Текст книги "«Вратарь, не суйся за штрафную!» Футбол в культуре и истории Восточной Европы"

Между видением и прагматизмом: спортивные постройки как часть советского градостроительного наследия Риги

Если во времена Ульманиса еще существовали конфликты вроде тех, что затронули Арвида Юргенса, «Рига вандерер» и «Ригас футбола клубс», то в первые же годы советской власти они были улажены благодаря преобразованию ландшафта латвийских клубов. То, что ядро довоенных команд в полном составе вошло в одну из вновь сформированных команд, произошло абсолютно случайно. Ибо объявленное в 1939 году «переселение», о котором говорилось выше в связи с архитектором Скуиньшем, как и бегство в 1944 году, когда многие сочли изгнание меньшим злом ввиду предстоящего возвращения в Прибалтику советской власти, нанесли урон, само собой разумеется, и кругу спортсменов высокого класса. Юргенс, к примеру, умер в канадском Монреале, где основал один из центров латышской эмиграции за океаном.

Для латышей, которые на всем протяжении Второй мировой войны жили на своей родине и время от времени посещали спортивные мероприятия в качестве зрителей, в послевоенные годы вошло в своеобразный обычай чествовать среди членов тогдашних местных команд как «своих», так и тех спортсменов, что впервые прибыли в страну после 1945 года, в рамках организованного в целях советизации Прибалтики массового притока населения из других частей СССР. Так в отдельном виде спорта находили выражение те симпатии латвийских зрителей, что в других видах могли едва ощущаться, не говоря уже об их открытой артикуляции. Демографические процессы, которые изменяли Прибалтику в середине столетия, необходимо учитывать, когда дело касается причин подъема или упадка отдельных видов спорта в период вхождения Латвии в состав Советского Союза.

Если сегодня кто-то пожелает углубиться в историю спорта Латвийской ССР, то смены предпочтений среди разных видов спорта покажутся ему менее удивительными, чем то, как часто в латвийском профессиональном спорте советского периода менялись названия клубов. Общество «Динамо» (Рига), основанное в 1940-м, прежде всего – тяжеловес в 1980-е годы в советском хоккее, в промежуток с 1949 по 1968 год было известно как «Даугава» (Рига); впрочем, даже это название клуб носил с перерывом в конце 1950-х годов. Вместе с тем интересующихся спортивными сооружениями и их историей легко могут ввести в заблуждение совпадение названий многих футбольных стадионов – в том числе двух из тех, которыми после заката Советского Союза располагала Латвия и которые преимущественно считались пригодными для проведения международных встреч. Оба назывались «Даугава», но только один из них находится в пределах досягаемости от соответствующей реки в столичном регионе, в то время как другой расположен в 190 километрах по прямой от берегов Западной Двины, то есть Даугавы, в парке вблизи залива на окраине Лиепаи. Более новый из них, рижский, был завершен строительством в 1958 году, отчего относился к числу самых ранних спортивных строительных объектов большого масштаба в Латвийской ССР и в известной мере символизировал преодоление исполненного лишений восстановительного периода, на протяжении которого советская администрация едва ли рассматривала подобные проекты как дело первостепенной важности. Впрочем, стадион в этом смысле не остался единственным в своем роде символом; к числу реликтов строительной деятельности в спортивных целях тех лет вполне можно отнести, к примеру, и Национальный спортивный манеж (латв. Nacionālā sporta manēža) близ улицы Краста, юго-восточной магистрали в Риге.

Исключительную по своему значению главу в истории проектирования спортивных сооружений в советской Риге представляет конкурс, проведенный в 1967 году Центральным советом спортивных обществ и организаций Латвийской ССР. Участникам было предложено представить свои проекты возведения стадиона олимпийского уровня и прочих значительных спортивных сооружений на двух островах Западной Двины в Риге[185]185
  Lejnieks J. Rīga, kuras nav [Рига, которой нет]. Rīga, 1998. S. 229.


[Закрыть]. Речь шла, во-первых, о Заячьем острове (латв. Zaķu sala), на котором спустя почти двадцать лет расположились рижский телецентр и телебашня высотой 368,5 метров, а во-вторых – об острове Лутсаусгольм (латв. Lucavsala)[186]186
  Расположенный у левого берега остров Лутсаусгольм упоминался прежде в истории Риги главным образом в связи с более или менее важными военными событиями – будь то 1701 год, когда при штурмах саксонско-польской армии в начале Северной войны остров служил базой для союзников России, или осень 1919 года, когда захват этого острова стал важным этапом в отражении так называемой армии Бермондта, сражавшейся в то время как против большевизма, так и против молодого латвийского государства.


[Закрыть], который и сегодня с точки зрения градостроителя стоит под паром.

Ил. 3. Башни собора, замка и телевизионная башня (1986) в Риге, Заячий остров (Хазенгольм). Фото: Дитер Брюттинг

При этом первый должен был использоваться только для тех элементов комплекса, для которых по каким-то причинам второй, площадью целых 160 га, будет признан неподходящим. Честолюбивый замысел непременно увязывался с проектом прохождения через оба острова моста через Западную Двину, который фактически и был построен в 1976 году. Речь идет о четырехполосной транспортной оси, которая некоторое время после открытия называлась Московским мостом, на стадии же планирования и в постсоветской реальности известна просто как Островной мост (латв. Salu tilts) и теперь связывает юго-восточные районы города с аэропортом.

Согласно условиям конкурса, центральная арена должна была быть рассчитана на 60 000 зрителей, что в то время составляло почти десятую часть жителей Риги. По соседству предполагалось устроить оснащенную по всем требованиям времени закрытую арену вместимостью в 10 000 зрителей для хоккея с шайбой и фигурного катания, легкоатлетический зал и велосипедный трек, которые должны были вмещать по 5000 зрителей. Требовались также сооружения для водных видов спорта, гребли и стрельбы и помещения для тренировок. Институт физической культуры, спортивная гостиница и административное здание для спортивных организаций дополняли и без того солидные объемы строительства, которым должны были соответствовать конкурсные заявки.

Гораздо более активным, чем в каком-либо из прежних архитектурных конкурсов, проводившихся в Латвийской ССР, на сей раз было участие архитекторов из других советских республик. В результате членам жюри предстояло оценить всего двадцать проектов. Победу присудили коллективу из пяти местных архитекторов, среди прочих – Гунарсу Асарису, впоследствии главному архитектору города (род. 1934).

Другим прибалтийским коллективам достались две равноценные третьи премии, а также одна из трех специальных, между тем как две прочие специальные премии разделили два коллектива из Новосибирска, из трех специалистов каждый. Вторую премию получил коллектив из шести архитекторов из Ленинграда[187]187
  См.: Lejnieks J. Rīga, kuras nav. S. 320.


[Закрыть].

Ил. 4. Конкурсный проект застройки районов Лутсаусгольм и Хазенгольм (1-е место), арх. Якуновс, Страутманис, Тимротс, Гальвиньш, Асарис. Maksla 9 (1967) 4, 22

В числе тех, кто рецензировал результаты конкурса, был и градостроитель Гунарс Мелбергс (1929–1999), за несколько лет до того принимавший участие в работе над генеральным планом Риги и оказавший влияние на то, чтобы оба острова были зарезервированы в плане под будущие спортивные сооружения[188]188
  Melbergs G. Starts Lucavsalā [Старт на острове Лутсаусгольм] // Māksla. 9/4 (1967). S. 22–24.


[Закрыть]. Мелбергс находил те проекты, в которых сооружения, предназначенные для различных видов спорта, размещались под одной крышей, более убедительными, чем те, которые исходили из распределения предоставленных площадей под постройку большого количества обособленных сооружений. При обосновании своего мнения он отмечал, что последний принцип имеет предпосылки разделить строительство на много этапов, что обычно сильно удлиняет общее время их осуществления; разновременность даже после окончательного завершения строительства отдельных элементов комплекса может долго прочитываться на их фасадах.

Ил. 5. Проект застройки районов Лутсаусгольм и Хазенгольм, представленный коллективом ленинградских архитекторов (2-е место). Maksla 9 (1967) 4, 22

Попутно Мелбергс отмечал, что не во всех конкурсных проектах приняты во внимание преобладающие на одном из островов ветры. По его мнению, этим вовсе пренебрегли некоторые участники, предусмотревшие для спорткомплекса такие силуэты, которые при наблюдении со стороны Старого города через реку не только привлекали бы к себе внимание, но и смотрелись бы достаточно выразительно в сочетании с мостом – в том виде, как они его себе представляли. Лишь в одном-единственном проекте изначально последовательно предполагалось соорудить Главную арену к северу, а не к югу от трассы будущего моста. В этом проекте моста, эстетические аспекты представляются менее существенными, чем вопрос практического характера: если при проведении каждого спортивного события должна обеспечиваться доступность стадиона для ожидаемой толпы зрителей, требуется способная выдержать соответствующую нагрузку транспортная система. Участникам конкурса не вменялось в непременную обязанность вносить свои предложения для решения этой проблемы, и тем не менее некоторые проекты отличают тщательно проработанные (пусть даже отчасти утопические) идеи организации движения транспорта. В трех же заявках, напротив, предполагалось, что все зрители, за исключением людей с ограниченными возможностями, одолеют последний отрезок пути на остров пешком.

В 1971 году, в качестве отзвука урожайного конкурса 1967 года, группа архитекторов под руководством Гунарса Азариса вышла с проектом стадиона Республики (латв. Republikāniskais stadions) на острове Лутсаусгольм. На опубликованной по этому случаю фотографии модели стадион обращает на себя внимание благодаря направлению оси, диагональной к проектируемому мосту, между тем как все меньшие спортивные площадки и залы, теснящиеся вокруг, ориентированы относительно моста строго параллельно[189]189
  Ср. ил. в: Lejnieks J. Rīga, kuras nav. S. 229.


[Закрыть].

Вероятность того, что в последующие годы на острове Лутсаусгольм появятся спортивные сооружения – для каких бы то ни было целей, – была бы совершенно очевидно выше, если бы Рига более целеустремленно подошла к своему шансу сделаться вместо Таллина местом проведения олимпийской регаты 1980 года. То, что все проекты строительства на острове остались нереализованными и вообще не имели последствий, породило в 1980-е годы гораздо менее престижную перспективу использования этой территории. В качестве блестящего проекта будущего для Риги в свое время предлагалось (и также осталось нереализованным) строительство метрополитена, в связи с чем говорилось о необходимости временного хранения больших объемов поднимаемого грунта. Градостроителям тех лет остров Лутсаусгольм показался наиболее подходящим для этой цели местом, где, за исключением разве что множества садиков, не было необходимости даже что-то сносить[190]190
  О проектах метрополитена в Риге см.: Fülberth A. Riga. Kleine Geschichte der Stadt. Köln u. a., 2014. S. 244–246; его же: Auslöser der «Singenden Revolution»? Gefahren für Stadt– und Naturräume in den baltischen Sowjetrepubliken um 1988 // Nur Bären und Wölfe? Natur und Umwelt im östlichen Europa / Hg. v. M. Düring. Lohmar-Köln, 2011. S. 67–82, зд. 72–77.


[Закрыть].

В качестве объекта, внесенного в 1967 году в программу конкурса строительства на острове, для которого почти сразу же стал известен и отдельный, предусматривающий альтернативное место размещения проект, остается отметить гоночный трек. В 1968 году архитектор Аусма Скуиньша (1931–2015) предложила готовую архитектурную концепцию, исходя из которой трек следовало перенести на несколько километров к востоку от городского центра – в Бикерниекский лес. Спортсмены, которых это могло интересовать, питали надежду, что трек будет завершен вовремя, в ходе подготовки к Олимпийским играм 1972 года; на деле же этот вид спорта лишился тогда поддержки со стороны влиятельных советских функционеров, в результате чего проект был вычеркнут из всех планов[191]191
  Lejnieks J. Rīga, kuras nav. S. 229f.


[Закрыть].

Между тем, гораздо ближе к центру города, собственно в каре между улицами Лиелгабалу, Тербатас, Артилерияс и Кришьяна Барона, всего за два года поднялся изначально предназначенный для хоккея, но фактически многофункциональный комплекс под наименованием Дворца спорта (латв. Sporta pils). Открыт он был 15 апреля 1970 года, так что проект, с завершением которого успели к столетию В. И. Ленина, можно было считать политически очень своевременным. Вероятно, спроектированное архитектором Ольгертсом Крауклисом (род. 1931) сооружение, в котором еще в 1990-е годы проходили все игры латвийской хоккейной лиги, и поныне читалось бы на силуэте городского пейзажа, если бы заявка Латвии на проведение Чемпионата мира по хоккею 2006 года не была одобрена, и не стала очевидной потребность в арене, которая вмещала бы больше прежних пяти с половиной тысяч зрителей. После ввода в эксплуатацию новой арены, разместившейся в пределах досягаемости от улицы Сканстес – предприятия, увенчавшегося успехом вовремя лишь с большим трудом, снос комплекса Дворца спорта в среднесрочной перспективе был предрешен. Окончательно судьба его определилась в 2008 году, в первую очередь благодаря заинтересованности инвестора в земельном участке, хотя предусмотренное проектом быстрое воссоздание так и не было осуществлено. Подытоживая, можно сформулировать, что этот в высшей степени характерный образец спортивной архитектуры советского времени в Риге – не больше и не меньше – был оценен лишь спустя 38 лет эксплуатации. Склонные к ностальгии вспоминают не столько о качестве исчезающей архитектуры, сколько о ночах, проведенных в очередях за билетами на проходившие здесь в 1980-е годы хоккейные матчи.

Футбол во вновь независимой Латвии и все еще неогороженная стройплощадка

Если пытаться установить из сегодняшней перспективы преемственность того, что было определяющим для футбола и строительства спортивных сооружений в столице Латвии до 1991 года и в структурах, учрежденных в этих областях в постсоветское время, ясную связь с десятилетиями между двумя мировыми войнами можно разглядеть сегодня в возрождении латвийской Высшей лиги. Это почти вынужденное в 1990-е годы обращение к традиции первого периода независимости вскоре привело к созданию Балтийской лиги, которая в свою очередь может быть расценена как продолжение традиции кубков, которые почти ежегодно разыгрывались между национальными сборными Эстонии, Латвии и Литвы в период с 1928 по 1938 год[192]192
  О разногласиях, из-за которых в указанный период одна из трех стран в виде протеста неоднократно отказывалась участвовать в турнире, см. Imgrunt M. Aufstieg in den Adelsstand des Sports. S. 192–194. Балтийская лига, которая проводится в последние десятилетия еще более нерегулярно, напротив, опирается на команды клубов и в отдельные годы приглашала к участию то русскую, то белорусскую команды.


[Закрыть]. Также совсем случайно в нынешней лиге наиболее успешная нерижская команда происходит из города на западном побережье, на сей раз, впрочем, не из Лиепаи (нынешняя команда которой занимает в лиге лишь третью позицию), а из несколько меньшего городка Вентспилса (Виндавы).

Говоря же о преемственности в отношении советского времени, можно отметить, что если в 1950=1980-х годах все основные спортивные сооружения появлялись при школах или промышленных предприятиях, то и после 1991 года ситуация изменилась не слишком сильно, хотя в целом условия отражают сегодня, разумеется, рыночный характер экономики. Лучший, пожалуй, пример тому – ФК «Сконто», с 1991 года четырнадцать раз завоевавший титул латвийского чемпиона, рекламный щит группы компаний «Сконто», снабжавшей спортсменов всем необходимым (в особенности – в долгие годы правления Гунтиса Индриксона (род. 1955), с 1996 года председателя Футбольного союза Латвии). Стадион, сооруженный в начале 2000-х для ФК «Сконто», служит не только одному этому клубу, но является также местом проведения домашних игр латвийской национальной сборной и, значит, унаследовал разом две важные функции, которые еще в 1990-е годы выполнял рижский стадион «Даугава».

О гордых планах советского времени, связанных с преобразованием острова Лутсаусгольм, порой может вспомнить с оттенком грусти иной престарелый рижанин – любитель спорта или знаток архитектуры, даже если сам уже очевидно привык к детским игровым площадкам и песчаным полям для игр в мяч, появившимся здесь с тех пор. Когда искали место для строительства той самой арены, что должна была распахнуть свои двери к Чемпионату мира 2006 года, нежданно-негаданно об острове припомнили снова – впрочем, лишь как об одном варианте из многих. Печалиться впредь можно и о том, что от прежней застройки соседнего Заячьего острова, на котором, по расчетам потребной площади, тоже должны были появиться спортивные сооружения, из-за общего провала всех планов попросту ничего не осталось. Спустя много лет после Второй мировой войны здесь сохранялся десяток-другой деревянных построек, среди которых иные помнили даже раннее население острова – семьи рыбаков. Историческую застройку, которая, согласно планам 1960-х, должна была уступить место институту физической культуры, гостинице и т. п., вместо того (в чем сегодня легко убедиться) принесли в жертву устройству обширного пустыря между телецентром и телебашней.

Перевод с немецкого Антона Вознесенского

Проект памятника

Йожеф Керестеши

 
В году 1982-м, июля четвертого дня,
в Барселоне, на стадионе «Камп Ноу»,
в одной четвертой финала ЧМ[193]193
  По существовавшим в то время правилам, польской команде достаточно было во втором раунде сыграть со счетом 0:0 против советской сборной, чтобы выйти в полуфинал.


[Закрыть], в группе А,
незадолго до окончания последнего матча,
а если быть точным –  на 90-й минуте,
хавбек –  левый крайний –  Влодзимеж Смолярек[194]194
  Włodzimierz Smolarek (1957–2012), в 1980–1992 игрок польской сборной.


[Закрыть]
получает мяч в центре поля…
Он обводит Тенгиза Сулаквелидзе[195]195
  Тенгиз Сулаквелидзе (род. 1956), в 1980–1988 игрок советской сборной.


[Закрыть], и вот
у него возникает возможность
сделать рывок вперед,
к воротами непревзойденного
советского вратаря Рината Дасаева[196]196
  Ринат Дасаев (род. 1957), в 1979–1990 вратарь советской сборной.


[Закрыть].
Путь ему попытается преградить Дараселия[197]197
  Виталий Дараселия (1957–1982), в 1979–1982 игрок советской сборной.


[Закрыть],
а с другой стороны к атаке уже подключается Збигнев Бонек[198]198
  Zbigniew Boniek (род. 1956), в 1976–1988 игрок польской сборной.


[Закрыть].
Счет 0:0, при таком результате
сборная Польши попадает в четверку лучших –
проходит в полуфинал, вышибая июля четвертого дня
СССР с ЧМ-82!
Но тут Влодзимеж Смолярек
делает нечто на удивление странное:
вместо того, чтоб рвануться к воротам,
он –  по дуге –  мчит к угловому флагу,
прикрывая мяч корпусом
от советских защитников,
похищая у них оставшиеся секунды матча.
Затем к нему подключается Бонек и из-под ног трех противников
забирает мяч, а когда обводит четвертого,
разъяренный и огорошенный Сергей Балтача[199]199
  Сергей Балтача (род. 1958), в 1980–1988 игрок советской сборной.


[Закрыть] сбивает его…
Желтая карточка, свободный удар, стремительный бег секунд.
 
 
Ну а мы, довольно посмеиваясь, наблюдаем за трюком,
который Смолярек, кстати, уже проделал
пару минут назад, когда,
получив мяч после свободного, увел его в угол,
и они с подоспевшим Анджеем Бунцолем[200]200
  Andrzej Buncol (род. 1959), в 1980–1986 игрок польской сборной.


[Закрыть] мудохались с ним,
пока не свалились на землю в одной куче с двумя игроками противника.
 
 
Словом, мы потешаемся –  оно и понятно,
ведь, разыгранная повторно, сцена приобретает
комические черты,
мы веселимся,
мой отец, его друг –  агроном с окладистой бородой
и я, двенадцатилетний пацан,
у мерцающего экрана
черно-белого «Ориона»,
и при этом отчетливо понимаем роль умышленного бездействия
при определенных, неблагоприятных, исторических обстоятельствах,
понимаем, что значит сопротивление недеянием,
когда нет нужды кровь из носа стремиться к цели,
а достаточно разрешить вещам просто свершаться.
 
 
Прошло тридцать с лишним лет,
и агроном с окладистой бородой –
с тех пор почтенный профессор университета –
как-то спросил меня: а чего это я пишу
все про каких-то поэтов да романистов,
про этот сомнительный люд, приторговывающий бессмертием,
почему не пишу, ну, к примеру сказать, о нем,
авторе целой дюжины монографий.
Ну хорошо, я исправлюсь –
 
 
и создам вот такой экфрасис:
 
 
Постамент из бетона, простой, высотою с метр,
клином выхваченный из пространства,
бронзовый угловой флажок
и бронзовые же, чуть больше натуральной величины,
фигуры Смолярека, Бонека и тех троих из советской сборной.
Бонек прикрыл собой мяч,
а в паре шагов, упираясь руками в колени,
следит за происходящим Смолярек.
По сторонам постамента –  пышный богатый фриз
в стиле церковной деревянной скульптуры XIV столетия,
с расписанными сочными красками маленькими фигурками:
работяги, военные,
покойники и милиционеры,
пионеры и сутенеры,
кассирши и ризничие,
стукачи, целый взвод епископов,
дальнобойщики, философы, циркачи,
рабочие сцены, торговки рыбой,
восторженные пацаны и измученные учительницы истории,
и мы среди них: мой отец,
его друг –  агроном с окладистой бородой
и я, двенадцатилетний,
освещенные синим мерцающим светом,
с затаенным дыханием наблюдающие
за кратким, как вспышка, актом светского утешения,
явленным в Барселоне, на стадионе «Камп Ноу»,
в году 1982-м, июля четвертого дня.
 

Перевод с венгерского Вячеслава Середы

Йожеф Керестеши родился в 1970 году в г. Эгер, в Венгрии, изучал сначала педагогику в Сегеде, затем историю искусства в университете г. Печ. Поэт, писатель и критик, Керестеши печатается в различных венгерских газетах и журналах, таких как Jelenkor (он был одно время главным редактором), Élet és irodalom и Holmi. В его «Вроцлавских стихах» есть отсылки к польской литературе и культуре, например к Адаму Мицкевичу и Тадеушу Ружевичу. В 2015 году он опубликовал сборник стихов для детей «Кто ест что?» (Mit eszik a micsoda?). Его стихотворение «Проект памятника» (Egy emlékmű tervezete) было переведено на польский язык.

На русском языке Керестеши публикуется впервые.

Штефан Краузе

«Мы живы до тех пор, пока нас помнят»

К топографии памяти о Валерии Лобановском в городском пространстве Киева

Дирк Зуков, Вайкко Фрауенштайн

Как игрок, а гораздо чаще – как тренер, повлиявший на стиль целой эпохи футбола, Валерий Лобановский (1939, Киев – 2002, Запорожье) – герой истории украинского, советского, да и мирового футбола[201]201
  Pomian Th. «Loba» macht den Meister. Dinamo Kiev und der sowjetische Fußball von 1923 bis 1989 // Überall ist der Ball rund, hrsg. von Dittmar Dahlmann u. a. Essen, 2006. S. 61–70. Eggers E. Valerij Lobanowski. Symbiose aus Kraft, Kondition und Geschwindigkeit // Strategen des Spiels. Die legendären Fußballtrainer, hrsg. von Dietrich Schulze-Marmeling. Göttingen, 2005. S. 255–265.


[Закрыть], воспоминаний современников, соратников и болельщиков, а также литературных[202]202
  Ср.: Andruchowytsch J. Lobans Rechenkünste // Totalniy futbol. Eine polnischukrainische Fußballreise, hrsg. von Serhij Zhadan. Berlin, 2012. S. 148–167; Евтушенко Е. Моя футболиада. Полтава, 2009. Издание содержит тексты о советском футболе, созданные поэтом в период 1969–2009 годов. Ни один из них непосредственно Лобановскому не посвящен. Последний, однако, завершает список героев в подзаголовке (От Всеволода Боброва до Эдуарда Стрельцова, от Алексея Хомича до Льва Яшина, от Фердинанда Штейнера до Валерия Лобановского); в предисловии же (с. 5) с надеждой упоминаются и «будущие Лобановские».


[Закрыть], кинематографических[203]203
  Например, документальная картина «Dynamo Kiew – Legende einer Fußballmannschaft» («„Динамо“ (Киев) – легенда одной команды». Германия, 2000, режиссеры Александра Граматке и Барбара Метцлафф), «Система Лобановского» (Россия, 2008) и «Лобановський назавжди» («Лобановский навсегда». Украина, 2016, режиссер Антон Азаров); в игровом кино – фильм «Такая она, игра» (СССР, 1976, режиссеры Владимир Попков и Николай Малецкий).


[Закрыть] и музыкальных[204]204
  Как, например, песни «Рыжий подсолнух» (музыка Игоря Поклада) и «Возвращайся» (музыка Николо Петраша) на слова Юрия Рыбчинского или «А над Крещатиком чистое небо (Памяти В. В. Лобановского)» Константина Павлова.


[Закрыть] произведений. В своей второй роли, длившейся более трех десятилетий, – тренера клуба и национальной сборной – он выступает также протагонистом «рассказов о возрождении», в которых в духе настоящего «мифа о творце» изображается путь к современному, неизвестному прежде футболу. Так, немецкий тренер и футбольный менеджер Ральф Рангник (род. 1958), который сам достоин называться инноватором в области игровой тактики, в многочисленных интервью на протяжении как минимум пятнадцати лет рассказывает один и тот же ставший уже топосом анекдот о потрясающей оригинальности созданной Лобановским манеры игры[205]205
  См., например, интервью газете RevierSport в номере от 21 апреля 2008 года [http://www.reviersport.de/50604-interview-ralf-rangnik-ueber-taktik-fussballprofessoren-schalke-gegen-barcelona.html]; tagesspiegel.de, 7.11.2001; bild.de, 29.05.2008; welt.de, 02.10.2009; sueddeutsche.de, 17.05.2010; tagblatt.de, 29.05.2011; lvz.de, 21.01.2016.


[Закрыть]. В 1985 году, когда он был тренером заштатного футбольного клуба «Виктория» (Бакнанг), проводилась пробная встреча с командой «Динамо» (Киев) Лобановского, которая на время тренировочных сборов разместилась в спортивной школе в городке Руйте (Баден-Вюртемберг). Спустя десять минут после начала матча Рангник остановился и недоверчиво пересчитал игроков противника. Ибо, даже учитывая класс противника, огромный, невиданный прежде прессинг и постоянное численное преобладание его игроков у мяча пробуждали чувство – правда, безотчетное – что в его команде на поле одновременно более одиннадцати игроков. Превосходно-сокрушающее начало этой тактики якобы тотчас же стало ему очевидно и сделалось ключевым моментом его собственного игрового мышления в дальнейшем.

Идейнообразующий потенциал памяти Лобановского с особой силой раскрывается в период независимости Украины, частью национального пантеона которой он является, о чем свидетельствует не только звание Героя Украины, присвоенное ему посмертно в 2012 году[206]206
  Указ Президента Украины [Леонида Кучмы] № 458 от 15 мая 2002 года.


[Закрыть]. Особенно очевидно (в буквальном смысле) это становится в его родном Киеве – городе его величайшей спортивной славы. Здесь память о Лобановском, благодаря количеству отдельных ее элементов и их комбинаций, в виде некоторой парадигмы объемно-визуально вписывается в городское пространство. Личность Лобановского при этом – видная частица фундаментального преобразования историко-топографической текстуры города, претерпевшей со времени конца Советского Союза множество конъюнктурных перемен, среди которых центральное значение имеют, прежде всего, провозглашение независимости в 1991 году, события Евромайдана 2013/14 года, равно как и объявленная с 2015 года декоммунизация. Символическое картирование и переписывание топографии города – и, соответственно, перераспределение мест павших «старых богов» среди героев нынешних, вроде Лобановского, не должны помешать нам уяснить, что в данном случае опосредованное футболом воспоминание – больше чем просто часть актуального межнационального феномена; что оно опирается одновременно на советскую и раннюю постсоветскую практику и топографию памяти, которая к тому же очевидным образом связана с футбольным клубом «Динамо» (Киев). Примером могут служить три памятника.

В 1971 году рядом со стадионом «Динамо» был открыт памятник футболистам, которые, согласно советскому нарративу, были казнены якобы в непосредственной связи с так называемым «матчем смерти», состоявшимся 9 августа 1942 года между командами футбольных клубов «Старт» и «Флакельф»[207]207
  О «матче смерти» в настоящем издании см. статью Анке Хильбреннер, в которой приводится и обширная библиография по теме.


[Закрыть]. Победа команды «Старт» (киевского хлебозавода № 1), сформированной частью из игроков «Динамо» (Киев), над командой противника, состоящей из солдат-оккупантов, была интерпретирована в историческом, литературном и художественном планах как сознательный акт сопротивления перед лицом смерти. Композиция в форме стелы, произведение скульптора И. С. Горового, архитекторов В. С. Богдановского и И. Л. Масленкова, дополняет этот миф.

Короткие футбольные трусы, в которые одеты четверо мужчин, изображенных на этом горельефе, позволяют распознать в них футболистов. Нарочито мускулистые тела и характерные выражения лиц делают их похожими на образы советской героической иконографии, а за счет семантики самого материала футболисты обретают «гранитную твердость» несгибаемых борцов. Прочтение это усиливают стихи Степана Олейника (1908–1982), которые высечены на особом камне при стеле. Не в последнюю очередь следуя сформулированной Максимом Горьким идее, согласно которой при социализме потенциально каждый индивид может стать героем, а каждая общность, следовательно, «коллективным героем», изображенные сливаются в групповой образ героев-спортсменов:

 
За наше сьогодні прекрасне
Вони полягли у двобої…
В віках ваша слава не згасне,
Безстрашні спортсмени-герої!
 

Стихотворный текст сопровождается разъяснением того, как нужно понимать и образ, и слово: «Футболистам киевского „Динамо“, которые, не склонив головы перед гитлеровскими захватчиками, пали смертью храбрых за честь родного Отечества»[208]208
  «Футболістам київського „Динамо“, які, не схиливши голови перед гітлерівськими загарбниками, полягли смертю хоробрих за честь рідної батьківщини».


[Закрыть].

Еще один памятник героям «матча смерти» был открыт в 1981 году вблизи стадиона «Старт» – исторического места самой игры. В том же году в честь ФК «Старт» был переименован стадион, расположенный в Шевченковском районе и прежде называвшийся «Зенитом». «Матч смерти» здесь также представляет вознесенная в «высшие сферы» на модернизированной каннелированной колонне скульптурная группа из бронзы, выполненная в духе советского героического нарратива. Ее герой воплощает советский идеал гегемониальной мужественности, причем идея воплощения, учитывая полную (исключая половые органы) наготу фигуры, воспринимается практически буквально. Упомянутый в процитированном выше стихотворении «спортсмен-герой» с мячом у ноги попирает немецкого имперского орла; свастика в глазу поверженной геральдической птицы, заметная даже на среднем расстоянии, обозначает победу над фашистами.

Стилистически восходящая к догматике социалистического реализма, наглядно дополняющая образ социалистического героя скульптурная группа не может тем не менее скрыть ссылку на иконографический прообраз, так как служит светским изводом изображения почитаемого в православной церкви, а следовательно в России и на Украине, святого великомученика и воина Георгия-победоносца. Вместо копья, характерного атрибута святого воина, в качестве оружия здесь выступает футбольный мяч, через посредство которого наглядно воплощается в общепонятной форме память о мáстерской – опять же в буквальном смысле – победе над злом. С другой стороны, памятник восходит к традиции изображения столпника, одновременно изолированного от мира и зримо являющего миру свою неоспоримую добродетель – в чем и уподобляется ему советский герой-футболист. Наконец, обнаруживает его фигура родство и с семантикой богатырских былин, один из героев которых – Илья Муромец – известен также как освободитель Киева от нашествия татарских племен.

Контекста «матча смерти» касается и памятник, установленный вблизи улицы Академика Грекова в части города Сырец (скульптор Юрий Багалика, архитектор Руслан Кухаренко), правда уже в постсоветское время – в 1999 году. Монумент вызывает в памяти концентрационный лагерь «Сырец», сооруженный в 1942 году и расположенный к северу от города, невдалеке от Бабьего Яра. В композиции, которая следует золотой середине между абстракцией и фигуративностью, центральным элементом иконографии является также футбольный мяч. Направленный мощным ударом игрока (которого здесь не видно) бронзовый шар, словно артиллерийский снаряд, взрывает правый нижний угол глянцевитого куба из черного камня, который следует понимать как символ темной, угнетающей и на первый взгляд вовсе не «прозрачной» власти. На бронзовой плите, вмонтированной в грунт, поименованы жертвы фашистской оккупации, которым и посвящен памятник, причем игроки киевского клуба упоминаются здесь лишь во вторую очередь: «На этом месте во время немецко-фашистской оккупации города Киева с 1941 по 1943 год были расстреляны военнопленные, футболисты киевского „Динамо“ и мирные жители Украины. Вечная им память и слава»[209]209
  «На цьому місці під час німецько-фашістської окупації м. Києва у 1941–1943 роках були розтріляні військовополені, футболісти київського „Динамо“ та мирні жителі україни. Вічна їм пам’ять і слава».


[Закрыть].

Ил. 1. Надгробие В. Лобановского на Байковом кладбище в Киеве. Фото: Дирк Зуков

Еще прежде смерти знаменитого игрока и тренера Лобановского, таким образом, в городе сформировалась некая топография памяти – посредством футбола вообще и киевского клуба «Динамо» в особенности. В случае с Лобановским, однако, за рамками таких нарративов, как дух самопожертвования, активное сопротивление и социалистический героизм, происходит исключительно важная смена надличностной памяти индивидуально-биографической. Это становится очевидным применительно уже к его надгробию на киевском Байковом кладбище. Обширная территория служит местом последнего упокоения, среди прочих, многочисленных знаменитых художников, писателей, ученых и политиков: от композитора Николая Лысенко (1842–1912), поэтессы Леси Украинки (1871–1913) и историка Михаила Грушевского (1866–1934) до авиаконструктора Олега Антонова (1906–1984) и Владимира Щербицкого, первого секретаря Коммунистической партии Украинской ССР в 1972–1989 годах[210]210
  См.: Жадько В. Некрополь на Байковiй горi: лiтературно-публiцистичне видання. Кïев, 2008.


[Закрыть]. Тем не менее памятник Лобановского (сектор 52а) имеет сравнительно крупный масштаб.

Смысловой центр памятника образует бронзовая статуя спортсмена в полный рост, выполненная вполне в рамках традиции, по канонам реализма. Особую связь с киевским «Динамо» скромно обозначает эмблема клуба на левой стороне груди. Объем памятнику придает полукруглая колоннада за спиной у статуи, по архитраву которой идет надпись на русском: «Мы живы до тех пор, пока нас помнят». Сооружение это, имеющее в архитектуре обширную традицию, обычно используется как некая формула славы; однако здесь колоннада одновременно напоминает и об оформлении главного входа на стадион «Динамо», названный в честь Валерия Лобановского, и тем самым увековечивает триумф, которого вместе с этим клубом добился спортсмен. Надгробный памятник, таким образом, не следует какой-либо иконографии, непосредственно связанной с футболом, в отличие от расположенных по соседству могил футболистов Юрия Воинова (1931–2003), Андрея Баля (1958–2014) и Андрея Гусина (1972–2014), биографии которых тоже тесно переплетены с клубом «Динамо». Эти захоронения включают очертания игрового поля (Воинов) или его секторов – область углового флажка, к примеру (Баль), изображают умершего в тренировочной (Бялькевич) или игровой форме (Гусин), в проходе (того же Гусина) с мячом, причем спортивная динамика комбинируется с мотивами космического полета.