Текст книги "Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века"

Либеральная и филантропическая деятельность Аделаиды дель Балдзо (Adelaide del Balzo) и ее мужа Франческо Пиньятелли князя ди Стронголи (Francesco Pignatelli principe di Strongoli) вписывается в рассматриваемую здесь систему семейных связей. Аделаида была дочерью Паулины Капече Минутоло маркизы де ля Сонора (Pauline Capece Minutolo marchesa de la Sonora), которая, будучи замужем за герцогом Карпильоне Франческо дель Балдзо (Carpiglione Francesco del Balzo), сохраняла транснациональные связи своего рода[254]254
  Аделаида родилась 10 января 1843 года в Неаполе и скончалась там же в 1932 году. Свадьба состоялась в 1867 году. См. о ней: Fiorelli V. Una scuola per le italiane. Adelaide del Balzo Pignatelli e il progetto di educazione per le donne moderne // Bruni E. (Еd.). Le donne che hanno fatto l’Italia. Roma, 2011. Р. 87–91.


[Закрыть]. Род Гальвес (Galvez), который вел свое происхождение из южных провинций Пиренейского полуострова, был возведен в дворянство за служение короне в соответствии с лучшими традициями Monarqía Hispánica[255]255
  Тема одворянивания в Испанской империи хорошо разработана в современной историографии; исходя из этого, здесь приводится ссылка лишь на некоторые из исследований: Yun Casalilla B. (Еd.). Las redes del Imperio. Élites sociales en la articulación de la Monarquía hispánica, 1492–1714. Madrid, 2009; Johnson C. H. [et al.]. Transregional and transnational families in Europe and beyond. Experiences since the middle ages. Oxford, 2011.


[Закрыть]. Карл III в 1764 году назначил Хосе Гальвес-и-Галльярдо (José Galvez y Gallardo), первого маркиза де ля Сонора, министром Индий после успешного выполнения миссии в Мексике. Его брат Матиас сделал успешную военную карьеру на родине и за океаном, а затем стал вице-королем Мексики; его сын Бернардо, герой осады Пенсаколы, унаследовал этот титул[256]256
  Родословную семьи см.: Cadenas y Vicent V. de. Extracto de los expedientes de la Orden de Carlos 3°, 1771–1847. Madrid, 1983. V. Р. 10–13. О Бернардо, правителе Мексики в 1785 году, см.: Orozco Linares F. Gobernantes de México. Città del Messico, 1985; а также: Enciclopedia de México. Mexico City, 1987; Walton Caughey J. Bernardo de Gálvez in Louisiana, 1776–1783. Gretna, 1998. См. также: Herzog T. Conquista o integración. Los debates entorno a la inserción territorial (Madrid – México, siglo XVIII) // Bertrand M., Planas N. (Еds.). Les sociétés de frontière de la Méditerrannée à l’Atlantique (XVI^e—XVIII^e siècle). Madrid, 2011. Р. 149–164.


[Закрыть]. Чтобы укрепить европейские связи семьи, он выдал дочь за неаполитанского маршала Раймондо Капече Минутоло (Raimondo Capece Minutolo), потомка князей ди Каноза, который скончался в молодом возрасте, оставив троих детей[257]257
  Матильда Гальвес унаследовала титул маркизы де ля Сонора, который передала затем старшей дочери Паулине. Она скончалась в 1840 году в Малаге, где управляла семейным бизнесом. Документы о ней: SOB. Pignatelli. Cassetta Capece Minutolo. B. 2/1.


[Закрыть].

В женской дворянской традиции, особенно во Франции и в Священной Римской империи, прочно и долго сохранялась привычка к письму, благодаря которой по переписке, дневникам и мемуарам женской половины семьи Капече Минутоло можно проследить крепкие семейные связи[258]258
  В историографии уже доказана важность семейных архивов как источников для изучения изменений в социальных связях элит в Европе Нового времени. Упомяну лишь некоторые работы: Chartier R. (Еd.). La correspondance. Les usages de la lettre au XIX^e siècle. Paris, 1991; Zarri G. (Еd.). Per lettera. La scrittura epistolare femminile tra archivio e tipografia secoli XV–XVII. Roma, 1999; Angarano M. Sorelle, (non) madri, nipoti tra pietas cristiana e passione risorgimentale // Guidi L. (Еd.). Scritture femminili e storia. Napoli, 2004. Р. 191–237; Borello B. Il posto di ciascuno. Fratelli, sorelle e fratellanze (XVI–XIX secolo). Roma, 2016.


[Закрыть]. Помимо того что они, очевидно, испытывали нежную привязанность друг к другу, ответственность Аделаиды и Клотильды за образование детей Паулины в полной мере соответствовала семейной аристократической традиции опекунства как элемента культуры общения. Домашнее образование Аделаиды дель Балдзо состояло в изучении античной и современной литературы, а также базовых понятий дисциплин, считавшихся необходимыми для качественного образования. Обучение шло путем культурного наставничества, через который прошла ее мать со своими сестрами[259]259
  В этом семейном архиве хранится множество рукописных материалов, подготовленных тетушкой Аделаидой для своей племянницы, а также те, по которым сестры Капече Минутоло учились в 1830‐х годах. Об этом идет речь в письме от 1853 года: «Бедный учитель, который сломал голову над тем, как учить, […] провел Бог знает сколько бессонных ночей, составляя разнообразные задания по географии, истории, арифметике». См.: SOB. Pignatelli. B. 9. Fasc. 1.


[Закрыть]. Помимо философии, морали и логики, истории, грамматики, естествознания, латыни, много внимания уделялось французскому – главному языку в образовании высшего класса во всей Европе[260]260
  Поскольку французский язык был лишен всякой функциональности, в более позднем проекте княгини Пиньятелли английскому был придан статус языка профессионального образования.


[Закрыть]. Большое влияние на программу обучения оказывало изучение Античности, что еще в конце века было необычно для юных аристократок. Об этом свидетельствует письмо филолога и сенатора Королевства Энрико Коччиа (Enrico Coccia), написанное княгине. В нем он критикует деятельность Пиньятелли по поддержке женского образования «как условия гражданского прогресса […] пагубная тенденция, которая уже открыла доступ итальянским девочкам к занятиям гимнастикой в нашей классической начальной школе»[261]261
  Письмо опубликовано в издании: L’Istituto Suor Orsola Benincasa nel primo anno di sua vita nova. Napoli, 1902. Р. XIX.


[Закрыть].

Из переписки становится очевидным, что дамы из семьи Капече Минутоло владели различными языками, что было признаком высокого социального положения. Аделаида часто переходит с итальянского на французский, приводит цитаты на английском, вставляя редкие, но яркие пассажи на испанском, особенно когда речь идет о частных и эмоционально окрашенных темах. Ее обращенный к молодым аристократам образовательный посыл, который она, как ей казалось, транслировала, побуждал их рассматривать аристократичность как неотъемлемую часть воспитания: она считала, что интеллектуальные запросы оказывают на формирование дворянина гораздо большее влияние, чем просто социальное положение.

Как и все остальные виды интеллектуальной подготовки, театр и музыка занимали значительное место в системе необходимых для аристократки знаний. Компетентность в искусствах требовалась в обществе и укрепляла внутриаристократические связи. Юные аристократки не только читали и перекладывали пьесы и прозаические произведения на музыку – они также сочиняли, декламировали и ставили небольшие драматические сочинения, интегрируя знания в области литературы и представления об обществе в культурный досуг. Соответствующее поведение и хорошие навыки общения составляли основу аристократического воспитания, и это возвращает нас к вопросу о социальных связях в салонах как наиболее важному фактору женской эмансипации. Аделаида и Клотильда Капече Минутоло устраивали приемы для гостей раз или два в неделю на своей вилле в Позиллипо, где музицирование, чтение стихов, беседы о литературе, политике и европейских новостях были главными занятиями. Постоянными гостями были представители иностранного сообщества и королевского двора: князь Леопольдо Бурбон ди Сиракуза (Leopoldo Bourbon di Siracusa), маркиза Анжелика Карачьоло ди Торелла (Angelica Caracciolo di Torella), графиня Зинаида Лебцельтерн (Zénéide Lebzeltern), баронесса Ротшильд, Эфеми и Элизабет Фонтон (Euphémie, Elisabeth Fonton), Паулина Крэйвен (Paolina Craven) и их кузина Тереза Филанджьери[262]262
  Капече Минутоло установили отношения со многими представителями дипломатического корпуса Неаполя. Паулина де ля Фероннэ (Paolina de la Feronnays), жена английского дипломата Августа Крэйвена (August Craven), описала это сообщество так: «Их вилла располагалась недалеко от Неаполя […] раз или два в неделю все общество Неаполя, которое в то время было самым блистательным во всей Италии, собиралось там». См.: Adélaïde Capece Minutolo. Paris, 1869. Р. 70; Filangieri Ravaschieri Fieschi T. Paolina Craven e la sua famiglia. Napoli, 1892; Guidi L. La «Passione governata dalla virtù»: benefattrici nella Napoli ottocentesca // Ferrante L., Palazzi M., Pomata G. (Еds.). Ragnatele di rapporti. Patronage e reti di relazione nella storia delle donne. Torino, 1988. Р. 148–165; Brambilla E., Arcangeli L., Levati S. (Еds.). Sociabilità e relazioni femminili nell’Europa moderna. Milano, 2013.


[Закрыть]. В этом обществе, не просто модном, но кипевшем интеллектуальной жизнью, переход поколения времен правления Мюрата от либерализма Бурбонов к идее воссоединения страны привел женщин-аристократок к мучительному выбору подданства. Когда единая Италия стала политической реальностью, многие из них, разрывавшиеся между преданностью королю Обеих Сицилий и верностью Савойской династии, стали пламенными и гордыми итальянками. Переписка сестер Капече Минутоло является хорошей иллюстрацией оппозиции в современной историографии между представлением о Рисорджименто как элитарной формы story telling и идеей сочетания разных форм подданства[263]263
  «Дорогой граф [дипломат из Пьемонта], я ничего не понимаю в политике, но я всегда знала, что Король Неаполя должен стать важной фигурой в Италии […], чтобы противостоять возрастающему влиянию Карла Альберта […]. Я знаю, что пьемонтцы не пойдут на завоевание нас, но нам было необходимо стать великими здесь в той же степени, в какой он способствовал своему возвеличиванию там». См. письмо Аделаиды к Паулине, написанное в 1849 году, а также ее письмо к крестнице: «Во времена каких потрясений мы живем! Все поставлено на кон: чувства и воображение, симпатии, долг […] и все это с обеих сторон». См.: SOB. Pignatelli. B. 9. Fasc. 2. F. 74–75. О двух тенденциях в историографических исследованиях см.: Banti A. M. Nel nome dell’Italia. Il Risorgimento nelle testimonianze, nei documenti e nelle immagini. Roma-Bari, 2010; Musi A. La nazione napoletana prima della nazione italiana // Benedictis A. De, Fosi I., Mannori L. (Еds.). Nazioni d’Italia. Identità politiche e appartenenze regionali fra Settecento e Ottocento. Roma, 2012. Р. 75–89.


[Закрыть].

История Института Suor Orsola Benincasa – уникального в своем роде заведения, чья эволюция, однако, вписывается в ряд событий, описанных выше, – показывает, как совместная работа двух женщин – аристократки и образованной представительницы среднего класса – привела к созданию заведения, где аристократические образцы воспитания были адаптированы и обновлены, но не отринуты. В 1861 году в Итальянском королевстве были частично закрыты монастыри, а их собственность конфискована государством. Во избежание этого три года спустя в монастыре, основанном в конце XVI века Орсолой Бенинказой, открыли бесплатную школу. Приюту, признанному благотворительной организацией, где дети, отданные на воспитание в монастырь, и ученицы были разведены по разным помещениям, удалось сохранить за собой всю свою собственность. Его управление было доверено известным деятелям из умеренного, либерального, проправительственного и антибурбонского крыла, составившего под руководством консервативной «Исторической правой» (Destra Storica) правящий класс Неаполя в первое десятилетие после объединения страны[264]264
  L’Instituto Suor Orsola Benincasa. 1895–1995. Napoli, 1995; Trama L. Un’Opera Pia nell’Italia unita. Il Suor Orsola Benincasa dall’Unità alla nascita del Magistero. Napoli, 2000; Fiorelli V. Una santa della città. Suor Orsola Benincasa e la devozione napoletana tra Cinquecento e Seicento. Napoli, 2001; Musella L. Individui, amici, clienti. Relazioni personali e circuiti politici in Italia meridionale tra Otto e Novecento. Bologna, 1994.


[Закрыть]. Согласно уставу 1870 года, дочери «нуждающихся дворян» получали право на полное профессиональное образование. Амбициозный проект, целью которого было сделать женское образование краеугольным камнем современного общества, получил наконец свое воплощение: «Женщина должна получать воспитание от женщины, поскольку нам известны все тонкости нашей сложной рабской натуры […] необходимо тщательным образом воздействовать на ее душу, ее ум, […] если вы хотите добиться от нее выполнения ее семейных и общественных обязанностей». Верная этим принципам, вдохновительница проекта княгиня Стронголи реализовала его при поддержке педагога Марии Антоньетты Пальяры (Maria Antonietta Pagliara) в течение последних 20 лет XIX столетия[265]265
  Statuto organico del Ritiro di Suor Orsola Benincasa. Napoli, 1870. Учителя, многие из которых перешли из Royal Educandati, где княгиня в 1875 году стала инспектором (SOB. Arch. Riservato. B. a1/12), обучали 200 учениц основам итальянского языка и математики, священной истории и катехизису. См.: SOB. Archivio. Arch. Scol. B. 3. 1876. Пальяра, получившая воспитание в школе Джулии Салис-Швабе (Julia Salis-Schwabe) по системе Фридриха Фрёбеля, была единственной женщиной в Неаполе, носившей форму английских суфражисток. См.: Russo A. Nel desiderio delle tue care nuove: scritture private e relazioni di genere nell’Ottocento risorgimentale. Milano, 2006. Тема настоящей статьи не предполагает изучения участия в политике женщин, принадлежавших к Женской федерации Неаполя, основанной княгиней в 1908 году, однако интересно отметить ее элитарный феминизм и высокое социальное положение участниц: Calvano I. (Еd.). Documenti sulla Federazione Femminile Napoletana // Annali. Istituto Suor Orsola Benincasa. 1997–1998. Р. 109–142.


[Закрыть]. В то время как ее любимая тетушка курировала Royal Educandati, Аделаида дель Балдзо стала инспектрисой малой школы, последовав примеру Евгении де Сангро княгини ди Фонди (Eugenia de Sangro principessa di Fondi), своей кузины Терезы Филанджьери, баронессы Поэрио (Poerio), баронессы Никотеры (Nicotera) и герцогини Сандонато. Этот выбор соответствовал консервативному уклону мэрии в 1880‐х годах, а для приюта он означал переход от благотворительного заведения к культурному и образовательному институту с четкими классовыми коннотациями, возникшими под влиянием стиля госпожи Пиньятелли[266]266
  Registro delle ispettrici княгини – ее деловой журнал, в котором она фиксировала всю свою деятельность: от управления персоналом и контроля за качеством преподавания до черновиков важных писем, касавшихся изгнания монахинь. См.: SOB. Pignatelli. В. 15/b. Являясь почетной инспектрисой с 1891 года, она стала управляющей школой Suor Orsola в декабре 1895 года, а затем, в 1901 году, и ее директрисой. Мария Антоньетта Пальяра, назначенная 3 ноября 1890 года начальствовать над детским садом, год спустя стала директрисой пансиона. См.: Amministrazione del Ritiro di Suor Orsola Benincasa. Notamento dei visitatori // SOB. Archivio. Corr. Uff. B. 5. Fasc. 3. F. 89–90. В 1864 году при содействии королевы Институт был официально приравнен к государственной школе.


[Закрыть].

Тесная взаимосвязь регионального и национального правительств с местным истеблишментом выходит на первый план в этой узкой сфере неаполитанской жизни. Франческо Пиньятелли был высокообразованным человеком и последним представителем рода, который с 1799 года многим пожертвовал ради революции. В 1868 году он стал членом городского совета Неаполя и членом Национального парламента от консервативного крыла; он также курировал многие культурные и филантропические заведения, стараясь внедрить в них современные подходы, объединяя аристократию и буржуазию посредством назначений на должности в общественной и профессиональной сферах[267]267
  Aimo P. Stato e poteri locali in Italia. Dal 1848 a oggi. Roma, 2010. Документы, касающиеся князя Пиньятелли, см.: SOB. Arch. Riservato. B. A 1. F. 4–8.


[Закрыть]. В этом его поддерживала супруга, которая, будучи вовлеченной во многие благотворительные проекты, стала самым заметным лицом семьи.

Отношения с близким окружением первой королевы Италии, при которой госпожа Пиньятелли состояла придворной дамой и консультантом по воспитанию наследника престола, не были только лишь признаком знатного положения. Еще во времена, когда они были князьями Пьемонта, будущие правители играли стратегическую роль в организации поддержки короне, стараясь объединить крепнущую буржуазию с наиболее прогрессивно мыслящими аристократическими семействами[268]268
  О филантропической деятельности и масонском влиянии на салон королевы Маргариты см.: Roux O. La prima regina d’Italia nella vita privata, nella vita del paese, nelle lettere e nelle arti. Milano, 1901; Fiorentino C. M. La corte dei Savoia (1849–1900). Bologna, 2008. О масонстве в городах Италии XVIII века см.: Sessa D. La Massoneria durante il Risorgimento italiano nell’Italia meridionale. Napoli, 1950; Ferrone V. La massoneria settecentesca in Piemonte e nel Regno di Napoli. Vieusseux. Vol. 4. 1991. № 11. Р. 103–130. Об участии женщин см.: Scaraffia L., Isastia A. M. Donne ottimiste. Femminismo e associazioni borghesi nell’Otto e Novecento. Bologna, 2012.


[Закрыть]. Осознавая значение своего потенциала влияния на сообщества, внутри которых они жили, аристократки, используя свои профессиональные возможности, старались активизировать процессы обновления общества, создавая условия для более современной жизни. Они достигали этой цели, совмещая некоторые традиционные аристократические знания и навыки, такие как иностранные языки, музыка и искусство, с «теорией и практикой управления и ведения домашней бухгалтерии» и с «ручным трудом».

Значительное место, отводимое практическим занятиям и бухгалтерскому учету в двух учебных направлениях, введенных княгиней Пиньятелли для учениц Института Suor Orsola, являлось необходимым продолжением воспитания «качеств, присущих хорошо воспитанным юным леди». Мастерские «профессионального отделения», серийное производство керамических изделий при содействии Королевского художественно-промышленного института Неаполя, основанного князем Сатриано Гаэтано Филанджьери, административная подготовка учениц в «общем отделении» являлись «совершенно необходимыми элементами женского образования и гарантией от деградации женственности и ее перерождения в феминизм»[269]269
  В этой цитате в полной мере отразились размышления не только об отношении к обучению учеников в новой всесторонней системе образования, но также о необходимости учителям уметь применять эти новаторские педагогические методики. См. выдержку из письма госпожи Пиньятелли к министру народного просвещения (1899 год): SOB. Arch. Riservato. 60/5. Filangieri G. Il museo Artistico-Industriale di Napoli. Relazione di Gaetano Filangieri Principe di Satriano con una ministeriale e lo statuto. Napoli, 1879; Arbace L. Il Museo Artistico Industriale di Napoli. Napoli, 1998. В 1895 году существовали мастерские шитья (96 учениц), вышивания (46), кройки и пошива одежды (42), изготовления искусственных цветов (20). См.: Agenda 1895; SOB. Pignatelli. Cassetta metallica. Sc. d.


[Закрыть]. Таким образом был осуществлен поворот к обучению профессиональным навыкам, востребованным на рынке труда, с перспективой формирования из молодых женщин современного передового класса вне зависимости от их происхождения[270]270
  «На мой взгляд, женское предназначение состоит преимущественно в пробуждении и смягчении душевных порывов, и при этом женщина еще может и обучать. Однако ее дух, ее мышление надо старательно обрабатывать, точь-в-точь как плодородную почву […] все уголки ее духовного и интеллектуального сознания должны быть подвержены этой глубокой обработке, если от нее ожидают выполнения ее семейных и общественных обязанностей». См.: Balzo Pignatelli A. del. Per un istituto di magistero superiore // La Nuova Antologia. Vol. CXXXII. Serie V. 1907. Р. 664.


[Закрыть].

С 1885 года Suor Orsola перестает быть бесплатной школой. Отделение, готовившее учительниц, постепенно стало заполняться ученицами из высших социальных классов профессиональной элиты: известные негоцианты, землевладельцы и рантье постепенно вытесняли аристократов. Ярко выраженная гуманитарная направленность этого курса не мешала преподаванию научных дисциплин вроде ботаники, зоологии и гигиены, а также включала в себя изучение немецкого языка наряду с французским и английским, пение и рисование[271]271
  Курс обучения включал в себя год в детском саду по системе Фридриха Фрёбеля, пять лет начальной школы, два года в подготовительной школе и три года подготовки к педагогической деятельности. Институт получил государственное признание по королевскому указу от 15 мая 1901 года: Istituto Normale Pareggiato Suor Orsola Benincasa. Nuovo ordinamento. Napoli, 1895; Scuola di lavoro manuale educativo. Regolamento. Napoli, 1896.


[Закрыть].

Помимо непосредственно проблем преподавания княгиня Пиньятелли и госпожа Пальяра обсуждали самые незначительные школьные дела: от общих организационных вопросов до выбора парт, от уместности преподавания катехизиса до сохранения свободы преподавания, – вплоть до приверженности идее скромности как неотъемлемой добродетели учениц. В частной переписке двух женщин постоянно прослеживаются понимание значимости, которую имело для них содействие и одобрение в министерских кругах, а также инструментализация политического влияния и социального положения княгини и ее мужа. Аристократический стиль в ее управлении проявляется также, к примеру, в решении привезти из Тосканы обслуживающий персонал, чтобы ученицы не перенимали дурной речи и не говорили на местном диалекте, или в ее желании ввести в программу обучения музыку[272]272
  Письма хранятся в фонде: SOB. Pignatelli. Fasc. 33. B. 1 (1890–1900). Craveri B. Adelaide del Balzo, Maria Antonietta Pagliara, Erminia Capocelli. Tre generazioni di donne al servizio di un ideale // Le savoir sur la falaise. Milano, 2013. Р. 20–29.


[Закрыть]. К началу нового столетия, когда был составлен последний курс профессионального обучения в Suor Orsola, княгиня ди Стронголи писала: «Мне небезразлична эта школа, меня заботят интересы общественной культуры, потому что Неаполь может быть в авангарде чего-то прекрасного и нового. Мне это небезразлично, поскольку классовая гордость и имя, имя нашего рода, вписанное в историю, теперь заиграли новыми красками, возглавив прогресс»[273]273
  SOB. Carte Pignatelli; зд. цит. по: D’Alessandro L. L’educazione alla libertà e al Risorgimento nelle lettere di Adelaide del Balzo // L’Istituto Suor Orsola Benincasa, 1865–2005. Napoli, 2005. Р. 186.


[Закрыть]. Эти слова показывают стремление к новому, смешанное с очень женским желанием оставить в аристократической семье память о своем поколении и одновременно след в политической жизни страны – предназначение женщин высокого положения, участвующих в общественной жизни.

* * *

Целью нашего исследования было показать, как одно из неаполитанских учебных заведений было включено в процесс политических и экономических изменений, который шел в среде городской элиты и правящем классе при Савойской династии и в котором важную роль играла традиционная филантропическая деятельность. Важно напомнить исторический контекст этой истории – объединение Италии (Risorgimento) и создание итальянской нации, который имел много общего с тем, что проходило в XIX веке в других странах Европы[274]274
  См.: Musiani E. Faire une nation. Les Italiens et l’unité (XIX^e—XXI^e siècle). Paris, 2018.


[Закрыть]. Образование находилось на пересечении культуры и политической деятельности, понимаемой как преданность новой Италии. Сложившаяся традиция участия женщин из аристократических кругов в управлении благотворительными учреждениями и контроле над ними способствовала сохранению социального порядка и была для элит ключевым элементом в сохранении их социального первенства. При объединении итальянских государств в новое единое королевство под управлением Савойского дома сохранение контроля над образовательными учреждениями подтвердило стратегическую функцию аристократии в строительстве новой нации. В этом историческом контексте становится более понятной роль южноитальянской аристократии в образовании и социальном планировании, наряду с готовностью экспериментировать с новыми образовательными моделями и методиками. Эту роль мы видим как в управлении институтом Suor Orsola, так и в дальнейшем развитии проекта, которое обеспечили королевская власть и региональные администрации, ответственные за образование и социальную помощь в новом королевстве[275]275
  См.: Fiorelli V. L’Università Suor Orsola Benincasa // De Seta C. (Ed.). La rete dei saperinelle università napoletane da Federico II al duemila. Napoli, 2018. Vol. 1. P. 137–151.


[Закрыть].

Модели, трансферы, тенденции, критика и сопротивление

Андреа Бруски
Национальные языки в дворянском образовании во Франции в конце XVI – XVIII веке[276]276
  Я выражаю благодарность Иларии Карлини (Ilaria Carlini), прочитавшей мой текст и давшей мне ряд ценных советов.


[Закрыть]

В конце XVI и начале XVII века на фоне значительных социальных и политических изменений, таких как рост влияния «дворянства мантии» и усложнение государственного управления, а также кризиса эпохи гражданских войн и трансформаций в сфере военного дела (прежде всего эволюции методов ведения войны), перед старым французским дворянством встал вопрос о его идентичности, его функциях и основах его власти. Процесс пересмотра прежних стандартов наиболее ярко выражался в появлении – часто в среде самого дворянства – новых идей о воспитания молодежи в высокопоставленных семьях, традиционно идентифицировавших себя с военной деятельностью и, как считалось, с неприязнью относившихся к любым формам образования. Теперь дворянству было необходимо обосновать свое высокое положение в социуме и унаследованные привилегии владением какими-то особыми навыками. Молодые дворяне нуждались в образовании, чтобы выполнять возложенные на них политические и военные задачи. Оно должно было дать им элементы социальной и культурной идентичности, позволявшие контролировать себя и не противоречившие социальным нормам дворянства[277]277
  См.: Bitton D. The French nobility in crisis, 1560–1640. Stanford, 1969, в частности p. 27–52; Schalk E. From Valor to Pedigree, Ideas of Nobility in France in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Princeton, 1986, особ. см. p. 145–146, 174–175; Motley M. E. Becoming a French Aristocrat, the Education of the Court Nobility, 1580–1715. Princeton, 1990, зд. см. p. 1–8. О представлении о дворянстве как социальной группе, которой чуждо образование, см., например: Huseman W. H. François de La Noue, la dignité de l’homme et l’institution des enfants nobles: contribution à l’étude de l’humanisme protestant // Bibliothèque d’Humanisme et Renaissance. 1980. № 42. P. 7–26, особ. см. p. 7, 11–12, 14; Schalk Е. From Valor to Pedigree. P. 174.


[Закрыть]. Уже с конца XVI века одним из способов получить образование, рассчитанное на новые потребности, стало для дворянства овладение современными языками (родным французским, а также иностранными). Эти дисциплины, как правило, не включались в учебные программы в рамках традиционной школьной системы[278]278
  В учебных программах коллегиумов (collèges) середины XVIII века французский язык встречался по-прежнему редко; с другой стороны, национальным языкам (французскому и другим современным европейским языкам) уделялось особое внимание в военных школах. См.: Brockliss L. W. French Higher Education in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. A Cultural History. Oxford, 1987. P. 27, 31–32; Caravolas J. A. Histoire de la didactique des langues au siècle des Lumières. Montréal; Tübingen, 2001. P. 275–277; Chervel A. Histoire de l’enseignement du français du XVII^e au XX^e siècle. Paris, 2008. P. 43–49, 239–245, 495.


[Закрыть]: в коллегиумах сосредотачивались на изучении латыни и латинских авторов; в университетах обучение также велось на латыни[279]279
  О «монополии» латыни как основного предмета в школах и языка обучения в университетах см.: Waquet F. Le latin ou l’empire d’un signe, XVI^e—XX^e siècle. Paris, 1998, особ. p. 18–23; характеристику «ученой латыни» и уровня владения языком, которого достигали ученики, см.: Ibid. P. 151–157, 160–161. См. также: Brockliss L. W. B. French Higher Education. P. 120; Besse H. Les techniques de traduction dans l’étude des langues au XVIII^e siècle // Documents pour l’histoire du français langue étrangère ou seconde. 1991. № 8. P. 77–95, особ. см. p. 77–78; Chervel A. Histoire de l’enseignement. P. 33–40.


[Закрыть].

Очевидно, что не только молодые дворяне были заинтересованы в изучении национальных языков. Во Франции XVII и XVIII веков французский преподавался в публичных школах, которые не предназначались для дворян. К примеру, его изучение было включено в учебные программы «малых школ» (petites écoles) Порт-Рояля, существовавших между 1639 и 1661 годами, и учебных заведений для девочек, где латынь по большей части не изучалась. Иностранные языки также использовали торговцы, солдаты и члены монашеских орденов, путешествовавшие за пределами франкоязычных территорий; их изучали (по крайней мере начиная с XVIII века) в «частных домах» (maisons particulières), специализировавшихся на подготовке будущих торговцев и инженеров, а также в школах и в классах для изучения языков, которые организовывались как в столице, так и в провинциях[280]280
  Brockliss L. W. French Higher Education. P. 26–32; Caravolas J. A. Histoire de la didactique. P. 90; Chervel A. Histoire de l’enseignement. P. 45–46, 180. О частных пансионах в России XVIII века и роли, которую играло в них изучение современных языков, см.: Rjéoutski V. Les écoles étrangères dans la société russe à l’époque des Lumières // Cahiers du monde russe. 2005. Vol. 46. № 3. P. 473–527; о других европейских странах (в частности, о Польше, Голландии и Швеции) см.: Ibid. P. 475–478. Об изучении и использовании современных языков в контексте торговли и военного дела см., например: Loonen P. L. M. For to Learne to Buye and Sell. Learning English in the Low Dutch Area between 1500 and 1800. A Critical Survey. Amsterdam; Maarssen, 1991; Glück H., Häberlein M. (Hrsg.). Militär und Mehrsprachigkeit im neuzeitlichen Europa. Wiesbaden, 2014.


[Закрыть]. Однако дворяне бесспорно составляли значительную часть тех, кто упражнялся во французском на письме и изучал современные иностранные языки либо самостоятельно, либо занимаясь с частным учителем дома или после уроков латыни в коллегиуме[281]281
  Chervel А. Histoire de l’enseignement. P. 43–44. В Италии раннего Нового времени иностранные языки преподавались в seminaria nobilium, специальных школах-интернатах для дворян, существовавших при некоторых иезуитских коллегиумах. См.: Brizzi G. P. La formazione della classe dirigente nel Sei-Settecento: i seminaria nobilium nell’Italia centro-settentrionale. Bologna, 1976.


[Закрыть].

Печатные грамматики, предназначенные для дворян, часто представляли современные языки как «искусство» или способ проведения досуга. Во всяком случае, их не следовало изучать методично и долго. В 1677 году флорентийский грамматист Микеле Берти объясняет «маркизу Пьеру Антуану Жерини», которому он посвящает свою книгу Искусство обучения французскому языку посредством итальянского и итальянскому языку посредством французского, что французский язык должен развлекать его так же, как поэзия, музыка и живопись[282]282
  Berti M. L’arte d’insegnare la lingua francese per mezzo dell’italiana o vero la lingua italiana per mezzo della francese / L’art d’enseigner la langue françoise par le moyen de l’italienne ou la langue italienne par la françoise. Fiorenza, 1677. S.p.


[Закрыть]. Как уверял учитель французского Шарль де Ришани во Французско-итальянской грамматике, сочиненной для знатных господ, современные языки следует изучать как «игру, доставляющую нам удовольствие, а не как науку, требующую нашего особого усердия»[283]283
  Richany Ch.P. de. Grammatica francese-italiana, composta per uso degl’illustrissimi signori convittori del collegio de’ nobili di Parma […]. Parma, 1681. P. 18: «[…] comme un jeu qui Nous donne du plaisir, & non pas comme une Science qui demande toute notre aplication [sic]».


[Закрыть]. Несколько десятилетий спустя Аннибале Антонини (1702–1755), известный итальянский педагог, работавший в Париже в начале XVIII века, автор нескольких итальянских и французских грамматик, предназначенных для читателей из дворянства, замечает в предисловии к Итальянской грамматике для дам, что заниматься серьезным изучением этого языка бессмысленно, так как учат его только для забавы[284]284
  Antonini A. Grammaire italienne à l’usage des dames […]. Paris, 1728. S.p. См. также: Pellandra C. Enseigner le français en Emilie aux XVII^e et XVIII^e siècles // Eadem, Vineis E. (Eds.). Grammatiche, grammatici, grammatisti. Per una storia dell’insegnamento delle lingue in Italia dal Cinquecento al Settecento. Pisa, 1989. P. 11–34, особ. см. p. 18.


[Закрыть].

Тем не менее национальные языки (иностранные и родные) играли важную роль в образовании дворянства. С одной стороны, в связи с изменением методов ведения войны и усложняющейся организацией военной деятельности начиная с середины XVI века дворяне, нацеленные на военную карьеру, должны были получать новые специфические навыки, например в счете. Знание истории, моральной философии, политической науки, риторики, географии и математики обеспечивало преимущество в ведении переговоров и освоении военной тактики. Поскольку обучение было основано на произведениях великих античных авторов, некоторые латинские тексты, касавшиеся специфических «дворянских» дисциплин, стали появляться на французском языке в кратком изложении и переводе[285]285
  Hale J. R. The Military Education of the Officer Class in Early Modern Europe // Clough C. H. (Ed.). Cultural Aspects of the Italian Renaissance. Manchester; New York, 1976. P. 440–461, особ. см. p. 447–448; Dewald J. Aristocratic Experience and the Origins of Modern Culture. France, 1570–1715. Berkeley; Los Angeles; Oxford, 1993. P. 46, 53–58. О переводах военных книг c латыни на английский см.: Lawrence D. R. The Complete Soldier: Military Books and Military Culture in Early Stuart England, 1603–1645. Leiden, 2009. P. 44–45. Начиная с XVII века большинство работ, посвященных «фортификации» и другим благородным дисциплинам, писали и читали по-французски. См. об. этом, например: Pellandra С. Enseigner le français en Italie. P. 26.


[Закрыть]. Это позволяло одновременно повышать уровень владения правильным французским языком и заниматься учебой, не тратя большую часть времени на усвоение древних языков, в том числе латыни. С другой стороны, представители элиты должны были владеть как минимум одним иностранным языком: это было необходимо для путешествий (будь то образовательные поездки или дипломатические миссии), и к этому обязывала придворная культура. Со второй половины XVII века знание латыни, даже поверхностное, стало незаменимым для социального взаимодействия элит; однако именно преобладание национального языка в светском общении помогало отличить дворян от тех, кто получил основное образование на латыни (такое образование воспринималось как книжное и чрезмерно «ученое»). Даже от французских дворян, чей национальный язык выполнял функции lingua franca европейских дворов, ожидалось, что они смогут продемонстрировать в обществе некоторые познания о других культурах и языках континента и, хотя бы из вежливости, выговорить наиболее распространенные приветствия иностранцам на их родном языке[286]286
  См., например: Waquet F. Le latin. P. 250; Mandich A. M. Langue universelle ou langues nationales? Une étude des guides de voyages publiés entre 1600 et 1850 // Documents pour l’histoire du français langue étrangère ou seconde. 1996. № 18. P. 387–396, особ. см. p. 392.


[Закрыть].

В данном исследовании я не пытаюсь представить историю местных языков и их преподавания французскому дворянству или провести систематический анализ учебников и печатных грамматик[287]287
  Среди работ, полностью или частично посвященных истории и изучению национальных языков в Новое время во Франции и Европе, см., например: Lambley K. The Teaching and Cultivation of the French Language in England during Tudor and Stuart Times. Manchester, 1920; Brunot F. Histoire de la langue française, des origines à 1900. Paris, 1934, особ. см. т. III и т. IV; Howatt A. P. R. A History of English Language Teaching. Oxford, 1985; Caravolas J. A. Histoire de la didactique; Zuili M., Baddeley S. (Eds.). Les langues étrangères en Europe: apprentissages et pratiques, 1450–1720. Paris, 2012; Rjéoutski V., Tchoudinov A. (Eds.). Le précepteur francophone en Europe: XVII^e—XIX^e siècles. Paris, 2013; Glück H. Die Fremdsprache Deutsch im Zeitalter der Aufklärung, der Klassik und der Romantik. Grundzüge der deutschen Sprachgeschichte in Europa. Wiesbaden, 2013. О печатных грамматиках французского и итальянского языков см., например: Bingen N. (Ed.). Le maître italien (1510–1660). Bibliographie des ouvrages d’enseignement de la langue italienne destinés au public de langue française […]. Bruxelles, 1987; Minerva N., Pellandra C. (Eds.). Insegnare il francese in Italia. Repertorio analitico di manuali pubblicati dal 1625 al 1860. Bologna, 1997. См. также: Chervel А. Histoire de l’enseignement. P. 136–138.


[Закрыть]. Моя цель – показать, каким образом новые идеи о воспитании дворянства были выражены в некоторых проектах, подчеркивавших, как никогда ранее, важность преподавания современных языков дворянам, а также рассмотреть, как эти идеи помогают объяснить некоторые специфические практики в изучении национальных языков. Во-первых, я сосредоточусь на двух проектах XVI–XVII веков, посвященных основанию образовательных учреждений для дворян; во-вторых, я проанализирую информацию о практике преподавания языков, представленную в источниках того времени (к сожалению, очень фрагментарных и разнородных). Я уделю особое внимание Франции, упомянув в то же время несколько источников, касающихся других европейских стран, поскольку они связаны с изучением французского языка нефранкофонами. Практики, рассматриваемые здесь, в большинстве своем были распространены и в других национальных контекстах.