обожаю святой порыв скопления народа.
Такое испытываешь после многолюдных рок-концертов,
когда музыканты ко сну укладывают гитары, завернув в полотняные ткани,
гаснут рефлекторы, рабочие по сцене стелятся, распутывая кабеля
клубок змеиный.
Странно одетые люди с длинными волосами
проглатывают булки, запивая их молоком, спать ложатся
прямо на земле, и все быстрее вольный бег сигареты от руки к руке.
Один кого-то кличет, а другой кружит,
собирая деньги на железнодорожный билет, а заодно – и пустые бутылки,
завтра решает домой возвратиться, неблизкий предстоит ему Путь.
Задержался под деревом рядом и без стеснения отливает,
глядя при этом в небо, будто молится.
 

Перевод с польского Елены Твердисловой

Яцек Подсядло родился в 1964 году в Шевно, в Польше, и живет в Ополе. В 1983–1985 годах работал на металлоперерабатывающем комбинате, потом был разнорабочим, домовым техником и охранником на Польском радио в Ополе, где с 1992 года работает журналистом. Его литературный дебют состоялся в 1984 году с публикацией стихотворений «Как будто это я» (Jakby ja) и «Умирание» (Umieranie) в еженедельнике Na Przełaj. С 1984 года он получает премии на польских литературных конкурсах – например, в 1985 году на Поэтическом соревновании и в 1990 году на конкурсе «Весна поэтов» в Лодзи. В качестве редактора Polski Radio Opole он делает передачи – например, выходившую до 2008 года передачу Studnia об альтернативных культурах или же Zielone granice о музыке. В 1991–1992 годах Подсядло издает поэтическую серию «Поэзия быстрого обслуживания» (Poezja Szybkiej Obsługi), выходившую в Staromiejski Dom Kultury в Варшаве. Начиная с 1990-х годов Подсядло постоянно публикуется в изданиях Lampa i Iskra Bożej, Kartki, Kresy, NaGłos, Nowy Nurt, Opcje, Odra, Po Prostu. С конца 1990-х годов занимается литературной публицистикой и пишет колонки (2000–2007) в популярном журнале Tygodnik Powszechny. Его стихи печатаются в журналах Res Publica Nowa, Lampa и Znak. В 1999–2005 годах он совершает длительные путешествия на велосипеде на Украину, в Белоруссию, Румынию и Албанию и верхом на лошади в Эстонию. В 2012 году Подсядло опубликовал рассказ «Что футбольный мяч делает с человеком» (Co piłka robi z człowiekiem?) в одноименной антологии, в которой, наряду с текстами о футболе современных польских авторов напечатаны и отрывки из его романа для юношества «Красная карта для Спренжина» (Czerwona kartka dla Sprężyny).

Литературные тексты Подсядло переведены на двенадцать языков. Он лауреат многочисленных литературных премий – в том числе премии Костельского (фонд Костельского в Женеве, 1998), премии Чеслава Милоша (2000). В 2015 году он получил Поэтическую премию Силезии.

Его стихотворение «Соединенные» впервые переведено на русский язык. По-русски опубликована подборка стихов в переводе Дмитрия Веденяпина в журнале «Иностранная литература» (2001. № 9).

Город как стадион

Футбол, спортивная культура и градостроительство в Лужниках в Москве

Александра Кёринг

«Широкие народные массы наливают обширный амфитеатр, любуются состязаниями и играми своих граждан, слушают поэтов, историков и ораторов, восхищаются произведениями искусства»[113]113
  ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 562. Л. 1–5 об., зд. 1 об.


[Закрыть]. Так в начале 1920-х годов сотрудник Управления строительства Москвы описывал свое видение гигантского Международного Красного стадиона. В этом раннем проекте Красный стадион оказывался символом гармоничного общества, олицетворением пригодного для жизни города, который предоставлял бы возможности в равной мере и для развлечений в свободное время, и для повышения культурного уровня. Спортивные состязания чередуются здесь с самыми разнообразными мероприятиями. Впрочем, впервые идея Красного стадиона была сформулирована в военном ведомстве. В пользу строительства в Москве универсального спортивного сооружения, которое в первую очередь должно было бы использоваться в рамках программы «всеобщего военного обучения» (всевобуча), насаждаемой тогда большевиками, высказался влиятельный военный деятель Николай Ильич Подвойский (1880–1948)[114]114
  Обзор истории проектирования см.: Коккинаки И. Международный Красный стадион: К истории проектирования и строительства // Архитектура СССР. 1985. № 6. С. 100–107.


[Закрыть]. Подобная «паравоенная» спортивная программа и представление о спортивной культуре развития, процитированное в начале статьи, в ранние годы советской власти были конкурирующими моделями спорта, обслуживавшими различные концепции тела человека и на протяжении десятилетий порождавшими градостроительные дискуссии о городских культурах свободного времени и активного отдыха.

Реализация строительства Красного стадиона затянулась до 1956 года, когда в Лужниках – районе у подножия Ленинских (прежде Воробьевых) гор в излучине Москвы-реки – был открыт наконец вмещавший 100 000 зрителей стадион имени В. И. Ленина. Стадион, который в наше время называется Олимпийским[115]115
  Полное название – Большая спортивная арена Олимпийского комплекса «Лужники».


[Закрыть] и который в преддверии Чемпионата мира 2018 года прошел широкомасштабную реконструкцию, являет собой итог многолетнего и конфликтного процесса проектирования, отмеченного оживленными спорами об особенностях советского спорта. Наряду с основополагающим вопросом о военной функции спорта, предметом дискуссий была и ориентация: на массовый, любительский спорт или профессиональный – зрительский. Государственная политика в области спорта, следуя идее коллективного устройства общества, после революции ориентировалась поначалу именно на массовый спорт и концепцию гигиенической «физической культуры». Пропаганда всеобщей физической подготовки восходила к представлениям о здоровом образе жизни конца XIX века, которые, следуя физиологической модели организма, основывались на взаимосвязи телесного и духовного опыта[116]116
  О дискурсе гигиены см.: Starks T. The Body Soviet. Propaganda, Hygiene, and the Revolutionary State. Madison, 2008; раскол в представлениях об организме и теле после революции описывает С. А. Ушакин: Oushakine S. A. The Flexible and the Pliant: Disturbed Organisms of Soviet Modernity // Cultural Anthropology. 19/3 (2004). P. 392–428.


[Закрыть]. Позже, по мере формирования новых кадров и элит в 1930-х годах, на передний план спортивно-политических программ вышел «большой» спорт; в качестве составляющих социалистической культурной дипломатии в период холодной войны свою роль в равной мере играли как спорт, ориентированный на участие масс, так и «большой», нацеленный в контексте конкуренции систем на победы на международных соревнованиях[117]117
  Katzer N., Köhring A., Zeller M. Sport als Bühne sowjetischer Weltgeltung? Globale und lokale Strukturen der Sportkultur in der späten Sowjetunion // Globalisierung imperial und sozialistisch / Hg. v. M. Aust. Frankfurt/M., 2013. S. 373–399.


[Закрыть]. Конкуренция между массовым спортом и «большим» постоянно тормозила проектирование Красного стадиона, а с 1930-х годов – Центрального стадиона имени И. В. Сталина. Крупные соревнования и футбольные игры проходили, между тем, на сравнительно скромно оборудованном стадионе «Динамо», для массовых же спортивных мероприятий вроде парадов физкультурников использовался центр города с Красной площадью в качестве трибуны. Какие силы стояли за тем, что в послевоенные годы проект центрального стадиона вошел в новый генеральный план реконструкции Москвы и в конце концов был реализован, на каких аспектах спорта были сделаны акценты при его воплощении в жизнь? Современные градостроительные планы и средства массовой информации обозначают комплекс сооружений в Лужниках как «спортивный парк». Ибо одновременно со стадионом Ленина была торжественно открыта обширная парковая зона, включавшая, кроме самого стадиона, оборудованного по последнему слову медиа– и спортивных технологий, две малые спортивные арены, дворец культуры и около девяноста открытых тренировочных и игровых площадок. Какие ранние концепции были учтены при строительстве стадиона, а какие отвергнуты, каким образом использовался впоследствии стадион – все это суть темы настоящего исследования.

Красный стадион – утопический проект 1920-х годов

При проектировании спортивного парка в Лужниках архитектурные эксперты и политические функционеры часто ссылались на провидческий проект своих предшественников 1920-х годов[118]118
  РГАЛИ. Ф. 2773. Оп. 1. Д. 47. Л. 1–22, зд. 20. Экспертиза Николая Колли проекта строительства в Лужниках [1955]. Колли был задействован еще в проектировании Красного стадиона.


[Закрыть]. Идея Красного стадиона отчетливо оставалась в памяти, поскольку в течение нескольких десятилетий после революции порождала одну из главных дискуссий советского градостроительства, в которой участвовали выдающиеся деятели культуры и политики, прежде всего – военный деятель Н. И. Подвойский, о котором упоминалось выше, театральный режиссер-экспериментатор Всеволод Мейерхольд, архитектор-авангардист Николай Ладовский, а также влиятельный в 1920-х годах деятель культуры, в прошлом профессиональный боксер Аркадий Харлампиев (1888–1936)[119]119
  Köhring A. Exploring the Power of the Curve: Projects for an International Red Stadium in 1920s Moscow // Euphoria and Exhaustion. Modern Sport in Soviet Culture and Society / Hg. v. N. Katzer u. a. Frankfurt/M., 2010. 41–60. В 2014 году некоторые проекты Красного стадиона можно было видеть в выставочном зале Martin-Gropius-Bau в Берлине на выставке «ВХУТЕМАС: Русская лаборатория современности. Архитектурные проекты 1920–1930 гг.». О дискуссиях, касающихся спортивных построек в Западной Европе см.: Dinckal N. Stadion, Sportparks und Musterspielplätze. Großsportanlagen und Publikum in Deutschland, 1900 bis 1930 // Technikgeschichte 3 (2008). 215–232.


[Закрыть]. Полифония мнений позволяет лучше представить себе их спектр, в котором – применительно к спорту – развивались ранние советские концепции тела. Последние, в свою очередь, дают представление о том, какая роль в совершенствовании советского человека отводилась градостроительству.

Для участников проектировочного процесса не было однозначно, нуждается ли Красный стадион вообще в каких-то постоянных архитектурных сооружениях, раз цель его – всеобщее вовлечение в спортивное движение: «нет зрителя, все действующие»[120]120
  ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 161. (Ок. 1924 г.)


[Закрыть], – гласил лозунг, который поначалу в значительной степени направлял дебаты. Спорили о том, отчего этой цели не отвечало бы некое открытое сооружение («амфитеатр») в естественном окружении ландшафта Ленинских гор с какими-то разве что эфемерными строениями. Аркадий Харлампиев как активный деятель культуры и инструктор спортивных мероприятий высказывался в основном против «спектакля»: спорт и физкультура представляют собой скорее соединение «природы, труда, общества», что обозначалось им также как «эмоциональный тонус»[121]121
  ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 20–24.


[Закрыть]. «Эмоциональный тонус» Харлампиев с его преимущественно научно-профессиональным подходом к физиологии выводил из собственных представлений о живом организме и объявлял «тонус» воспроизводством связи с природой. Поэтому он предлагал мероприятия на открытом воздухе с разнообразной программой – это должны были быть танцы, марши, хоровое пение, оживленное действо, в ходе которого шеренги участников разбегались бы по сторонам и вновь соединялись в центре[122]122
  ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 36. Л. 52–55.


[Закрыть]. Предусматривались также «аттракционы», известные еще по дореволюционным народным гуляниям – показ зверей, павильоны с кривыми зеркалами и пр. Предлагались и различные народные игры – «равновесие на ноге с картошкой», «третий лишний, к кому спиной» и что-то вроде «музыкальных стульев»[123]123
  Там же. Л. 52.


[Закрыть]. При этом Харлампиев вступал в открытый конфликт с Подвойским, полагавшим, что подобные мероприятия означали бы хаос, неопределенность и мало способствовали бы укреплению дисциплины[124]124
  Конфликт этот иллюстрируют многочисленные письма Харлампиева к Подвойскому. См.: ГАРФ. Ф. 4346. Оп. 1. Д. 28.


[Закрыть]. Политики его типа рассматривали стадион как место, где революция осознается как массовое движение и где в сознании людей укрепляется наглядно представленный революционный дух. В соответствии с таким пониманием требовалась некая стационарная структура, которая позволяла бы планировать направление взгляда и тем самым добиваться наиболее выразительной инсценировки представлений, а также наибольшего эмоционального подъема от увиденного[125]125
  Подвойский поддерживал тесные отношения с танцовщицей Айседорой Дункан, в характерном танце которой видел потенциал для символического представления революции. См.: Stüdemann N. Dionysos in Sparta: Isadora Duncan in Russland. Eine Geschichte von Tanz und Körper. Bielefeld, 2008.


[Закрыть].

Реализация проекта была возложена на основанное в 1923 году Общество строителей Международного Красного стадиона (ОСМКС). Работа над проектом продолжилась в рамках архитектурного конкурса, в котором принимали участие самые разные группы и архитектурно-художественные направления. Класс Николая Ладовского на архитектурном факультете ВХУТЕМАСа произвел на жюри впечатление своими экспрессивными проектами, благодаря чему Ладовскому предложили возглавить строительный отдел ОСМКС[126]126
  К архитектурному конкурсу Общества Международного Красного стадиона // Строительная промышленность. 1924. № 6–7. С. 449.


[Закрыть]. Красный стадион был темой дипломных работ на курсе Ладовского. В проектах, разработанных его учениками, нашли выражение выработанные в этом учреждении специфические позиции об отношении восприятия человека, пространства и тела[127]127
  О Ладовском см.: Хан-Магомедов С. О. Рационализм (Рацио-архитектура). М., 2007.


[Закрыть].

Ил. 1. Михаил Коржев. Проект Международного Красного стадиона. Ок. 1925. Карандашный рисунок. Ок. 40 × 26 см. Государственный музей архитектуры имени А. В. Щусева. Фонд Коржева

Ученик Ладовского Михаил Коржев, например (ему предстояло сделать имя в качестве ландшафтного архитектора[128]128
  Архитектура парков СССР: альбом / Сост. М. П. Коржев и М. И. Прохорова. М., 1940.


[Закрыть]), очевидно находился под влиянием психофизиологической архитектурной теории рационализма, которую представлял его учитель. Рационализм основывался на предположении, что тело человека воспринимает пространственные структуры как сигналы, благодаря чему могут быть усилены известные движения[129]129
  См.: Хан-Магомедов С. О. Указ. соч.


[Закрыть]. Коржев набрасывает просторное сооружение, раскинувшееся по обоим берегам Москвы-реки, которое фланкируют протяженные трибуны. Архитектурное решение комплекса определяет естественный рельеф склона Воробьевых гор и лежащей напротив равнины.

В эскизе Коржева отчетливо выявлена энергетическая связь полюсов: очертания комплекса обегает размашистый эллипсоид. Арена становится энергетическим центром, спорт – общим динамичным действом. Коржев гипостазирует тело человека как часть некой текучей массы, включающей в себя и спортсменов, и зрителей. На полях эскиза архитектор набрасывает план транспортно-технической инфраструктуры, которая, по аналогии с подвижным «телом» стадиона, олицетворяет безграничную мобильность.

В конце 1920-х годов по многим причинам проект Красного стадиона оказался под сукном. Объяснялось это и тем, что затягивались геодезические изыскания, и финансовыми трудностями; не в последнюю очередь сказалось и то, что градостроительная политика была сосредоточена теперь на Генеральном плане реконструкции Москвы[130]130
  Städtebau im Schatten Stalins. Die internationale Suche nach der sozialistischen Stadt in der Sowjetunion 1929–35 / Bodenschatz H., Post C. (Hg.). Berlin, 2003.


[Закрыть].