Текст книги "Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века"

Поскольку представители полковой и сотенной казацкой старшины не оставили развернутых педагогических текстов, для реконструкции основных стратегий и реперных точек воспитательных программ были собраны разрозненные рассуждения авторов воспоминаний, фрагменты переписки и других эго-документов. Так стало возможно восстановить сознательно принятую многими старшинскими семьями линию воспитания детей, включавшую институциональный аспект и формулировку целей воспитания. Важную роль для понимания этих процессов имеют также идеи, высказанные интеллектуалами, включенными в казацко-старшинскую среду.

Первый этап «программы» воспитания детей казацкой старшины – домашнее обучение. Отсутствие интереса исследователей к домашнему образованию объясняется акцентированным вниманием к общественным формам образования. В большинстве работ по истории образования в Российской империи, написанных в XIX – начале ХХ века, звучали выводы о том, что «как семейное, так и пансионное образование было мало удовлетворительно. Конечно, отдельной семье, живущей в провинции, нанять хороших учителей было не только трудно, но прямо невозможно»[136]136
  Каптерев П. Ф. История русской педагогики. СПб., 1909. С. 141.


[Закрыть]. Подобные оценки надолго закрепятся в историко-педагогической литературе. Хотя в последнее время европейские и российские историки начали проводить такие исследования, сдерживающим фактором для их развития называется немногочисленность и труднодоступность источников даже по отношению к семьям столичной русской аристократии конца XVIII века[137]137
  Берелович В. Образовательные стратегии русских аристократов. Воспитание сирот Голицыных (1782–1790) // Карп С. Я., Мезин С. А. (Отв. ред.). Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. С. 318–329, здесь с. 318.


[Закрыть].

И все же отдельные свидетельства, упоминания и ремарки позволяют говорить о типичных, повторяющихся элементах и приемах воспитания в среде казацкой элиты. Важно отметить, что характерной чертой старшинского быта XVIII века были занятия со своими детьми грамотой на самом раннем этапе их обучения. Так, Илья Тимковский, сын подсудка поветового суда, впоследствии профессор Харьковского университета, писал, что основам церковнославянской грамоты его обучила мать[138]138
  Тимковский И. Ф. Мое определение в службу // Москвитянин. 1852. № 17. С. 27–48, здесь с. 4.


[Закрыть]. Затем, для более серьезной и систематической учебы, в качестве домашних учителей казацкая старшина зачастую привлекала студентов православных коллегиумов или Киевской академии. С этими молодыми людьми заключался договор (так называемые «кондиции»), определявший условия и срок работы в качестве домашнего наставника. Это была традиционная практика, к которой прибегали как отдельные семьи казацкой старшины, так и несколько семей, объединяя свои материальные ресурсы[139]139
  Багалей Д. И. Исторические повести и статьи Г. Ф. Квитки // Киевская старина. 1893. № 8. С. 213–230, здесь с. 227.


[Закрыть]. Подчеркиваем, что это явление было характерно именно для украинских земель. Исследователи давно обратили внимание что заключение кондиций в XVIII веке не было распространенной практикой в великороссийских землях, поскольку значительно меньше была потребность общества в образовании, а также в силу «молодости» духовных школ[140]140
  Знаменский П. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Казань, 1881. С. 273.


[Закрыть]. Владимир Берелович, изучая образовательные стратегии русских аристократов, пришел к выводу, что нанять нескольких домашних учителей в России в XVIII веке было по карману лишь немногим состоятельным людям[141]141
  Берелович В. Образовательные стратегии. С. 318.


[Закрыть]. Однако на землях Гетманщины и Слободской Украины наличие академии и коллегиумов, которые могли предложить обществу достаточное количество потенциальных учителей, делало приглашение учителя и заключение с ним кондиций весьма распространенным явлением в среде казацкой старшины. К слову, студентов коллегиумов в качестве домашних учителей охотно приглашали и русские вельможи, военные и чиновники, пребывавшие на службе в этом крае, жившие в одной среде с казацкой старшиной. Так, учителем детей острогожского подполковника Ивана Шевякова в 1747 году был студент Харьковского коллегиума Гавриил Венецкий. Учителем графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, когда ему было 13 лет (в конце 1730‐х годов), был приглашен студент Черниговского коллегиума Тимофей Сенютович[142]142
  Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914. Т. 1. С. 780.


[Закрыть]. В городах, в которых существовали коллегиумы, возникло репетиторство, когда к подготовке старшинских детей привлекали и преподавателей. Например, учитель Харьковского коллегиума Яков Толмачев (будущий профессор Петербургского университета) оставил воспоминания о занятиях репетиторством в семьях харьковских помещиков[143]143
  Толмачев Я. В. Автобиографическая записка // Русская старина. 1892. Т. 75. С. 699–724, здесь с. 706.


[Закрыть].

Образовательный уровень студентов коллегиумов, которых нанимали в качестве домашних учителей, был достаточно высок. Образ такого учителя вошел в украинскую литературу с определениями «ученый богослов» и «философ», что фиксировало статус человека, который дошел «в науках» до высших классов. Сохранившиеся контракты показывают, что домашние учителя занимались с детьми казацкой старшины не только славяно-русской грамотой, но и латинским, немецким, французским языками[144]144
  Бакай Н. Южно-русский дворянин XVIII века // Киевская старина. 1885. № 4. С. 717–742, здесь с. 726.


[Закрыть]. Например, в 1774 году студент Харьковского коллегиума Фома Момонов заключил контракт с помещиком Острогожской провинции Гавриилом Венецким[145]145
  Гавриил Венецкий упоминался выше как студент Харьковского коллегиума, который был на «кондициях».


[Закрыть] на обучение троих его сыновей немецкому и латинскому языкам, арифметике и геометрии[146]146
  Об обучении студентом Харьковского коллегиума Момоновым детей помещика Венецкого (Центральний державний історичний архів України, м. Київ. Ф. 1973. Оп. 1. Спр. 1243. Арк. 1).


[Закрыть]. В других подобных договорах того времени зафиксировано обязательство учить детей латинскому и немецкому языкам, русскому и французскому, в конце века все чаще – латинскому и французскому[147]147
  Сулимовский архив. Фамильные бумаги Сулим, Скоруп и Войцеховичей. Киев, 1884. С. 141.


[Закрыть]. В контрактах подчеркивалось высокое положение учителя в доме: он имел общий стол с помещиком, собственное помещение (комнату) и слугу.

Примечательно, что в текстах контрактов нередко фиксировались обязанности учителя по нравственному воспитанию своих учеников. Одно из «типичных» условий договора гласило, что учитель должен «отвращать» своих воспитанников от «всяких шалостей и приводить сколько возможно к доброму поведению и состоянию»[148]148
  Об обучении студентом Харьковского коллегиума Момоновым детей помещика Венецкого (Центральний державний історичний архів України, м. Київ. Ф. 1973. Оп. 1. Спр. 1243. Арк. 1).


[Закрыть]. Конечно, это предполагало наличие высоких моральных качеств у самих студентов. Именно поэтому старшина обращалась к руководству академии и коллегиумов за рекомендациями, подыскивая соответствующие кандидатуры. Характерен ответ киевского митрополита переяславскому помещику Акиму Сулиме в феврале 1790 года на просьбу подыскать наставника для его сыновей, что в тот момент в Киевской академии не нашлось кандидата, отвечавшего необходимым критериям, достойного учить и влиять на ученика примером христианских добродетелей (вскоре он нашелся)[149]149
  Сулимовский архив. С. 140–141.


[Закрыть]. Кстати, эти традиции практически исключали появление в домах старшины людей, «которые лакеями, парикмахерами и другими подобными ремеслами всю жизнь свою препровождали», при этом были приняты в семьи, поскольку невозможно было «сыскать лучших учителей»[150]150
  Именно так был сформулирован один из аргументов о необходимости основания Московского университета в указе от 24 января 1755 г. См.: Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XIV. № 10346. С. 286.


[Закрыть]. Анекдотами и реальными историями о том, как дети помещиков вместо французского языка выучили чухонский, а также замечаниями о других проблемах, связанных с поиском квалифицированных учителей в России, полны мемуары, их достаточно давно отметили и исследователи[151]151
  Чечулин Н. Д. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. Исторический очерк. СПб., 1889. С. 52; Богословский М. Быт и нравы русского дворянства в первой половине XVIII века. М., 1906. С. 6–7.


[Закрыть].

Контракты и другие документы фиксируют очевидное желание родителей иметь в своем доме не только учителя, преподающего определенный предмет и приходящего только на время занятия, но также воспитателя/гувернера, постоянно находящегося с ребенком для того, чтобы прививать ему разные привычки и навыки. На этом основании можно утверждать, что на украинских землях с явлением кондиций связано зарождение и института гувернеров. Это важно отметить, ибо в историко-педагогической литературе появление гувернеров обычно относят к более позднему времени, связывают с семьями аристократов и делают акцент на воспитателях-иностранцах и моде на них, пришедшей от российской элиты[152]152
  Дзюба О. М. Приватне життя. С. 149–150.


[Закрыть].

Среди языков, которые звучали в семьях казацкой старшины, важнейшую роль играл латинский язык. Во многих воспоминаниях, описывающих домашнее воспитание XVIII века, общим местом было указание на то, что отцы (сотенная и полковая казацкая старшина), получившие «латинское» образование, любили и сами заниматься со своими детьми латинским языком (воспоминания Ильи Тимковского[153]153
  Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 10.


[Закрыть], сенатора Федора Лубяновского, писавшего, что отец его был «сам большой латинист»[154]154
  Лубяновский Ф. П. Воспоминания // Русский архив. 1872. Вып. 1. С. 98–185, здесь с. 100.


[Закрыть]). Это обстоятельство отличает казацкую старшину от российского дворянства, только незначительная часть которого изучала и знала латинский язык[155]155
  В этой связи очень интересен вывод Макса Окенфуса о том, что отношение к латинским классикам и к Цицерону является полезным инструментом для измерения степени и стиля вестернизации в начале Нового времени, которые были разными у казацкой старшины и духовенства украинских земель и русского дворянства и духовенства (Okenfuss M. J. The Rise and Fall of Latin Humanism in Early-Modern Russia: Pagan Authors, Ukrainians, and the Resiliency of Muscovy. Leiden; New York; Koln, 1995. Р. 239). Cледует отметить, что значительное украинское (малороссийское) культурное влияние на великорусское общество в XVIII веке неоднократно становилось объектом изучения исследователей, в том числе авторы затрагивали и образовательный, и церковный аспекты. Кроме названной работы Макса Окенфуса отметим еще несколько работ: Харлампович К. В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914; Saunders D. The Ukrainian impact on Russian culture, 1750–1850. Edmonton, 1985.


[Закрыть]. В письмах к сыновьям отцы очень часто подчеркивали необходимость изучения и немецкого, с указанием на желательное продолжение обучения в немецких университетах[156]156
  Частная переписка Григория Андреевича Полетики (1750–1784 г.) // Киевская старина. 1893. № 6. С. 491–506, здесь с. 496.


[Закрыть]. Вместе с тем французский язык становился очевидным признаком принадлежности к дворянскому сословию. Нами найден весьма примечательный каталог личной библиотеки судьи Погарского земского повета Степана Лашкевича, насчитывавшей более 300 томов, в котором значатся более восьми десятков книг на французском, латинском и немецком языках (грамматик, учебных пособий, философских произведений, романов)[157]157
  Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 1–6). Степан Лашкевич не обладал значительными земельными владениями, но имел родственные связи с влиятельной казацкой старшиной Гетманщины.


[Закрыть].

В старшинских семьях было принято, чтобы приглашенные на праздник гости устраивали экзамен учившимся детям. Это явление, типичное для этой среды, неоднократно попадало на страницы произведений художественной литературы того времени, например романа Григория Квитки-Основьяненко «Пан Халявский»[158]158
  Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Пан Халявський // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 7–197, здесь с. 88.


[Закрыть]. Казацкая старшина жаждала продемонстрировать родственникам и соседям достижения в воспитании своих чад. Такие «презентации», описанные в воспоминаниях и художественной литературе, свидетельствуют о том, что воспитательные идеалы этих людей были связаны с ценностями новогуманистического образования (принципами pietas litterata («просвещенного благочестия») и классической традицией), приобщением к античному наследию, овладением риторической культурой. Ярким проявлением этого процесса становились панегирики и декламации стихов с прославлением хозяина дома, с уверениями в том, что «дух искусства» взлетает «выше гор парнасских»[159]159
  Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Панна сотниковна // Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1979. Т. 4: Прозові твори. С. 291–320, здесь c. 304.


[Закрыть]. Античная литература, ее образы и герои были неотъемлемой частью разных форм досуга семей казацкой старшины. Впрочем, иногда случалось, что в этих произведениях вместо имени древнегреческого бога Плутона случайно появлялся «дядя Платон»[160]160
  Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 15.


[Закрыть]. Однако такие «ошибки», «замены» и «подмены» демонстрируют, как именно на уровне повседневности протекали адаптационные процессы, привносившие в воспитательные практики казацкой старшины определенные новации, как переплетались элементы народной культуры и высокая ученость. В целом студенты коллегиумов и Киевской академии, плоть от плоти своих alma mater, несли в общество характерные для этих учебных заведений воспитательные цели и дидактические приемы.

В воспоминаниях о детстве, проведенном в семьях казацкой старшины, авторы нередко упоминали о книгах для детского чтения (первенство, конечно, за «Приключениями Телемака»[161]161
  Интересно, что в конце XVIII века этот роман Фенелона на русский язык перевел юный Федор Лубяновский, будущий сенатор, который родился на Полтавщине (перевод был опубликован в Москве в 1797–1800 годах).


[Закрыть] и «Робинзоном Крузо»). В реестрах личных библиотек представителей казацкой старшины фиксируется немало книг по воспитанию детей. Показателен пример личной библиотеки упомянутого Степана Лашкевича, в которой значится немало детских книг[162]162
  Каталог бібліотеки бунчукового товариша С. І. Лашкевича (Інститут рукопису Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського. Ф. ІІ. Спр. 6781. Арк. 2–5).


[Закрыть]. Это переведенные на русский язык и опубликованные в те же годы «Детское училище» Лепренс де Бомон, арабские сказки «Тысяча и одна ночь» и «Серальския скаски» Марианн Аньес де Фок, нравоучительные книги для детей[163]163
  В реестре значатся, например, в переводах на русский язык «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, «Железная маска» Шарля де Фие Муи, «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны» Алена Рене Лесажа, «Приключения Маркиза» Антуана Франсуа Прево д’Экзиля.


[Закрыть]. Интересно, что в библиотеке было несколько трудов педагогической направленности, а именно: произведение Джона Локка «О воспитании детей» (на русском) и «Эмиль» Жан-Жака Руссо (на французском), книги о воспитании светской особы, которая должна уметь вести себя в соответствии с нормами дворянской среды[164]164
  Например, такие книги: Ламбер Анн Терез де. Письма госпожи де Ламберт к ея сыну о праведной чести и к дочери о добродетелях приличных женскому полу. СПб., 1761; Семенов П. Товарищ разумной и замысловатой, или Собрание хороших слов, разумных замыслов, скорых ответов, учтивых насмешек и приятных приключений знатных мужей древняго и нынешняго веков. М., 1787; Бельгард Жан Батист Морван де. Совершенное воспитание детей. Содержащее в себе; молодым знатнаго рода, и шляхетнаго достоинства людям, благопристойные маниры, и приличныя поведении. Со многими к поспешествованию щастия их способными правилами, и нравоучительными разсуждениями. СПб., 1760.


[Закрыть], о воспитании девочек[165]165
  Должности женскаго полу: По требованию знатнаго господина, написаны от некоторой женщины / Переведены с немецкаго на российской язык. М., 1760.


[Закрыть], пособия по обучению детей рисованию и музыке[166]166
  Некрасов М. Я. Краткое наставление к рисовальной науке в пользу российскаго юношества. [М.], 1760; Вевер Х. Л. Методической опыт. Каким образом можно выучить детей, читать музыку, столь же легко, как и обыкновенное письмо. М., 1773.


[Закрыть]. Примечательно, что некоторые книги повторялись в «русском» и «иностранном» отделах библиотеки, как, например, «Приключения Телемака» и «Похождения Жиль Бласа из Сантильяны». Однако «французский» отдел наполнен прежде всего философскими произведениями и рядом известных романов выдающихся авторов (здесь и Вольтер, Жан-Жак Руссо, Жан Батист Расин, Анри Жозеф Дюлоран, Мари Мадлен Лафайет). В библиотеке Степана Лашкевича было немало книг на русском языке, которые не относят к собственно «детским», но, как свидетельствуют документы, их читали в юном возрасте[167]167
  Например, анонимный роман «Житие и достопамятныя приключения Зелинтовы», «Нравоучительные сказки» Жана Франсуа Мармонтеля, «Капитана Самуилы Брунта путешествие в Каклогалинию или в Землю петухов, а от туда в Месяц» Джонатана Свифта.


[Закрыть]. Привлекают внимание и книги, написанные с целью помочь молодым людям усвоить основы современного научного знания[168]168
  В библиотеке Степана Лашкевича это переведенные на русский язык: книга Жана-Анри-Самюэля Формея «Краткое понятие о всех науках. Для употребления юношества», а также «Детская книга, или Общия мнения и изъяснение вещей, коим детей обучать должно: Весьма полезное дело для тех, коим воспитание детей вверено».


[Закрыть]. Библиотека Степана Лашкевича, любопытная своей «педагогической направленностью», является показателем возраставшего интереса казацкой старшины к организации занимательного и поучительного досуга своих детей, а также рефлексии об обязанностях родителей в отношении воспитания. В этой связи примечательно то, что сын Степана Лашкевича Иван, по мнению Сергея Плохия, мог быть среди авторов анонимной «Истории русов», одного из важнейших текстов современной украинской истории[169]169
  Плохій С. М. Козацький міф. С. 288. Разделяем мнение С. Плохия о том, что изучение среды, в которой возникла «История русов», пребывает в начальной стадии (С. 382).


[Закрыть]. Это произведение являло собой старшинскую версию истории Украины, продолжая традицию создания и распространения исторического знания, идущую от казацких летописей (Самуила Величка, Григория Грабянки и др.)[170]170
  Там же. С. 372.


[Закрыть].

Примечательно, что начиная с середины XVIII века информация о покупках детских книг казацкой старшиной очень часто встречается в источниках. Детские книги в 1750‐х годов покупал лубенский полковник Петр Кулябка[171]171
  Модзалевський В. З історії книги на Україні // Книгарь. 1918. Січень. Ч. 5. С. 235–238, здесь с. 237.


[Закрыть]. В 1789 году архимандрит Христофор Сулима писал своему брату Акиму, переяславскому помещику, что обязательно привезет гостинцы племянникам – каждому по «книге с картинками»[172]172
  Сулимовский архив. С. 134–135.


[Закрыть]. Такое отношение к детским книгам, ставшее уже нормой в этой среде, объясняет замечание в воспоминаниях Андрея Стороженко, относящихся к концу XVIII века, о том, что в родительском доме он испытывал «ужасную нужду в самом необходимейшем для жизни», а именно не имел ни одной принадлежащей ему книги[173]173
  Стороженки: Фамильный архив. Т. 1. Киев, 1902. С. 179.


[Закрыть].

Все это свидетельствует о том, что в ряде семей казацкой старшины задачи домашнего воспитания решались с учетом достижений европейской культуры раннего Нового времени.

Следующий этап «программы» воспитания детей казацкой старшины предполагал обучение в одном из православных коллегиумов или в Киевской академии. Как уже отмечалось, в этих учебных заведениях были восприняты многие воспитательные и образовательные традиции гуманистических школ Европы, прежде всего иезуитских коллегиумов. Их важной характеристикой была фактическая ориентация на программу «Ratio Studiorum». Во всех коллегиумах преподавались высшие дисциплины – философия и богословие. С конца 1730‐х годов в программу обучения постепенно включали предметы, ранее не преподававшиеся в этих школах, такие как новые языки. Безусловно, как и во всех учебных заведениях этого типа, образовательные задачи тесно переплетались с религиозно-нравственным воспитанием[174]174
  Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 232–265.


[Закрыть]. В Киево-Могилянской академии и православных коллегиумах из опыта иезуитской педагогики позаимствовали продуманную и разветвленную систему поощрений и наказаний учеников. Типичны воспоминания Федора Лубяновского, который писал, что окончил Харьковский коллегиум «с благоговением к Евангелию и учению церкви, с покорностию начальству и не от страха, а по чувству необходимости в руководстве». Лубяновский подчеркнул, что его не готовили к духовному званию. Он ощутил разницу в воспитании, поступив в университет, в котором, по его словам, никто не имел определенной цели (кроме студентов-медиков), а просто «все мы просвещались»[175]175
  Лубяновский Ф. П. Воспоминания. С. 113–114.


[Закрыть].

Важно отметить, что, в отличие от духовных семинарий Российской империи, в православных коллегиумах и Киевской академии на протяжении всего XVIII века продолжали учиться дети казацкой старшины (дворянства). Хотя среди учащихся коллегиумов и Киевской академии в целом преобладали дети духовенства, в них учились также сыновья и рядовых казаков, и мещан, и крестьян[176]176
  О процентном соотношении детей духовенства и других социальных слоев, а также о мотивах получения образования в этих школах подробнее см.: Яременко М. «Академіки» та Академія. Соціальна історія освіти й освіченості в Україні XVIII ст. Харків, 2014. С. 127–225; Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 266–298.


[Закрыть]. Специальное исследование социального состава учащихся коллегиумов позволило опровергнуть распространенный в историографии тезис о том, что во второй половине века казацкая старшина «отвернулась» от этих учебных заведений[177]177
  Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 272–274.


[Закрыть]. Напротив, в воспоминаниях отмечалось, что и на рубеже XVIII – ХIХ веков дворянские дети по обыкновению учились в коллегиумах[178]178
  Тимковский Е. Ф. Воспоминания о моей жизни // Киевская старина. 1894. № 3. С. 364–381, здесь с. 377.


[Закрыть].

Существует множество свидетельств того, что в Киевской академии и коллегиумах очень внимательно относились к потребностям воспитания шляхетских детей. Известно, что создание и процветание коллегиумов были обусловлены значительными пожертвованиями от представителей разных слоев населения. В результате коллегиумы владели имениями (землями, угодьями, селами с зависимым населением), доходы от которых шли на удовлетворение потребностей учителей и обучающихся. Особенно богатые владения имел Харьковский коллегиум[179]179
  См. подробно об этом: Посохова Л. Ю. Харківський колегіум (ХVІІІ – перша половина ХІХ ст.). Харків, 1999. С. 25–28.


[Закрыть]. При этом у всех коллегиумов были меценаты, которые на протяжении значительного времени поддерживали именно сыновей обедневшей шляхты. Они перечисляли деньги на содержание детей, одежду, покупку для них собственных учебных книг. Наиболее ярким примером такой благотворительности является огромная и разнообразная помощь Харьковскому коллегиуму представителей нескольких поколений династии князей Голицыных, которая длилась на протяжении всего XVIII века[180]180
  Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 65–66, 255, 304.


[Закрыть]. В 1802 году князь Александр Михайлович Голицын (бывший русский посол во Франции и Англии, вице-канцлер) писал руководству коллегиума о необходимости по-прежнему принимать на учебу детей дворян, отмечая, что для них существует «недостаточное количество» училищ[181]181
  Письма и отношения по делам Харьковского коллегиума с 1796 по 1806 год (Відділ книжкових пам’яток, цінних видань і рукописів Центральної наукової бібліотеки Харківського національного університету імені В. Н. Каразіна. Зібр. Рукописів. Спр. 182/с 141. Арк. 64).


[Закрыть].

Имеются подтверждения того, что в коллегиумах к детям из старшинских семей применяли и некоторые особые воспитательные приемы. Например, ученикам из знатных семей адресовали письма-увещевания преподаватели и даже руководители коллегиумов. Так, в феврале 1764 года ректор Харьковского коллегиума Иов Базилевич написал письмо ученику Симеону Шабельскому, отпрыску известной на Слобожанщине дворянской семьи (на латыни)[182]182
  Письмо было опубликовано сначала в оригинале (Лебедев А. С. Харьковский коллегиум как просветительский центр Слободской Украины до учреждения в Харькове университета. М., 1886. С. 91–92), а затем А. Войтковым в переводе на русский язык.


[Закрыть]. Ректор рекомендовал ученику «благочестие, страх Божий и прилежание к наукам»[183]183
  Цит. по: Войтков А. Н. Иов Базилевич, епископ Переяславский, и участие его в церковно-политической жизни Польской Украйны (1771–1776) // Труды Киевской духовной академии. 1903. № 6. С. 320–332, здесь с. 324.


[Закрыть]. Общая тональность письма – забота и дружеская поддержка, которую подчеркивала и подпись: «От души тебе благожелающий».

Учителя коллегиумов и академии (среди них были и дворяне по происхождению) проявляли большой интерес к книгам по педагогике вообще и воспитанию дворян, о чем свидетельствуют их личные библиотеки и переводческая деятельность. Например, Михаил Ковалинский, известный как биограф выдающегося украинского философа Григория Сковороды, выступил переводчиком изданий, ставящих вопросы целей воспитания знатной особы[184]184
  Д’Аламбер Ж. Записки Христины королевы шведской / С примечаниями г. Д’Аламберта; Переведено с французскаго языка [Михаилом Коваленским]. СПб., 1774.


[Закрыть].

Вполне закономерно, что в XVIII веке можно наблюдать сложившиеся династии казацких старшинских семей, представители которых традиционно учились в коллегиумах и Киевской академии. Некоторые исследователи подметили, что в отличие от академии, которая привлекала детей знатных персон, в коллегиумы шла менее родовитая украинская казацкая шляхта[185]185
  Максимович Г. А. Деятельность Румянцева-Задунайского по управлению Малороссией. Т. 1. Нежин, 1913. С. 123.


[Закрыть]. Действительно, в Черниговском коллегиуме учились такие старшинские династии, как Тризны, Шубы, Жураковские, Комаровские, Стаховичи, Борозны, Лизогубы, Стороженки, в Харьковском – Двигубские, Буткевичи, в Переяславском – Базилевичи, Исаевичи, Петровские-Бахчевские, Лебедевы. В этой связи подчеркнем, что «латинское образование», охватившее последовательно несколько поколений многих старшинских семей, представляло уже довольно значительное культурно-педагогическое явление, укоренившееся и приобретшее свои особенности. Слой людей, вовлеченных в процесс «вестернизации», был достаточно широким. При этом важно, что «латинское образование» не насаждалось и не стимулировалось какой-либо инициативой «сверху», а было проявлением потребностей и устоявшихся образовательных традиций, представляло собой реализацию культурных запросов данного социального слоя. Это объясняет многочисленные ремарки в воспоминаниях о том, что такое коллективное воспитание в среде казацкой старшины считалось предпочтительнее частных пансионов, уже возникших в это время на украинских землях[186]186
  Винский Г. С. Мое время. Записки. СПб., 1914. С. 14.


[Закрыть].

В мемуарах, относящихся к XVIII веку, подчеркивается традиционная приверженность казацкой старшины «своим» коллегиумам и академии. Однако эти же источники позволяют увидеть рефлексию в отношении новой дворянской идентичности и связанные с этим напряженные поиски оптимальной программы образования и воспитания для своих детей. Со второй половины XVIII века воспитательные практики, характерные для местной казацкой старшины, обладающей властью и определенным достатком (далеко не всегда значительным), подвергаются переосмыслению в тесной связи с формированием статусных представлений. Эта тема воспитания сыновей в новых условиях для многих старшин становится предметом специального внимания, консультаций, переписки, связанной с поисками знатных покровителей[187]187
  Это можно наблюдать, например, в воспоминаниях брата Ильи Тимковского, Егора, ставшего дипломатом и писателем: Тимковский Е. Ф. Воспоминания. С. 367.


[Закрыть]. Стратегию обучения своих сыновей казацкая старшина нередко обсуждала с привлечением людей, получивших образование в европейских университетах. Известно, что немало выходцев из украинских земель училось в иезуитских коллегиумах и академиях Речи Посполитой, университетах, прежде всего немецких[188]188
  Исследователи неоднократно предпринимали попытки установить количество и проанализировать состав выходцев из украинских земель, учившихся в европейских университетах в XVIII веке. Такие студенты были в Виттенбергском, Гейдельбергском, Кенигсбергском, Лейпцигском, Йенском, Кельнском, Ростокском и других университетах (см. подробнее об этом: Нічик В. М. Києво-Могилянська академія і німецька культура. Київ, 2001. С. 32–37, 136–149, 156). Наиболее полные данные о студентах из Российской империи в немецких университетах см.: Андреев А. Ю. Русские студенты в немецких университетах ХVІІІ – первой половины ХІХ века. М., 2005. Говоря о выходцах из украинских земель, мы имеем дело не только с представителями самых знатных и богатых семей, хотя, безусловно, это прежде всего были сыновья полковой и сотенной старшины.


[Закрыть]. В этой связи интересна переписка середины 1790‐х годов между Афанасием Шафонским и помещиком Переяславского полка Акимом Сулимой, который, намереваясь отправить сыновей в Германию, расспрашивал обо всех деталях образования и воспитания в этой стране[189]189
  Шафонский А. Ф. Четыре письма А. Ф. Шафонского к А. С. Сулиме о порядке обучения в Галльской «педагогии» (1794–1797 гг.) // Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. Киев, 1900. Кн. 14. Вып. 2. С. 71–83.


[Закрыть]. Сам же Шафонский, сын небогатого сосницкого сотника, учился в Галле, Лейдене и Страсбурге, где получил степень доктора медицины. Своего сына и еще одного родственника он также отправил в Германию для завершения образования.

Личные источники показывают, что во второй половине XVIII века казацкая старшина в большинстве своем по-прежнему придерживалась традиционной «программы» обучения и воспитания. Однако многие представители старшины начинают выражать неудовлетворение «латинским» образованием[190]190
  Лубяновский Ф. П. Воспоминания. С. 113.


[Закрыть]. На это повлияла просветительская критика «латинского» образования, звучавшая во всей Европе, с которой были знакомы образованные слои украинского общества. В результате казацкая старшина все чаще выражала сомнение в пользе такого образования для карьеры и служебной деятельности сыновей[191]191
  Тимковский И. Ф. Мое определение. С. 30; Винский Г. С. Мое время. С. 13–15.


[Закрыть]. При этом очевидно, что и процесс нобилитации, необходимость подтверждения дворянского достоинства, и связанные с этим поиски новой идентичности[192]192
  О ходе длительного процесса нобилитации и поисках идентичности см.: Плохій С. М. Козацький міф. С. 180–190.


[Закрыть] стимулировали критическое осмысление выбора стратегий образования.

С середины XVIII века фиксируется и начало институционального кризиса в самих православных коллегиумах и Киевской академии, наблюдаются существенные сдвиги в определении целей воспитательного процесса. В связи с новыми запросами старшины с 1760‐х годов в этих учебных заведениях велись поиски путей создания модели, подобной шляхетским коллегиумам (Collegium Nobilium). Это было обусловлено как новыми представлениями о «достоинстве» и «знатности» (желание новоявленного дворянства отделиться от казацкой массы и противопоставить себя ей), так и идейными влияниями, связанными с эпохой Просвещения[193]193
  Об основных направлениях просветительской критики «латинского» образования» см.: Роджеро М. Воспитание // Ферроне В., Рош Д. (Ред.). Мир Просвещения. Исторический словарь. М., 2003. С. 248–258.


[Закрыть]. Реальные шаги, сделанные с целью соответствовать вызовам времени, наиболее полно проявились в создании при Харьковском коллегиуме в 1768 году так называемых «прибавочных классов» именно для обучения и воспитания дворянских детей[194]194
  Подробнее см.: Посохова Л. Ю. Харківський колегіум. С. 97–100; Маслiйчук В. «Новоприбавочные классы»: спроба світського навчального закладу у Харкові 1765–1775 років // Київська Академія. Київ, 2013. Вип. 11. С. 137–153. В этих классах, согласно инструкции Екатерины II губернатору Евдокиму Щербинину, должны были преподавать французский и немецкий языки, математику и геометрию, рисование, геодезию, инженерное и артиллерийское дело (ПСЗ. Т. XVII (1765–1766). № 12430). Ученики коллегиума могли параллельно посещать «прибавочные классы». Нам удалось отыскать несколько весьма примечательных рукописных переводов с немецкого и французского языков, которые сделали дворянские дети, занимавшиеся в «классах». Выбор произведений был явно обусловлен новыми воспитательными задачами. Например, были переведены «Житие графа Боневала» и «Краткое описание жизни Фридерика Августа, короля Польского та курфюрста Саксонского» (Житие графа Боневала (ОР ГИМ. Собр. Черткова, № 5–4°)); Краткое описание жизни Фридерика Августа, короля Польского и курфюрста Cаксонского (ОР ГИМ. Собр. Черткова, № 183 – 4°)). Особенно яркий пример – перевод с французского, сделанный в 1770 году и названный «Достойный дворянин» (Достойный дворянин (ОР ГИМ. Собр. Черткова, № 182 – 4°)). Этот текст является отрывком из произведения Эразма Роттердамского «Colloquiorum familiarium opus» (книга была переведена на французский и опубликована в Европе). Для перевода был выбран разговор между Гарпалом и Несторием о знатности, а вся работа была посвящена прокурору Слободско-Украинской губернии князю Григорию Ивановичу Вяземскому (среди учеников был его сын). Комментарий князя подтверждает, что переводы имели воспитательную цель, ибо он подчеркнул, что текст призывает задуматься над историей и современным пониманием дворянского достоинства, жизненных ценностей, избранием жизненного пути (Там же. Л. 11 об., 23 об.–24). В 1775 году «новоприбавочные классы» стали самостоятельным учебным заведением, Казенным училищем. Однако оно не получило дальнейшего развития как учебное заведение для дворян в силу ряда причин, в том числе и сохранявшегося высокого авторитета коллегиума. В 1798 году Казенное училище было присоединено к Главному народному училищу, ставшему гимназией в 1805 году. В ходе проведения реформы духовных учебных заведений в Российской империи, начало которой было положено в 1808 году, коллегиумы были преобразованы в духовные семинарии и, таким образом, эта образовательная модель прекратила свое существование (Посохова Л. Ю. Православные коллегиумы на пересечении культур. С. 426–434).


[Закрыть].

Тесную связь воспитательных стратегий и процесса нобилитации демонстрирует еще один эпизод. 3 мая 1767 года малороссийский генерал-губернатор П. А. Румянцев-Задунайский получил указ об отправке в Кадетский корпус юношей из лучших дворянских «малороссийских семей». Это решение было результатом усилий разных сторон, поскольку в 1761 году Сенат запретил принимать этих детей, мотивируя это тем, что в «Малороссии дворян нет»[195]195
  Миллер Д. Очерки. С. 26.


[Закрыть]. Безусловно, после снятия запрета в 1767 году множество детей старшины училось в Кадетском и Шляхетском корпусах, других учебных заведениях для дворян.

В образовательных стратегиях казацкой старшины с 1760–1770‐х годов начинает фигурировать и Московский университет. Несложно отыскать примеры старшинских семей, в которых отцы семейств сами учились в Киевской академии, а затем, прикладывая большие усилия, отправляли всех своих сыновей в Московский университет. Это можно сказать о подсудке поветового суда Федоре Тимковском, земском судье Степане Лашкевиче и многих других[196]196
  Подробно о количестве детей украинской шляхты, учившихся в Московском университете: Феофанов А. М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011. С. 46–58; Феофанов А. Воспитанники Киево-Могилянской академии в Московском университете второй половины XVIII – первой четверти XIX века // Київська Академія. Київ, 2013. Вип. 11. С. 99–108.


[Закрыть]. Конечно, обучение в Москве обходилось дешевле, но не менее важно и то, что в столице молодых людей могли опекать родственники и друзья, которые не только помогали обустроиться, но и вводили молодых дворян в свой социальный круг. Отцы заранее искали таких людей, договариваясь о таком патронаже задолго до момента возмужания сыновей.

Укоренение новых представлений о задачах образования и целях воспитания дворян нашло отражение в депутатских наказах, поданных представителями шляхетства Малороссийской и Слободско-Украинской губерний в Екатерининскую комиссию для составления Нового уложения в 1767 году. В них содержались прошения об учреждении университета (в Киеве, а также на основе преобразованных коллегиумов в Чернигове, Переяславе, Харькове)[197]197
  Депутатские наказы и всеподданнейшие челобитья от шляхетства Малороссийской губернии // Сборник Русского исторического общества. СПб., 1889. Т. 68. С. 127–248; Депутатские наказы и всеподданнейшие челобитья от дворян Слободской Украинской губернии // Сборник Русского исторического общества. СПб., 1889. Т. 68. С. 249–324.


[Закрыть]. Примечательно, что эта просьба была прописана в большинстве обращений шляхты украинских губерний. Впрочем, она высказывалась несколько раз и прежде, будет формулироваться и в последующем. Предложения о создании университета на украинских землях, прозвучавшие в XVIII веке, уже становились предметом изучения[198]198
  Різніченко В. Проект Українського університету в Батурині: сторінка з історії просвітніх заходів останнього Гетьмана України. Київ, 1916; Миловидов Л. Проекти університету у Києві у другій половині XVIIІ в. // Київські збірники історії й археології, побуту й мистецтва. Київ, 1930. Зб. 1. С. 295–306.


[Закрыть]. Однако авторы не обращали внимания на то, что проекты шляхетства Малороссийской и Слободско-Украинской губерний содержали также рассуждения о дворянском воспитании. В текстах прямо говорится о необходимости «должного воспитания» юношества, для которого в тот момент, как считалось, не было «порядочных училищ и воспитательных домов» (нежинская и батуринская шляхта)[199]199
  Депутатские наказы и всеподданнейшие челобитья от шляхетства Малороссийской губернии. С. 137.


[Закрыть]. В связи с вопросом воспитания дворянина («благородного человека») была необходимость помимо университета учредить также дворянский корпус (об этом писала нежинская, батуринская, переяславская и черниговская шляхта)[200]200
  Там же. С. 137, 151, 236–237.


[Закрыть]. Примечательно, что сумское дворянство просило, по примеру Московского университета, учредить училища для раздельного обучения «благородного дворянства» и разночинских детей (включая и детей духовенства)[201]201
  Депутатские наказы и всеподданнейшие челобитья от дворян Слободской Украинской губернии. С. 276.


[Закрыть]. Этот момент важен еще и потому, что фиксирует стремление старшины «размежеваться» с православным духовенством, которое на украинских землях традиционно считалось и само отождествляло себя со шляхтой. В XVIII веке размежевание этих сословий происходило как на уровне права, так и самоидентификации. С этого времени духовенство постепенно становится маргинальной группой шляхетского сословия[202]202
  Когут З. Коріння ідентичності. С. 34–36.


[Закрыть].

В предложениях шляхетства Малороссийской и Слободско-Украинской губерний зафиксированы также размышления о пользе университета, возвышенный взгляд на роль университета в жизни общества и отдельного человека, сформулированные в духе аргументации эпохи Просвещения. Выдвигая проекты создания университета, их авторы готовы были взять на себя все материальные затраты, не требуя помощи от государственной казны. Неудивительно, что среди подписей под обращениями можно увидеть фамилии лиц, которые учились в академии и коллегиумах.

Достаточно показательной являлась реакция черниговского дворянства на указ Екатерины ІІ от 29 января 1786 года об открытии университетов в Чернигове, Пскове и Пензе[203]203
  ПСЗ РИ. І. Т. ХХІІ (1784–1788). № 16315.


[Закрыть]. В Чернигове этот план был воспринят с большим энтузиазмом и сразу же началась подготовка к открытию университета[204]204
  Миловидов Л. Проекти вищої школи на Чернігівщині (1760–1803 рр.) // Записки Чернігівського наукового товариства. Т. 1. Праці історико-краєзнавчої секції. Чернігів, 1931. С. 65–89, здесь с. 84.


[Закрыть]. И хотя этот проект также не был реализован, в Чернигове в начале ХІХ века еще надеялись на его возрождение. В записке черниговских дворян Александру I выражалось сожаление, что они университетом «доселе не осчастливлены», содержалась просьба подтвердить указ 1786 года, повторялось решение нести все расходы («дворянское собрание приемлет на себя построение университета»)[205]205
  Записка господам депутатам, избранным от дворян Малороссийской губернии // Чтения в обществе истории и древностей российских. 1865. Кн. 1. С. 193–199, здесь с. 199; Записка 1801 г. о нуждах малороссийского дворянства // Киевская старина. 1890. № 8. С. 310–316, здесь с. 315–316.


[Закрыть].

Хорошо известно, что создание Харьковского университета в 1804 году было также связано с инициативой местного дворянства и его пожертвованиями[206]206
  О начальной стадии основания Харьковского университета существует обширная литература. См., например: Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России. Т. 2. Становление системы университетского образования в России в первые десятилетия ХІХ века. М., 2002. С. 274–377.


[Закрыть].

* * *

Казацкая элита Гетманщины, опиравшаяся на более устоявшиеся традиции, и старшина Слободской Украины, возникшая несколько позже, но генетически связанная с первой, в вопросах воспитания детей и выработке конкретных «программ» действий в этой сфере во многом придерживались единых подходов. Вместе с тем сами стратегии воспитания, установившиеся в среде казацкой элиты, в XVIII веке не оставались неизменными. Взгляды на воспитание и воспитательные практики, характерные для этого социального слоя, в конце XVIII века соединяли старые и новые черты. При этом смену идентичности казацкой старшины, по нашему мнению, не следует описывать только как однонаправленное движение от одной ипостаси к другой. Мы встречаемся с множественной идентичностью/лояльностью, с размытыми границами между ними. Эту множественную идентичность обусловливали как внешние, так и внутренние факторы. Ценности «новолатинского» образования и воспитания, глубоко укоренившиеся в среде казацкой старшины, воспринимавшиеся ею как естественные, надлежащие, «свои», были созвучны с ценностями центральноевропейского дворянства. Но эти «старые» воспитательные и образовательные практики и представления дополняются осознанием необходимости достойного воспитания дворянина в соответствии с новыми функциями элиты и ее возросшей роли в Российской империи. Включение казацкой старшины в состав российского дворянства, сам непростой процесс нобилитации, необходимость отстаивать свои права и древность рода, безусловно, оказывали влияние на формирование нового облика украинского дворянина. Можно говорить о том, что изменение стратегии воспитания стало важной составляющей процесса конструирования идентичности, происходившего в среде казацкой старшины в XVIII веке.